Амброзия

Не о том же ли вопрошали души праведных в затворах своих, говоря: «доколе таким образом будем мы надеяться? И когда плод нашего возмездия?» На это отвечал мне Иеремиил Архангел: «когда исполнится число семян в вас, ибо Всевышний на весах взвесил век сей, и мерою измерил времена, и числом исчислил часы, и не подвинет и не ускорит до тех пор, доколе не исполнится определенная мера».

Третья книга Ездры 4:35—37

      Сильное жжение в горле подорвало меня с места и я вскочил от удушья. Кашель рвал лёгкие, рука невольно сжала грудь.

Я не мог вздохнуть.

      Спазм сковал мои бронхи, они словно слиплись в один большой ветвящийся комок и никак не пропускали мой вдох. Я сполз по краю на пол и попытался сделать хотя бы глоток воздуха, но воздуха вокруг будто бы не было; всё пространство — сплошной вакуум, непроглядная тьма, где я даже не видел своих ладоней. Попробовал закричать, но всё без толку. Перевернулся на спину, встал на лопатки, выгнулся. Боль копьём пронизывала мой позвоночник, а острый наконечник вонзился в темя. Я ударил себя в грудь кулаком, но и это не разбило удушливый узел внутри. Удар по щекам, но от холодного пота рука соскользнула и плашмя упала на пол бесчувственным ошмётком.       — Билл, всё в порядке?       Женский голос со стороны. Она положила мне на плечо теплую руку и как будто за шкирку вытащила в реальность. Дышать я мог нормально, никакого узла в горле не было, только сердце всё ещё бешено колотилось в груди.       Я присел на край кровати и отдышался. Провёл по мокрому лбу ладонью.       Живой. Пока что.       — Я пойду на кухню, покурю.       Ответил я и потёр её горячие пухлые ягодицы под простынёй. Она не сказала ничего, только легла обратно и отвернулась, после чего тихо засопела. В потёмках я даже не мог понять, где нахожусь. Моя ли эта квартира вообще? Лишь по общим очертаниям узнал свою спальню. Я не помнил, как сюда приехал, как здесь оказался, я не помнил, кто лежал рядом со мной в постели.       Кто это? Кэт? Да, скорее всего. Кого ещё я мог забрать вчера ночью и привезти к себе домой? Только её.       Хотелось выпить. Жажда мучала, желудок ныл, руки потряхивало, сердце так и не остановило бег. Хотелось выпить, и совсем не грязной вонючей водопроводной воды, а чего почище и покрепче.       Я брёл по холодному полу босыми ногами к кухне. Холодильник тепло гудел. Я потянул за ручку дверцы, она отлипла, стекляшки на дверце бряцнули, жёлтая лампочка светила прям в лицо. На дверце висела початая бутылка бурбона. Я схватил её и тут же откупорил пробку. Холодное стеклянное горлышко коснулось сухих губ, горькое спиртное налило рот, по горлу разлился холодящий, а затем жгучий смак. Я облегчённо выдохнул, сердце замедлилось, дышать стало легче.       В окне мерцали жёлто-красные огни ночного Асфоделя. За столом кто-то сидел. Фигура неподвижная, но громадная, с тяжёлым дыханием он глядел на меня — как я ставлю бутылку на стол и беру пачку сигарет. Я его не боялся, скорее даже ждал.       — Ты куришь? — спросил я и обошёл его широкую спину, подойдя поближе к окну.       — Курю. Если это «Слеза Серафима», конечно, — ответил он низким чистым голосом.       — Нет, такого дерьма у меня не найдётся.       Я опёрся на подоконник бедром, прислонился к холодному стеклу плечом. Барабан чиркнул, выбив искру, табак захрустел от глубокой затяжки и ярко загорелся, осветив его покрытое кровавыми язвами лицо. Я открыл форточку, городской шум забил густую тишину, прохладный воздух разнёсся вокруг, стало легче дышать.       — Здесь всегда так шумно? — спросил он.       — Ты привыкнешь.       — Я не собираюсь задерживаться надолго. Как только покончу со всеми делами, сразу вернусь обратно.       — Никуда ты не вернёшься, — дерзнул я и затянулся, — Иезекииль.       Ангел едва помещался в углу моей кухни. На его сложенных крыльях скатывались комки из кожи, крови и перьев. Грудь и руки были покрыты кровавыми волдырями. Гной сочился из ран. Он смердел смертью.       Иезикииль повернулся к окну, разглядывая город. Из кухни действительно открывался неплохой вид на западную часть Асфоделя, горящие многоэтажки спальных районов; длинные прямые дороги разрезали районы, как слоённый пирог. Один из рукавов Стикса глубокой бороздой ложился вдоль города.       — У нас с тобой осталось одно дело, Билл, — продолжил он, — Одно незаконченное дело.       — У нас с тобой никаких дел нет.       — Ошибаешься. Ты знаешь, о чём я. Кто-то должен сдохнуть. Останется только один. Или ты, или я.       — Зачем тянуть? Решим всё здесь и сейчас?       Я достал из кобуры хромированный Магнум и направил тяжелый длинный ствол ему в лицо, но он даже не отвернулся от вида из окна.       — Боюсь, подождать придётся. Я ещё не готов. Посмотри на меня. Мне нужно ещё пара жертв повинности, чтобы привести себя в порядок. Пара десятков. Тебе придётся немного подождать, пока я со всем разберусь.       Рука тряслась от тяжести пистолета. Капля пота стекла по виску и шее до плеча. Я прерывисто дышал, не убирая его лица с мушки.       — Я тебе сейчас мозги вышибу, — спокойно сказал я, а сам едва сдерживал дрожь в голосе.       — Не вышибешь. Не сможешь. Он даже не заряжен.       — Проверим? — сказал я и взвёл курок с громким металлическим щелчком.       — Не делай этого, будешь выглядеть глупо перед ней.       — Перед кем?       Ангел только ухмыльнулся и кивнул в сторону. Она. Молча стояла в паре шагов от меня.

      — Он прав, не стоит.

      — Он видит тебя?

      — Его здесь нет. Это всего лишь глупая шутка.

      Я отвернулся обратно. Нет, он был. Он был прямо передо мной. Длинный хромированный ствол Магнума смотрело прямо ему точно в лоб.       — Ну, попробуй, — спокойно ответил он и приблизился, приложив лоб прямо к дулу.

— Не нужно играть в его игры. Его это только забавляет.

      — Зачем же ты так? Дай ему почувствовать, что он способен это сделать — убить ангела.       Жуткая издевательская улыбка расплылась по его лицу, а через мгновение он и вовсе начал хохотать. Мерзкий смех заполнил мои уши, я сморщился от боли. Я нажал на спусковой крючок. Громкий выстрел едва перебил его нескончаемый хохот, яркая искра осветила кухню. Пуля пролетела сквозь его голову и застряла в стене. Дыра зияла в его голове, но улыбка и смех всё также были на месте. Я выстрелил ещё, чтобы он заткнулся, но он не переставал. И ещё раз, но, казалось, это забавляет его всё больше, ведь смех становился громче и безумнее с каждой новой попыткой. Стена за его спиной покрылась толстыми трещинами, ещё один выстрел и она точно развалится по кирпичикам. Ствол задымился от перегрева, а затем и вовсе загорелся ярким голубовато-желтым пламенем.       — Ну как? Полегчало? — спросил он, не убирая самодовольную улыбку. Ангел пальцем отодвинул дуло в сторону, взял сигарету из пачки и подкурил о горящий конец ствола.       — Что за херня?

— Я говорила, не нужно.

      — Она и правда предупреждала, — ответил он, сдерживая смех, и глубоко затянулся.       — Я выстрелил ему в голову трижды, — я повернулся к ней и вытянул горящий пистолет вперёд.

— Из чего?

      — Из Магнума!

— Откуда у тебя пистолет? Ты стоишь в одних майке и трусах посреди кухни.

      Я глянул на руку. Никакого пистолета не было. В потных трясущихся ладонях я зажал горящую зажигалку и уже истлевшую до фильтра сигарету. Тонкое высокое пламя било вверх.       — Тише, ещё разбудишь кого-нибудь.       — Кто ты такой? — сквозь зубы злобно прошипел я.       — Ты не узнал меня? — он повернулся к ней, — Он правда меня забыл.

— У него проблемы, ты же знаешь. Хватит, не морочь ему голову.

      — Как скажешь.       Его крылья почернели, кожа на глазах слезла, обнажив чёрное мясо, глаза превратились в два чёрно-фиолетовых шарика, а морда вытянулась в длинный вороний клюв. Он смахнул с головы и плеч остатки перьев и кожи и поправил края тёмно-фиолетового смокинга. Тот самый демон с вороней головой из моих снов. Из моего кошмара.       — Так лучше?       — Что тут происходит? — выронил я в её сторону.

      — Просто ломка.

      — Просто… ломка?       — Нужно подзаправиться, Билл, а то ты уже теряешь контроль.       Его инфернальный, глубокий голос бил по голове. Он мог и не делать вид, что разговаривает, а просто говорить уже внутри меня. Птичьи лапы вместо ладоней кончиками длинных когтей схватили тлеющую сигарету и он, с заинтересованным видом, покрутил её перед лицом.       — И, желательно, не этим, — сказал он и затянулся тошнотворным сигаретным дымом.

— Не слушай его.

      — Посмотри на себя, разве ты доберешься до него в таком состоянии? Запасы уже на исходе, а ты на пределе. Ещё немножко, Билли, дружище, и ты пустишь себе пулю в башку вместо того, чтобы прикурить. А это точно не входит в наши планы, верно я говорю? — обратился он уже к ней, но она демонстративно проигнорировала его, даже не обернувшись, на что Ворон только скривил пернатую морду.       — Где мне взять амброзии? — спросил я, тяжело дыша. Волна ломки, как по щелчку пальцев, накатила сверху. Я вспотел, а ладони сжались в трясущиеся кулаки.

— Она тебе не нужна.

      — Заткнись! — неожиданно вырвался злобный крик в её сторону, но она даже не моргнула, продолжая смотреть сквозь меня чёрными бездонными глазами.       — Билл? — со стороны спальни послышался взволнованный женский голос, а за ним шуршание и быстрые шаги в мою сторону.       — Кажется, ты кого-то разбудил. Ей не нужно видеть, что здесь происходит, — шептал мне на ухо Ворон, — Прогони её.       — Я сам решу, что мне делать!       — Билл? Ты с кем разговариваешь?       Голос был близко. Я видел силуэт, но не мог разглядеть её лица, оно было скрыто за тенью. Она боязно выглядывала в кухню из-за угла, в глазах блестели огоньки — отражение окна. Она искала меня взглядом и не могла найти ничего в темноте. Я стоял в углу, задержав дыхание.       — Билл? — снова робко окликнула она.       — Кэт? — неуверенно спросил я, будто услышал тонкий нахальный голосок.       — Что? Какая Кэт? — она зашла в кухню и медленно шла на меня, — Билл, что случилось? Ты в порядке? Я слышала голоса.       — Ты кто, блять, такая?       — Это я, Джаннет. Ты что, не узнаешь меня?       Она вышла на свет и я смог разглядеть её. Пухлое веснушчатое лицо Джаннет. Она стояла передо мной абсолютно голой, только длинные волнистые волосы прикрывали пышную обвисшую грудь. Я смотрел на неё и не мог понять, что она здесь делает, как она здесь оказалась.       — Что ты здесь делаешь?       — Ты чего…       — Что ты делаешь в моей квартире?! — я повысил на неё голос, от чего Джаннет боязно попятилась назад.       — Отлично, наорать на неё было просто гениально, Билл, — начал комментировать Ворон, развалившись на табурете в углу с сигаретой в клюве.       — Ты же сам меня привёз. Ночью, приехал и позвал к себе. Мы приехали сюда, и… ты что, не помнишь? — голос Джаннет задрожал.

— Нет, он не помнит.

      — Чёрт, он правда всё забыл.       — Заткнитесь! Заткнулись оба! — бросил я в сторону угла, где сидел Ворон, но он только тихо захохотал, наблюдая пустой взгляд Джаннет, направленный на него. Она ничего не видела.       — С кем ты говоришь? Что с тобой?       — Пошла нахер… — прошептал я, теряя контроль.       — Что?..       — Пошла нахер из моего дома!       Джаннет испуганно отпрыгнула и рванула прочь из кухни. В спальне включился свет, она спешно начала одеваться. Её обиженное пыхтение было слышно даже здесь и уже через минуту она стояла передо мной, пыталась что-то мне сказать, пока натягивала свою уродливую рубашку.       — Ты мне всегда нравился, Билл, я даже не знала, что ты такой урод! — крикнула она, — Я думала, у нас всё серьезно, что после Джонни я смогу наконец-то быть счастлива, а ты просто воспользовался мной! Что с тобой происходит? Что я тебе сделала? Мне казалось, тебе всё понравилось сегодня!       — Ты можешь уже наконец свалить отсюда?       — Выгоняешь меня? После всего, что между нами было?       — Вали уже отсюда, Джаннет, мне от тебя тошно. И чтобы я тебя никогда больше не видел!       Ворон усмехнулся, от чего и у меня невольно появилась на лице ухмылка.       — Ты издеваешься надо мной?       — Выметайся. Живо.       Джаннет проглотила последние слова и только с немым удивлением в последний раз глянула на меня. Её изумрудные глаза залились слезами, а нижняя губа бешено задрожала от обиды.       — Жёстко ты с ней, — заметил Ворон, наблюдая за тем, как женщина спешно выходит за дверь.       Дурацкое чувство дежавю снова мелькало в голове. Я начал забывать уже то, что было всего несколько часов назад? Если да, то со мной что-то не так. Так быть не должно.       — Что вчера было? — спросил я у неё, будто был уверен, что она как раз таки помнит всё и знает всё. Она мирно сидела на краю стола, положив фарфоровые ладони на коленки. Её голова медленно повернулась в мою сторону:

— Ты привёз её сюда, а потом вы занимались…

      — Я знаю, что было потом, я спрашиваю, как я оказался у неё дома.

— Ты сам туда приехал.

      — Нет, это ты мне сказала ехать к ней. Ты. Зачем? — моё тело вновь сковало напряжение.

      — Это сделал ты, я здесь ни при чём.

      — Чайку бы хлебнуть. Билл, поставь чайник, — влез Ворон.       — Заткни хлебало.       — Иначе что? Застрелишь меня зажигалкой? Поставь кипяточек говорю, в горле пересохло от этих сигарет. Как будто газету с соломой покурил.       — Иди нахер.       — Нет, ну ты слышала?

— Слышала.

      — Да заткнитесь. Господи…       Я стёр выступивший на лбу пот и надавил на глаза. Челюсть снова с силой сжалась, а желудок стянулся в комок, от чего я не мог нормально вздохнуть. Я опять не мог дышать.       — Что со мной? — выдавил я из горла, слова хотел вырвать, но вместо рвоты к горлу подступали остатки воздуха. Шею сдавило спазмом, лёгкие слиплись.

— Просто ломка.

