Антитеза

      В свободной пустоши каждый лишний килограмм на спине ощущался как маленькая смерть. Мало того, что большой вес отдавливал плечи и тянул к земле, так он ещё скорость и ловкость снижал тем сильнее, чем больше неразумный путник решил набрать. Бельфегор перед каждым выходом рассчитывал вес вещей в рюкзаке. А если находил в пустоши что-то интересное, соотносил потребность в этом с возможностями. Проблемы с распределением веса у него возникали разве что в первый год после изгнания из Центра и закончились после того, как жадность стоила трудностей в бою с внезапной стаей мутантов. В том числе и потому, что он был достаточно силён, чтобы переносить тяжести, если в том всё же возникала необходимость.       Но одно дело рюкзак, а другое — человек, пусть и тощий. Бельфегор легко швырял мальчишку, поднимал его, чтобы придушить посильнее, и подхватывал, чтобы откинуть подальше, но всё это занимало не больше пары минут. Так, шалость, радовавшая эго и щекотавшая садистские наклонности. Тащить его, безвольного и потому бесполезного, на себе через раскалённую пустошь, после слишком большого количества выгораний, не радовало ничего из того, что Бельфегор считал первостепенным в своей жизни.       С таким утяжелителем первый привал пришлось сделать уже на закате, в самое подходившее для перехода время. Снова напомнить себе, что у организма пределы были, как бы Бельфегор ни любил их отрицать. Потрошитель ненавидел такие напоминания. И ещё больше ненавидел терять время на бесполезные усилия.       И всё же он не оставил лягушку. Стиснул зубы посильнее, бросил ещё с десяток грубостей, пообещав балласту все кары земные и небесные, и потащил его дальше, дав себе лишь полчаса на отдых. Каждая минута с культистом и мутантами на хвосте тоже считалась смертью, но уже не маленькой, а очень даже реальной. Тратить время на отдых посреди достаточно шумной пустоши, обещавшей идеальную для перехода ночь, было непозволительной роскошью.       Он мог идти быстрее. Если бы только расплёл узел чужой накидки и сбросил мальчишку, шумно дышавшего ему на ухо и дергавшегося так, что Бельфегора нет-нет да утягивало в сторону. Пару раз на второй переход порывался это сделать. Даже тянул руки к узлу на поясе. Но вновь и вновь одёргивал себя. Объяснять этот порыв, даже более безумный, чем прочие свои выходки, Бельфегор не хотел.       Он привык убивать, не спасать. Если что-то хорошее от его жажды крови находилось, это определенно не планировалось. Сейчас же Потрошитель делал доброе дело. Скорее всего, первое в своей жизни. Спасал напарника, поступившего не просто глупо, а так, словно ему мозг отказал. Добавлял себе проблем, словно их и вовсе не было. Скуало добивался от него таких стараний все девять лет, что Бельфегор жил в пустоши. Получал только головы бродяг и проблемы в подарок.       Как оказалось, стоило лишь вытащить из Центра нахального мальчишку, поражавшего упрямством и живучестью. Кто бы знал, что Бельфегор настолько сойдёт с ума от влияния пламени. Мать умерла бы со стыда, не умри от его стилетов. Ради этого стоило бы стараться.       Бельфегор сдался только к утру. К тому моменту и проклятый овраг, и руины откровений остались далеко позади, как и пик силы Потрошителя. Зато он с пользой потратил каждую минуту, данную ему тёплой беззвёздной ночью, и окончательно оторвался от врагов. Доказал ещё раз, что пределы для него были шуткой. Гордыню это потешило. А возможность сбросить совсем притихший балласт и наконец лечь отдохнуть потешила и утомлённое долгим переходом тело.       На вылазках Бельфегор никогда не засыпал крепко. Он вообще редко позволял себе расслабиться настолько. Дома, в закрытой комнате, в идеальных условиях — да. Не посреди пустоши, где на него в любой момент могли выйти мутанты. Но в этот раз отлаженная схема дала сбой. Слишком много их было в тот день.       