Страшись Суда Сов

Едва ли сдержавшись, чтобы не рассказать Джейн всё, что узнала во время собственного так называемого отсутствия, вместе с Брюсом и Альфредом рассматриваю украденную из сейфа большую статуэтку совы, сделанную из хрусталя; никто из нас троих не понимает, почему это прятали от чужих глаз и почему это так важно для Суда. — Я потом спрошу у Селины, может, у неё будут какие-нибудь идеи, — задумчиво говорит Брюс, ставя статуэтку на полку над камином. К слову, Селина куда-то ушла после того, как её мама, неожиданно явившаяся спустя много лет, спасла их всех от ещё одного Когтя, который был у главного входа. — Пока пусть постоит у меня. — Ты не думаешь, что за ней придёт кто-то из Суда? — скептически спрашиваю, рассматривая хрустальную сову. — Они бы уже это сделали, если бы хотели. Задумчиво киваю, не сводя взгляд со статуэтки. Её не могли прятать в сейфе просто так, да ещё и устанавливать лазеры-сигнализации и ПИН-код для открытия двери. К тому же, тот факт, что Суд послал уже не одного Когтя, значит, что нахождение хрустальной совы в руках врагов становится опасным оружием. Вот только каким образом его использовать? Хотя бы инструкцию приложили или какую-нибудь загадку — Джейн разгадала бы! При мысли о ней нетерпеливо поджимаю губы, желая побыстрее оказаться в своей комнате, чтобы рассказать ей кое-что очень интересное. И, конечно же, поблагодарить за то, что вытянула нас из-под обрушившегося потолка. — Возможно, эта сова является подсказкой к настоящему оружию против Суда Сов, — предполагаю, пожимая плечами, и тут же ловлю на себе заинтересованные взгляды. — Ну что может дать нам обычная статуэтка, если не подсказку? Мы что, разобьём её и оттуда будет сочиться яд? — коротко усмехаюсь, качая головой. — Просто надо понять, что именно она значит. — Если за нами пока не отправили ещё больше наёмников, значит, Суд считает, что мы не сможем понять, что делать со статуэткой, — предполагает Брюс. — Или они специально дают нам больше времени, вовлекая в свою игру. — Мне не нравятся их игры! — честно заявляю я. — Предлагаю разойтись по домам, — замечаю насмешливый взгляд дворецкого и быстро поправляю: — Ну, точнее, я пойду к себе, а вы останетесь тут. Может, у кого-то появится замечательная идея по расшифровке этого чуда! — махаю рукой на хрустальную сову. — Хорошо придумано, мисс Паттерсон, — то ли с сарказмом, то ли всё-таки искренне улыбается Альфред. В любом случае, с этой хрустальной совой и правда лучше повременить: сейчас мы все до сих пор не можем отойти от того факта, что нас едва ли не убили в одном из особняков Суда при попытке выкрасть «оружие». До дома добираюсь в приподнятом настроении, даже, я бы сказала, взбудораженном, поскольку мне не терпится поделиться с Джейн тем, что я узнала совсем недавно! Правда, не уверена, насколько это всё хорошо и как она отреагирует на это, но… это уже другой вопрос. Главное — рассказать! Вихрем врываюсь в свою комнату и захлопываю дверь. В нетерпении хожу по комнате из стороны в сторону, стараясь хотя бы чуточку успокоиться, а затем делаю глубокий выдох и поворачиваюсь к зеркалу, словно только в таком положении информация дойдёт. — Джейн, — сложив пальцы домиком, смотрю прямо на собственное отражение. — У нас, кажется, пополнение! — не сдерживая отчего-то радостной улыбки, восклицаю я. — В смысле, что у нас, кажется, в голове есть кто-то ещё. Ты знала? Ничего не происходит. Тело никак не двигается против моей воли, в голове не раздаётся голос. Хмурюсь, не понимая, в чём дело. Может, Джейн не всегда может мне отвечать так, чтобы я её слышала у себя в голове? И что, мне теперь всё это написать на листочке, а потом ждать, когда она возьмёт контроль над нашим телом? — Это было так странно… — несмотря на то, что в ответ реакция нулевая, продолжаю свой рассказ. — Я снова провалилась в темноту, но вдруг раздался какой-то голос. Подумала, что это сон, ну или что я умерла: это же было как раз в тот момент, когда обвалился потолок, — на секунду отвожу взгляд от собственного отражения, задумываясь. — Так вот, этот голос мне отвечал, вернее, пытался. Правда, на пару минут он исчез, а потом вновь появился. А после снова пропал. Ну и потом я обнаружила себя в коридоре, уже после того, как ты вытащила нас из-под завалов. «Я не вытаскивала нас, — спокойный голос раздаётся в голове так