Страшись Суда Сов

Рано утром ухожу к себе домой, чтобы успеть собраться в школу. Наивно полагая, что родители ещё не встали, тихо прокрадываюсь в дом, чтобы никого не разбудить, и уже хочу так же осторожно пробраться в свою комнату, как резкий, холодный голос отца заставляет меня замереть на месте. — Иви. Вот и всё! Он всего лишь произнёс моё имя, а у меня внутри уже всё холодеет! И почему только нельзя оставить меня в покое? Поворачиваюсь в его сторону и замечаю ещё и маму, стоящую около него. До моего появления она, кажется, пыталась застегнуть браслет на тонком запястье, однако сейчас её пальцы зависают над кожей, сжимая золотую цепочку, и сама она выглядит отчего-то встревоженно, словно знает, что будет дальше. — С каких пор для тебя стало нормой не спрашивать у меня разрешения? — со стальным спокойствием спрашивает он, однако в глазах — раздражение от неповиновения. — Вчера я не отпускал тебя ни к каким друзьям. — Я предупредила Алекса, — тихо, но отчётливо отвечаю я. Видимо, тот случай, когда меня чуть ли не придушил воскресший мертвец, немного поубавил страх перед отцом. — Почему не меня? — он с претензией приподнимает голову, показывая своё превосходство. Молчу, понимая, что мой ответ его в любом случае не устроит. — Отвечай, — вкрадчиво приказывает он. — Ванесса, подожди меня в машине. Это надолго. Мама, так и не застегнув браслет, поджимает губы и проходит мимо, опустив голову и даже не взглянув на меня. Вместе с ней уходит последняя надежда на хотя бы какое-то спокойствие: остаются неконтролируемый страх и просыпающаяся злость. Входная дверь тихо закрывается. Вот и всё. Долго избегать отца не получилось. — Я повторю свой вопрос, — кивает он, делая одолжение, и приближается ко мне на шаг. Напрягаюсь. — Почему ты предупредила не меня? — Чей контакт первее увидела, того и предупредила, — отвожу взгляд, надеясь, что он поверит в мою ложь. Сейчас ведь точно скажет, что я должна была найти именно его контакт! — То есть родной отец не стоит двух секунд поиска нужного номера? — Из тебя отец так себе, — зло бормочу я, тут же испуганно распахивая глаза, понимая, что только что ляпнула. Ладно, раз уж беды не миновать, можно высказать всё, что скопилось на душе. — Ты только приказываешь, наказываешь, бьёшь и отчитываешь! Всё! В этом и заключается твоё воспитание! — несмотря на то, что злость мигом мной овладевает, на крик не срываюсь. — Ты вообще знаешь, что со мной делали в секретной лаборатории? Какую боль мне там причиняли? А знаешь, какие теперь последствия? — Не смей так со мной разговаривать! — рычит он, надвигаясь на меня, но я делаю шаги назад. — Ты ни разу не задумывался о том, какие чувства я испытываю! — продолжаю дрожащим голосом, едва ли не плача. — Ни разу не разговаривал со мной, как с человеком! Ни разу не интересовался моими делами! Всё, что тебя интересует, ограничивается моим подчинением тебе! Ты ужасный отец, просто ужасный! — Ах ты неблагодарная дрянь! Он грубо хватает меня за волосы на затылке и тащит в свой кабинет, где отшвыривает на пол как ненужную игрушку, и запирает дверь на замок. Когда он открывает нижний ящик в столе, я отползаю назад, потому что знаю, что там хранится. Ремень. Ни разу его не рассматривала, но точно знаю, как он ощущается на теле. Как сильно бьёт. Какую боль причиняет. Вспыхивает страх, мгновенно вытесняя злость. Внутри всё содрогается, и я не могу сделать и вдоха. Дальше отползать некуда — спиной упираюсь в шкаф. Слышу лишь грохочущее сердце, отчаянно пытающееся сбежать из грудной клетки. Отец надвигается безжалостной тенью, медленно и пугающе. Заставляет бояться его. Страх вынуждает подчиняться, а подчинение вынуждает бояться. Замкнутый круг, из которого не выбраться. Не могу больше наблюдать за тем, как он приближается. Сжимаюсь в дрожащий комок, склоняя голову к коленям и прикрывая её руками. Резкий удар. Пряжка ремня больно ударяет по выступающей косточке на