      Вновь всё также спокойно ответила она.       — Да расслабься ты, что ты такой напряжённый. Смотри, аж покраснел.       Зубы сжались, начали шататься, казалось, что они сейчас треснут и высыпятся изо рта. Губы покрылись глубокими трещинами, из них на язык просочилась кровь. Я рухнул на колени, схватившись за живот, который вдавливался внутрь меня.       — Помоги мне… — сипло прохрипел я. Натянул кожу живота на пальцы, оттянул от тела, пытаясь разжать клубок, который ноющей бесконечной болью давил изнутри. Моё тело скрючилось, спина сгибалась в кольцо, позвонки хрустели и выворачивались. Хотелось кричать, но всё, на что я был способен, это тихий стон. Стон от боли и изнеможения.       — Почему он всегда так драматизирует? — сказал Ворон, размешивая сахар в чашке чая, громко ударяя ложечкой по стенкам.

— Билл, если ты хочешь, чтобы тебе стало лучше, ты должен перестать употреблять это. Оно тебя убьёт.

      — Помоги мне… — вновь прохрипел я, уже не в силах поднять голову.       — Да ладно тебе, помоги ему уже.       Взгляд полный презрения плавно сменился на жалость. Она устало выдохнула и отвела чёрные глаза в сторону, не в силах больше смотреть на меня, корчащегося от боли на полу.

      — Ладно.

      Тело начало расслабляться, воздух снова наполнил грудь, лёгкие расправились, челюсти разжались, узел в животе плавно расправился. Я с облегчением выдохнул, но встать сразу всё ещё было трудно.       — Спасибо, — прохрипел я, утирая слюни с губ и щеки. Она не ответила, только обиженно отвернулась.       — Не злись на него, он делает всё, что может, — поддержал Ворон и сделал пару глотков горячего сладкого чая.

      — Он делает недостаточно.

      Пол подо мной затрясся от приближающихся тяжелых шагов. Почти сразу в дверь постучали. Это был сильный стук большим кулаком. Это была не Джаннет. Я обернулся на дверь, а затем снова на них. Ворон пожал плечами, а она кивнула.

— Открой.

      Ворон сразу же тихо посмеялся, глядя на меня. Он знал, что я её послушаюсь.       Постучали снова, на этот раз три раза и намного сильнее.       — Сидите тихо. — рявкнул я полушепотом и подошёл к двери.       Два поворота замка, ручка нажалась сама и дверь с той стороны толкнули мне навстречу. Я отскочил в сторону. Большое круглое лицо, впавшие усталые глаза, лысина прикрыта чёрной кожаной кепкой, а под густыми усами-щёткой торчала папироса. Он жевал её, даже не курил. Передо мной стоял Жан Томпсон.       — Жан?       Жан сохранил серьёзное молчание, лишь внимательно глянул мне в лицо. Его глаза быстро сделали круг по комнате за мной.       — Ты один? — сухо спросил он и я невольно повернулся в сторону, в кухню, где сидели мои «гости». Жан глянул вслед за мной и, никого не увидев, кивнул и продолжил, — Надо поговорить.       — О чём? Что-то случилось?       — Не здесь. В машине. Только… — он оглядел мой внешний вид, и едва заметно покривил щекой, — Приведи себя в порядок.       Он вышел и быстрым шагом спустился по лестнице вниз. Я снова оглянулся на кухню: в окне уже светлело, утро подкралось незаметно, на столе стояла кружка горячего чая, в пепельнице тлела сигарета, а от моих неожиданных гостей не было и следа.       Жан стоял у таксофона. Облокотившись об него плечом, он читал какой-то бульварный роман: помятая мягкая обложка с женщиной на картинке и тонкие желтые дешевые страницы. Он перелистывал их быстро, читая по диагонали, периодически отвлекаясь, чтобы сбить с сигареты посеревший пепел. Как только я подошёл поближе, он поднял на меня бульдожьи глаза, на его лице не было эмоций, только тлеющая сигарета «Красного дьявола» под черными усами-щеткой мигала от частых затяжек. Чёрная прокуренная жилетка поверх серой рубашки стандартной формы, коричневая кожаная портупея с кобурой подмышкой, черные мешковатые брюки и матовые туфли с прямом носком. Жан перевалился с ноги на ногу и запихнул книжонку под руку.       — Выглядишь дерьмово, — медленно сказал он, осмотрев моё помятое лицо.       — Ты проехал половину Асфоделя, чтобы сделать мне комплимент с утра?       Жан шутки не оценил, его лицо не изменилось ничуть, только густые брови припустились на пару миллиметров ниже. Он сделал последнюю тяжку, смотря на меня, выдохнул дым в сторону, туда же бросил окурок и открыл дверь автомобиля.       — Садись. Сегодня я поведу. А то ты уже с утра еле на ногах стоишь.       Я не стал спорить с его предложением. Я уже неделю водил сам, но, честно говоря, быть пассажиром мне всегда нравилось больше. Единственное, чего я не мог понять — зачем он приехал. Я хлопнул дверью и пристегнулся, Жан завёл движок, дёрнул коробку передач, но трогаться не торопился.       — Выкладывай, Жан, что случилось? — нетерпеливо спросил я.       — Билл, задам тебе пару вопросов, постарайся ответить так, чтобы я поверил.       Его тон стал ниже и тише. Плохой знак. Я ждал вопроса, сам лишний раз пощупал рукоять пистолета под плащом. Он этого не заметил.       — Ты виделся с Левитт вчера вечером? — продолжил он спустя несколько секунд молчания.       — К чему такой вопрос?       — Билл, вопросы здесь я задаю. Ты видел Алису вчера вечером? Да или нет?       — Да. Видел. Она сидела в участке и бухала в одиночку. Потому что никто не пришёл.       — Ладно. Второй вопрос: Ты довозил её до дома?       — Что происходит, Жан? — нервозно переспросил я, а Жан напрягся ещё сильнее.       — Билл, — окликнул он меня, пялясь в мою сторону с каменным лицом, от чего мне стало не по себе, — Да или нет?       — Да.       — И что было дальше, после того, как вы приехали к её дому?       — На этот вопрос, Жан, я не смогу ответить да или нет.       — Макалистер, — злобно прорычал он, сквозь зубы, — Сейчас я в шаге от того, чтобы прострелить тебе башку, я советую не испытывать моё терпение. Что было потом?       — Ничего.       — Уверен?       — Да. Уверен. Она вышла и пошла домой.       Стальной взгляд прожигал меня насквозь. Он пытался прочитать по моей нервозности лгу я или нет, но, увидев моё спокойствие, Жан одобрительно медленно кивнул головой и отвернулся к дороге.       — Хорошо. Поехали.        Жан тронулся, даже не дав мне ничего сказать. Автомобиль дёрнулся по скользкому от вчерашнего дождя асфальту. Жан странно водил машину, практически прижавшись грудью к рулю, он крутил его на полностью согнутых локтях, щурясь глядел вперёд, на дорогу.       — Объяснишь, что это было? — спросил я, как только мы вывернули на главную дорогу. Жан не торопился мне отвечать, мне показалось, что он вообще пропустил мой вопрос мимо ушей, но он подбирал слова.       — Левитт мертва. — ответил он со всей строгостью. Меня прошибло, но даже его голос не изменился, не то, что его лицо. Жан даже бровью не повёл, не изменился в лице ни на каплю.       — Как? — всё что я смог выдавить из себя.       — А вот так, — невозмутимо продолжал он, — Сегодня утром я заехал за ней как обычно. Знаю, что она может долго собираться, но сегодня она задерживалась сильнее обычного. Намного сильнее. Я поднялся к ней, дверь была открыта, а в спальне я и нашёл её тело. Она была раздета. Полностью, до гола. А в руках был револьвер. Она пустила себе пулю в висок. Ты точно ничего об этом не знаешь?       — Нет, я… Чёрт.       Я потёр лоб и медленно, царапая скальп, провёл пальцами по волосам. Моё лицо скривилось от непонятного дискомфорта. Она застрелилась. Из-за меня застрелилась. Идиотка.       — Что ты ей сказал? — будто прочитав по моему лицу, Жан понял, что я к этому всё же причастен.       — Слегка перегнул палку с темой самоубийц.       Жан снова глянул на меня из-под густых бровей.       — Ты не знал? — серьёзно спросил он.       — Что именно?       — Что у Левитт проблемы с этим?       — Да откуда мне было знать, Жан, она всё время мне только улыбалась да глазки строила.       — И она звала тебя к себе, так? Просила помочь?       — А я не пошёл.       — Какой же ты придурок, — с издевательской ухмылкой выкинул он и замолк, продолжая рулить.       Мне было тошно, было стыдно. Я не мог до конца осознать, что именно натворил. Алисы больше нет. Она пустила себе пулю в висок, только потому что я сказал ей это сделать. Попробовать ещё раз. Дура. Что же она наделала? А Жан? Сразу же прилетел ко мне, был готов пристрелить меня из-за неё, но не сделал этого, хотя я на его месте убийц Джонни расстрелял той же ночью. Жана это словно не цепляло, его интересовало только сама ли она это сделала или ей помогли. Он был также спокоен, как и всегда. Чувствовал ли он что-то, или у него уже не было никаких чувств? Я чувствовал себя дерьмово, виновато, и перед ней, и перед ним.       — Мне жаль, — кинул я в сторону.       Жан непонимающе скривился, кинув на меня украдкой косой взгляд.       — Чего тебе жаль, Макалистер?       — У тебя напарник умер. Из-за меня. Вот чего.       — У тебя тоже. И что? Плакать за каждый труп в этой дыре? — он обернулся: на горизонте уже виднелись грязные фавелы Болот. Его взгляд медленно прошёлся по проклятому виду, — Это Дит, тут никого не жаль. Нечего и некого жалеть. Каждый, кто здесь оказался — оказался вполне заслуженно. А Левитт… Она дура, Билл, и сама виновата, а не ты. Слушай, от неё толку никакого не было. Единственное, Билл, за что тебе действительно должно быть жаль, это за моё потраченное сегодня утром время, а шефу головняка за лейтенанта прилетит.       — Тебе плевать на неё?       — Не больше и не меньше, чем на любого другого здесь. Слёз лить не буду, как видишь, работать надо. Левитт — это уже прошлое. Ад будет стоять и без неё.       — Очень… равнодушно, что-ли.       — Здесь только так. Поверь мне, она не стоит того, чтобы ты сейчас чувствовал какую-то там жалость.       — Как скажешь, — я выдохнул и отвернулся к окну.       В его словах что-то было. Логичное. Хоть мне это и не нравилось, но винить Жана за такой подход я не мог.       — А Вальт знает? — спросил я.       — Конечно. Позвонил ему сразу же, как только вскрылись очередные кадровые потери. Он же должен знать, как комплектовать отряды. И, как ты понимаешь, заехал я за тобой не только поговорить.       — Только не говори мне, что теперь мы снова работаем вместе.       — Поверь, Макалистер, эта перспектива мне самому совсем не улыбается.

