Страшись Суда Сов

Противный звук сирены бьёт по ушам. Яркий белый свет режет привыкшие к полутемноте глаза. Приходится цепляться рукой за стены, чтобы не упасть или не потеряться в пространстве. — Субъект 11C направляется к выходу! — слышен откуда-то предупреждающий крик. Одна из многочисленных дверей распахивается, и рука с тремя пальцами обхватывает ногу пробегающего мимо охранника и тянет внутрь, оставляя за собой неприятную слизь. Дверь захлопывается, а дальше слышно лишь крики мужчины, вслед за которыми на маленькое стеклянное окошко двери брызгает кровь. Справа раздаётся грохот, заставляя испуганно отшатнуться. По окошку двери то и дело стучит рука с неестественно длинными пальцами, которые присасываются к стеклянной поверхности, потому что конечность больше похожа на щупальца осьминога, чем на человеческую ладонь. Было бы хорошо их выпустить, чтобы все отвлеклись на них. Я в это время могла бы спокойно сбежать. — Задержать субъект 11C! — раздаётся сзади. Ускоряю шаг, оставляя идею о выпущенных «субъектах», и двигаюсь прямо по широкому коридору, стены которого слишком белые, чтобы не давить на мозг. Вроде впереди должен быть лифт… или лестница? Что-то, что поможет выбраться из этого ужасного места. Кто-то стреляет, и пуля со скоростью света проносится мимо меня, чудом не задевая. Сердце вспыхивает в панике, но тут же успокаивается — они меня не убьют. Мне хватит сил, чтобы отсюда выбраться. Если только не буду медлить. Следующая пуля впивается в левый бок, и я едва ли не падаю на пол, однако вовремя удерживаюсь на ногах. Место ранения словно охватывает огнём, доставляя неприятные, но не болевые ощущения. Ничего, ничего… это пустяки. С этим можно справиться. Главное, уворачиваться от других пуль. Тогда получится остаться живой. Сколько они держали меня в полумраке? Сутки? Может быть, двое? Специально хотели ослабить, я прямо чувствую, как рана не заживает. Один из охранников пытается грубо взять меня за локоть, но я ловко уворачиваюсь и хватаю его за руку, выворачивая в сторону. Еле слышимый хруст, а потом пронзительный крик боли. Кажется, я что-то ему сломала — значит, шансы есть. Рана от пули продолжает ныть, но пока что терпимо. Замечаю вентиляционную решётку, и быстро направляюсь к ней, уворачиваясь от назойливых охранников. Приходится приложить усилия, чтобы её оторвать, а затем залезть в вентиляцию. Ползти приходится быстро, потому что кто-то всё-таки увязался за мной и теперь преследует. Неприятные ощущения в боку потихоньку перерастают в болевые, что является очень плохим знаком. Поворот вправо, затем прямо, потом влево. Иногда чуть вверх, иногда долго прямо. Здесь невозможно потеряться, потому что ни одного из путей не знаю. На одном из поворотов преследующий меня охранник стреляет из пистолета, но промахивается. Он серьёзно решил стрелять в вентиляционной трубе? Было бы хорошо его вырубить, но на это совсем нет времени. Наконец впереди виднеется решётка. В этот раз усилий требуется ещё больше, чтобы её выбить. Ещё чуть-чуть, и я совсем ослабею и не смогу выбраться из этого места! Выкатываюсь на тёмно-зелёный пол и быстро поднимаюсь на ноги. Свет здесь уже не такой яркий, да и сами стены не белые, а какие-то грязные, из-за чего нельзя рассмотреть их истинный цвет. Издалека раздаются чьи-то вопли и крики. Похоже на какой-то бунт. Беги, просто беги. Из-за поворота появляются охранники — однако они в другой форме. Куда я попала? В другую