запястье, а кожу неприятно обжигает, как от огня. Закрываюсь руками, пытаясь скрыться от отца, но второй удар, а за ним и третий вызывают ещё большую боль. На четвёртом ударе, который задевает спину, рыдаю в голос, не слыша себя же. А дальше не считаю. Зажмуриваюсь, изо всех сил стискивая зубы и прижимая руки к себе в попытке хотя бы как-нибудь защититься. С одних участков боль исчезает, но появляется на других, острыми когтями вспарывая плоть, иголками вонзаясь в тело, лезвиями сдирая кожу. В ушах — шум, перед глазами — тьма. И боль. Всепоглощающая, пронзающая, яростная боль! — Я больше так не буду! — выкрикиваю я в какой-то момент. Удары резко прекращаются, и в кабинете воцаряется тишина, прерываемая лишь моими рыданиями и судорожными вздохами. Осторожно опускаю руки, испуганно прижимая их к груди, и взглядом натыкаюсь на блестящую чёрную обувь отца. — Не будешь — что? — требовательно спрашивает он. — Не буду… — всхлипываю, пытаясь связать отдельные звуки в слова, — повышать на тебя голос… — закрываю глаза, чувствуя, как горячие слёзы обжигают щёки. — Не буду обвинять тебя в чём-либо, потому что… — судорожный вздох вынуждает прерваться, — потому что ты всегда прав, — участки кожи, которых касался ремень, гудят, напоминая о боли и раскрываясь букетом неприятных ощущений. — Я буду всегда спрашивать твоего разрешения… — сжимаюсь, чтобы не чувствовать крупной дрожи во всём теле. — Встань, — холодно чеканит отец, и я опираюсь руками о пол, пытаясь подняться. — Быстрее! — нетерпеливо рычит, и его полный злобы голос заставляет подняться и не обращать внимание на дрожь в ногах. — Посмотри на меня. По-прежнему не поднимаю голову, смотря в пол. Я просто… не могу! Не могу заставить себя посмотреть на него! В груди развёрстывается паника, засасывая в себя, как огромная чёрная дыра. Отец не ждёт. Он резко хватает меня за подбородок, до боли сжимая, и заставляет посмотреть на него. Из-за слёз не могу чётко видеть его, но мне достаточно очертаний, чтобы заметить перекошенное от злости лицо. — Если ещё раз ты выведешь меня из себя, — тихо начинает он, — так легко уже не отделаешься. Поняла меня? — Да… — невнятно бормочу, боясь даже моргнуть. — Отвечай нормально! — Да, я поняла тебя! — испуганно произношу я, от ужаса распахивая глаза. — Я запрещаю тебе выходить из дома после шести вечера, — он несколько секунд всматривается в моё лицо, и в его глазах мелькает удовлетворение. — А теперь пошла вон. Он отпускает меня, тут же с отвращением отворачиваясь, как от какой-то мерзости. Сглатываю, чуть ли не по стенке добираясь до двери, и на негнущихся ногах покидаю кабинет. Тело всё ещё пробивает крупная дрожь, а слёзы бесконтрольно скатываются по лицу, однако сил не остаётся даже на всхлипы. Остаюсь в гостиной. Забиваюсь в самый угол, садясь прямо на пол, и обхватываю колени руками, беззвучно плача. Когда хлопает входная дверь, резко поднимаю голову, вслушиваясь в тишину: отец ушёл. Осматриваюсь по сторонам, помаленьку начиная соображать. Перевожу взгляд на себя, взглядом скользя по участкам, которых касался ремень. На левой руке замечаю тонкие полоски засохшей крови. Остекленело всматриваюсь в них, то и дело отчего-то вздрагивая. Бил до крови. Но всё зажило. Заставляю себя зажмуриться. Нужно забыть об этом. Этого не было. Или было, но не со мной. С кем-то другим. Со мной не случается плохих вещей. Я счастливый человек. У меня нет никаких проблем. Родители меня любят. Любят… Любовь и боль не могут идти вместе! Как же я ненавижу отца! Одним движением вытираю слёзы, вернее, размазываю их по лицу, и поднимаюсь, стараясь сдержать гнев, просящийся наружу с неистовым рвением: я же могла ему ответить! У меня ведь больше сил, чем у него, почему я растерялась? Руки сжимаются в кулаки. Начинаю ходить из стороны в сторону, стараясь успокоиться. Получается только тогда, когда со злостью бью в стену рядом с полкой. Мгновенно замираю, смотря на то, что в