LUNAR 6REEZE: DARK SIDE

Несколько лет назад

             — Папа…              Держась маленькой ладошкой за руку своего отца, мальчик робко жался к его ноге, боясь показываться перед человеком, который стоял напротив.       — Не бойся, Итэр. Всё будет хорошо, — проведя рукой по светлым волосам ребёнка, мужчина старается выглядеть непринуждённо и расслабленно, будто то, что прямо сейчас начнёт происходить — это необходимый порядок вещей, с которым важно и нужно было… мириться.

Ярко-зелёное огромное дерево, выросшее из плодородной, наполненной минералами земли

      — Привет, — мужчина, стоявший напротив мальчика и его отца, наконец впервые за всё время подаёт голос — мягкий, спокойный и не очень ему подходящий. Его светло-голубые, почти стеклянные глаза, которые слегка разнились в оттенках — не вызывали у мальчика и толики доверия. И даже осторожная улыбка, которую мужчина являл на своих губах, пока пытался о чём-то говорить… не спасала положения.

Дерево было похоже на Иву — оно склоняло свои длинные ветки к земле и воде, словно пытаясь погладить её, поблагодарить за жизнь и силы, которые те подарили

      Этот человек был словно призрак — худой, бледнолицый, с такими же светлыми, как у Итэра, волосами. Он был одет в белый длинный халат, который выдавал в нём скорее простого взрослого, решившего надеть на Хэллоуин простыню, дабы попугать детей.              Но на самом же деле… это был просто врач.       

Дерево пытается быть ласковым и добрым. Оно хочет счастливо прожить свою многовековую жизнь, оно хочет быть полезным и дарить другим радость. Оно мечтает завести друзей

      — Меня зовут Дайнслейф, Итэр, — присаживаясь напротив мальчика, мужчина тёплым дружелюбным тоном приветствует его и протягивает к нему руку, словно обращаясь ко взрослому.              Итэр совсем едва колеблется, прежде чем отпустить отца и ответить врачу рукопожатием. Он много раз видел, как мужчины и женщины приветствуют друг друга подобным образом, но ещё никто и никогда не делал этого в отношении него самого…              — Пожалуйста, позаботьтесь о нём, — раздаётся слегка обеспокоенное со стороны отца, на которого Итэр лишь на мгновение поднимает взгляд, наблюдая, как тот спешно уходит, на прощание лишь погладив мальчика по волосам.       

Сильный ветер, рвущий верхушки деревьев, и льющийся тяжёлым шквалом дождь

             — Папа…?       Итэр знал, что его ждёт: он уже много раз прощался с отцом вот так. Тот не любил долгих объятий или слёз. Вероятно, ему было очень больно всякий раз отрывать ребёнка от семьи и отдавать его на попечение врачам….              — Итэр…?              …которые никак не могли ему помочь.              Сколько бы они ни старались, сколько бы ни пытались понять его, сколько бы ни рисовали, ни записывали образы, возникавшие в его голове — они никак не могли ему помочь…              Никто не мог помочь маленькому ребёнку, которому с рождения видятся картинки: полей, морей, деревьев…       — Не стоит плакать, Итэр…       

Дерево очень хочет быть полезным. Дерево ищет способы помочь

      Мужчина в белом халате — тот единственный, который остался рядом с мальчиком, ласковым движением касается его лица, проводя пальцами по щеке, дабы смахнуть маленькие капельки слёз…

Но вместо солнечной погоды его снова настигает дождь

      Итэр уже ничего не ждал. Какими бы хорошими медсёстры и врачи ни были, как бы много они ни говорили, они…              — Не стоит плакать, Итэр, — снова повторяет человек, назвавший себя Дайнслейфом. — Ты ведь не хочешь навредить дереву, верно?              Дерево…?              — Ты… тоже видишь его? — распахнув в удивлении заплаканные глаза, Итэр смотрит прямо перед собой — на всё такую же мягкую и нежную улыбку…              — Я вижу его, Итэр. Я его и создал.       

Настоящее время

      — Сяо…?       

— 000 —

             Мягкий отблеск лунного света, стекающего по полу прямо из открытого широкого окна, на одно мгновение внезапно прерывается из-за промелькнувшей едва различимой тени.              Её движение, словно вспышка, появившаяся на долю секунды, заставляет Итэра в лёгком испуге замереть на месте — прямо на пороге двери чужой комнаты…              Сяо…?              Решив подняться сюда, парень даже близко не ведал, чего ему ждать: будет ли это разговор с Сяо или попытка вытащить его на улицу, дабы вместе с ним полюбоваться фейерверком; будет ли это откровение или вновь уход от ответа…              Итэр не знал этого наверняка.       Наверное, именно поэтому любой, даже самый маленький, самый незначительный шорох казался ему достойным внимания — он хотел бы вынести из разговора с Сяо всё, что сможет. Он хотел прочувствовать в нём хоть что-то, кроме темноты и «нулевых кодов».       Итэр был уверен, что ему удастся это сделать.       — Кх…       