пыточную? Что это за место? Один из охранников достаёт пистолет, и я, наобум выбрав направление, подрываюсь с места. Бегу настолько быстро, насколько это возможно. Отрываюсь от одних охранников, но в конце коридора встречаю других. Эти — с какими-то палками, выполняющими роль дубинок, однако уверена, что и пистолеты у них найдутся. Быстро пробегаю, протискиваясь между охранниками, решившими зажать меня и не дать пройти. Растолкнуть их особого труда не стоит, и вот перед собой уже вижу дверь, похожую на ту, что обычно служит входом в здание. Выход. Заперто. Ничего, ничего, это можно исправить… Хватаюсь за ручки и наваливаюсь на двери, изо всех сил стараясь сломать их. От таких стараний рана в боку начинает болеть, но я стискиваю зубы, концентрируясь исключительно на выходе. Справа от меня свистит пуля — благо, охранники плохо стреляют. Наконец двери поддаются, и я чуть ли не падаю, когда они открываются. Быстро вскидываю голову, смотря на небо — ночь. Нет… солнце… где солнце? Мне нужно солнце! Боль в боку усиливается, насмехаясь над моим положением. Лучше не становится, а о том, чтобы рана начала затягиваться, речи и вовсе быть не может. Стискиваю зубы и бегу к воротам, виднеющимся впереди. Нельзя терять контроль, нельзя паниковать. Я же не только ради себя это делаю. Ворота, в отличие от дверей, оказываются незапертыми, хотя в противном случае было бы несложно выбраться — расстояние между прутьями достаточно широкое, чтобы протиснуться между ними. Оказываюсь за пределами этого странного, сумасшедшего места и даже не трачу время на то, чтобы обернуться и посмотреть на него — не хочу и секунды больше думать об этом. По крайней мере, не сейчас. От ворот идёт одна-единственная дорога, по которой я и бегу, надеясь, что быстро найду помощь. Больница, просто добрый человек, чей-нибудь дом — что угодно. Мне срочно нужна помощь. Боль в боку усиливается с каждой минутой, это совсем плохо. Чёртова луна! Ещё эта «форма», состоящая из тонкой рубашки и таких же тонких штанов белого цвета, и отсутствие какой-либо обуви не помогают ситуации, потому что на улице достаточно прохладно. Навстречу едет машина, и я останавливаюсь на её пути и машу руками, пытаясь остановить. Водитель лишь сигналит, чтобы ушла с дороги, однако скорость сбавляет, видимо, чтобы не стать убийцей и не сесть в тюрьму. Вряд ли смогу остановить машину — силы уже на исходе, я это чувствую. Вместо этого продолжаю стоять на месте в надежде, что автомобиль остановится. Останавливается. Не теряя ни секунды, подбегаю к дверце и вижу недовольное лицо водителя. Он опускает стекло. — Помогите мне… — охрипшим голосом начинаю я, но мужчина лишь сурово смотрит на меня. — Да уйди же ты! — раздражённо кидает он. Водитель хочет уже ехать дальше, но я быстро хватаю его за горло и тяну на себя, вытаскивая из автомобиля. Отталкиваю его как можно дальше, не заботясь о каких-либо последствиях, и сажусь в машину. Под возмущённые крики мужчины разворачиваюсь и уезжаю прочь от ада на земле. Когда доезжаю до оживлённых улиц Готэма, боль в боку снова даёт о себе знать, и на этот раз она появляется так резко, что в глазах на секунду мутнеет. Крепко сжимаю руль, пытаясь совладать со своим состоянием, но становится ещё хуже. Голова кружится, чувствую, как теряю контроль. Всё вокруг расплывается, словно кто-то то и дело опускает меня в воду. На большой скорости влетаю в чью-то машину. Сильный удар головой. Боль. Темнота.

