Антитеза

      — Признавать это горько, но необходимо — мы проиграли, — это было первое, что сказал Савада на общем собрании, которое его буквально заставили провести представители смежных семей на следующий день после падения Шимон.       Как будто кто-то нуждался в подтверждениях. Да Мельфиоре гнали едва собравшиеся на перегруппировку отряды коалиции почти всю ночь! С присвистом и довольным улюлюканьем. Скольких в неразберихе оставили позади не стоило и считать. На первом же собрании Вонгола не досчиталась не то что бойцов — двух руководителей мелких группировок! Со всем их боевым составом.       Это было не просто поражение, а провал. Ужасающая демонстрация силы, после которой никто уже не мог смотреть на Мельфиоре как на просто детишек из Кратера, каким-то образом набравшихся сил. С десяток из сотен этих детишек полностью уничтожили базу Шимон и посмеялись с попыток её оборонять.       Для каждой группировки этот бой стал тяжёлым ударом. По репутации, по чести, по боевой мощи. Даже Вария потеряла четверых — единственных новобранцев и двух младших офицеров, попытавшихся прикрыть их отход. Но самые большие потери понесли в Шимон.       На первом привале сведения о гибели Козарта и Мириам подтвердились. Власть перешла их наследникам — Адельхейд как правой руке и Энме, которого спасли только удача и вмешательство Дино. Савада сам передал это собравшимся. Не выставил перед собой ни Гокудеру, перебинтованного с ног до головы, ни прижимавшего к разбитой голове компресс Рехея, ни уж тем более Ямамото, которому мутанты серьезно повредили руку и разодрали бок так, что что тот не смог стоять. К чести юного босса, сдержал и слезы, и даже дрожь. Бой с пародией на Бельфегора оставил на его лице и руках ожоги, которые в суматохе никто не успел обработать, но они лишь придали уверенности образу Савады, а вместе с тем и его словам:       — Но это не значит, что мы сдаёмся. Теперь мы знаем, каковы Мельфиоре и что они могут. Избавиться от них уже не просто дело чести и возвращения Джиглио Неро, это вопрос спасения жизни в пустошах как таковой. Надеюсь, никто не станет отрицать, что мы не можем оставить такую угрозу жить рядом с нами. Слишком велика вероятность того, что они пойдут дальше.       — И что же вы собираетесь делать? — хором воскликнули уцелевшие руководители самых мелких группировок, раненные и испуганные. — Да у многих из нас почти не осталось бойцов! Мы соглашались на этот план с верой в Вонголу, а не самоубийства ради!       К удивлению всех, Саваду поддержал Скуало. Он, тяжело раненный в правое плечо и ногу, ради этого собрания покинул полевой госпиталь, не позволив даже толком обработать свои раны.       — Так убирайтесь, — сказал он. — Собирайте манатки, выписывайтесь из коалиции и катитесь на базы. Посмотрим, как запоёте, когда Мельфиоре потянется дальше. Помните, придурки, культистам не только кольца Вонголы нужны, но и люди.       Возмущения это не прекратило, но напомнило струсившим, что отступать им, собственно, было некуда. Отсидеться на базе возможным не представлялось, потому что разрушительная мощь культистов складывала даже стены. Одиночество против Мельфиоре помочь не могло. Главам группировок повезло, что Фран покинул собрание раньше, — по просьбе медиков отправился в лазарет, удерживать пришедшего в себя и начавшего бесноваться только больше Бельфегора, чтобы врачи смогли оказать ему помощь, не нарвавшись на клинки — иначе он точно показал бы всем этим трусам, что спало в Кратере и насколько этот бой был верхушкой огромной горы под названием Мельфиоре.       