Антитеза

      Собрание старший состав закончил быстро и непривычно тихо. Не было криков Скуало и смеха Бельфегора, не призывал бить иначе Луссурия, не пытался выступить с предложениями Леви. Вести, которые принес Ямамото, стали неприятным сюрпризом для всех. Обещанием проблем не только со стороны Вонголы, но и чего-то неведомого.       Особое положение никто не снял. Вария так и осталась вариться в мрачном воодушевлении, в ожидании войны. Фран ощущал его кожей. Острее, чем когда-либо. Наверное, потому, что старательно прислушивался к себе, ища отголоски голоса в голове, затихшего, но уже разок проявившегося.       Из-за этого очередная тренировка, которую Бельфегор устроил Франу под вечер, прошла прямо как в старые добрые — его покатали по полу и наградили ссадинами.       — Опять ты расслабился, лягух, — скривился Потрошитель, когда Фран в третий раз полетел на пол, едва сумев сгруппироваться и не разбить нос по новой. — Что, соскучился по синякам? Ши-ши-ши, надо было просто сказать, я бы тебя так побил.       — Синяков вы мне и так щедро наставляете, Бел-семпай, — протянул юноша, сев и утерев с щеки кровь. — Сегодня как будто даже увлечённее, чем обычно. Что, волнуетесь?       — Меньше думай, больше действуй, лягушка, вот залог твоего счастья, — тут же перевёл тему Бельфегор, заулыбавшись только шире. — А то до того, что тебя волнует, не доживёшь вовсе.       — Меня ничего не волнует. Кроме вашей жажды моей крови, — легко соврал Фран.       За свои слова расплатился тем же вечером. Причём месть эту принес не Бельфегор, который, выместив на юноше гнев, даже оставил ему теплой воды в бойлере, а сущность. Не зря Фран так старательно прислушивался. То, что он услышал её даже днём, было обещанием худшего. Но юноша слишком поздно понял это. Совершил ошибку — лёг на спальник и закрыл глаза, чтобы подремать. Тьма опустилась слишком быстро. И так же быстро превратилась в сон.       На этот раз Аркобалено не явились отсрочить кошмар. Оборвалась история, тянувшаяся так долго. Но не кошмар.       Он лишь набрал сил.       В этот раз сущность снова не стала таиться. Она, всполох пламени в черноте без конца и края, вспыхнула рассветным Солнцем. Вновь приобрела человеческий облик. Всполохи, охватившие её второй кожей, словно стали гореть ещё ярче. Фигура уже не просто рассыпалась на множество огней — она то вытягивалась одним сплошным всполохом, то вновь уменьшалась. Изгибалась и извивалась, не имея ни костей, ни суставов, самым причудливым образом.       На этот раз Фран не дал тревоге и шанса захватить себя. Попытался вернуть право действовать. Туман заклубился где-то у его ног, готовый встать на защиту. Всё, что происходило, было лишь сном. Его сном. Кошмаром, которым Фран мог управлять.       Однако сущность его уверенность не испугала. Она остановилась, да, но голос её эхом раздался, казалось, отовсюду:       — Хочешь противостоять мне тем, что я и создал? Как наивно.       И в нём не было насмешливых ноток, что сущность позволяла себе прежде. Только гнев, от которого фигура приобрела более угрожающие очертания. Всё это было не более чем постоянно меняющимися всполохами, попытался убедить себя Фран, но все равно дёрнул туман вперёд. Сущность ответила смешком.       — Как ты упрям. Снова и снова борешься с неизбежным. Не сдаёшься даже когда исход очевиден, — загудела она тремя разными голосами одновременно. Звучания их так смешались, что Фран едва сумел разобрать слова. — Разве это не смешно? Твоя судьба предрешена. Все пути изведаны. А ты всё не уступаешь.       Пламя колыхнулось, вновь обнажив черты лица на том, что должно было быть головой — мягкий подбородок, плоский нос, большие тёмные глаза. Не его. Незнакомое лицо вмиг покрылось ожогами, заалело волдырями и исчезло за новым всполохом, когда фигура шагнула к юноше. Единственную защиту Франа, туман, она оттолкнула от себя, как будто её и не было.       — Никогда не думал, что упрямство — это не сила, а порок? Что им ты делаешь только хуже? — вновь загудели голоса.       На этот раз в трио сильнее стал один — охрипший, сломленный, но знакомый настолько, что туман собрался в руке ножом. Фигура замерла. Туман заклубился вокруг неё, окутав, словно одежда. С нашивки плаща Варии на юношу оскалился лев.       — Все тебе это говорят. Кто-то хвалит, кто-то предупреждает. А ты всё делаешь по своему. Желаешь сам управлять своей жизнью. Но каждый раз, когда пытаешься это сделать, разбиваешься. Так не проще ли отступить?       Остальные голоса затихли. Словно подчиняясь оставшемуся голосу, пламя на «голове» сущности вновь зашевелилось. Искры посыпались в разные стороны, когда сквозь всполохи, беспрестанно меняющие цвет от оранжевого до синего, вновь начало проступать лицо. Невидимый ветер словно взметнул огонь — и зелёные пряди, в которые он собрался. Разноцветные глаза прищурились, когда очередная искра оставила ожог на бледной коже, в уголке тонких губ. Россыпь мелких алых пятен — полопавшихся капилляров — проступила на впавших щеках.       — Признай, ты никогда не любил думать о будущем. Завтрашний день может подождать, потому что в завтра нет ничего, чего нет в сегодня. Может, даже есть то, что причинит боль, как вчера, — протянула фигура с его лицом, всё больше обретая человеческий вид. — Так не проще ли отказаться от завтра? Отдать его кому другому, готовому побороться?       Как будто он не был готов бороться за завтра. Каждый день с выхода в пустошь Фран только и делал, что боролся — за новый день и неделю, за ещё один месяц… За жизнь, от которой не готов был отказаться.       Улыбка тронула едва проступившие из пламени губы. Трещинки на коже стали ещё заметнее, как и первые морщинки. Усталость, нашедшая отражение во всём, от едва заметной дрожи до бледности.       — Я знаю. Ты не желаешь смиряться. Но всё это ни к чему не приведёт. Ты умрёшь. Жалко, бездарно, бесполезно. Беспомощным что-то изменить. Таким родился, таким и уйдешь.       Туман, который Фран призвал себе на подмогу, против его воли соткался в тонкие щупальца — словно лианы, но качающиеся, как пламя. И они потянулись к нему. Юноша ощутил холодные касания к ногам. А сущность сделала ещё шаг к нему. Теперь почти ничего в ней не выдавало нереальности. Она сравнялась с Франом в росте, обрела знакомые-незнакомые черты, от вида которых к горлу ком подкатил… Стала им. И только блеск пламени в глазах и вспышки под кожей — тонкой, словно готовой лопнуть от малейшей перемены в бурлящих под ней потоках огня — ещё говорили о том, что ничего реального в сущности не было.       — Но я могу изменить это. Это — и многое другое из того, что ещё ожидает тебя. Давай же, не упрямься. Я всё сделаю лучше.       Руки с тонкими запястьями и большими ладонями потянулись к нему. Попытались ухватить за щеки, оцарапать изломанными ногтями. Фран не дался. Вновь собрав волю в кулак, он не только отошёл от фигуры, но и замахнулся наконец обрётшим четкость ножом.       Лезвие вспороло ненастоящую кожу. Жидкое пламя хлынуло во тьму, осталось на ней каплями, над которыми тоже занялись огоньки. Сущность перестала улыбаться. Лучше бы она продолжала, потому что так её лицо стало ещё больше походить на лицо Франа. Увидеть собственные поджатые губы и нахмуренные брови, подчёркнутые бурлящим уже у самой кожи пламенем, оказалось до тошноты мерзко.       — Да, так я и думал. Ты никогда не меняешься, — усмехнулась сущность, снова разделив голос на три.       Раз так, зачем оно спрашивало? Фран готов был постоять за себя. Да, может, ему не нравилась ежедневная борьба, но и сдаваться он не собирался. Уж точно не на милость твари из снов, наверняка лишь воплощавшей его страхи и сомнения.       — Да? Думаешь, я лишь твои страхи? — в притворном удивлении протянул его собственный голос. — Проверим это?       В мгновение сущность настигла его. Вспыхнула, как настоящий огонь, и замерла перед юношей, заглянув ему в глаза. Туман — его собственный, чёрт возьми — окружил её аурой, собрался над головой в подобие нимба… Или действительно им стал? В следующую секунду нимб этот вспыхнул пламенем настолько ярким, словно перед лицом Франа зажглось Солнце. Это был лишь сон, но боль он ощутил вполне реальную. И ответил на неё соответствующе.       Вновь нарушив течение сна, Фран рванул в сторону так быстро, как только мог. Попытался ускользнуть, разорвать контакт, закружить врага в танце, в конце которого его ждал нож. Но сущность только качнула головой и протянула:       — Так хочешь со мной побороться? Как ностальгично. Но ты никогда не достигнешь того, на что равняешься. Ни сейчас, ни впредь. Будет тебе уроком.       Сущность чуть склонилась и рванула к нему. Фран не позволил себе замешкаться и дёрнулся в сторону, чтобы зайти ей за спину. В исполнении сущности знакомое движение и близко не было настолько же быстрым, как-то, с которым он пытался справиться уже который месяц, но работало так же эффективно. Тем более, что сущности не требовалось изгибаться вслед за Франом. Всё её тело было сплошным пламенем. И себя оно могло отразить как угодно.       Юноша понял это слишком поздно. Попытался исправиться, замахнувшись ножом, но даже когда его остриё пробило висок, вновь обнажив пламя и выпустив всполох искр, сущность не остановилась. Её руки на мгновение затмили мир Франа, блеснуло серебром что-то знакомое на левой руке… А затем пальцы сжали шею юноши.       Он забился в чужой хватке. Ухватился за запястья, такие холодные, что ладони вмиг окоченели, сжал их, попытавшись причинить боль, надавить на мышцы так, чтобы душащие руки разжались… Сущность разве что усмехнулась его собственными губами. Отблески пламени засверкали даже в её глазах. Но ещё острее Фран ощутил холод кольца, вжавшегося в его шею до боли.       — Ты упрям. Но упрям и я. Я желаю, Фран Тесси. И на пути моего желания стоит лишь твой разум. Посмотрим, чьё упрямство окажется сильнее?       