резко, что я вздрагиваю от неожиданности. — Не полностью». — Ну вот, говорю же, это был кто-то другой! — отчего-то радостно восклицаю я. «Кто это?» — Точно не знаю, но голос был женский. Такой тоненький, очень милый. Ещё она почти всё время смеялась, — пытаюсь вспомнить всё до деталей. — Она не представилась, да и вообще говорила бессвязно, но постоянно повторяла, что она — Леденцовая Принцесса. Я так и не поняла, откуда она это взяла и что вообще имела в виду. «Что именно она говорила?» — голос Джейн становится более холодным и требовательным. — Что-то про обед, про то, что кто-то лишился глазика, — говорю неуверенно, частью мозга понимая, что это полный бред. — Про то, что вокруг — море растопленных красных леденцов… Так вот почему она зовёт себя Леденцовой Принцессой! — восклицаю, резко осознавая эту деталь. — Её окружают леденцы, вот она и возомнила себя их принцессой! Это очень даже мило… «Растопленные красные леденцы — это кровь, — голос Джейн на этот раз скорее задумчивый, чем требовательный. — В Индиан Хилл были события, которые я помню частично, поэтому не исключаю варианта, что эта Леденцовая Принцесса была вместо нас». — А что это были за моменты? — настороженно уточняю, боясь услышать в ответ что-то страшное. «Это и правда было что-то страшное, — хмыкает она. — Нас закрывали в комнатке один на один с голодным субъектом. Он пытался нас съесть, а мы пытались выжить. Иногда им удавалось что-нибудь откусить от нас». — Зачем ты мне это рассказала? — по телу пробегают противные мурашки, и я обнимаю себя за плечи, пытаясь выбросить из головы живо нарисовавшуюся картинку того, как меня ест заживо какой-то субъект. «Сама попросила, — просто замечает Джейн. — Таких случаев было немного, и первые несколько раз, видимо, появлялась Леденцовая Принцесса, пока я не начала сама расправляться с субъектами. После неё всё было в крови. Кровь похожа на красные растопленные леденцы». Молчу в ответ, пребывая в шоке. Получается, что Леденцовая Принцесса появлялась только тогда, когда мы испытывали физическую боль? Или панический страх перед тем, как кто-то пытается нас съесть заживо? Это же… ужасно! Бедная Леденцовая Принцесса, она совсем не знает, что такое нормальная жизнь! Возможно, именно из-за этого она и говорит бессвязно… А это странное сравнение крови и леденцов… прямо как у Джойса: только у того красный леденец, который лизал король, символизировал пролитую кровь невинных людей. Это одновременно жутко и восхитительно… «И ещё странно, что я никогда с ней не пересекалась, — вклинивается в мои мысли Джейн, и на этот раз голос её кажется недовольно-настороженным и в то же время задумчивым. — Возможно, она просто боится показываться». — Но мне ведь что-то сказала! — снова вслух восклицаю я. «Потому что была на грани своего появления, может, из-за этого и перекинулась парой слов. В любом случае, нам нужно не допускать её контроля». — Почему? — вопросительно-удивлённо восклицаю я. — Она заботится о нас: сначала в Индиан Хилл расправляется с субъектами, а потом вытаскивает нас из-под завалов! Она хорошая! «Хорошая для нас, но не для окружающих, — категорично отвечает Джейн с толикой сожаления. — Убивать — это всё, что она умеет. Вряд ли она будет вести милую беседу, если вдруг окажется перед тем же Хантером, — на его имени сердце пропускает удар. — Видишь, ты не хочешь, чтобы с ним что-то случилось. Поэтому важно держать Леденцовую Принцессу под контролем». — Мы даже не можем её поймать. Как мы будем её контролировать? «Просто будь осторожна. Если ты не будешь влезать в неприятности, где кто-то или что-то пытается убить наше тело, причём, с очень неплохими шансами, то Леденцовая Принцесса и не появится. Пусть отдыхает». — Почему вообще ты командуешь всеми нами? — возмущённо скрещиваю руки на груди. — Может, она хочет пожить, как я, или разобраться с Судом, как ты? «Если бы кто-то был таким самостоятельным, то смог бы и сам выбираться наружу, — с небольшой долей язвительности и превосходства отвечает Джейн. — Если я контролирую наши появления, значит, я единственная, кто может это делать. У нас разные роли: я контролирую положение дел, ты живёшь почти обычной жизнью, а Леденцовая Принцесса устраивает кровавую резню, когда это необходимо. Понимаешь?» — Звучит так, словно ты меня в чём-то обвиняешь, — несколько сердито проговариваю я, однако