Амброзия

Я хочу напомнить вам, уже знающим это, что Господь, избавив народ из земли Египетской, потом неверовавших погубил, и ангелов, не сохранивших своего достоинства, но оставивших свое жилище, соблюдает в вечных узах, под мраком, на суд великого дня. Как Содом и Гоморра и окрестные города, подобно им блудодействовавшие и ходившие за иною плотию, подвергшись казни огня вечного, поставлены в пример, — так точно будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть, отвергают начальства и злословят высокие власти.

Иуды 1:5

Я плыву.

Плыву.

Плыву.

      Темно. Непроглядная тьма. Землистый запах кофе и плесени. Я плыву в чёрной смоляной гуще. Она холодная. Окутывает мои руки. Вязкая, липкая жижа. Я чувствую, как она затекает в мою голову. Через ноздри. Через уши. Через глаза. Через рот. Я пью её. Жадно глотаю. У неё нет вкуса. Она уже заполнила все мои органы. Она в моём желудке. В моей печени. В моих сосудах. В моих мозгах. Я весь в ней. Я уже она. Я — чёрная вязкая смола.

Это и есть смерть после смерти?

      Липкое густое чёрное маслянистое ничто. Бесконечная тьма, в которой ты такая же бесконечная тьма. Ты — огромное смоляное пятно посреди смоляного океана. Ты ничто. Ничто в ничто. Не так уж и плохо, верно? Я бы мог всё ещё гнить где-нибудь на полу своего кабинета… Хм, кабинета. Крохотная кладовка в квартире, заставленная мебелью. Кабинет. Наверное, моё тело всё ещё там. Сколько пройдёт времени, прежде чем кто-то спохватится? А сколько прежде чем найдут? Должно быть, много. Может, уже к этому моменту я стану таким же черным холодным киселём из гнилых остатков. А здесь хорошо?

Ещё как хорошо, кореш. Нам так с тобой плавать ещё пару десятков веков.

Ты кто?

Да так, никто, кореш. Просто очередной демон в твоей голове.

Знал я одного демона. Даже нескольких. Не в голове, а так… Но не помню почти ничего. А вас там много?

Много. Очень много.

А она? Она тоже одна из вас?

Она самая главная, кореш, она самая главная здесь. Главнее меня, даже главнее тебя. Её все ненавидят.

Я её не ненавижу.

Ты просто её не знаешь так, как знаем её мы. Я тебе такое расскажу, кореш, ты ахренеешь.

Плевать. Я ничего не хочу. Уже ничего. Сейчас я просто жижа. Я крутая жижа?

Ещё какая жижа, кореш, ещё какая. Самая жирная, вонючая и чёрная жижа из всех жиж. Самое настоящее nigrum stercoris.

Это ещё что такое?

Чёрное дерьмище, кореш. Это ты.

Ты видел жижу дерьмовее?

Нет, ты самая дерьмовая, кореш. Просто наидерьмовейшая.

Шикарно. Nigrum stercoris. Звучит красиво.

Звучит просто ужасно, кореш, прямо специально для тебя. Хочешь ещё поплавать? Мы никуда не торопимся.

Да, было бы круто. Поплавать. Мне нравится плыть. Просто плыть. Слиться с этим бесконечным океаном. Я часть его. Я уже часть этого проклятого мира.

Да, самый кайф. Я тоже это люблю. Передай мой бокал с чёрной жижей.

Вот, держи, кореш.

Спасибо, кореш, а тебе налить?

Налей самую чёрную, что у тебя есть.

Ты отлично влился в эту тему, кореш. Мы так можем кружить всю вечность. Долгую, бесконечную вечность. Сколько захочешь, кореш. Пока она не разбудит.

Она. Да, она всегда появляется невовремя.

Ещё как невовремя. Всегда портит кайф, скажи? Но её здесь нет. Она не найдёт нас. Здесь только мы с тобой. Ты, я и бесконечное липкое дерьмо. Нравится? Она не знает об этом месте. Будем прятаться от неё вечно, пока не захочешь вылезти.

      Вылезти? Обратно? Нет, я не захочу. Не захочу. Я уже ничего не хочу. Только плыть дальше. Быть жижей и плыть. Плыть. Плыть. Плыть.

Плыть. Плыть. Плыть.

Плыть. Плыть. Плыть.

Проснись.

Проснись.

Проснись.

Проснись!

      Я резко открыл глаза, жадно глотая воздух. Я не мог поднять голову, тело сковало болью и судорогой. Глазами я провёл от потолка до стены. На часах половина пятого утра. Звон. Звон. Пронизывающий мои барабанные перепонки насквозь. Они дребезжали, разнося по моим мозгам мерзкую острую вибрацию. Ужасный пронзительный звон.

— Сейчас же возьми трубку.

      Приказала она. Она стояла прямо надо мной, была очень взволнована. Её голова была повёрнута в сторону звона, исходившего из соседней комнаты. Звон телефона из гостиной.       Сквозь ломоту в костях я поднялся на ноги. Шатаясь, врезаясь в углы, я брёл к звуку. Казалось, я шёл уже десять минут, а комната всё быстрее и быстрее растягивалась, отдаляя меня от цели. Трубка бешено прыгала, её корпус покрылся глубокими трещинами, телефон сейчас развалится на кусочки от жуткой вибрации и звона. Рука неестественно растянулась, словно разжёванная жвачка, и потянулась вперёд к телефону на тумбе, остановив дребезжащую трубку.       — Алло? — хрипло сказал я.       — Уильям? — спросил меня женский голос на той стороне.       — Да, эм? Кто это? — голос незнакомый, очень высокий, потусторонний.       — Слава Богу, Уильям, это Вы. Это я, София. София из церкви, помните?       София. Возможно, я где-то когда-то слышал это имя. Церковь? Нет. Я не был в церкви тысячу лет. Я не знаю никакой Софии из церкви. Это просто ошиблись номером. Сколько Уильямов может быть в этом городе? Просто какой-то глупый розыгрыш или опять какие-то телефонные мошенники.       Я поморщил лоб, пытаясь вспомнить хотя бы что-то, но ничего не приходило на ум. Я уже хотел было молча бросить трубку, лишь бы снова рухнуть на пол и продолжать плыть в черноте. Хочу обратно. Хочу уплыть в тьму. Уплыть. В тьму.

— Скажи «да».

      Сказала она мне, остановив мою руку на полпути, которая уже тянулась положить телефон.

— Скажи. Да.

      Сказала она ещё более строго.       — Алло? Уильям, не молчите, ради Бога, — взволнованно донеслось из трубки.       — Да… Да, София, что случилось? — сказал я первое, что придумал. Она наблюдала за мной, контролировала, чтобы я не накосячил снова. Я боюсь этого взгляда. Я её боюсь.       — Вы просили позвонить Вам сразу же, как он придёт… Он был здесь, — она перешла на шепот, будто её кто-то подслушивает. Её голос дрожал после недавней истерики, — Всё, как вы сказали. В точности. Молю Вас, приезжайте как можно скорее.

— Скажи «я скоро буду».

      — Я скоро буду.       Звонок тут же оборвался. Глухое гудение из трубки звенело в ухе. Я загляделся на звенящую трубку. В глазах темнело и поплыло. Кажется, я сейчас откинусь. Откинусь обратно. Да, какой кайф. Откинусь обратно. Обратно в жижу. Обратно в

— Соберись.

      Её слова зазвенели в голове, словно колокол. Глаза насильно открылись. Было больно. Всё светлое и холодное. Воздух обжигал кожу. Я поморщился и схватился за тянущие болью виски.

— Соберись, иначе мы его не найдём.

      Резко подступила тошнота. Кости начало дико ломить, мои руки выкрутило, кулаки невольно сжались в каменную хватку. Хруст, где-то внутри головы. Хруст. Жуткий хруст. Это зубы. Я сжал их со всей силы. Нужно дать конец кошмару. Хочется ещё. Ещё. Дай. Дай мне это. Быстро, дай мне. Амброзию. Где она? Дай мне её. Немного. Совсем чуть-чуть. Последний раз.

— Он точно станет последним.

      Плевать. Плевать. Плеватьплеватьпелватьплевать. Пожалуйста, дай мне её. Мне больно. Сейчас же дай! Дай. Дай. ДАЙ ЕЁ МНЕ ЖИВО!

— Нет.

      Я упал на пол. Спину выгнуло с жутким хрустом и глухим стоном. Я цеплялся ногтями за пол, пытаясь отползти в сторону кабинета, где осталась амброзия.       Одной капли будет достаточно. Мне сразу полегчает. Всё сразу закончится. Вся боль уйдёт. Я умру, если ты мне её не отдашь. Я УМРУ!

— Не умрёшь. Будет плохо, но не умрёшь. У тебя просто ломка.

      Просто ломка? Какая, блять, ломка?! Да я сейчас нахрен подохну! Слышишь? Сдохну, блять. Отдай мне её, сейчас же!       Дверь в кабинет отдалялась. Всё дальше, дальше, дальше, дальше. Я не дойду до неё даже за неделю. Хватит этого, прекрати. Останови это! Ты можешь, я знаю, ты можешь!

— Посмотри на себя, во что ты превратился?

      В жалкий кусок дерьма?

— Хуже.

      С отвращением ответила она.

— Давай, вставай, всё уже кончилось. Хватит ныть. У тебя ещё много работы.

      Выдох облегчения. Протяжный, холодивший сухие губы. Действительно, всё закончилось. Я открыл глаза и очутился на ковре своей гостиной неподалёку от тумбы с телефоном. Руки и ноги ещё немного тряслись, но не болели. Зрение ясное. Голова чистая от навязчивых мыслей. Всё, как должно быть. Волосы и спина были мокрыми от пота. Челюсть побаливала от недавнего сильного напряжения. Я обернулся в её сторону, но её уже не было. Я сделал ещё один глубокий вдох. Хотел курить. На часах было сорок минут пятого. София ждёт меня в церкви. Лучше не заставлять её ждать.