Пальцы сжались крепче. Фран попытался ударить сущность ногой, воззвал к туману, ещё клубящемуся у земли, чтобы создать волну снега, способную сбить фигуру с ног. Но иллюзия словно стукнулась о невидимую преграду и тут же рассыпался в туман.       — Я тоже так умею, — протянуло пламя так же спокойно, как и он в реальности. — Всё, что умеешь ты, умею и я. Только я лучше. Поэтому… Уступи мне место, ладно? И тогда, поверь, оба мы получим выгоду — сможем изменить этот чертовски несправедливый мир.       Ладони не разжались. У Франа начал заканчиваться воздух. Слабость сжала конечности, мысли потекли медленнее. Сущность словно нашла в этом новые силы — пламя прожгло кожу, вернув ей чудовищный вид. Фран пытался бороться. Хотел отбиться. Но с каждой минутой вера угасала. Как и он сам.       На мгновение Фран поверил, что всё так и закончится. Что он умрёт во сне, от собственного кошмара, который так и не смог побороть. А затем что-то ударило юношу — и он распахнул глаза.       Взгляду его предстал потолок — светлый, покрытый сетью мелких трещин. Знакомый. Потолок в доме Бельфегора. Он проснулся. Сбежал из кошмара. Но не от него.       Фран ощутил неправильное и в реальности едва телу вернулась чувствительность. Осознание заставило юношу вздрогнуть.       Его ладони лежали на шее. И кожу на ней жгли ссадины, словно оставшиеся от ногтей.       Он буквально подскочил в спальном мешке. С грохотом железа и шелестом одежды вешалка, которую он, кажется, опрокинул, дёргаясь во сне, упала Франу в ноги, но он почти не обратил на это внимания. Всё перестало иметь значение, кроме ощущения собственных ладоней на шее. Дышать ещё было трудно, а боль скребла горло…       Он и в самом деле душил себя. Не упади вешалка, сущность добилась бы желаемого — убила его. Это уже нельзя было сбросить на просто сон. Фран никогда не лунатил. А до этих снов и вовсе не дёргался во сне.       Воспоминание вспыхнуло, как пламя в чужих-знакомых глазах. У сущности на пальце тоже было кольцо. Причём не с камнем, а с печаткой… На которой чёрным было выгравировано число Дьявола.       Фран дёрнул руку вверх, едва не ударив себя по носу. Глупый жест, несвойственно ему эмоциональный, но как можно было сдержаться после того, как он сам себя чуть не удушил во сне? И даже так в груди осталась только пустота. Ни страха, ни тревоги, ничего. Лишь холод, пронзающий, словно вжимающиеся в шею пальцы сущности из сна… Словно кольцо на пальце.       Всё началось с него. Фран долго отрицал это, поглощённый новой силой. Кольцо избавляло его от ненавистных чувств. Помогало держать себя в руках, чувствовать контроль. Делало его иллюзии настолько реальными, что без него он легко утонул бы в них даже с якорем. Оно было прекрасно. Оно принесло эти сны. И Фран уже не сомневался, что они были не просто кошмарами.       Ком подкатил к горлу юноши. Дрожь забила тело, словно его вышвырнули из прихожей прямо в снег. И так сбитое дыхание на мгновение сорвалось на всхлип… А затем Фран так прикусил язык, что стало больно и во рту остался вкус крови.       Он сжал кулаки до боли в пальцах. Задержал воздух в лёгких и ударил себя по груди, чтобы вернуть дыханию ровность. Он не имел права на эмоции. Не должен был допускать их. Фран больше не был мальчишкой из Центра, чтобы позволять себе такую слабость, как паника. Даже если шея горела от попытки задушить себя, а перед глазами ещё стояла фигура из пламени, обретающая его лицо.       Только ярость имела значение. И Фран сконцентрировался на ней, когда сорвал кольцо с пальца и швырнул его в стену так, что сморщился от звона. Как Бельфегор не проснулся и не вышел проверить, чего там жаба мешала его королевскому сну, осталось загадкой.       Хорошо, что он не вышел. Не хватало ещё показать наставнику, что он был не бесчувственным камнем, полностью контролирующим ситуацию, а живым человеком. Которого пустошь очень не любила. Хорошо, что он не увидел, как Фран прижался к стене и подтянул колени к груди. Какая же это была жалкая слабость, но юноша позволил её себе. Только на пару минут, чтобы перевести дыхание и забыть в волнах чувств о том, что только что произошло. То, во что он сам нырнул с головой.       Как бы сущность из сна ни пугала, она говорила правду — Фран был слишком упрям. И это не всегда помогало получить желаемое. Кольцо, по крайней мере, было виной исключительно его упрямства. Как и последствия, которые он получил наравне с плюсами. Сколько бы оно ни давало, Фран не хотел и дальше терпеть эти сны. Особенно теперь, когда стало понятно, что они вполне могли его убить.       Он не смог уснуть снова. А потому, наконец совладав с собой, поднял кольцо и убрал его так глубоко в рюкзак, как только смог. Чтобы стих холод, исчезли ощущения, даруемые им… Чтобы оно само стёрлось из памяти.       