Джейн ничего не отвечает. — Как знаешь, — махаю рукой. — Я просто рассказала, что нас теперь не двое. Кстати об этом: как ты думаешь, когда появилась Леденцовая Принцесса? Тогда, в Индиан Хилл, или раньше? — резко сменив тон на дружелюбный, спрашиваю у Джейн. «Когда мы были в Индиан Хилл. Там был мой первый провал в памяти, пусть и не большой. К тому же, там были такие условия, что сохранить рассудок было бы очень сложно, а у нас процесс уже запущен», — рассуждает она. На это ничего не отвечаю, задумываясь. Если она появилась в Индиан Хилл, значит, пополнение может продолжаться и дальше, в зависимости от тяжести травматического события. Теперь интересно, при каких травматических событиях может появиться кто-то ещё… Надеюсь, что на нас троих всё и остановится. Хотя так больше друзей! Пусть эти друзья и являются частью меня. Тяжело вздыхаю, снова смотря на собственное отражение в зеркале. Да уж, Индиан Хилл был ещё тем испытанием, раз уж не хватило нас с Джейн. Леденцовая Принцесса пока вызывает у меня неподдельный интерес, мне хочется узнать её поближе. Она ведь и правда только убивала и терпела боль — это очень грустно. Мне её так жаль… В глазах скапливаются слёзы, и я быстро моргаю, избавляясь от них. Вот уж не думала, что буду плакать из-за сочувствия к почти самой же себе! Нет, это не дело, нужно как-то достучаться до Леденцовой Принцессы и показать ей, ну или хотя бы рассказать, как выглядит нормальная жизнь! Проблема в том, что просто так её не вызвать, а подвергать себя опасности только ради того, чтобы попытаться показать ей жизнь, кажется опасным.

***

Всю дорогу до главного особняка Суда Сов мою голову занимают мысли о Леденцовой Принцессе, которая так резко ворвалась в нашу жизнь, хотя и с благими намерениями. Она та, кого я так усердно прятала от людей из Индиан Хилл. Та, из-за кого пришлось им раскрыть себя. Та, из-за кого пришлось стерпеть много боли. Не так я себе её представляла, совершенно не так. С одной стороны, нельзя пытаться её сдержать, ведь рано или поздно настанет её очередь появляться, и тогда может случиться непредвиденное и малоприятное. Да и к тому же, все её появления настолько короткие, что она попросту не успевает ничего сделать, поскольку может удерживать контроль лишь на несколько минут; соответственно, допустить её появление нестрашно — всё равно она быстро «прячется». С другой стороны, ей может хватить и нескольких минут, чтобы натворить дел. Мне не хочется думать, что Леденцовая Принцесса плохая и может быть опасна, но, если хорошенько задуматься, у неё могла сложиться установка, что нужно не жить, а пытаться выжить любыми способами, даже если для этого требуется убить каждого на своём пути — этому нас и учили. Безопасность приравнивается к убийствам всех вокруг? Не совсем понятно. Появляется раздражение из-за непонимания, что следует предпринять. Стискиваю зубы, пряча непрошенные эмоции в абстрактные коробочки. Нужно успокоиться. Подумать ещё. Меня настораживает тот факт, что Леденцовая Принцесса очень стеснительна: «на связь» она никак не выходит, появляется уже в крайнем случае, когда ситуация выходит из-под контроля. Значит ли это, что она не… цельная? Конечно, тут никто из нас не цельный, но что, если она ещё не до конца сформировалась как субличность? Она ведь может быть фрагментарной… Помнится, в Индиан Хилл об этом упоминали, когда мне рассказывали о нашем расстройстве. В общем, что делать с Леденцовой Принцессой, абсолютно непонятно. Мне бы как-нибудь выйти с ней на контакт, тогда бы ситуация прояснилась: я бы узнала, что она помнит, насколько детально, да и вообще любую информацию о ней. Пока что, кроме того, что она хороша в убийствах, стеснительна, много смеётся и говорит весьма странно, ничего не известно. Возможно она вообще напугана. Хотя если она «родилась» с целью защитить, то страха у неё может и не быть; чтобы устраивать кровавую резню, которую я видела в Индиан Хилл собственными глазами, нужно быть абсолютно бесстрашным. Радует хотя бы то, что мне удалось скрыть её от глаз Суда. Когда мне открывают дверцу машины, отвлекаюсь от мыслей о Леденцовой Принцессе и иду в особняк. Уже успевший стать почти что родным маршрут до зала не вызывает страха или чего-то подобного; страшнее и загадочнее Лабиринта уже вряд ли что-то увижу. Так что спокойно вхожу в зал, останавливаясь