⛧⛧⛧

      Ранним утром в Асфоделе воняло. Серные и лавовые источники сильно смолили воздух, от чего он становился тяжёлым, сухим и кислым на вкус. Вместе с кислотными дождями на здания оседала чёрно-рыжая пыль, окрашивая стены, крыши и окна в соответствующие оттенки. Асфодель не только самый большой, но и самый жаркий район Дита. Лавовые потоки образовывали маленькие ручейки и большие реки. Обычно они текли по каналам, огороженные высокими заборами, но иногда вырывались за пределы, растекались на дороги и тротуары, периодически затрудняли движение, из-за чего многие кварталы были перекопаны неглубокими рвами, через которые тянулись мостики. Не хватало, разве что, гондольеров с их гондолами.       Уже за пару кварталов, на фоне низких застроек виднелся крест на вершине высокого шпиля. Церковь, хоть и располагалась на окраине, на спуске в низину, была хорошо заметна. Софию я увидел уже на подъезде к каменным стенам забора. Она ждала меня возле ворот, оглядываясь по сторонам и выглядывая проезжающие мимо машины. Матриарх была с головы до ног закутана в несколько слоёв в бордовую шёлковую ткань, из-под которой виднелось только её лицо и кисти рук. Край её рясы тащился по земле, закрывая ноги полностью. Увидев меня на горизонте, она робко помахала. Я притормозил с другой стороны дороги.       — Слава Богу, Вы здесь, — негромко и взволнованно сказала она мне, как только я подошёл поближе.       Несмотря на раннее утро, прихожане уже стягивались к храму. Опущенные головы, завёрнутые в платки, как у женщин, так и у мужчин. Судя по похожему виду матриарха, это какая-то особая традиция. Несколько человек сначала стягивались в небольшие группы, а потом потоком шли в сторону храма. Кто-то падал на колени чуть только зайдя за ворота, кто-то тихо бормотал молитвы, закрыв лицо руками, кто-то спокойно стоял, опустив голову вниз. Время едва перешло за шесть утра, но толпы уже стягивались к ещё закрытому храму. Я подозрительно озирался на всех, кто робко решался подойти к нам на расстояние ближе десяти метров. София, заметив мой хищный взгляд и недовольный оскал, аккуратно положила руку мне на плечо. Это в тот же момент потушило во мне разгорающуюся злость. Стало необычно легко. Она робко кивнула мне и спокойно сказала:       — Идёмте, я провожу Вас в свою квартиру.       Мы вошли за забор и пошли по узкой каменной дорожке в другое крыло. Отдельное здание из тёмно-красного лавового кирпича, в два этажа высотой. Походило на обычный жилой дом. Так оно и было. Крыльцо подъезда было укрыто деревянной дощатой треугольной крышей, поверх досок был накинут шифер, местами уже давший течь. Деревянная лавка, нараспашку открытая дверь, вход внутрь украшала деревянная икона. Этаж на четыре квартиры, вбок сразу же уходила узкая лесенка. Квартира Софии находилась на самом верху, точнее, она находилась на чердаке. Мансардный этаж, три комнаты: спальня и библиотека, кухня. Пахло цветочным маслом и пчелиным воском. На входе, на стене в углу, висела большая православная икона Богородицы с Младенцем, под стеклом и в позолоченной толстой рамке. Рядом на цепочке свисала спокойно горящая масляная лампада. В кухне, где почти всё свободное пространство съедал стол с деревянной табуреткой, было чисто и убрано. На столе стояла маленькая деревянная солонка и крохотный подсвечник с новой, ещё не зажжённой свечой. Неновая, местами ржавая газовая плита, шкафчик, чья дверь изрядно покосилась, для посуды, очень старый, буквально древний, но ухоженный холодильник бежевого цвета. Он сильно жужжал и потрескивал, напоминая о своём преклонном возрасте. Ни ванной комнаты, ни туалета в квартире я не заметил. Библиотека крошечная, едва вмещавшая в себя один узкий книжный шкаф, доверху забитый книгами, и письменный столик, на котором лежала недописанная рукопись; на подсвечнике, заполненном расплавленным воском, стояла наполовину выгоревшая толстая парафиновая свеча, около которой лежал пенал с письменными принадлежностями. Её спальня была самой просторной частью квартирки. Потолок скошен под мансарду, маленькое треугольное окно на стене и большое квадратное окно на крыше. Одноместная деревянная кровать с большим махровым пледом, аккуратно заправлена. Над ней на стене висел старенький деревянный шестиконечный крест. Платяной шкаф приставлен к основанию кровати. Лакированный туалетный столик с вогнутыми внутрь ножками. На его поверхности лежал медный гребень для волос, флакон духов в стеклянной бутылочке и резная деревянная шкатулка для украшений. Над столиком, на стене, висело потёртое по краям большое круглое зеркало в тонкой серебряной оправе. Но самое главное было у стены. На квадратном простом бежевом ковре лежало нечто, завёрнутое в бордовую ткань. Что-то небольшое, но явно страшное, раз она так тщательно это прячет. София робко кивнула мне в сторону этого предмета.       — Что там? — спросил я, подойдя ближе. Я сел на колено и начал распутывать многослойный комок. Понемногу я начал догадываться, что там спрятано. Круглое, с неровными краями, слегка мягкое на ощупь. Чуйка, к сожалению, не подвела — это была человеческая голова. София тут же отвернулась, зажмурилась и прикрыла половину лица краем платка. Её мутило только от одной мысли о содержании свёртка. Я не так резко на это отреагировал, можно сказать, что я ожидал нечто подобное от этого психопата. Голова мужчины: немолодой, глубокие морщины, большой вдавленный нос, изрешеченный глубокими бороздами; глаза закрыты; губы опухшие, синие; кожа почти синего цвета. Срез у шеи точно такой же, как и всех его жертв: ровный, явно сделанный быстрым и сильным ударом, обугленный по краям.       — Вчера ночью, — начала она, боясь повернуться обратно, — Я не могла выкинуть из головы Ваши слова о том, что он вернётся. Вы как знали, что это произойдёт, это было похоже на предзнаменование, неотвратимое и страшное. Конечно, я боялась вернуться домой, будто знала, что он уже стоит там, посреди моей комнаты, ждёт меня, ждёт, чтобы принести меня в жертву. Но всё было куда прозаичнее. Весь вечер и всю ночь я провела в храме Господнем, в молитвах, одна. Молитвы помогают мне сохранить ясность ума и не дать страху объять меня полностью. Я не думала, что он рискнёт предстать перед Богом в Его храме в таком виде. Но я ошиблась, его это не остановило. Он вошёл бесстрашно, уверенно направляясь прямо на меня. Но что-то в нём изменилось. Взгляд, движения, голос — они были другими. Он не был похож сам на себя, всё больше и больше отдавался в руки преисподней. В одной руке он держал меч, во второй… — она затихла и сделала глубокий вдох, — Мешок. Весь в крови. «Новая жертва» сказал мне он, «сделай всё, как я скажу». Он бросил мешок прямо к алтарю, где я молилась. Голова из мешка покатилась точно к моим ногам. Одно дело — кровь свиньи, а другое — это. Нужно ли говорить, что я испытывала в тот момент? Это был уже не страх, это была уверенность, что я буду следующей.       — Вы ему нужны, он не причинит Вам вреда, — подытожил я. София робко обернулась на меня. Её лицо было искажено гримасой нескрываемого страха.       — Он рассказал всё, что нужно сделать: детали обряда, который я должна провести. Покаяние, пожертвование, причастие. Он попросил у меня несколько свечей, чашу со святой водой, вино, масло и хлеб. Он сам подготовил всё, как нужно, я лишь ждала, когда он закончит. Это было недолго. Он встал на колени и велел мне помазать его и вместе с ним прочитать молитву об искуплении. Он каялся, как мог, но получалось плохо.       — Что значит плохо?       — Сложно объяснить. Исповедь — одно из таинств, момент, когда душа раскрыта, когда грешник боится грехов совершённых, но не боится их показать. Именно тогда Господь и прощает, только когда по-настоящему раскаиваешься, когда веришь, что совершил грех. Он не верил. В его словах не было ни страха, ни искренности, ни сожаления, ни гордости за содеянное. Для него это ничего не значило, это был удобный и простой инструмент, который мог помочь избавиться от последствий, только и всего. Он не считает, что совершил что-то плохое.       — И Вы отпустили ему всё, верно?       — Да простит меня Господь, но разве у меня был выбор? — она украдкой бросила взгляд на голову в моих руках и снова резко отвернулась, закрыв рот и нос ладонью. Я понял, что выбора у неё не было никакого.       — И этот ритуал помог?       София снова покивала.       — Его язвы начали стягиваться, голос стал тоньше и нежнее, а глаза снова стали светлыми. Но он всё ещё плохо выглядит. Ад берёт своё, хоть такой ритуал и оттягивает неизбежное. Ангелам нельзя быть в Аду слишком долго.       — Я знаю.       — Когда всё закончилось, он выпрямился и расправил свои крылья, громко рассмеялся. С облегчением, с новой силой. Что-то страшное было в этом смехе. Его смех… как грохот в небе, предзнаменование новой жестокости. В тот момент я поняла, что это не конец, что он продолжит свои деяния в этом мире.       — Он говорил что-нибудь? Куда пойдёт или чем будет заниматься.       — Да. Он сказал что-то очень странное, но я хорошо помню эти слова. «Я сожгу их снова».       Я оглянулся на неё. В ответ на мой немой вопрос она лишь отрицательно покачала головой. Она не знает, что это значит. Сильная женщина. Её взгляд, большие чёрные глаза, несмотря на ужас царивший внутри, был непоколебимо твёрдым. Меня это поразило. Она очень уверенно держалась после всего, что ей пришлось пройти. Я ещё раз посмотрел на человеческую голову в руках. Раз ему это всё помогло, значит, он не остановится на этом. Это играет мне на руку, выше шанс, что он ошибётся, что вернётся снова.       — Скольких он уже убил? — робко спросила София, выглядывая из-за угла.       — По меньшей мере троих, — ответил я и завернул ужасный подарок обратно в ткань.       — И Вашу дочь тоже?       Лишь спустя секунду моего молчания, она тихо ойкнула, осознав свой вопрос. Меня передёрнуло. Несколько страшных образов той ночи на болотных топях всплыли в голове.       — Да.       — Бога ради, простите, Уильям, мне не стоило…       — Всё в порядке. Не нужно извиняться. Я найду его, я убью эту тварь, положу конец Вашему страху и всему тому зверству, что он творит. И отомщу за неё.       — Как? Как Вы хотите его убить? Разве это возможно сделать в одиночку?       — Я не один, с Вами, матриарх, нас уже двое.       — Уильям, я надеюсь, это просто неуместная шутка. Я не смогу помочь Вам в убийстве ангела. И дело здесь не только в том, что он — посланник Божий, а я его раба. Я не могу. Это… это очень страшно. Что я по-Вашему смогу ему сделать?       — Просто делайте всё, что я скажу. Я не буду Вами рисковать, даю слово.       — Не знаю, Уильям, — они приобняла себя за плечи, — Это кажется невозможным. ФУРИЯ может нам помочь, давайте обратимся к ним за помощью. Я уверена, что это выход.       — ФУРИЯ бессильны перед ним, и он найдёт каждого, кто его сдал. И прежде чем его поймают, если поймают, он расправится со мной и с Вами, со всей Вашей блеющей молитвы паствой, а всю эту церковь сожжёт к чертям. Ему нечего терять. Он уже в Аду, и он не остановится на этом. Начнётся такой хаос, которого не было со времён первой войны. А там и до второй войны не далеко. Вы хоть представляете, что случится тогда? Вы понимаете, что мы не можем так рисковать?       Конечно, я врал. Нагло и бессовестно. Возможно, подставляя её и подвергая ещё большей опасности. ФУРИЯ бы сделали всё быстро, чисто, анонимно и он бы даже не узнал о готовящейся облаве. Он бы и сделать ничего не успел, прежде чем его возьмет за горло отряд хорошо вооружённых демонов спецназа. Но если его поймает ФУРИЯ, я даже в глаза этой мрази не смогу взглянуть, не то что отомстить за дочь. А мне это не нужно. Именно я должен сделать это.       — Да… Да, конечно, Уильям. Я всё поняла. Я буду слушать только Вас.       Покорность и страх. Привычные мне чувства. Я взял голову подмышку и пошёл к выходу.       — Я со всем разберусь, доверьтесь мне. Если он придёт снова, звоните только мне и никому больше.       Она покивала и поглядела мне в след, в момент, как я закрыл за собой дверь. Вонючая голова мне была не нужна, я выкинул свёрток с ней в ближайший мусорный бак. Встав возле машины, я достал сигареты, закусил одну, но стоило мне чиркнуть барабаном зажигалки, как со стороны спины послышался её голос:

— Ищи его.

      — Я просил тебя оставаться дома, — не обернувшись к ней сказал я и всё же прикурил.

— Ищи его.

      — Я и с первого раза услышал.

— Но ничего не сделал.

      — Что я по-твоему должен сделать? Я курю. Я всё равно не знаю, где он.

— Потому что не ищешь.

      Я молча выдохнул дым.       — «Я сожгу их снова». Что это может значить? Что можно сжечь ещё раз?       Я обернулся на неё, но она только продолжала молча таращиться на меня бездонным взглядом.       — Не знаешь. Я тоже не знаю.       Я откинул край рукава в сторону и взглянул на часы. Нужно выдвигаться за Джонни и ехать в участок. Когда я поднял взгляд, её уже не было.       