Спальник Бельфегор оставил, чтобы тащить мальчишку, поэтому спать пришлось, завернувшись в накидку и подложив под голову рюкзак. Лягушке и того не досталось — Потрошитель бросил его на землю в относительной близости от себя, чтобы безвольное тело никакой мутант не решился утащить, и оставил.       Но, пожалуй, Бельфегор себя переоценил. Не вот ведь необычное явление для него, однако обычно Принц справлялся с любыми испытаниями. Не силой, так напором брал любую высот, хвастался выносливостью и готовностью к бою в любой момент. А проснулся всё равно не от шума шагов, а от касания к боку. Впрочем, себе не изменил — мгновенно поднялся и наставил на врага стилет, который привычно сжимал во сне.       Зелёные глаза напротив пару раз закрылись и открылись, прежде чем мальчишка знакомо протянул:       — Бел-семпай, вы такой нервный. Подумаешь, тронул вас. Это не повод наставлять на меня нож.       — Лягушка? — выдохнул Бельфегор, впрочем, лишь ближе двинув стилет к тонкой шее. — Ты посмотри, оклемался. Что, выгорание закончилось?       Либо ему это снилось, либо лягушка в очередной раз проявил чудеса упрямства. Сны Бельфегору не снились с детства, в чудеса он не верил, а раз так, более вероятным посчитал другой вариант — что-то тут было не так. Выгорание на степени выше третьей просто так не проходило. Даже со второй без подавителя выйти давалось сложно. Может, конечно, одна порция всё же помогла мальчишке немного прийти в себя, но и это возможным представлялось разве что в теории. Так какого черта он сидел рядом и смотрел, как ни в чем ни бывало?       Подозрения стали даже сильнее, когда мальчишка… Улыбнулся. Едва-едва, так, что только самые уголки губ дёрнулись, но достаточно заметно.       — Не знаю. Но мне лучше, — протянул он куда эмоциональнее, чем прежде.       — Кто ты и что сделал с жабой? — нахмурился Бельфегор, свободной рукой оттолкнув руку мальчишки, тянувшуюся к его накидке.       Это была шутка, которую Потрошитель сопроводил язвительной усмешкой. Но лягушка среагировал на неё далеко не так, как от него ожидалось — дёрнув руками. Он попытался это исправить, склонив голову к плечу и вернув лицу привычное выражение, но Бельфегор был слишком внимательным, чтобы это мелкое движение ускользнуло от его взгляда. Особенно когда подозревал что-то не то.       — Не понимаю, о чём вы, — протянул мальчишка уже более знакомым голосом. — Неужели так утомились, что перестали меня узнавать?       — Нет, жаба, это ты утомился так, что ведёшь себя непойми как, — усмехнулся Потрошитель, всё же опустив клинок.       За полтора года Бельфегор неплохо узнал, что такое выгорание, как оно ощущалось и действовало. До четвёртой стадии не доходил ни разу, но примеры видел. Мальчишка точно прогорел настолько. И сам выйти из такого выгорания не смог бы при всём желании.       — Я нормально себя веду, — выдохнул юноша, поднявшись на ноги и отряхнув колени от земли. — Даже смогу пойти сам, если это вас порадует.       — Порадует. Если ты скажешь, как вышел с четвертой стадии выгорания и почему тянулся к карману моей накидки, — не купился на это Бельфегор. — Потерял что-то, а?       Лягушка пару мгновений молчал, но только для того, чтобы вновь подарить напарнику полуулыбку. Бельфегор демонстративно подбросил стилет и тоже медленно поднялся, отпихнув накидку ногой подальше.       — Ничего от вас не скроешь, семпай, — протянул мальчишка, проводив тряпку взглядом. — Неужели это так удивительно, что я рад вас видеть?       — Ши-ши-ши, тебе по пунктам расписать, почему я не верю в то, что ты можешь быть рад меня видеть? Или сам вспомнишь? — парировал Потрошитель, взглядом ловя каждое движение лягушки. — Недостаточно я тебя, видно, бил, раз уж ты рад.       — Достаточно. Потому и рад, — продолжил парад странностей мальчишка, позволив себе смешок.       Чтобы ни происходило, это казалось чертовски неправильным. Бельфегор не мог сказать, почему мальчишка проснулся и вёл себя так, но знал точно — ничего хорошего ждать не стоило. Пока лягушка вел себя дружелюбно и даже веселил проявлениями эмоций, однако Потрошитель заметил и куда он смотрел, и как напрягся, когда шагнул чуть назад. Это был не жест доброй воли.       — Кольцо не получишь, — усмехнулся Бельфегор, достав из кармана штанов ещё несколько стилетов. — Ши-ши-ши, можешь даже не мечтать. Не знаю, что с тобой произошло, но лучше бы тебе перестать это делать. Дурь из твоей пустой головы я выбиваю хорошо.       Недостаточно хорошо, раз уж всё это случилось. Но вместо того, чтобы бросить эту очевиднейшую остроту, мальчишка выдохнул и покачал головой. В чертах его лица на мгновение мелькнуло что-то, подозрительно похожее на печаль — уголки губ опустились, брови нахмурились.       — Помню, Бел-семпай, — выдохнул он, тут же заулыбавшись снова.       Улыбка ему чертовски шла. Ещё бы не казалась такой неправильной на бледном, украшенном засохшей кровью лице. Ещё бы глаза мальчишки не сверкнули странным огоньком… Который повторился у пальцев его левой ладони. На гранях ещё одного кольца — того, что Бельфегор при осмотре мелочи посчитал просто побрякушкой.       — Поэтому попрошу отдать кольцо без драки, — как прежде мягко добавил мальчишка, впрочем, изготовившись к рывку. — Сражаться с вами всегда прекрасно, но сейчас это тело слишком истощено.       — Ты и понимание границ? Точно не жаба, — заулыбался Бельфегор только шире, приготовившись уйти от возможного удара. — Кто ты? И какого черта у тебя лицо этой бездарной мелочи?       Пока соперник тянул, Потрошитель позволил себе осмотреться. Иллюзионисты отлично подделывали чужую внешность. Бельфегор, конечно, далеко ушёл от оврага, но это не означало, что туманник Мельфиоре не мог преследовать его всё это время. Скрыл себя иллюзией, точно повторившей внешность мальчишки, и решил… Что-то сделать. Чёрт его знает, что, с культистами никогда не получалось понять, чего они хотели. Мармон учил Бельфегора распознавать разные иллюзии, в том числе и такие, но с копией внешности вопрос так и не решился.       Однако лягушки не было там, где Потрошитель его бросил. И нигде вообще. А в окружении не наблюдалось несоответствий — ни марева, ни дымки, обозначавших иллюзию.       — О, не осматривайтесь, Бел-семпай, это я и есть, — протянул мальчишка, заметив и такие мелкие движения головы напарника. — Ну, может, не совсем я… Но на ближайшую вечность это тело моё, а значит, я могу зваться Франом Тесси.       И, подтвердив эти слова, нечто за личиной лягушки — явно не он сам, Бельфегор уже не сомневался, что выгорание подействовало на мальчишку иначе, чем на прочих людей — двинулось чуть в сторону и потянулось к ножнам на поясе штанов. Пламя на непонятно откуда взявшемся втором кольце вспыхнуло ещё сильнее. Улыбка мальчишки стала шире.       Бельфегор проводил его движение взглядом. Ещё чуть отступил, чтобы придавить накидку ногой. Не любил он держать одну позицию в бою, но с настолько истощённым соперником это было позволительной уступкой, если стоило удержать его подальше от чего-то важного.       — Что же, не хотите побить его? — перестал притворяться мальчишка, хохотнув и двинувшись в попытке зайти к накидке сбоку. — Удивительно. Неужели разлюбили? Ах, да! Вы же его и не любили никогда. Какое горькое осознание для этого идиота.       — Ши-ши-ши, очевидное. Принцы лягушек не любят, — перехватил его Бельфегор, загородив накидку собой. — Чем бы ты ни был, должен знать, чем является для меня эта гадость. Неужели думал задеть такой глупостью?       Наёмники клана Белатри не умели любить. Такими рождались — психопатами, безумцами, отрекавшими любые связи, начиная семейными и заканчивая романтическими. Всё подчинялось выгоде, и отношения в том числе. Лягушка был выгоден. Он веселил, давал иллюзии, иногда помогал, и только потому ещё жил.       — Нет. Будь я им, может, они и смогли бы меня ранить. Но я всё же не он, а потому мне всё равно, — рассмеялось нечто.       Таким мальчишка казался наконец живым. Улыбка делала само его лицо немного другим. Как будто вскрывала что-то, чего никому не стоило видеть. Потрошителю точно. Он и не хотел.       — Этот идиот любую гадость примет как данность, ши-ши-ши, — подметил очевидное и, как ему казалось, понятное Бельфегор.       — Никогда не думали, почему? — состроил удивлённое выражение некто, сделав первый шаг к Потрошителю.       Бельфегор всегда отличался внимательностью. Наёмник, не умевший понять мотивов соперника, крывшихся за ним закономерностей, проигрывал задолго до настоящего поражения. Бельфегор гордился тем, как хорошо усвоил это. Даже мать не могла сравниться с ним во внимательности, не то что кто-то рангом ниже. Он знал и понимал всё, что крылось за лицами потенциальных жертв. Понимал что-то и по поведению этой гадкой лягушки. Признавать только не хотел. Чего он точно не понимал, так это того, зачем в его жизни появилось это. И как оно могло появиться вообще. Просто Бельфегор недооценил глупость иллюзиониста. Ещё одно ранившее гордость осознание. Ещё один повод перестать давать мальчишке шансы и поступить, как привычно.       Так Бельфегор и сделал: бросил несколько стилетов на пробу, заставив лягушку остановиться. Кровь скользнула по бледной коже из свежей раны на щеке, ещё один клинок застрял в костлявом плече. Это всё ещё было предупреждение. Напоминание, что играть с Потрошителем — так себе затея, если правила игры задавал не он.       — Думали. Но признавать не хотели, — усмехнулся мальчишка, спокойно вытянув стилет из плеча. — Хотя всё, казалось бы, очевидно. Он так крутится вокруг вас. Терпит всё и даже больше. Язвит разве что, но это ведь его манера общения. А с вами он даже старается говорить что-то смешное, а не только ядовитое. Неужели такой гений, как Принц, не понимает, почему он это делает? Не поверю. Он — да. Я — не-а.       Заливистый смех — знакомый голос, незнакомое действие — дополнил мерзкую тираду. Словно ничего особенного правда не значила. Словно то, что глупая лягушка на самом деле влюбилась в Потрошителя, не мешало все планы и не портило привычную картину мира.       Но это объяснение работало. Идеально вписывалось в действия мальчишки, особенно в глупую жертвенность, которую он не уставал проявлять с возвращения из Кокуе Лэнда. Лучше, чем желанное предположение о том, что алчная жаба хотела славы.       Пальцы крепче сжали рукояти стилетов. Идиот. Мальчишка, конечно. Бельфегор никогда не заводил отношений и не нуждался в них вовсе. И показывал это, выбивая из лягушки дурь так яростно, чтобы у него и мысли об обратном не возникло. Чтобы и самому изгнать из головы образ юноши, медленно застегивавшего пуговицы рубашки и нахально наблюдавшего за его реакцией. Думал, это сработает. Нельзя было любить того, кто унижает тебя день за днём. Наемники клана Белатри знали это лучше кого-либо ещё.       Так как такая дурость вообще могла случиться? Бельфегор определенно должен был стараться больше. Возможно, сломать мальчишке руку или ногу. Оставить шрамы на бледном лице. Перерезать ему горло на одной из тренировок и так освободиться от всего, что последовало дальше. Сожаления о прошлом не имели смысла. Всё, что он не исполнил раньше, можно было исполнить сейчас.       Веер стилетов сомкнулся — и каждый из них полетел в мальчишку. На этот раз тот увернулся. Бельфегор потратил на его обучение больше месяца, тренировал и после возвращения из Кокуе, поэтому легко заметил несоответствие. Мальчишка двигался быстрее, чем обычно. Действовал решительнее, чем позволяли его навыки — шагал легче, широко взмахивал руками, часто двигал головой. Это были не его движения.       Выгорание словно изменило саму его суть. Не только поведение, но и набор характерных движений — отличительную карточку любого человека, которую наёмников учили различать и запоминать особенно настойчиво. Человек мог изменить в себе всё, начиная лицом и заканчивая голосом и подчерком, но не характерные движения.       Бельфегор не верил в бредни вроде тех, что проповедовал Рокудо. Мистическая суть пламени? Чушь, не более. Всему могло найтись рациональное объяснение. Но как объяснить такую перемену?       