этой самой стене, прямо там, где секунду назад был мой кулак, появляется небольшое прямоугольное отверстие. Это просто въехавший внутрь кусок стены! А рядом… замочная скважина, возле которой вырезана маленькая сова! Видимо, этот «отъезжающий кусок» как раз её и скрывает. Вот только что там находится? И почему я никогда не натыкалась на этот тайник? И зачем сова? Позабыв обо всём, что происходило в кабинете отца, с интересом рассматриваю не до конца открывшийся тайник. Совсем непонятно, каких он размеров, потому что больше нет никаких примечательных неровностей, царапин, щёлочек и прочего. Нажимаю на въехавший внутрь кусок стены, и он возвращается на место, сливаясь с поверхностью. Это вообще нереально заметить! Снова открываю доступ к замочной скважине, осматривая её с подозрительным прищуром. Она достаточно маленьких размеров, значит, ключик тоже должен быть небольшим. Что скрывает в себе этот тайник? И где найти ключ? Является ли эта сова подсказкой? Снова делаю стену ровной и отхожу от неё на шаг. Как я вообще наткнулась на это… Поставленные ранее на паузу эмоции снова вспыхивают, и я с раздражением вздыхаю: ну конечно, очередной секрет! Уверена, это тайник отца — вряд ли мама или брат стали бы заниматься такой чушью! Интересно, узнает ли он, что я его нашла? А если узнает, то что сделает? Снова изобьёт? В отчаянии смахиваю стеклянную статуэтку с полки, и она летит на пол, разбиваясь. В бессилии усаживаюсь на пол, закрывая лицо руками. Ледяными ладонями ощущаю, как пылают щёки. Это ничуть не отрезвляет, а делает ещё хуже, потому что в следующую секунду бью руками по полу, натыкаясь на осколки, которые тут же ранят тонкую кожу. По глупости бью по осколкам, словно пытаясь им отомстить, и снова чувствую неприятную боль. Вот дура, это же осколки! Хотя… что они мне сделают? Порежут, да и всё тут! Всё равно у меня регенерация. Перевожу взгляд на осколки, задумываясь. Осторожно прикасаюсь к одному из них, а затем беру его, всматриваясь. Мир будто отходит на второй план, отдаляясь от меня, а окружающие звуки и вовсе исчезают. Затуманенный взгляд скользит по острому краю. С нажимом провожу по нему кончиком указательного пальца, наблюдая, как он разрезает кожу, которая тут же заживает, едва ли выпустив пару капель крови. Повторяю второй раз. Ранка так же быстро затягивается. На третий раз перехожу к запястью, нажимая уже сильнее и наблюдая, как кровь струится по руке, завораживая контрастом. Алый цвет, такой глубокий и манящий, на фоне светлой кожи, унизанной бирюзовыми венами. Порез затягивается быстро, пресекая ручеёк, а вместе с ним и спокойствие момента. Хмурюсь и повторяю действие, вновь наблюдая за разворачивающейся картиной. Не дожидаясь, когда рана затянется, делаю второй порез, за ним и третий, и, решив, что этого недостаточно, делаю заключительный, четвёртый. Крови становится больше, ручейки увеличиваются в своём количестве и становятся толще. Первый порез затягивается, второй… — Ты сдурела? — разрушает прекрасное спокойствие шокированный голос, доносящийся с лестницы. Вздрагиваю, переводя взгляд на пулей спускающегося по лестнице брата. Чувствую что-то странное в районе запястья и смотрю на него, едва ли не вскрикивая: рука вся в крови! Роняю осколок из правой руки и провожу ладонью по запястью, убирая кровь и убеждаясь, что ран никаких нет. Как я до этого дошла? Я же просто… — Что за чертовщина здесь происходит? — ошеломлённо спрашивает Алекс, садясь передо мной на колени. Он тянет мою руку на себя и внимательно осматривает, после чего поднимает на меня ничего не понимающий взгляд. — Откуда кровь? — Я… — бормочу, пытаясь связать два слова. — Резала… Какой ужас! — вырываю запястье из его хватки и зажимаю руками рот, сотрясаясь в рыданиях. Я только что резала вены! Вены! — Подожди, но твои раны… — непонимающе протягивает он. — Кровь есть, но где раны? — в его взгляде отчётливо читаются недоверие и подозрительность. Быстро