***

— Почему, как только мы вернулись в Готэм, уже что-то произошло? Нужно было оставаться в Швейцарии! — возмущается мужской голос с явным, непривычным уху, британским акцентом. Открывать глаза пока не получается, да и не хочется — приятные ощущения, непонятно откуда взявшиеся, теплом разливаются по всему телу. — Успокойся, Альфред, это всего лишь авария, — спокойно отвечает голос потоньше, как если бы он принадлежал подростку. К приятным ощущениям добавляются тепло и прояснение сознания. — Всего лишь? — переходя на громкий шёпот, переспрашивает мистер британский акцент. — Почему мы уже который час торчим в больнице из-за этой… леди? — Нужно убедиться, что с ней всё хорошо, — по-прежнему спокойно отвечает второй голос. Через силу открываю глаза. Быстро привыкнув к дневному свету, принимаю положение сидя, даже не удостоив взглядом присутствующих, отворачиваясь от них к окну. Подставляю лицо под приятные лучи солнца, дотягивающиеся до больничной койки, и улыбаюсь. Однако появление неприятных ощущений в районе левого бока быстро стирают хорошее настроение. — Тебе, наверное, нельзя вставать… — неуверенно говорит тот, что до сих пор остаётся для меня безымянным. Приподнимаю край больничной рубашки и вижу зашитую рану. Дыхание перехватывает, а сама я ещё несколько секунд пялюсь на это не очень приятное зрелище. Всё-таки касаюсь пальцами ровных швов, проводя по каждому из них, а затем поддеваю их, с силой вырывая и стискивая зубы, чтобы не закричать от неприятных ощущений. — Что ты творишь? — слышится позади меня поражённое восклицание. — Ты… Незаконченное предложение повисает в воздухе, но я на это даже не обращаю внимания, ведь сейчас оно занято другим: рана, успевшая начать кровоточить, затягивается прямо на глазах! Такое и раньше случалось, но всё равно это так странно! Только сейчас приходит полное осознание, что я в больнице. Как я здесь оказалась? Точно ведь помню, что была в той непонятной лаборатории! Может, со мной что-то случилось и меня отправили на лечение? Да ну, бред! Может, я каким-то образом сбежала? Тогда меня точно будут искать! Надо выбираться отсюда как можно быстрее! Поднимаюсь с больничной койки, не чувствуя даже малейшей усталости, и подхожу к окну. Пытаюсь открыть, но его, видимо, заблокировали, потому что ручка не поддаётся. Прикладываю больше усилий и ломаю ручку, распахивая окно. — Как это вообще возможно… Высовываюсь из окна, рассматривая обстановку: третий этаж, прыгать будет высоковато — не уверена, что моей регенерации хватит. Хотя… Если спуститься по трубе чуть ниже и уже оттуда прыгнуть, то можно уцелеть. — Я вызываю доктора, — слышу голос позади себя и оборачиваюсь, прерывая размышления о побеге из окна. Вижу молодого парня, которому лет примерно как и мне — шестнадцать, не больше; его мягкие черты лица не дают точно определить возраст. Тёмные волосы растрёпаны, словно он провёл ночь без сна, а в карих глазах отчётливо читается беспокойство. Рядом с ним стоит, как стало понятно из разговора, Альфред. Лицо его покрыто морщинами, свидетельствующими о немолодом возрасте, а губы сложены в тонкую складку, выражающую недовольство; от взгляда светлых глаз становится даже не по себе — как будто он сейчас начнёт меня ругать. Альфред… да и лицо парня знакомое… Мысленно хлопаю себя по лбу — да это же Брюс Уэйн! Совсем память отшибло, уже не помню знакомые лица. Так, а если они сейчас в моей палате, то, наверное, я сделала им что-то плохое… — Что произошло? — спрашиваю, продолжая стоять у окна. — Да, это именно то, что нам хотелось бы узнать, — кивает