Мальчишка крутанулся на одной ноге, широко разведя руки, словно ребенок. Взгляд его остался таким же тяжёлым и пристальным, а отблеск странной синевы в них никуда не делся.       — Знали, значит, — протянул он, перепрыгнув с ноги на ногу и так увернувшись от очередного клинка. — Почему же тогда так неохотно атакуете? Хотите услышать это от меня? Так вот — этот мальчишка влюблён в вас.       — Ши-ши-ши, что ты такое? — проигнорировал и это Бельфегор.       Отвечать на слова непонятной хтони, определенно не являвшейся лягушкой, он не собирался. Как и оставлять мальчишку в живых, если странности продолжатся. Пока важнее было держать его подальше от кольца… Стоило отбросить то ещё дальше. Вытащить из кармана и кинуть так далеко в пески, чтобы оно потерялось. Нашёл бы потом мальчишке другое. Кольца вне Три-ни-сетте отлично заменяли друг друга.       Но сейчас отвлекаться было поздно. Что-то за личностью лягушки знакомо кружило вокруг, подбираясь ближе и ища хоть намёк на ошибку. Искать могло сколько угодно, но не найти. Принца клана Белатри отлично подготовили к роли наследника. Он не позволял себе ни малейшей ошибки с тех пор, как научился связно говорить и уверенно держаться на ногах.       — Игнорируете. Да, знакомая тактика, — продолжило нечто давить на всё ту же тему. Надеялось вывести его из себя? Было не так уж от этого далеко. — Нет, не выйдет. Слишком много внимания ему осенью оказывали, он уже привык. Как бы ни отталкивали весной, как бы ни игнорировали очевидное, а оно никуда уже не денется. Он пытался. Стало только хуже. И потом станет. Больной мальчишка влюбился в больного наставника, ну что за прелестная шутка. А вы только взгляд отводили и убеждали себя, что это жадность и желание славы. Самому не смешно? Мне вот очень. Ха-ха-ха.       — Смешно мне только с того, какой степени может достигнуть тупость. Ши-ши-ши, — демонстративно рассмеялся Бельфегор, швырнув ещё один стилет в подобравшегося слишком близко мальчишку.       На этот раз тот не пошёл назад. Замер, на самом деле изготовившись преодолеть разделявшее их расстояние и сойтись в ближнем бою. Верил, что получится? Чем бы ни было то, что скрывалось за образом Франа Тесси, а пределы используемого им тела Бельфегор знал отлично.       — Ну конечно. Привязанности это ведь такая глупость, полностью с вами согласен, — покивал мальчишка. — Любить можно и нужно только себя. Единственный способ выжить в этом мире. Ну, вам это известно лучше, Бел-семпай, вы ведь такой и есть. Эгоист до мозга костей. Идеальный наёмник, подобного которому даже клан Белатри никогда не рождал.       — И такое знаешь? Всевидящая дрянь, — усмехнулся Бельфегор, приготовившись встретить удар.       Потрошитель не верил в постулаты культистов. Деймон Спейд до самой смерти уверял всех, что видел больше, знал суть мироздания, нашёл нового Бога… Но Бельфегор не верил в богов. И в то, что за мирозданием стояло что-то кроме законов эволюции и горы случайностей, позволивших человечеству дожить до дней сегодняшних, тоже.       То, что сейчас происходило, отрицало привычный Бельфегору взгляд на мир. Подтверждало бредни Спейда. Пламя всё ещё жило. Не просто горело, но и мыслило. Взывало к жителям пустоши, особенно для этого подходящим. Захватывало их разум, чтобы использовать. Звучало как бред. Помешательство, не достойное Принца. Но очень подходило под происходившее.       — О, я многое о вас знаю, — заулыбалось нечто только шире. — Например, что вы не совсем честны, когда называете себя эгоистом. Всё так прекрасно, любите вы только себя… Но правда ли это? Или, может, вы не любите никого вовсе?       А вот это точно было лишним. Тварь того и добивалась. Выводила его из себя, пыталась пробудить натуру Потрошителя, которую ещё сдерживали попытки понять, кто его враг…       Губы Бельфегора украсила улыбка — фамильное достояние Белатри, единственное, что объединяло его с семьёй.       — Допрыгалась лягушка, — усмехнулся он, перехватив стилеты поудобнее. — Плевать, что ты такое. И-ши-ши, после смерти всё одинаковое.       Бельфегор втоптал накидку глубоко в землю. Песок засыпал её почти полностью, скрыв и спрятанное в ней кольцо. Чтобы достать, придётся покопаться… И тех пары секунд Бельфегору хватит. А раз так, он мог больше не сдерживаться.       Потрошитель настиг мальчишку рывком. Зашёл слева, чтобы тот не смог среагировать быстро. Собрался знакомо подсечь его, опрокинуть, прижать к земле и наконец закончить невыполненное дело… Но нечто неплохо научилось управлять этим телом. И движения Бельфегора знало так же хорошо, как детали его истории.       Оно не позволило заблокировать себя. Ушло дальше влево прыжком, заставив повернуться и чуть отступить, чтобы пропустить удар ножом — стремительный, уверенный, целивший не как Бельфегор учил, в уязвимые точки, а сразу в лицо. Глупая ошибка. Нечто неплохо двигалось, но как будто не до конца понимало условия боя. Необычное несоответствие — натренированность и бестолковость.       Бельфегор не упускал таких возможностей. Увернувшись от удара, он попробовал перехватить мальчишку за запястье. Его нужно было обезоружить. Лишить даже малейшей надежды на сопротивление. Обычно с лягушкой на такой близкой дистанции у Бельфегора это получалось. Но сущность за его лицом оказалась не так проста.       Едва Потрошитель потянулся к руке мальчишки, как он дёрнул её на себя. Прижал к груди и отступил, увеличив дистанцию между ними. И тут же скользнул вправо в попытке зайти с другой стороны. Или, скорее, подобраться к накидке. Бельфегор пресёк это — перехватил его, заставив взмахом руки с зажатым в ней стилетом отойти ещё дальше. Начал наседать, как прежде, чтобы измотать соперника.       Сущность неплохо уворачивалась. Ускользала от прямых ударов, крутилась, чтобы не допустить скрытых, не реагировала на обманки. На самом деле знала его. Не то чтобы это было большим сюрпризом, Потрошителя в пустоши знали все, а некоторые счастливчики даже понимали его способ ведения боя. Но на то Бельфегор и был наёмником, что на одной тактике никогда не останавливался. Редко кому удавалось заставить его использовать что-то большее, чем стандартные приемы клана. Он либо разбирался с соперником раньше, либо не видел в том нужды. Если использовал особые приёмы, то либо отрабатывал их на груше для битья — одна такая стояла перед ним, — либо развлекался. Никакой серьезности. Этому нечто удалось вывести Бельфегора на более решительные действия. Уж слишком хорошо оно уворачивалось в ближнем бою. Как лягушка, но ещё лучше… И в то же время чуть иначе. Тяжелее, резче, без неловкости, присущей не до конца обученному мальчишке из Центра, с ошибками, которые Бельфегор из него, казалось, выбил. И даже так — быстрее обычного. Противоречие в его движениях стало только заметнее. Словно два врага в одном.       Приятный вызов. Бельфегор такие любил. Этот принял, как и прочие — с азартом и напором. Какую бы скорость мальчишка не развил, Потрошитель всегда действовал быстрее и знал больше о бое. Он подпустил его к себе. Позволил подобраться к накидке, чтобы отвлечь внимание. И даже изобразил ошибку — увернулся и разорвал контакт так, чтобы открыть прямой путь к кольцу. Это было слишком приятное предложение. Можно сказать, жест доброй воли. И нечто ошиблось, решив, что ему хватит сил добраться до накидки быстрее, чем Бельфегор атакует.       Потрошитель мгновенно сократил разделявшее их расстояние и с размаху пнул мальчишку в бок, да так, что тот покатился по земле. Мелочь быстро сгруппировался, но Бельфегор не позволил ему подняться. Для начала — пригвоздил ладонь к земле точно брошенным стилетом. А когда нечто замешкалось, чтобы выдернуть его, настиг ещё раз и пнул в грудь. Лягушка глухо выдохнул, снова отправившись в полёт.       