Антитеза

      Говоря Мукуро «надеюсь, он и дальше будет сидеть не высовываясь, а то с моей удачливостью первым, кого он выберет для общения, буду я», Фран, вообще-то, шутил. Но Сноходец, кажется, понимал его юмор ещё хуже, чем остальные обитатели пустоши.       — Не люблю доверять сомнительным незнакомцам, подозрительно похожим на того, кто последние полгода уничтожает мою жизнь, — нахмурился юноша, чуть отступив от мужчины. — Можете сколько угодно руку тянуть, туманом плеваться, я с вами не пойду.       Сноходец только покачал головой, но даже не перестал улыбаться, разве что руку опустил. Фран не рассчитывал на победу. Ожидал, что его так или иначе заставят. Но чего он точно не ожидал, так это того, что идти никуда не потребуется.       Полы лабораторного халата Сноходца обратились туманом. Серая дымка поглотила черноту, заменила её собой. Фран встал в боевую стойку, ожидая, что его снова попробуют поймать и потащить во тьму, но вместо этого туман сложился в иллюзию.       Под ногами Франа зашелестела трава. На склонах лощины, развернувшейся перед ним, выросли сосны с густыми кронами, принеся удивительно реалистичный запах хвои. Речушка зажурчала совсем рядом. В её изгибе вырос домик. Не хижина, не барак в стиле Варии, даже не глинобитная хибара вроде тех, что строили в Шимон, а минка, словно бы сошедшая со страниц учебника по исторической архитектуре: покатая крыша опускалась до самой земли, а вместо окон стены подчеркивали оранжевые бумажные ставни.       К домику Сноходец и направился. Полы халата его продолжили источать туман, собиравшийся во всё новые и новые детали — камешки в реке, еловые иголки, смешавшиеся с землёй, травинки, хрустевшие под ногами мужчины после каждого шага.       — Всё ещё не хочешь пройти? — пригласил Сноходец, повернувшись к юноше. — Деваться ни тебе, ни мне некуда. А я хотел бы показаться гостеприимным хозяином.       — И не подумаю, — протянул Фран, в ответ, демонстративно оставшись на месте. — Объяснений мне и здесь хватит, крыши для этого не надо.       Сноходец снова покачал головой. Туманная дымка, исходившая от халата, качнулась, пошла волнами и сомкнулась вокруг Франа, не дав ему даже попытаться сбежать. Лощина растворилась в ней, звуки исчезли, как и лёгкие касания ветерка. Когда туман расступился снова, юноша уже оказался внутри домика — в просторной комнате с деревянным полом, стены которой состояли из бумажных перегородок, а в центре находилась небольшая выемка с землёй, над которой покачивался, привязанный к потолочной балке, глиняный чайник.       — Я же говорю, выбора не очень много, — хохотнул Сноходец, пройдя к этой выемке и подтянув к ней соломенную подушку перед тем, как встать на колени. — Присаживайся, выпей со мной чаю. Объяснения подождут спокойствия. И-Пин, помоги мне позаботиться о госте.       Прежде, чем Фран успел повторить «нет», из-за одной из ширм тенью скользнула в залу девушка. И, в отличии от Сноходца, она показалась юноше куда более живой. По крайней мере, кожа её была не мертвенно-бледной, а чуть желтоватой, а чёрные прищуренные глаза не сверкали отблесками пламени. Ступив в комнату, она сложила руки перед собой и склонилась в поклоне. Собранные в косы чёрные волосы упали ей на грудь, но девушка не дрогнула.       — О, И-Пин, не стоит. Считай это дружеской встречей, — рассмеялся Сноходец, махнув ей рукой. — Но спасибо, что уважаешь традиции моих предков. У тебя с каждым днём получается всё лучше.       Девушка кивнула, но выпрямилась неохотно. На Сноходца посмотрела первым делом и лишь потом наградила вниманием гостя. Взгляд её сделался мрачным, как и выражение ещё мягкого в чертах лица. Юноша ответил на него хмуростью, которую подчеркнул движением ладони с зажатым в ней ножом, но девушку ни то, ни то не впечатлило. Она кивнула Франу, головой указав ему на вторую подушку у очага — напротив Сноходца.       — Вы же знаете, насколько не вызываете доверия? — протянул юноша, и тогда не двинувшись с места. — Надо быть совсем идиотом, чтобы на такое дружелюбие ответить. А голова у меня пока на плечах, пусть разум и повредился.       — Правильно делаешь, что не доверяешь, — уже серьёзнее произнёс Сноходец, сложив руки на коленях. — Доверие враг таких, как мы. Доверие надо заслужить. Вот это я и пытаюсь сделать. Позволь мне это перед тем, как я расскажу тебе историю, которую большинство обитателей пустоши посчитают в лучшем случае страшной сказкой.       