прямо у дверей, и наблюдаю разворачивающуюся картину. Двойник Брюса Уэйна, одетый в классический чёрный костюм, пересказывает историю мальчишки-миллиардера. И делает он это очень уверенно, словно сам всё это пережил. Он не говорит о Уэйне в третьем лице, а рассказывает, употребляя «я» и «мы»: «Тем вечером мы возвращались из театра. Я весело разговаривал с отцом» и всё в таком роде. Мимика, жесты, выражение лица — всё, как у настоящего Брюса. Даже причёска; ни единый волосок не выдаёт в нём двойника. Если бы я не знала, что у Суда есть двойник, то точно бы подумала, что к ним пришёл настоящий Брюс Уэйн. Остальные люди и вовсе не заметят подмены, а значит, что Совы своего добились — подменить самого богатого человека в Готэме, подсунув своего человека. Вот только что они будут делать с так называемым оригиналом? Не могут же они его убить, это ведь слишком глупо и безрассудно. О том, что это ещё и бесчеловечно, вообще молчу. Стою в стороне, пока двойник не заканчивает «свою» историю до конца. По окончании его рассказа Кэтрин удовлетворённо кивает, и он встаёт и направляется к выходу. Отхожу чуть в сторону, пропуская его, однако не проводя взглядом: пусть все думают, что мне нет до него дела; в конце концов, это и правда не моя забота. Кэтрин, так и не поднимаясь со своего места, поворачивает голову в мою сторону, как будто чего-то ожидая. — Вчера из сейфа была украдена статуэтка совы, полностью сделанная из хрусталя, — констатирует она факт, смотря на меня хитрым взглядом. — Полагаю, она очень важна для нас, — приходится делать над собой усилия, чтобы говорить о делах Суда так, словно я по-настоящему считаю себя их частью. — Важна, — соглашается Кэтрин и переводит взгляд на стул напротив. Намёк понимаю сразу же, потому осторожно подхожу к стулу и присаживаюсь. — Кто это сделал? — спрашивает она, и по её взгляду становится понятно, что это своего рода проверка. — Банда Шёпота? — предполагаю, делая вид, что ничего об этом не знаю. — Сбежавшие из Индиан Хилл? — Тебе совершенно ничего не известно об этом? — она чуть приподнимает брови, впиваясь в меня острым взглядом. — Банды Шёпота больше нет. Что насчёт субъектов… — кажется, я впервые вижу, как Кэтрин задумывается. — У одного из Когтей была оторвана голова. Обычный человек такого бы не сделал. — У одного из? — переспрашиваю, не прерывая зрительного контакта, и получаю в ответ кивок. — А с другим что? Или с другими? — Был оглушён прежде, чем смог рассмотреть угрозу, — с нескрываемым недовольством произносит она, неодобрительно качая головой. — Ты точно ничего про это не знаешь? — пытаясь выцепить на моём лице хотя бы какой-то признак лжи, прищуривается она. — Мне незачем скрывать правду: угрозы всем близким Иви я всё ещё помню, — не сдерживаю холодной полуулыбки. — Хорошо, — её лицо вмиг расслабляется и принимает скучающий вид. — Дела идут не совсем хорошо, однако это не фатальная ошибка для Суда. Статуэтка им ничего не даст. — Каким образом она может быть использована против нас? — искренне интересуюсь, хотя у меня есть подозрения, что сова из хрусталя может как-то выдать местоположение Суда. — Нам не нужно, чтобы наши враги нас нашли. Я оказываюсь права: статуэтка и правда раскрывает местоположение Суда Сов. Вот только каким образом? Может, всё дело в материале, из которого сделана сова? Ведь у хрусталя высокий коэффициент преломления света, а учитывая, сколько на статуе мелких деталей, вполне может оказаться так, что при определённом ракурсе она может стать чем-то вроде прожектора и показать карту или надпись, которая даст подсказку. Если это действительно так, то, надо признать, гениально. — Разве мы не сможем дать отпор в случае нападения? — с хитрой полуулыбкой задаю риторический вопрос. Кэтрин не успевает ничего ответить, потому что свет в эту же секунду гаснет. Зал освещает лишь камин. Хотя это и происходит весьма неожиданно, даже не дёргаюсь: во время пребывания в здании Суда следует быть готовой к любой ситуации каждую секунду, даже если это простое отключение света. Кэтрин тоже продолжает сидеть на месте. Через несколько секунд свет снова включается, а ещё через пару мгновений в зал входит дворецкий и спешит к Кэтрин. Наклоняется, что-то тихо шепчет ей на ухо. Та кивает, и он так же поспешно удаляется. — Похоже, судный день пришёл раньше, чем планировалось, — отчего-то