⛧⛧⛧

      — Значит так, сегодня работы у вас хоть жопой ешь. Предлагаю разбирать поскорее и начать выполнять незамедлительно.       Вальтазар стоял посреди офиса. Он держал в руках целую кипу папок. Вызовы. Опять какой-то головняк. Кажется, в ближайшее время, пока дела с ФУРИЕЙ не уложатся, всех димов запрягут на самые дерьмовые заказы. И это всё благодаря мне.       — В этот раз воздержись от расследований, Макалистер, — колко бросил Вальт в мою сторону, несколько человек ехидно улыбнулись.       Я, сложив руки на груди, жевал сигаретный фильтр и неспеша покуривал. Джонни стоял рядом со мной и, как обычно, активно причитал, цокал и комментировал каждое новое предложение шефа. Ченски, увидев моё помятое лицо, самодовольно ухмыльнулся и что-то прошептал Глену, ткнув тупоголового толстяка локтем в жирный бок. Глен улыбнулся как придурок, поглядывая в мою сторону. Жан Томпсон стоял ближе всех к шефу, на его стол и была вывалена вся гора бумаг. Он активно обсуждал с Вальтом какие-то тонкости, у него во рту, под пышными усами-щёткой, торчала недавно зажжённая папироса «Красного дьявола». И Алиса. Она с мрачным видом стояла рядом с Жаном, сложив руки на груди, и внимательно слушала всё, о чём они с шефом говорили. Поговорить с ней я пока не решался. После вчерашнего, кажется, нашим отношениям окончательно пришёл конец. Она ни разу не обернулась в мою сторону, хотя я почти не отрывал от неё взгляд. Лучше вообще не напоминать о себе. Надеюсь, работа в поле даст нам возможность не пересекаться какое-то время.       Я почти не слышал, что рассказывал нам Вальтазар, но, судя по реакции Джонни, это что-то на уровне дела «Обосранного пера». Надеюсь, без того же финала. Джонни недовольно забрал папку из лап Вальта и потопал на выход, всё ещё подпирая больную ногу костылём. Я неторопливо пошёл вслед за ним.       — Это всё ёбанный пиздец, старичок! — сказал он, едва вышел за порог участка, — Я работаю в этой ебучей конторе уже сорок лет. Сорок, ты понимаешь? И ни разу мне не давали более тупого поручения, чем это, — он поднял папку над головой и потряс.       — Что там? — спросил я, показывая наигранный интерес.       — Ты вообще был там? Я полчаса с жирным базарил по этому поводу.       — Извини, хочу твою окончательную рецензию.       — Висельник. Ага, да, прикинь? Какой-то придурок вздёрнулся, а мне за ним говно убирать. Висит на углу третьей болотной, во дворах за универсамом. Блять! — крикнул он в воздух и громко хлопнул дверью машины. Я сел за руль и бережно, специально для Джонни, завёл двигатель и подождал немного, пока он «прогреется». Джонни покивал, — Ага, слышишь, опять цилиндр булькает. Надо свечи менять. Сможешь заехать к Виктору в сервис на днях?       — Нет, — спокойно сказал я, перетягивая ремень через туловище, и покрутил стеклоподъёмник, выдохнув горький дым наружу. Джонни поморщился, но смиренно ответил:       — Ладно, сам как-нибудь. Вроде уже на следующей неделе ходить буду нормально, пока пиздец, даже сидеть больно.       — Один висельник? И всё?       — Ну да.       — Тогда к чему столько возмущений? Делов-то, быстро снимем его, сожжём, да домой поедем.       — Тут, старичок, всё дело в уважении. Понимаешь, как это выглядит? Мы же сливки, сука, общества, офицеры ЦЕРБЕРа при исполнении, занимаемся вот такой вот хуйнёй. Может, почистить дерьмо за жирной задницей Вальтазара — несложная задача. Что тут такого? Взял лопату, собрал кучу, выкинул и дело с концом. Но старина Джонни этого делать не будет. И знаешь почему? Это дело принципа. Тут же весь вопрос, сука, в уважении, понимаешь? Я не стану это делать, хоть под угрозой увольнения, пошли они нахуй! А нас же буквально ни во что ни ставят. И ладно если бы мы были этими лошками с нижних этажей, которые пороха не нюхали, или этими сраными уродами с патрулей, черти эти, но я же столько ёбаного мусора перестрелял в этой клоаке, а в благодарность что? Это? Я что, зря в элитном офисе сижу?       — Ты сам себя в элитный офис записал? Кто тебе вообще сказал, что мы какие-то привилегированные?       — А мне никто не говорил, старичок, у меня глаза есть, — сказал он и повернулся ко мне. Я посмотрел на те самые глаза, которые глядели на меня сквозь толстые линзы очков, — Я же вижу, что доверяют нам, и что тем, кого по объявлениям набирают. Мы-то реальной работой занимаемся, пока те педики что-то дрочат в кабинетах, пьют эту дрисню из кофейного автомата и раз в месяц выбираются сделать вот что-то по типу этого, — он ещё раз приподнял папочку.       — Мне плевать. Хочешь, сиди в машине, я сам всё сделаю. Чем скорее освободимся, тем лучше. У меня ещё куча дел.       — Да нет, Билл, старичок, я помогу, конечно, просто обидно за нашу страну, куда всё катится-то? Ёбаные леваки всё тут развалят нахрен, попомни мои слова.       Справедливости ради, в чём-то Джонни был прав — наш отряд всегда был под личным присмотром Вальтазара, и в него входили только самые опытные и доверенные димы центрального участка. Сколько себя помню, я всегда был в этом отряде. Нас негласно называли «элитой», хотя, формально, мы ничем от тех «педиков с нижних этажей», как выразился Джонни, не отличаемся. Новички, сидящие на нижних этажах, долго не задерживаются. Это кажется, что попасть в ЦЕРБЕР — невероятная удача, но реальность совсем другая. Пройти дальше сможет только один из тысячи. Многие банально не доживают до заветного повышения. Зарплаты маленькие, условия дерьмовые, перспектив никаких. Новичкам даже пистолеты не выдают, пока они не получат звания, а до него ещё нужно дожить. Зато с хорошим званием появляются и деньги, и возможности, и уважение, даже среди демонов. Все в нашем отряде были лейтенантами — в высшем звании для дима из всех возможных. Чтобы получить лейтенанта, нужно отпахать не меньше двадцати пяти лет. Только Алиса смогла сломать эту систему, получив жетон лейтенанта после восемнадцати лет за особые заслуги на службе. Что именно за заслуги это были, не уточняется. Выше лейтенанта можно стать только будучи демоном. Некоторым, таким как мне, за выслугу лет предлагают пойти на это — стать демоном и подняться по карьерной лестнице. Но я отказался.       Мы быстро приехали на 3-й Болотный съезд. Обшарпанный универсам с покосившейся красной вывеской, как ни странно, ещё работал. Место это было не менее легендарное, чем проклятый Бумажный завод на топях. Алкашей здесь было больше, чем крыс в помойной яме. Алкоголь в супермаркете продавался круглосуточно и за бесценок. Но безопаснее будет выпить керосина, чем эту бодягу. Слепота — это лучшее, что можно получить из целого списка побочных эффектов этого химозного пойла. Но когда ты уже живёшь в таком месте, это не худший сценарий — у тебя хотя бы есть деньги на бухло.       Бывало, мне здесь попадалось и особое бухло: самогон из картофельных очисток, бражка на плесневелом хлебе и даже настойка на молодых мышатах, сделанные кустарным методом в местных подвалах. Подобный подпольный ассортимент широко расходился по всем уголкам Стигийского болота, использовался как обменная валюта, и даже был отличным подарком близкому товарищу по притону.       По слухам, здесь в универсаме, который в народе прозвали «Красным», можно купить «ядерный коктейль» — смесь бензальдегидов, амфетаминов, транквилизаторов, метанола, этанола и кислоты. Этот коктейль — самый ходовой универсальный наркотик в этой части Болот. Его пьют, курят, колют, заливают в задницу. Говорят, приход ловишь такой, что можно улететь на несколько дней. Неудивительно, что здесь всегда такая очередь, и точно не за пакетом молока или пачкой колбасок из карсатовского фарша.       Стоило нам припарковаться неподалёку, как вся свора грязных уродов начала стремительно рассасываться по углам. Мы с Джонни вышли наружу, он с кислой миной огляделся, глубоко вдохнул сладковатый гнилостный аромат, витающий в воздухе, и харкнул в сторону. Наш труп должен висеть где-то за универсамом, судя по наводке. Я заметил узкий короткий проход сбоку от здания и кивнул Джонни в ту сторону. Бомжи, хоть и были на безопасном для них расстоянии, но боязно озирались на нас. Мне было плевать на них — не в моём статусе терять время и возиться с их документами. Выродки уже живут в самых худших условиях, которые возможны во всей Преисподней, нет нужды делать ещё хуже, тем более, марать руки я не люблю. Но вот Джонни обычно не терял возможности проверить документы у случайного прохожего, кто рискнул мелькнуть в опасной близости. Делал это он больше для собственного развлечения — за такую самодеятельность нам не доплачивали, ну и для попытки срезать с корешка книжки неделю-другую срока, чтобы потом выгодно сбагрить её на чёрном рынке. Но если всё-таки и попадался просрочившийся, Джонни обязательно того сильно избивал, до полусмерти обычно, насколько хватало его запала, после чего отпускал. Если это происходило в помещении или в глухом переулке, он не чурался пердолить как мужчин, так и женщин, если они выглядели хоть несколько опрятно. Чаще всего новенькие, не успевшие спиться или строчиться настолько, чтобы воротило от одной мысли об этом. У Джонни были определённо странные фетиши. До убийства дело доходило редко, особенно, до необоснованного. Пару раз я видел, как он срывался и забивал бедолаг до смерти руками или ногами. Стрелять я не разрешал. Это слишком громко и грязно. Пару раз он отхватил от меня за это, и с тех пор боится пойти наперекор.       Мы перешли дорогу, обошли универсам по прямой и завернули в переулок. Перед нами, на углу сидела вонючая бомжиха. Обоссаные штаны, дырявые ботинки с висячей подошвой, куртка серо-зелёного цвета в дырках, пятнах, неаккуратных заплатках. Седые грязные волосы в какой-то зелёной тине ошмётками прилипли к её сифилисному лицу. Она тащила за собой импровизированную тележку, набитую всякой всячиной, в основном объедками, одеждой и бутылками. Джонни сразу же устремил на неё взгляд, на что женщина, видимо, не поняв, кто мы такие, решилась подойти поближе.       — Мелочи не найдётся? — сипло спросила она, протягивая грязную мозолистую ладонь без трёх пальцев. Я прошёл мимо, а Джонни резко остановился, таращась на неё.       — Чё?! — надрывая голос выкрикнул он.       — Денег дашь? — спокойно повторила она.       Джонни запыхтел от такой наглости. Я остановился, чтобы подождать его и посмотреть, что будет дальше, это может быть надолго. Он надулся и покраснел, обернулся на меня и снова уставился на неё. Не веря своим глазам, он ещё раз почти что в упор наклонился к её опухшей роже, опустил голову ещё ниже к раскрытой ладони, после чего громко затянулся носом, собрал во рту побольше соплей и смачно харкнул ей прямо в руку.       — Пиздуй отсюда! — заорал он на всю улицу. Другие бомжи сразу же обернулись в нашу сторону, кто-то даже дал дёру на всякий случай.       Джонни оттопырил край пиджака, показав рукоять Магнума, торчащую из кобуры. Женщина недовольно сморщилась, сощурила глаза, и, матерясь себе под нос, поковыляла прочь. Джонни ещё несколько секунд с выпученными глазами и приоткрытым ртом наблюдал за её сгорбленной фигурой и громко сопел. Скорее всего, в этот момент он решал, отпустить её или закончить дело на месте. Он мог избить её, научить манерам, но решил всё же не марать руки. Повисла пауза, после он повернулся, ещё несколько раз оглянулся назад пока пошёл ко мне.       — Ты видел это? — возмущённо спросил он.       — Видел, — кивнул я.       — Совсем ахуели! Уроды ёбанные. Страх вообще потеряли, скажи? Я ебал этот город. Вот об этом я и говорил, старичок, это называется уважение. Пока мы с тобой снимаем трупы висельников и занимаемся прочей хуйнёй, эти мрази всё чувствуют, что можно понаглеть, можно и мелочь спросить. К этому всё и идёт, понимаешь? Скоро нас ни во что ставить не будут, начнут хамить, начнут пиздить, убивать, и вся эта долбанная система развалится к хуям собачим. Уважение нарабатывается годами, годами тяжкого труда, а теряется за секунды.       Зайдя за угол, мы прошли по узкому тоннелю и оказались в небольшом дворе-колодце, в центре которого росло сухое дерево с кривыми и частично сломанными ветвями. Именно на этом дереве, на ремне висел наш висельник. Выглядел он как типичный представитель здешней алко-фауны. Протёртые на коленях и мокрые от мочи грязные синие джинсы, болотного цвета футболка с пятнами от вытекающей у него изо рта жижи. Редкие короткие рыжие волосы на затылке. Голова его неестественно покосилась в сторону, кажется, он прыгнул с дерева с петлёй на шее, возможно, даже несколько раз. Шею вывернуло, сломало несколько позвонков, подъязычную кость, вывихнуло сустав нижней челюсти, из-за чего его рот был скошен в бок. Глаза опухшие, красные, слегка приоткрытые. Рот криво открыт, между редкими зубами вытекала зелёно-красная густая жидкость, капающая ему на грудь. Судя по опухшей роже, рою мух и характерному кислому смраду, висит он здесь уже пару дней.       — Ну и чё делать с ним будем? — спросил Джонни, достал фотоаппарат из-за пояса и сделал два снимка с разных сторон.       Я потёр подбородок, осмотрел дерево и ремень. Держалось крепко и наверняка. Висел он высоко, ствол дерева был гладким, скользким, широким, да и забираться за ним не было никакого желания. Урод выбрал самую крепкую ветку, даже если и пилить её, на это уйдёт много времени, к тому же, подходящего инструмента для этого у нас не было.       — Может, так его? — предложил Джонни и подёргал его за ногу. Мертвец начал покачиваться, ремень заскрипел. Я отрицательно повертел головой, — Может, по частям? Будет считаться?       — А до шеи ты как доберёшься, умник?       — Тоже верно, но я хотя бы что-то предлагаю, а не тупо пялюсь.       — Может, ремень прострелить?       — Ну… — Джонни поднял голову наверх, оглядел пояс и ветку, почесал свой редеющий затылок, — Вроде не сильно высоко, да? Может, выйдет. И кто будет стрелять?       — Твоя махина точно должна порвать.       — Это был комплемент или зависть? — Джонни вздёрнул брови и жиденько улыбнулся.       — Сможешь попасть?       — Старичок, Джон Барбаро своей махиной всегда попадает куда нужно с первого раза.       Джонни достал из-за пояса ствол, кинул костыль на землю, схватил Магнум обоими руками. Он, прикрыв один глаз, держал пистолет перед собой на вытянутых руках. Палец нажал на курок, потянув его в низ до упора с характерным щелчком. Руки шатало, хоть цель была не очень высоко, целиться в такие мелкие предметы ему приходилось нечасто. Поймав пояс на мушку, он тут же нажал на спуск. Выстрел был очень громким, в одном ухе тут же запищало. Пуля просвистела сквозь редкую листву. Отдача была такой силы, что пистолет тут же вылетел наверх, вместе с руками Джонни. От силы выстрела, Джонни отлетел назад, завалился на спину и грохнулся на землю. Очки криво повисли у него на одном ухе. Я сморщился от оглушения и поднял голову наверх. Пояс был цел и невредим. Пуля полетела сильно выше, не задела даже ветку.       — Попал?! — выкрикнул Джонни, поправляя очки.       — Нет.       — Твою мать, да как? Там же пару метров всего? — Джонни кое-как встал, упираясь на здоровое колено, и пощурился на висевший труп. Действительно, он ещё висел.       — Дай я попробую, — я потянул к нему руку, Джонни нехотя вложил мне в ладонь рукоять пистолета.       Тяжёлый. Ещё дымился после предыдущего выстрела. Сладковато-горьковатый аромат сгоревшего пороха ударил в нос. Хромированный револьвер с длинным стволом, перфорированным ребром жесткости, скошенное на конце дуло. Я повертел его со всех сторон. Блестящий орёл выгравирован на металлической серебряной вставке поверх кожаной обмотки рукояти. На другой стороне, над барабаном, чёрными символами выбит серийный номер. Джонни недовольно цокнул.       — Потом рассмотришь.       Я встал полубоком и вытянул правую руку с пистолетом вперёд. Закрыл один глаз и медленно начал поднимать ствол, пока мушка прицела не остановилась чуть выше головы трупа. Я задержал дыхание и нажал на курок, тут же раздался оглушительный выстрел. Конечно, я подозревал, что эта пушка имеет сильную отдачу, но чтобы настолько… Пистолет полетел мне точно в лицо, чудом не заехав мне по носу. Он задел скулу и отлетел в сторону вместе с моей рукой. Я завалился в сторону, успел подставить руку и чуть было не упал мордой в грязь.       — Довыёбывался? — саркастично спросил Джонни, поднял пистолет с земли и сдул с него пыль, — Я ж не просто так его двумя руками держу.       Я поднял голову. Труп всё ещё висел в петле. Я попал, только не по ремню, а ему в шею. Большая дыра зияла на боковой стороне. Кажется, оно сейчас оторвёт ему голову. Мы с Джонни затаили дыхание и наблюдали, как подгнившие мягкие ткани медленно рвутся под тяжестью тела. Скрип, хлюпанье и хруст были слышны всё отчётливее и громче, после чего его голова всё-таки отделилась и тело рухнуло на землю. Я оглянулся на Джонни, Джонни оглянулся на меня.       — По крайней мере, мы его сняли, — тихо сказал я.       Джонни подошёл к нему поближе, окинул взглядом и что-то его сильно рассмешило. Он захохотал, достал из-за пояса фотоаппарат и протянул мне.       — Билл, блин, щёлкни меня!       Джонни присел на одно колено и наклонился к оторванной голове. Его позабавило то ли выражение лица, то ли положение тела мертвеца. Я ничего не стал говорить, просто взял в руки габаритный фотоаппарат, глянул в глазок, наставил прицел на лицо Джонни. Он широко и счастливо улыбнулся, смотря точно в объектив. Щёлк! Яркая вспышка, скрип и скрежет механизмов внутри и из фотоаппарата медленно начала вылезать компактная фотокарточка. Джонни вскочил, схватил её, потряс на воздухе, пока на ней медленно не начала проявляться картинка. Увидев результат, он не менее радостно рассмеялся.       — Чёрт, это ахренительно! В коридоре повешу.       Джонни отошёл в сторону, разглядывая свою фотокарточку, а я подошёл поближе к трупу. Тело перекосило, одну руку вывернуло, голова лежала в полуметре от тела. Картина до боли знакомая. Как будто я это где-то видел. Неужели это тоже его рук дело? Снова кто-то отрубает головы. Это был он? Или это был я?       Я взглянул на его обезображенное лицо. Оно шевелится. Челюсть играючи подёргивается, зубы бьются друг о друга, точно трещотка. Голова всё быстрее и быстрее начинает трястись, прыгает и перекатывается по земле, пока наконец не переворачивается и становится вертикально.       Что за хрень?       Я потянул руку к поясу и попытался нащупать кобуру. Ничего не было. Она исчезла. Джонни тоже исчез.       Глаза. Оно открыло глаза. Бледные бесцветные зрачки таращились прямо на меня. Они бешено крутились то вверх, то в стороны. Зрачки начали расти, расти и расползаться до такой степени, пока из одного не появилось два, четыре, восемь. Глаза открывались на его лбу, щеках, виске, затылке. Губы, опухшие синие губы что-то шепчут. Что-то шепчут. Мне. Внутренним низким инфернальным басом.

Тебя ждёт кара небесная.

      Уши заполнил всепожирающий голос. От него не укрыться, не спрятаться. Я хотел было отвернуться, но не мог даже моргнуть. Сотни, если не тысячи зрачков из десятков глаз были направленны в мою сторону. Проклятая голова начала подниматься над землёй, остановившись в полуметре от моего лица. Гнилостный смрад ударил мне в нос, его кровавая слюна брызгала мне на лицо, а я не мог даже пошевелиться. Его голос становился всё громче, и громче, и громче, от шёпота переходя в бессвязное жужжание, расползающееся по моей черепной коробке.