Подняться ему Бельфегор не позволил — накинулся, прижав к земле. Мальчишка забился в крепкой хватке, завертелся, как в первом их бою. Обломанные ногти царапнули кожу Потрошителя, когда лягушка впился пальцами ему в руку.       Бельфегор сполна отомстил необъяснимому за болтливость, а мальчишке — за саму возможность того, что слова могли быть правдой. Стилет вонзился в плечо, пробив его чуть ли не насквозь. Второй рассёк ткань одежды и кожу сначала на одном локте, а затем и на другом. На тренировках Бельфегор сдерживался, здесь же даже не попытался. С такими ранами мальчишка не сможет двигать руками. Что он и доказал, попытавшись ещё раз спихнуть его и зашипев.       Третий стилет прижался к шее мальчишки. Так знакомо и привычно, приятно. Мгновение перед движением всегда было самым сладким. Позволяло ощутить полную власть над человеческой жизнью, насладиться холодом стали под пальцами, давлением кожи, не желавшей так легко разрезаться даже острым лезвием… Не в этот раз.       Мальчишка должен был шумно дышать и смотреть на него этим своим нахальным взглядом — пустым, отрицавшем триумф Потрошителя. Он должен был сглотнуть так, чтобы всё же порезаться, и едва ощутимо дрогнуть, дав понять, что ему всё же страшно, что жить ему хочется, что он не сдался. Но вместо этого Фран заливисто засмеялся.       — Признаю, я переоценил себя, — выдохнул он, не силах скинуть соперника. — Это тело слишком ослаблено. А жалости вы мне не дадите, правда?       — Только если за жалость ты засчитаешь смерть, — заулыбался Бельфегор, вжав клинок в горячую кожу сильнее.       Стоило двинуть рукой. Закончить бой, как его учили. Избавиться от чёртовой жабы и его чувств. Они мешали. Потрошитель не нуждался в чувствах сам и не желал их от других. Особенно — от этого прилипчивого мальчишки. Влюбленность была проблемой. От проблем нужно было избавиться.       Но, как и в руинах у оврага, Бельфегор замешкался. Задумался. Взглянул на знакомое лицо, искажённое незнакомыми эмоциями. А мысли в голове возникли всё те же.       Мальчишку хотелось видеть живым, не мёртвым. Он один дарил Бельфегору такие эмоции. Один мог дать такой боевой опыт — отпор, как Скуало, но слабость, которая позволяла его победить, как любого другого жителя пустоши. Он один… Был таким — раздражающей заразой, с которой почему-то слишком приятно оказалось перекидываться гадостями.       Бельфегор убрал клинок от его шеи. Вместо того, чтобы зарезать лягушку, он схватил его за левую руку. Нечто забилось сильнее, зашипело, задёргалось, несмотря на боль… Вырваться не смогло. Бельфегор поднял его руку и нашёл взглядом кольцо. Таких ему видеть ещё не доводилось. У него даже камня не было, только печатка с тремя шестёрками. Несмотря на это, оно полыхало пламенем тумана. Но, кажется, всё равно не позволяло использовать иллюзии без основного.       Главные странности начались с того момента, как это кольцо полыхнуло пламенем. Для начало стоило избавиться от него, а потом уже смотреть, что произойдёт дальше.       — Не смей его трогать! — зашипел мальчишка, клацнув зубами.       — Ши-ши-ши, не в твоём положении мне указывать, дрянь такая, — заулыбался Бельфегор, ухватившись за кольцо.       Едва он его снял, как тело мальчишки выгнулось, словно каждую его мышцу сжала судорога. Крик сорвался с тонких губ. Лягушка затрясся, забился и обмяк. Снова потерял сознание. Кровь потекла из его носа с новой силой.       — Снова выгорел. И всё-таки даже твоего упрямства не хватает, чтобы выйти из такой передряги, — уже спокойнее выдохнул Бельфегор, снова взглянув на кольцо.       Чем бы ни была та тварь, что заняла тело мальчишки, она явно имела связь с кольцом. Чертовщина какая-то. Сплошная и беспросветная, нарушавшая всё, во что Бельфегор привык верить. Но отрицать очевидного не получалось.       В любом случае, без кольца мальчишка снова впал в выгорание. И, судя по тому, как резко сбилось его дыхание, после новых ран жить ему осталось ещё меньше. Стоило поторопиться.       