Так или иначе, Вонголе удалось удержать коалицию. Но не организовать армию. По предложению Савады для обсуждения планов все отправились в Вонголу, однако путь туда стал чуть ли не тяжелее боя в Шимон. Вывезти повозки до того, как они сгорели, успела лишь пара группировок, и в них разместили тяжелораненых. Остальным пришлось плестись по жаре пешком. Фран этой участи избежал — Скуало снова отправил его удерживать Бельфегора, на этот раз в повозке. А то ведь тот порывался идти сам. Несмотря на ужасающего вида ожоги на ногах.       Фран не был этому рад. Он предпочёл бы идти, лишь бы не сидеть рядом с Потрошителем после того, что сделал. Бельфегор не просто разозлился, о, он впал в ярость. И целью её на этот раз стал Фран.       — Ты всё испортил, тварь мелкая, — не уставал повторять Бельфегор удерживаемый разве что иллюзией и отсутствием кольца, которое Скуало забрал у него с боем, да таким, что Потрошителю пришлось пару раз получить кулаком в лицо, а старшему офицеру Суперби познакомиться с его ногтями. — Это было моё дело! Я должен был закончить его! Ши-ши-ши, как же ты пожалеешь об этом, блядская жаба. Только отпусти меня. Всё, что происходило до, тебе покажется Раем на земле!       Фран предпочитал не отвечать. Сам понимал — не будет ему прощения. Бельфегор ненавидел проигрывать. Особенно если осознавал проигрыш не сам, а с помощью надоедливой лягушки, никак не желавшей дать ему убиться. А этот бой ещё и считал личным. Фран так и не понял, о чём ему говорил культист, но прекрасно вспомнил «близнецовый вопрос» и то, что брат наставника давно и уверенно считался мёртвым.       Выяснять это, пока отношения с Бельфегором не просто трещали по швам, а горели в пламени урагана, которое на юношу, он не сомневался, направят, едва Потрошителю вернётся кольцо, было излишним. Фран стиснул зубы, задавил остроты и сосредоточился на удержании напарника. Хотя, признаться, ответить хотел. Сказать, что этот бой ни к чему хорошему бы не пришёл. Что он, чёрт возьми, не собирался отпускать Бельфегора на верную смерть, даже если тот сам этого хотел. Что он умудрился влюбиться в этого придурка, которого подводило не только пламя, но и разум, и не мог представить жизни в пустоши без него. Но ничего из этого не исправило бы раскола, не спасло и ту хрупкую дружбу, которой Бельфегор позволил между ними установиться. Нет, признание сделало бы только хуже.       Фран молчал до самой базы Вонголы. Уселся в углу повозки, закопавшись в плащ, и словно слился с тенью, такой же мрачный, молчаливый и неподвижный, как и она. Порой про него забывали даже медики. А почему и нет? Юноша почти не просил есть и пить, не нуждался в разговорах и выглядел так, будто мог убить любого, кто откроет рот в его присутствии. Что, впрочем, было не так далеко от правды, потому что бой в Шимон и для него стал ударом по гордости.       Жаль только, что пламя не забыло о нём. Оно вновь набралось сил. И делало это быстрее с каждым днём, что Вонгола позволяла себе промедления. Стучалось в стены разума юноши, уже не огонёк во тьме, а настоящий пожар, зарево которого сияло ярче Солнца. Не могло подобраться ближе из-за печати, но нисколько этим не тяготилось.       — Ты видел, что я могу, — улыбалось оно его губами. — Неужели и этим не впечатлён? Я знаю, ты напуган. Зол на это, на себя, на всех вокруг. Молча бесишься, понимая, что твою ярость перещеголяли, но чувствуешь, что ничего не можешь сделать.       — Слишком очевидно. Попробуй угадать что-нибудь посложнее, — пытался насмехаться в ответ Фран, не отводя взгляда от огненного гало, окутывавшего фигуру, вновь принявшую его очертания.       Тогда оно подходило ближе. Замирало на краю допустимого, источая пламя так, что даже под защитой печати Франу становилось дурно. Позволяло вдоволь насладиться таким похожим, но одновременно чужим лицом, которое использовало не как маску, а как часть себя.       — Посложнее, говоришь? — тянуло оно его голосом. — Ты боишься будущего. Вновь, как раньше. Смотришь туда и видишь только черноту. Уже не надеешься на завтра, хотя ещё недавно так верил, что оно наступит, если будешь упрямиться посильнее. Ещё не признаёшь, но уже понимаешь, что для тебя его не существует. Никогда и не существовало. Ты что-то построил и вновь уничтожил. Ты что-то получил и снова потерял. И это только начало, ты и без меня это понимаешь.       — Плохой из тебя пророк, кратерная плесень, — отвечал Фран, впрочем, не в силах отрицать правды.       Он и в правду боялся будущего. С первого дня в пустоши юноша боролся. Поставил перед собой цель — выжить, чего бы это ни стоило. И справлялся с ней вполне удачно… Пока в его жизнь штормом не ворвалось пламя, а следом за ним — Мельфиоре. С тех пор вся едва начавшая идти в гору жизнь Франа полетела на дно. А вместе с ней и вера в собственные силы. Ярость всё ещё клокотала в груди юноши, не давая ему сдаться так просто, но теперь рядом с ней хорошо прижилась… Неуверенность.       Пустошь никогда не останавливалась на достигнутом. Особенно в создании новых способов умереть. А уж породившее её создание — тем более. Особенно сильно стало это знание после боя в Шимон. Если уж Бельфегор проиграл порождениям Кратера, если даже Скуало, Савада и Козарт ничего не смогли сделать, а кто-то ещё и концы в этой битве отдал, что мог он, едва оказавшийся в пустоши мальчишка, которого во все эти события занесло воплощением шального ветра, возненавидевшим его только больше? Фран отвечал себе после каждого пробуждения — многое. Старался в это верить, чтобы совсем не сникнуть. Но не мог. Потому что на деле его ярость, его напор, все желания были лишь пылью. Чем-то, что сущность из Кратера могла стереть одним махом.       Это задевало. Заставляло прятаться в плащ и опасливо поглядывать из него на пустошь, пока ещё тихую, но наверняка готовившую новые испытания. Лишь больше распаляло ярость и ненависть к несправедливому миру. Делало сильнее, упрямее, злее. Не позволяло сдаться, какими бы жалкими ни казались попытки бороться после демонстрации силы пламени и его детей.       Не одного Франа. К концу долгого перехода коалиция потеряла ещё часть бойцов, — некоторые не смогли оправиться от ран, другие потерялись в пустоши, отстав от товарищей — но преисполнилась гневом. Страх остался, но его затмила ненависть к Мельфиоре, устроившим это.       Она стала лишь сильнее, когда бойцы увидели первые дома Вонголы — побитые пламенем, местами разрушенные, с вытоптанными полями. Мельфиоре не только до Шимон добрались. Такая наглость заставила всех называть их не иначе как «кратерными тварями». И если сначала это был просто шепоток, прошедший над рядами утомлённой армии, то после того, как они узнали последние новости, возмущения загремели, подобно грому.       Потому что нападение Мельфиоре совершили не только на Вонголу и Шимон. По сообщениям связных, на все крупные группировки и на часть мелких, что имели побольше влияния. Разобраться с этим ещё предстояло. Но гнев остался. С ним войска и разошлись по базам, на которые их оперативно распределил Тимотео.       Варии не пришлось ждать — отель распахнул перед ними двери в тот же час, как они приехали. Объяснять ничего никому не понадобилось: вид бойцов говорил всё за них, а Занзас, по сообщениям, лично и очень активно участвовал в отражении атаки на Вонголу. Но Скуало всё равно пошёл к боссу, чтобы отчитаться.       Для Франа это оказалось ещё одной плохой новостью. Потому что, едва младшие офицеры разошлись, а Скуало перевёл внимание на попытки разобраться с последствиями неудач, его настигла ярость Потрошителя.       От ран Бельфегор так или иначе оправился. Ожоги остались, зажили даже не на половину, но рана на его эго была глубже них. И он явно хотел залечить её хотя бы отправив на тот свет Франа, который наконец не удерживал его.       