на её лице играет удовлетворённая улыбка. — В каком смысле? — напрягаюсь всем телом, хотя и стараюсь этого не показывать. — Электростанцию взорвал один из похищенных мёртвых субъектов Индиан Хилл, Джером Валеска. Он лишил город электричества и призвал всех творить хаос на улицах Готэма, — по её спокойствию становится понятно, что ей, в принципе, плевать на город. — И Суд никак не попытается это остановить? — Зачем же? — она наконец поднимается, однако от стола не отходит. — В темноте можно увидеть людей такими, какие они есть. Хочешь увидеть настоящее лицо Готэма? — От такой возможности нельзя отказываться, — сдержанно улыбаюсь, не понимая, что она задумала. Кэтрин направляется к выходу, а я — вслед за ней. Мы выходим из особняка, однако в машину не садимся: вместо этого идём по этой же улице. Совсем непривычно, что в округе не горят фонари и свет в домах; даже в здании Суда темно — видимо, после ухода Кэтрин свет им ни к чему. Проходим всего несколько зданий и останавливаемся у высокой башни с часами. Незамедлительно входим внутрь и поднимаемся на самый верх. Проходим к окну, где замерли стрелки часов. Отсюда открывается отличный вид на Готэм. Дома, утопающие в темноте, сливаются друг с другом, превращаясь в единую чёрную массу; машины, фары которых кажутся маленькими точками, останавливаются, отказываясь ехать по не освещённым фонарями улицам; и только вдалеке подсвечивается маленький островок с колесом обозрения — это цирк. Там с электричеством совсем нет проблем. — Прекрасно, не так ли? — спрашивает Кэтрин, и я не понимаю, то ли ей правда интересно моё отношение к происходящему, то ли она просто поддерживает беседу ни о чём. — С огнями было бы лучше, — вроде как возражаю, но в то же время соглашаюсь я. — Огни скоро будут. Нужно просто подождать. И мы ждём. Проходит всего около получаса, прежде чем на улицах Готэма появляются полицейские машины с включенными сиренами. Недалеко от них что-то вспыхнуло, как будто произошёл небольшой взрыв. К полицейским машинам прибавляются пожарные. До нас что-то доносится из громкоговорителей, однако не могу понять, что именно, отчего настороженно хмурюсь. — Они вводят комендантский час, — поясняет Кэтрин. — Быстро же, — комментирует она, и я перевожу на неё взгляд: неужели она просто будет наблюдать, как улицы Готэма постепенно погружаются в хаос? — Знаешь, это ведь тоже контроль, — смотря на город, продолжает она, и я подозрительно прищуриваюсь, не понимая, к чему она ведёт и зачем вообще меня сюда привела. — Ты думаешь, сейчас на улицах Готэма один лишь хаос, Джейн? — Похоже на то, — стараясь спрятать своё напряжение под маской спокойствия, отвечаю я. — Бесконтрольный хаос. — Суд может прекратить этот беспредел. А может и оставить, — она поворачивает голову в мою сторону и несколько секунд рассматривает моё скрытое маской лицо. — Когда ты контролируешь, ты вершишь судьбы. Однако это только начало. — Пока это не переросло в конец, можно мне уйти? — спрашиваю, и Кэтрин осуждающе на меня смотрит. — Иви наверняка хотела бы сейчас быть с близкими. А мне дорога Иви, и я не хочу прятать её в такое время. — А в такое время её и правда лучше не прятать, — холодно замечает она и отворачивается. — Иди. Предпочитая никак не расшифровывать её холодный тон, молча разворачиваюсь и ухожу. По улицам Готэма и правда страшно идти. То и дело мимо пробегает какой-то безумец, крича о том, что это апокалипсис; вдалеке раздаются крики то о помощи, то полные ненависти и сумасшествия. Из-за неработающих фонарей и отсутствия машин в округе темно, и разбирать, что где находится, сложно. Иду максимально аккуратно, чтобы не наткнуться на кого-нибудь, кто может сделать меня своей жертвой; хотя, наверное, жертвой станет именно нападающий. Нужно просто вернуть Иви домой в целости и сохранности. Когда эта миссия оказывается выполнена, спокойно выдыхаю. В доме, естественно, нет света, однако в гостиной замечаю Алекса, возле которого лежит пистолет на случай самообороны. Коротко оповещаю, что со мной всё нормально, и поднимаюсь в свою комнату, нащупывая рукой стены. При свете фонарика пишу короткую записку, где объясняю Иви, что сейчас творится. Перечитываю и откладываю её на стол, а сама присаживаюсь на кровать и закрываю глаза, стараясь не думать о том, что сказала Кэтрин. Обдумать это, конечно, нужно, но не сейчас.