⛧⛧⛧

      В участке всё было так же, как и раньше. Он продолжал работать, как ни в чём не бывало. Этот мир не заметил потери уже второго бойца. А может, Жан прав? Чего слёзы лить по тем, кто уже оказался здесь? Кто сам виноват в своих страданиях и проблемах. Возможно, я стал слишком сентиментальным, следовало бы рассуждать как Жан. Плевать на всех, работать нужно, а не сопли размазывать. Алисы больше нет, и сказать ей «извини» я больше не смогу. Но смогу ли я простить себя? Да, пожалуй, рано или поздно всё это просто забудется.       Знаменитая пара самых старых в мире димов снова работает вместе. Старичьё опять выходит на грязные улицы Стигийского болота, чтобы отстреливать мудачьё, что решило шастать без продлённого срока. Но ни я, ни тем более Жан, от этого не в восторге. Нас в своё время развели по разным концам не просто так. Старые раны ещё не затянулись, старые обиды всё ещё дают о себе знать. Я-то всё уже давно забыл, но Жан помнил, точно помнил. Скорее всего, у него припрятано несколько историй, в которых я веду себя как полный придурок.       Когда мы поднялись в отдел, наши уже стояли на утренней планёрке. Все обернулись на нас, затаив дыхание. Я нашёл среди толпы глаза Рона Ченски, которые он быстро и трусливо спрятал, забежав за широкую спину Глена. Вальт, с очками на носу, стоял посредине, вычитывая новую порцию поручений на каждого. Увидев нас, он молча кивнул в сторону. Жан, как ни в чём не бывало, подошёл почти в плотную к шефу, я же наоборот постарался найти самый дальний и укромный угол, откуда было бы хорошо слышно и в меру хорошо видно рогатую голову начальника участка. Вальт после недолгой паузы продолжил:       — На этой неделе изменений больших ожидать не приходится. Выполним план — будет премия, не выполним — будут пиздюли. Что хотите больше — выбирайте сами. А теперь…       Вальт опустил глаза и, прищурившись, стал медленно читать фамилии присутствующих димов, после чего огласил список задач на предстоящую неделю. По большей части это были проверки сроков, сверка базы данных, посещения по месту прописки, разборка по мелким правонарушениям и жалобам. Сплошной головняк, который только и можно скинуть на димов, не затрагивая штатных демонов. Штатникам, как обычно, достаются сливки, жирное премирование и лишних две недели отпусков за то, что по факту делаем мы. Но нам грех жаловаться, ведь если бы не димская программа, работал бы я на какой-нибудь фабрике в лучшем случае, а в худшем уже бы гнил где-нибудь в низине Стигийских болот.       Мелкую труху раскидали по младшим, и вот наконец пошли знакомые имена из нашего, как бы сказал Джонни, элитного офиса. Там были только просроки. Вальт, как обычно, отбирал самых вкусных просрочников в этой клоаке, чтобы раскидать на нас. Я услышал свою фамилию, но даже не поймал красных глаз шефа, к нему сразу же подлетел Жан, активно обсуждая каждого просрока. Увидев три дела в руках Томпсона, я отлип от угла и подошёл поближе. Это больше, чем должно быть. Примерно в три раза.       — … ну и этого ты знаешь. Старый знакомый, — тихо сказал Вальт, отдавая прямо в руки Жана последнюю папку.       — Он точно будет там? — спросил Жан, наспех пролистывая папочку.       — Точно. Без вариантов. Я пробил его по… особым каналам. Только помни, с этим нужно быть поделикатнее, чтоб без проблем, лады? — увидев меня, шеф обернулся и молча пару секунд глядел мне в помятое и нетрезвое лицо, — Проблем же не будет, Билл?       — Смотря с кем.       — Неправильный ответ, — он снова обернулся к Жану, — В общем, сделай всё как обычно, договорились?       — Проблем не будет, босс. Я прослежу.       — Рад это слышать, — он кивнул Жану, сунул подмышку папки, и перед уходом глянул ещё раз на меня, — Работай, Макалистер.       Только его задница скрылась за дверьми, я, не стесняясь, кинул ему в след.       — Вот же гандон.       — Собирайся, нам пора выезжать, — строго сказал мне Жан, направляясь к своему столу.       — Выезжать? Ты время видел? Мы выезжаем после обеда.       — Нет, Билл, мы выезжаем сейчас. Видишь? — он показал мне три дела на руках, — Нам нужно успеть до конца дня, потому что вечером у меня игра «Игнис» против «Инфернал Лейк», так что пошевеливайся.       — Кто тебя вообще за главного поставил?       — Можешь рискнуть дать мне шанс уехать без тебя и указать в рапорте, что ты не явился на устранение просрока. С тебя три шкуры снимут, а я только выиграю.       — Это угроза?       — Воспринимай как хочешь, мне плевать, но я рекомендую впредь не разговаривать со мной в подобном тоне. У меня есть достаточно причин вставить тебе палки в колёса, лучше не давай мне этой возможности, Макалистер, лучше просто заткнись и делай, что я говорю. Так что повторю ещё раз: у тебя минут десять прежде чем я свалю на задание, — с полной серьёзностью пробурчал он, — Десять минут.       Жан развернулся и быстрым шагом, толкнув дверь кулаком, вышел из отдела, бодро побежал по лестнице вниз. Я осмотрелся и ещё раз обдумал, нужно ли мне вообще идти за этим сукиным сыном.       Шум в офисе только усиливался от приближающегося обеденного перерыва. Парочка коллег прошли мимо меня, приветственно кивнув, и отправились прямиком в сторону буфета. А вот мой аппетит как рукой сняло, особенно после угрозы Жана, которая скорее ощущалась, как наглая пощёчина. Скривившись, выругавшись себе под нос, я вышел прочь. На парковке меня уже ждал Жан, который неторопливо покуривал толстую, плотно набитую папиросу, оперевшись широким задом о багажник коричневого Понтиака.       — Едем? — устало спросил я.       Жан повернул на меня измученный взгляд, и, недолго думая, молча кивнул в сторону машины, после чего снова отвернулся и, растягивая момент, выдохнул серый табачный дым.       День едва тянулся к полудню, а мы уже были на выезде. Когда такое было в последний раз? Может тогда, когда я работал с этой бурчащей щёткой в прокуренном жилете. Жан крутил баранку, всё также плотно прижимаясь к рулю всей грудью. Выглядело это так же странно, как и комично: здоровый усатый толстяк с пушкой за поясом, скрючившись в три погибели, словно боялся даже взгляда от дороги оторвать. Но смотреть на это было не весело, от чего я снова глянул на папки, лежавшие сверху приборной панели и недовольно сморщился.       — Ты знал, что у нас норма по просрокам — пятнадцать на пару в месяц? — неиронично спросил я.       — И?       — А то, что мы за день сделаем пятую часть. Не слишком дохрена?       — А ты знаешь, что за каждого сверху доплачивают премию в двести оболов?       — Рвать жопу ради двух сотен? Не знаю, Жан, как по мне, расценки дерьмо, а этот головняк того не стоит. Вальт на тебя вешает работу штата, доплачивая какие-то копейки, которые разве что бензин покроют, да патроны. И то не факт. Куда мы вообще едем?       — На Верхние топи, — со всей той же каменной серьезностью ответил он и даже бровью не повёл.       — Ёбанный гадюшник. Как и всё в этой помойке.       Я тяжело выдохнул и достал пачку сигарет из кармана, но не успел я даже открыть коробок, как Жан меня остановил:       — В машине не курить.       — Ты ж сам дымишь как паровоз! — не выдержал я.       — Во-первых, я курил на парковке, а не в салоне; во-вторых, это моя машина, будем кататься в твоей — хоть сри под себя; в-третьих, это твоё дерьмо, «Пепелище», воняет так, что хоть чехлы выбрасывай после одной. Так что повторю ещё раз для особо тупых: в машине не курить.       Я закатил глаза, скривился, хотелось ему назло закурить прямо сейчас, но сдержался. Сжал пачку в руке, побил по коленке и спрятал обратно в карман, отвернувшись в окно.       Мы поднялись вверх вдоль Стикса и вывернули к трясине. Открылся чудесный вид на поросший густым камышом буерак. Вдоль этих низин друг над другом стояли несколько прогнивших бараков, чаще всего выраставших вокруг ствола дерева или остатков предыдущих построек. Это было похоже на гнёзда, ульи или муравейники, только копошились в них не насекомые, а люди. Стены этих построек уже давно отсырели настолько, что покрылись мхом, какая-то тина свисала с оцинкованных крыш, деревянные заборы, двери, оконные рамы прогнили до состояния трухи. Запах здесь стоял непередаваемый, даже дерьмо пахло приятнее. Сырость, гниль и давящая жара. Чёрные облака гнуса периодически пролетали над нами.       Колёса Понтиака уже начали пробуксовывать в грязи, дорога покрылась глубокими бороздами, а в какой-то момент она и вовсе скрылась под одной огромной лужей плавно перетекающей в болото. Жан остановился и огляделся.       — Приехали, — сказал он и поторопился выйти наружу.       Я вылез вслед за ним и сразу же достал сигареты, быстро прикурил и затянулся. Сейчас он точно ничего не скажет, но, кажется, он и не собирался. Он что-то высматривал, то ли искал нужное гнездо, то ли нужное лицо. Я не отрывал от него взгляд, будто пытался по его поведению понять, что он хочет. Над головой сразу образовался рой мошкары и комаров, мерзкий писк вокруг. Один кровосос даже рискнул сесть мне на шею, но тут же получил смачную оплеуху ладонью. Надо бы заканчивать поскорее, пока меня не сожрали совсем.       — Сиди здесь, я сам, — пробурчал Жан и сделал шаг вперёд, но я сразу же его остановил.       — Что значит сам? Нет, так не пойдёт, Жан. Я иду с тобой.       — Что я говорил насчёт заткнуться и делать, как я скажу?       — Не помню, с памятью проблема.       Он устало вздохнул и решил сменить риторику. Нахальный тон сменился спокойным и рассудительным, пусть и немного грубоватым.       — Я работаю один, ясно? Мне не нужны напарники, я сам отлично справлюсь, а ты будешь только мешать.       — Очень жаль, потому что я работаю только в паре.       — Не сегодня. Сегодня ты заткнёшься, сядешь обратно в машину и будешь ждать пока я закончу. Это мои просроки.       — Хрен там плавал, Жан!       Я не хотел отступать, принципиально не хотел. Жана это раздражало, он, стиснув челюсть, ещё раз огляделся по сторонам и подошёл ко мне в упор — настолько близко, что наши лбы чуть было не столкнулись. Я чувствовал его тяжелое прокуренное дыхание на лице, а он, глядя мне глубоко в глаза, тихо сказал:       — Только двинься и получишь ещё одну пулю от меня. Понял? Я не шучу.       Не отрывая от него взгляда, я молча затянулся. Хруст сгорающего табака нарушал напряжённую тишину. Я с трудом сдержался, чтобы не выдохнуть ему в лицо, в последний момент отвернулся и отошёл в сторону. Жан расценил это как согласие и быстрым шагом пошёл в сторону барака-муравейника на другой стороне дороги.       Нет уж, хер ему, а не моё молчаливое согласие.       Я кинул окурок в лужу и пошёл вслед за ним, громко шлёпая по влажной грязи. Он меня не видел, только продолжал куда-то целенаправленно идти, иногда оглядываясь по сторонам, выбирая нужный поворот. В этом «муравейнике» всё было в точности, как в настоящем: длинные тонкие тоннели с низкими потолками, частые развилки, коридоры то уходили вверх непонятной лестницей, то проваливались вниз натуральной ямой, а иногда и вовсе были слепыми. К счастью, законы здесь соблюдались и у каждой двери был номер. Неважно, где ты живёшь, хоть в коробке — на двери должен быть номер.       Я старался идти аккуратно за ним, но Жан даже и не пытался оборачиваться, а как только он дошёл до нужной двери, сразу же нажал на ручку и завалился внутрь, захлопнув за собой дверь. Резкий он. Я всё же, на всякий случай, достал пистолет и оттянул затвор. Прислушался. Какая-то негромкая возня, его монотонный низкий голос, но тон повышался с каждой секундой, пока и вовсе не перешёл на крик одного из находившихся внутри. Грохот, звон битого стекла и ещё крик. Я тут же зашёл, подняв пистолет. Худой парень с глубокими сифилисными язвами на лице, в одной грязной футболке и трусах, стоял напротив Жана, боязно скрючившись, выставил руки вперёд. В другом конце, в кресле, накрытая пледом сидела женщина с седыми кучерявыми волосами и молча, равнодушно, наблюдала за сценой. Услышав, что кто-то вошёл, Жан оглянулся и, увидев меня, только закатил глаза, но ничего не сказал, а только отвернулся обратно к парню.       — Ты просрочился, — продолжил он на том же месте, что остановился, — А законы для всех одинаковые. А я — представитель этого самого закона. Так что властью данной мне, я должен тебя устранить.       — Нет-нет, блять! Постой! — заорал он, но Жан не хотел даже слушать: он поднял пистолет и выстрелил ему в живот, — А-а-а! Сука! Сука!!! Блять! А-а-а!       Женщина в дальнем конце комнаты даже не шелохнулась. Она смотрела на корчащегося от боли парня, периодически поднимая глаза на Жана и меня. Его агония закончится не скоро — он просто прострелил ему брюхо, парниша будет истекать кровью ещё около часа, пока не умрёт от шока или, банально, от кровопотери. Но вместо того, чтобы добить его, Жан сунул пистолет в кобуру, отвернулся и попытался пройти за меня к двери.       — Надо его добить, — остановил я его рукой в плечо.       — Нет, не надо.       — Он мучается.       — А ты что, сестра милосердия?       — Так не делают, Жан.       — Я делаю. Ублюдок всё равно сдохнет, пулю лишнюю на него тратить даже не буду. Адское железо сейчас стоит дороже одного такого выродка.       — Значит, я это сделаю.       Я только хотел поднять пистолет, как сильная рука Жана схватила ствол и потянула вниз.       — Нет, я сказал, что он будет мучаться, пока не сдохнет.       Парень перестал надрывать горло, его крики стали стихать и превратились в всё ещё громкий и протяжный скулёж. Он свернулся на полу, со всей силы закрывая зияющую кровавую рану на животе. Женщина всё также молчала, она смотрела на меня и Жана, строгое пожилое морщинистое лицо пялилось бледно-желтыми глазами.       Жан не отпускал хватки, мешая мне завершить начатое. Он, стиснув зубы, сжимал ствол, что было мочи. Я толкнул его плечом в подбородок, от чего он на секунду, ошарашенно, откинулся назад. Этого хватило, чтобы я вырвался из его цепкого захвата, навскидку прицелился и почти в упор добил парня выстрелом в грудь. Пуля прошила его насквозь, он тут же размяк, расслабился и резко замолчал. Но не успел я даже рассмотреть его, как меня уже схватили за грудь, с силой прижали к стене.       — Ты что творишь, Макалистер?! — сквозь зубы злобно процедил Жан.       — Доделываю твою работу.       — Мою работу? Доделываешь? Сукин ты сын. А в чём твоя работа?       — Убивать просроков.       — Нет, Билл, вот тут ты не прав. Твоя работа, сука, это не просроков убивать, — шипел он мне в лицо из-под усов, — Нет, твоя работа — делать их жизнь здесь адской. Твоя работа — это напоминать этим тварям, куда они попали, делать это место Адом, коим оно и является. Твоя работа — это держать жалкие души в страхе, что за ними придут, и не смерть должна быть главным их кошмаром, а грёбанный дим. Ты должен не лишать их мучений, а приумножать их. Вот, что ты должен делать. А ты включил милосердие? Сука. За кого ты себя принимаешь? Да ты знаешь, кто этот ублюдок такой?       — Мне плевать, они для меня все одинаковые.       — Очень зря, что плевать. Прежде чем пулю всадить, узнай, за что гнида в Ад попал, за что он должен мучаться. Конкретно этот — мать свою насиловал. И при жизни и после смерти продолжил, — я глазами глянул на женщину, что сидела в углу и всё понял, а Жан ещё раз подтвердил, — Да, её. И что скажешь, заслужил он быстрой кончины? Заслужил твоего грёбаного сучьего милосердия?       — Не тебе решать, как кому умирать.       — Нет, мне. Именно мне дано такое право. А ты ему подарок решил сделать? И кому сейчас от этого лучше? Он заслуживал сдохнуть мучаясь, а ты всё испортил!       Жан бросил меня и глубоко вздохнул несколько раз, пытаясь успокоиться, после чего резко выдохнул и бросил взгляд на труп.       — Убери здесь. Сделай хоть что-то полезное, — строго сказал он и вышел прочь из квартиры.       Я остался наедине с женщиной. Её странный пристальный взгляд продолжал сверлить меня, но лицо оставалось безэмоциональным. Она молчала, не проронив ни звука, пока всё происходило у неё на глазах. Тело её сына истекало кровью прямо перед её ногами, пока дим доставал свёрток со спиртом и свечой. Я раскрыл свёрток, зубами откупорил склянку со спиртом, открыл молитвенник на нужной странице и зажёг красную свечу.

Pater noster, qui es in caelis:

Sanctificetur nomen tuum;

Adveniat regnum tuum;

Fiat voluntas tua, sicut in caelo, et in terra.

Panem nostrum quotidianum da nobis hodie;

Et dimitte nobis debita nostra,

Sicut et nos dimittimus

Debitoribus nostris;

Et ne nos inducas in tentationem;

Sed libera nos a malo. Amen.

      Чёрно-красное пламя вспыхнуло, быстро сжирая тело убитого. Но несмотря на то, что я сделал, мне было не по себе. Не по себе потому что Жан был прав и я поторопился с ненужным милосердием, вновь гонясь за глупым чувством справедливости. А взгляд женщины тем временем переместился на пламя, она наблюдала, как его тело превращалось в горстку серого пепла. Больше она его никогда не увидит. Никогда.       — Вы в порядке? — спросил из жалости, но её лицо недовольно скривилось, бледно-желтые глаза медленно поднялись на меня. Она поджала тонкие сухие губы, насупила брови и хриплым голосом бросила:       — Ты только что убил моё дитя, и спрашиваешь, в порядке ли я, ублюдок?       Я не знал, что ответить старухе. Хотел что-то резкое, но я только кивнул ей и вышел прочь. Ей плевать, что я избавил его от мучений, ей плевать, что даже не я выстрелил первым, ей плевать, что её сына-насильника больше нет, её интересует только то, что я дим, и ненавидит она меня именно за это. Они все меня за это ненавидят. И каким бы праведником я ни был, это клеймо всегда будет гореть у меня на лбу.       Жан стоял около машины, спокойно курил. Завидев краем глаза моё приближение, он поморщился, сделал несколько тяжек и, бросив недокуренную сигарету, быстро сел в машину.       — Поехали, — спокойно сказал он.       — Слушай, по поводу этой ситуации, я…       Я хотел было уже признать свою оплошность и извиниться перед напарником, но Жан даже глазом не повёл и перебил меня.       — Всё сжёг?       — Да.       — На следующего пойдём вместе, — неожиданно сказал он.       — Хочешь сказать, решил работать со мной в паре? После этого? — недоумевал я.       — Да.       — Звучит как признание, Жан.       — Не наглей, Макалистер, — раздражённо протянул он и отвернулся к дороге.       Машина издала нездоровый скрип, когда Жан выжал сцепление и дёрнул коробку передач, после чего она, не торопясь, поехала по сырой грязи здешней дороги.