— 00… 2 —

      Однако…       — Сяо…?              …едва войдя в комнату Сяо, в помещение, в котором царила густая темнота, что, словно смрад, расползалась по стенам… до Итэра внезапно доходит странное чувство — присутствие чего-то необъяснимого, чего-то, что ещё прежде никогда ему не приходилось ощущать на себе…              Это и в самом деле была темнота. Чернильная, густая. Словно кровь.              — Сяо…              Это было чувство страха, смешанного с отчаянием, болью, с чем-то очень горьким, таким, что юноша никак не мог осязать. И едва только стоит Итэру сделать шаг в эту темноту, в эту холодную комнату, в которую внезапно перестаёт поступать лунный свет…       

— 00… 5 —

      Будто в одно мгновение пространство, словно картинка, сминается в однородное чёрное полотно…       

«Уходи…»

             И в ту же секунду до Итэра добирается уже знакомый ему голос, что звучал в голове мыслью, которую он словно повторял сам себе…       

«Пожалуйста, не подходи…»

             Однако ни молящие просьбы, ни тихий рык, что начинает сопровождать кромешную темноту, сквозь которую Итэр пересекает чужую комнату, ни даже отсутствие света — ничто из этого не останавливает юношу.       

«Я сказал: уходи!»

      И становится его роковой ошибкой.       

— R002 —

      Едва только добравшись до кровати или чего-то, что Итэр никак не мог опознать в темноте, его вдруг прошибает чувством колкого холода, пронзающего почти насквозь — так внезапно и резко, словно вошедшее в его спину лезвие ножа…              И в то же мгновение…              «Вершина высокой горы, с которой спадают огромные каменные глыбы…»              Итэр видит пейзаж. Впервые за всё время нахождения рядом с Сяо — ему удаётся различить хоть что-то, кроме темноты.              «Огромные валуны, скатывающиеся к подножию, по дороге снося всё на своём пути: кусты, деревья и цветы…»              — Я же сказал тебе уйти.              Томный, бесноватый, будто искажённый ярой одержимостью голос, раздавшийся за спиной, заставляет Итэра в испуге дёрнуться и попытаться обернуться, однако…              «Нескончаемый камнепад, усиливающийся с каждой секундой, в одно мгновение внезапно озаряется ярким алым светом…»       Парень не успевает даже шелохнуться, прежде чем его хватают за шею — грубо, безжалостно сдавливая её сильной рукой, длинные ногти которой буквально впиваются в его кожу…              — Кха… а…              «И вот он стоит, наблюдая за этой злостно прогремевшей и яростной вспышкой, которая наконец являет истину холодной, недостижимой горы, что на деле представляется… вулканом».              — Сяо…              Оцепенев от ужаса, Итэр в глубоком, разящем всё его естество страхе распахивает глаза, лихорадочно цепляясь пальцами за чужую руку, что начинает его безжалостно душить…

— R40F —

      Это было едва стерпимо больно, но вместе с тем… отрадно — вместо холода и темноты постепенно, с каждой новой протекающей секундой Итэр ощущал ещё и нечто живое, похожее на гнев, распалённый отчаянием и…       

«Я ведь просил тебя уйти…»

      Тщетной попыткой отречься.       Итэр совершенно не понимал, что он видит — он терялся в хаосе собственного страха и шквала чувств, который испытывал тот, чей покой он посмел нарушить…              «Дышащий огнём и всепожирающим пламенем вулкан извергался, покрываясь текучей лавой…»              — Сяо…       Впервые в жизни Итэр видел подобную картину. Он впервые стоял лицом к лицу с неизбежностью собственной смерти, смотря, как лава, стремительно поглощающая всё живое, несётся прямиком к нему…

— F10F —

      Желая его поработить. Сломать. Уничтожить.       — С-сяо…       Однако Итэр не прекращал попыток освободиться — он хватался пальцами за чужую руку, держась так, словно желая не столько отнять её от себя, сколько… уцепиться за неё — за малейшую возможность увидеть исход катастрофы.       Он хотел бы предотвратить её, хотел бы сбежать, повинуясь человеческим инстинктам, но едва ли он мог оторвать взгляда от красоты происходящего. От яркого пламени, что, словно свет, разливалось по округе, слепя глаза…

«Огонь мчался так быстро, что, казалось, от него совсем нет спасения. Что в любой из сторон, куда бы ты ни подался в бегство, он настигнет тебя и… поглотит».

      Именно этого Итэр и ждал — он оставался на месте, готовый встретиться с пламенем, готовый отдаться ему в неизбежности…

«Уходи, уходи, уходи…»

      — Нет…!              Крепко, из последних сил выкрикнув свой отчаянный протест, своё желание остаться на месте и посмотреть на исход событий, Итэр вдруг…

«Многие говорят, что мы имеем право только смотреть, но…»

      …представляет в голове скользящую по округе прохладу.              Мягкую, осторожную — словно хирургический инструмент, что вводят в тело, боясь задеть соседние органы.