мотаю головой, отказываясь говорить. — Чёрт, Иви! Ну как же так… Он устало проводит рукой по лицу, тяжело вздыхая, а после осматривает пространство вокруг меня. Я тем временем успеваю прекратить хотя бы рыдать, однако всё ещё чувствую панику и ужас, которые буквально пожирают изнутри, не давая расслабиться и успокоиться. Беглый взгляд на кровь и осколки вызывает новую волну истерики, которую с трудом подавляю, зажмуриваясь. — Дыши, — твёрдо произносит Алекс. Даже приказывает. — Слышишь? — он касается моих плеч, но я не открываю глаза, боясь снова поддаться буре непонятных, скомканных в единый шипящий клубок, эмоций. — Просто дыши. Вдох, — делаю вдох. — Выдох, — выдыхаю. Спустя какое-то время, из-за тревоги искажающееся, становится лучше. До сих пор неспокойно, но я уже не содрогаюсь в рыданиях без слёз, а дыхание с сердцебиением приходят в норму. Открываю глаза и смотрю только на Алекса, концентрируясь на его зелёных глазах. В них я вижу уверенность, и это не вызывает негативной реакции. — Давай ты сходишь в душ, — вкрадчиво произносит он, не сердясь на меня и не раздражаясь, — и сменишь одежду, — он тянет меня вверх, заставляя подняться. Рук с плеч так и не убирает, по-прежнему некрепко их сжимая. — Я пока приберусь, — не прерывает зрительного контакта, — а после мы поговорим о том, что случилось. Хорошо? В его голосе нет стальной холодности, в его словах нет ни намёка на выражение собственного превосходства. Алекс, впервые за долгое время, вселяет спокойствие, становится тем, что отводит от разрушительных эмоций. То, что я раньше считала безразличием, оказывается временной отстранённостью. Ему на меня не плевать. Заторможенно киваю, даже не моргнув, соглашаясь с его словами.

***

Конечно, никакого разговора с Алексом после того, как все мои эмоции вышли через приглушённые крики и слёзы, не было — я успела незаметно выскользнуть из дома, и теперь направляюсь прямиком к Брюсу. К чёрту школу! Мне сейчас нужно побыть с тем, кому доверяю! Уже не первый раз игнорирую главный вход и вхожу через окно-дверь, оказываясь прямо в главной гостиной. Хочу уже поздороваться с Брюсом, но оставляю эту затею, нахмурившись: рядом с ним стоит какая-то девушка примерно моего возраста, с короткими каштановыми волосами, такими кудрявыми, что я невольно приподнимаю в удивлении брови, милыми, но в то же время не очень дружелюбными чертами лица и не очень согласным видом, судя по её осуждающе выгнутым бровям. Одета она совсем обычно, хотя и есть в её стиле что-то дерзкое: ботинки на шнуровке, обтягивающие ноги штаны и кожаная куртка, причём всё это в исключительно тёмных оттенках. Она удивлённо смотрит на меня, а потом усмехается и снова поворачивает голову к Брюсу. — Похоже, не одна я пользуюсь этим входом, — говорит она, и я с удивлением отмечаю, что её голос, несмотря на некоторую мягкость, звучит достаточно твёрдо. Брюс поворачивает голову в мою сторону, и на короткие пару секунд на его лице мелькает удивление, которое, впрочем, сменяется радостью и дружелюбием. — Иви! — восклицает он. — Это Селина, моя подруга, — представляет он девушку, и я киваю, дружелюбно ей улыбаясь. — Ты та самая Иви, у которой ускоренная регенерация и прочие нечеловеческие штуки? — спрашивает она, при этом не показывая чрезмерного любопытства, и я поражённо киваю. — Просто уточнила, — отмахивается она. Перевожу взгляд на Брюса, недоумевая. — Да, я ей рассказал, — виновато произносит он. — Ладно… — протягиваю я, не понимая, почему он так просто раскидывается такой информацией. Возможно, Селине можно доверять, раз уж он поведал ей о нашей общей… тайне? Деле? Впрочем, сейчас это не особо важно! — Я вам помешала? — Нет, мы уже закончили, — не давая ничего сказать Брюсу, отвечает девушка. — Селина! — обиженно восклицает он. — Брюс, я туда не пойду… — Селина! — на этот раз тон у него умоляющий. — О чём вы? — непонимающе спрашиваю я, качая головой. — Кто