Но оно осталось. И не только в памяти Франа, но и в памяти его тела. Юноша никогда не пробовал наркотики в Центре. У него были другие развлечения кроме вдыхания Углей до полной беспомощности. Но некоторые его сокурсники и таким не гнушались. Эмоциями делились так же, как и последствиями — ломками, от которых их начинало шатать прямо на парах. Фран никогда не думал, что узнает это на себе. Никогда и не хотел узнавать. Но, сам того не понимая, влез и в такое.       Кольцо не позволяло ему спать, но без него жизнь быстро превратилась в ад. Фран получил лишь несколько часов отсрочки. Утро же настигло его таким кошмаром, что впору оказалось на стену полезть: юноша проснулся от того, что ему стало чертовски холодно. Настолько, что захотелось завернуться в ещё два спальника и накрыться сверху одеялом. С трудом он разлепил глаза только для того, чтобы понять — вся одежда промокла. Не от воды, а от пота. От него одежда прилипла к телу второй кожей и от него же Франу, кажется, стало так холодно.       И это оказалось только начало. Когда Фран попытался подняться, ноги его предательски затряслись. В мышцах разлилась пока ещё слабая, но колющая боль. Как и в висках. Она сдавила голову обручем и застучала по черепу изнутри долотом. Юноша чертыхнулся себе под нос и приложил ладонь к виску. Пальцы дрожали. Нет, он весь дрожал. Фран сбросил это на стресс. Ночь выдалась тяжёлой, а он ещё и эмоции себе вернул, сняв кольцо. Конечно, от такого и тело могло сдать вслед за разумом.       Он постарался привести себя в порядок, чтобы не показать и тени слабости. Даже забился в ванну и вновь надел свитер, чтобы не так бросались в глаза налившиеся синевой следы на шее. Впрочем, это не особо помогло, потому что Бельфегор, увидев его, не удержался от едкого:       — А ты, лягух, и без моей помощи отлично себя гробишь. Даже обидно. Ши-ши-ши, столько бьюсь, чтобы тебя на колени поставить, а ты сам на них падаешь.       — Я пока на ногах, Бел-семпай, — протянул Фран, постаравшись придать голосу невыразительности. — Постарайтесь вечером, и цели достигните.       Зря он это сказал. Хотел проявить себя, как прежде — нахалом, которого ничего уже не пугало. Но вместо этого лишь натравил Бельфегора на себя в самый неподходящий момент.       День Потрошитель провёл на очередном заседании, на которое Франа, к счастью, не позвали, потому что это было что-то личное и связанное с Ямамото Такеши. Но вечером он оказался свободен. И очень раздражен. Видно, посол из Вонголы наговорил лишнего. Отдуваться за него — и за себя тоже — пришлось Франу.       К вечеру юноша немного пришёл в себя, но не настолько, чтобы выдержать натиск Бельфегора, пустившего в ход пламя. Без кольца всё изменилось. Мир словно бы размылся по краям. Ловить движения соперника стало тяжелее, потому что и взгляд, и разум перестали за ними поспевать. Но, что унизительнее, иллюзии тоже ослабли. Если раньше Фран мог создавать целые картины, как Мукуро, и успешно управлять всеми их деталями, то на этой тренировке его хватило только на несколько слабых несвязных образов. А потом его голова взорвалась такой болью, что он упал на колени, жадно хватая воздух открытым ртом и капая кровью из носа на пол.       — И это всё? — усмехнулся Бельфегор, едва успевший войти в раж. — Давай же, лягушка, не разочаровывай меня. Ты знаешь, что за это будет. У тебя минута, чтобы перестать притворяться и подняться.       — А если… Я не притворяюсь? — выдохнул Фран, сморщившись от боли в голове, но попытавшись подобрать хоть какие-то слова для объяснения. — Если мне на самом деле так плохо? Что сделаете?       — Прирежу тебя прямо сейчас, ши-ши-ши, — сказал то, что и следовало ожидать, Бельфегор.       Ждать, когда он придёт в себя, намерен не был. Признаться, не дал юноше и минуты на то, чтобы собраться. Кажется, его не особо интересовало, что там жабу терзало. А может, он всё ещё считал это попыткой получить поблажку или дурной игрой.       Франу осталось разве что вздохнуть и вновь попытаться отстоять себя в бою. А ведь всё на самом деле было так плохо, как выглядело. Без силы странного кольца его достижения превратились в пыль. Причём даже то, что он сделал ещё до его получения. С Кеном Фран уже мог создавать комплексные иллюзии. Ещё до Кокуе он научился угадывать ходы Бельфегора, подмечать его движения. А потом появилось кольцо. Которое теперь юноша снял.       И все достижения вдруг перестали иметь значение. Остались только муть в голове и слабость в теле. Позор, который Фран так и не смог прервать.       Бельфегор избил его сильнее, чем в прежние не очень прекрасные времена. И Фран даже не смог выставить иллюзии, потому что и за саму попытку обратиться к якорю заплатил тошнотой и головокружением.       — Ши-ши-ши, нет, лягушка, так не пойдет, — уже без насмешки произнёс Потрошитель, вдавив Франа лицом в пол. — Ещё позавчера ты неплохо сражался. Но опять начал сдавать. Что, боли захотелось?       — Ага. До одури, — выдохнул юноша, отбросив всякие попытки придумать, как объяснить происходящее. — Как насчёт перенести нормальную тренировку на завтра? А сегодня можете отпинать меня, чтобы я шевелиться перестал.       