Альфред, с претензией смотря на меня. — Что с вами произошло, почему ваши раны так быстро заживают и как вы сломали окно? — Альфред, — с мягкой укоризной останавливает его Брюс. — Произошла автомобильная авария, ты пропустила светофор. — Я? — изумлённо переспрашиваю, тыкая себе пальцем в грудь. — Да я водить не умею даже! — Это заметно, — вставляет своё слово Альфред. Перевожу на него возмущённый взгляд. — И не нужно так на меня смотреть, юная леди! — Я вообще ничего не помню! — восклицаю, словно оправдываюсь. — Ни как меня… ранили, — неуверенно говорю, — ни как оказалась в машине! — Ты совсем ничего не помнишь? — уточняет Брюс, единственный сохраняя спокойствие. — Последнее, что помню, это… — на несколько секунд замолкаю, восстанавливая цепь событий. — Меня заводят в какое-то помещение с ультрафиолетовыми лампами… потом их отключили… — хмурюсь, прикладывая пальцы ко лбу. — А потом вот! — развожу руками в стороны, имея в виду больничную палату. — Где ты была? — уже настороженно уточняет Брюс. — Похоже, что ты откуда-то сбежала, — киваю, соглашаясь с его подозрением. Мне тоже так кажется. — Но просто так ты бы не стала этого делать, верно? — неуверенно пожимаю плечами. — Что там с тобой делали? — Много очень неприятных вещей, — тихо отвечаю я, и внутри всё замирает, стоит мне только подумать о том месте. — Я не обязана вам это рассказывать! — гордо приподнимаю голову, делая вид, что владею ситуацией. — Да, мы просто позвоним вашим родителям, чтобы они разобрались со всем этим и возместили нам ущерб! — Альфред, у меня есть другие машины… — Не надо родителям! — испуганно восклицаю я, выставляя перед собой руки. — И доктора не надо! Просто дайте мне отсюда уйти! — Тебя будут искать? — догадывается Брюс, и я положительно киваю. — Тебе есть, куда идти? И тут я впадаю в ступор. Если бы они меня сейчас отпустили, куда бы я пошла? Домой — не вариант, там меня найдут. К друзьям… вероятнее всего те, кто ставил надо мной эксперименты, знают и о них. — Я что-нибудь придумаю, — вздыхаю, понимая, что особых вариантов у меня нет. — То есть тебе некуда идти? — уточняет Брюс, и я отчаянно киваю. — Ты можешь пока остановиться у меня, — искренне улыбается он, а я от удивления замираю на месте. — Мастер Брюс, это не самая лучшая идея, — тихо произносит его дворецкий, но я всё равно слышу. — Ты меня даже не знаешь, — говорю, чуть отойдя от удивления. — Я знаю твоего отца, — не прекращая улыбаться, отвечает Брюс. — Кристофер Паттерсон, так? — киваю, поражаясь его осведомлённости. Мы, конечно, посещаем всякие благотворительные вечера, да и живём в богатом районе, но даже не думала, что о нас может знать Уэйн. — А ты… — Иви, — тихо называю своё имя. — Иви, я понимаю, что тебе сейчас всё кажется подозрительным, но ты и правда можешь пока что остановиться у меня, — тоном, внушающим спокойствие, уверяет он. — Вряд ли кто-то станет искать тебя в моём доме, правда? — А одежда? — спрашиваю, скрестив руки на груди. — Не пойду же я в этом? А ещё меня вряд ли отсюда отпустят, поэтому единственный выход — бежать! — Или просто заплатить им деньги, чтобы сделали вид, что тебя здесь не было, — пожимает плечами Брюс. — С одеждой вопрос решим, об этом не переживай. В итоге соглашаюсь, особо не задумываясь о последствиях, — вряд ли уже может быть что-то хуже того места, откуда сбежала. Если только Брюс не сдаст меня, а в этом я сомневаюсь. Альфред лишь коротко вздыхает, по-моему, не особо радуясь такому повороту событий. Спустя довольно-таки короткий промежуток времени мы все втроём оказываемся за пределами