куда должен пойти? — Нам нужно пробраться в Аркхэм, — заявляет Брюс, и я шокировано смотрю на него, ожидая пояснений, желательно, разумных. — Я устал полагаться на Гордона. Он только и делает, что пытается нарыть хоть какую-то информацию на Хьюго Стрейнджа, но толку от этого мало. Поэтому мне самому нужно выяснить, что происходит в Аркхэме, — твёрдо произносит он, и я неуверенно киваю, соглашаясь лишь наполовину. — Мне в Аркхэм не пробраться, и… — Поэтому он хочет, чтобы туда пробралась я, — заканчивает за него Селина. — Но проблема в том, что ты даже не знаешь, что там искать! А я не пойду туда просто так! — возмущается она, развернувшись к Брюсу. — Возможно, там твоя подруга. Бриджит. Повисает удивлённое молчание. Селина смотрит на него непонимающим и одновременно с тем шокированным взглядом, а мне становится очень любопытно, откуда у него такая уверенность. — Откуда ты знаешь? — недоверчиво спрашивает она. — После пожара её тело забрали, но в морг так и не доставили, — спокойно отвечает Брюс, словно это для него обычная вещь. Так Бриджит сгорела? Она мертва? — Есть некоторые зацепки, указывающие на то, что её перевезли в Аркхэм. — Извините, что встреваю, — вовсе неизвиняющимся тоном начинаю я, — но разве Аркхэм не является лечебницей для душевнобольных преступников? — получив утвердительный кивок, непонимающе хмурюсь. — И зачем тогда туда доставлять… мертвецов? — Это я и хочу выяснить, — после этих слов Брюс умоляюще смотрит на Селину. — Ладно, — фыркает она, закатывая глаза. Брюс смотрит на неё с такой благодарностью, что начинает казаться, что она для него очень важна и что без её помощи он бы никак не справился. Он не просто благодарен ей, он… восхищается. Да, именно так. Взгляд у него полный восхищения. — Я могу помочь пробраться на территорию Аркхэма, — как бы между прочим добавляю я, ловя на себе заинтересованные взгляды. — Ну а что, отвлеку охрану, — пожимаю плечами, сама удивляясь, как такое предложила. В принципе, мне бояться нечего: в самом худшем случае отец об этом от кого-то узнает и накажет меня, а это сделать он может и без Аркхэма, так что лучше уж получать за что-то, чем просто так. В итоге они оба соглашаются. Долго ждать не приходится, и после обеда мы с Селиной отправляемся в Аркхэм. Звучит достаточно страшно. Аркхэм! Это же лечебница для душевнобольных преступников! И мы сейчас на полном серьёзе, в здравом уме, туда идём, чтобы найти наверняка оживший труп и выяснить хотя бы что-нибудь про Хьюго Стрейнджа! Ну, вернее, всем этим заниматься будет Селина. Я просто отвлеку охрану на улице. — А вы с Брюсом прямо друзья-друзья? — осторожно интересуюсь я, когда мы выходим из такси. Идти нам примерно минут двадцать: подъезжать прямо к лечебнице было бы безрассудно. — Или там друзья с… симпатией? — намекаю и тут же ловлю полный подозрений взгляд зелёных глаз. — Ты не подумай, я ничего плохого не имею в виду, мне просто правда очень интересно. — Мы просто друзья, — твёрдо отвечает она, смотря только вперёд. — То есть вы не встречаетесь? — удивляюсь. — Нет, — отвечает она с тихим смешком. — С чего бы нам встречаться? — Ну… — задумчиво протягиваю я. — Он так на тебя смотрел, — пожимаю плечом. — Как будто влюблён в тебя. Вот я и подумала, что у вас не просто дружба… — Думаю, тебе показалось. Он на всех смотрит так, словно перед ним самый важный человек в его жизни, — с её утверждением не соглашаюсь, но не возражаю. — Так, значит, ты умеешь водить? — меняет она тему. — Брюс мне рассказал, как ты въехала в его машину. — Не умею я водить! — раздражённо отмахиваюсь. — Я вообще не понимаю, как оказалась за рулём! Словно мной кто-то управлял… вообще ни черта не помню, — грустно вздыхаю я. — Расскажешь поподробнее? — интересуется она. — Всё равно идти ещё долго. И с этого момента начинается мой бурный поток слов, за которым я даже не замечаю, как мы практически доходим до ворот лечебницы. Селина останавливает меня