В его голосе не было мольбы, да и сама фраза прозвучала твёрдо, без просящих ноток. Он предлагал, не требовал. Выбора всё равно не оставлял. Давать ответы не собирался. И выбить их Фран не мог. Этот мир ему не принадлежал, как бы крепко юноша ни цеплялся за нож. А значит, всё, что он мог — следовать чужим правилам и ждать. Фран никогда не любил этого. После жизни в пустоши — возненавидел.       Но всё же он принял предложение и сел на пол. Нож из руки, впрочем, не выпустил и даже опустил ладонь с ним на колено, чтобы собеседник ни на миг не забыл, что дал ему и как юноша мог это использовать. Девушка тут же оказалась рядом и сняла чайник с крюка. Проигнорировала и угрозу, и то, как юноша дёрнуться от чужих движений, готовый её исполнить. У очага из тумана собрались глиняные чашки. Девушка плеснула в них чай — зелёный, ароматный, источавший вполне реалистичный дымок. Фран не поверил иллюзии ни на миг.       Прежде, чем Сноходец продолжил играть добродушного хозяина, юноша подхватил чашку и отхлебнул из неё. Как и ожидал, ощутил вместо чая вязкую дымку. Она защипала язык холодком, защекотала изнутри, заставив чуть сморщиться. Вместо того, чтобы чихнуть, Фран демонстративно открыл рот, позволив туману облачком сорваться с его губ. Девушка ахнула и дёрнулась, но была остановлена взмахом ладони.       Вместо того, чтобы поставить зарвавшегося гостя на место, Сноходец залился смехом. В нём не было ничего настоящего, как и во всём, что их окружало, ведь чёрные глаза за стеклами очков остались такими же — яркими, сверкавшими отблесками пламени, совершенно пустыми.       — Давно я не принимал у себя таких характерных гостей, — выдохнул он, подняв очки и смахнув несуществующие слезы. — Что ж, этого и ожидал исходя из твоих воспоминаний. Да, ты на самом деле тот, кто мне нужен, Фран Тесси. Хочешь ответы? Будут. Столько, что ты устанешь слушать. Но для начала позволь спросить — что ты знаешь обо мне?       — Не так уж много. Меня больше волновали другие легенды пустоши: те, что не сидели тихонько и не делали вид, что их нет, пока всё рушилось, — протянул Фран, окинув взглядом его не очень внушительную фигуру. — Говорят, вы были туманником. Говорят, достигли небывалых высот в этом. Таких, что даже после смерти смогли себя сохранить. Тело ваше рассыпалось в прах, но дух всё ещё блуждает над пустошью и прочая жуть. Вижу, правда в этом была.       — Удивительно, что обо мне ещё помнят такие детали, — округлил глаза Сноходец, скрыв улыбку за чашкой. — Да, я был туманником. И да, таким, что сумел выйти на новый уровень владения пламенем и сохранить свою личность даже после того, как моего… Физического воплощения не стало. Но это лишь часть истории.       — Такое ощущение, что вы меня пригласили в угадайку поиграть, — выдохнул юноша, только огромным усилием воли не сжав рукоять ножа крепче. — Так себе встреча с божеством пока выходит. У вашего товарища получше получалось строить из себя всесильного.       Он надеялся, что такая откровенная грубость Сноходца всё же заденет, но вместо ответа тот отхлебнул «чай» и прикрыл глаза. Его руки наконец перестали так заметно рассыпаться и собираться, а дыхание выровнялось, словно он приготовился заснуть. Франу захотелось подхватить свою чашку и кинуть в мужчину. Может, хоть это наконец заставило бы его говорить.       Видно, почувствовав недовольство гостя, Сноходец всё же отставил чашку и заговорил:       — Товарища, да… Когда-то он им был. Но не теперь. Впрочем, начнём по порядку. Позволю себе представиться — когда-то меня звали Кавахирой. Не думаю, что это имя тебе что-то скажет, но оно моё, и оно мне нравится. Сноходец — это уже придумка будущего поколения. Неплохая, но предпочту слышать настоящее имя вместо прозвища.       — Расскажете, что происходит и зачем я нужен всей пустошной хтони — хоть Богом назову, — съязвил Фран, которого каждая минута без ответов злила лишь больше.       — Во-первых: не назовёшь, — добродушно хохотнул Кавахира. — Во-вторых: не стоит. Я не Бог и им быть не стремлюсь. Просто человек, которому повезло… Или скорее не повезло… Попасть в необычные обстоятельства. Прямо как тебе, Фран.       