Отпусти меня

            Священник старался не оставлять цыганку надолго одну, когда его не было, то место сторожа занимал Квазимодо. На следующий после побега день девушка обнаружила, что из одной тюрьмы попала в другую, но Клод успел внушить Эсмеральде, что жизнь её и ребёнка всё ещё в опасности. На всех окнах имелись крепкие решётки, установленные снаружи, ставни же хитроумным образом открывались внутрь. Натянутый промасленный холст препятствовал свободному проникновению света. Священник отпирал ставни в комнате, только когда находился в доме, в остальное время девушка должна была довольствоваться свечами. Он всё ещё не доверял ей, поэтому мучился, что она могла подать знак кому-то из своих знакомых бродяг. Это делало священника особенно подозрительным, но в то же самое время Клод понимал необходимость завоевать её доверие.       Архидьякон вылечил её рану на ноге, оставленную кандалами и пыткой, он устроил купание для неё, подготовив вместе с Квазимодо закуток на кухне, где развёл огонь и поставил большую лохань. Эсмеральда с удовольствием смыла с себя нечистоту тюрьмы, вывела многочисленных вшей и почти неделю терпеливо вычёсывала свои кудрявые волосы. Присутствие священника продолжало пугать её, но особенно тревожили его речи. Клод балансировал между угрозами и обожанием. Он не уставал клясться в любви прелестнице, но вместе с тем каждый день говорил с ней о будущем ещё не рождённого ребёнка. Клод поставил своей задачей окончательно сломить волю цыганки, чтобы даже малейшая мысль о побеге была ею отвергнута со страхом.       — Ты видишь, что этот дом достаточно просторен, — говорил священник, усаживаясь рядом с кроватью, на которой сидела, опустив голову, Эсмеральда. — Я смогу дать ему гораздо больше, чем ты могла бы собственными силами. Какое будущее ждёт сына одинокой цыганки при мёртвом отце? Станет вором и через пятнадцать лет ты сможешь увидеть, как его повесят, закопают в землю или сварят живьём. Этой судьбы ты бы желала для сына блестящего Шатопера? — его голос терзал слух Эсмеральды.       Девушка не выдерживала и закрывала уши.       — Прошу вас, — её глаза затравленно смотрели на Клода. — Вы можете не говорить мне обо всех этих ужасах? Я ведь дала обещание! Что вам ещё от меня нужно?       И он замолкал, хотя внутри весь клокотал от гнева. Что ему нужно было? Изгнать из её мыслей даже тень Феба! Но разве это возможно, пока день ото дня растёт в её чреве плод чужой любви? И всё же, поразмыслив, он прекратил свои угрозы. Теперь Клод старался купить благосклонность девушки подарками и хорошим обращением. Он приносил ей вкусную еду, осматривал её и готовил снадобья для укрепления здоровья и приведения в равновесие всех телесных жидкостей. Клод принёс ей одежду и, заметив, что красавица томится без дела, принёс штуку тонкого полотна и швейные принадлежности, чтобы она начала шить приданое для младенца. Эсмеральда с радостью занялась пошивом чепчиков и пелёнок, делая это вначале неумело, но постепенно всё больше увлекаясь.       Эсмеральде гораздо больше нравилось, когда возле неё дежурил Квазимодо. Уродливость горбуна с лихвой возмещалась его преданностью и обожанием. Очень скоро Эсмеральда поняла, какой властью обладает над ним. Казалось, Квазимодо был готов на всё ради неё, взгляд его единственного глаза часто останавливался на ней с необыкновенной нежностью. К тому же горбун был деликатен, он никогда не задерживался в её спальне, если девушке хотелось отдохнуть, в то время, как священник не покидал её даже в минуты сна. Эсмеральда иногда нарочно притворялась спящей в надежде, что Клод уйдёт, но он продолжал сидеть рядом с кроватью. А один раз она вздрогнула от того, что он погладил сухими холодными пальцами её по щеке.       — Не делайте так больше! — Эсмеральда испуганно спряталась под одеялом.       Клод перевёл на неё взгляд, исполненный печалью, и ничего не ответил.       Квазимодо никогда не позволял себе такой непочтительности. Чтобы немного размяться, Эсмеральда ходила по дому, поднимаясь и спускаясь по скрипучей лестнице, горбун всегда шёл позади неё, готовый в любой момент подхватить девушку, если она оступится. Но Эсмеральда не обольщалась, она слишком ясно видела, какой властью над горбуном обладает его господин. Возможно, священник объяснил воспитаннику, что Эсмеральда теперь женщина самого Клода и носит его ребёнка? Только Квазимодо всегда держал себя крайне почтительно, боясь иной раз взглянуть на неё.       