«Ревущий от безумия, сводящий с ума поток огня начинает сходить на нет, испаряясь из-за сильнейшего холодного ветра…»

      И вместе с тем Итэр ощущает, как хватка чужой руки ослабевает, позволяя ему опуститься на пол.       — Кх… кх…       Освободившись, юноша пытается отдышаться, громко кашляя сквозь жжение в груди и скатывающиеся по лицу слёзы…

«Ветер разносится по округе, унося за собой пламя, что, растворяясь, осыпает землю пеплом…»

             Всё ещё желая взглянуть на того, кто ещё мгновение назад, казалось, намеревался убить его, Итэр резко оборачивается…

«Уходи, уходи…»

      Несмотря на звучавшие в его голове просьбы, юноша всё равно обращает испуганный, дрожащий взгляд прямо перед собой — на сидящего, держащегося за своё лицо «человека», пытавшегося будто скрыться от всего мира…

«Земля остаётся выжженной, мёртвой, непригодной для жизни…»

      Смотря на Сяо, покрытого чёрной, густой, словно туман, дымкой, Итэр замирает, наконец осознавая, что именно он видел всё это время.

«Уходи…»

      Пытавшегося запрятать глубоко внутри себя боль существо, которое испытывало рвущую на части жажду, потребность в чём-то, чего Итэр ещё никогда не видел в людях…       Это была жажда крови.       — Сяо…       И вопреки чьей-то воле, он пытался не просто сдерживать себя — смрад, что растекался по комнате, словно его собственная кровь, самолично убивал его. Он отравлял его, он изводил его, заставляя терзаться в лихорадке…

«Многие говорят, что мы имеем право только смотреть на боль страдающих существ, но я уверен, что это не так…»

      Итэр ещё никогда прежде не встречался с подобным — он видел, как смерть забирает души людей, он видел их боль и отчаяние, видел страдания, но…              — Сяо…              …он никогда ещё не видел подобный голод.       — Не смотри…       Прорычав сквозь громкие, исказившие звук слёзы, Сяо в одно мгновение отворачивается и резким, диким рывком бросается прямо куда-то в сторону…       — Сяо…!       И, судя по звуку бьющегося стекла, разлетевшегося в стороны, и внезапно ослепившему потоку лунного света, что вмиг озаряет комнату — Сяо бросился прямо в окно…       — Сяо…!       Разбив стекло и спрыгнув, он за пару мгновений оказывается на улице…

«Уходи, уходи, уходи…»

      Нет, нет, нет…!       Не думая ни о последствиях, ни об опасности, Итэр намеревается последовать за Сяо: он спешит ринуться к окну, наблюдая, как чёрная тень, передвигаясь по снегу, направляется в сторону леса…       — Сяо!       И вопреки всякому благоразумию и своей природе, Итэр бросается за ним следом. Он спрыгивает со второго этажа, с грохотом приземляясь прямо на снег…       — Кх…!              И вместе с тем, громко, протяжно завопив от боли… он бьётся рукой о затвердевшую глыбу, разрывая ладонь до крови.              Но даже это не останавливает юношу. Он поднимается на ноги и, ведомый каким-то нездоровым, совершенно неправильным, диким азартом, спешит в лес…              Он чувствовал, что просто обязан выяснить всё происходящее. Он обязан был нагнать Сяо и попробовать заглянуть в его голову снова.              Впервые Итэр подозревал, что сумел не просто увидеть чьи-то эмоции. Он был уверен, что ветер, рассеявший огонь…              …создал он сам.