⛧⛧⛧

      Порой его громкое дыхание заглушало даже дребезжание мотора. Жан, уткнувшись точно вперёд, старался не делать лишних движений, двигал только правой рукой, чтобы переключить передачу. Сломанная дверная ручка сильно вибрировала от шероховатой дороги и начала действовать мне на нервы. У Жана першило в горле от сотни тысяч выкуренных самокруток, от чего он каждую минуту покашливал. Вся эта какофония не давала расслабиться, а никотиновая ломка добавляла нервозности. За почти час езды он не сказал ни слова, но и радио включить мне не дал.       От нечего делать я взялся за папки и открыл дело следующего просрока. Ничем не примечательный нарколыга с кучей приводов в досье, отметки за просрочку, проживание не по прописке, игнорирование повесток. Типичная ситуация для района Стигийское болото.       — Там, куда мы едем, мне понадобится прикрытие, — сказал он, увидев, как я листаю личное дело просрока.       — А как же «я работаю один»? Тебе неожиданно понадобился напарник?       В ответ на моё замечание он нервно выдохнул и ещё крепче сжал в сухих ладонях скрипучий руль в кожаной обивке.       — Нужно признать, что я был не прав кое в чём, — недовольно начал он.       — И в чём же?       — Ты не такой тупой, как Левитт. Ты много чего умеешь и на тебя можно положиться.       — Звучит как комплимент.       — Только не принимай мою доброту за слабость, Билл.       — Доброта и ты, Жан — вещи несовместимые.       — Алиса была тупее пробки. Я не хотел идти с ней не потому что она не умеет что-то делать, а боялся, что она в случае какой-то ситуации скорее мне в спину выстрелит, чем попадёт в просрока в упор. К счастью, она успела выстрелить только себе в голову.       — Хочешь сказать, что она не убила ни одного из «клиентов»? — я недоумевающе глянул на него, а он устало усмехнулся из-под густых усов.       — Единственная пуля, выпущенная ей, оказалась у неё в виске. Я не доверял ей, только не свою жизнь, а она и не против была сидеть тихо и просто кататься со мной для вида. Её пиздёж разве что разряжал обстановку. Это был её единственный плюс: голос у неё и прям был приятен слуху. Не то что твой, Макалистер.       — Меня сложно назвать милашкой, тут не поспоришь.       — И да, ты не такой, как она. И не такой, как другие придурки, что сидят даже на лейтенантских должностях. Я тебя знаю. Ты со стержнем, с характером, стрелять умеешь, знаешь, что делать и как. Я был не прав, что начал прогибать тебя. С тобой нужно иначе. Нужно искать компромисс.       — Думаешь задобрить меня тем, что возьмёшь пострелять в парочку нариков?       — Притончик там, скажем так, вшивый. Но мудни на прошлой неделе резанули какого-то желторотого с нижних этажей.       — Не слышал.       — Да, с чего бы? Ты привык приходить и сваливать, когда захочешь. Вальт совсем отпустил твой поводок.       — По-твоему они решатся и на нас полезть?       — Я этого не говорил. Но знаешь что? Мне нужен свидетель, чтобы в рапорте указать, что на меня напали во время задержания все присутствующие там. Из свидетелей, естественно, только ты.       Он на долю секунды оторвал взгляд от дороги и глянул на моё лицо.       Да, Жан решил прикончить их всех, расстрелять весь притон. Нет, я не был удивлён. Это частая практика, особенно здесь, на болотах, когда нужно зачистить очередной лепрозорий. Скорее меня в очередной раз удивляло, что Жан так серьёзно настроен. По нему скорее скажешь, что в его стиле сделать всё быстро и чисто, а не устраивать резню в очередном обрыганном наркоманском термитнике из-за парочки салаг из участка. Что это — жажда возмездия или банально повод заглушить голод, которым часто страдают бывалые димы? Кажется, и то, и другое.       Мы зарулили за покосившиеся железные ворота, отделявшие дорогу от «спального района». Яма, заполненная невысокими кирпичными коммуналками, куда то и дело опускался сернистый зловонный туман и дым от промышленных зон, от чего это место в народе прозвали «Гнилой колодец». И не только по форме или запаху, здесь и правда был один из немногочисленных источников, который за столько лет стал непригодным для питья и даже технического использования.       Только грязные помойные крысы, населяющие это зловонное место, увидели заезжающий в их райончик автомобиль, тотчас быстро разбежались по углам, поджав свои хвосты. С окон вокруг сразу же повылазили любопытные морды. Как только я вышел из машины, сунул сигарету в зубы и глянул наверх, в эти окна, откуда на меня таращились сотни крысиных глазёнок. Хотелось встретиться с кем-нибудь взглядом так, чтобы он зашкерился как можно глубже в свою коморку, в ожидании, что именно за ним приехала расправа в виде димов. У большей части здешних жильцов и прописки нет, не то что действующего срока. Постучись в любую дверь, потребуй книжку, и точно попадёшь на просрока. Но за случайных не доплачивают, нужен свой, иначе толку нет.       Жан молча кивнул мне в сторону и пошёл вперёд. Мы обошли забитую донельзя вонючую помойку, длинный переулок заканчивался деревянной дверью, обклеенной рекламными объявлениями. Жан, не брезгуя, потянул ручку на себя. В нос сразу же ударил горький запах мочи, от чего глаза невольно прищурились, дыхание спёрло, а на горле появилась мерзкая горечь. Мы шли дальше, в глубь коммуналки. Крысиные морды повылезали из дверей, и, как только мы приближались достаточно быстро, тут же трусливо прятались внутрь.       — Димы! Прячься! — разнеслось эхом. Вокруг сразу же началась возня, щелчки замков и цепочек, закрытые наглухо двери.       Жана это не смущало, он целенаправленно шёл дальше, будто не замечая ни тошнотворную вонь, ни раздражающие взгляды, ни шёпот из-за хлипких картонных дверей. Каждый наш шаг отдавался эхом, тяжёлые каблуки ботинок били по дощатому полу. Меня настораживало, что пока эта толпа боится нас — они не вылезут, но если они захотят, то растерзают нас голыми руками и мы ничего сделать не сможем, просто пуль не хватит убить всех. А то, что мы собираемся сделать, может их разозлить.       Несколько тяжелых ударов кулаком по двери почти снесли её с петель, но дверь и сама без труда открылась и оттуда показались несколько обдолбанных до беспамятства тел, валявшихся прямо на полу в собственном дерьме и блевоте. Жан зашёл вперёд и сразу же достал ствол из кобуры.       — Кто из вас, пидарасов, Колин Мартинс? — крикнул он, но закономерно не получил никакого ответа.       Кто был в сознании, пополз в дальнюю частью комнаты, кто-то мог даже поднять взгляд, но большая часть даже не открыла глаза на громкий бас моего напарника. Просторная угловая комната с кирпичными стенами и грязными окнами, на которых висели хлипенькие решётки. Около десятка вонючих нарколыг, поселившихся в одной квартире в клоаке Болот. Я заметил пшеничного цвета длинные волосы, как яркий луч света в этом мраке. Волосы принадлежали девушке. Она была молода, даже красива, явно находилась здесь недавно, но уже успела хапнуть добрую дозу здешней культуры. Её плавающий взгляд остановился на мне и она слегка улыбнулась, видимо, увидев во мне «хорошего копа».       — Грязные, вонючие, конченые пидарасы! — зарычал Жан, оглядываясь по сторонам в поисках хоть какого-то адекватного лица, но не нашёл. Сдавшись, он просто опустился и начал будить первого попавшегося обдолбыша частыми лёгкими пощёчинами, — Эй, эй, подъём! С добрым утром, гнида. Ты Колин Мартинс?       — Кто? — протянул нарколыга.       Светловолосая девушка, также как и я, наблюдала за этой картиной, а потом глянула на меня и улыбнулась, как будто увидела что-то смешное, что-то такое, от чего ей хотелось искренне поделиться со мной радостью. Может, если бы не весь этот антураж беспросветной безнадёги, то это могло выглядеть немного комично, но всё же, думаю, всё дело в наркотиках в её крови. Она, как ребёнок, подозвала меня ладонью. Мне даже стало интересно, и я подошёл к ней поближе, переступая через мусор и лужи блевоты.       — Смешной он. Твой друг, — с улыбкой сказала она полушепотом, исподтишка показывая пальцем на широкую спину Жана.       — Он мне не друг, и он совсем не смешной, — серьёзно сказал я, но на её беспечность это не оказало эффекта.       Девушка не ответила, только продолжала глупо лыбиться. Жан уже перешёл ко второму, безрезультатно пытаясь его растормошить.       — Ты знаешь, кто это? — спросил я у неё, — Колин. Знаешь его? Он здесь? — она часто закивала и залилась улыбкой ещё сильнее, глубоко закусив нижнюю губу, — Покажешь, где он?       Девушка взглядом указала на парня, что сидел в углу со спущенными до колен штанами. Тот так и остался держать свой вялый хер в момент, как его отрубило и отправило в наркотический сон. И, судя по тому, какую дрянь они здесь гоняют, все вместе по кругу передавая один и тот же шприц с затупившейся иглой, сон у него был кошмарным.       — Жан, — окликнул я напарника и кивнул в сторону парня.       Жан, переступая через мусор, распинывая в стороны стеклянные бутылки и жестяные банки, направился в дальний конец комнаты. Я обернулся и присел на корточки перед белокурой девушкой.       — Как тебя зовут? — спросил я.       — Хлои, — словно стесняясь, ответила она отведя взгляд.       — Хлои, да? Ты здесь давно?       — Я… — она замялась, улыбка резко спала с лица, попыталась вспомнить, но не вышло, и она разочарованно пожала плечами, — Я не помню.       — Но ты не отсюда, так?       — Мы с сестрой пришли. С Ребеккой.       — Ребекка, где она? Она здесь?       — Она… Она ушла с ним.       — С кем?       Она медленно подняла руку и полурасслабленным пальцем указала на противоположную стену. Вот только на этой стене белой краской было нарисовано строгое мужское лицо с обведённым вокруг головы нимбом. Неаккуратные линии были похожи на набросок, будто нарисованные пальцами или толстой кистью. Но несмотря на это, лицо это было мне знакомо. Я уже видел его. Это было лицо Иезекииля. Я не мог поверить своим глазам. Это был он.       — Ты видела его? — спросил я у девушки, и она моментально возбуждённо ответила:       — Это секрет! Его нельзя рассказывать!       — Ты можешь сказать, Хлоя, я его друг. Что он хотел от вас?       Девушка замялась, огляделась по сторонам.       — Жертву… повинности… — неуверенно сказала она, нахмурилась и подползла ко мне, продолжая говорить сильно тише, — Жертву, что сделает его сильнее. Он хочет спасти нас всех. Он и есть тот самый, из пророчества. Придёт сошедший с небес и освободит нас. Он — Кара Небесная, но ему тяжело противостоять злу в одиночку. Но мы помогли ему. Ребекка помогла, она пошла с ним.       — Где мне его найти? — надавил я, но она испуганно отстранилась.       — Я не скажу! Я ничего не знаю!       В этот же момент с другой стороны квартиры раздался напряжённый голос Жана, от чего Хлоя отползла в угол, подальше от меня:       — Слышь, подъём! — заорал Жан.       Он грубо ткнул парня носком ботинка по рёбрам. После третьей попытки он открыл глаза, его рот раскрылся и оттуда сразу же потекла жиденькая слюна. Жан брезгливо поморщился и сделал шаг назад, а наркоша обдолбанным взглядом таращился на Жана, едва ли сумев собрать воедино фразу:       — Пошёл нахуй.       Жан присел на корточки, прям перед его лицом вывалил пистолет, и странно ухмыльнулся.       — Колин Мартинс, верно? Ты знаешь, кто я такой, Колин? — продолжал дим.       — Очередной педик? — он мерзко захохотал и закинул голову назад.       — Помнишь Томаса Шварца? Помнишь, эй? — он толкнул его в плечо, от чего голова наркоши завалилась на бок, — Помнишь, что ты с ним сделал?       — Я не ебу, о чём ты, — медленно проговорил он.       — Не ебёшь, да? Так вспоминай! Помнишь, как к горлу его нож приставил? Помнишь, как рукой дёрнул потом, а? Эй! — Жан пару раз грубо пошлёпал его по щеке, чтобы хоть немного привести в чувства, но обдолбанный придурок совсем не соображал, где находится и с кем говорит.       — Ага, я потом ему ещё зашиворот нассал. Хочешь, тебе тоже по горлу чиркану?       — Угрожаешь мне? Ты угрожаешь мне, эй? — тихо спросил он, сблизившись с ним лицом, а затем медленно встал на ноги, — Хочешь чиркануть мне горло?       — С удовольствием! — с улыбкой протянул он и завизжал, как обезьяна, — Только дай мне заточку найти, я тебе такой «Челси-смайл» нарисую, от уха до уха, будешь самым красивым!       — Ты хочешь убить офицера ЦЕРБЕРа? — голос Жана повышался с каждой секундой, словно кто-то крутил громкость радио, — Он хочет убить меня, Билл! Они все хотят это сделать! Это угроза жизни офицерам ЦЕРБЕРа при исполнении.       Жан поднял пистолет и сразу же выстрелил ему прямо в лоб, обезьянье визжание и мерзкий смех тут же затихли. Его затылок разлетелся в дребезги, оставляя стекать по стене кровавую кашу. Громкий хлопок выстрела разбудил остальных, но это вряд ли им поможет. Жан сразу же выстрелил во второго на диване, в третьего, ползущего у него под ногами. Я, поняв, что началось, тут же поднял ствол и прицелился в светловолосую девушку, которая недоумевая глядела на меня с поднятым на неё пистолетом. Но не успела она даже вскрикнуть, как пуля тут же прошила ей грудь. Я сделал пару шагов, застрелил лежавшего на полу, и ещё одного, что на четвереньках полз к двери. Жан разменял уже пятерых. Я не отставал. Выстрел! И ещё один! Я не слышал криков, только громкие хлопки от выстрелов, они оглушали до лёгкого писка в ушах. Я стрелял в грудь каждому трижды, от каждого вылета пули их тела вздрагивали и дергались. Запах мочи и блевоты сменился на пьянящий сладковатый аромат пороха.