Эсмеральда не смирилась ни со смертью Феба, ни с необходимостью оставаться под покровительством его убийцы. Но Клоду удалось затуманить ей голову страхом, она полагала, что её ищут, а бродяги, которые, возможно, захотят прийти на помощь, подвергнутся страшному риску. Слова про будущее ребёнка тоже не могли не оказать влияния на её настроение. Сейчас во всём мире единственным существом, которое полностью занимало мысли Эсмеральды, был сын Феба.       Священник слишком хорошо знал, на какие струны её души надавить, он живописал ужасы Двора чудес для ребёнка, хотя и не передавал и сотой доли возможных бед. Эсмеральда с ребёнком на руках стала бы отверженной для цыганского племени, её быстро окрутила какая-нибудь сводня, а с малышом могло случиться всё, что угодно! Сколько случаев было, когда здоровых детей калечили, чтобы приставить их к ремеслу попрошайки! Неужели ясные глаза сына её Солнца выдавит какой-нибудь негодяй?! Эсмеральда содрогнулась. Она отомстит за Феба, но позже! Сейчас требовалось выносить и родить здорового малыша, а для этого вполне годились заботы священника. Потом Эсмеральда придумает, как быть, обязательно! А пока нужно смириться.              Клод Фролло развил свою бурную деятельность из-за побега цыганки, столь дерзкого, что явно не обошлось без колдовства. Парламент подал прошение королю об изгнании цыган! Прошение было удовлетворено во многом благодаря тому, что во время посещения Парижа в июле король встретился для беседы с архидьяконом и тот сумел так живо описать зловредное влияние цыган, что подозрительный Людовик согласился. И хотя обыски стоянки цыган не обнаружили следов Эсмеральды, всё равно люди прево изгнали племя белых мавров за пределы Парижа.       Другой заботой Клода Фролло стало устранение Гренгуара, что оказалось не так уж сложно. Козочку Джали решено было казнить без хозяйки и весь Париж с радостью смотрел на то, как мучилось и блеяло несчастное животное, пока палач с невозмутимым видом поднимал её в петле. Лишь немногие заметили, что копыта и рожки этой козы не хранили следов позолоты. Накануне Гренгуар, подкупив тюремщиков, заменил Джали на какую-то безвестную козу. Затем поэт покинул Париж на подводе вместе со спасённой Джали. Всё это он сумел провернуть на деньги, полученные от архидьякона, признательность к которому сохранил на долгие годы.       Клод не забывал рассказывать Эсмеральде и об изгнании цыган, и о спасении Джали с Гренгуаром, и о том, что Клопена Труйльфу недавно повесили на виселице Монтильи. Эсмеральда старалась не выдать своих чувств, но каждая чёрная весть, принесённая священником, становилась новой каплей в чаше его злодеяний, почти переполненной. Новости о Джали порадовали, но то, что козочка досталась Гренгуару, несколько опечалило цыганку. Это ведь она научила козочку всем трюкам, а поэт просто присвоит себе все достижения! В минуты возмущения она лишь прикусывала нижнюю губу и продолжала слепо втыкать в ткань иглу, потом приходилось всё распарывать и перешивать. Бог с ним, пусть терзает её злыми вестями! Эсмеральда ждала.       Приободрённый её покорностью, Клод изъявил желание спать с ней в одной постели, чем привёл девушку в ужас.       — Нет! — кричала она, прижавшись спиной к стене, одна рука выставлена вперёд, другая прикрывала округлившийся живот. — Я стану вашей не раньше, чем родится маленький!       Какая же она дура! Вообразила, что этому чудовищу будет достаточно ночного бдения возле её постели! А он вот что задумал!       — Я лягу с тобой, — твёрдо с нажимом ответил священник. — Но клянусь, что не покушусь на тебя… Мне просто нужно чувствовать тебя рядом, вдыхать запах твоих волос! Я не трону беременную женщину!       Эсмеральда не верила ему, она готова была обороняться, но внезапно живот пронзила боль, она закричала и схватилась за него. Клод спешно уложил её на постель и начал ощупывать чрево и считать пульс цыганки. Эсмеральда замерла, сейчас она больше боялась за младенца, чем за себя. После того, как она выпила какой-то горьковатый горячий настой, ей стало легче. Клод с облегчением взял её за руку.       — Я должен быть рядом, прошу тебя, — он поцеловал холодные пальцы Эсмеральды и та, закрыв глаза, слабо кивнула.       Да, они делили постель и одному Господу известно, чего стоило священнику сдерживать себя. Он спал, прижавшись к спине Эсмеральды, и под утро она часто ощущала, как ей в бедро упирается отвердевшая мужская мышца. В такие мгновения она старалась отползти от него подальше. Но сама близость священника почти не пугала её, напротив, поселившийся после тюрьмы холод, не отступающий даже в июльскую жару, рядом с Клодом утихал. Он грел её и даже выводил из тех кошмаров, которые порой не давали ей спать. Как будто это не он причина этих ужасных снов! В темноте она с лёгкостью меняла постылого священника на красавца капитана и тогда кольцо рук, обнимавшее её под грудью, переставало казаться нестерпимым. Засыпая, она сама прижималась к священнику, внушая себе, что на самом деле это был Феб. Иногда Эсмеральда позволяла Клоду целовать свои волосы и шею, но никогда не разрешала продвинуться дальше. Пока он отгонял дурные сновидения, его можно было терпеть, но не более.              