каранебеснаякаранебеснаякаранебеснаякаранебесная

      Голова закружилась вокруг своей оси, не замолкая не на миг, набирая ход с каждой секундой. Она росла, росла в размерах, приближалась всё ближе. Его глаза переползали на меня, залезали под мои опухшие веки. Его гнилой язык протискивался через щели в зубах в мой рот. Его скользкая кожа перетекала на моё лицо.

К А Р А Н Е Б Е С Н А Я

      — Соберись!

      Я открыл глаза. Обезглавленное тело алкаша лежало неподвижно у моих ног. Всё так, как и должно быть. Как было минуту назад. Ничего необычного. Но сердце бешено колотилось. Я схватился за грудь, сложно было отдышаться, густая слюна собралась на горле, на лбу проступил пот, кончики пальцев покалывало.       Я оглянулся в сторону голоса, вытащившего меня из этого кошмара. Она. Сидела в моей серой рубашке с подвёрнутыми рукавами, сидела на той самой ветке, где ещё недавно качался мертвяк. Она посмотрела на меня бездонными чёрными глазами и наклонила голову в сторону.

      — Соберись, иначе мы не найдём его.

      — Эй, старичок, не тормози, давай, — Джонни хлопнул меня по плечу, от чего я вздрогнул и резко обернулся на него. Он достал из внутреннего кармана свёрток со склянкой спирта и спичками, — Подкати голову, будь так любезен.       Я вновь поднял глаза на ветку, её уже не было. Джонни таращился мне в спину, ожидая, когда я наконец перестану стоять, как истукан, и пну ему бошку. Носком ботинка я ударил голову по затылку, она подкатилась прямо к телу. Джонни, не долго думая, открыл бутылочку со спиртом, размашистыми движениями окропил тело со всех сторон, опустошил всю склянку до последней капли. Сильный запах концентрированного спирта почти перебил гнилостную вонь. Джонни поджёг небольшую свечку из красного воска и второпях, неаккуратно, начал читать молитву из книжечки в его руках.

Pater noster, qui es in caelis:

Sanctificetur nomen tuum;

Adveniat regnum tuum;

Fiat voluntas tua, sicut in caelo, et in terra.

Panem nostrum quotidianum da nobis hodie;

Et dimitte nobis debita nostra,

Sicut et nos dimittimus

Debitoribus nostris;

Et ne nos inducas in tentationem;

Sed libera nos a malo. Amen.

      Тело вспыхнуло красно-чёрным пламенем. Джонни потёр затылок и поволок за собой больную ногу, следуя к углу дома.       — Пойду отолью и можем ехать, — сказал он.       Я, незаметно для него, кивнул ему в спину, и обернулся к сгорающему телу. Нет, это был не он. Не ангел. Это не он его убил, конечно не он. Это был не он. Это просто суицидник и всё. Просто суицидник.

— Сегодня да, а завтра может быть его рук дело.

      Она стояла напротив, с другой стороны от чёрно-красного костра, смотрела на сгорающие кости. Она выставила руки вперёд и немного склонилась, грея над огнём хрупкие белые ладошки. Свет от пламени прыгал на её фарфоровом лице.       — И что это значит? — раздражённо бросил я.

— Значит, что его нужно найти сейчас.

      — Я не знаю, где он! Что ты от меня хочешь?!

— Ты уже нашёл много ответов, которые искал, осталось всего-то найти его.

      — Всего-то? Блять, я не могу искать его по всему Диту. Даже ФУРИЯ со всех их могуществом ещё его не взяли, что я могу сделать?

— Ты ближе, чем они. Осталось просто завершить начатое.

      — Что я из этого должен по-твоему понять?

— Если заблудился, лучше всего идти назад, пока снова не дойдёшь до нужной тропы.

      — Предлагаешь начать всё сначала?

      — Предлагаю вспомнить, с чего всё началось.

      — Билл! — крикнул мне Джонни, я обернулся. Он махал мне, — Погнали, я домой хочу.       Джонни пошёл в сторону переулка. Когда я повернулся обратно, её уже не было. Лишь груда тлеющих вонючих костей. Опять она это сделала. Снова исчезла также, как и появилась. Ненавижу.       Я сел в машину. Джонни сидел внутри, уже успел включить радио и найти радиостанцию с рок-н-роллом, он активно подпевал, не попадая ни в одну ноту.       — Заедем кое-куда по пути? — предложил я, заводя двигатель.       — Только если очень быстро.       Джонни достал из бардачка свои коповские авиаторы, расслабленно откинулся на спинку, сунул в зубы зубочистку и прикрыл глаза.       

⛧⛧⛧

      Я резко ударил по тормозам, машина по инерции проскользила по асфальту и остановилась в полуметре от высокого бордюра. Джонни чуть не влетел лицом в лобовое стекло. Авиаторы слетели с его головы и упали куда-то под сиденье. Его челюсть отвисла вниз, он наставил на меня круглые глаза, потеряв дар речи, потом обернулся и попытался понять, где мы находимся.       — Это же дом той бабы, у которой мужику бошку отрубили, — щурясь, сказал он, тыкая пальцем в стекло.       — Да, именно он, — немного устало ответил я, выкручивая ключ зажигания.       — И что мы здесь делаем?       — Хочу поговорить.       — Поговорить? Ты опять за старое, старичок? Говорил тебе, забудь это. Чем меньше ворошишь дерьмо, тем меньше оно воняет. И к чему мы возвращаемся? К тому, что ты пальцем ворошишь дерьмо.       — Слушай, Джонни, не еби мне мозги. Хочешь — сиди здесь, я не надолго.       Я демонстративно начал открывать дверь и Джонни, неожиданно, сдал назад и начал суетливо выбираться вместе со мной.       — Да нет уж, пойду с тобой. Та цыпа явно ждёт, когда офицер Барбаро вернётся и поворошит её мохнатку…       Я не дослушал очередной пошлый комментарий Джонни, хлопнул дверью и быстро направился в дом. Джонни кое-как поспевал за мной, звонко бряцая тростью по земле. Дверь открыли после звонка чуть погодя. Через щель, оставленную дверной цепочкой, на нас глядели два маленьких глазка Дороти. Она тихо охнула, заприметив незваных гостей на той стороне, и поспешила открыть дверь.       — Офицеры? З-здравствуйте. Я не ждала гостей, — заикаясь, сказала она. Её одежда ничуть не изменилась за всё это время — всё тот же синий сарафан в белый горошек. Она нервно чесала локтевые сгибы, чуть ли не раздирала их, уголок её тонкого рта нездорово подёргивался, глаза с силой жмурились.       — Мы пройдём? — глухо спросил я, что и вопросом-то не было, больше — вежливой формальностью.       — Д-да, конечно. Только у меня не убрано.       Я, не дожидаясь её решения, уже ступил за порог и толкнул плечом дверь.       — Добрый день, Дороти, — любезно произнёс Джонни и игриво вздернул брови пару раз.       — Здравствуйте, офицер…       — Барбаро. Можно просто Джон. Мне показалось, в прошлый раз мы с Вами не всё обсудили, поэтому…       — Дороти, мне жаль, но Ваш муж мёртв, — сразу же сказал я, как только прошёл ей за спину. Девушка на глазах обомлела, рот открылся, глаза широко раскрылись, а зрачки сузились, она смотрела то на меня, то на Джонни. Сам Джонни был не менее шокирован этой новостью, точнее её резкостью, это тут же сводило на нет все его планы. Он несколько раз коротко отрицательно повертел головой и недовольно смотрел на меня.       — То есть… как… мёртв… — Дороти сложила тонкие руки в замок и приставила ко рту, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться тотчас. Она хотела, была готова излить всё, что было, но, казалось, что слёз у неё просто не было. Просто два сухих красных глаза.       — Убит. Убийцу ищем. Надеюсь, что Вы поможете, — всё также безэмоционально проговорил я.       — Я… Я… — её голос будто исчез, выключился, словно выключили радио. Она стояла, пытаясь выдавить из себя хоть что-то. Из рта, вместо слов, выходило лишь глухое «Я».       — Мне нужно задать Вам пару вопросов.       Я вальяжно прошёл вперёд и начал разгуливать по квартире. Пока Дороти пребывала в шоке, я быстро осмотрелся вокруг. Ничего не изменилось за эти три дня, все вещи на тех же местах, только стало больше пыли.       — Ваш муж, — продолжил я, — Майк, верно? Работал на свиноферме «Карсатовская»?       — Я… Я… Да, так и есть, — после тяжёлого заикания наконец выдавила она.       — Вот как? И только там? Никаких подработок, работы на стороне, случайных заказов? Ничего такого?       — Насколько я знаю… нет, офицер.       Она аккуратно подбирала каждое, даже самое простое слово.       — Сколько у Вас лет в книжке ещё осталось?       — Что, простите?       — Ты тупая или оглохла? Сколько лет в твоей книжке пребывания? — грубее сказал я, повысив голос. Дороти, не отошедшая от шока, вздрогнула, затряслась и сжалась ещё сильнее, боязно смотря на моё грозное лицо.       — С-семь.       — Ого. Неплохо. Очень неплохо. Семь лет? Джонни, ты слышал? Красавец, Майк. Ты же не работаешь, так? Судя по тому, что не выходила из дома всё это время. Небось Майк пахал за вас двоих всю твою жизнь. Совсем неплохо, — взгляд снова приковала деревянная шкатулка на диване. Я бесцеремонно поднял её и открыл. Как я и думал, это был набор наркомана. Шприц, несколько игл, закопчённая старая ржавая зажигалка и запаянные ампулы с красноватой мутной жидкостью. «Экзорцист». Я взял ампулу, поднёс к лицу и повертел в руках, рассматривая содержимое.       — Положи это на место! — взорвалась она и чуть было не кинулась на меня с кулаками, но Джонни вовремя остановил её, схватив сзади за пояс. Я медленно повернулся и подошёл поближе.       — Заткнись, сука. Отвечай на мои вопросы и это твоё «успокоительное» дерьмо окажется на месте.       Я издевательски повертел ампулой у неё перед лицом. Она снова начала брыкаться, размахивать руками, рычать, пытаться вырваться.       — Что вам от меня нужно?! Я ничего не знаю!       — Квартира в Асфоделе — настоящая роскошь для охранника фермы. Он набил тебе целых семь лет. Сколько сейчас стоит один месяц? Джонни, ты знаешь? Тысячу, да? Почти сотня тысяч оболов потрачена на наркоманку, а у самого был месяц в книжке прозапас. Ахренеть. Он брал у тебя по месяцу каждый раз, как подходил срок, да? Почему? Потому знал, что каждый месяц может оказаться последним. Но что такого рискованного в работе охранника ебаной свинофермы? А? Дороти, что здесь рискованного?       — Я не знаю! Я не знаю! Прошу! Отдай это! — её ручонки снова потянулись в мою сторону. Джонни потел, но хрупкую девушку удержать был в состоянии.       — Дороти, нужно подумать! Очень хорошо подумать, девочка. Подумать, если хочешь пустить это дерьмо по вене! Если ты не хочешь, чтобы я воткнул эту долбанную ампулу тебе в задницу! Подумать, Дороти, нам нужно, блять, немножко подумать!       — Я не знаю, кто они такие, клянусь, я не знаю, я не знаю, прошу, умоляю, отдайте это! — от злого рычания её голосок опустился до жалобного скулежа, — Майк никогда мне не говорил, откуда деньги. Он просто приносил их и всё. Работал на каких-то гангстеров, был бегунком, это всё, что я знаю! Они не появлялись здесь, клянусь!       — Он не говорил имён?       — Нет, прошу, он ничего мне не рассказывал. Иначе его убили бы. Ему нельзя было ничего говорить мне. Если я заговорю о них, они придут и за мной, они убьют меня также, как и его! Я не хочу! Умоляю, поверьте мне! Я ничего не знаю! Он сказал, что скоро будет много денег, что он завяжет, когда всё это закончится. Он должен был закончить. Сказал, что это последний раз. Он обещал, что завяжет, что нам больше никогда не будут угрожать. Что мы скоро уедем отсюда. Это всё, что он мне говорил! Пожалуйста! Это всё, что я знаю!       С неё хватит. Я бросил склянку на пол прямо перед её ногами и отошёл в сторону. Джонни ослабил хватку и девушка тут же упала на колени перед диваном, взяла в руки колбочку и начала разглядывать, часто дыша. Не стесняясь нас, он уселась на пол, суетливо закатила рукав, взяла в руки шприц. Рука изрешечена свежими воспалёнными ранами, вздутыми гематомами, синяками, зеленоватыми язвами. Она мастерски быстро набрала шприц, почти не целясь воткнула иглу в руку, и быстро спустила поршень, вливая в себя очередную дозу кислотной красной мутной жидкости. Её глаза закатились, изо рта полилась густая слюна, её затрясло, голова упала на край дивана, а сама она скатилась почти на пол. Джонни поморщился и скривился, а я только равнодушно отвернулся и направился к открытой двери. Такими темпами, ещё пара доз и, если она не завяжет, то её не хватит и на пару дней.       Я выпал на улицу и тут же достал пачку сигарет, похлопал по ней, выбивая одну наверх. Зацепив зубами торчащий фильтр, я потянул его на себя, прикрыл край рукой от ветра и поджёг конец, сразу же глубоко затянувшись.       — Это чё, блять, такое было? — придрался Джонни, выйдя в след за мной.       — А на что это похоже? Обычный допрос.       — Мог бы и оповестить о своих планах.       — Я сказал, что мне нужно с ней поговорить. О чём ещё тебя нужно оповещать? — я резко обернулся на него и агрессивно оскалился. Джонни испуганно поморщился и немного сбавил гонор, поняв, что я был на взводе. Иногда Джонни забывается и его нужно было ставить на место. Увидев его страх, я тоже отступил и отвернулся обратно, — Она всё равно ничего толкового не сказала.       — Да как сказать. Она точно сказала всё, что знала. Ты бы видел себя со стороны. Ебать. Там любой расколется. Ты ж не шутишь нихрена. Откуда ты знал, что она наркоша?       — Профессиональное. Увидел ещё в прошлый раз.       — И не сказал мне? Старичок, ты же знаешь, как я к этому отношусь. А если бы я её трахнул? — я кинул на него взгляд сверху в низ, затянулся и схватил сигарету между пальцами, выдохнув дым в сторону, — Мог бы и оповестить друга. У меня, нахуй, всё упало и внутрь вжалось, как только её руки увидел. Ты видел их? А что там внизу? Может, то же самое. Фу, блин, меня сейчас вырвет.       Джонни достал бирюзовую пачку «Слезы Серафима» и вытянул тонкую сигаретку. Я отрицательно помотал головой и отвернулся, сделав пару шагов в сторону от тошнотворного ментолового дыма. От него меня воротит сейчас не хуже чем от запаха амброзии.       В голове что-то не складывалось. Майк явно связан с этим ангелом и шайкой, которая ему предоставляла развлечения. Нет, Дороти больше ничего не знает, и я ей верю. Я довёл её до грани, до точки невозврата, когда она сказала всё, что могла, лишь бы я выполнил её просьбу. Даже противно, что порой я также выгляжу со стороны. Но ничего стоящего я не узнал, разве что она подтвердила пару моих догадок. Может, я что-то упускаю. Что-то важное не вижу? Что?