⛧⛧⛧

      — Вот чёрт, — выругался Жан, доставая из кармана очередного трупа книжку. Он полистал её, нахмурился ещё сильнее, и разочарованно бросил книжку в лужу крови, — Всего полтора месяца.       Я подошёл к белокурой девушке. Она упала в угол, широко расставив руки и ноги, голова лежала на плече, изо рта текла струйка крови, бледные голубые глаза смотрели на меня безжизненным взглядом. Я не видел в ней ничего, просто тело, мёртвое тело, предмет, и я почему-то сильно корил себя за это. Она была так наивно добра ко мне. Глупая овца не понимала, что слишком близко подошла к хищнику.       Белая рубашка вся пропиталась кровью, как и кончики белокурых волос. Я залез в карман её джинсов и достал книжку пребывания.       Хлоя Гротман. Прописка в Нижнем Асфоделе. Как я и думал, оказалась здесь случайно, попала в плохую компанию и плохо кончила от пули дима. В её книжке был ещё целый год. Целый год она могла жить нормальную жизнь. Но она больше его не использует.       — Блять, тут вообще две недели. С этих бомжей на срок не насобираешь.       — Хоть что-то, — добавил я.       — Сейчас сдавать меньше месяца себе дороже выйдет. Комиссию совсем заломили, черти. Ты что-нибудь нашёл?       Я положил книжку Хлои обратно в её карман, прикрыл веки, и сложил руки на коленях. Мне не было жаль, что я её убил, мне было обидно, что она сама в этом виновата.       — Нет, — сухо ответил я.       — Тебе не нужен срок? — спросил меня Жан, даже не поднимая головы, копаясь в следующем кармане.       — Нет, теперь не нужен. И копаться в обоссаных портках этих гандонов ради пары недель срока я не буду.       — Боишься руки испачкать?       — Боюсь, они уже по локоть в крови, Жан.       На губах тлела сигарета, я облизал горький фильтр. Иезекииль таращился на меня со стены, как будто насмешливо глумился надо мной. Спаситель? Грёбанный психопат, который промыл головы и обрёк на смерть ещё нескольких невинных.       Я затянулся табаком, глядя в глаза иконе. Жан подошёл ко мне со спины и тоже глянул на картину.       — Что это? Современное искусство?       — Это икона, Жан. Это алтарь, а это их мессия.       — Дай им повод, они будут поклоняться чему угодно, только не истинному Богу, — фыркнул он и, переступив через труп, пошёл шнырять по другим карманам, — Лучше не трогай это, а то они и говном бывают стены мажут, я такое уже видел.       Взгляд ангела даже на картине был неприятно тяжелым, но что-то в нём было такое, от чего и я бы поверил в этот бред со спасителем. Может, он и правда тот самый павший с небес, кто всё изменит? Новый Люцифер? Нужно отбросить эти мысли. Мне нужен только его холодный труп у моих ног.       Крупная литровая бутылка без этикетки с прозрачной желтоватой жидкостью блестела у подножья алтаря. Я открыл крышку и аккуратно понюхал. Ударил резкий запах спирта, но пробовать на вкус я не рискнул. Самогон. На картофельных отчистках.       — Пора валить отсюда, — сказал я, поливая первый труп спиртом.       — Да, пора.       Жан встал с колена и отряхнулся. Я быстро расплескал самогон по комнате, задев доброй порцией каждого из десятки, достал из кармана новый свёрток со свечой, открыл молитвенник.       — Pater noster… — начал я, но Жан выхватил у меня из рук горящую свечу.       — Отче наш и бла-бла-бла. Аминь.       Он кинул свечу на пол, и тела один за другим вспыхнули красноватым, едва заметным хилым пламенем. Но он даже не дождался пока огонь разгорится, как уже открыл дверь. Я застыл, оскорблённый подобным поведением, а Жан поторопился к выходу.       — Идёшь? — окликнул он меня, видя, что я не тороплюсь.       Я ещё раз обернулся на кучу тел, глянул на сгорающее тело Хлои, и всё же пошёл за ним.       Коридоры ожили. Вслед за нами я слышал как одна за одной отстёгивались цепочки, отваривались замки и открывались двери. За ними сразу же шёл сначала трусливый шёпот, потом рассерженный гул. Чем дальше мы уходили, тем чаще гул сменялся криками с оскорблениями и угрозами.       — Ублюдки!

      — Черти!

      — Проваливайте!

      — Сукины дети!

      — Выродки!

      — Пиздуйте отсюда!

— Горите в Аду!

      Из-за щелей повылезали глаза, головы, костлявые руки старались задеть нас, зацепить безобразными грязными ногтями нашу одежду. Но только ударь кого-нибудь, затолкай морду обратно в его конуру, ударь плечом в дверь, чтобы шавка на той стороне отлетела и больше не рискнула пытаться дотянуться до меня, только сделай я хоть что-нибудь из этого, как они бы сразу же начали вопить и корчиться от боли, переигрывая как можно больше, звали бы на помощь, только сильнее накаляя обстановку и провоцируя толпу. Провоцировали. Провоцировали, чтобы я перешёл черту, чтобы у них было моральное право, больше смелости рискнуть сделать шаг в мою сторону.       Жан, словно отключил слух, с сухим безэмоциональным лицом шёл вперёд по узкому коридору коммуналки, не замечая никого и ничего, а я напротив озирался на каждого смелого, кто решил глянуть на меня в упор. Специально держал пистолет в руках, ждал момент для того, чтобы припугнуть наиболее дерзкого, тыкнув ему холодное металлическое дуло в лоб. Но если я выстрелю, то нас с Жаном тут же задавит и распотрошит разъярённая толпа, а наши тела повесят на заборе, как предостережение следующим димам.       Мы вышли на улицу, но крики продолжились и там, только не из дверных щелей, а из каждого окна — доносились оскорбления, каждый житель этой помойки считал своим священным долгом крикнуть в нашу сторону какую-нибудь колкую фразочку. Несколько наиболее дерзких алкашей и нарколыг столпились неподалёку от нашей машины. Они боялись подходить слишком близко, но были достаточно смелыми, чтобы взять в руки палки и камни и смотреть на нас, кривляясь и поддакивая возбуждённой беззаконием и безнаказанностью ораве, делая вид, что они сейчас будут вершить народный самосуд. Я встретился с одним глазами, он не отрывал от меня взгляда, словно думал, что я не смогу это сделать, не смогу пустить ему пулю промеж глаз. Но только я дёрнулся, чтобы поднять пистолет, как мою руку остановил Жан.       — У нас ещё есть работа, — спокойно сказал он и тоже глянул на особо борзого парня, — Не трать на них время. Если хочешь, можешь приехать после работы и порешать их, но уже без меня.       Жан сел в машину, а я до последнего не отрывался от того ублюдка в двадцати метрах от меня. Он ехидно оскалился, показывая коричневые зубы, явно понимая, что я ничего не сделаю. И всё, что мне оставалось, это забраться в салон, как будто это я убегаю, а они гонят нас отсюда, спасая и защищая свои дома.       Понтиак тронулся почти сразу же как я захлопнул дверь. Колёса пробуксовали на месте и машина на всей скорости, чуть не задев забор, выехала прочь. Они, как стая трусливых шавок, побежали следом и начали тявкать, показушно бросали в нас камни и делали вид, что бегут следом, пока автомобиль не оторвался на асфальтовой дороге.       Жан молча рулил, даже не думая что-то обсуждать. Весь его вид говорил о том, что он считает, что всё было в порядке, что толпа безоружных торчков, которых мы хладнокровно расстреляли, сами виноваты. В отличие от меня, его это не волновало, но, посмотрев на него, я решил, что не буду нервировать ни его, ни себя лишними разговорами.