больницы. Проходим к чёрному автомобилю, и я удивляюсь — на нём ни царапины. Уточняю, точно ли побила им машину, но Альфред отвечает, что успел пригнать к больнице другую. Сдержанно киваю и сажусь на заднее сиденье, обязательно пристёгиваясь. Брюс говорит, что нужно заехать в магазин, ведь я по-прежнему в больничной одежде, в которой меня всё-таки согласились отпустить. Киваю и клятвенно обещаю, что верну ему все деньги, на что он лишь снисходительно улыбается. Деньги — не проблема: в этом мнении мы с ним сходимся. В магазине быстро выбираю привычную для себя одежду — тёмно-синие джинсы, белый топ-туба и укороченный кардиган ему в цвет, а в качестве обуви выбираю обычные кроссовки. Проскальзывает одинокая мысль о том, что нужно подловить момент и всё-таки сбежать, однако я её быстро отметаю — это глупо. В моём стиле, но глупо. Наконец приехав домой, мы все выходим из машины. Взгляду предстаёт величественное трёхэтажное фамильное поместье Уэйнов в стиле королевы Анны, во дворе которого красиво расставлены статуи и рассажены деревья. Мой дом и рядом не стоит по сравнению с этим, хотя тоже не из бедных! Мы проходим в гостиную, которая, на мой взгляд, не совсем просторная, но очень уютная. Одну из стен закрывает полностью забитый книжный шкаф, а перед ним — письменный стол, заваленный какими-то бумагами. В центре комнаты стоят диваны друг против друга, и между ними находится кофейный столик, тоже заваленный бумагами, а ближе к камину расположены два кресла. Стена, прямо противоположная входу, полностью закрыта плотными шторами в пол, скрывающими наверняка огромные окна. В гостиной так много интересных статуэток, картин и прочих штук, что хочется как следует всё рассмотреть. Это идеальное место для какой-нибудь театральной сцены! Например, здесь можно было бы сыграть разговор двух давних друзей или что-нибудь в стиле Шекспира… — Альфред выделит тебе комнату, — врывается в мои размышления Брюс, и только сейчас замечаю, что дворецкого в гостиной нет. — Спасибо, — искренне ему улыбаюсь. — Что это за бумаги? — интересуюсь, указывая на кофейный столик, а затем на рабочее место. — Я ищу убийцу своих родителей, — сдержанно отвечает он, и я поджимаю губы; похоже, задела больную тему. — Извини, — виновато отвожу от него взгляд. — Ничего страшного, — он пожимает плечами. — С годами становится легче и тягостнее одновременно. Но сейчас у меня есть зацепки. Он замолкает, и я не решаюсь произнести что-то в ответ. Кто знает, вдруг я сейчас вызову у него какую-нибудь тревожность или панику? Я и так, судя по всему, доставила им много проблем. — Вы извините меня за машину. Я не помню, что было, но возмещу весь ущерб. — Так откуда ты всё-таки сбежала? — Это очень хороший вопрос. Я так подозреваю, что это какая-то секретная лаборатория, — пожимаю плечами. — Там было очень много таких, как я. — Что они с вами делали? — прищурившись, интересуется Брюс. — Точно не уверена, — отвечаю, начиная волноваться. — Какие-то эксперименты, — скорее вопросительно, нежели утвердительно продолжаю я и завожу волосы за уши, пытаясь избавиться от волнения. — Не знаю… всё было так ужасно! И больно. И… — сердце потихоньку учащается в ритме, делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. — У меня участились провалы в памяти… Делаю судорожный вдох. Пространство вокруг сужается, становится душно. Опираюсь о стену, чтобы не упасть, потому что чувствую небольшую слабость. — Аккуратнее, — Брюс подхватывает меня под руки, и я опираюсь о него. — Сядь на диван, — он доводит до него, и я сажусь, опираясь локтями о колени