— Откуда у него сигареты?

      Я глянул вперёд. Она. Она сидела напротив на капоте Малибу.

— Спроси, откуда у него сигареты.

      Она глядела на Джонни, который смаковал сраные вонючие ментоловые сигареты. Сигареты. Райская контрабанда.       — Джонни?       — Чего? — с опаской оглянулся он, увидев мой пристальный взгляд.       — Откуда у тебя это курево?       — Ты чё, старичок, я ж при тебе пачку открыл, — он достал из кармана пиджака пачку и показал её мне, повертев в пальцах.       — Нет, ты не понял. Откуда у тебя это курево? — чуть ли не по слогам повторил я, наклоняясь к нему всё ближе.       — Старичок? — он вопросительно и боязно посмотрел на меня. Я резко выхватил у него пачку из рук, — Эй!       — Альбалаполис, — прочитал я на обратной стороне место изготовления, — Ты знаешь, где это вообще?       — Где-нибудь на севере? За Хельхеймом?       — Хватит прикидываться идиотом, это Рай, ты прекрасно знал это с самого начала. Где ты взял сигареты из Рая?       — Билл, ну точно не сам туда слетал. Чё ты как маленький, это что, первая контрабанда, которую ты видишь?       — Нет, но она подозрительно часто стала мелькать рядом с кучей убийств. Где ты их взял?       — Эй, да чё ты заладил?       — Джонни! — я пошёл на него, он со страху выставил руки вперёд и попятился назад.       — Эй-эй-эй, Билл, старичок, притормози, расслабься, лады? Слушай, я не могу тебе сказать. Не могу. Там такие ребята, что мне пизда, если проболтаюсь, понимаешь?       — Что за ребята? Крыса и его рынок контрабандистов?       От этой фразы его лицо приняло удивлённый вид. Он ещё секунду переваривал то, что я сказал, и аккуратно переспросил:       — Ты знаешь?       — Знаю, я там был.       — Что? И молчал? Не рассказал мне? Когда?       — Когда ты меня кинул на задании три дня назад. Вальт отвозил.       — И тебя тоже? Вот же ж жирный урод. Блять…       — Я так понимаю, ты и есть тот, кого я подменял? Катался с ним регулярно?       — Слушай, Билл, мы с ним были всего несколько раз там. Я понятия не имею, как туда попасть, если ты об этом. Они собираются каждый раз в новых местах. Мы с шефом чисто парой фраз перекидывались и всё. Время, где встречаемся, всё! Чисто помочь жирному, подстраховать или типа того, отвезти кое-что, у меня ж машина, вот и гоняет за всякие косяки, у меня-то их дохуя, ты же знаешь. Забашлял мне кучу ништяков всяких, сижки в основном. Я их купил там по двадцать пять за пачку, оптом дешевле, сразу беру несколько блоков. Ну пацанам в участке толкал с наценкой, чисто себе подзаработать немного, и всё. Я вообще не при делах, понятия не имею, что у жирного там за тёрки с этой мафией. Крысу один раз видел издалека. В начале прошлой недели последний раз там был и всё, клянусь, это всё.       — И не видел никаких ангелов?       — Чё? Ангелов? Каких, в жопу, ангелов я видел в Аду? Я сижками барыжу, ты слышишь меня вообще?       Я нервно цокнул и отвернулся, задумчиво глядя в сторону, где сидела она. Она с ехидной улыбкой глядела в нашу сторону. Что я опять упускаю?       — Ты можешь мне объяснить, что с тобой происходит? — продолжал Джонни, — И я не про сейчас, а вообще. Ты сам не свой последние дни, я же вижу. Переживаю, если что. Сначала та хрень с птицей, перо какое-то из навоза достал, бычки коллекционировал, те синяки на лице, а теперь это. Что происходит?       — Я умираю, — сказал я и резко обернулся.       Нервозность Джонни тут же сошла на нет. Он заметно поник, какое-то время просто молча смотрел на меня, не зная, что ответить.       — В смысле? Как это? У тебя же там лет тридцать было ещё.       — На прошлой неделе я был у Люцифера в гостях, и он скосил мне срок до месяца.       — Скосил срок? Блять… Так значит… эти слухи, что ходят про тебя по участку, не слухи вовсе.       — Выходит, что так.       — Чёрт, старичок, и ничего нельзя сделать?       Я отмолчался.       — Но при чём здесь моё курево и вся эта история с этими убийствами?       — С последней баржи с контрабандой из Рая к нам пожаловал гость, который творит тут беспредел.       — Типа ангел? Ты серьёзно? И этого Майка он порубил? И свинью? Значит, и та птица, это…       — Да. А Крыса и его шайка тут устроили ему целую культурную программу, судя по всему.       — Блять, старичок, так значит, это всё не бред старой маразматички? Она реально что-то видела? А ты тут под мафию копаешь? И ФУРИЯ из-за этого весь шум подняла? Но зачем тебе это нужно? Люцифер обещал простить тебе всё за голову ангела?       — Люцифер тут не причём, я просто хочу его поймать и прикончить. И нет здесь скрытого смысла. Просто сделать что-то правильное напоследок. Но я понятия не имею, где прячется этот псих. Искать Крысу по всем сточным трубам и надеяться, что этот ангел будет сидеть у него на коленях? Нет, мне нужно что-то конкретное. Хоть какая-то зацепка.       — Просто поймать и прикончить. Оторваться напоследок. В твоём стиле, Билл, — он саркастично усмехнулся и покачал головой.       — Джонни, я…       — Блять, это такой пиздец. Это просто пиздец, старичок. Ты реально головой поплыл. Всё, звоните в дурку. Гоняться за ангелом по Диту? Какой-то розыгрыш. Даже если он ещё здесь, это же реально просто билет в один конец, если ты его найдёшь. И что ты сделаешь? Выстрелишь в него и всё?       — Какая разница, что будет потом? Мне для начала нужно узнать, где он.       Я уже хотел просто сдаться и закончить этот бессмысленный разговор, но Джонни не на шутку завёлся, включил театральную мимику и начал в насмешливой манере ходить из стороны в сторону, продолжая причитать:       — Какая разница? Какая разница?! Да ахуеть какая разница! Мы говорим об убийстве ангела! Если я правильно понял, ты собираешься найти его и пристрелить. Вот так просто! Это уже походит на какой-то бред сумасшедшего, на плохой анекдот, а ты говоришь мне «какая разница?».       — Джонни, мне нужна твоя помощь, а не…       — Да чем я тебе тут помогу, Билл? Чем? Если хочешь знать, то у меня вообще ни одной идеи, где он может быть. Понятия не имею! Где может быть ангел в аду? Да где, блять, угодно! Это же, сука, Ад, тут есть столько развлекухи. Но будь я в Дите проездом из Рая, то жил бы круглосуточно в каком-нибудь ахренительном борделе. Куча шлюх бы обслуживала моего Барбаро-младшего бесконечно, по любому моему запросу. Я бы жрал, пил, трахался, пока член не отвалится. А иначе зачем ещё сюда ехать? Какой бы это был прекрасный отпуск. Джаннет бы меня в жизни там не нашла. У них там такая классная система. Я тебе клянусь, не нашла бы. Пусть хоть всех гончих мира спустит. Сука! Она такая же ебанутая, как ты, просто в конец ебанулась. Я уже не могу так жить, старичок, она конченая! В конец конченая.

      — Я сожгу их снова.

      С улыбкой сказала она, наблюдая за всей этой сценой. Слова врезались в голову. Я сожгу их снова. Я сожгу их снова.       — Что ты сказал? — я наклонился к нему поближе и приготовился внимательно слушать каждое слово.       — Что Джаннет с ума сошла.       — Нет, до этого.       — Что я бы прятался в борделе.

— Ибо Он города Содомские и Гоморрские превратил в пепел, придав казни вечного огня.

      Процитировала она и, откинув голову, посмотрела наверх.       — Я сожгу их снова… Содом и Гоморра, — тихо повторил я, — Джонни, ты гений!       — Что? Я?       — Он не прячется, он делает всё прям как ты и описал. Зачем прятаться в Аду, если можно жить Адом?       — Эй, всё в порядке? Ты что-то понял?       Я резко двинулся к машине. Джонни в панике вскинул руки и побежал с костылём в руках за мной.       — Мне нужно ехать. Времени мало.       — Что? Куда?       — К человеку, который сможет провести меня в Гоморру.       

⛧⛧⛧

      Чёрная кожаная сумка стояла возле моих колен. Я, склонившись над открытым сейфом, выгребал оттуда всё, что было. Куча денег. Буквально огромная куча налички. Я уже сбился со счёта, сколько пачек вытащил. Я складывал всё в чёрную кожаную сумку, она была заполнена почти доверху. Это всё, что я скопил за свою жизнь, работая в ЦЕРБЕРе,.

— Думаешь, это хорошая идея?

      Она сидела за моим рабочим креслом, глядела свысока, как я корячусь под столом. Я краем глаза посмотрел в её сторону и увидел босые ноги возле моего лица.       — Нет, идея просто дерьмовая.

— Тогда зачем ты это делаешь?

      — Потому что по-другому никак, ясно? — рыкнул я в её сторону, но она только повела тонкой бровью, — Если есть идеи, я их выслушаю.

— Билл, меня не существует, ты разговариваешь сам с собой.

      — Но ты переживаешь за меня.

— Я просто не хочу, чтобы ты умер. Если умрёшь ты, то умру и я. Я — часть твоего подсознания, которой ты дал образ убитой дочери, не более чем.

      — Я должен это сделать, ясно? Не спрашивай зачем. Иногда, чтобы добиться чего-то, нужно зайти слишком далеко, зайти за край. Вот туда я и собираюсь. За край.

— А обратно как?

      — По ходу дела разберёмся. Когда летишь вниз, то учиться летать проще.

— К тебе это не относится.

      Со дна сейфа я достал свою книжку пребывания. Маленькая книжка. Кожаный переплёт с небольшими потёртостями по углам и на корешке. Казалось, я ещё совсем недавно заменил её, но уже исписал новыми печатями почти половину. Последняя печать говорила, что у меня по сроку ещё около двадцати четырёх лет и восьми месяцев. Я копил эти года всю жизнь и не собирался останавливаться. В Ад попадаешь с голой задницей, на контроле выдавали только девятьсот оболов, а месяц стоит около тысячи. Практически нереально продержаться дольше месяца, если не нашёл какой-то заработок. Это без еды, жилья и других мелочей жизни. Но я смог. Да ещё как смог. Прожить около сотни и скопить ещё четверть века. Больше двух сотен тысяч оболов наличкой. Какая старость могла бы быть, если бы я захотел уйти на пенсию. Как бы красиво можно было уйти. Но сейчас это уже не имело никакого смысла. Я на краю обрыва и вот-вот сделаю последний шаг. Это просто попытка хоть как-то сохранить накопленное добро.

— Почему она?

      Спросила она, откуда-то зная, что именно я собираюсь сделать с этими деньгами.       — Потому что она — единственный человек в Аду, чью жизнь я хотел бы изменить.

      — Она тобой пользуется, разве ты этого не понимаешь?

      — Может и так, но она мне дорога.

— Ты знаешь её всего неделю.

      Я не ответил. Сложил последнюю пачку, книжку положил сверху и закрыл молнию. Взгляд невольно устремился в угол. Амброзия и шприц.

— Хочешь ещё раз вштыриться?

      Она хитро улыбнулась, провоцируя меня, но я только отрицательно повертел головой.       — Нет.       Хотя хотел. Ещё как хотел. Откинуться на пару суток в наркотическое забвение. Но не сейчас. Я слишком близко к цели. Она просто меня проверяет. Это просто проверка моей решительности.

— И ты её прошёл.

      Бутылка мне ещё понадобится. Это план Б. На случай, если я смогу вернуться. Я подошёл к бутылочке поближе, наклонился и взял в руки. Чуть больше половины. Чем больше я смотрел на золотистую жидкость, тем больше отвращения она у меня вызывала, и тем больше нарастала неконтролируемая распирающая жажда.       Нет. Поставь. Оно тебе сейчас не нужно. Ты сможешь без неё.       Смогу. Конечно смогу.       Я положил её на дно пустого сейфа и закрыл крышку.

— Молодец. А теперь пора закончить начатое.