_______

      — Какого чёрта здесь случилось…?       Удивлённый тон голоса Скарамуччи, раздавшийся со стороны, заставляет Кадзуху резко обернуться и с неприкрытым беспокойством встретиться с юношей взглядами…       — Скара…       Он неподвижно стоял прямо перед ним, беспрерывно рассматривая алые, разлитые на белом снегу пятна крови, след которых тянулся куда-то в сторону леса. Именно сюда, к торцу коттеджа, парни сбежались, стоило им только услышать крики Итэра…       — Где они…?!       Однако ни Итэра, ни Сяо уже нигде не было. Только рассыпанные на снегу осколки стекла и пятна потемневшей крови.       — Это Итэра…? — поднимая к Кадзухе напуганный, омрачённый осознанием произошедшего взгляд, Скара внезапно делает шаг вперёд, будто намереваясь потребовать от Каэдэхары ответов…       — Скара, прошу тебя, успокойся…              — Кадзуха! Здесь их нет!              Прогремевший голос, донёсшийся со второго этажа коттеджа, со стороны того самого выбитого окна, заставляет Кадзуху поднять голову и обратить внимание на Хэйдзо — того, кто отправился в комнату Сяо разведывать обстановку. Впрочем… Кадзуха и так прекрасно знал, что Алатуса уже давно нет в доме.              — Ты не нашёл ничего страшного в комнате? — обращая взгляд к бармену, уточняет Каэдэхара, на что Сиканоин лишь коротко мотает головой:       — Нет, ничего такого, но… что нам теперь делать? Идти их искать?       — Нет, — достаточно резко отвечает Кадзуха, — пойдём мы с Венти, а ты и Скара останетесь дома.       — Что?!              Возмущённый тон голоса Скарамуччи вынуждает Кадзуху опустить голову и взглянуть на парня, лицо которого изображало теперь не только беспокойство, но и откровенное негодование…       — Я пойду с вами, — гневно хмурясь, уверенно заявляет Райдэн, — и это не обсуждается.       — Ни за что, — отказывает ему Кадзуха, слегка мотнув головой, — ты останешься дома, пока мы…       — Нет! — не давая Кадзухе договорить, резко выпаливает Скарамучча и подходит ещё ближе, не сводя с парня пристального, наполняющегося гневом взгляда. — Мой лучший друг в лесу наедине с чудовищем, а ты предлагаешь мне сидеть и ждать?! Ты сказал, что всё будет хорошо, что Сяо не опасен…       — Прекрати, — почти приказным тоном просит Каэдэхара, смеряя Скарамуччу мрачным, холодным взглядом, в то же мгновение заставившим парня замолчать.              Кадзуха более чем осознавал всю серьёзность ситуации, он готов был признать, что сейчас Сяо действительно может быть угрозой и что человеку вроде Итэра нужна помощь, но он совершенно не понимал, что стало причиной всего произошедшего…       Сяо нездоровилось весь вечер, но его жажда… Почему она вдруг возникла так внезапно?       Перед тем как приехать сюда, дабы отметить новый год с друзьями, Кадзуха лично проследил за тем, чтобы Сяо восполнил свой голод. У большинства вампиров эта природная потребность имела накопительную форму — раз или два в месяц обращённому необходимо было пить кровь, чтобы не срываться на обычных людей и не подвергать ни их, ни себя опасности.       Поэтому перед поездкой сюда Венти, как это обычно бывает, помог Сяо с его жаждой, приведя ему присланную господином Нёвиллетом жертву — преступника, негласно приговорённого к смертной казни.       Но в этот раз что-то пошло не так.       После того, как Сяо утолил свой голод, прошло меньше трёх дней. Это был слишком короткий срок для него: наоборот, последующую неделю после «казни» Алатус пребывал в приподнятом настроении и хорошем состоянии духа, но сегодня…              …произошло что-то странное.              — Я понимаю, как сильно ты волнуешься, — спустя пару мгновений продолжает Кадзуха, не сводя взгляда со Скары, — но я не могу позволить тебе рисковать. Пока мы с Венти не выясним, что произошло — я хочу, чтобы ты остался в доме.              Пускай Скара и знает об их вампирской природе и о том, что существует целая система, позволяющая «существам» жить бок о бок с обычными людьми — Кадзуха не хотел своего возлюбленного, того, кому грозит опасность, посвящать в страшные детали и подробности их жизни. Он не желал, чтобы Скарамучча, будучи простым человеком, приближался ко всему этому… отвратительному и мерзкому, тому, что находится на тёмной стороне вампирской рутины.       — Ты идиот, если правда думаешь, что я останусь сидеть на месте, — спустя короткую паузу заявляет Скарамучча, на что Каэдэхара лишь сильнее хмурится, готовый ответить ему, но…              — Перестаньте ругаться.              Голос подходящего со стороны Венти заставляет его обернуться и взглянуть на парня, идущего по веранде, с которой тот спускается, отряхивая плечи от снега.              — Я проверил двор, Итэра нигде нет, — заключает Барбатос, подходя к Кадзухе, — нам стоит поспешить, если Итэр ранен, вряд ли он ушёл слишком далеко, — почти командным тоном произносит он, смотря на Каэдэхару, который в ответ лишь кивает.       — А ты, Скара… — обращая взгляд к юноше, начинает Венти, — …если так сильно хочешь, можешь пойти искать Итэра. Только не ходи один, возьми с собой Хэйдзо.       — Что…? — услышав это, Кадзуха удивлённо распахивает взгляд, смотря прямо на Архонта, который, казалось, сошёл с ума, предлагая нечто подобное простому человеку…              — Скара прав, Кадзуха, — вздыхает Барбатос, — он дома сидеть точно не станет, поэтому, если хочет — пускай идёт, — кивая на Скарамуччу, произносит юноша, — но только не уходите далеко от дома, не хватало, чтобы вы заблудились в лесу, — наказывает Венти парню, который в ответ продолжал молчать.       — Ночь и холод — сейчас куда опаснее одного сбежавшего вампира, — договаривает бард и, убрав руки в карманы своей куртки, начинает ступать по дороге в сторону леса.              Провожая его взглядом, Кадзуха слегка сощуривается и едва заметно поджимает губы — ему совершенно не нравилась идея Венти позволить простым людям участвовать во всём этом, но…              …слово Архонта для него — закон.              — Будьте осторожны, — напоследок бросает Кадзуха, с тенью беспокойства оглянувшись на Скару и подошедшего к нему Хэйдзо. — И если что — сразу бегите в дом.       