и опуская голову. — Сейчас открою окно. Становится чуточку легче. Сердцебиение замедляется до нормального темпа, сил с каждой секундой становится больше. Через некоторое время уже не кажется, что в гостиной душно. Значит, раны заживают сами собой, а такое состояние не проходит просто так! — Извини, — бормочу, проводя руками по лицу. — Просто все эти воспоминания… — Ничего страшного, — успокаивающе отвечает Брюс, и я чувствую лёгкое прикосновение к спине. — Тебе стоит отдохнуть, а потом уже будем обсуждать дальнейшие планы, хорошо? — гладя меня успокаивающими движениями, предлагает он. — Ты можешь оставаться у меня столько, сколько потребуется. Я не против. — Спасибо, — поднимаю на него взгляд. Он дружелюбно улыбается, и мои собственные уголки губ чуть приподнимаются. — Ты не обязан это делать, знаешь ведь? — Знаю. Но я хочу тебе помочь. В это мгновенье в гостиную входит Альфред и, сказав, что комната готова, окидывает нас подозрительным взглядом. Я отстраняюсь от Брюса и встаю с дивана, обхожу его и останавливаюсь около дворецкого. — Спасибо, — решаю, что его поблагодарить тоже стоит, потому что он тоже мне помогает. — Отдыхайте, мисс Паттерсон, — сдержанно кивает он. Он объясняет, как дойти до моей временной комнаты, и я, внимательно выслушав, снова благодарю и удаляюсь из гостиной, оставляя их с Брюсом наедине. Наверняка сейчас будут меня обсуждать. Интересно, что они обо мне думают? Надеюсь, ничего плохого, иначе будет обидно. Весь путь до комнаты думаю о том, как я всё-таки сбежала из той лаборатории. Не помню ни этапа планирования, ни самого побега, хотя до этого, конечно же, уже предпринимала попытки выбраться оттуда, но все они заканчивались очень плохо, но как именно — не помню. Вообще, череда событий в том кошмарном месте до сих пор остаётся для меня загадкой, потому что я не помню примерно половину из того, что там происходило. Там мои провалы в памяти участились. Прогоняю все воспоминания и размышления о том месте, потому что от них становится плохо. Это — ад на земле. Я не знаю даже, почему там оказалась: просто однажды заснула в своей кровати, а проснулась уже там, в абсолютно белой комнате, прикованная кожаными ремнями к твёрдой койке. По телу пробегают мурашки, когда в голове всплывают эти воспоминания. Надеюсь, что в доме Брюса они и правда не станут меня искать. Комната, которую мне любезно предоставили, выглядит вполне себе просто — если данное слово уместно в этом особняке. Большая двуспальная кровать с тумбочками по бокам от изголовья, небольшой письменный стол без излишеств, одно кресло у окна рядом с небольшим кофейным столиком — наверное, для завтраков. В спальне три двери: одна ведёт в коридор, откуда я только что и пришла, другая — в небольшую гардеробную, третья — в ванную комнату. Без лишних усилий плюхаюсь на кровать и складываю руки на животе, смотря в потолок. Что сегодня произошло? Я очнулась в больнице с непонятной раной на животе, которая потом зажила, узнала, что, оказывается, врезалась в машину Брюса Уэйна, догадалась, что сбежала из той ужасной лаборатории, и теперь временно нахожусь у Брюса. Да уж… Мне и самой не особо понятно, что происходит, а уж как это объяснить другим… А точно ли меня будут преследовать? Вдруг я не так уж и нужна тем, кто ставил эксперименты? Хотя, если вспомнить мои прошлые попытки побегов и следующие после них наказания, отличавшиеся особой жестокостью, складывается впечатление, что я для них была даже важна. Но зачем им вообще это всё? И кто они? Было бы, наверное, разумно пойти домой и рассказать всё