⛧⛧⛧

      Мы выехали на трассу и двигались вверх по центральному шоссе на север. Руины нижней части Стигийского болота постепенно сменялись на добротные постройки. Там, куда мы направлялись, располагались спокойные районы и теплился шанс, что последний наш «клиент» будет не таким сложным. И не таким грязным.       — Последний какой-то особенный? — спросил я у задумчивого Жана.       — С чего ты взял?       — Слышал, что шеф о нём отдельно рассказывал.       — Да, — протянул Жан, и поморщился, — Мой старый проёб. Два раза взять не мог. Три недели назад ушёл прямо из рук. А Левитт спокойно наблюдала, как он перелезает через забор.       — Ты не мог пристрелить его два раза?       — Не думай, что я настолько беспомощный, Билл, там всё не так просто. Я хотел всё сделать по правилам, а на последней нашей встрече мелкий гадёныш мне по колену вмазал, да так, что до сих пор ноет. Мне он нужен, и, желательно, живым.       — Уверен, что он будет там, куда мы едем? Он же мог залечь на дно и менять место чуть ли не каждый день.       — Билл, не учи меня делать мою работу, — нервно бросил он, — Я уверен. Вальт пробил его по своим каналам. А если Вальт сказал, что он будет там, значит, по-другому быть не может.       — Сдался он тебе. Я про просрока. И так сверх нормы набираешь, так ещё и за проёбом гоняешься.       — Не тебе указывать, как мне жить, а как нет. Я же сказал, тут всё не так просто. За проёбы урезают премию, бывает, вообще лишают, а деньги мне сейчас позарез как нужны. Я хочу рассчитаться с долгами и накопить срока до сотни лет.       — С долгами? Хочешь сказать, что у тебя нет десятка лет?       — Десятка? Да какой там. Год максимум, — нехотя ответил он.       — Ты серьезно? — удивился я, — Ты же постоянно на службе, в разъездах, вон троих в день набираешь. И не накопил свою сотню?       — Я проигрался. В карты. Когда ловишь азарт, тяжело остановиться, а мне к тринадцати выпал валет… Вот и вся история. Никакой загадки здесь нет, только неосторожность и жадность одного старого дима.       — Чёрт, я не знал, что у тебя такие проблемы.       — И не должен был знать, потому что никаких проблем нет. Это в прошлом, сейчас я только рассчитываюсь за эти ошибки, а к картам не притрагиваюсь с тех пор. Подкопить сейчас десятку лет с запасом, квартиру в Асфоделе купить и в демоны пойти сразу, как возможность будет.       — В демоны? Хочешь с рогатой рожей ходить? — скривился я, — А дальше что? После этого.       — А что дальше? В штатники, на повышение, куда ж ещё. С Вальтазаром уже обсудили все моменты. Как только, так сразу отправит на четвёртый этаж.       — Останешься в ЦЕРБЕРе? На контроле?       — Всё, что я умею делать, Билл, — кошмарить души. Зачем мне другая жизнь?       — А кем ты был при жизни? — рискнул спросить я, глядя на его спокойное лицо.       — Шерифом. В очень маленьком городке Вудколд, на севере. Считай, делал то же самое.       — Вот как?       Я улыбнулся. Жан, краем глаза заметив это, на секунду обернулся, чтобы удостовериться наверняка, и глянул на мою довольную морду.       — Чё лыбишься? — с недоумением спросил Жан.       — Показалось, что мы, вроде как, сблизились что-ли. Ты мне доверять стал. Видимо, совместная расчистка притона улучшает отношения.       — Хрен там, Макалистер, просто отвечал на твой дебильный вопрос, зачем мне нужны все эти переработки.       — Я уж обрадовался, что ты меня в друзья записал. Думал, что щас как разоткровенничаешься, что у меня аж слеза по щеке побежит.       — Ты, я посмотрю, остряк? — недовольно подметил Жан и покачал головой.       Но, судя по всему, ему был по душе личный разговор, потому что спустя пару минут молчания, он продолжил:       — А ты? Кем был при жизни?       — Я не помню, — улыбка медленно сползла с лица.       — А, точно. Это твоё заклятье забвения.       — Я всегда был такой… забывчивый?       — Сколько я тебя знаю, Билл. Кажется, ты такой с тех пор, как попал сюда. Ты что, не пытался узнать?       — Толку нет. Всё равно ж всё забуду.       — И что, никаких воспоминаний? — в его голосе я услышал небольшую дрожь, слабину от прорвавшегося волнения. Странное чувство, что он знает что-то и просто пытается нащупать меня. Я обернулся и глянул на него, но скрюченное тело словно не заметило этого. Жан продолжал смотреть только на дорогу, а долгая пауза уже неприлично растянулась.       — Вспоминать — не вспоминаю, но кое-что из прошлого меня постоянно преследует.       — И что же? — снова с едва заметной дрожью спросил он.       — Да знаешь, так, по мелочи. Какие-то старые друзья, коллеги. Жена. — сказал я чётко в его сторону, наблюдая за его реакцией, — Ты помнишь Кассандру Николаус, Жан?       По его массивной спине побежали мурашки, хоть он и старался не подать вида, но за столько лет я научился видеть страх и волнение в самых мелких его проявлениях. Он отчётливо услышал мой вопрос и это имя, и сейчас оно звучит в его голове, он думал, как бы правильно мне ответить.       — Кассандра… Её не забудешь. Помню, — как можно спокойнее ответил он, — И ты, судя по всему, тоже кое-что вспомнил. Златоглазка… Она ненавидела, когда я её так называл. Чёрт.       Он громко засопел, снова сжал руль, от чего тот протяжно заскрипел в его ладонях. Его горло першило, он аккуратно откашлялся в кулак.       — Что с ней случилось?       — Ты случился, — резко ответил он и в миг стал агрессивным, — Ты… Что она в тебе вообще нашла? Идиот идиотом, втягивал девку в сплошные неприятности. А она ходила за тобой по пятам. Я говорил ей, что это плохо закончится, но она с темпераментом была, со стрежнем, очень дерзкая, и слушать не хотела никого. Я пытался её вразумить, но это было бессмысленно.       — В каком смысле?       — Что ты ей не пара, Билл. Ты не ценил её, считал за само собой разумеющееся, а деваха она хорошая была. Она не заслуживала такого отношения, ей нужен был кто-то получше тебя. Так я ей тогда и сказал, а она мне врезала. Может и правильно сделала?       — Врезала? Тебе? За что?       — Ну ты и придурок, Макалистер, — со злой насмешкой сказал он, — Лучше бы она осталась со мной. Может, и жива бы осталась. Я бы ценил её, я бы заботился о ней и был бы для неё тем мужчиной, который достоин её. Я до сих пор тебя простить не могу, до сих пор ненавижу, что она выбрала тогда тебя, а не меня.       — Так ты выходит… в неё влюблён? — в ответ на этот вопрос он сжал челюсть покрепче.       — Влюблён? Я её любил. Ещё как любил. Как никого больше. А ты… Забыл её за пару лет. За каких-то пару лет даже имени её вспомнить не мог. А я до сих пор помню всё. Всё. Её голос, её резкость, её беспринципность, её глаза… Эти глаза. Так и не понимаю почему она до сих пор меня преследует.       — Почему ты не говорил мне о ней? Я бы не забыл, если бы ты напоминал. Мы же работали вместе!       — Вальт не дал. Сказал, что нельзя. Что о ней нужно забыть всем.       — Вальту верить? — я с трудом сдерживал злость, — И что он тебе ещё наговорил про неё?       — Что больше нас это не касается, и её больше нет. Убили на каком-то задании, а от тела избавились. Что-то грязное там, мутное, разборки, не церберские. Криминал одним словом. Куда-то ты её ввязал, что она не вылезла сама. А её имя подчистили быстро отовсюду. Вот и вся история, Билл.       — С чего ты взял, что я виноват? Я искал её.       — Искал только потому, что чувствовал вину. Ты сам так сказал, а Вальт потом подтвердил.       — Что он сказал?       — Что если бы не ты, она бы была жива, Билл.       Я отвернулся к окну.       — Кто тебе рассказал о ней? — продолжил Жан, — Вальт решил поднять со дна что-то давно забытое?       — Вальт тут не при чём, Жан.       — Тогда кто? Кроме нас с тобой и Вальта, её никто помнить не мог.       — Она сама рассказала мне об этом. Я говорил с ней.       — Что? Что ты несёшь? Она мертва! — оскорблённо повысил он голос.       — Я говорил с ней, Жан, так же, как говорю сейчас с тобой. Я видел её перед собой, она жива, осязаема, и даже уже попыталась меня убить.       — Как это возможно? Где она была все эти годы?       — Работает на Аида в Тартаре. Вальт продал её пятьдесят лет назад. С тех пор она там.       — Продал Аиду? Чёрт. Адова сера…       Жан побледнел и поник сильнее обычного, даже не зная, что сказать. Он глубоко вздохнул и, сглотнув, аккуратно сказал:       — Так вот значит как… Мне жаль.       — За что тебе жаль? Она же жива.       — Пятьдесят лет я был уверен, что Златоглазка мертва. Пятьдесят лет я винил тебя за это и даже не думал, что она может быть там. Тартар, чёрт возьми… Мне жаль, потому что вечная служба хуже смерти. У неё нет конца. Кассандра попала в самый что ни на есть настоящий Ад.       Жан замолк резко, глубоко погрузившись в свои мысли. Я украдкой глянул на него и отвернулся обратно к окну.       Мы остановились в опрятном для этого района дворе. Пара пятиэтажек из красного кирпича и из такого же кирпича котельная с высокой печной трубой, из которой валил серый дым. Выйдя, я сразу же закурил и со свистом оглядел место. Было удивительно видеть в Болотах что-то такое, от чего не хочется сбежать. Чем-то напоминал квартал, где жила Алиса, только это было в полустах километров отсюда.       — Идём, потом осмотришься, когда возьмём гандона.       — Снова берёшь меня с собой? — удивлённо спросил я, на что Жан так же удивлённо ответил:       — Конечно. Мы же напарники.       Он вроде как остыл и был расположен ко мне, может даже не так сильно обижен за прошлое. Редкая возможность поработать с ним без выяснения отношений. Я закусил сигарету и двинулся следом за ворчащим здоровяком в прокуренном кожаном жилете.       На балконе четвёртого этажа, женщина невозмутимо развешивала постельное бельё на бельевой верёвке и что-то тихо напевала. В паре метров от нас прошла женатая пара: худосочный мужчина в недорогом коричневом костюме тащил пакеты с продуктами, а низкая девушка приобняла его за локоть. Недорогие, но аккуратные автомобили, ровными рядами стояли у подъезда дома. Седой старик, куривший трубку на углу, спокойно проводил нас взглядом, даже не пытаясь убежать или спрятаться за угол. Удивительное ощущение, когда тебя не боятся или не презирают в открытую.       — Это здесь. — спокойно сказал Жан, подойдя по протоптанной тропинке к кирпичному крыльцу котельной.       Он потянул на себя скрипящую решетчатую дверь. Под аркой находился неглубокий тоннель с лестницей, идущей куда-то под здание дымящей котельной. Длинный тёплый коридор, вдоль которого тянулись многочисленные трубы с горячей водой. Как ни странно, это сухое и тёплое место даже крысы не заселили, не то что бездомные бродяги. Жан достал пистолет и уверенно пошёл вперёд к свету, одинокой жёлтой лампочке, горевшей над странной стальной дверью. В самой двери ничего странного не было, скорее странно было то, что она находилась под обычной котельной, и за ней были явно не печи с нагревателями воды. Жан дёрнул ручку и дверь без труда поддалась. В глаза ударил яркий свет, а из просторной комнаты доносилась громкая музыка в стиле регги. Несколько длинных широких столов вдоль стен. На одном аккуратными рядами стояли маленькие бутылочки-склянки, в которые по перегонной трубке капал слегка мутноватый раствор. На втором химическое оборудование, в нескольких больших круглодонных колбах медленно, на спиртовках, нагревалась желтоватая жидкость, которая по спиралевидной стеклянной трубке возгонялась и стекала в соседние колбы, капля за каплей наполняя их доверху. На третьем столе ящики с этими самыми бутылочками, скляночками и колбочками, уже расфасованными и готовыми к отправке.       Магнитофон крутил кассету, бодрый и добрый мужской голос напевал:       — Don't worry about a thing, cause every little thing gonna be alright!       Кроме музыки, внутри я услышал и чье-то негромкое пение. Мужчина в белом халате явно не заметил, как мы вошли, стоял спиной к нам с пипеткой в руках и что-то заливал в крохотные лекарственные ампулы. Он подпевал песне, которая на всю громкость играла, заглушая наше нескрытное приближение. Жан, решив испортить ему концерт, поднял руку и выстрелил прямо в магнитофон. Пластиковый корпус разлетелся вдребезги, из кассеты вылезла длинная плёнка, а динамик выдал только свой последний невнятный аккорд, после чего замолк навсегда. Парень подскочил на месте и тут же обернулся. Смуглая кожа и взъерошенные чёрные волосы, за ухом торчал тоненький косяк, его большие глаза со страхом смотрели на нас, но, как только он рассмотрел гостей, разочарованно вздохнул и выкрикнул:       — Нет, нет, только не сейчас! Только не сейчас! Я же работаю! — закричал он на нас с неизвестным мне акцентом.       — Кажется, сегодня у тебя сокращённый день, Эдвин, — с насмешкой ответил ему Жан и огляделся вокруг.       — Очень, блять, смешно. Кто вы вообще такие?       — Парочка старых димов, — спокойно сказал я, а Жан подхватил.       — Помнишь меня? Две недели назад ты мне по колену зарядил. Оно, если что, до сих пор ноет.       — Да ебал я твоё колено. Что вам от меня нужно?       — Не дерзи! — Жан выставил на него пистолет, и Эдвин сразу же перестал быть таким смелым, — Сегодня ты не убежишь.       — А, я понял, ЦЕРБЕР. Слушай, может договоримся? У меня со сроком уже всё в порядке, я полгода купил. Мне нужно работать, очень нужно, пожалуйста.       — Нет. Не выйдет.       Жан полез за пояс, но, будто не нашёл там того, что искал, начал в панике рыскать по карманам. Не найдя ничего, он нервно зарычал и разочаровано вздохнул.       — Чёрт, браслеты в машине забыл. Билл, подержи Эдди на мушке, пока я сбегаю за наручниками.       — Наручниками? — недоумевал я, — Мы его не будем убивать?       — Эдвина? Нет. Его нужно доставить в ближайший участок, где его повесят на цепи, и будет он так висеть до вынесения приговора, который, скорее всего, будет смертной казнью.       — Так нахрена столько волокиты? Он всё равно просрок, давай грохнем его здесь и не будем столько возиться.       — Нет, Билл, так не пойдёт. Мы с Вальтом договорились, что я доставлю его в участок, живым и здоровым. Хотя, может, не очень здоровым. Так что последи за ним, пока я схожу в машину. Эй, Эдди! — окликнул его Жан, — Мой напарник с тобой посидит пару минут. Лучше не делай глупостей, у Билла палец на курке чешется.       — Пошёл ты… — с обидой пробурчал Эдвин.       — Ну всё, мальчики, развлекайтесь.       Жан быстрым шагом удалился, оставив нас с Эдвином наедине. Я оглядел его с ног до головы, он в ответ сделал то же самое. Только Жан скрылся, как он заметно облегчённо выдохнул, хоть и понимал, что я не лучше.       — Ты ж не будешь делать глупостей? — спросил я, но Эдвин только саркастично улыбнулся и попытался сделать расслабленный вид, сложив руки на груди.       — Можешь пушку убрать, дим, я убегать не буду. Они меня всё равно не убьют. Вытащат меня, как только в участке церберовском буду, вот увидишь.       — Откуда такая уверенность?       — Откуда? — посмеялся он, — Да потому что это ёбаный договорничок. Крыса сливает иногда бегунков и фасовщиков, чтобы ЦЕРБЕРу статистику набить. А ты думаешь, как вы меня нашли?       — Зачем ты тогда убегал в прошлый раз, всё равно же выпустят.       — Затем, что этот придурок, твой напарник, реально хотел меня пристрелить и искал повода это сделать. Вот я и дёру дал. А мне работать нужно, понимаешь?       — И чем ты занимаешься?       — А чё не видно что-ли? Перегоняю, отчищаю, смешиваю, разбавляю концентраты, фасую. Фасовщик я. Иногда винтовар.       — Наркотики?       — Они самые.       Я прошёлся по рядам столов, оглядев растворы. Он заполнил и запаял около сотни маленьких ампул с прозрачной, но очень блестящей жидкостью. Очень аккуратно и ответственно для простой наркоты, это что-то особенное.       — Это что? — кивнул я ему на запечатанные ампулы у него под рукой.       — Что-то новое. Только на рынок выходит. Совсем убойная вещь, видел, как штырит, но сам не пробовал. Амброзией называется.       — Это амброзия? — скептично скривился я и ещё раз глянул на блестящие растворчики.       — Ну да, а ты чё шаришь типа? В штыреве разбираешься?       Я подошёл к нему поближе, отчего Эдвин от страха вжался в стол и сделал пару шагов от меня, но мне был нужен не он. Я взял в руки ампулу, покрутил её, понюхал. Ничего. Никакого запаха, словно это была вода.       — Чё-то ты гонишь, Эдди, нихрена это не амброзия.       — А ты откуда знаешь?       — Знаю, я пил её. А настоящая амброзия совсем другого цвета и несёт от неё так, что, если бы это была она, то тут вся комната ей бы уже провонялась.       — Не гоню я, слышь. Мне Крыса её отправил. Сказал, разбавить нада. Это дистиллят, слышь? Конечно, запаха не будет. Один к десяти тысячам. Это ж для инъекций, идиот, кто ж его пьёт. Эффекта не будет.       — Один к десяти тысячам? — мои глаза округлились. С такой дозировкой во всех этих ампулах едва ли была грамм пятьдесят настоящей амброзии.       — Ага. Да. Лично вымерял всё. Капелька к капельке, бля буду. И да, та хрень была реально желтой и пахла так, что глаза вылезали и блевать тянуло. Так что не гоню я, это реально она.       — Дистиллят говоришь?       Я взял в руки колбу с примерно полулитром раствора. Хоть это и не та амброзия, что мне нужна, но это точно лучше чем ничего. Эдвин с опаской смотрел на мою руку.       — Лучше поставь, а то разобьёшь ненароком, а мне потом влетит.       — А часто бывает, что с товаром что-то случается?       — Слушай, я фасовщик, приятель. Издержки производства, такое бывает. Но мне не хочется потом огребать из-за этого, — нервно ответил он, на что я демонстративно, спокойно положил колбу на место.       Эдвин вроде даже немного расслабился, особенно когда я невозмутимо оперелся на соседний стол напротив него.       — А ты с ним знаком?       — С Крысой-то? Говорят, он страшный тип, мерзкий что жуть, и в голову залезает так глубоко, что сдохнуть хочется. Но сам я никогда его не видел. Весь материал мне присылают бегунки, а дела обсуждаем через посредников. Он же с людьми напрямую не работает. Да и… мутный он какой-то в последнее время.       — В последнее время? — уточнил я, а он сделал голос тише и наклонился вперёд.       — Слышал про ангела?       Я в миг стал слушать его в сотню раз внимательнее, с трудом скрывая свой неподдельный интерес.       — Слышал, но… немного.       — Говорят, что это Крыса провёл его в Ад с помощью сложной схемы из цепочек поставки контрабанды. Ахренеть, да? Прикинь, что он может ещё, если такое способен провернуть? — Эдвин нервно похихикал.       — И зачем ему это?       — Да хрен его, может, хотел, чтобы ангел на него работал? Вот это охрана была бы. Я бы тоже не отказался от карманного ангела, что бошки рубит направо и налево. Но… Что-то они не поделили, видимо, всё вышло из-под контроля и ангел этот начал творить все эти убийства.       — И много этих убийств?       — Да. Ахренеешь, но пару дней назад он порубил на куски целый паб. Моносоль знаешь? Порубил всех на кусочки и сжёг всё к чертям.       — И с чего ты взял, что это был он?       — А с того, что он назвал себя Карой Небесной.       — Кто угодно может назвать себя так.       — Это был он, говорю тебе, он. Так себя мог назвать только он. Он наш спаситель, как в той легенде. Сойдёт с небес спаситель и изменит порядок в Нижнем мире.       — Слишком часто стала мелькать эта глупая легенда. Тебе не кажется, что кто-то просто натягивает факты на домыслы?       — Это не глупость, нет! Так было уже много раз и каждый раз пророчество сбывалось. Геракл, Иисус, Люцифер — все они изменили это место, кто-то в лучшую, кто-то в худшую сторону. Но одно понятно точно — этот ангел здесь не просто так, поверь мне, дим. Он, сука, Кара Небесная, и привели его сюда порядок наводить.       — Не скучали? — Жан подошёл к нам, держа в руках наручники. Эдвин дёрнулся и с опаской глянул на Жана, от чего Жан довольно и злобно ухмыльнулся, — Ну что, Эдди, по-хорошему или по-плохому? — Жан следом достал из-за спины длинный обрезок железной трубы. Увидев это, Эдвин побледнел и попятился назад. Жан поднял трубу повыше и показательно оглядел, — Что выбираешь, Эдди? Ногу или руку?       — Эй-эй, подожди, как там тебя…       — Пол.       — Пол? — переспросил я.       — Пол, слушай, ты же всё равно отвезёшь меня в участок, так? Черти там меня славно прожарят, давай не будем усложнять.       — Ох, да, я уверен, они развлекутся с тобой на славу, — со злобной улыбкой ответил Жан, — А это, Эдди, это наше личное дело. У меня колено до сих пор ноет. Билл, подержи-ка его. Думаю, всё-таки ногу.       — Нет. Нет! — заорал он, когда я начал подходить к нему поближе.       Он попытался залезть на стол, спихивая оттуда всё содержимое. Склянки полетели со стола, звонко разбивались о бетонный пол, осколки разлетались в стороны. Я схватил его за пояс и потянул на себя, заломил за спиной руку и со всей силы вдавил морду в стол. Жан методично подошёл сзади и с размаху, как будто всю жизнь играл в гольф, ударил ему по ноге в области коленной чашечки. Послышался хруст, колено выбило в сторону, а его нога неестественно покосилась. Эдвин завопил, что было мочи.       — Ах ты сука! — прошипел он, но я только сильнее прижал его щеку.       — А теперь можем ехать, — спокойно сказал Жан, отбрасывая трубу подальше от себя, и ловко нацепил наручники на скрученные мной запястья Эдвина. — Давай, попрыгал! — Жан с удовольствием толкнул его в спину и Эдвин, сильно хромая, медленно пошёл к выходу.       — Ты же в курсе, что его освободят, как только ты его отдашь в участок, — возмущённо сказал я в спину Жану, тот оглянулся на меня из-за плеча.       — Честно говоря, Билл, меня это не ебёт.       — Не ебёт значит, да? А то, что ты три раза за одним просроком бегал, а его дружки вытащат, тебя тоже не ебёт, Жан. Что Вальт тебя для своей премии использует, тоже не ебёт. Этот Эдвин работает на одного мафиози, крупного контрабандиста, которого Вальт крышует.       — Билл, ты в каком мире живёшь, мужик? Мне платят за то, чтобы я доставил этого мудака в участок и не задавал лишних вопрос «что?», «как?», и «почему?». Шеф сказал привезти его в участок, желательно живым, желательно здоровым, а что с ним дальше будут делать — это вообще не моя проблема. Пока мне за это платят, я делаю эту работу.       Жан оглядел меня с ног до головы и заметил в руке колбу с разбавленной амброзией, которую я схватил сразу же, как Эдвин ускакал достаточно далеко. Он вопросительно глянул на мой трофей, а потом и на меня.       — Это ещё что за хрень? — спросил он с наездом.       — Дистиллят.       — Дистиллят? — нервно усмехнулся он, — В таком месте только дистиллят и забирать. Мне, если честно, похрен, Билл, хоть всю жопу себе этой дрянью обколи. Главное, обдолбанным за руль не садись.       Он ещё раз косо глянул на колбу, недовольно повертел головой и развернулся, пробурчав что-то себе под нос, пошагал наверх за Эдвином.