Боль должна была стать расплатой за слабость. Но на Бельфегора его призыв, к удивлению, сработал наоборот. Он поднялся, судя по звуку, скривился, для виду зарядил Франу ногой в живот так, что тот сжался, и бросил раздражённое:       — Хватит играть беспомощного, гадёныш. Тогда я тебя терпел. Попробуешь повторить и показать, что моё время ушло в пустую — умирать будешь долго.       А затем он ушёл, напоследок хлопнув дверью так, что стены, кажется, затряслись. Или, скорее, затрясся сам Фран, на которого нашла очередная волна ощущений, очень похожих на те, о которых говорили сокурсники с пристрастием к Углям. Сначала по телу его словно скользнул ветерок — едва ощутимо, но так, что под кожей зачесалось. Мысли, и так непослушный, потекли ещё медленнее, как если бы в него попали пламенем дождя. Пальцы и ноги забила мелкая дрожь, из-за которой Фран едва смог подняться. И вправду, всё как в прошлом. Но теперь — ещё хуже. Потому что это оказались только предвестники катастрофы. А сама она встретила его ночью.       Сущность не явилась. И даже Аркобалено не скрасили сон историями. Это должно было стать гарантом долгожданного спокойствия. Шансом наконец выспаться. Но вместо них к Франу пришла боль.       Он смог заснуть на прекрасные два часа. Расслабился, свернулся в тепле спальника… А проснулся от ощущения, что ему выкручивают ноги. Фран спросонья подумал, что Бельфегор решил ему отомстить за неудачную тренировку. Но, осмотревшись в попытке успокоиться, не увидел никого. В прихожей он был один.       Сонное сознание не сразу выудило из памяти слова сокурсников. Сначала Фран сел и потянулся к ногам, чтобы размять мышцы. Он подумал, что это была просто судорога. Последствие тяжёлого дня. А потом до него дошло, что болели не икры и бедра, а лодыжки и колени. Тяжесть сосредоточилась в суставах и костях, крутила их, пульсировала и колола. Фран попробовал пошевелить ногами — и едва не закричал, настолько сильно судорога пронзила тело. Это было мучительнее даже, чем проснуться от удушья посреди ночи. И это при том, что сознание его словно затянул туман, настолько тяжело было думать.       Беспомощный что-то с этим сделать, Фран упал обратно на спальник. Сжал зубы и попытался дышать, как учил Бельфегор, чтобы сосредоточиться на чём угодно, кроме боли. Но она, сука такая, решила видно, что этого было мало. И к середине ночи стала распространяться на всё тело.       К утру Фран только и мог, что моргать, дышать и пытаться не плакать. Раньше это давалось так просто… А в тот момент боль душила его не хуже пальцев на шее. Сжимала, ломала, терзала когтями, не давая ни на мгновение закрыть глаза и забыться. И при этом тело его колотило такой дрожью, что зубы стучали, а пот тёк ручьями, словно его в жаркий день вывели на солнцепёк. Невыносимо, это оказалось совершенно невыносимо. И безумно знакомо. Именно так описывали ломки сокурсники. Вот только Фран не Углями дышал.       Его ломка началась от отсутствия кольца. И юноша не собирался возвращать его. Не хотел снова погружаться в кошмары, утопать в сомнениях и тревогах. Но, признаться, не был уверен, что сможет долго выдержать такую боль.       Франу казалось, он привык к ней. Его тело испытало самую разную боль за в целом недолгую жизнь в пустоши. Каждая терзала по своему, но эта оказалась хуже прочих. Совершенно невыносимой на фоне вялости, от которой он чувствовал себя совершенно беспомощным. Настолько, что к утру Фран невольно покосился на рюкзак. Но взгляд отвёл.       Нет. Кольцо и кошмары убили бы его с большей вероятностью, чем ломка. Боль Фран терпеть умел. А вот попытки задушить его готов был выдержать, только если мучитель чувствовал границы, а не жаждал отправить его на тот свет всерьёз.       Впрочем, выдержать второй день оказалось даже сложнее, чем первый. Потому что прямо с утра его пригласили на встречу с Ямамото. По его личной просьбе.       — Ты Вонголу на самом деле зацепил своим рыбьим лицом, ши-ши-ши, — съязвил Бельфегор, сообщив ему об этом. — Интересно, понравится ли оно им теперь?       — Что, неужели я стал нравиться вам ещё меньше? — протянул Фран, попытавшись моргать быстрее и хоть как-то сворачивать спальник, чтобы не отключиться.       — Больше скажу — всем вокруг, — усмехнулся Бельфегор, качнув клинком. — Что бы ты не начал принимать, бросай, лягушка. Тебе оно только хуже сделало.       Определенно сделало. Но как он мог объяснить, что его так не от наркотика разбило, а от какого-то странного кольца? Когда не знал, как что-то сделать, лучше было даже не пытаться, решил Фран. Тем более, что Бельфегора это едва ли интересовало на самом деле, если не ради очередных подколок.       — Не понимаю, о чём вы, — протянул Фран, затянув верёвки на спальнике и чуть не зашипев, когда палец зажало между ними. — Иногда вы хорошо намекаете, а иногда такие глупости говорите, что при всём желании не поймёшь.       — Пытаешься из меня придурка строить? Глупо, жаба. Давно пора было усвоить, что идиот тут один, и он пытается квакать что-то нелепое, когда не знает, как оправдаться, — проворчал Бельфегор, выйдя из дверного проема кухни, чтобы пихнуть Франа в бок ногой. — Наркотики есть и в пустоши, и про них знаешь не ты один. Рокудовские выблядки постоянно ими балуются. Но им-то на последствия плевать, они что мёртвые. А вот мелким и ещё живым лягухам — нет. Если они тебя на что подсадили, завязывай, пока совсем не размяк. Ты и так талантами не блещешь, а в отходняках до уровня бродяг скатываешься.       — Как мило, что вы обо мне заботитесь, семпай, — продолжил играть идиота юноша, потерев ушибленной бок. Хотя, признаться, даже лёгкий тычок едва не отправил его на пол, настолько тело казалось тяжёлым. — Но странные со мной не особо общались, не то что делились какими-то запасами. Просто спать, ощущая вашу постоянную жажду крови, сложно.       — Ши-ши-ши, улица ждёт тебя, гадёныш, — потерял интерес к разговору Бельфегор. — Если не перестанет сдавать, окажешься там и без своего желания.       С этими словами он вернулся на кухню, готовить себе завтрак дальше. А Фран остался в прихожей, сидеть у спальника и пытаться справиться с дрожью, то колотящей пальцы, то переходящей на всё тело. Снова и снова, вспышками пламени и пульсацией огней под кожей сущности из снов.       Она звала его. Кольцо всё ещё было рядом, и Фран стал чувствовать его энергию ещё отчётливее. Холодом тянуло через всю прихожую. Как и раньше, оно источало пламя даже без носителя. И тянулось к нему, словно руки сущности в самых жутких кошмарах.       Фран не позволил себе сдаться. Даже перед лицом боли, отголоски которой остались где-то в костях, и зова, от которого в висках ломило, а сердце бухало в груди так, словно могло проломить рёбра. Он поднялся и пошёл навстречу. Хотя, признаться, больше хотел отправиться в столовую, попросить кипятка и провести часик за ленивым его прихлёбыванием. В порядке исключения, хотя бы Бельфегор со встречи сбежал. Куда не сказал, а Фран предпочёл за лучшее не спрашивать. После утреннего разговора ему вообще не стоило рот открывать, если он не хотел нарваться на проверку вещей на наличие наркотиков. Впрочем, человек, не умеющий молчать в его сторону, всё равно нашелся.       — Ох ты ж! Выглядишь паршиво, брат по учёбе, — присвистнул Ямамото вместо приветствия, когда открыл дверь номера единственного отеля на базе. — Скуало, с каких пор бессонница считается обязательным условием жизни в Варии?       — И вам доброе утро, — протянул Фран, пихнув вонгольца плечом и просочившись в комнату.       — Врой, мелочь, ты сколько не спишь? — недовольно произнёс Скуало, выглянув из-за угла комнаты. — Что Бел делает?       — Почему сразу он? — ради приличия попытался защитить напарника Фран, кое-как стащив с себя сапоги. — К вашему сведению, он удивительно покладист. В пределах дома почти меня не бьёт и даже насмехается не так усиленно. Не знаю, что вы ему сказали, но вы определённо волшебник.       — Тогда какого хера ты выглядишь так, словно снова заболел? — заворчал Скуало, вернувшись в комнату и, судя по звуку, сев за стол.       — Много мыслей, мало времени. Ничего особенного, — отмахнулся Фран, пройдя в комнату. — Скажите лучше, зачем вызвали меня на это почти семейное собрание? Я себя вашим братом не признавал, Ямамото Такеши.       Комната в варийском отеле оказалась в разы лучше комнаты в бараке. Да, места было немного, и большую его часть занимала кровать у дальней стены и деревянный стол прямо за углом от прихожей, словно вынесенный из столовой, но в остальном место радовало удобством. По меркам Варии. В конце концов, пол начистили, не оставив ни следа пыли, побелка на стенах ещё не успела растрескаться и размокнуть, а в воздухе пахло чем-то травянистым. Офицерам такого не доставалось.       Фран роскошью воспользовался и уселся за стол напротив старшего офицера Суперби. Тот разве что нахмурился, но скрыл недовольный изгиб губ за краем кружки с, судя по запаху, кофе.       — Ну, это не совсем семейное собрание, — хохотнул Ямамото, тоже пройдя за стол и сев между двумя не особо лучящимися дружелюбием варийцами, словно чтобы уравновесить их. — Скорее деловое. В рамках нашего кое-как установившегося соглашения.       — Болтать ты явно научился лучше с тех пор, как свалил, — проворчал Скуало, поставив кружку, но не отпустив её. — Мне ты сказал, что хотел познакомиться с мелким поближе при моём участии. Колись давай, что придумал?       — То же, что и раньше, — как ни в чём ни бывало улыбнулся Ямамото. — Времена сейчас непростые. Вонгола ищет туманника надёжнее Мукуро. Хром прекрасна, но она слишком верна учителю, чтобы на неё можно было положиться. Если ситуация продолжит становиться хуже, наверняка они не останутся с нами.       — Мне казалось, мы это уже обсуждали. И вы получили ясный ответ, — протянул Фран прежде, чем Скуало успел что-то сказать.       