и кивает в сторону неприветливого здания. Мрачные шпили и серо-коричневые стены так и навевают тоску и отчаяние, а однотипные окна с решётками лишают всякой надежды и высасывают все положительные чувства. Ещё и пасмурное небо, предвещающее дождь, не добавляет радостных красок. А ворота… такие знакомые. Словно я через них уже проходила… — Значит, ты подходишь к воротам и начинаешь разговаривать с охранником, — командует Селина, и я внимательно её слушаю, отвлёкшись от судорожного перебирания воспоминаний, которые могли бы подтверждать факт моего нахождения здесь в прошлом. — Говори, что угодно, а я тем временем незаметно проскользну во двор. Дальше справлюсь сама. — Уверена, что они тебя не заметят? — Они тупые, как пробки, — закатывает она глаза. — Разве что по камерам… Ладно, заметят — придумаю другой план. Не впервой. — Хорошо, — соглашаюсь. — Тогда пойдём. Ну в смысле, ты как-нибудь прячься, а я… — Я поняла, — усмехается она и отстраняется, оставляя меня одну. Спокойно выдыхаю и выхожу на дорогу, приближаясь к воротам и с напряжением рассматривая железные толстые прутья. Ощущение, что я уже их видела раньше, не покидает. Само собой, эти ворота показывали в новостях, как и само здание лечебницы, но это совершенно другое! Как будто я не только видела их своими глазами, стоя в двух шагах, но и… пробегала через них? Бред! Я никогда в жизни здесь не была! — Имя? — спрашивает охранник с бесцветным лицом. Только сейчас замечаю, что ворота уже открыты. Интересно, а ему всё равно, что перед ним стоит шестнадцатилетняя девушка? Или я так похожа на взрослую? — Мэри Кеннеди, — мгновенно придумав вымышленное имя, отвечаю я и, не дожидаясь, когда мне скажут, что никакую Мэри здесь не ждут, продолжаю: — Мой дядя проходит здесь лечение, и я очень хотела бы его навестить! — Вы не записаны, — сурово говорит охранник, доходя до конца списка, написанного на бланке. — Извините, но… — Пожалуйста! — восклицаю, складывая руки в умоляющем жесте и жалобно сдвигая брови. — Его совсем никто не навещает, знаете, как ему одиноко? Я единственный родственник, и он… — прерываюсь, опуская голову, — он мне как отец, — снова смотрю на охранника, чувствуя, как глаза становятся влажными. — Мои родители умерли, когда я была совсем маленькой, и он стал моим опекуном, — судорожно всхлипываю, делая вид, что сейчас расплачусь. — Он учил меня читать, писать… — делаю рваный вдох, — рассказывал сказки на ночь, заботился обо мне, — первая слезинка скатывается из левого глаза. — Он для меня всё. Всё! Понимаете? — почти срываюсь на крик. — Мне очень жаль, мисс, но правила… — Прошу вас! — подхожу к нему ближе, снова складывая руки в умоляющем жесте. — Хотя бы на минуточку! Я так по нему скучаю… Закрываю глаза, чувствуя, как ещё две слезы скатываются по щекам, а затем закрываю лицо руками, отворачиваясь, и сотрясаюсь в несуществующих рыданиях, на самом деле проверяя, прошла ли Селина. Еле выискиваю её: она забралась на какую-то трубу, и теперь залезает наверх. Вот это она ловкая! — Хорошо, я постараюсь получить разрешение, но ничего не обещаю, — осторожно отвечает охранник, и я резко к нему разворачиваюсь. — Нет-нет, не надо! — качаю головой, вытирая слёзы. Он удивлённо на меня смотрит, не понимая, что происходит. — Он же сюда за дело попал. Ну знаете, тут же всё-таки преступники, — пожимаю плечами, натягивая на лицо нейтральную улыбку. — А родителей как раз убил мой дядя и потом притворялся долгие годы заботливым опекуном, чтобы потом сдать меня на опыты правительству, — быстро тараторю я, вообще не задумываясь над смыслом. — Ну это всё его выдумки, конечно! Он просто хотел разрубить меня на кусочки и сварить, — отмахиваюсь я. — Хорошего дня! Не дожидаясь никаких ответных действий с его стороны, разворачиваюсь и ухожу. Теперь дело за Селиной — она должна что-то узнать, а потом сразу связаться с Брюсом. И всё же меня не покидает чувство, что я уже здесь была.