_______

      — Сяо…              Идя быстрым, спешным шагом, стараясь переступать сугробы и поваленные деревья, Итэр то и дело без конца пытался высмотреть в тени густого зимнего леса знакомую фигуру…

«Ты такой странный, Итэр…»

      Его сердце бешено колотилось, пока он сквозь боль передвигался по снегу, изо всех сил удерживая своё тело на ногах. Он весь дрожал, ощущая, как с каждой секундой его покидало тепло, а вместе с ним и часть рассудка — осознания причин, зачем он всё это делает…

«Люди для тебя загадки, и ты, как настоящий безумец, не успокоишься, пока не решишь каждую из них…»

      Итэру не давала покоя одна мысль, которая то и дело крутилась в голове, словно наваждение, открытие, ставшее для него если не последним, то совершенно точно одним из кусочков пазла.              Человек — не единственное разумное существо в этом мире.

«И всё же, Итэр. Будь осторожнее, залезая людям в головы…»

      Сколько Итэр себя помнил — он всегда был таким. С самого детства он умел заглядывать в души людей, ощущать их эмоции и переживания, понимать их намерения и чувства. Он наблюдал их в виде картинок: красивых пейзажей, отражающих действительность происходящего внутри человека.              Если он видел море, солнце, пляж — это была радость, предвкушение чего-то особенного.       Если он видел заснеженные поля — это демонстрировало в людях равнодушие.       Если ему виделись пожары или горящие леса — это были оттенки ярости и гнева.       Если пейзажи были серыми, дождливыми — это означало беспокойство или одиночество. А если в дождь сверкали молнии и раздавался гром — значит, человек был напуган.              Земля была уверенностью.       Деревья — размышлением.              А ветер…              Ветер изображал спокойствие. Безмятежность. Свободу.              И каждую из этих семи стихий Итэр видел, и более того — осязал. Он умел совсем немного предугадывать эмоции или направлять их в разные стороны, чтобы помогать тому, кто переживает нечто плохое. Однако Итэр делал это крайне редко, потому что не был уверен, что имеет на это право. Он считал, что его навык, его маленькая способность заключалась в наблюдении, и не более того.       Чтобы понимать, что чувствует человек — Итэру достаточно было взглянуть на него или услышать голос. Иногда ему требовалось чуть больше времени, чтобы понять, что именно переживают люди. Чем лучше он знал того, с кем говорит — тем точнее распознавал его эмоции.       Со стороны это казалось настоящим безумием, но Итэр с самого детства был таким. Однажды он рассказал отцу о «картинках», которые видит, и тот справедливо посчитал его сумасшедшим. Как и подобает хорошему родителю, отец отдавал его на лечения и терапии, которые до девяти лет не приносили никаких результатов — до встречи с одним врачом…

«Я не просто врач, Итэр. Я такой же, как ты. Можно сказать… мы коллеги?»

      Возможно, если бы Дайнслейф был жив до сих пор, Итэр бы спросил у него, что именно ему известно о неких «существах». Он упоминал об этом, но никогда не вдавался в подробности, говоря, что Итэру слишком рано знать эту истину.              Ну а теперь? Достаточно ли прошло времени, чтобы выяснить правду?       — Чёрт…              Остановившись и громко выдохнув, Итэр прижимается плечом к дереву, пытаясь собраться с силами и мыслями, чтобы пойти дальше…              — Сяо…              Он чувствовал, что не может оставить его одного. Он не боялся его сущности, не боялся последствий — скорее наоборот, он был полон любопытства и беспокойства, ведь никогда прежде… Итэр не видел ничего подобного.              Проблема заключалась не в жажде крови или зверских повадках. Почему с самого начала Сяо был «нулевым кодом», но стоило Итэру приблизиться, и он… будто сорвался с цепи?              Его ярость, та безумная картина с вулканом и пламенем, что Итэр видел — что это было? И каким образом он, простой человек, смог обуздать и остановить этот поток гнева и ненависти ко всему живому? И если сейчас… он блуждает где-то там, в таком же бесконечном одиночестве, которое съедало его изнутри, отравляя его душу, если сейчас он бродит по лесу в попытке унять свой голод, возможно, Итэр… единственный, кто может ему помочь.       — Кх…              Его дрожащий, забитый природным страхом и отчаянием голос едва слышно срывается с побелевших от холода губ, которые Итэр тщетно, сквозь нарастающую, обжигающую боль пытается сжать…

«Видишь ли, Итэр…

В мире, в котором мы живём, не существует простого положения вещей…»

             Тихо шипя от боли, что опутывала его повреждённую, почти до кости разорванную руку, он с силой прижимал ладонь к своей груди, пытаясь её укрыть от страшного холода, который с каждой протекающей секундой звенел в голове, словно трель…       

«Вот, например, люди. Они живут в своём привычном темпе. Полвека для них — уже очень много. Однако как только они переходят этот рубеж, начинается самое интересное…»

      Его глубокая небрежная рана сочилась кровью, которую Итэр остатками сил пытался остановить, вопреки нарастающей панике, выдающей в нём его человеческую природу…

«С другой стороны, есть те, кому пятьдесят лет покажутся коротким мгновением — всего лишь промежутком между прошлым и будущим.