Это было не в характере Бельфегора. Но мальчишка продолжал разрушать его привычки. Потрошитель позволил себе лишь скупой перекус из остатков припасов, а затем снова подсадил балласт на спину и потащил через пустошь. Солнце едва начало клониться к горизонту, а он уже углубился в переплетения барханов, среди которых вполне могли прятаться мутанты. Глупость, несвойственная Бельфегору. Но он совершил её. А потом ещё одну — не ушёл на отдых, когда рассвет забрезжил на горизонте. Продолжил тянуть мальчишку, как бы рискованно это ни было.       Войска Шимон встретились ему только на подходе к городу. Слишком поздно для такой группировки. Всё же эти трусы решили сократить патрули и их охват. Надеялись уменьшить количество жертв? Шансов у них было немного. Бой в овраге даже Бельфегору доказал — Мельфиоре неплохо развились со времён Спейда. Стали силой, с которой стоило считаться.       Увидев шпионов так рано, да ещё в таком состоянии, отряд развёл небывалую активность. Часть бойцов поспешила обратно на базу, а вторая попыталась оказать Потрошителю содействию. Он не просил их об этом. В помощи не нуждался. И мальчишку не отдал, несмотря на то, что кто-то из шимоновцев предложил облегчить ношу. Какой бы тяжестью лягушка ни был, он был тяжестью Бельфегора. Бойцы не стали настаивать и предпочли помалкивать. Им на благо. Потрошитель злился и даже уставшим мог надрать задницы кучке шимоновцев не хуже, чем мутантам из оврага.       Зато благодаря их напарникам Бельфегору не пришлось тянуть с отчётом: встретить его у ворот вышел весь высший состав группировок, собравшихся в Шимон. Конечно же, во главе со Скуало.       — Врой! — рявкнул он, увидев окровавленного Бельфегора с бессознательным мальчишкой за спиной. — Выпендрился?! Доволен? Выполнил задание как надо и как просили?! Я говорил осторожнее быть! Что с Тесси?!       Руководители других группировок зашептались только громче.       — Не ори, Скуало, и без тебя голова болит, — сморщился Бельфегор, отмахнувшись от возмущений. — Непредвиденные обстоятельства.       — Вы добрались до Джиглио Неро? — сразу перешёл к главному Козарт, пока бойцы Шимон принялись уговаривать руководителей других группировок отступить.       Бельфегор дождался, пока их хоть немного уведут и тише, чем привык, произнёс:       — И не близко. У них там целая свора мутантов с иллюзионистом во главе. Лягушка говорил, такие же на поместье Каваллоне напали зимой, но эти, кажется, даже поумнее будут. По крайней мере, в зоны сгущения загоняют отлично.       — Но в той стороне нет зон сгущения, — нахмурился Козарт.       Бельфегор усмехнулся. И это его предположение оправдалось. Ничего хорошего оно не сулило.       — Значит, культисты как-то умеют их создавать. Причем так, что чёрт поймёшь, что это они, пока туда не попадёшь, — ответил он, окинув взглядом и Скуало, и Козарта. — Миссия провалена. Не знаю, что там со шпионажем внутри, а снаружи подобраться к Джиглио Неро возможным не представляется. Ши-ши-ши, сомневаюсь, что и отряд бойцов пробьётся. Лягушка вам пример, выжигает неплохо.       Едва ли Козарт надеялся на успех. Вся миссия предполагала безумие и жертвы во имя знаний. Но, кажется, чего-то он всё же ожидал, потому что нахмурился только больше и сложил руки на груди, постучав стопой по земле. Это было признание способностей Бельфегора. И очередной удар по гордости. Потрошитель выдержал его. И даже нанёс себе ещё один, повернувшись к едва сдерживавшему гнев Скуало и сказав:       — И да, Скуало, ты был прав. Так себе затея вышла. Доволен?       — Нет, — бросил тот, шагнув к нему. — Это признание не изменит того, что ты провалил задание. Если ещё и мальчишка подохнет, я тебя снова туда отправлю. И буду отправлять, пока ты до стен Джиглио Неро не дойдёшь.       Бельфегор даже согласился бы на это, исключи Скуало из списка пункт со смертью лягушки. Он был идиотом, ходячей проблемой, почему-то влюбившейся в Бельфегора… Но должен был жить. Какие бы проблемы ни доставлял. Так или иначе… Плюсов от него находилось всё же больше, чем минусов.