⛧⛧⛧

      Я аккуратно притормозил у обочины на другой стороне дороги, напротив общежития на улице Капанеи. День близился к вечеру, ярко накрашенные девушки в вызывающих нарядах по одной выходили из здания, садились в очередной недавно подъехавший лиловый лимузин, и уезжали в противоположную сторону. Я спокойно дождался, когда последний автомобиль наконец отъедет, и оглянулся в окна и зеркала. Никого. Схватив сумку, лежавшую на переднем сиденье, я, не поднимая головы, быстрым шагом перешёл дорогу, зашёл в открытую дверь общежития, поднялся на второй этаж и несколько раз громко постучал в закрытую дверь. Только бы Кэт была дома.       Дверь открыли, и за ней показалась крепкая женщина ростом выше меня. Я медленно поднял голову. Над её верхней губой яркой точкой красовалась чёрная родинка. Густые тёмные брови, густые тёмные волосы с проседями собраны в пучок и завязаны куском ткани. Длинный синий халат с подвёрнутыми по локоть рукавами, накинутый поверх белой облегающей её большую грудь футболки-безрукавки, чёрные джинсы были перевязаны на поясе махровым пояском от халата. Она деловито посмотрела на меня и вздёрнула массивный подбородок.       — Я к Кэт, — негромко сказал я, — Я её друг.       Женщина сложила руки на груди и вопросительно подняла бровь. Я взглянул на её сильные неженские руки и мне стало боязно за своё лицо. Даже я будучи крепко сложенным мужчиной у которого десятки лет опыта общения со всякой неблагополучной швалью и широкими шкафами, рядом с ней я почувствовал себя подростком. Я уже начал сомневаться в правомерности своего ответа и уже готовился к смачному удару в челюсть, но она только легко ухмыльнулась, глянув на меня сверху.       — Все вы так говорите, — голос её был мягче, чем я ожидал. Она неуверенно оглянулась назад, — Она не ждёт гостей.       — Скажите, что это Билл. Она поймёт.       — Друг, говоришь? Хах. Ну смотри у меня, друг, — она едва слышно легко посмеялась, — Я за тобой слежу.       Женщина ещё раз окинула меня оценивающим взглядом с головы до ног, обернулась и громко крикнула вглубь коридора.       — Катрин! Выйди сюда, пожалуйста, к тебе пришёл… — она обернулась ко мне, — Друг.       Кэт с ошарашенным видом вылетела из комнаты, одной из около десятка на этаже. Она сначала молча взглянула на неё, насупив брови, а потом на меня. Она не ожидала меня здесь увидеть, от чего слегка опешила, когда моё лицо показалось за широкой спиной женщины. Кэт была в домашней одежде: серые пижамные штаны и короткая серая маечка без рукавов с нарисованными на ней маленькими красными сердечками, её кучерявые черные волосы были подобраны таким же черным ободком, на щеках играл лёгкий румянец. Кэт кивнула женщине, та отошла в сторону и удалилась прочь, оставив нас вдвоём.       — Катрин значит? — сказал я приближающейся ко мне девушке и ухмыльнулся.       — Убью Гретту, как только ты уедешь, — съязвила она и закатила глаза, — Какого хрена ты здесь делаешь? — тихо спросила она, просунув лицо в дверную щель, прикрывая дверью от меня всё, что происходит внутри, или скрывая меня от всех остальных.       — Мне нужна твоя помощь, Кэт.       — Видимо настолько, что даже позвонить не судьба?       — Это не телефонный разговор, — серьёзно сказал я, подойдя к ней почти в упор, — Мне нужно попасть в Гоморру.       — Что? — у неё вырвался нервный смешок. Она снова обернулась, убедившись, что рядом точно никого, и уже серьезно продолжила, — Нет, забудь, Билл, это невозможно.       — Кэт, я помог тебе, и ты у меня в долгу.       — Это не так работает. То, что ты решил проявить альтруизм вчера — это только твой выбор, я не несу за него ответственность, понял?       — Кэт, пожалуйста.       — Нет, Билл, — отрезала она, — Разговор окончен.       Кэт уже собиралась со всей силы захлопнуть дверь прямо перед моим носом, но я в последний момент успел зацепиться рукой за край двери и удержать её на секунду.       — Послушай, я умираю.       Кэт отпустила дверную ручку, ослабила хватку и я снова приоткрыл дверь, чтобы видеть её лицо. Её ехидная злобная улыбка в миг сползла, оставив неподдельное недоумение.       — Что значит — умираешь? Ещё слишком рано.       — Рано или нет, но это случится через три недели. Жизнь, которую я знаю сейчас, её больше не будет. Я не знаю, что именно произойдёт, но это точно будет что-то неприятное. Люцифер вряд-ли придумает мне приятный конец.       — Люцифер? Причём… причём здесь Люцифер? Что происходит?       — Я выбрал не тот контракт, ясно? Теперь вся моя дальнейшая жизнь не имеет смысла.       — Что? Что ты несёшь? Какой ещё контракт?       — Контракт на то, чтобы стать демоном… Слушай, это не важно, разговор совсем не об этом.       — Ты умираешь, и поэтому тебе захотелось потрахаться в Гоморре под конец? Это бордель для демонов, если что.       — Нет, мне нужен тот, кто сейчас там находится. Та девочка, помнишь? Та убитая девочка на фабрике. Я знаю, кто её убил, и он находится там. И я хочу отомстить.       — Билл, ты в своём уме? Ты что, гонишься за каким-то маньяком ради мести, или что это? Из-за этой убитой девочки?       — Это кое-что личное.       — Кое-что личное? Ха, отлично! Просто прекрасно. И кто этот жестокий убийца? Демон? Дьявол?       — Хуже. Это ангел.       Глаза Кэт округлились, она ещё раз резко обернулась и перешла практически на шёпот.       — Ангел?       — Да, ангел. Прямиком из Рая. И он сейчас там, прямо там, в Гоморре. И ты меня туда проведёшь.       — Да даже меня туда не пустят, не то что тебя. Я никогда там даже не была!       — Значит, найди того, кто сможет провести.       — Я ничего не понимаю. Причём здесь твоя смерть?       — Не причём, это просто последний шанс сделать что-то правильное.       — Зачем? Зачем тебе это всё? Ты хочешь его застрелить? Как? Билл, это же самый крутой бордель Асфоделя, а может, и всего Дита. Да даже если ты это сделаешь, там же куча охраны. Вооружённой охраны. Ты же не выйдешь оттуда живым! Ты понимаешь это?       — Да, я это понимаю. Но я должен.       — Кому?!       — Себе.       — Ты долбанный придурок, — нервно выкрикнула она и недовольно покачала головой. Кэт отвернулась, начала нервно грызть ноготь большого пальца и что-то бормотать, — Ещё так рано. Слишком рано.       — Кэт, — окликнул я её и попытался взять её за плечо, но она резко оттолкнула мою руку, злобно ощерилась, а на глазах блеснули слёзы.       — Нет! Ты просто конченый идиот! Я ненавижу тебя! Ненавижу! — её голос надломился, сквозь проступившие слёзы она хрипло кричала это мне в лицо. Она попыталась было ударить меня кулаком в грудь, но лишь упёрлась в твёрдые рёбра, — Как так можно?! Ты просто так пойдёшь и сдохнешь там? Убьёшь какого-то ангела, и ради чего? Ради мёртвой девочки, которую впервые видел? А как же я, Билл? Я же живая, здесь, перед тобой! Почему нельзя сделать что-то ради меня? Ты просто так оставишь меня? Я думала, мы… Думала, что может что-то получиться, а ты…       — Уезжай из города.       — Да куда я уеду?! Ты видишь, где я живу? Как я живу? Кем я работаю? Да у меня одни долги и месяц на книжке. Куда я уеду?       — Вот.       Я взял тяжёлую кожаную сумку и подтащил к ней. Кэт непонимающе помотала головой.       — Что это?       — Двести тысяч. Налом. И моя книжка пребывания. Там ещё двадцать пять лет, но они мне не понадобятся. На чёрном рынке сможешь обменять два дня за один. С учётом денег, этого должно хватить тебе на новую жизнь.       — Это шутка?       — Нет, Кэт, это прощание.       — Билл… Ты ведь не серьёзно, да? — она наставила на меня широко раскрытые глаза, из которых невольно по щекам катились слёзы. Она поняла, что я ни разу не шучу.       — Кэт, пожалуйста. Я уже принял это решение. У меня нет времени, чтобы уговаривать тебя взять эти деньги. Мне нужно попасть в Гоморру как можно скорее. Ты поможешь мне или нет?       Кэт всё ещё была безумно обижена на меня, но её гнев быстро стал сменяться смирением. Она ещё раз сквозь мокрые глаза посмотрела на моё абсолютно серьезное и решительное лицо и, только с досадой, грустно улыбнулась.       — Дай мне минуту.       Она скрылась за дверь. После недолгого ожидания за дверью послышались шаги, и ко мне вышла широкоплечая Гретта в сопровождении Кэт. Она подозрительно озиралась на неё, а потом и на меня. Ей не нравилось, что здесь происходит.       — Это будет стоить недёшево, — сурово сказала женщина, нахмурилась и напрягла челюсть, сложив руки на груди.       — Деньги не проблема.       — Десятка за то, чтобы тебя провели. И ещё две тыщи за посредничество. Будешь делать всё, что я скажу. Понял?       — Понял.       — Деньги вперёд.       Я наклонился, открыл сумку, достал оттуда несколько толстых пачек и протянул их Гретте. Она взяла их, провела большим пальцем по купюрам, на глаз рассчитывая примерную сумму, после чего перевела взгляд обратно на меня и одобрительно коротко кивнула.       — Жди на парковке за магазином «Бритт» через час. Не опаздывай.       Гретта сложила деньги в широкие карманы халата, ещё раз глянула на расстроенную Кэт и просто молча вышла за дверь, снова оставив нас наедине.       — Билл… — снова жалобно проговорила она моё имя.       — Пообещай мне, что начнёшь новую жизнь. Где-нибудь далеко отсюда. Где-нибудь, где спокойно. Бывала в Гиофиреоне? — я попытался улыбнуться чтобы подбодрить её, это не остановило её плача, но она тоже попыталась улыбнуться мне в ответ. Она повертела головой.       — Нет, никогда не бывала там, — тихо сказала она и упала мне в объятья, уткнувшись мокрым лицом в грудь.       — Там хорошо. Лучше, чем здесь. Климат помягче. Нет кислотных дождей, — она посмеялась сквозь плачь, — Тебе там будет лучше. Обещаешь мне?       Кэт нехотя отлипла от моей груди и подняла на меня заплаканные глаза. Она робко кивнула несколько раз и попыталась успокоиться, вытерев слёзы и нос тыльной стороной ладони.       — Только если ты вернешься, — сказала она сквозь слёзы, — Только тогда пообещаю.       — Кэт… Я не могу обещать этого.       — Тогда и я не смогу.       Я молчал. Я молча смотрел на её заплаканные уже иссушённые солью тёмно-зелёные глаза, на её худое бледное лицо с ещё не успевшим сойти румянцем, на растормошённые тёмные курчавые волосы, на руки, тонкие и жилистые. Я хотел её поцеловать, прижать к себе со всей силы. Я хотел было что-то ей сказать. Сказать, насколько я ей дорожу, как сильно хочу её, но я упрямо молчал и смотрел ей в глаза. Я боялся сделать только хуже, сделать больнее и без того мучительное расставание.       Кэт многозначительно молчала в ответ. Она только утёрла пальцем остатки слёз с ресниц, схватила тяжёлую сумку и молча вышла за дверь, оставив меня одного с моей болью.