⛧⛧⛧

      Коричневый Понтиак заехал на парковку и остановился возле патрульной машины ЦЕРБЕРа. Я глянул в окно и увидел знакомое мне двухэтажное здание районного участка. В этом самом участке, ещё совсем недавно, я лично висел на цепях, когда пара патрульных чертей по ошибке приняла меня после парочки убийств местной шпаны. Плечи предательски заныли от воспоминаний, а я тихо сжался от боли.       Жан молча вышел, хлопнул дверью, открыл пассажирскую и за шкирку выволок Эдвина наружу. Он тащил его до самого участка, лишь только когда мы зашли внутрь, он грубо бросил его на пол. Эдвин, корчась и охая от боли в сломанном колене, кое-как забрался на деревянную скамейку у стены. Демон, сидящий на приёмной, свысока равнодушно глянул на «потерпевшего», а затем молча вопросительно взглянул на нас. Жан, с тяжелой отдышкой, после недолгой паузы ответил:       — Этого на приём. Из центрального прислали. Позови старшего, будь добр.       Демон непонимающе вздёрнул бровь, переглянулся ещё раз с Жаном, и всё же взял телефон, набрав на дисковом номеронаберателе две цифры.       — Босс, — сказал он в трубку, — Тут от Вальтазара димы кого-то привезли… Ага… Хорошо. — он положил трубку и снова обернулся к нам, — Босс щас подойдёт, ожидайте.       Жан ему кивнул и подсел поближе к Эдвину, от чего бедолага ещё сильнее стал боязно дёргаться и пытаться отстраниться от него, а Жана это только забавляло. Я достал из кармана пачку, отошёл за угол покурить, но, не успел я даже закусить фильтр, как меня окликнули.       — Здорова! — послышалось сбоку от меня. Я обернулся и увидел чёрта в коричневой куртке патрульной формы ЦЕРБЕРа. Того самого чёрта, который привёз меня в этот самый участок пару недель назад. Лёгкая дружелюбная улыбка блестела на его уродливом обезьяньем лице, словно он был рад меня встретить. Он подошёл поближе и выставил волосатую тёмную руку в знак приветствия, ожидая, что я её пожму.       — Тобби, верно? — сообразил я, от чего Тобби одобрительно кивнул.       — Точняк, а ты… — он поморщил лоб, делая вид, что вспоминает моё имя.       — Билл.       — Билл, да, помню.       — Сначала дуло в затылок, а теперь руку протягиваешь?       — Ой, слушай, да когда это было. Я думал, мы уже забыли тот случай, — он усмехнулся, — Тем более, ты же сам значок забыл в тот вечер, а я всего лишь выполнял свою работу.       — Всё в порядке, правильно сделал, — ответил я и крепко пожал его сухую шершавую ладонь.       — Я после того случая почитал твоё досье и ахренел, приятель. Мы все ахренели на самом деле. У тебя такой послужной список, ты уже работал в ЦЕРБЕРе, когда я ещё совсем ребёнком был, а для человека это очень много, хочу сказать, — с нескрываемым восторгом и уважением перечислял он, — Настоящая легенда Стигийского болота, это, чёрт возьми, достойно уважения.       — Спасибо… наверное.       — Тем более, тебе же сотня скоро, верно? А там и демонификация. Глядишь, к нам переведут, работать вместе будем.       — В патрули? Сомневаюсь.       — Да не патрули, нет. У нас тут так-то участок маленький, сотрудников пятнадцать, если не считать операторов, районный чисто. Шесть кварталов, две улицы, работа не пыльная, но всегда есть, это ж Болота, чтоб их. Шеф наш уже свинтить решил, на повышение в Асфодель якобы отправляют, а про тебя уже слухи ходят, что ты у старшего центрального участка на коротком поводке.       — Хочешь сказать, что Вальт меня сюда начальником определит?       — Кто знает, приятель, всякое может быть, слухи на пустом месте не рождаются, — он улыбнулся ещё шире и хлопнул меня по плечу, — Так что давай забудем прошлые обиды, лады? Не хочется, чтобы с новым шефом были недомолвки.       — Макалистер! — радостно протянул демон, вошедший в приёмную. Это был тот самый высокий подтянутый демон — начальник этого участка, с которым я встречался не раз, но всё никак не мог запомнить его имя. Он с широкой улыбкой глядел в мою сторону, — Приехал на цепях повисеть?       — Нет, я по службе, — спокойно ответил я и Жан сразу же подтянул хромающего Эдвина поближе к демону.       — Что это с тобой, ногу подвернул? — насмешливо спросил начальник у парня.       — Да, упал и подвернул, — сдерживая боль, через силу ответил Эдвин.       — Смотри, а то ступеньки у нас скользкие, можно и вторую подвернуть, верно говорю, парни? А? — он захохотал, и все остальные вместе с ним, — Тобби! — крикнул он чёрту и щёлкнул пальцами, — Отведи его в камеры, потом придумаем, что с ним делать.       — Да, босс.       Тобби подтянул Эдвина за рукав и толкнул вперёд. В конце, чёрт ещё раз обернулся на меня и, попрощавшись, кивнул.       — Вальтазар тогда позвонит и расскажет, что да как, — с серьёзной миной пробурчал Жан из-под усов.       — Да, конечно, — уверенно ответил демон, расставив руки в боки, — Вы не переживайте, мы о нём позаботимся.       Жан кивнул и сразу же удалился, а горящий взгляд демона сразу же перенаправился на меня.       — Ты тоже заходи, Макалистер, мы здесь тебе всегда рады.       — Обязательно, — нехотя ответил я, скорчив вежливо-довольную рожу, и сразу же убежал следом за Жаном.       Он остановился на углу, достал жёлтую пачку сигарет «Красный дьявол» и закурил. Жан глядел куда-то в сторону, я спокойно пристроился к нему рядом, за компанию достав сигарету, задымил. Затхлый воздух стал чуточку вкуснее.       — Вот и день закончился, — устало сказал Жан и выдохнул густой клуб дыма вперёд. Он сказал это, словно не терпел тишину, как будто хотел завести со мной бессмысленный разговор.       — Угу, — равнодушно ответил я на его попытку и затянулся.       — Знаешь, я ошибся, когда подумал, что мы не сработаемся. Был уверен, что мы, как два барана, будем биться лбами друг в друга, пытаясь выяснить, кто круче. Но, как оказалось, работать с тобой весьма комфортно, если не считать твоего вечного гонора.       — Мы же уже работали вместе.       — Да, но это было слишком давно. Тем более, мы только что сменили напарников, я совсем не похож на Джонни, а ты не Левитт. Да и ситуация с Кассандрой… Я не мог простить тебе это столько лет. Во многом это была главная причина, почему мы не сработались в прошлом.       — А сейчас простил?       — Нет, не совсем, но сейчас я стал понимать, что всё не так однозначно. Ты определённо во многом виноват, но не в этом. Но, думаю, со временем мы во всём разберёмся, всё утрясётся и сможем работать как раньше.       — Как раньше… Как раньше уже никогда не будет.       Повеял ветер, разнося по округе аромат тины и болота. Жан громко раскашлялся, выплюнув в сторону какой-то сгусток. Двое чертей вышли из участка и приветственно кивнули нам, я проводил их взглядом до патрульной машины. Красные мигалки загорелись, очередной патруль отправился наводить порядок в этом Богом забытом месте.       — Ты любишь свою работу, Жан? — спросил я, делая затяжку, наблюдая, как красный огонёк проблесковых маячков исчезает в глубине дворов.       — Я уже говорил тебе, я больше не умею ничего в жизни, кроме этого.       — Нет, я спрашиваю, любишь ли ты свою работу. Получаешь ли ты от неё удовольствие? Спокойствие. Стал бы работать здесь и дальше, если бы была возможность уйти?       Жан призадумался, докурил остатки табака и кинул окурок в урну.       — Работа не жена, чтобы её любить. Мне платят за то, чтобы я её делал, а делаю я её хорошо. В Аду не так много профессий, в которых так ценят наши качества. Я не достаточно умён, чтобы быть адвокатом, и не достаточно красив, чтобы стать жиголо. Остаётся отстреливать ублюдков, это я действительно научился делать хорошо.       — Тебе нравится убивать этих людей? Ломать им ноги, угрожать, пытать, запугивать, шантажировать? Тебе нравится их страх? Нравится, что они не считают тебя человеком?       — Я уже настолько зачерствел, Билл, что уже не замечаю этого всего, — спокойно ответил Жан, многозначительно глядя на низкие здания, — Весь этот город нас боится, ненавидит, уважает. Наверное да, мне нравится это чувство. Мы не такие же, как эти люди. Мы лучше. Разве мне должно это не нравится?       — Знаешь, Жан, а я сегодня как будто увидел то, что раньше не замечал. Сегодня я хотел помочь парню не мучаться, когда ему прострелили брюхо, но вместо благодарности его старуха ненавидит меня больше, чем сына, который её насиловал все эти годы. Я хладнокровно держал парня, заламывая ему руки за спиной, пока ему ломали колено. Я выстрелил трижды в грудь девушки, которая явно оказалась там случайно, которая была добра ко мне и не считала меня чудовищем, которым я являюсь. Её, по-хорошему, надо было отпустить, но я выстрелил без задней мысли. Меня ненавидят люди, весь город, просто зная, кто я такой, зато демоны уже за своего считают. Не знаю, Жан, если честно, я не знаю, нравится ли мне всё это.       — Это пройдёт. Сегодня ты сделал всё правильно.       — Правильно? Хм. Нет. Но, кажется, пришла пора совершить правильный поступок. То, что нужно было сделать уже давно.       Я бросил окурок на землю и резким ударом размазал его пяткой по асфальту.       — Подбросишь до участка? — спросил я, на что Жан, после недолгого раздумья, одобрительно кивнул.       Через час Понтиак притормозил около въезда на парковку центрального участка района Стигийское болото. Большие буквы «ЦЕРБЕР» с эмблемой, висевшие над центральным входом, подсвечивались парой прожекторов. Жан недоверчиво глянул на здание и откашлял першение в горле. Я, недолго думая, вышел наружу, обойдя автомобиль. Жан вывесил широкое плечо через опущенное окно и обратился ко мне:       — Завтра за тобой заеду в это же время.       — Не стоит, Жан. Я дальше как-нибудь сам.       — Уверен? — я кивнул, — Как знаешь, Билл, дважды предлагать не буду, — он завёл рычащий мотор и последний раз глянул на меня, — До встречи, Макалистер.       — Прощай, Жан.       Он медленно тронулся и ускорился по ямистой асфальтовой дороге. Я проводил его взглядом, развернулся к зданию участка и пошёл внутрь. Как раз конец рабочего дня, но многие успели свалить раньше. Некогда забитая до отказа парковка уже пустовала, лишь несколько гражданских автомобилей тех, кто задержался, парочка патрульных и штатных занимали несколько парковочных мест, освещаемых ржавыми фонарями. Чёрный высокий пикап Вальта ещё стоял, а в его кабинете горел свет. Я постучал к нему в дверь и после недолгих шорохов, он всё же крикнул в ответ:       — Можно!       Как только дверь открылась, Вальт прищурился и понял, кто пришёл. Его серьезное лицо немного расслабилось и он, словно приглашая меня, спокойно продолжил наливать коньяк в гладкий невысокий бокал на короткой ножке.       — Проходи, — вяло сказал он и одним залпом осушил под двести грамм крепкого пойла, и лишь немного поморщил нос. Судя по его слегка медленному движению глаз, это была не первая стопка. Вальт сразу же схватился за бутылку, наливая ещё, — Ну, как прошло с Томпсоном?       Но я не ответил. Я молча подошёл к его столу. Вальт непонимающе поднял на меня горящие глаза и вздёрнул брови. Из-за пояса я отцепил кобуру, достал значок из внутреннего кармана плаща и положил их перед ним. Серебряный значок заблестел от тусклого света, блеснув в лицо шефа. Вальт, осознав, что происходит, глубоко вздохнул, наполнил ещё один бокал. Запах горького шоколада и спирта наполнил кабинет.       — И что это? — спросил он с усталой снисходительной улыбкой, посмотрев мне в лицо через крохотные круглые очки.       — А на что похоже?       — Похоже на глупый и необдуманный поступок, Билл.       — Заявление оставлю на столе. Хочу, чтобы ты поднял свой жирный зад на третий этаж, чтобы его забрать.       Вальт неожиданно усмехнулся и откинулся в скрипучем кресле.       — Если с Томпсоном не сработались, я найду тебе другого напарника, не стоит рубить с горяча.       — Дело не в Жане, он отличный напарник. Дело во мне. Кажется, это решение напрашивалось намного раньше. Я уже не тот послушный дим, который тебе нужен.       — Ты — тот самый дим, который мне нужен, Билл. Какой бы занозой ты, порой, не бывал, но ты делаешь работу хорошо. У тебя есть ещё будущее в ЦЕРБЕРе.       — Меньше чем через две недели я умру. Я не хочу тратить их, Вальт, на то, чтобы гоняться по всему городу за каким-то отребьем. За последнее время со мной произошло слишком много всего, слишком многое, и я кое-что понял. Уйти сейчас будет самым правильным решением.       Вальт задумчиво потёр подбородок.       — Уверен? Хорошо подумал?       Я молча кивнул.       — Что ж. Останавливать не буду. Но буду рад видеть тебя в ЦЕРБЕРе снова, Макалистер.       — Прощай, Вальт.       Я кивнул ему и торопливо развернулся. Не хотелось раздувать из своего ухода какой-либо драмы, выдавливать сентиментальные речи. Хотелось просто уйти, негромко хлопнув дверью на прощание. Но спустя пару секунд, демон меня снова остановил.       — Билл, постой, — окликнул меня он. Я развернулся. Вальт держал в руках кобуру с пистолетом, протягивая её вперёд, — Возьми. Это подарок за службу. Он всё равно лет двадцать как списан, с таким старьём никто не ходит.       — Спасибо, — сказал я, забрав пистолет обратно.       — И помни: с этого момента мы больше не друзья.       — Мы никогда ими не были.       Вальт усмехнулся, кивнул и продолжил распивать бутылочку коньяка. А я вышел. В последний раз вышел из центрального участка ЦЕРБЕРа.

⛧⛧⛧

      — Глоточек ты заслужил, — кивнул мне Ворон, но она сразу же порицающе глянула на мою руку и парировала:

— Это будет лишним.

