Антитеза

      Фран запомнил первое путешествие до Варии как сложное, выматывавшее, ломавшее его чуть больше, чем полностью. После него в юноше изменилось если не всё, то многое — он открыл силу, которая вознесла его и отправила в кошмар, узнал, что такое смерть и как её принести, увидел тьму в себе. Там, среди холмов, потерялся Фран из Центра и появился настоящий Фран.       Путешествие к истокам же показалось ему скорее ностальгичным. Самой тяжёлой его частью стала дорога из Вонголы до Варии, и то потому, что ехать пришлось в почтовой повозке, а после прибытия на отдых ему времени никто не дал. В остальном та часть пустоши встретила юношу долгожданным умиротворением. Там не жили люди, не шастали Мельфиоре и даже мутанты, кажется, нашли места получше. Раньше это ужасало, но теперь скорее радовало.       Но главное, с Франом снова был Бельфегор — всё такой же жестокий безумец, но представший в новом свете. Идя с ним нога в ногу и прислушиваясь к вою ветра вдали, юноша вспоминал, как боялся Потрошителя когда-то. Тот стал первым образом нового мира, ужасной демонстрацией пустоши, проводником в глубины преисподней… Путеводным светом, направившим дальше в другой мир.       Тем забавнее стало возвращение в убежище Бельфегора — квартиру в руинах города, где Фран пережил адаптацию. За год она почти не изменилась, не считая ставшего толще слоя пыли. Да и вокруг всё осталось, как прежде, разве что дом напротив просел заметнее, грозя рухнуть. Лишь зайдя в пустую гостиную, Фран повернулся к тому углу, в котором впервые проснулся после начала адаптации. Сейчас место там показалось удивительно удобным: далёким от окна и двери, не продуваемым сквозняками, чистым и сухим. Тогда юноша и близко не оценил его преимуществ, но после десятков ночёвок в пустоши сразу понял — наставник думал о нём чуть больше, чем хотел показать.       — Не думал, что вернуться сюда будет приятно, — протянул Фран, пройдя к знакомому месту и сбросив с себя рюкзак.       — Ты посмотри, жабка освоилась в пустоши, — усмехнулся Бельфегор, сразу подойдя к окну, чтобы проверить занавески. — Кто б мог подумать, что немочь, корчившаяся в углу и звавшая меня мамочкой, станет… Тобой.       — Кхм. Могли бы и не вспоминать. У меня тогда были галлюцинации, это не считается, — попытался отмахнуться от позора Фран. — И что значит «мной»? Ваш тон даёт надежду, что вы мной гордитесь, но я хочу подтверждений.       — Хотелка у тебя уж слишком разрослась. Даже не надейся на похвалу, лягух, даже не надейся, — всё ещё шутливо отозвался Бельфегор, поправив шторы и, кажется, убедившись в их крепкости. — И на то, что я забыл твои веселые приходы — тоже. Думаю, буду вспоминать их всё то время, что мы проведём здесь, ши-ши-ши.       — Какие у вас интересные способы мотивации, Бел-семпай, — протянул юноша, не сомневаясь, что так и будет.       Впрочем, и сам он невольно вспомнил первую иллюзию — слабую, насланную исключительно на себя, но подарившую воплощённую мечту. Тогда он хотел вернуться домой больше всего на свете. Искал любви, которую потерял вместе с семьёй, и спокойствия, которого его лишили. Надеялся забыться вечным сном, остаться в прекрасном далёком, подальше от безрадостного будущего.       Теперь воплощение мира юноши — сумасбродное, и близко не спокойное — было рядом и без иллюзий. Кивнув чему-то своему, Бельфегор прошёл в соседнюю комнату, наверняка чтобы проверить старое кострище, которое они оставили, уходя в прошлый раз. Фран проводил его взглядом. Дождался, пока он исчезнет за стеной, и всё же произнёс:       — Знаете, Бел-семпай, а я вот помню, как вы обо мне заботились. Как вижу сейчас, даже лучше, чем стоило. Это приятно.       — Не надумывай лишнего, лягушка, — бросил ему Бельфегор из соседней комнаты, впрочем, не став выходить, чтобы кинуть в зарвавшегося юношу клинок. — Тогда ты был нужен только как туманник. А ещё тебя клинило. Даже похлеще, чем меня на адаптации. Только поэтому тебе повезло получить внимание Принца.       — Оправдывайтесь, семпай, но это не поможет уйти от правды, — продолжил шутку Фран, заранее прикрыв себя иллюзией и склонившись к рюкзаку, чтобы вытащить из него спальник.       Как и ожидал, за остроту получил. Убедившись, что в импровизированной кухне ничего не пострадало и не изменилось, Бельфегор вернулся в главную комнату. С ворохом клинков в руках. Благо, на этот раз они не были охвачены пламенем урагана, а потому купол защитил Франа от новых ссадин. Раньше юноша точно получил бы. На этот раз — только поднял голову и тряхнул вытянутым из сумки сухпайком.       — Как насчёт чего-то со вкусом курицы на завтрак?       — Как насчёт вспомнить себя ещё разок и стать овощем часика на три? — парировал Бельфегор, качнув очередным клинком.       — Курица так курица, — проигнорировал его Фран, выпрямившись и направившись на кухню. — С вас костёр и немного терпения.       — Ши-ши-ши, с тобой оно исчезает быстрее, чем Савада, когда босс рядом появляется, — цокнул Бельфегор языком, пропустив его, но, кажется, одарив очень недовольным взглядом. — Невыносимая лягушка.       — Безумный семпай, — не упустил возможности сострить юноша.       И не удержался от того, чтобы ещё раз подумать, как всё изменилось за год жизни в пустоши. Тогда Бельфегор за малейший намёк на грубость грозил ему настоящей смертью. Теперь же позволил себе влиться в игру «кто кого переострит» и развлекал Франа ею всё то время, что они готовили сухпаёк на двоих — шутливо пихаясь, забывая помешивать содержимое котелка и перебрасываясь воспоминаниями о тех днях, когда встретились.       — Ши-ши-ши, ты с меня два подавителя тогда выжал, лягух, — напомнил Бельфегор давний долг, когда ужин ещё только начал закипать. — Когда ты второй раз выгорать начал, я уж думал послать всё к черту. До сих пор иногда жалею, что не сделал этого. Проблем точно было бы меньше.       — Не понимаю ваших намёков. Я всё искупил, — качнул Фран головой, отвлекясь от подобия супа.       — Хреновое у тебя понятие искупления, — продолжил Потрошитель, вместо юноши помешав еду. — Подохнуть за меня — искупление. Заставить тащить тебя двое суток через пустошь и собачиться с тем, что тебя забрать пыталось — нет.       — Могли бы и не тащить, раз уж жалеете, что я ещё здесь, — пожал плечами юноша.       Он ожидал очередной остроты. Фразочки в стиле Бельфегора, от которой станет немного обидно, но в то же время смешно. Однако вместо этого напарник цокнул языком и пихнул его в плечо так, что юноша качнулся.       — Я сказал «иногда», а не всегда, лягушка глупая, — возмущённо ответил он. — Временами ты бесишь, но это не значит, что я готов от тебя избавиться. Мне казалось, ты успел усвоить это за те недели, что мы в новом статусе.       — Новом статусе? Что за статусе? И когда успели? Ничего не понимаю, — притворно удивился Фран, впрочем, не сумев удержать трепета, от которого дрогнули пальцы.       И снова ответ пришёл к нему в действиях. Бельфегор скривился так, словно Фран ошибся на тренировке, и снова цокнул языком. Юноша приготовился к новому тычку, от которого точно улетит на пол, или, может, удару клинком, но вместо этого Потрошитель приподнялся на коленях, схватил его за запястье и дёрнул на себя. Несмотря на то, что Фран был готов к грубости, он позволил себе завалиться и разве что чуть повернулся, чтобы ткнуться в грудь Бельфегора затылком, и не щекой. А чтобы его желания стали ещё очевиднее, поднял голову. Что ж, Потрошителю дважды намекать не пришлось. Усмехнувшись, он склонился к Франу так, чтобы губы почти коснулись лба, и шепнул, заставив мурашки щекотнуть спину юноши:       — Гадость такая, не строй из себя непонятливого. Всё ты знаешь.       — А вы подтвердите, — так же тихо ответил Фран, чуть прижмурившись, когда пальцы Бельфегора скользнули к его ладони и сжали её. — Я могу думать, что угодно, но иногда этому требуется подтверждение.       — Ши-ши-ши, нет, лягушка, тебе не подтверждения нужны, а слова. Моё признание, — так же насмешливо продолжил Потрошитель эту игру, опять перешедшую грань лёгкого флирта и превратившуюся в откровение. — Жить без него не сможешь?       — Жить смогу. Но трудно и не долго, — заёрзал Фран, потянувшись за поцелуем.       Бельфегор позволил ему это. Отпустил только для того, чтобы поймать вновь, на этот раз иначе — сжать ладонь крепче, чтобы стало больно, царапнуть ногтями, напомнив, что давать нежность приучен не был, и всё равно потянуться в ответ, чтобы в миллиметрах от касания шепнуть прямо в губы:       — Ты мне по нраву, Фран. Больше, чем многие в пустоши. Этого тебе пока хватит.       Франу и в самом деле хватило. В конце концов, поцелуй снова сказал больше. Грубый, несдержанный, похожий на противостояние, он, тем не менее, согрел юношу и отогнал от него невидимую, но ощутимую тень прошлого — первых дней в пустоши, страха, неуверенности, ошибок и поражений без конца и края. Вернул в день сегодняшний, когда жестокий конвоир прижал его к себе, а не оттолкнул, так дав понять, что Франу не жить долго и уж тем более — счастливо. Кто бы ему тогда сказал, что именно с этим человеком он свяжет жизнь… Кто бы сказал, что этот человек позволит это.       Конечно, завтрак они упустили: сухпаёк загустел и приобрёл горчащий привкус. Впрочем, это была малая плата за минуты удовольствия. Фран почти не заметил недостатков — съел всё, что взял, как ни в чем ни бывало. Бельфегор, конечно, поворчал, что лягушка-искусительница сам готовить не умеет и ему не даёт, но тоже от еды не отказался.       Гораздо важнее какого-то там сухпайка было то, что они оказались там, где всё началось — снова вместе, ещё живые, изменившиеся и изменившие друг друга. Фран думал об этом, лёжа в том же углу и глядя в спину Бельфегору, напряжённому, но даже спавшему, а не дремавшему, как-то обычно бывало в пустоши. И, признаться, его устраивали изменения. А ещё больше устраивало то, что он смог познать их ближе — вернувшись к тем местам, где всё началось.       На этот раз в городе не оказалось мутантов, поэтому на следующий день они смогли спокойно пройти через него и углубиться в безмолвную пустошь. Стать ещё на шаг ближе к первой встрече и к Центру, который ещё не получалось увидеть даже на горизонте, но близость которого ощущалась, казалось, и в движении ветра. Фран не нервничал. Шаг его был ровным, движения — лёгкими. И только мысли из раза в раз возвращались к тем дням, когда он, раненый, напуганный и утомлённый центровский мальчишка, брел за Бельфегором через холмы и думал, как бы сбежать. Хорошо, что тогда он не решился на это по-настоящему. Хорошо, что ему не хватило на это сил.       Им даже удалось найти ту канаву, в которой Фран провёл третий день в пустошах. Или, скорее, похожу, точно сказать не получилось бы и во век. В любом случае, на этот раз воды в ней не было, поэтому канава стала ещё привлекательнее для ночевки. Юноша едва сдержал смешок, когда увидел совсем небольшой скат и вспомнил, как шлёпнулся с такого же прямо в грязь. Вот же нелепость. А тогда ему это казалось худшим, что могла дать пустошь.       Как оказалось, канава была даже не в сотне худшего, что Фран видел. Так, мелочью, о которой теперь оказалось забавно вспомнить.       Не до смеха стало, когда на следующий день он вновь увидел здание, в котором для него всё началось. За год оно стало выглядеть ещё хуже — гора бетона растрескалась, второй этаж покосился, грозясь рухнуть рядом с остальными, а трещины в стенах первого ясно давали понять, что держалось оно на очень честном слове. Как только не рухнуло после двух снежных зим?       — Начинаю думать, что заночевать на улице будет лучше, — протянул Фран, издалека окинув руины взглядом. — Тем более, не горю желанием ночевать со скелетами под боком. До такого уровня безумия ещё не дошел.       — Ши-ши-ши, ты недооцениваешь мутантов, — хохотнул Бельфегор, впрочем, кажется, тоже не очень обрадовавшись виду. — Если там что и осталось, то истлевшие вещи, а от людей — ни косточки. Но вот что выглядит оно скверно даже соглашусь.       — Оно и год назад не было таким уж удобным, — вспомнил Фран ночёвку на лестничной клетке второго этажа.       — Тебе лучше знать, — усмехнулся Потрошитель, качнув рюкзаком и направившись к зданию. — Но на улице сегодня не поночуешь. В воздухе дождём пахнет. Лучше уж там, чем под ливнем.       — Надо же, пустошь даже это решила воплотить, — выдохнул себе под нос юноша, тут же громче добавив: — Могли бы просто сказать, что хотите вспомнить наш первый бой.       — И-ши-ши, да там и вспоминать нечего! Две минуты неловкости и унижений, — расхохотался Бельфегор. — Ты разве что прыгал неплохо. За то лягушкой и стал. А в остальном — сущая нелепость.       Сказал, конечно, верно. Фран помнил тот бой урывками, потому что тогда ему было безумно страшно, а разум мутнил гнев на несправедливую судьбу, но и так юноша понимал — то, что он делал, иначе как позором назвать не получалось. Он дрался, как умел, на одних инстинктах. Не будь у него под боком искажённой удачи и упрямства… Всё закончилось бы совсем иначе.       Этот дом Фран помнил так же смутно, как первый урок от Бельфегора. В памяти остались холодная лестничная клетка, на которую не проникал свет, костёр, источавший чёрный дым, куча истлевших тряпок, которую он туда кинул, боль, обида, страх, непонимание и душившее отчаяние. Самой яркой картиной, которую выдала память, когда юноша остановился у покосившегося дверного проёма, оказался залитый кровью первый этаж — площадка для игры Потрошителя. Тогда его затошнило от одного вида этого ужаса. Сейчас Фран только головой качнул и без сомнений вошёл в тёмное здание.       За год следы бойни и в самом деле исчезли. Влага вымыла кровь, оставив разве что пятна на полу и, местами, на стенах, а мутанты растащили тела. Всё это осталось только в памяти Франа. И, кажется, Бельфегора тоже, потому что он, подойдя к лестнице, остановился и засмеялся:       — Ши-ши-ши, до сих пор помню, как ты отсюда скатился. Акробат из тебя вышел неплохой, даже не сломал ничего. И ведь не пискнул, гадость такая.       — Не сомневаюсь, вы ждали моих криков. Очень горжусь, что не порадовал вас тогда, — протянул Фран, первым направившись на второй этаж, не пожелав и дальше шлёпать по застоявшейся воде, пахшей гнилью. — И не представляю, как вы выдержали все… Трудности. Меня тогда можно было просто оставить, я бы в грязи утонул через пару метров.       — Чудом, лягушка, одним чудом, — шутливо бросил ему вслед Бельфегор.       Ожидаемый ответ. Фран уже даже придумал на него подколку, собравшись припомнить наставнику, как вспорол ткань одной из его кофт будучи продрогшим и уставшим центровским мальчишкой, однако поток его мыслей, крутивший воспоминания, оборвало тихое, но до мурашек искреннее:       — Оно того стоило. Подумать не мог, что бродяжка с ножом и верой в лучшее заставит меня серьезно задуматься о принципах. Но ты, лягушка, умеешь ставить всё с ног на голову.       — Поправочка — веры в лучшее не было, — выдохнул Фран, наконец поднявшись на лестничную клетку и взглянув на Бельфегора, оставшегося на первых ступеньках, улыбавшегося во все тридцать два. — Я просто хотел побороться за себя. Умереть — так на своих основаниях, иначе не согласен. Наверное, поэтому мне удаётся выживать из раза в раз. Раньше я бы подумал «на вашу беду». Теперь, наверное, вам на радость?       — Можно и так сказать, — отмахнулся от него Бельфегор, кажется, наконец поняв, что сказал и не совсем этому обрадовавшись. — Ещё бы ты перестал влипать в неприятности даже сидя и на привязи.       — Вам стало бы скучно. А скуку вы не любите даже больше, чем мою прекрасную манеру речи, — подметил Фран, неохотно покосившись на чёрный след от старого костра на полу. — Я, к слову, тоже.       — Способов развлечься в пустоши море, ши-ши-ши, — парировал Потрошитель, судя по звукам, тоже начав подъём на второй этаж. — От охоты на такую немочь, как ты раньше, до исследования. И ради этого не обязательно влипать во все мировые проблемы. Сам узнаешь, когда мы с этой чертовщиной разберёмся       — Когда вы из реалиста в оптимиста заделались? — протянул юноша, впрочем, искренне порадовавшись таким перспективам на будущее. — Но я принимаю это предложение. Готов даже побегать от ваших клинков по болотам, если за это вы скажете, что я молодец.       — Во второй раз не дождёшься, жаба гадливая! — крикнул ему Бельфегор так, что эхо загудело под потолком. — А бегать ты будешь и так, ши-ши-ши, раз уж тебе в этот переход не хватило настолько, что ты аж забыл, по кому с ума сошёл.       — Ни на секунду не забывал, Бел-семпай, — выдохнул Фран, состроив вселенскую скорбь. — Прямо сейчас вот вспоминаю, как вы у меня забрали спальник и еду готовить заставили после того, как ногу вспороли. Ваше счастье, что я не знал тогда, как еду травить. И что сейчас я вас слишком люблю, чтобы сделать это.       Он не соврал ни в одном слове. Стоило только взгляду скользнуть по пыльной, мрачной лестничной клетке, тёмной даже в час, когда Солнце уже выглянуло из-за горизонта, как воспоминания замелькали в голове ещё усиленнее. Фран вспомнил, как лежал на полу, сжавшись в комок, и думал, что это конец. Вспомнил, как готовил консерву, яро ненавидя человека, наставлявшего на него очередные ножи. Вспомнил даже, как наблюдал за ним из дверного проёма. Уже тогда Фран увидел в Бельфегоре что-то большее. Что-то, что привело его к дню сегодняшнему, когда Потрошитель преодолеет последние ступеньки, подошёл к нему со спины, и, не получив сопротивления, притянул к себе, перехватив локтем за шею, но не чтобы придушить, а чтобы растрепать и так непослушные волосы, заставив его сморщиться и протянуть:       — Бел-семпай, вы мне так шею сломаете. Уж лучше бейте, так действеннее.       — А может, мне нравится, как у тебя волосы дыбом встают после такого, а, лягух? — усмехнулся Бельфегор, перехватив его ещё сильнее и заставив кашлянуть.       — Тогда вам нужно просто отпустить меня поспать. Эффект будет тот же, — не сдержал ответного смешка Фран, ясно представив, в каком беспорядке сейчас лежали его волосы.       Бельфегор не отпустил. Да Фран и сам бы не пошёл. На этот раз дом посреди нигде был не первым рубежом безумия на пути юноши, а последним фортом пустоши перед Центром. И задерживаться здесь надолго они не планировали. Впрочем, кроме путешествия в прошлое в этом доме у них была и другая цель. Которой они не то чтобы достигли.       — Ну что, лягушка, это была самая бестолковая вылазка из всех, что у меня были. Ши-ши-ши, поздравь себя с этим и подавись, — озвучил и так очевидное Бельфегор, когда они приготовили поздний завтрак и немного отдохнули.       — Ну как же? Я узнал, что вы не жалеете о моей жизни так же, как о ней не сожалею я, — протянул Фран, откусив кусочек сушёного мяса. — Считаю это лучшей частью пути. В ваших силах прибавить к ней ещё что-то, пока мы не выдвинулись на худшую.       — А нужно? — усмехнулся Бельфегор, перевернувшись на бок. — И так очевидно, что сюда наше прикрытие пихнуть не получится при всём желании. Попробуем — стража заметит свет и шум ещё до того, как мы к стенам подойдём. А раз так, то заход на Центр отсюда нереален.       — Неприятно признавать, что вся моя настойчивость не имела смысла. Я столько сил потратил, убеждая Вонголу, что это идеальное место и я пойду на Центр только с него, — покачал головой юноша. — Но не признать будет хуже.       — Ши-ши-ши, ну надо же, ты и не поспорил? Это место хорошо на тебя влияет. Подумываю оставить тебя тут и посмотреть, вернёшься ли в Варию, — поддел его Потрошитель, снова упав на спину. — К ночи ещё глянем, насколько холмы скрывают это место. Хочу, чтобы ты точно убедился в своём провале.       — Для этого нам даже шевелиться не придётся, — решил порадовать его Фран. — Я помню, что по пути отсюда есть разве что совсем побитые руины. Я думал, в них и расположимся. Но сомневаюсь, что они ещё есть, учитывая, как поплохело этому дому.       — Тебе же хуже, если они на самом деле рухнули, — продолжил шутить Бельфегор. — До Вонголы будешь возвращаться пинками.       — Я сам себя стукну, если все эти старания окажутся напрасными, — вполне честно ответил юноша. — Надеюсь только, что Вонголе повезло больше.       Гокудера вот предлагал неплохое укрепление — небольшой город недалеко от Центра. Фран сомневался, что дома там были сильно лучше того, в котором ночевали они сейчас, но город так или иначе давал большее прикрытие. Гокудере даже почти удалось доказать, что это место идеально подходило для похода на Центр, но против пошёл Мукуро, предложив гористую местность с севера от стен. Предложение Франа всерьёз мало кто рассматривал, кроме него. Для него же оно имело ценность скорее из-за того, что ждало после постов. Он помнил и их самих, и как оттуда можно было добраться до знакомых мест, а значит, и возможных укрытий. А ещё — до его квартиры. И это тоже было важно.       Может, ключи остались за стенами. Может, сама квартира перешла Мортелло как крёстному. Но, может, ему удастся получить ключи… Решившись ещё раз встретиться с прошлым, уже лицом к лицу и воплощённому в человеке.       Но, как и ожидалось, подходы к стенам оказались безрадостными и неудобными. Фран и Бельфегор не стали даже доходить до них — развернулись, увидев первый десяток руин. За зиму от них не осталось почти ничего. То, что юноша видел в сомнительной, но целости, под тяжестью снегов рухнуло. Груды бетона рядом с остовами домов сравнялись с тем, чем стали эти самые остовы — мусором, от которого не осталось толку. Парочка зданий, конечно, смогла и это пережить, в добавок к сотне лет до, но вселять в них армию было бы сумасшествием и возможностью растерять её ещё до полноценного боя.       Наказание за это оказалось ровно таким, как ему и обещали. Обратно Франа возвращали пинками и подгоняли клинками, приговаривая:       — Глупая лягушка. Мозгов вроде больше стало, а думать так и не научился.       — Всего лишь оплошность, — оправдывался Фран, уворачиваясь от ножей так же легко, как и прежде, но ещё и веселясь с этого. — Чего не сделаешь ради романтических вечеров с вами. Знаете, в фильмах прошлого влюблённые часто путешествуют после свадьбы. Как насчёт засчитать эту прогулку за что-то такое?       — Ши-ши-ши, вот же нахальная лягуха. То, что ты мне по нраву, не значит, что я влюблён, — цокнул Бельфегор языком, следующий клинок кинув уже всерьёз. — Наёмники не любят.       — Как скажете, семпай, — протянул юноша, сделав вид, что поверил.       Получил за это наказание в виде ссадины на боку. Впрочем, раньше бывало и хуже. Бельфегор мог говорить что угодно, но после сцены у Кратера перед последним боем и рассказа Мукуро о том, как Потрошитель бесился, пока все считали Франа мертвым, он ему не особо верил. Впрочем, не спешил так уж настаивать на откровенных признаниях. Радовался, получая их, но никогда не ждал.       И всё же… За это путешествие их было даже слишком много. Не он один, похоже, вспоминал прошлое и оценивал настоящее через него. И определенно не ему одному нравилось, к чему всё пришло.       Может, они не достигли главной цели, но свои желания от возвращения к истокам Фран более чем удовлетворил.       И даже аура, кажется, признала его стремления, потому что на дневном привале юноша наконец смог немного её приглушить. Не до конца и даже не вполовину, однако и это Франа устроило. Он ещё не знал, как мог использовать эту новую силу и мог ли вообще, но не переставал пытаться. Центр с каждым днём становился всё ближе, как и связанные с ним испытания, и ему стоило подготовиться к ним. Больше даже, чем к тем, которые привели его к этому моменту.