Я называю их «существа»…»

      Пытаясь унять дрожь в собственном теле, Итэр старался сохранять спокойствие: он обязан был привести в порядок мысли, которые то и дело путались из-за боли и сгущающейся над головой темноты: приближающегося чувства… смерти?       

«К большому сожалению, Итэр, «человек» не может ужиться рядом с «существом». Пока один пытается покорить или убить другого — их сосуществование невозможно…»

      И вот, опустившись на землю и лёжа посреди холодного густого леса, покрытого снегом и запахом его собственной крови, Итэр поднимает взгляд к небу — туда, где прямо сейчас бушуют оттенки грохочущих фейерверков…

«Поэтому обе стороны приняли решение: составить свод законов в пользу сохранения мира и порядка. А тех, кто должен контролировать их исполнение, назвали «Наблюдателями»…»

             Итэр лежал на снегу, созерцая яркие огоньки, мелькавшие между верхушек деревьев: красные, синие, зелёные. Они сопровождались радостными голосами, что отдавались в голове умирающего юноши колкой болью…              — Ты…              Которая в один миг перебивается чьим-то хриплым, сдавленным зовом — похожим на рык раненого зверя…

«“Наблюдатель» умеет не просто заглядывать в души смертных и бессмертных. Он вправе управлять ими, если только того требует случай…»

             Приподнявшись, Итэр опускает взгляд прямо перед собой, замечая в нескольких метрах, сквозь тонкую пелену исходящих от него клубов пара… нечто.

«У «Наблюдателя» есть цель — смирять зверей и защищать тех, кому они могут навредить…»

             Это самое нечто, будто плотная, чёрная тень — сгусток боли и одиночества, центр всего плохого, что может испытывать человек… Оно тихо скулило, стонало от отчаяния, едва не рыдая липкой, растекающейся по снегу кровью…

«— Зачем мне всё это знать, дядя Дайнслейф…?»

«— Ох, Итэр. Ты повзрослеешь и обязательно всё поймёшь…»

      …и лишь два огонька, пылающих янтарным светом, который Итэр узнаёт…              «Сяо…»              …заставляют его приподняться и в испуге двинуться чуть назад, но…              — Ты…              …в то же мгновение «нечто» настигает его: едва соприкасаясь с ним, снова оказываясь так близко, что теперь Итэр мог запросто дотянуться до него рукой…              «Сяо…»              …и вместо сдавливающего всё его тело страха, вместо ужаса и тихого рыка, оглушающего его настолько, что он, казалось, вот-вот потеряет всякую связь с реальностью…       

«Ты «наблюдатель», Итэр…»

             …Итэр тянется к «существу», ласковым движением ладони касаясь его лица…       

«Бушующий снежный ураган, сносящий всё на своём пути: ревущий от боли и страха, так сильно нуждающийся в крохотном проблеске света…»

      — Кто ты…? — шепчет нечто в ответ, не сводя испуганного взгляда с юноши, которого буквально прижимал к земле…

— R01R —

             На что Итэр, бесстрашно приблизившись в ответ, шепчет нечто тихое и мягкое, такое, чтобы дошло до самой глубины души «существа»:              — Твоё солнце…              Он произносит это так, словно где-то в глубине души знает, что снежную бурю, тот страх и ужас, что селится в Сяо прямо сейчас — возможно победить тёплым солнечным светом…       — Пожалуйста, доверься мне.              Итэру уже удалось унять его гнев, разбавив пламя холодным ветром, так почему бы и теперь, в момент, когда он нуждается в этом, не помочь ему снова…       

«У «Наблюдателя» есть цель — смирять зверей…»

             — Доверься мне… — тихо, едва раскрывая губы, повторяет Итэр, притрагиваясь здоровой рукой к его щеке, к его потемневшей, окутанной чёрным смрадом коже…       

«Высоких гор, заваленных снегом из-за страшной метели, в одно мгновение ласково, почти невесомо касается мягкий луч света, пробивающегося сквозь плотные, свинцовые тучи…»

      — Всё будет хорошо…

«Он постепенно, очень медленно начинает усмирять пургу, разводя туман и холод в стороны, словно хватаясь за него руками и прогоняя — далеко-далеко, чтобы больше никто не смел потревожить горный массив…»

      Наблюдая за этим явлением, Итэр ощущал тень лёгкой отрады — даже сквозь усталость, холод и боль он пытался помочь Сяо, потому что…              Он не ведал, зачем это делает. Он не понимал природы всего происходящего. Он не верил в то, что его маленькая странность, его эмпатия привела его ко всему этому, к тому, что теперь он, лёжа на снегу, почти обняв, прижимал к себе «существо» и…       — Итэр…?!