Юноша позволил себе остаться с ним в приёмной. Не стал бежать, когда рядом застучали по стене клинки, только отступил, чтобы его не убило сразу. Встретил ярость в выражении лица Бельфегора спокойствием. Фран не сомневался, что поступил правильно. И готов была ради этой уверенность поспорить, даже если за неё наступит расплата.       — Даже бежать не станешь? Ши-ши-ши, какое благородство. Опять жертвуешь мне себя, лягушка-агнец, — попытался изобразить небрежность Бельфегор.       — Не вижу смысла уходить, — протянул Фран, не став расслабляться. — В пути говорить не хотелось, но сейчас время, пожалуй, пришло. Дальше тянуть не выйдет. Ещё немного — и вы точно взорвётесь.       — Язви-язви, тварь. Недолго тебе осталось это делать, — оскалился Бельфегор, вновь швырнув в юношу клинки.       Он увернулся. Даже легче, чем обычно. И всё же раны зажили не до конца: Потрошителю с трудом удавалось двигать обожёнными ногами и руками, как бы он этого ни скрывал. Не стоило подмечать такой проблемы. У Бельфегора и так хватало поводов ненавидеть напарника.       — Вы всегда злитесь, когда я пытаюсь вам помочь, — протянул юноша, разок всё же позволив клинку ранить его. — Понять не могу, неужели сами не понимали, чем тот бой закончится?       — Моим триумфом, ши-ши-ши, — скривился Бельфегор, отчего улыбка его ещё больше стала похожа на оскал. — Другого исхода и быть не могло.       — Ваш брат считал иначе. И действовал уверенно. Я бы сказал, целенаправленно, — подметил Фран, понимая, что его ждало.       Оно и случилось — несмотря на наверняка не отступившую боль в ногах, Бельфегор кинулся к юноше. Шаги его стали тяжелее, но движения остались такими же точными, а логика действий — выверенной. Он снова зашёл с неведущей стороны. Заставил Франа повернуться только для того, чтобы подобраться ближе и резко уйти в сторону. Не так быстро, как прежде. Достаточно, чтобы схватить юношу за руку, заломить его и протолкать до стойки регистрации, чтобы ткнуть в неё лицом со всего размаха. Фран попытался дернуться, но бить по ногам не решил. Знал, что так победит, и всё равно не хотел задевать наставника. Лицо ему за это спасибо не сказало.       — Никто не способен победить Принца. Ши-ши-ши, особенно мертвец, которого он уже разок отправил в Ад, — прошипел Бельфегор, попытавшись ещё раз ударить Франа головой о стойку.       — Что-то… Не похож он был на мёртвого, — выдохнул юноша, сплюнув кровь на иллюзорную подушку. — Как же так вышло?       Ожидал ещё одного удара. Что Бельфегор развернёт его, схватит за шею, придушит так, чтобы перед глазами потемнело… Но вместо этого он только крепче упёр голову Франа в стол, до боли сжав чёрные пряди его волос, и выдохнул уже не так зло, как прежде:       — Самому бы знать. Расиэль должен быть мертв. Я не мог оказаться здесь зазря.       Он в этом не сомневался. Да и никто из тех, кто знал его лучше Франа, тоже. Скуало говорил, культист не мог быть Расиэлем, потому что Бельфегор почти снёс ему голову… Но тот не походил даже на тяжелораненного, хоть шею его и скрывал пламенный ошейник, не то что на мертвого.       — Плевать, почему он жив, — выдохнул Бельфегор, всё же развернув юношу и прижав к его горлу клинок. — Важнее то, что сейчас он жив. Из-за тебя, ублюдок мелкий. Последнее слово перед смертью?       — Я предпочитаю видеть тебя живым, Бельфегор, — отступил от привычной язвительности Фран. — Возненавидишь меня за то, что не хочу твоей смерти? Пожалуйста. Убьёшь? Пусть так. Но я умру со знанием, что не позволил тебе, гениальный идиот, умереть.       Юноша подставил шею под нож. Позволил лезвию вжаться в кожу, пустить ему кровь. Желание жить забилось в груди в ритм сердцу, разум затребовал сейчас же остановиться, губы предательски дрогнули, как и выдох… Но Фран не отвёл взгляд. Стиснул зубы до боли, но опустил руки и обмяк. Позволил Потрошителю решать.       