      ⛧⛧⛧

      На вывеске было написано «Бритт». Я стоял на парковке за магазином, облокотившись о машину, и курил. Сигаретный дым наполнял грудь, а в голове было непривычно пусто. Ни страха, ни сомнений, ни какого-либо плана. Её тоже давно не было. С тех пор как я приехал к Кэт, она неожиданно и надолго замолкла, перестала появляться в неожиданный момент. Её не было, но мне не было от этого также страшно, как раньше, я чувствовал, что она всё ещё здесь, где-то здесь, наблюдает за мной из-за угла, сидит с надменной улыбкой, ждёт своего часа, чтобы резко появиться. Хотя, может, всё намного банальнее и это всё просто потому что амброзия разжижает мои мозги, давая ей выходить наружу, и сейчас у меня просто закончилась доза, очередная доза.       Эта девочка… С чего я вообще так боюсь её потерять? Мозг порой выдает самые неожиданные страхи, и теперь я гоняюсь за призраками прошлого. С той самой секунды, как я увидел хрупкое белое нагое тело на алой ткани в лепестках сухих цветов, в моей голове постоянно всплывают непонятные и неизвестные мне ранее образы. Либо я сошёл с ума окончательно и этот ребёнок не имеет ничего общего со мной, либо судьба действительно существует и мне было суждено отомстить за убитую дочь. Но я откуда-то всё это знаю наверняка, что это за образы, кто она такая, и боюсь снова забыть то, что когда-то давно уже забывал.       Я бросил на землю ещё один окурок, достал и закусил уже третью сигарету, снова нервно глянул на часы. Она опаздывает. Мимо проезжали машины, проходили люди, никто не поворачивал и не поворачивался в мою сторону. Над головой, медленно разгораясь, зажглись жёлтые фонари. Я глянул на них, не поднимая головы, и в ту же секунду на парковку завернул грузовик с высоким кузовом. На его боку было написано «Служба доставки «Сёдзё» и номер телефона. Грузовик со скрипом ржавых тормозов остановился в паре метров от меня. Я прищурился и глянул в окно пассажирского места, там было знакомое мне лицо Гретты.       — Готов? — уверенно спросила она у меня, спрыгивая из салона на землю. Она была одета в ярко-желтый рабочий комбинезон с круглым красным значком службы доставки алкоголя «Сёдзё». Я коротко кивнул, сделал ещё две быстрые затяжки и кинул горящий окурок в сторону.       Гретта зашла за грузовик и открыла двери. Внутри грузовик наполовину был заполнен пивными кегами, ящиками и коробками. Под тусклым светом я смог разглядеть некоторые этикетки: это были очень дорогие бутылки. Уж в чём, а в алкоголе я разбирался хорошо. Они кивнула мне в сторону открытого кузова.       — Залезай, — строго сказала она.       Я не стал задавать лишних вопросов грозной женщине и залез куда она сказала. Гретта огляделась по сторонам и, неожиданно, полезла вслед за мной, закрыла двери и включила маленькую лампочку внутри, после чего два раза сильно постучала в металлический корпус кулаком. Всё внутри задрожало.       — Джерри, отчаливаем! — крикнула она, будто после этих ударов Джерри рискнул бы не поехать. Грузовик тут же завёлся и тронулся. Гретта оглянулась на меня и оценивающе прищурилась, пощупав массивный подбородок, после чего одобрительно кивнула и полезла в коробки. Там была одежда. Гретта доставала штаны и рубашки, галстуки-бабочки и жилетки, внимательно рассматривала их, периодически вновь поглядывая на меня. Она собрала полный комплект и наконец протянула мне костюм, — Надевай. И слушай меня внимательно. Тебя зовут Бернард, ты подменяешь настоящего Бернарда, который недавно отъехал очень далеко, поэтому не привлекай лишнее внимание. Придумай как спрятать пистолет, если он тебе понадобится.       — Кэт сказала тебе, зачем мне это нужно? — решил уточнить я, раз речь зашла за пистолет. Гретта и носом не повела, продолжала пристально смотреть куда-то сквозь меня, пока я натягивал брюки.       — Кэт сказала мне достаточно, чтобы я согласилась на это. Я знаю, что ты хочешь сделать. Он убил моего брата. Это всё, что тебе нужно знать.       — Мне жаль.       — Оставь свою жалость при себе, дим, мне она ни к чему, — грубо рявкнула Гретта, — Ты ничуть не благороднее этой мрази. Я не знаю, почему ты готов рискнуть жизнью, и знать не хочу. Просто сделай своё дело. И не впутывай в это Кэт, она хорошая девочка. Помощь тебе войти в Гоморру я организую, но дальше ты сам.       — Ты что-нибудь знаешь о нём, где его искать, может…       — Я не знаю ничего, — резко перебила она, — Тебе придётся искать самому. Одно знаю точно — у тебя будет одна попытка. Выбраться оттуда будет очень тяжело, очень, особенно когда начнётся стрельба, но это уже не моя проблема, а твоя.       Я накинул на себя жилетку. Костюм был мне по размеру, у Гретты хороший глаз. Прятать пистолет надёжно я умею, самое лучшее место сзади на поясе, заправленный под рубашку. Я поправил одежду и завязал галстук-бабочку. Гретта одобрила мой внешний вид кивком.       — Хорошо, — чёрство сказала она и снова залезла в ящик, достала оттуда большую белую маску кролика и протянула мне, — Надень.       Маска была на пол-лица, по нос. В ней было неудобно: она сильно передавливала затылок, ограничивала обзор, да и дышать через крохотные отверстия для носа было не так просто. Я поморщился, а Гретта наоборот улыбнулась.       — Сойдёт. На гейчика не похож, но в остальном порядок.       В этот же момент грузовик начал замедлять ход, проехал через несколько лежачих полицейских и шлагбаум, после чего окончательно остановился. Гретта прислушалась к звукам, но не торопилась, спокойно посмотрела на меня, ещё раз оглядев всего с ног до головы.       — Готов? — спокойно спросила она, я кивнул, — Бери ящики и иди внутрь. Там дальше разберёшься, что да как. И… удачи.       Я схватил в руки тяжёлый ящик с шампанским и тихо выдохнул от навалившегося веса. Гретта тоже не стояла в стороне, перетаскивая сразу несколько ящиков за раз к краю платформы. Двери открылись, и нам показался лысенький мужичок с усталыми полузакрытыми глазами в таком же жёлтом комбинезоне и фуражке, видимо, это и есть Джерри. За его спиной, в нашем направлении шли несколько человек в таких же костюмах и масках, как и у меня.       — Эй, Джерри, сегодня вы рановато, — навеселе сказал один из них.       — Босс сказал, у вас тут фуршет, — громко ответила ему Гретта и незаметно кивнула мне. Я с ящиком спрыгнул вниз и пошёл в их сторону.       — Да какой там, корпоратив скорее, но фуршет-не фуршет, но алкашка кончается быстрее воды, — увидев меня, он улыбнулся и кивнул, — Бернард, как сам?       Я молча кивнул ему в ответ и пошёл вперёд к открытым воротам, которые, вероятно, вели на склад. Мы подъехали с обратной стороны от Гоморры, но даже сюда доставал яркий свет от огромной разноцветной вывески. Длинное трёхэтажное здание являлось одним из двух зданий в комплексе «Содом и Гоморра», предоставляющее интим-услуги премиум-класса. Не знаю, насколько Кэт можно было отнести к этому сегменту. Она работала в «Содоме», а «Гоморра» была исключительно для демонов и существ выше по статусу. Людей не пускают туда развлечься, и далеко не всех берут работать.       С этой стороны здания находилась техническая часть. Окружена она невысоким сетчатым забором с колючей проволокой скорее для вида, чем для безопасности. Небольшая парковка для разгрузки грузовиков, мусорные баки, большие вентиляторы холодильных установок и кондиционеров, которые сильно гудели. Двое демонов-охранников, судя по форме, рации и телескопическим дубинкам на поясе. Они курили неподалёку от зоны разгрузки и о чём-то друг с другом говорили.       — Шестой, что у вас там? — зашипело у одного из них из рации на груди. Он закатил глаза, медленно повернул шею поближе к микрофону и нажал на кнопку.       — Перекур, — по слогам ответил он.       — Давайте заканчивайте дрочить, тут на восточном какие-то типы мутные в фургоне, нужно подстраховать.       — Докурю и придём, — также медленно ответил он и повернулся к товарищу, — Хорошо, что у меня завтра выходной. Ещё день в этом дурдоме с райским пидарком я бы не выдержал. Корбан совсем палку уже перегибает с безопасностью.       — Я бы на твоём месте был бы поаккуратнее с выражениями, — посмеялся второй и сплюнул под ноги, — Особенно с «райским пидарком».       — Да срать я на него хотел. Корбан тоже пусть идёт нахуй.       — Корбана ебут сверху, а он ебёт нас, обычная вертикаль власти.       — Ебал я эту вертикаль, хуило это пернатое и Корбана в придачу.       Они громко погоготали, но через секунду их смех прервало шипение из рации.       — Седьмой, — послышалось из рации уже другого, — Передай шестому, что я его выебу, если он не придёт на восточный через две минуты.       «Шестой» громко цокнул и зарычал. Он размашисто и резко кинул недокуренную сигарету в пол и, негромко матерясь, пошёл к служебному входу.       Я зашёл в открытые широкие рулонные ворота с бетонной площадкой для разгрузки. Меня догнали ещё двое, также держа в руках ящики. Внутри, чуть глубже, уже начинались кухни. Запах жирной и пряной пищи заполнял всё вокруг. Работа кипела: повара, официанты и прочий персонал носились из стороны в сторону, толкали друг друга, громко перекрикивались и очень спешили. Стук ножей по доскам, шкварчание мяса в раскалённом масле, бульканье кипящего супа, звон и бряцание посуды. В центре всего этого представления находился, судя по очень длинному белому колпаку, шеф. Невысокий худосочный краснокожий демон в белом выглаженном кителе, с очень длинным горбатым и острым носом. Он, не стесняясь выражений, громко, на всю кухню, комментировал внешний вид и вкусовые качества приготовленных блюд.       — Мало соли. Это разбавь. Безвкусно. Больше перца. Это нормально. Хорошо, — ходил он от повара к повару и оставлял короткие наставления, — Нина, сколько до готовности?       — Три минуты, шеф! — словно в армии чётко ответила Нина.       — Резче, резче, все ускоряем темп! — громко похлопал он в ладоши несколько раз.       Я упёрся в спину одному из официантов, который также тащил ящик с бутылками. Он поставил его у стены возле стола раздачи, и ушёл обратно за новой партией. Я последовал его примеру.       — Эй, не ставь это сюда. Не ставь здесь, придурок! В холодильник! — крикнул он мне, когда я хотел поставить ящик с шампанским рядом с ящиком с вином, — Влад, забери у этого остолопа брют. Где только вас понабирают, кретинов.       Один из поваров выхватил у меня ящик и недовольно шикнул в лицо. Шеф-повар с важным видом продолжил носиться по кухне:       — Диньяр, почему такой густой соус на ризотто?! Давид, ещё раз я увижу грязную ложку на столе, ты у меня вылетишь из кухни! Алек, что я говорил про прожарку?       — Медиум, шеф? — неуверенно ответил Алек, с опаской оглянувшись на шефа.       — Медиумом я отжарю твою мамашу, а нам нужно медиум-рэйр. Всё переделывай, бездарь!       — Да, шеф!       — Заказ. Заказ! — крикнул он, снова указывая на меня и активно щёлкая пальцами, — Не стой, не стой, остолоп! Остывает! Заказ, в сорок пятую неси, быстро! Быстрее!       На столе раздачи рядом со мной на серебряном подносе с золотой каймой лежала широкая тарелка с ароматными, ещё дымящимися большими, размером с мою ладонь, раковыми шейками в панировке. Рядом стояла соусница, наполненная густым сливочным чесночным соусом. Не успел я взять поднос, как на него уже поставили вдобавок стеклянный бокал с позолоченными краями, а во вторую руку сунули заполненное льдом ведёрко со здоровой неоткупоренной бутылкой тёмного пива.       — Сорок пятая, — чуть ли не по слогам повторил мне шеф, явно сомневающийся в моих умственных способностях, — Вперёд!       Я толкнул дверь плечом и оказался в просторном шумном зале. Несколько голых проституток в пене с весёлым криком пронеслись мимо меня. Запах стоял непередаваемый: пот, алкоголь, сигаретный дым, моча и сперма. Всё это дополнялось громкой музыкой, яркими мигающими софитами и стонами, стонами, стонами. Большая оргия. Просто огромная. Круглый зал заполнен красными замшевыми диванчиками, круглыми коктейльными столиками и огромным джакузи, из которого через край выливалась пена. Вокруг валялись бутылки, разбитая посуда, презервативы. На столах горой вывалена всевозможная еда, перемешанный друг с другом алкоголь и горы наркотических порошков. Трахались везде, где было хоть немного свободного места. Я никогда не видел такое большое количество голых женщин в одном месте. Но я пришёл сюда не на секс демонов смотреть. По периметру зала бегали официанты в кроличьих масках, только и успевая раздавать напитки, доносить канапе и убирать выпитые бокалы и бутылки.       — Эй, приятель — спросил я у стоящего неподалёку парня в форме официанта. Он повернулся ко мне и одним коротким кивком осмотрел меня с ног до головы, — Ты не напомнишь, где сорок пятый?       — Бернард, ты чего? Первый день? — посмеялся он.       — Вечер тяжёлый и заказ остывает, — серьёзно ответил я, и он понимающе покивал головой.       — На лифте до второго и направо.       Он тут же хотел было уйти, но я резко дёрнул его за плечо, от чего он невольно обернулся снова в мою сторону.       — И ещё, — сказал я и нагнулся чуть ближе к его уху, — ВИП-гость ещё здесь?       — Тебе зачем? — настороженно спросил он.       — Если по секрету, — я наклонился к нему ещё сильнее, — Слышал, у него фетиш на официантов.       — Ты это брось! — испуганно ответил он и отлетел от меня, — Он же вообще ненормальный, лучше брось эту затею, Бернард! Даже не приближайся к нему, слышишь? Я видел, что он сделал с Себастьяном. На нём места живого не было. Он избил его так, что мать родная не узнает.       Я положил руку на его плечо.       — Расслабься, друг, я просто пошутил.       Лифт быстро поднял меня на второй этаж. Я просунул голову наружу, огляделся и пошёл по длинному коридору. Почти все комнаты были заняты, судя по звукам, доносившимся из-за дверей. Приглушённый свет, яркие фиолетовые обои, красный ковролин. Я шёл, глядя на номера.