Вся жизнь юноши в пустоши была «необычным обстоятельством», от начала до конца и не только после появления связи с пламенем. Но он сдержал эту остроту и сосредоточился на том, на что попытался намекнуть Сноходец:       — Пусть так. И что же, вы нашли родственную душу и решили, что нам обязательно нужно быть вместе? Вы же понимаете, что моё тело сейчас опасно оставлять без хозяина?       — О, нет, конечно нет! Я женат, да и не посмел бы вмешаться в ваши с тем судьбоносным юношей нормально-ненормальные отношения, — рассмеялся Кавахира только громче, даже чуть откинувшись и прижав ладонь к груди, ни разу за весь этот спектакль не поднявшуюся. — А что до твоего тела… Не опасайся, его сейчас нет, как и моего, вреда причинить оно не сможет. Я… Скажем так, затянул тебя в свой мир. Поэтому сейчас ты, как и я, лишь туман над пустошью. Совершенно безопасный.       — Хотя бы так, — позволил себе немного расслабиться Фран. — Вот учитель удивится, наверное, когда не найдёт меня… Но это уже его проблемы.       — Большие проблемы, — отомстил ему за остроты Кавахира, заставив дёрнуть нож. — Но не такие, как те, в которые ты уже ввязался. О, эта история началась уже как больше ста лет назад… И, пожалуй, ей пора закончиться.       Качнувшись ещё раз, он потянулся к карману лабораторного халата. Словно это было так уж нужно, учитывая, что весь он состоял из тумана и мог создать что угодно и как угодно. Однако же из кармана Кавахира вытащил что-то вполне реальное — серебряное кольцо с печаткой в виде рога. Конечно же. Мукуро говорил, одно из Колец Ада Сноходец оставил у себя… Вот его Франу и представили.       — Ты и сам прекрасно знаешь, что это такое, — произнёс Кавахира, протянув кольцо юноше. — Когда-то я создал шесть таких колец, одно из которых принадлежит и тебе, чтобы исправить собственную ошибку. Жаль только, что не успел. Тебе придётся завершить моё дело.       — Убить пламя, — сказал, но не спросил Фран. — Наконец хоть кто-то скажет, как это делается. Могли бы выбрать и не меня. Мукуро, знаете, подошёл бы больше, ему страдать, кажется, не привыкать.       — Ты идеальный носитель, — просто ответил Кавахира, словно в этих словах крылся какой-то вселенский смысл. — И не просто пламя, а отголосок человека такого же древнего, как и я. Но, пожалуй, обо всём по порядку.       Чайник над очагом исчез. Туман, в который он превратился, медленно осел на пепельно-серую землю только для того, чтобы в мгновение ока собраться в макет здания — большого, на четыре связанных друг с другом корпуса, главный из которых возвышался над долиной, в которой расположился. Стеклянные панели на стенах в солнечный день, должно быть, сияли, как тысяча Солнц, а под кронами окруживших здание деревьев так и тянуло отдохнуть в полуденный час.       — Не стану тянуть с объяснениями, по глазам вижу, не понял. Да и едва ли кто-то из ныне живущих узнает это место, — усмехнулся Кавахира, ласково проведя над главным зданием рукой словно в попытке защитить его. — Это исследовательский центр, с которого началась вся пустошь. Теперь место, в котором он расположен, вы знаете, как Кратер. Но когда-то…       У входа в главное здание из тумана медленно появилось восемь фигурок, как будто бы пришедших из-за грани иллюзии, из другой реальности. Они замерли, проживая какую-то сцену — две женщины, одна из которых прикрывала рот ладонью, о чём-то беседовали, крупный мужчина с фотоаппаратом смотрел вверх, наверняка пытаясь запечатлеть комплекс в лучшем виде, ещё трое, кажется, ссорились, потому что рты их были открыты в крике, а руки взмывали к небу… Отдельно от них стояли двое — мужчина и юноша ему по плечо. Они на двоих держали большую карту и что-то рассматривали на ней. В старшем из них Фран легко узнал того, кто сидел перед ним.       — Да, это я, — словно услышал его мысли Кавахира. — А люди вокруг — мои товарищи по исследовательскому проекту. Это не первая наша встреча, но первый день, когда мы оказались здесь. Тогда никто из нас ещё не знал, к чему приведёт открытие, которое мы, преподаватели маленького колледжа и их вчерашние студенты, работавшие за идею, сделали, можно сказать, случайно.       Туман снова зашевелился. Комплекс закрутило в водовороте, из которого, словно из песчаной бури, вынырнула большая комната, разделенная на две плотным стеклом. В одной половине располагалась техника, большой стол, окружённый стульями, и несколько досок на стенах, завешаных бумагами так, что не видно было ни клочка дерева. В центре второй половины же возвышалась колба в человеческий рост. Провода и трубы тянулись от неё, ветвились корнями деревьев и тянулись даже по белоснежным стенам.       — А вот и место для нашего проекта, — чуть дрогнувшим голосом пояснил Кавахира, тут же откашлявшись и выпрямившись, но лишь сильнее показав, как нервничал. — Думаю, ты уже понял, что за проект мы вели и что создали? Он ведь показывал тебе свою колыбель?       — Вы создали пламя, — шёпотом ответил Фран, потянувшись к иллюзорной колбе.       Туман не поддался: юноша смог коснуться его и почувствовать под пальцами настоящее стекло. О, эту колбу он видел во снах так часто, что она отпечаталась в памяти клеймом, шрамом вроде тех, которыми пустошь украсила его тело. Осталась вечным страхом перед неизвестным, обитавшим в ней — жестоким, насмешливым, не имевшим тела, но обладавшим разумом.       Человек, сидевший перед ним — или то, что от него осталось — создал это. Фран поднял на него взгляд и ни на миг не засомневался, что не смог скрыть всколыхнувшей душу ярости. Пожалуй, такого он не испытывал и на первых тренировках с Бельфегором. И даже в госпитале ярость сжала его горло не так сильно: до того, что голос чуть захрипел:       — Как? Зачем?       — Мы не хотели создать оружие, если ты об этом, — не потеряв мягкой улыбки ответил Кавахира, так и продолжив смотреть на комнату, но не на Франа. — Мы хотели как лучше. Ещё с тех пор, как я и мои коллеги обнаружили то, что вы сейчас знаете как пламя. Изначально оно ведь и не плохое. Пламя есть в каждом из нас. Это… Что-то вроде души. Жизненная сила, которая течёт в наших телах и незримо даёт проживать день за днём.       Кавахира поднял руку. Синее пламя под иллюзорной кожей полыхнуло ярче, пробившись сквозь тщательно сплетённое туманное тело венами и сосудами. Но ярче всего оно вспыхнуло в районе груди мужчины. Фран невольно и сам потянулся к этому месту. Тому же, которое Чикуса показывал ему на уроке по управлению пламенем.       Душа, значит… Вот почему в мире пламени Фран видел куда больше огней, чем мог насчитать владельцев колец.       — Вижу, ты всё понял, — кивнул Кавахира, отвлёкшись от комнаты. — Да, пламя есть у всех, но не у каждого находит проявление. А для стабильного его использования и вовсе нужно кольцо. Вроде того, что носишь и ты. Серебро — отличный проводник, это мы узнали ещё когда только начали заниматься пламенем, но чтобы сила не уничтожила тело носителя, нужны ещё и камни-отражатели. По крайней мере, теперь.       — После того, как Вспышка уничтожила всё, — подметил Фран, с трудом не сжав ладонь в кулак.       — Как я и говорил, мы не этого хотели, — качнул головой Сноходец, словно попытавшись оправдаться хотя бы перед собой. — Мы хотели, чтобы пламя помогало растить посевы для всё увеличивавшейся популяции людей. Хотели продвинуть медицину на новый уровень. Создать бронежилеты, которые не смогла бы пробить ни одна пуля, и стены, которые не разрушило бы даже землетрясение. Это должно было быть судьбоносное открытие.       Выражение его лица наконец сменилось — улыбка перестала тянуть уголки губ вверх, а брови нахмурились, подчеркнув блеск чёрных глаз. Он задумался. Кажется, Сноходца захватили сожаления. Подчиняясь его чувствам, в иллюзорной комнате появились люди: пятеро остались за стеклом, ещё двое, Кавахира и черноволосая женщина с необычной родинкой на щеке, похожей на четырёхлистный клевер, замерли по другую его сторону, а последний, тот юноша, который уже появлялся рядом со Сноходцем, оказался в колбе.       — Но пламя не давалось для изучения так просто, — продолжил мужчина уже тише. — Мы нашли его, да, но для исследования этого не хватало. Слишком сложными были условия его вызова, слишком непостоянными… И даже так это не получалось назвать концентрированной энергией, истинным пламенем. Лишь каплей в море.       И-Пин, всё это время молча стоявшая рядом, потянула ему ещё одну непойми откуда взявшуюся чашку. Сноходец принял её, но разве что крепко сжал в снова начавших рассыпаться пальцах.       — Нам нужен был подопытный, — сморщился он, склонив голову ниже, словно на неё опустилось что-то очень тяжёлое. — Мы не решились пригласить кого-то со стороны. И с животных вывести пламя не смогли. Тогда… Побыть подопытным вызвался один из нас.       