Клода жгло огнём плотское желание, которое лишь слегка затихало во время совместного сна. Когда он понял, что не сможет сдерживаться и овладеет ею даже против воли, то сам изъявил желание покинуть совместную кровать. Эсмеральда испытала облегчение, которое только усилилось, когда он перестал также дежурить возле её постели. Плохо, что кошмары вернулись, но их Эсмеральда была готова терпеть, особенно теперь, когда дитя резвилось в её животе. Толчки её сына наполняли девушку гордостью! Он вырастет таким же сильным и храбрым, как отец! И он отомстит убийце милого Феба! Возможно, от перенесённых мук, Эсмеральда озлобилась, всё чаще её стала посещать забавная мысль. Что, если заставить священника вырастить сына Феба и убедить Клода, что сама Эсмеральда любит его? А потом, в момент, когда священник будет меньше всего этого ожидать, она без сожаления перережет ему глотку! Это ли не желанная месть?! Эти мысли стали посещать цыганку в октябре, тогда же она решила быть внимательнее к священнику.              Клода радовала перемена в цыганке, он с восхищением смотрел на неё в уютном свете свечей. По её просьбе он читал ей что-нибудь занятное и объяснял, пока девушка занималась приданым для младенца. Архидьякона время смягчило, он уверился в том, что Эсмеральда смирилась со своей участью, и даже не находил причин для неприязни к будущему ребёнку от Феба. В конце концов, ему не в первый раз воспитывать чужих сыновей. Он выправил Эсмеральде бумаги на имя Мари Прюн, уроженки Франш-Конте, чьи родители якобы умерли от чёрной оспы. В начале ноября Эсмеральду обвенчали с Квазимодо, чтобы узаконить будущее дитя. Клод сам проводил венчание, он с ревнивой подозрительностью смотрел на замершего рядом с цыганкой Квазимодо. Таяли восковые свечи, Эсмеральда равнодушно повторяла слова брачного обета, горбун не решался на неё взглянуть. Свидетелями были соседи, арендовавшие дома в лене Клода. Простые горожане, они поражались тому, что такая красавица могла найти в подобном чудовище, на архидьякона почему-то никто не подумал. Возможно, сказалось уважение, которое эти люди питали к важному священнику, а, может быть, представить с юной красавицей этого высокого мрачного вида человека казалось даже более странно, чем горбуна.       Став госпожой Сен-Мартен, Эсмеральда только тяжело вздохнула, но это лучше, чем растить бастарда. По блеснувшему взгляду священника, когда он заканчивал церемонию, она догадалась, что точно так же он собирался узаконить их будущих общих детей. Эсмеральда содрогнулась от отвращения. Господь не допустит! Но разве было дело Богу до её печалей? Иначе бы не отняли у неё Феба, вверив в руки убийцы. Эсмеральда шла, опираясь на руку Квазимодо, и смотрела вперёд себя невидящим взглядом.              И потянулась ставшая привычной жизнь. Визиты архидьякона, Квазимодо теперь постоянно жил на первом этаже. Священник читал по вечерам Эсмеральде, она привыкла к его голосу, казалось, дитя в её утробе тоже слушает священника. Эсмеральда заметила, что её мальчик замирал, стоило только Клоду начать читать, и в эти час-полтора не докучал матери сильными пинками. Мирные вечера стали особенно дороги архидьякону. Клоду начинало казаться, что он получил то, от чего отказался, будучи наивным юношей — семью. Маленькая жёнушка, мирно обмётывавшая края пелёнок и свивальников, огонь, горящий в очаге, дитя, спящее в чреве любимой женщины. Пусть и не его ребёнок, но разве это было так уж важно? Архидьякона заворожила иллюзия и он пребывал на вершине счастья, не догадываясь, что его слушал только нерождённый младенец. Огонь догорал, Эсмеральда мыслями была с красавцем Фебом, ей не было дела до чувств священника, сейчас она просто играла роль.       Время приближалось к родам и Эсмеральда готовилась к ним со всем тщанием. Клод подыскал для девушки умелую повитуху и Квазимодо всегда был настороже, чтобы привести её. Позаботился священник и о стуле для рожениц, который доставили из плотницкой мастерской с Овечьей улицы. Эсмеральда иногда присаживалась на него и пыталась вообразить: каково это — рожать? Всё, что она могла представить, это напряжение, как при большой нужде, наверное, что-то в этом роде. Но внутренний голос шептал, что её ожидает нечто куда более страшное и необратимое. Тогда лёгкая дрожь проходила по рукам и Эсмеральда спешила подняться со стула. Она молилась, чтобы всё прошло удачно!