***

Прихожу домой, уже подозревая, что встречу Алекса, поэтому даже не стараюсь проскользнуть в свою комнату незамеченной. И если на первом этаже я никого не замечаю, то на втором меня останавливает брат. — А мы хорошо поговорили, да, Иви? — с явной претензией начинает он, скрещивая руки на груди и опираясь плечом о дверной косяк своей комнаты. — Я спешила, — пожимаю плечами, останавливаясь рядом с ним. — Да и вообще, с каких пор ты начал интересоваться мной? — Ты сейчас серьёзно? — поражённо усмехается он. — А не ты ли ныла, что я никогда не интересуюсь твоей жизнью? Это что же получается: не спрашиваю — плохо, спрашиваю — тоже плохо. Тебе не угодишь! — Я не говорю, что это плохо, это подозрительно! — кричу я. — Ты практически всегда был равнодушен ко мне, делал вид, что меня не существует, а теперь резко начал проявлять интерес! Это ведь неспроста, Алекс, у всего есть причина, понимаешь? — Это ты так думаешь, — спокойно отвечает он. — Если бы ты поменьше истерила и побольше напрягала мозги, могла бы всё понять. — Понять, да? И что же я должна понять? — спрашиваю, ожидая ответа. — Давай, отвечай! Что же ты молчишь? Ждёшь, пока перестану, как ты сказал, истерить и начну думать? — сжимаю руки в кулаки, сдерживая себя от ударов. — Так вот знай, что я не телепат и не могу читать твои мысли! Я вижу, как ты себя ведёшь, и делаю выводы. Всё! Бессмысленно что-то додумывать! — Ты можешь хотя бы не кричать? — раздражённо бросает он, ещё больше зля меня. — Я бы посмотрела на тебя, если бы над тобой ставили опыты, а потом ещё и обвинили в том, что ты сбежала от боли, которую тебе причиняли, — злость постепенно ускользает, уступая место отчаянию. Обречённо качаю головой. — Но тебе не понять. Тебя ведь родители не сдают в секретные лаборатории и не бьют по малейшему поводу, — горько усмехаюсь, опуская голову. — Нет, знаешь, я всё-таки не хочу с тобой говорить. Это всегда приводит к чему-то плохому, — тяжело вздыхаю, расправляясь с не успевшими вырваться наружу слезами. — Только мне и правда кое-что интересно: почему отец позволяет тебе всё, что угодно? — У нас уговор, — просто отвечает он, и нахмуренный взгляд придаёт суровости его выражению лица. — Ему нужно, чтобы после его смерти бизнесом управлял я, поэтому он согласился на мои условия. Я наследую бизнес только если он не будет меня ограничивать. — Прекрасно! Просто чудесно! — отчаянно восклицаю я, подавляя истерический смешок. — Теперь всё стало на свои места! — Иви… — он протягивает ко мне свои руки. — Не смей трогать меня! — отмахиваюсь, но он это игнорирует, всё-таки хватая меня за плечо. Тогда я замираю на месте, внимательно изучая сочувствующе-понимающий взгляд мутно-зелёных глаз. — Послушай, — начинает он совсем тихо. — Я знаю, какие методы воспитания использует отец. И, поверь мне, на обычных выговорах или ударах он может не остановиться, — вкрадчиво произносит он, крепко сжимая мои плечи. От его слов по коже пробегают неприятные мурашки, и я испуганно сглатываю. — У тебя получается выводить его из себя лучше всех, и он может на тебе отыграться. Если хочешь, чтобы он меньше обращал на тебя внимание, то делай всё, как он говорит. Не дерзи, извиняйся, если он тебя в чём-то обвиняет, соблюдай все правила… — Но он же не прав! — слабо возражаю я, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. — Отец всегда прав, — с сожалением шепчет он. — Если ты дашь ему почувствовать полную власть над тобой, тебе же будет лучше. Понимаешь? Опускаю голову, и по щекам тут же скатываются горячие слёзы. Алекс притягивает меня к себе, обнимая, и я вцепляюсь пальцами в его кофту, словно боясь, что он исчезнет. Тихо плачу, всхлипывая, и чувствую, как он гладит меня по голове, успокаивая. Становится ещё страшнее, ведь это спокойное мгновение не продлится долго.