***

— Так почему ты была не дома? — спрашивает Хантер, закрывая за мной дверь. Я отвечаю не сразу, раздумывая, что можно сказать. Как только прочла записку от Джейн, что сейчас лучше не выходить на улицу, то сразу обзвонила всех своих друзей, в том числе и Брюса, чтобы узнать, всё ли с ними хорошо. Хантеру позвонила последним и поняла, что хочу быть именно с ним, когда в Готэме неспокойно. Когда я ему об этом сказала, он посоветовал быть дома, однако я соврала, что всё равно была на улице. Так я и оказалась у Хантера дома. Через обман, рискуя своей безопасностью. Но зато теперь я спокойна! — Не успела вернуться после репетиции, — пожимаю плечами, вспоминая, как меня не хотел отпускать Алекс, однако я всё равно ухитрилась сбежать. — Свечи, темнота — как романтично! — восторженно восклицаю, разувшись и пройдя по коридору в гостиную. — В Готэме романтику устроить легко, — хмыкает Хантер, идя за мной. Я тем временем рассматриваю его квартиру. Уж не знаю, как она выглядит при нормальном освещении, но пока что кажется большой, потому что, проходя по широкому коридору, замечаю четыре двери, ведущих в какие-то комнаты; когда наконец оказываюсь в гостиной, то вижу лестницу на второй этаж. Поднимаю голову и щурюсь, пытаясь рассмотреть, что там находится. — Там спальня, — подсказывает Хантер, останавливаясь сзади меня. — Это двухэтажная квартира! — с восторгом ребёнка восклицаю я и поворачиваюсь к нему. В царящем полумраке его лицо выглядит загадочным и ещё более красивым. — Чем займёмся? — Фильм смотреть точно не будем, — понижая голос, говорит он. — Да и света нет. Здесь немного вариантов. — И какой предлагаешь ты? — всматриваюсь в его тёмные глаза, ожидая того, с чего почти начались наши отношения. Мы встречаемся уже практически две недели, однако, что удивительно, до постели время ещё не дошло. Романтичные свидания, на которых Хантер обязательно дарит мне цветы, иногда, когда позволяет время, разговоры до самого рассвета, поцелуи и объятия — мне нравятся наши отношения, однако есть странное ощущение, что чего-то не хватает. И непонятно, чем оно вызвано: тем, что я скрываю от Хантера пару тайн, или тем, что мы ещё не до конца узнали друг друга. — Я бы просто поговорил с тобой, — отвечает Хантер после задумчивой паузы и проводит пальцами по моему плечу. — О чём угодно. Несмотря на то, что это совсем не то, что я ожидала, на душе разливается приятное тепло: ему хочется со мной разговаривать. Он всегда меня слушает. И всегда отвечает. Может это и мелочь, однако она настолько приятная, что кажется чем-то очень значимым. — Иногда я бываю очень болтливой, — шутливо предупреждаю, едва заметно подаваясь вперёд. — Не все выдерживают. — Мне нравится тебя слушать. Его фраза окончательно растапливает моё сердце, и я приподнимаюсь на носочки, коротко целую Хантера в губы, а затем беру его за руки и тяну за собой. Жду, пока он присядет на диван, и тут же ложусь рядом, устраивая голову на его коленях и кладя сцепленные в замок руки на живот. Он касается моих волос, убирая их от лица, а затем начинает гладить по голове. От его мягких прикосновений прикрываю глаза и пару минут молчу, предаваясь приятным ощущениям. Тело полностью расслабляется, и мне уже не хочется ни о чём думать. — Мне нравится твоя квартира, — озвучиваю мысль, которую наобум выбираю из массы других. — Ты первая, кого я сюда привожу. Вернее, ты сама пришла… — Правда? — удивляюсь, распахивая глаза. Вижу, как Хантер опускает голову, смотря на меня. — А как так вышло? — Не знаю, просто не хотел никого сюда впускать, — спокойно отвечает он, и я ещё несколько секунд задумчиво вглядываюсь в его расслабленное лицо, а потом снова прикрываю глаза. — Но ты приходи, когда захочешь. Улыбаюсь, радуясь тому, что стала исключением. Никого не впускает, а меня впустил! Правильно, ещё бы он не впустил… иначе я бы обиделась и перестала с ним разговаривать. Или, что ещё хуже, заподозрила бы неладное, подумав, что он маньяк, у которого оборудована целая квартира под убийства. А так появляется ощущение, словно я особенная, и это мне, конечно, льстит. — Ты сегодня не отвечала на звонки и сообщения, — голос Хантера становится печально-настороженным. — У тебя всё хорошо? — Да, просто была немного занята, — поспешно отвечаю я и, подумав, что это похоже на враньё, быстро добавляю: — Мне нужно было помочь подруге, а потом ещё и на репетицию идти. Забегалась, а телефон, наверное, на беззвучном стоял. В целом, это даже правда. Подруге помочь — я же помогала не только Брюсу, но и Селине. Про репетицию, конечно, так же сказать нельзя, потому что потом я просто поговорила с Джейн, после чего она дала мне пару часиков и забрала контроль. Как жаль, что я не могу рассказать Хантеру всё, как есть! Хотя, может, мне и не стоит скрывать правду? Хотя бы о Джейн. О Леденцовой Принцессе почему-то говорить не хочется — пока что не слишком привыкла к ней. — Хантер, а как ты относишься к людям с психическими расстройствами? — спрашиваю, надеясь, что такая резкая смена темы не вызовет у него подозрений. — Нормально. — То есть ты бы стал общаться с человеком, если бы знал, что у него есть какие-то проблемы с… головой? — последнее слово произношу очень неуверенно, не зная, как точно это описать. — Если этот человек не вредит окружающим, то да, — на этот раз в его голосе слышится толика подозрений. — Но ты ведь не знаешь наверняка, что может сделать этот человек, — возражаю, словно пытаясь зачем-то изменить его мнение. — Ты совсем не знаешь, что у него на уме. — Так и что на уме у здоровых людей, мы тоже не знаем, — вкрадчиво отвечает Хантер, и я принимаю положение сидя, заинтересованно поворачиваясь к нему и задумчиво прищуриваясь. — Но там хотя бы можно понять. — И человека с психическим расстройством тоже можно понять, — кивает он, не прерывая зрительного контакта. — Главное, поговорить с ним, обсудить это, чтобы понимать, что стоит от него ожидать. — А если бы ты уже общался с кем-нибудь, а потом узнал, что он психически болен, то стал бы продолжать общение? — Конечно, — без колебаний отвечает он, и я удивлённо на него смотрю. — По крайней мере, я бы попробовал, ведь если общался с человеком до того, как узнал о его проблеме, то значит, могу это делать и после. От моего знания человек никак не изменится, — ничего не отвечаю, задумываясь. — А ты бы как поступила? — Не знаю, — качаю головой, отводя взгляд. — Наверное, так странно знать, что человек, с которым ты общаешься, психически нездоров. Я не знаю, что бы я сделала. — Ну вот представь, если я тебе расскажу, что болен шизофренией, — резко перевожу на него вопросительный взгляд. — Иви, расслабься, со мной всё нормально, я просто сказал представить. Ты бы меня бросила, если бы узнала? Повисает напряжённое молчание. Отвожу взгляд от Хантера, задумываясь. Это сложный вопрос, потому что Хантер мне не безразличен, следовательно, я буду пытаться его понять, чтобы быть вместе. Но если бы он был психически нездоров… Это же наверняка вызвало бы какие-то трудности в общении. Я бы точно знала, что с ним что-то не так, и это меня бы наверняка пугало. Наверное, наше общение было бы натянутым после этого. И уже не таким искренним. Но и бросить его я бы не смогла. — К чему такие вопросы, с тобой ведь всё хорошо! — увиливаю от ответа, снова смотря на него. — Я не могу сказать, как бы поступила, ведь в реальности моя реакция может отличаться от той, какую могу представить сейчас. — Я понял, — к своему ужасу, улавливаю в его голосе грусть. Виновато смотрю на него, не зная, стоит ли мне попытаться оправдаться. — Я бы остался. Конечно, если бы ты этого захотела. Сердце жалобно сжимается. Он бы остался. Не бросил бы меня. От этого осознания в глазах скапливаются слёзы, и я снова отвожу взгляд, немного опустив голову. Если Хантер так уверен в том, что не бросит меня, если узнает о Джейн, то, может, стоит ему рассказать? — Почему ты так в этом уверен? — тихо спрашиваю, так и не поднимая на него взгляд, вместо этого пытаясь рассмотреть собственные пальцы. — Потому что ты мне нравишься такой, какая ты есть, — просто отвечает он. — И если даже с тобой что-то не так, то это вряд ли повлияет на моё отношение к тебе. Ты мне интересна такой, какая ты есть. Мне хочется узнавать тебя. Ничего не отвечаю, вместо этого обнимаю Хантера, крепко к нему прижимаясь. Чувствую его руки на своей спине и зажмуриваюсь, стараясь не расплакаться оттого, с каким теплом он ко мне относится. Какая-то часть меня всё ещё не понимает, почему он это делает. Почему он так во мне заинтересован? Почему ему понравилась я, а не кто-то другой? В конце концов, в Готэме много других девушек, более