      Я развалился на кресле с сигаретой в зубах. На журнальном столике уже ждал сухой стакан, а напротив него блестела колба с дистиллятом амброзии. Я планировал выпить всё, надеясь, что получу хоть какое-то облегчение. Ворон меня поддерживал. Он стоял, облокотившись спиной о противоположную стену, сложил руки на груди и поддакивал мне с той самой минуты, как дистиллят был выставлен на стол. Она же была против. Сидела на диване, осуждающе сверлила бездонным взглядом мою руку, которая тянулась за горлышком колбы.       Усталый выдох вырвался из груди вместе с сигаретным дымом. Я не отвечал им, молча разглядывал блестящий раствор.       — Не томи, Билл, нам это нужно, давай уже начнём, — Ворон оттолкнулся от стены спиной и подошёл поближе, глядя на всё свысока.

— Нет, не нужно. Эта дрянь погубит тебя.

      — Я всё равно умираю, — хрипло ответил я через дым, — А если я не выпью ещё немного, то скорчусь от боли в какой-нибудь подворотне раньше, чем найду его.       — Он прав.

— Глупости какие.

      — Ой, да расслабься ты, — ответил ей Ворон в лизоблюдской манере, и обошёл девочку сзади, обхватив спинку дивана около её головы. Она же даже не повернулась на него, — Он ещё успеет его найти. Смотри, он же все ближе к нему, — его голос стал сладострастным, он растягивал слова, смакуя их, — Ангел никуда не денется, а вот наш Билли может. Глоточек прекрасного нектара амброзии не изменит ситуации.

      — Нет. Ему нельзя её пить. Он не может себя контролировать, он уже это давно доказал. Чем больше этой дряни выпито, тем хуже будут последствия. Он зависимый.

      — Я могу остановиться в любой момент, — ответил я ей, будто уговаривая.       — Видишь? — поддакивал мне Ворон, наклонив чёрный вороний клюв поближе к её уху, — Он может бросить в любой момент.

— Слова заядлого наркомана. Если ты можешь остановиться в любой момент, то сейчас самое время.

      — Это последний раз. Последний, правда, — умолял я её, сглатывая сухой ком после каждого слова, — Как только допью этот дистиллят, то у меня просто больше ничего не будет. Я буду чист. Клянусь тебе.

— Я тебе не верю.

      — Господи, Билл, да не позорься ты так перед ней. Она уже может из тебя верёвки вить.       — Заткнись!       Руки начало потряхивать, сухость только усиливалась после каждой новой нервной затяжки табаком. Кровь в жилах студенела, становилась густой, как сахарный сироп. Печень раздувало, она давила мне на диафрагму, от чего я снова стал задыхаться. Я сжал зубы и зажмурился.       — Мне это надо, видишь?

      — Это просто ломка.

      В дверь постучали несколько раз. Лёгкие частые постукивания маленьким кулаком. Я сразу же открыл глаза, затаил дыхание и глянул на входную дверь. Я не был уверен, что мне не показалось, но стук повторился через несколько секунд. Я обернулся на неё, на то место, где она сидела, но там было уже пусто.       — Куда… куда она ушла? — шёпотом спросил я у Ворона, который царапал обивку дивана длинными острыми когтями. Но он не мог мне ответить на этот вопрос       — Она её избегает, ты же знаешь.       — Кого?       Я моргнул и Ворон также испарился в след за ней, оставив меня в полном недоумении. А стук, тем временем, повторился уже дважды, стал более настойчивым. Я глянул в дверной глазок и увидел там её.       — Билл, открывай, я вижу, что ты посмотрел в глазок, — сказала мне Кэт с той стороны, заглянув в глазок тоже.       Твою мать, только не сейчас. Только не сейчас.       — Би-и-и-илл! — играюче протянула она, — Я не хочу стоять тут до утра! Ну что за дела?       Она снова постучала, только в этот раз носком ботиночка. Я упёрся лбом в дверь, сделал несколько вдохов, чтобы привести себя в норму, чтобы она не видела меня таким. Я неспешно отворил щеколду, дав себе ещё пару секунд и открыл дверь:       — Что ты здесь делаешь? — устало бросил я, как только увидел. Кэт округлила глаза, нахально приподняла одну бровь.       — В гости пришла, что же ещё? А ты не рад меня видеть?       — Нет.       — Очень жаль, — протянула она и протиснулась за моё тело внутрь. У меня не было сил ни спорить с ней, ни прогонять, поэтому я молча закрыл за ней дверь.       — У меня нет настроения, Кэт.       Но она будто не слышала меня. Кэт, постукивая каблучками, прошла внутрь. Мешковатый тёмно-зелёный свитер сполз с голого плеча, она подтянула рукав и, с хитрой улыбочкой достала что-то из заднего кармана джинсов. Её самодовольная улыбка стала ещё шире.       — А я ведь не с пустыми руками.       Она протянула мне склянку с красноватой мутной жидкостью внутри. Я сразу узнал, что это такое. Это был наркотик. «Экзорцист». От одной мысли у меня рефлекторно сжался кулак. И не то, чтобы я не хотел, мне было плохо только от одной мысли о ломке. Увидев эту проклятую склянку, я только грозно нахмурился и резко выхватил её из рук Кэт.       — Где ты это взяла?       — Эй! Я вообще-то его на свои деньги купила.       — На свои деньги? Это те, которые я тебе дал?       — Билл, ты что, вчера родился? — издевательски продолжила она, — Если ты не знал, то как только деньги попадают в мой карман, они становятся моими. Это закон.       — Я не буду спонсировать твою наркотическую зависимость, Кэт.       — Ну что ты опять включил ворчливого старика, м? Почему сразу зависимость? Это же всего на один раз. Я думала мы вместе там… расслабимся. Знаешь, как обычно. Вот и решила, что с этим буде веселее.       — Веселее? Ты хоть знаешь, что это за хрень?       — Эм… наркотик?       — Где ты это взяла? — повторил я, протянув склянку с «Экзорцистом» к носу Кэт.       — Где взяла, там уже нет, Билли. Купила, я же сказала тебе, — она тоненькими пальчиками аккуратно потянула за кончик и спокойно забрала его обратно, — Девочки мне про это все уши прожужжали. Такое рассказывали, вот я не удержалась. А чтобы было повеселее, решила, что с вместе тобой это будет намного интереснее.       — Ты уже пробовала эту дрянь?       — Нет, я вообще ничего не пробовала, — она потянулась к моему уху и сладострастно прошептала, — Хотела, чтобы мой первый раз был именно с тобой.       — Как мило, Кэт.       Я рухнул обратно на кресло и быстро наполнил половину стакана дистиллятом. Кэт со скептичным видом наблюдала за мной. Я уже прислонил край стакана к губам, как она тут же начала говорить:       — Будешь просто бухать? А мне не предложишь? Что это? Твой сраный бурбон?       — Это амброзия.       — Это амброзия?! — она с открытым ртом ещё раз оглядела колбу, взяла её в тонкие ладони и поднесла к носу, слегка затянувшись, но почти сразу же недоверчиво скривилась, — Что-то не похоже. Кажется, Билл, тебя обманули.       — Это амброзия, просто это… дистиллят.       — Что это значит?       — Что он разбавленный? Сильно разбавленный.       — И на сколько сильно?       — Один к десяти тысячам.       — Один к десяти тысячам?! — шокировано переспросила она и снова начала рассматривать прозрачную жидкость, — Что за кощунство? Кто это сделал?       — Я задаюсь таким же вопросом.       Я ещё раз глянул на стакан, сам не до конца доверяя этому дистилляту, который сварил где-то в подвале котельной одного из дворов Стигийского болота какой-то грязный просрок-винтовар. Но я мало что терял. Одним резким глотком я опустошил стакан до последней капли. На вкус эта жидкость мало чем отличалась от обыкновенной фильтрованной воды, разве что горьковатое травянистое послевкусие слегка рябило где-то на горле, я посмаковал горечь на языке, но она испарилась почти сразу же, как рот наполнился слюной. Кэт, затаив дыхание, не убирая с меня взгляда, внимательно разглядывала меня, видимо, разглядывала мою реакцию, но на моём лице ничего не изменилось, как и не изменилось ничего внутри меня. Я как будто выпил стакан воды.       — Ну как? — не выдержала она.       — Никак. Может, смешать его с чем-нибудь? Бурбон там.       — Фу, Господи, хватит всё смешивать с этой дрянью. Ты уверен, что его нужно пить?       — Нет, его не пьют. Винтовар, который сделал эту штуку, сказал, что его нужно вводить внутривенно.       — А ты его просто пьёшь? — она улыбнулась и посмотрела на меня, как на придурка.       — Я не хочу пускать себе по вене эту хрень.       — Может, попробуем? — прошептала она, — Вместе.       — Нет, Кэт, это исключено. Мы не будет это делать.       Но Кэт уже не хотела ничего слышать. Лисья улыбка сверкнула на её лице. Она скользнула к креслу, склонилась надо мной, над моей головой, моим ухом. Её черные кучерявые волосы щекотали мою шею. Кэт облизала губу и мягко прошептала:       — А может всё же будем, м? — она снова достала скляночку с красноватой жидкостью и подняла её на уровень моих глаз, будто раздразнивала меня, — Вот с этим. Кажется, это будет что-то волшебное.       Я не мог оторвать взгляда от светящейся красным, словно раскалённые угли, скляночки «Экзорциста». Густая слюна в миг скаталась на языке, а дыхание участилось. Я хотел её. Прямо сейчас.       — Может всё-таки попробуем, а? — повторила она, видя, как я не мог оторвать от «Экзорциста» свой возбуждённый взгляд.       — Может и попробуем, — тихо ответил я.       — У тебя есть шприц? — также тихо прошептала Кэт. Я поднял на неё взгляд и заглянул в тёмные глаза.       — Есть. — прохрипел я, часто кивая, — Есть. Дай мне минуту.       Я рванул с места к себе в кабинет. Там, в сейфе, в деревянной шкатулке лежал набор для инъекций. Я запрятал его очень глубоко, надеясь, что больше никогда его не достану. Но не выкинул. Нет, я слабый и бесхарактерный, всегда оставлял себе шанс вернуться обратно, завалиться в эту яму. Я был рыбой, чей рот уже был порван десятком рыболовных крючков, но я с радостью снова заглатываю новую наживку, самую очевидную наживку. Я был у неё на крючке, а Кэт радостно натягивала леску. На самом деле, я всегда ждал её. Только её. Когда она придёт и вновь предложит сомнительную авантюру, потому что я слабый до кайфа, сомнительного кайфа, самоубийственного кайфа, который неминуемо сведёт меня в могилу. Алиса была права: Кэт даёт мне то, что она бы не смогла бы дать — проблемы. Эти сладко-горькие проблемы, за которыми я вновь и вновь ныряю в омут. Эти самые проблемы я сейчас готов пустить по вене без задней мысли, потому что хочу, потому что в голове уже отбросил все сомнения, специально отбросил, просто бросился со скалы в пучину, из которой, возможно, и не выберусь. Иначе жизнь не имеет смысла. Не имеет вкуса. Она должна иметь вкус, иначе жить не хочется. Пусть даже такой горький. Кэт имела вкус.       Я держал шкатулку в потных ледяных ладонях и глядел на Кэт. Она уже сняла свой мешковатый свитер и сидела в одной чёрной маечке на тонких плечиках, приобнимая голые худые руки. Её возбуждённый взгляд встретился с моим больным и безумным взглядом, а затем она глянула на мои руки и улыбка медленно расплылась по её тонким устам. Это была плохая затея, очень плохая.       — Ты когда-нибудь делала это? — спросил я, доставая шприц и вкручивая иглу. Кэт помотала головой, не убирая взгляда с моих рук.       — Поможешь мне? Я боюсь, что не справлюсь сама.       — Да, конечно, — я второпях снял ремень с пояса, — Дай мне руку.       Кэт неуверенно протянула мне запястье, я обхватил его и затянул кожаный ремень выше локтя. Её синие вены тут же набухли над бледной, почти прозрачной, кожей. Она взялась за край ремня.       — Вот. Вот так держи.       — Я первая? — с небольшим волнением спросила она.       — Да, а иначе вштыренный я могу не попасть.       — Ладно.       Липкий пот стекал по спине. Я открыл крохотную пробку со склянки и набрал немного красноватого раствора. В этот же шприц набрал пару кубиков на дистиллята амброзии из стакана. Постучал пальцем по стеклянной ампуле шприца, сбивая пузырики наверх. Стекло жалобно зазвенело, поршень слегка приспустился, на кончике иглы налилась сверкающая капля, которая сразу же скатилась вниз. Вены на худой жилистой руке Кэт выпирали, точно струны. Она боязно следила за моими движениями и в момент, как я поднёс острие иглы к её коже, Кэт отвернулась и прикусила нижнюю губу. Я попал с первого раза, попал точно в «пустоту», игла провалилась в вену. Поршень медленно начал опускаться, вводя в её кровь смесь наркотиков. Её рука почти сразу же резко обмякла, а она сама с трудом держала голову вертикально. Только я спустил ремень и вытащил иглу, как Кэт рухнула на диван, её взгляд стал расфокусированным, она с открытым ртом смотрела куда-то сквозь меня.       — Какой… кайф… — прошептала она.       Увидев это, я быстро снял рубашку и кинул её в сторону, наполнил новую порцию и затянул на руке ремень. Я с силой сжал шприц в кулаке и остановился на полпути. Рука дрожала от напряжения. Я не мог этого сделать. Не мог. Не должен был.       — Останови меня, — шептал я, — Останови меня. Не дай мне этого сделать. Появись. Пожалуйста, появись. Не дай мне это сделать.       — Билл, ну что ты там? — стонала Кэт, развалившись на весь диван. Она ёрзала из стороны в сторону, улыбалась, а глаза её закатились от удовольствия. Она довольно выдохнула и повторяла моё имя, — Билл, ну где ты? Билл… Билл, я хочу тебя…       — Пожалуйста, не дай мне это сделать… — снова воззвал я. Но её не было. Зато была Кэт. Девушка, с наслаждением выдыхала, продолжая звать меня к себе:       — Пожалуйста, Билл. Трахни меня. Билл. Я хочу тебя, очень сильно хочу…       Кэт с закрытыми глазами стала расстёгивать джинсы, стянула их вместе с трусами до колен, задрала тонкую маечку до плеч, оголив плоскую грудь.       — Билл, пожалуйста.       — Пожалуйста… — повторил я, в последний раз проведя глазами вокруг в поисках её. Но её не было.       Игла проткнула кожу и вошла вдоль вены. Холодящее чувство разлилось от руки по всему телу. Я в последний миг успел вытащить шприц, прежде чем мои руки повисли на теле. Всё вокруг озарилось светом, дышать стало невероятно легко, сердце приятно прыгало в груди, отдавалось каждым ударом в ушах. Улыбка тут же расплылась по моему лицу. Но всё, что я видел, это она. Нагая Кэт, играючи тёрлась бёдрами, закинула руки выше головы, и смотрела на меня.       Я завалился на неё, попутно стягивая свои брюки, схватил её тонкую талию, прижал к себе, поцеловал. Кэт нежно выдохнула, обхватила мою шею и прижала голову, прижала моё лицо к своим холодным губам.       — Да, Билл… Господи… — шептала она, возбуждённо вдыхая от каждого моего движения.       Кэт обхватила меня ногами, выгнулась в груди, вжимая всем телом мои бёдра к себе.       — Боже… Ах, Билл… Да… Билл… Я… Я убью тебя… Я люблю тебя… Люблю…