— R80R —

             Внезапно в одно мгновение тишина прерывается чьим-то голосом, прозвучавшим так резко, так громко, словно в откровенном ужасе…              Что…?!              И стоит только Итэру распахнуть глаза, вместе с тем почувствовав, как Сяо, ещё сильнее напрягшись, вдруг отстраняется от него, отбрасывая его руки…              — Чёрт…              …он видит стоящего в нескольких метрах от себя… Скарамуччу.              Напуганного увиденным и…              — Сяо…! Стой!       …услышанным рыком дикого зверя, что, громко взвыв, срывается прямо к нему.

_______

             — Чёрт бы побрал… этот п-проклятый л-лес…       Морозный воздух, окутывающий каждый закоулок тёмной чащи, настолько ярко ощущался Барбатосом, что его собственные губы начали неистово дрожать, мешая полноценно выговаривать слова. Несмотря на то, что Венти был полноправным вампиром-Архонтом, даже его многовековой выдержки не хватало на этом ужаснейшем морозе…       В этом году зима была невероятно жестокой.       — Ты можешь вернуться в дом, — раздаётся слегка обеспокоенный тон голоса Кадзухи который, в отличие от самого Венти, кажется, не обращал никакого внимания на холод. Каэдэхара был одет в длинное чёрное пальто, которое он даже не удосужился застегнуть.       И где, спрашивается, справедливость?       — Нет, я иду с тобой, — решительно заявляет Барбатос, — что я за Архонт такой, который вечно сваливает на тебя всю работу? К тому же… — перешагивая невысокие сугробы, Венти внимательно смотрит под ноги, подсвечивая фонариком тропинку в поисках следов. — То, что случилось… Это и моя вина тоже.       — Это не твоя вина, — отвечает Кадзуха, идя чуть впереди, — нам всем стоило подумать прежде, чем везти Сяо сюда. Мы оба знали о его проблеме…       — Да, но я…       — Сейчас не время искать виноватых, Венти, — вдруг перебивает его Каэдэхара, — наша главная задача — найти Сяо до того, как он кого-нибудь убьёт.       Услышав в голосе Кадзухи проскользнувшую тревогу, которую обычно самурай старался не показывать, Барбатос грустно вздыхает, понимая отчасти, что он прав. К тому же…       — Только всё это очень странно, — вдруг начинает Кадзуха, обращая к Венти взгляд, — жажда Сяо — это ведь полностью контролируемая история, но что тогда… случилось? Впервые за пятьсот лет я вижу… нечто подобное.       Наблюдая за Кадзухой, продолжающим идти вперёд, Венти настороженно оглядывает его, едва заметно поджимая губы.       Ему, как Архонту, была известна причина странного поведения Сяо, но озвучить её Кадзухе… он никогда бы не смог этого сделать.       — Я не знаю, — непринуждённо отвечает Барбатос, чуть пожимая плечами, — может, это из-за его слабого состояния? Пусть «казнь» прошла совсем недавно, но ему не хватило этого? Хотя это и в самом деле странно, — наигранно строя задумчивое лицо, Венти поднимает взгляд к Кадзухе, который в ответ только хмурится. И едва только он намеревается что-то сказать, как вдруг…       Громкий возглас, похожий на болезненный стон, вдруг заставляет Венти резко обернуться и следом за Кадзухой броситься в сторону, откуда именно раздался крик…       — «Сяо…!»       Это был знакомый юношеский голос, разрывающий тишину мучительным воплем…       Слыша его, Венти с Кадзухой пересекают заросли леса, переступая мелкие овраги, заваленные снегом — безмолвно, не теряя ни секунды, спеша на помощь тому, кого прямо сейчас, вероятнее всего, Сяо, мучившийся от жажды, пытался убить…       — Кадзуха, быстрее! — командует Архонт, зная, что самурай сможет добраться быстрее до Сяо и…       Тот голос, что раздавался посреди заснеженного леса…       Это был голос Итэра.