красивых и интересных. Но отчего-то он выбрал меня. — У тебя точно всё хорошо? — уточняет он, одной рукой поглаживая меня по голове. — Просто мне показалось, что ты не просто так спросила меня об этом. Рассказать или нет? Ведь если я хочу быть с ним и дальше, то не получится скрывать свою вторую (и третью) часть всю жизнь, тем более что Леденцовая Принцесса может появиться просто так. Но вдруг Хантер испугается? Что, если он только думает, что сможет общаться с психически нездоровым человеком? Я не могу быть уверена в его реакции. И он не может быть в этом уверен. Джейн молчит — значит ли это, что она даёт согласие? — У меня диссоциативное расстройство личности, — назвать это «раздвоением» язык не поворачивается, ведь нас уже трое. — Я не могу от тебя это скрывать. Повисает пауза. Сердце, кажется перестаёт биться, а внутри всё замирает в ужасном ожидании. Хантер молчит. О чём он сейчас думает? Какие мысли у него в голове? Он наверняка считает меня сумасшедшей! — Ты… хочешь об этом сейчас поговорить? — осторожно спрашивает Хантер, переставая гладить меня по голове, однако не отстраняется. — Я не знаю, — жалобно шепчу. — Я уже ничего не знаю, — слёзы снова подступают, и становится понятно, что сдержать их не получится. — Я просто хочу быть с тобой, но при этом не хочу скрывать правду… — Всё хорошо, — успокаивает он, немного меняя положение тела, чтобы прижать к себе ещё ближе. — Я рядом, — он касается щекой моей макушки. — И я всегда готов тебя выслушать, — наступает пауза, потому что я не могу ничего сказать из-за рвущихся наружу слёз. — Это… неожиданно, — хотя он и пытается быть спокойным, всё же в его голосе улавливается растерянность, а я ощущаю, как часто стучит его сердце. — Но это не значит, что я тебя брошу. — Точно? — всхлипнув, с надеждой спрашиваю я. — Точно, — он немного отстраняется, и в этот момент сердце в испуге пропускает удар, однако Хантер просто касается пальцами моего подбородка, несколько секунд рассматривает лицо и, грустно улыбаясь, вытирает успевшие скатиться по щеке слёзы. — Ты можешь мне довериться. Несколько раз киваю, завороженная его спокойным лицом, а после всё-таки отстраняюсь, отворачиваясь от него. Он не спешит снова меня обнять, наверное, понимая, что прямо сейчас мне это не нужно. Уже самостоятельно вытираю новые слёзы, напоследок ещё раз всхлипывая, и выдыхаю, пытаясь успокоиться. — Тебе принести воды? — осторожно спрашивает Хантер, и я киваю. Он куда-то уходит (наверняка на кухню), оставляя меня на некоторое время в одиночестве, и мысли незамедлительно наполняют голову. Вот я ему и рассказала. Первая реакция меня не пугает: он вроде как спокоен, хотя и растерян — это читается в его аккуратных прикосновениях и слышится в голосе, полном осторожности. Он не рассержен, он не пытается меня выгнать, он не кричит и не обвиняет в том, что я что-то от него скрывала. Возможно, всё не так уж и плохо? Может, я не зря ему рассказала? Но эти аккуратность и спокойствие в то же время и настораживают: что, если теперь он считает меня сумасшедшей, просто не хочет этого показывать? Или, наоборот, пытается смириться с тем, что я какая-то неправильная? А вдруг в его взгляде теперь всегда будет эта осторожность, от которой хочется просто отвернуться, лишь бы не чувствовать себя какой-то не такой? Реакция Хантера одновременно пугает и расслабляет. — Держи, — он снова появляется в гостиной и подаёт стакан воды, который я, благодарно кивая, беру и делаю несколько маленьких глотков. — Почему ты так спокойно отреагировал? — всё-таки задаю этот вопрос. — А как мне ещё реагировать? — он садится на диван, совсем рядом, однако пока не прикасается ко мне. — Злиться? Обвинять? Так ты ни в чём и не виновата. — Но ты даже не удивился. — Я удивился, — по-прежнему спокойно отвечает он. — Просто старался этого не показывать, чтобы не напугать тебя и тем самым не оттолкнуть. К тому же, когда ты завела разговор о психических расстройствах, я уже начал подозревать, что это всё не просто так. — Извини, — тихо шепчу я, отставляя стакан с недопитой водой на кофейный столик. — Тебе не за что извиняться, — он касается моей спины, поглаживая. — Можно я расскажу тебе сейчас? — спрашиваю, осторожно беря его за руку. — Конечно, — кивает он. — Я готов тебя выслушать. Слабо улыбаюсь: вот и нашлась тема для разговора.