Как и в прошлый раз, без сомнений.       Это определило его судьбу или нет, но Бельфегор не двинул клинок. Навалился на Франа, вжал его собой в стойку рецепции и замер, лишь едва слышно дыша. Он позволил себе размышлять едва ли больше минуты, но юноше они показались вечностью. Вечностью, за которую он ни разу ни о чём не пожалел, сколько бы поводов для этого ни было.       Бельфегор отпустил его. Дёрнул клинок и с треском вонзил его в стойку. Нож застрял в дереве так рядом с плечом Франа, что едва не рассёк ткань одежды. Юноша и тогда не отвёл взгляда от лица напротив. Не перевёл внимание ни на что другое даже когда Бельфегор пихнул его, едва не перекинув через стойку, и ушёл.       И только когда его фигура — пошатывавшаяся, двигавшаяся без привычной грации и лёгкости — исчезла в коридоре, юноша позволил себе шумный выдох. Пальцы его коснулись шеи. На коже остались капли крови. От их жара мурашки защекотали руки, а дыхание на мгновение перехватило. В этот раз смерть оказалась к Франу так же близка, как после боя в овраге. И, как и тогда, снова из-за Бельфегора.       Фран закрыл глаза и бряцнул кулаком по стойке. Гнев тяжестью осел в груди, заставил до скрежета стиснуть зубы. На того культиста, на пламя, на мир, не перестававший подкидывать испытания, на Бельфегора, ни капли о себе не заботившегося и не позволявшего этого другим… Но в основном на себя — глупого мальчишку, как и говорил Рокудо, неспособного возненавидеть Потрошителя.       Тем днём он ушёл в комнату, не став ни узнавать последние новости, ни даже есть. Заперся, упал на кровать и лежал, пока глаза наконец не сомкнулись, а тьма не поглотила его.       Ночь Фран провёл спокойно. Редкое явление для человека, так связанного с пламенем. После того, как Мукуро заблокировал кольцо, юноша стал спать больше, однако всё равно часто просыпался. Не в этот день. Радовался он ровно до того момента, как в комнату с грохотом ударившейся о стену двери ворвался Скуало.       — Врой, мелочь, Бела не видел? — рявкнул он, сразу окинув комнату взглядом.       — Увидь я его, вы бы об этом узнали, потому что за защитой я бы пошёл к вам, — протянул Фран, едва перебравшийся от кровати к рабочему столу, на который свалил оставшиеся после боя с Мельфиоре вещи.       — Твою мать! — выдохнул старший офицер Суперби, прижав ладонь ко лбу. — Ни дня покоя с вами двумя! То один сдохнуть пытается, то другой девается чёрт пойми куда!       — Бельфегор ушёл? — насторожился Фран.       В том состоянии, в котором Потрошитель был, и ходить давалось с трудом. Но смирение не входило в список любимых слов Бельфегора. Особенно после настолько ранившего гордость поражения. Фран ожидал, что наставник будет злиться. Что не станет соблюдать рекомендации врачей, попытается вернуться в строй, будет гонять его ещё усиленнее, никогда больше не подпустит к себе… Чего юноша не ожидал, так это побега.       Хотелось бы разозлиться. Но вместо этого Фран поднялся из-за стола.       — Его нет на базе, — признал Скуало, отняв ладонь от лица, но став ещё мрачнее. — Он забрал мой рюкзак. И украл провиант с кухни. Да, чёрт возьми, он ушёл. И я надеялся, что хоть тебе сказал, куда.       Фран разделил с ним тяжёлый выдох, полный невысказанного «снова». Как будто стоило ожидать чего-то другого. Гордость Потрошителя задели и её требовалось восстановить. Какой был лучший способ потешить себя для маньяка? Найти выход ярости.       Ну почему он не мог подраться с Франом? Бельфегору стоило набраться сил. Фран не сомневался, что и в таком состоянии наставник собирался дать отпор чему угодно в пустоши, но ожоги могли не простить такого с собой отношения. Даже у удачи Принца имелся лимит.       — После того, как я не дал ему убиться о того культиста, подозрительно на него похожего? — выдохнул юноша, попытавшись хотя бы примерно понять, как давно и куда мог отправиться Потрошитель. — Думаю, он мне и вовсе ничего больше не скажет, кроме оскорблений.       Фран опёрся на стол и прикрыл глаза. Нет, он уже сказал кое-что. И юноша ответил. Отсрочил свою смерть ещё ненадолго. Заставил Потрошителя остановиться и как будто бы задуматься… Не поэтому ли Бельфегор отправился искать жертв в пустоши?       — Недооцениваешь ты его, мелочь, — лишь подтвердил эту мысль Скуало, повернувшись, чтобы уйти искать Потрошителя дальше. — Пока ты в отключке валялся, он вокруг тебя вертелся, как ни над кем другим.       — Это было до того, как я прервал его бой, — выдохнул юноша, всем собой почувствовав, как треснула привычная маска незаинтересованной язвы. — Не то чтобы необычная ситуация, но этот, кажется, был очень личным.       — Больше, чем ты думаешь, — усмехнулся Скуало, даже не повернувшись к юноше. — Слышал о наёмнических кланах?       — В Центре меня больше увлекали фильмы про настоящих животных, — съязвил Фран, перестав пытаться сдержать тревогу. — Убийства и в новостях не цепляли.       В детстве родители не позволяли ему смотреть криминальные сводки. После их изгнания бабушка контроль ослабила, но сама она тоже тему убийств не любила. До выхода в пустошь о криминале Фран знал разве что то, что он существовал, и что тех, кто его творил, выгоняли за стены. Уж точно не о наёмниках.       — Счастливчик, — стало ему ответов, впрочем, уже без смешинки в голосе. — Центр далеко не такой безобидный, как может показаться. Местами он ничуть не лучше пустоши. Клан Белатри — одно из доказательств этого. Больше сотни больных на голову наёмников на побегушках у Совета — отличный способ удерживать власть на протяжении всех тех лет, что Центр стоит.       — Никогда не доверял Совету, — бросил Фран, для которого это откровение не стало таким уж поразительным.       После событий в пустоши тайны Центра едва ли могли его удивить. Тем более, что путь туда ему был заказан. И юноша давно с этим смирился, разучившись даже вспоминать другую жизнь. Не хотел делать этого и сейчас.       — А ещё подозревал, что в Центре Бел-семпай был важной шишкой, — всё же добавил он, отведя взгляд от Скуало. — Слишком уж у него манеры хорошие для человека с протекающей крышей.       — Нет, мелкий, бери выше. Он был не просто важной шишкой, а наследником сильнейшего клана наёмников под прямым патронажем Центра, — с тенью усмешки в голосе поправил его старший офицер Суперби. — Одна проблема — одним из двух. Младшим. А власть на двоих в таких семьях не делят.       — Вот почему Принц, — протянул Фран в ответ. — Так понимаю, власть он забрал, как это принято в царских семьях — чистым насилием.       — Можно и так сказать, — усмехнулся Скуало, направившись в коридор. — Я знаю только, что Расиэля он убил. За что семейка попробовала его выгнать и тоже поплатилась головами. Деталей Бел не рассказывал никому. Может, сам вспоминать не хочет, а может, что-то там до сих пор гордость жжёт. В любом случае, Расиэля не должно быть в этом мире. Это удар не только по чести, но и по статусу. То, что ты жив после того, как не дал его отменить, о многом говорит, мелочь.       Он ушёл, оставив Франа с этой мыслью. Снова заставил задуматься о том, что на охоту Потрошитель отправился лишь потому, что отчего-то не смог выместить гнев на лягушке. Не к месту вспомнился день пробуждения после выгорания. Холодная рука, с намеком на нежность коснувшаяся лба, смех, с которым Бельфегор кутал Франа в одеяло, те три часа, что они провели вместе за разговором ни о чём…       Лучше бы Скуало ничего не говорил. Захотелось бросить ему вслед иллюзию. Хотя бы так найти выход гневу, который множился от каждой новой мысли.       