Кавахира указал на юношу в колбе. В этой сцене он казался безмятежным — большие тёмные глаза внимательно наблюдали за товарищами, чёрные волосы спадали почти до плеч, а в чертах мягкого, круглого лица не было и тени тревоги. Для подопытного он выглядел слишком спокойно.       — Его звали Бермуда, и он был моим лучшим студентов за всё время, что я преподавал, — с отеческой гордостью произнёс Кавахира, даже чуть расправив плечи. — Очень амбициозный юноша. Прирожденный исследователь. С первого курса, с первых наших совместных занятий он показывал такой интерес к миру, какого я не видел ни у кого. Он всё хотел познать и разгадать. А пламя стало для него личным вызовом, потому что впервые его отголоски мы нашли вместе…       — Кажется, я догадываюсь, кто сейчас уничтожает остатки человечества, — протянул Фран, нахмурившись лишь больше.       Пламя редко показывалось ему не в его облике, но юноша готов был поклясться — он видел это лицо и эти огромные тёмные глаза, в которых, как в зеркале, отражался мир вокруг. Оно преследовало его в кошмарах, загоняло день за днём, обещало смерть и боль… Мечтало «познать» мир. Словно не понимало, что так его уничтожит.       — Правильно догадываешься, — печально усмехнулся Сноходец. — Да, он стал первородным пламенем. Первым грехом. Тело Бермуды рассыпалось в прах, но его разум остался в эссенции, что мы смогли вывести. И он даже смог установить с нами контакт. Как и со всеми после, через сны. О, как мы радовались!       Иллюзорная комната не изменилась, но люди в ней приняли другие позы. Семеро расположились за столом в лаборантской, чокаясь бокалами с, по виду, шампанским, а восьмой… Восьмой обратился сгустком пламени за тонким стеклом колбы. И даже в иллюзии оно двигалось и постоянно меняло цвет. Мурашки щекотнули спину Франа, заставив передёрнуть плечами. Холодок стал лишь сильнее когда Сноходец шепнул:       — А потом оказалось, что пламя — это не душа, а желание человека. Самое большое, дающее ему силы жить. И высвобождение эссенции пламени концентрирует его.       — Бермуда желал знать, — выдохнул Фран, подняв взгляд на Кавахиру.       — Больше всего на свете, — кивнул тот. — Через месяц после высвобождения он начал терять разум. Желание стало захватывать его, вымещать всё человеческое, что в нём осталось. Мы пытались остановить его или хотя бы перехватить контроль, но… Эссенция была слишком сильна. Как и его желание. Первыми он едва не свёл с ума нас. Подпитался нашими силами и чувствами. А потом…       — А потом случилась Вспышка, — опередил его с ответом Фран, заставив чуть сжаться. — И мир, ради которого вы всё это делали, сгорел. Хороший же итог благих намерений. Вам стоило бы вспомнить, что ими устлана дорога в Ад.       — Но мы не вспомнили, — печально улыбнулся Кавахира, приняв и эту насмешку без ответной грубости. — Бермуда уничтожил и исследовательский комплекс, и целый мир. Познал его, как мог. Остались только Центры, с которыми мы сотрудничали в познании пламени и которым успели передать пробные чертежи заградительных куполов, ограничивающих пламя. Против полного влияния Бермуды они, правда, не помогли, но какие-то города сохранили.       Значит, хотя бы эту часть истории Центр не переписал. Были бы у них эти чертежи… Бороться с культистами стало бы куда проще. Скольких бы они сумели спасти, реши Центр поделиться технологиями, а не укрыться за ними.       — Бермуда поглотил пламя каждого в команде, — продолжил Сноходец, не дождавшись от него остроты. — Так получилось, что мы собрали полный комплект основных типов, поэтому познать он смог почти все… Кроме пламени тумана и неба. Не знаю, почему, но до нас — меня и моей жены, Сепиры — он добраться не сумел. Мне приятно думать, что ему не хватило духу убить учителя и его возлюбленную, но, наверное, мы просто оказались устойчивее.       Иллюзорная картинка снова сменилась. Вместо долины и исследовательского комплекса она показала Кратер, на дне которого россыпью серых пятен на сотню лет замерли руины — изломанный бетон, изогнутые балки, расплавленное стекло и разбитые надежды. На краю его замерли двое. Кавахира вглядывался вглубь ямы, а черноволосая женщина с необычной родинкой куталась в его халат и прижимала ладонь к заметно округлившемуся животу. Свет — разноцветный, как и пламя — освещал их лица. И шёл он из руин комплекса.       — Бермуде не хватило познания, — понял Фран быстрее, чем Кавахира успел это произнести. — Он хотел узнать всё, но Центры уцелели. Как и некоторые люди.       — Правильно, Фран Тесси, — кивнул Сноходец, указав на иллюзорные фигурки себя и женщины. — Бермуда продолжил жить и действовать. Вопросом времени стало, когда он наберётся сил и сумеет пробиться за купола Центров. И тогда мы с Сепирой решили создать… Особые кольца. Наработки у нас уже были, осталось только придумать, как направить их распространяющий эффект на подавление.       — Три-ни-сетте. Вы создали Три-ни-сетте. Могу предположить, что и стали его первыми участниками.       — Ты быстро соображаешь, — неловко похвалил его Сноходец, кашлянув в кулак. — Да, это так. Мы с Сепирой создали Три-ни-сетте и нашли первых его владельцев, при этом и сами забрав себе кольца тумана и неба из набора Аркобалено. Но после запечатывания никто из этих людей, кроме нас с ней, не выжил.       — Вы прямо как проклятые. У нас случайно нет родства? — съязвил Фран, не отведя взгляда от вновь сменивших положение иллюзорных фигурок.       Теперь женщина и мужчина замерли среди мёртвых тел. Лица их отражали ужас, но свет пламени в разбитой колбе потускнел. Желаемого они достигли, пусть заплатить за это пришлось другим людям. Или, может, выжить и нести тяжесть понимания содеянного и было наказанием для Сноходца?       — Нет, сомневаюсь, — хохотнул Кавахира. — Моя единственная дочь родилась в пустоши. И её дочь. И её тоже. А мою правнучку ты даже видел. Назовешь её или мне подсказать?       — Ария Джиглио Неро, — без тени сомнений ответил Фран. — У неё определенно ваши глаза. И лицо очень похоже на лицо этой Сепиры.       — Что ж, это ты заметил. Но есть у всех моих потомков и ещё одна общая черта, которую передала им Сепира, — усмехнулся Кавахира. — Все они имеют силы неба. И все становятся Аркобалено. Продолжают защищать пустошь и Кратер.       — А почему сами этого не сделали? Вы выжили. Сомневаюсь, что после всего сделанного вас потянуло на пенсию.       Сразу Сноходец не ответил. Вместо этого он снова поднял ладонь, в которой всё это время сжимал кольцо Ада. После такого долгого контакта с носителем оно словно напиталось силы: засияло ярче, стало источать энергию с такой силой, что Фран даже на расстоянии ощутил холодок.       — Долго я не прожил. Признаться, не успел даже начать учить дочь, едва успел услышать её голос, — шепнул Кавахира, не отведя взгляда от кольца. — Мы запечатали Бермуду, да, но Три-ни-сетте не было решением проблемы. Оно не уничтожило первородное пламя. То так и осталось блуждать по снам. И ещё больше вопросов вызывало то, что Три-ни-сетте, конечно, могло его запечатать, но и напитать. Пока оно есть кольца, оно ограничивает. Стоит только кольцам разрушиться, и энергия их окажется у Бермуды. Нужно было что-то большее. Что-то, что уничтожит Бермуду раз и навсегда.       — Кольца Ада, — ответил за него Фран, и сам подняв левую ладонь, на котором сверкнули грани серебра и печатка с тремя шестёрками.       — Кольца надежды, — поправил его Кавахира. — Так я их видел. Но на их создание мне пришлось отдать слишком много. Прежде, чем я сам это понял, моё пламя освободилось от тела. Я оказался на положении Бермуды — всего лишь желанием, связанным с последними созданными мной кольцами… Я исчез. И кольца надежды — вместе со мной. Они остались у Сепиры, да, но она не знала, как их использовать. А я не мог рассказать ей, потому что был слишком слаб.       Иллюзорная картина снова сменилась. На этот раз туман собрался в небольшую комнату, стены которой были завешены мелко исписанными бумагами. Большую её часть занимал стол, заваленный папками, документами и кружками разной степени побитости. С потолка свисал уже погасший фонарь с треснувшим стеклом. И посреди этого хаоса стояла женщина. Чёрные волосы её рассыпались по плечам, под тёмно-зелёными глазами пролегли тени, а одной рукой она сжала ладонь девочки лет четырёх с большими чёрными глазами, очень похожими на глаза Кавахиры. Во второй же руке она держала небольшую коробку, в которой на тряпке лежало шесть колец с причудливыми печатками.       — Без меня Сепире не осталось ничего, кроме как продолжить выживать и хранить нашу тайну, — выдохнул Сноходец, потянувшись к облику жены и тут же одёрнув руку. — К счастью, она была отличным лидером. И очень умным. Чтобы сохранить печать, она создала Джиглио Неро — первую группировку пустоши. И вместе с теми, кто присоединился к ней, взяла на себя обязанность наблюдать за Кратером, лично выбрав тех, кто мог принять кольца Маре. Сама же она нашла и возглавила Аркобалено — сильнейших обладателей пламени в пустоши. Третьему набору пришлось подождать, но и он нашёл свою судьбу — в руках бойцов Вонголы. Так моя Сепира обезопасила пустошь, разделив кольца и взявшись наблюдать за Кратером. А кольца надежды… Что ж, они остались в Джиглио Неро, пока не настало их время.       — Предположу, что историю дальше я знаю, — протянул Фран, глянув на образ сгорбленной тяжестями женщины. — Их нашёл Деймон Спейд. И, кажется, услышал ваш голос.       — И снова верно, мой юный друг, — постарался улыбнуться Кавахира. — Деймон был невероятно любопытным юношей. И отличным туманником к тому же. Так вышло, что делом своей жизни он выбрал исследование прошлого и колец. Во время поисков информации о Три-ни-сетте в Джиглио Неро он получил от моей правнучки, Арии, коробку с кольцами надежды. Она надеялась, что он сумеет разгадать их тайну, которой на тот момент было больше восьмидесяти лет.       Иллюзорная картинка зарябила. На этот раз туман собрался во что-то осмысленно тяжелее, с очевидным усилием, отразившимся пролёгшей между бровей Кавахиры морщинкой. И даже так фигура получилась размытой, как и её окружение. Впрочем, Франу хватило и этого. Деймон Спейд оказался поразительно похож на сына: таким же высоким, с изящными чертами лица и чуть смягчавшими их скулами, а главное, с такими же длинными волосами, собранными на макушке в забавный «хохолок». И даже глаза у него были такими же синими, хитро прищуренными, смотревшими прямо в душу.       — Он смог. Услышал мой слабый голос, утонувший в волнах пламени, мои крики к миру, заглушенные Бермудой, чтобы мои просьбы никогда не достигли реального мира. Чувствительный был человек. Прямо как его сын… И ты, — объяснил Кавахира. — Я попытался направить его на верный путь. Объяснил всё, что он хотел знать, как тебе сейчас, и пообещал, что после использования колец надежды он сможет в безопасности растить сына вместе с женой.       — Пастор пламени из него, кажется, вышел неплохой. По крайней мере, Мукуро до сих пор с дрожью вспоминает, — опять поддел Кавахиру Фран, не в силах сдержать гнева рядом с этим мужчиной, испортившим жизнь человечества и его в особенности. — Что именно пошло не так? Ему ваши идеи не понравились?       — Понравились. Когда-то он был хорошим человеком и ещё более хорошим отцом. Но… Жизнь бывает жестока. А Бермуде, к тому времени совсем сошедшему с ума, только то и требовалось, — стал ещё мрачнее Сноходец. — Так вышло, что больше всего на свете Деймон любил жену.       Рядом с фигурой Спейда выросло ещё две. В одной из них Фран с лёгкостью узнал Мукуро даже несмотря на то, что в детстве тот и близко не был таким пугающим. Лицо его украшала улыбка, а синие — пока ещё только синие — глаза так и лучились восторгом. Оно и понятно, рядом с такой женщиной, как его мать, едва ли можно было быть несчастливым. Не только потому, что она, статная, светловолосая и словно лучившаяся энергией, приковывала взгляд, но и потому, что очевидно любила сына. По крайней мере, ладони её на его плечах лежали легко, скорее придерживая, чем ограничивая, а в обращённом на Мукуро взгляде таилось не меньше любви, чем в том, какой бабушка порой обращала на Франа, когда думала, что тот не видел.       Юноша догадался, что Кавахира скажет, ещё когда увидел её, такую прекрасную, и вспомнил совершенно пустой взгляд Мукуро.       — Жаль только, что она умерла, — подтвердил его догадку Сноходец. — Пожертвовала собой, спасая Джотто Саваду, тогда ещё совсем юнца. Может, думала, что силы её пламени солнца хватит, чтобы отразить удар и восстановить себя после него. Но от смерти не спасает ни одно пламя. Вместе с ней Деймон потерял и себя. Я пытался поддержать его, но он не желал поддержки. Всё, чего Деймон хотел, это она… Его Елена.       В чём-то Фран мог его понять: после потери семьи он тоже чувствовал себя так, словно уже умер, просто ещё не исчез окончательно. После такого не могли помочь слова, мысли о высшем благе и даже время, только новый смысл. Вот только Деймон, похоже, нашёл его не там.       — И тогда появился Бермуда. Он и до этого стучался в стены разума моего протеже. Чувствовал, что я планирую, и боялся, — уже не тая гнева произнёс Сноходец. — Он пообещал Деймону, что вдвоём они смогут всё и даже больше. Что Елена вернётся к нему. Что он придёт к ней. Нужно было только отдать ему кольца.       — А Деймон сделал даже больше, ещё и сына ему отдал, — нахмурился Фран, вспомнив, с какой нескрываемой дрожью говорил об отце учитель. — И паству собрал, что б уж наверняка. Подходящий носитель, действительно.       — Неподходящий. Никогда и не был, — честно, но с нескрываемым стыдом в голосе признал Кавахира. — Но я зацепился за него, потому что он был первым, кто услышал мой голос. Сам дурак, сам и провинился. Отдал кольца надежды Бермуде. Но, знаешь, вот что смешно… Именно эта ошибка и привела меня к тебе, идеальный носитель.       Иллюзорные образы рассыпались, но туман остался. Фран ощутил его холодные касания на своих коленях, словно тот попытался обнять его. Кольцо Ада закололо ладонь ответным холодком. Юноша не дрогнул, позволив туману оплести его ноги и потянуться к рукам.       — Так что же такое «идеальный носитель»? И почему это именно я? — протянул Фран, подняв взгляд на Кавахиру. — Я не то чтобы особенный. Обычный центровский мальчик.       — Не совсем обычный, — поправил его Кавахира, мягко улыбнувшись. — У тебя необычайно высокий уровень восприятия пламени. Ты очень к нему чувствителен. И твоё тело и разум отлично его принимают. Дай тебе время и возможности, думаю, ты легко нагнал бы Мукуро по уровню владения иллюзиями. А может, и меня, судить не берусь. В любом случае, потенциал у тебя точно как у меня. Поэтому ты идеально подойдёшь для использования колец надежды.       — Или для того, чтобы в меня подселилось пламя, — напомнил Фран.       — Или так. Но раз уж я тебя забрал, можешь не бояться, этого не случится, — натужно хохотнул Кавахира. — Однако… Я не могу пообещать судьбы лучше. Ты идеальный носитель колец надежды, но это скорее проклятие. Чтобы запечатать Бермуду, тебе придётся отдать кольцам и собственное пламя. Без этого реакции не будет. Ты… Последуешь за мной. Мне очень жаль это говорить, но я не смею лгать.       — Не ожидал ничего другого, — спокойно ответил юноша.       За месяцы с пробуждения Лампо Фран успел привыкнуть к тому, что его жизнь — не более чем мгновение, мимолётное и конечное. Он признал смерть неотвратимой и запомнил, как ощущалась её близость. Признаться, уже поверил в неё, когда оказался в темноте, так похожей на ту, что приносило пламя. Забыть об этом за короткий разговор с Кавахирой не смог при всём желании. Да и зачем, если Сноходец изначально не внушал ему доверия?       Фран помнил о своей судьбе и о том осознании, которое пришло к нему после видений от Сноходца. Важнее была не его жизнь, а то, как он её прожил, в этом заключалась суть всего сущего. Фран о своей не жалел. И лишь одно интересовало его…       — Если я использую кольца и уничтожу первородное пламя, что будет после?       — Бермуда исчезнет. Его адепты потеряют силы. Война будет выиграна, едва начавшись, — ответил Сноходец, прищурившись. — А ещё ослабнет влияние пламени по всей пустоши. Пользователи его станут слабее, но, думаю, хуже им это не сделает. По крайней мере, того судьбоносного юношу перестанет терзать выгорание.       Фран выдохнул и зажмурился. О, Кавахира прекрасно знал, на что давить. Фран смирился с тем, что умрёт, и всего себя посвятил Бельфегору и его целям. Теперь же ему дали ещё шанс помочь тому, кто подарил ему худшую судьбу, но лучшую жизнь, какую юноша мог прожить. Ради такого стоило умереть.       Иной человек удовольствовался бы и шансом спасти пустошь. И всё-таки не было во Фране альтруизма. Гадкая лягушка, сказал бы Бельфегор. Но, наверное, он был бы доволен. Фран, по крайней мере, не испытал должных сожалений от того, что в первую очередь подумал о ком-то важном для себя, а не обо всём мире. В конце концов, если и принимать смерть, так ради того, кому отдал всего себя, разве нет?       — А и к чёрту. Пламя уже мне всё пообещало, другой судьбы я не ждал, — повторился Фран, открыв глаза и вытянувшись. — Если это поможет ему… И им всем… Я готов.       И пусть голос его дрогнул, сам юноша остался непоколебим. Это была лучшая судьба. Такой итог короткой, но прекрасной жизни, который он и хотел. Может, позже, но хотя бы не во благо кратерной твари, не дававшей ему покоя. Это будет для всех. Это будет для Бельфегора. А раз так, то Фран не боялся.