_______

      — Итэр…?              Спустя почти сорок минут поисков друга по лесу Скарамучче наконец-то удалось найти его. Он услышал его голос и, оставив Хэйдзо где-то позади, направился прямиком в сторону источника звука — туда, откуда раздавались голоса…              За столько времени, проведённого в этом чёртовом лесу, Скара успел сильно замёрзнуть и, отчаявшись, почти сокрушившись от мыслей и чувства вины, он готов был сам громко закричать…              Скарамучча не мог поверить, что, позвав Итэра отмечать Новый год с Кадзухой и его «друзьями», он подверг его такой опасности…              Пускай Кадзуха и заверял его, что всё в порядке, что Сяо не сделает ничего плохого — Скара всё равно слегка волновался, и, как оказалось, его опасения были не напрасны.              Итэр — был единственный из их компании, кто до сегодняшней ночи не знал об истине, о вампирах и существах, живущих рядом с людьми. И как бы Скарамучче ни хотелось, узнав о вампирах после произошедшего на Хэллоуин , он не мог поведать об этом лучшему другу: о том, что Кадзуха и Сяо — подопечные Венти, о том, что он Архонт, и уйму всего — что рассказали ему вампиры, наказав молчать. Таковы были правила.              И пускай Скарамучча смог смириться с этой правдой, продолжить отношения с Кадзухой и даже ужиться с его потребностями, Райдэн никак не мог отделаться от беспокойства насчёт Итэра. Он ведь, как влюблённый дурак, то и дело таскался с Сяо, вечно выведывал о нём всё что можно и что нельзя…              И вот к чему всё это привело. К тому, что Скара теперь ищет его, расхаживая по тёмному лесу, и вслушивается в каждый шорох — в надежде найти лучшего друга…       И в одно мгновение ему действительно удаётся услышать его голос. Услышать, как он говорит с кем-то, и, оставив Хэйдзо и прибавив шаг, направиться как можно скорее на помощь… — Итэр…?              Однако то, что застаёт Скарамучча, стоит ему только высмотреть среди деревьев пару чёрных фигур…              Что…              Поражает его настолько, что вмиг заставляет оцепенеть от ужаса…              Он и в самом деле, выйдя к небольшой поляне, залитой лунным светом, встречается с Итэром, сидящим на окроплённом кровью снегу, а рядом с ним…       — «Скара!»              …чёрное, источающее смрад существо.       — «Скара! Блять!»       Он не слышал голоса Хэйдзо, который звал его где-то позади, он не слышал голоса Итэра, который, едва поднявшись, пытался докричаться до Сяо, он не слышал шагов Кадзухи и Венти, спешащих к нему, он не слышал ничего — кроме грохота собственного сердца, что отдавался в воспалённом, пронизанном ужасом и страхом рассудке.              Скара не мог отвести взгляда от «существа», что, обернувшись…              — «Сяо!»              …громко взвыв, словно оголодавший, дикий зверь, бросается прямо к нему. Он мгновенно, не позволив Скарамучче даже дёрнуться с места, настигает его, намереваясь свалить его прямо на землю, но…              — Господин!              …в то же мгновение перед Скарой, словно по велению его собственной руки, появляется широкоплечая фигура в чёрном пальто, которая загораживает юношу, вставая на его защиту.              И единственное, что Скарамучче удаётся увидеть — это отблеск длинных серебряных волос, воспоминание о которых будто клином прошибает его. Он на мгновение видит перед собой картинку откуда-то из прошлого, что ощущается мягкостью белых прядей, которых он любил касаться…              Это было чувство дежавю, чувство, которое никак не могло идти вровень с ощущением его природного человеческого страха — в преддверии смерти, что в образе чудовища мчалась к нему, но теперь…              — Не подходи к нему!              Голос Кадзухи, вставшего прямо перед Скарамуччей; движение руки, которую он выставляет перед собой нечто, похожее на оружие, переливающееся мягким зеленоватым светом…              — Кадзуха… — вдруг раздаётся со стороны подоспевшего к своему подчинённому Венти, что хватается за руку Каэдэхары, которой тот удерживал катану, направленную прямо в сторону Сяо. — Постой, пожалуйста…              — Таков был наш уговор, — сквозь зубы цедит Кадзуха, — помнишь о нём, Сяо? — спрашивает он, делая к другу шаг, направив катану прямо к его вздымающейся от боли груди. — Если ты станешь опасен хоть одному человеку на всём белом свете, я убью тебя, — не дрогнув, проговаривает Каэдэхара, заставляя Итэра, стоящего чуть поодаль, ужаснуться и раскрыть в изумлении глаза…              — Поэтому лучше отойди, друг мой, — вновь просит Алатуса Кадзуха, заставляя зверя застыть на месте. Он едва держался, чтобы не сорваться, чтобы не броситься к Скарамучче, к которому его буквально вело чьей-то рукой.              Скара ощущал его голод на себе, он ощущал, как Сяо хочет добраться до него даже сквозь стоящего перед ним Кадзуху.              Это была необъяснимая тяга, неведомая сила, что буквально желала столкнуть Сяо со своей жертвой, подчинив его рассудок жажде…              Ни к Итэру, ни к Хэйдзо, а именно…              — Кх…              И, наконец сорвавшись, Алатус, сквозь слёзы и отчаяние громко прорычав что-то невнятное, что-то, ставшее последним, что он успевает произнести прежде, чем двинуться вперёд…              — Сяо…! Нет!              …но в то же мгновение нечто резко останавливает его. Не голос Венти, не катана Кадзухи, а… чья-то рука.       Тонкая, побледневшая от холода ладонь, которой кто-то касается лица Сяо, закрывая ему глаза.       Это был Итэр.