41. 42. 43. 44…

      45. Дверь была открыта. Напротив двери, в небольшом карманчике-балконе на противоположной стороне стоял демон. Он был голый, полностью. Его подбородок плавно стекал на его обвислую грудь, которая также переходила в огромный свисающий живот, из-под которого свисал огромный толстый член. Демон спокойно и неторопливо курил толстую ароматную сигару, но увидев меня, улыбнулся и кивнул мне.       — Это мне? — хриплым, чуть ли не рычащим голосом спросил он. Я молча кивнул.       Демон закусил сигару в зубах и, переваливаясь с ноги на ногу, подошёл ко мне поближе. Он оценивающе оглядел своё блюдо, схватил целую тарелку и засыпал за раз все раковые шейки в рот. Чавкая и причмокивая, он довольно помурчал, ткнул толстым мизинцем в соусницу и облизал палец. Я отвернулся, невольно, краем глаза увидел в его номере девушку. Девушку раздетую, лежавшую на помятой разворошённой кровати с широко расставленными ногами. Она не двигалась, казалось, даже не дышала.       — Хочешь её дотрахать? — неожиданно спросил он и взял у меня из ведёрка свою бутылку пива.       Он ехидно улыбнулся, увидев мою неоднозначную реакцию, и открыл бутылку передними зубами. Пиво пенным фонтаном полилось через край, потекло по бутылке, его руке, его пузу. Он за три глотка полностью опустошил её, после чего смачно рыгнул и поставил бутылку на подоконник. Я отрицательно покачал головой на его нескромное предложение.       — Ты педик? — спросил он со странным взглядом.       — Нет. Просто на работе.       — А. Понимаю. Тогда я сам.       Он вдавил сигару в тарелку и кинул её мне на поднос. Тяжёлыми шагами он направился в номер, громко хлопнув дверью. Сигара ещё дымилась источая резкий приторно сладкий шоколадно-кофейный запах. Я оглянулся. В углу балкончика, возле открытого окна, где недавно курил демон, стоял столик. Столик круглый, невысокий, на одной тонкой вытянутой ножке. Он был забит пустыми бутылками, пачками из-под сигарет, использованными презервативами, пеплом и окурками. Рядом с забитой пепельницей стояла неоткрытая бутылка водки. Я оглянулся и, убедившись, что никого нет, схватил бутылку и пошёл обратно к лифту, где стоял один из демонов-охранников. Он стоял у стены и лениво покачивался, глаза его были прикрыты, он даже не заметил моего приближения и, громко и широко раскрыв рот, зевнул.       — Прошу прощения, — обратился я к нему, демон дёрнулся, словно отошёл от дрёма и взглянул на меня сонными глазами, — Корбан сказал, чтобы меня кто-то сопроводил к нашему ВИП-гостю.       — Чего? — сипло переспросил он. Глаза демона округлились и он с испуганным лицом немного опустился ко мне, чтобы лучше слышать.       — Вот, — я показал ему бутылку в руках, — Нужно отнести. Он пить хочет, а Корбан не разрешает официантам без сопровождения туда ходить.       — Корбан? Твою мать, — он взволновано огляделся по сторонам и потёр потный лоб, — Ладно, малой, пошли, только быстро.       Охранник тут же рванул вперёд по коридору в противоположную сторону. Его сонное состояние как рукой сняло. Я быстрым шагом следовал за ним. Он не оборачивался на проходящих мимо сотрудников, открытые двери комнат, шум, только целенаправленно шёл в другой конец.       — Вот же ж сука! — выбросил он, пока мы шли, разрядив неудобную тишину, — Он всех тут заебал. То сделай, то принеси. Ладно мы тут стоим, но вы-то жопу рвёте. В прямом и переносном смысле.       Я молча кивнул, не оглянувшись на него.       — Так этот ещё и жрёт как не в себя. А девки? Девок сколько? Ты видел, что он с ними вытворяет?       Я молча покачал головой.       — Бедняги. По три новых каждый час приводят, не все на своих двоих возвращаются, некоторых выносить приходится. Я бы ни за какие деньги бы так не работал, а их же, бедняг, даже спрашивать никто не будет.       Голос его дрожал от волнения, рот был постоянно приоткрыт, дыхание сбилось от быстрой ходьбы, он громко хрипел и периодически мокро откашливался. В конце коридора, за служебной дверью была лестница. Мы поднялись на один этаж выше. Двери дальше в глубь коридора были отрезаны небольшим заборчиком, за которым сидела пара демонов. Они, в отличие от сопровождавшего меня охранника, были экипированы намного лучше, если не сказать по-боевому. Бронежилеты, перчатки, подсумок, забитый патронами, налокотники и наколенники, тяжёлые армейские сапоги и здоровые чёрные помповые многозарядные дробовики. Увидев нас, выходящих из дверей, они поднялись и подошли поближе.       — Чё? — спросил один из них и кивнул нам.       — Вот, — показал на меня демон. Его глаза нервно бегали, он насквозь промок от пота, а сиплый голос сбивала сильная отдышка, — Корбан. Сказал, надо ангелу этому выпить принести, малого сопроводить. Вот и привёл его.       — Корбан? — переспросил второй и они с первым переглянулись, тот пожал плечами.       — Он нас не оповещал об этом.       — И чё? Ты ж его знаешь, — сипло ответил сопровождавший меня и громко откашлялся в кулак.       — Да но… Что это? Водка? — он кинул взгляд на бутылку у меня в руках. Я молча кивнул. Демон недоверчиво взглянул на меня, будто что-то высматривая. Он взглянул на меня и снова на бутылку в руке. Я сильно сжал её, ладони вспотели от напряжения и волнения. Потом он снова обернулся на своего товарища, — Не помню, чтобы он пил водку. Может, лучше уточнить?       — Да нет, Корбан просто опять перестраховывается. Этот жрёт и пьёт всё, что только можно, богомерзкая свинья. Столько геморроя в последнее время из-за него.       — Да, но всё-таки раньше такого не было, нам же потом влетит.       — Не влетит, успокойся, — ответил второй, — Да и чё ты от Корбана хочешь услышать? Наорёт опять, что мы кретины, что отвлекаем его от дел. Он же, наверно, парню этому не просто так сказал про сопровождение, чтоб мы пропустили.       — У них сейчас какие-то проблемы на восточном входе я слышал, — включился сиплый, — Так что неудивительно.       — Н-да, — согласился первый и ещё раз с подозрением оглядел меня и бутылку водки, — Ладно, проходите.       Я с облегчением выдохнул. Они открыли небольшую калитку и отошли в сторону, мы с сиплым демоном пошли вперёд. Тот самый охранник не сводил с меня подозрительного взгляда, пока я проходил мимо него, и только я повернулся к нему спиной и сделал несколько шагов вперёд, он тут же окликнул меня.       — Эй, подожди-ка!       Нет, только не пистолет. Неужели он заметил? Неужели я был так неаккуратен?       Я остановился и медленно обернулся к нему. Он смотрел мне точно в спину и бросил в мою сторону рукой.       — Рубашку заправь. Торчит сзади. Он не любит… неаккуратность.       Я сжал челюсть со всей силы, и постарался осторожно, чтобы не задеть и не засветить пистолет, заправить вылезший край рубашки в брюки. Демон покивал.       — Да. Так лучше.       Он отвернулся от нас и пошёл обратно на свой пост. Я с облегчением выдохнул. Мы с сиплым пошли дальше по тёмному коридору.       Целый этаж был пустым. Они выделили ему под развлечение весь этаж, все комнаты только для него. На этаже было темно и очень тихо. Где-то в конце коридора был виден свет из приоткрытой двери. Сиплый шёл неуверенно, с опаской передвигая ноги и постоянно оглядываясь, будто ему было страшнее находиться здесь, чем мне. Где-то на полпути он неожиданно остановился и повернулся ко мне.       — Малой, ты это, — заботливо обратился ко мне он, — Просто зайди, поставь всё и уходи, поня́л?       — А могут быть проблемы?       — Ага, — нервно ответил он и оглянулся на приоткрытую дверь в конце этажа. Он громко и хрипло дышал с открытым ртом. Было видно, как он насильно сдерживает позывы, чтобы не раскашляться, — Могут. Он это… того. Не в себе совсем. Так что будь аккуратнее там, малой. Мне надо того, на пост обратно, так что дальше ты сам, поня́л?       Я кивнул. Демон ещё раз взглянул на дверь, и по его телу пробежала едва заметная дрожь. Он сморщился, помотал головой и поторопился уйти как можно быстрее. Отойдя достаточно далеко, он со всей силы откашлялся в локоть и ещё раз обернулся, после чего быстрым шагом убрался прочь.       Я аккуратно нажал на ручку и тихо открыл дверь. Сразу оказался в комнате для переодевания, судя по висевшей одежде. Внутри слышны стоны, но не удовольствия, скорее изнеможения, боли. Я осторожно подошёл к двери, ведущую в номер, и заглянул в щель. Девушка, полностью обездвиженная, в чёрном блестящем латексе, беспомощно висела на цепях, не в состоянии что-либо сделать, как-либо ему помешать, пока её насиловали. Это был он. В полтора раза выше меня, с сухим, но крепким телом. На коже в нескольких местах виднелись красные, только что зажившие рубцы, но уже где-то зрели новые свежие раны. Длинные светлые волосы, местами облезлые и мокрые от пота, голубые глаза с красноватыми белками от лопнувших капилляров, и большие белые пернатые крылья, сложенные за спиной. На его гладковыбритом фигуристом лице застыла мерзкая извращенная улыбка. Нет, он наслаждался не сексом, ему нравились её страдания, её боль, её изнеможение и беспомощность. Он любил власть над ней и смаковал её, растягивал её мучения, выкручивал на максимум. Он со всей силы ударил её в бок кулаком, от чего девушка тут же взвыла. Кричать ей мешал кляп, слюна капала на пол. Он схватил её за длинные светлые мокрые волосы, намотал на руку и потянул на себя. Девушка невольно выгнулась, начала извиваться, но бесполезно, он только наращивал темп. Две других проститутки сидели на диване. Одна, судя по виду, уже была «использована», а вторая с ужасом наблюдала за тем, что с ней будет через некоторое время, когда висевшая на цепях девушка полностью выдохнется, отключится или просто умрёт.       Я достал из-за пояса пистолет и ещё раз взглянул на него, снял предохранитель и аккуратно потянул на себя затвор. Водку и маску я оставил у входа, глубоко вздохнул и медленно вошёл. Я спокойно открыл дверь и сделал несколько шагов вперёд. Он не сразу меня заметил, а девушки, сидевшие неподалёку, вздрогнули при виде меня и негромко охнули. Увидев пистолет в моих руках, они застыли, боясь пошевелиться. И только обратив внимание на шум с их стороны, он оглянулся ко мне. Его самодовольная ухмылка превратилась в злобный оскал. Он бросил волосы девушки, остановился и вытащил из неё член. Девушка судорожно затряслась и голова её безжизненно повисла, она потеряла сознание.       — Я не заказывал педика, — грубым, громким, но чистым голосом сказал он.       — А я не педик, — ответил я и медленно поднял пистолет, наставив точно на его лицо.       Нас отделяли примерно пять метров. Девушки с ужасом вскрикнули и, сначала забились, вмялись в спинку дивана, сжались друг с другом, а потом, пригнувшись и прикрывая голову руками, рванули к выходу за моей спиной.       — Шуток я не понимаю, — ответил он, нагло отвернулся от меня и медленно подошёл к тумбе за своей спиной.       Я не сразу разглядел, что он достаёт оттуда. Это был меч. Огромный двуручный меч, длиной выше высоты моего роста. Волнистое пламевидное лезвие блеснуло. Он сжал рукоять в одной руке и поднял его, схватив второй рукой. Начиная от широкой гарды вдоль лезвия до самого острия промчались языки пламени. Меч вспыхнул ярким жёлто-фиолетовым огнём. Я почувствовал его жар. Ангел провёл взглядом от своих рук до кончика пылающего меча и повернулся на меня. Я начал пятиться назад. Страх прошиб меня до самых пяток, рука задрожала, я уже не был так уверен в этом выстреле. А он напротив, сделал в мою сторону широкий тяжёлый шаг.

— Стреляй!

      Громко раздалось в моей голове. Я нажал на спусковой крючок, раздался оглушающий выстрел. В ухе пронзительно запищало. Я промазал, пуля пролетела совсем мимо, со стороны его плеча. Это только позабавило и разозлило его ещё больше. Он ускорил шаг и был уже совсем близко. Ещё выстрел. Попал в грудь, но его это совсем не остановило. Он размахнулся и со свистом атаковал меня рубящим ударом.

— В сторону!

      В последнее мгновение я смог отскочить. Горящее лезвие пронеслось мимо меня и врезалось в пол. Звон, лязг и скрежет металла. Удар был такой силы, что острое волнистое лезвие вошло в бетонный пол, словно в масло.       — Ах ты сучёнок! — заорал он и со яростным рыком вытащил тяжёлый меч.       Его немного повело в сторону от тяжести, этого времени мне хватило, что сделать ещё два выстрела во время его второго широкого размаха. Одна пуля вошла в его плечо, вторая просвистела над его ухом. Он скорчился от боли, оскалил зубы, зажмурил один глаз. Ещё один мощный размах. Горящее лезвие по косой летело точно мне в голову.

      — Пригнись!

      Я упал на плечо. Меч пролетел над моим затылком всего в паре сантиметрах, чудом ничего не задев. Но не успел я поднять руку, чтобы сделать ещё один выстрел, как он ударил меня ногой по рукам. Сильный удар отбросил моё предплечье в сторону, пистолет полетел в противоположную сторону, а ангел уже делал новый замах. Я, что было сил, на четвереньках пополз как можно дальше. Ещё один рубящий удар чуть не задел мою ногу, лезвие вновь утонуло в бетоне.       — Куда? — рычаще сказал он и за секунду, в один шаг, добрался до меня, схватив массивной рукой за шею и оторвав от земли. Я схватился за его кисть, пытаясь вырваться от захвата, но это было бесполезно. Он поднял меня словно тряпичную куклу и с размаху кинул в сторону. Я на всей скорости врезался в кирпичную стену спиной и затылком, рухнул на пол и выгнулся от боли. Дыхание спёрло, в глазах поплыло, я едва успел поднять голову, как…

— Осторожно!

      Но в этот раз она меня не спасла. С разбега, Ангел пяткой влетел мне точно в лицо. Нос хрустнул, тут же хлынула кровь, шею откинуло назад вместе с телом, я рухнул на пол. Темно.

Темно.

Темно.

Темно.

— Вставай! Вставай! Очнись!

      Её голос где-то в глубине. Я слышу её. Я слышу. Голос нарастал, вместе с писком. Писк. Писк в ушах.

— Соберись!

      Я резко открыл глаза вместе с вздохом. Я отрубился на несколько секунд. Он не добил меня, он возвращался за мечом, который торчал в полу. Я огляделся. Взгляд плыл, шатало, я не мог встать. Где-то недалеко, в паре метров от меня рядом с висевшей на цепях девушке, я увидел тёмный силуэт. Мой пистолет. Превозмогая боль, я встал на колени и пополз в его сторону. Я выплёвывал кровь, заполняющую рот и мешавшую дышать, кровь капала из носа, стекала по подбородку. Писк заполнил уши, я не слышал его, только чувствовал вибрации, расходящиеся по полу от его тяжёлых шагов. Они приближались ко мне. Всё ближе и ближе. Я рухнул, вытянулся, через силу сделал последнее движение. Рука потянулась к рукояти пистолета. Но только я коснулся её пальцами, он с громким рёвом взвёл меч кверху и со всей силы ударил, разрубая пополам висевшую на цепях девушку, следом разрубая и мою руку. Девушка, её две половины тела разлетелись в противоположные стороны, окропив меня горячей кровью. Моя рука, вместе с пистолетом, отлетела вперёд. Моя кровь хлынула фонтаном. Я не чувствовал ничего, лишь небольшой пульсирующий холод, но через мгновение осознание пришло. Я схватился за остаток предплечья и закричал. Нет, больно ещё не было. Боль пришла через несколько секунд. Я сжался, встав на колени, кричал и сжимал руку. Я закрывал открытую рану ладонью, сжимал её, пытаясь сдержать льющуюся рекой кровь. А он не торопился. Он наслаждался. На его гладковыбритом, но грязном от крови лице, снова появилась извращённая улыбка. Я никуда уже не уйду, я был в его власти.

      Выстрелы!

      Много выстрелов. Автоматная очередь. Крики. Несколько выстрелов из дробовика. Снова автоматная очередь и тяжёлое падение. Тишина. Звуки разносились из коридора. Его улыбка сошла, он взволновано оглянулся на открытую дверь. Ангел схватил меч, переступил через меня и подошёл ко входу, встав за угол. Двое демонов в форме, бронежилетах и шлемах показались снаружи. Они, вымеряя каждый шаг, подсвечивая себе путь фонариками на автоматах и держа всё на прицеле перед собой, медленно вошли в номер. Форма и шевроны ФУРИИ. Один из них увидел меня, ещё живого, корчащегося от боли, лежавшего в луже крови, и направил всё внимание ко мне. Это было для него фатальной ошибкой. Только он ускорил шаг, чтобы зайти внутрь, как ангел со всей силы ударил мечом, одним ударом отрубив ему голову. Голова вылетела вверх и рухнула на пол, отскочив на несколько метров от тела. По траектории удара задело и второго, но не настолько, чтобы тут же располовинить. Горящее лезвие вошло ему в грудь и застряло. Его форма загорелась, он закричал и начал беспорядочно, не видя куда, в панике стрелять из автомата. Раздалась оглушительная автоматная очередь, пули летели куда угодно, но не в его сторону. Ангел выждал, пока в магазине не закончатся патроны, резко отдёрнул меч в сторону, следом потянув за собой и его тело. Демон рухнул на пол, но уже не мог стрелять, из его горелой раны быстро сочилась кровь, форма ещё тлела, наполняя всё дымом из горелой резины и сожжённой кожи. Демон попытался было достать пистолет из кобуры на бедре, но буквально на полпути его рука замерла и он замертво откинул голову. Из коридора послышались крики и топот тяжёлых сапог других, они быстро приближались к комнате. Ангел расправил крылья, взмахнул ими и взмыл в воздух, на огромной скорости разбил окно и вылетел в него. Через мгновение вошла вторая часть спецназовцев.       — Чисто! — крикнул один и тут же осмотрел остальных. Увидев сначала своих товарищей, а затем меня, ещё живого и стонущего от боли, он поднял рацию и закричал, — Врача! Срочно врача, у нас раненные!       Он присел и зажал кровоточащую рану товарища. Второй, вслед за ним, подлетел ко мне и присел на колено, склонившись над моим телом. В глазах темнело с каждым новым вздохом. Я не чувствовал ничего, кроме острой боли в руке.       — Не закрывай глаза! Смотри на меня, эй! Смотри на меня! — он подхватил мою голову и потряс меня.       На секунду это помогло, я приоткрыл глаза, но веки сами смыкались обратно, слипались всё сильнее. Хотелось спать. Просто спать. Погрузиться в тьму. Обратно в тьму.       — Смотри на меня! Не закрывай глаза!

Смотри на меня…

Смот…