Надеялся избежать крика, от которого и так гудящая голова могла разболеться лишь больше. Не смог.       — Ах ты ж, группа идиотов! — рявкнул Скуало, стукнув по столу правой рукой, да так, что откуда-то донёсся металлический звон. — Варии тоже нужен туманник! Ещё побольше вашего! И я не намерен уступать мальчишку даже в знак нашего сотрудничества, Такеши!       — Старший офицер Суперби, я сам могу принять решение, — едва не сморщился от боли Фран, даже чуть согнувшись. — И я собираюсь остаться в Варии. Меня здесь устраивает почти всё. Перспективы так точно.       — Я же не говорю про постоянную работу, — нисколько не смутился Ямамото. — Лишь на время. Пока вся эта чертовщина с пламенем не уляжется. А потом уж сам посмотришь, где тебе будет лучше.       — Как ты посмотрел? — рявкнул Скуало вместо Франа. — Я и так сильно рискнул, отправив мелочь к Мукуро. Позволять ему на вас работать не собираюсь, даже если он сам захочет. Хватило одного свинтившего ученика.       При этом взгляд Скуало скользнул от Ямамото к Франу. И он был до того выразительным, что юноше не понадобилось вникать в слова. Вария видела его своей собственностью. Чем-то, что они уже получили. Франа это полностью устраивало.       — А я и сам не поеду, — ответил он, переведя хмурый взгляд на Ямамото. — С чего вы вообще взяли, что я вам подхожу? Вы в бою меня видели один раз, и то мельком. То, что я выжил тогда, могло быть случайностью.       — Могло. Но Тсуна видит это иначе. А я привычен доверять ему, он парень внимательный, — улыбнулся Ямамото, впрочем, тоже чуть нахмурившись. — Честно скажу, то, что происходит с пламенем, тревожит всю верхушку Вонголы. Вас, может, нет, у Варии сейчас другие вопросы, но главный для нас — этот. И я бы сказал, на ближайшее время останется.       — Решил и дальше терпение моё испытывать? — оскалился Скуало, кажется, едва сдержавшись. — То, что ты раньше был моим учеником, не станет преградой для твоего убийства. И тогда Вонгола сможет забыть и о пламени, и о перспективах.       — Даже не думал быть грубым, учитель, — всё же присмирел Ямамото, даже подняв ладони. — Вария серьёзная сила. Большая угроза. Но пламя — ещё большая. Как и говорил, я в этом не спец, но даже так… Я чувствую, что грядет что-то неправильное.       Может, это была актерская игра на уровне старшего офицерского состава Варии, но посол Вонголы совершенно переменился в лице. Улыбка сползла с его губ, взгляд карих глаз стал серьёзнее, а брови нахмурились.       — Это секретная информация, я не должен её разглашать, однако… — начал он, положив ладони на стол и сжав их в кулаки. — Новости из Джиглио Неро всё хуже. Они говорят, по ночам над Кратером вспыхивает пламя. Оттуда исходит невероятная энергия, из-за которой даже подойти к краю для проверки тяжело. Там постоянно слышны звуки… Словно кто-то поёт.       — Культисты эти, кто ж ещё, — фыркнул Скуало, кажется, чуть успокоившись. — Рокудо убил Спейда, но это не значит, что паства разбежалась. Видать, всё ещё сидят там и мечтают о величие.       — Нет. Это не они, — качнул головой Ямамото. — Вернее, и они тоже, но позже, к середине ночи. И… Мукуро сам недавно признался, что, возможно, не сумел до конца исправить то, что натворил Спейд.       Скуало медленно разжал ладонь, которой всё ещё сжимал кружку. По лицу его словно тень пробежала, поглотив остатки злости. Старший офицер Суперби всегда держался уверенно, но в тот момент, кажется, стушевался. Фран увидел, как дёрнулись его плечи и сам ощутил холодок на том месте, где ещё недавно было странное кольцо. Кости заломило, а по телу разлилась слабость, от которой юноша едва не согнулся до самого стола. Выдержал он только сосредоточившись на главной мысли:       — К вашему сведению, я всё ещё здесь. И не понимаю, о чём вы говорите.       Взгляды ученика и учителя обратились на него. Кажется, они и в самом деле забыли о третьем участнике разговора. Хотя решали, в общем-то, его судьбу.       — Дела минувших дней, — неохотно произнёс Скуало, махнув левой рукой. — Один из прошлых Хранителей Вонголы поехал крышей пуще прочих в пустоши и решил, что хочет пробудить пламя, устроившее Вспышку. Даже паству вокруг этой идеи собрать умудрился. Но только натравил на себя всех, за что и расплатился.       — Может, не только, — поправил его Ямамото. — Деймон Спейд был одним из сильнейшим туманников. Даже Мукуро не может с ним сравниться. Что-то Спейд точно сделал. Но, кажется, с отложенным эффектом.       — Без разницы, что он там сделал, его культ был и остаётся бредом окончательно уехавшего человека, — отмахнулся от него Скуало. — Всё, что происходит сейчас, лишь последствия. Культ ещё существует. Пусть Джиглио Неро соберутся и надают им — всё и закончится. А мальчишку я тебе не отдам. Тем более, если он сам не хочет.       — Ваша удача, что наши взгляды на этот вопрос совпадают, — протянул Фран, откинувшись на спинку стула, чтобы совсем не расплыться. — Я остаюсь, «брат». Так и передай Саваде.       — Эх! Твое дело, не смею настаивать, — пожал плечами Ямамото. — Но хоть на кофе согласишься? Кажется, оно тебе нужно.       — Умеете вы вину искупать, — выдохнул юноша, попытавшись сдержать дрожь, вновь забившую пальцы так, что ногти по столу застучали. — Если ещё бодрящей настойки туда капнете, я, может, постараюсь быть помягче.       Ямамото рассмеялся, но оказался настолько добр, что и в самом деле раздобыл настойку и щедро плеснул её в кофе. Жаль только, что даже это варево, почти проходившее на центровские энергетики, не помогло. Фран чуть взбодрился, но вялость и медлительность никуда не делись. Он разве что перестал засыпать на ходу. Так себе достижение, учитывая, что не это было его главной проблемой.       Но юноша хотя бы смог продержаться до вечера. К счастью, Бельфегор оказался настолько занят так и оставшимися неизвестными делами, что даже отменил тренировку. Фран искренне поблагодарил судьбу за эту поблажку. Потому что к вечеру все его мысли заняло кольцо.       Тело вновь стала выкручивать боль, причём ставшая словно бы сильнее. Хотя, казалось бы, куда, если и до этого суставы и кости словно изнутри распирало? Лёжа на спальнике и пытаясь дышать, Фран смотрел в потолок, силясь хотя бы собрать размывающийся взгляд, и срывался на сдавленные стоны сквозь зубы. Он чувствовал себя так, словно каждую кость в его теле ломали, причём по кусочкам, наживую, для начала медленно срезая плоть раскаленным ножом. Тело казалось одной сплошной раной. Даже органы, по ощущениям, выкручивало до кома в горле, до жжения в груди, до того, что каждый вдох давался с трудом. Снова и снова, не давая ему и глаз сомкнуть. Так плохо Франу не было даже на адаптации. Там он мог потерять сознание. А здесь…       Здесь в голове в такт боли пульсировала мысль, не дававшая упасть в обморок — возьми меня. Чужое, навязанное требование. Зов кольца, ставший настолько сильным, что поглотил прочие мысли.       Фран старался бороться с ним. Сжимал ладони так, что ногти вспарывали кожу, но почти этого не ощущал. Кусал губы до крови, но разве что давился вязким, мерзким вкусом, от которого тошнило сильнее. Пытался медитировать, как учил Мукуро, и дышать, как наказывал Бельфегор, но ни одна мысль не могла прорваться сквозь морок.       Возьми, и всё закончится, обещало кольцо. Перестань терзать себя. Не будь глупцом, каким уже себя показал. Не сможешь показать уровень снова, и потеряешь дом. Продолжишь ползать, как ничтожество, которым ты и являешься, и тебя выбросят в пустошь. Кольцо — твоё единственное спасение. Надень его. Верни себе силу, которой заслуживаешь. Фран знал, что это плохое решение. Что от кольца ему станет только хуже. Но с каждым новым импульсом боли предложения казались всё слаще.       Возвращения в дом Бельфегора Фран почти не заметил. Услышал разве что, как тот прошёл мимо, буркнув что-то про «жабу в наркотическом экстазе, которой следует хотя бы не так заметно корчиться», и ушёл в свою комнату. Ему к тому моменту не хотелось и дышать. Даже сердце, кажется, стало стучать через раз, да так, что рёбра пронзало болью от каждого удара. Какое тут сосредоточение?       И всему этому не было ни конца, ни края. Сокурсники Франа говорили, что ломка от Углей не заканчивалась, пока он не принимали новую дозу. Что она оставалась, пока не запросишь о помощи, не сдашься или не умрешь. Франу не помогли бы, потому что его ломало не от нехватки наркотика, а от отсутствия чёртового кольца. И умирать он тоже не хотел. Поэтому его и снял.       Но, кажется, выбора у него не осталось. Одна ошибка, а сколько от неё нашлось проблем…       Фран продержался до середины ночи. Ни разу за это время не потеряв сознание. Даже когда позвоночник словно иглами стало пронзать, он ощущал каждую нотку боли, волной судорог сотрясающую тело, слышал каждое слово кольца, становящегося навязчивее.       Всё время в пустоши Фран доказывал всем и себе в том числе, что он не слабак, не мальчик из Центра, а упрямая, глупая жаба, шедшая к цели до последнего, даже если роняли в грязь раз за разом. Но в этот раз он сдался. Позорно спозл со спальника, дрожащей рукой подтянул к себе рюкзак и вытащил из него кольцо.       И ещё более позорно разревелся, когда оно оказалось на пальце и боль ушла, как будто её и не было. И даже морок в голове развеялся, оставив ему жестокое осознание…       Он попался. Залез в ловушку, из которой не мог сбежать, как бы ни хотел. И даже не знал, чем это могло закончиться.       Ничем хорошим точно. Что бы ни являлось ему во снах, Фран не сомневался, оно вернётся. Снова станет терзать не тело, но разум.       Он влез в эту историю и уже не мог её покинуть. Это снова была не его мысль, но обещание кольца. Жестокая насмешка над мальчишкой, так желавшим силы, что заключил сделку с неведомой сущностью, спрятавшейся за дьявольским кольцом.