Но это бы не изменило ситуации. Бельфегор ушёл в пустошь, никому ничего не сказав. Когда он вернётся и вернётся ли вообще зависело только от него. И это после всех рисков, на которые Фран ради него пошёл. Гадкие чувства. Бесполезная влюбленность, от которой проблем становилось только больше. И ведь не избавишься от неё… Уж слишком крепко въелась, слишком важна стала. Как и тот, на кого она оказалась направлена.       Принц Бельфегор. Оказывается, прозвище шло ему куда больше, чем Франу казалось. Наследник наёмнического клана, значит… Это многое объясняло. Не то, почему его близнец был жив и каким образом стал частью Мельфиоре, но то, почему Потрошителю так сорвало голову. Стоило попытаться закончить этот бой. Стоило не допустить его вовсе.       Сейчас исправить он ничего не мог. Франу осталось лишь ещё раз стукнуть кулаком, на этот раз по столу, и начать собираться, чтобы отправиться в пустошь в надежде найти следы Бельфегора и не дать ему натворить глупостей. Самому юноше бы кто не дал их творить…       Впрочем, в этот раз такой человек нашёлся. Не успел Фран собраться, как в комнату влетел синий огонёк. Замерев у самого лица юноши, он чуть качнулся, словно поманив его за собой. Откуда только взялся? Неужели Мукуро приехал в Вонголу? Франу помнилось, он не хотел появляться на базе Савады. И тот не желал видеть Мукуро во плоти. Кажется, Кокуе Лэнд Мельфиоре тоже решили целым не оставлять. Интересно, его жителей тоже? Вытащил ли Мукуро остальных?       В любом случае, сейчас было не до него.       — Как нибудь в следующий раз, — отмахнулся юноша. — У меня есть дела, учитель. Думаю, у вас тоже. Займитесь ими, если делать нечего.       Но огонёк не отстал. Едва Фран попытался обойти его, как он бросился юноше в лицо, едва не опалив нос и щеки. Всполохи его собрались в слово: «встреча». И, судя по всему, срочная. Отступать огонёк не собирался. Даже когда Фран закрыл голову иллюзорным шлемом солдат Корпуса, он только закружился, стуча юношу по плечам и спине.       Франу хватало поводов для гнева этим утром. Ещё один переполнил чашу терпения. Настолько, что юноша затянул руку в иллюзорную перчатку и поймал огонёк. Тот послушно замер у него на ладони, словно учитель поверил, что ученик пойдёт к нему. Но вместо этого Фран сжал его, словно горстку мокрого песка. А чтобы выжечь остатки, зажёг собственный — злой, как и он сам этим утром.       — На этом всё, — выдохнул он, смахнув остатки тумана с ладони. — Поговорим в следующий раз. Когда я захочу.       Сегодня Фран хотел поступить по своему. Не пойти чужими планами, а самому решить, что и как в его жизни случится дальше. Но, словно предугадав это, навстречу ему вышла посланница.       Хром встретила юношу, едва он вышел из здания. Улыбка украсила её лицо, ещё сильнее подчеркнув свежий ожог на левой щеке.       — Фран-кун, добрый день! — поприветствовала она его, словно и не заметив, в каком настроении юноша находился. — Рада видеть тебя снова.       — Как насчёт обойтись без формальностей? Сегодня не день для них, — не сдержал грубости Фран, несмотря на то, как приятно ему оказалось вновь увидеть эту девушку. — И не для разговора в целом.       — У вас какие-то проблемы? — растерянно захлопала глазами девушка, глянув на окна отеля. — Я… Могу как-то помочь?       — Есть такая, да. Ходячая и беспокойная ещё поболее меня, — протянул юноша в ответ, постаравшись всё же прикусить язык. — Нет, помощь не нужна. Это дело Варии.       Хром не заслуживала стать громоотводом для его гнева. Ни сегодня, ни в принципе. И почему он не мог влюбиться в неё? Уж лучше было бороться за девушку с Мукуро, чем таскаться за маньяком, мотивы которого и раньше понимать давалось трудно, а сейчас и вовсе почти невозможно.       — Я так понимаю, учителю что-то нужно? — решил Фран перевести внимание с себя на что-то общее.       — О, нет-нет! — позволила ему это Хром. — Это я послала огонёк. Узнала, что ты вернулся, вот и захотела весточку подать, встретиться… Мы ведь теперь тоже здесь.       — Учитель передавал, что на вас напали. Похоже, не хуже, чем на нас, — протянул Фран, направившись куда глаза глядят.       Он и сам не понимал, куда и зачем. Рюкзака у него не осталось — он и все вещи сгорели вместе с Шимон. Денег купить новый тоже — заначка хранилась в Варии. В пустошь без всего этого сунуться Фран не мог, как бы ни хотел. Просто… Сидеть в комнате и ждать вестей у него сил тоже не было. После выхода в пустошь юноше редко доводилось отдохнуть, и никогда — без Бельфегора рядом. Тишина комнаты без него ощущалась острее, чем когда-либо. Как и одиночество, от которого на стену хотелось лезть.       Может, и хорошо, что Хром пришла. Разговор с ней мог помочь успокоиться. По крайней мере, девушка ответила:       — Да… Нам пришлось бежать. Не знаю даже, что сейчас с Кокуе Лэндом… Надеюсь только, что хоть что-то уцелело.       — Я бы сказал, что опечален новостью о разрушении Кокуе… Но это будет ложью, — протянул Фран, глянув себе под ноги. — То ещё местечко было. При всём к тебе уважении, туда ему и дорога. Никто к нему не присоединился?       — Мы все целы, — легко ушла от грубости Хром, впрочем, чуть сморщившись. — Савада-сан выделил нам домик. Он уютный, хоть и маленький. Если хочешь, могу показать, где он. Будешь приходить к нам отдохнуть, если захочешь.       Она сказала это так легко… Словно они были старыми друзьями, а не просто двумя случайно связанными пустошью людьми. Неужели на самом деле считала его другом? Фран всё никак не мог в это поверить. Для того, у кого никогда не было друзей, такие откровения казались ложью. Для параноика, которым он стал, ещё и подозрительной. Никто его в этом мире не любил. Фран был один, как бы ни цеплялся за психа, которого выбрал путеводным светом. Но всё же…       — Буду не против, — ответил он. — Если пообещаешь сварить мне чай. И убрать М.М. Вот уж кто точно мне рад не будет.       — Я ещё и печенье испеку, — рассмеялась Хром, заулыбавшись только шире. — Хочешь прямо сейчас? Учитель пока на совещании с Вонголой, М.М ушла по магазинам, а Кен и Чикуса пытаются обустроить дом, так что мы сможем посидеть спокойно.       — А почему и нет?       Делать Франу всё равно было нечего. Поражение жгло душу горечью, побег Бельфегора — беспокойством, а невозможность что-то сделать — беспомощностью. И он хотел оставить всё это. Дать себе минуту перерыва.       Тем более, что Хром порадовалась. Она привела его в небольшой домик на окраине Вонголы, окружённый полем, которое М.М, судя по всему, уже начала использовать по назначению, заварила чай, испекла вкуснейшее морковное печенье и просто разговаривала несколько часов, словно грубости Франа в ответ совсем её не ранили, а сам он был интереснейшим собеседником. Словно действительно пыталась поднять ему настроение.       Но даже сидя с кружкой чая, жуя печенья и слушая Хром, Фран не мог перестать думать о своём светловолосом кошмаре. О ноже, прижимавшемся к шее, вспарывавшем кожу… И исчезавшем вместе с хозяином. О том коротком моменте молчания после того, как Фран впервые обратился к нему на ты и вслух признал, насколько ценил. И о том, как Бельфегор ушёл, так ничего ему и не сделав. Словно не смог ничего сделать. Словно простил глупой лягушке её больные порывы.       Глядя в тёмную чайную муть, Фран вновь и вновь проклинал безумного семпая последними словами… И желал ему вернуться. И это казалось таким же нормальным, как улыбка на губах Хром.