родителям. Вот только… выслушают ли они? Или, как всегда, сделают вид, что меня не существует? Нет, но ведь эта ситуация — совершенно другая! Я могла умереть! Они точно не должны равнодушно к этому отнестись… Может, всё-таки нужно было позволить Альфреду им позвонить? Они же волнуются. Наверное. Надеюсь. Тяжело вздыхаю, совершенно не понимая, как поступать дальше. Оставаться у Брюса всю жизнь я не смогу, значит, надо решать прямо сейчас. Из вариантов у меня только вернуться домой и рассказать всё родителям — это самое эффективное, потому что если пойду в полицию, то толком не смогу ничего рассказать, и меня отправят домой, а если пойду к друзьям, то их родители тоже отправят меня домой. Все дороги ведут в одно место. Значит, так и нужно поступить. Провалявшись в кровати ещё примерно с полчаса, а затем походив по комнате ещё добрые несколько десятков минут и хорошенько подумав над своим решением, смиренно вздыхаю и выхожу из комнаты. Мелькает мысль, что я даже не посмотрелась в зеркало; да и ладно! Спускаюсь по лестнице, мысленно выстраивая предстоящий разговор, но перед входом в гостиную замедляю шаг, прислушиваясь к голосам. Из-за закрытой двери разговор слышно весьма приглушённо, приходится прислушиваться — видимо, улучшенного слуха в той лаборатории мне не встроили. Становится чётко понятно только одно — Брюс хочет убить какого-то Малоуна с прозвищем «Спички», но Альфред категорически против этого. В итоге, вроде как, они находят компромисс — будут искать вместе этого человека, но убьёт его Альфред. Опускаю брови, которые до этого сами собой приподнялись в изумлении, и, замерев на месте, ещё несколько секунд прокручиваю в голове услышанную информацию. Они собираются кого-то убить? От этой мысли по коже пробегает неприятный холодок. Убивать — плохо, бесчеловечно. Однако, живя в Готэме, понимаешь, что рано или поздно пройти через это придётся каждому, и неважно, какие помыслы будут сопровождать. Мир катится в бездну, и Готэм — лишь начало. Слышу приглушённые звуки, похожие на шаги, и бесшумно отбегаю от двери, делая вид, что только подхожу к ней. В коридор выходит Альфред, и я дружелюбно ему улыбаюсь, как будто не подслушивала только что их разговор. Ну я ведь правда не подслушивала! Это называется «нечаянно услышала». Вхожу в гостиную и вижу Брюса, сидящего на диване с бумагами в руках. — Я думал, ты отдыхаешь, — с некоторой долей удивления произносит он. — Не могу, — пожимаю плечами и присаживаюсь рядом с ним. — Когда я подходила к двери нечаянно услышала ваш с Альфредом разговор… ты что, и правда хочешь кого-то убить? — начав аккуратно, но закончив весьма прямолинейно, спрашиваю я, сопровождая слова изумлённым выражением лица. — Ну прямо… убить? — Он убил моих родителей, — твёрдо произносит он. — Сначала я выясню, кто его нанял, а затем… — он пару секунд медлит, — Альфред убьёт его. — Альфред? — уточняю, хитро прищурившись. Брюс кивает. — Мне показалось, именно ты хочешь его убить. — Ты права, — он откладывает бумаги и придвигается ко мне ближе, понижая голос почти до шёпота. — Но это будет в тайне от Альфреда. Кроме того, мне нужен пистолет. — Я могу помочь достать пистолет, — отвечаю тоже шёпотом. — У моего отца дома есть оружие, — поясняю, заметив удивлённый взгляд. — Но ты умеешь стрелять? — Брюс оставляет мой вопрос без ответа, неопределённо покачав головой. — Ладно, наверное, это уже не совсем моё дело. — Обещай, что не расскажешь Альфреду. — Обещаю, — киваю со всей серьёзностью. — Если я принесу тебе пистолет к вечеру, устроит? — Да, только нужно сделать это незаметно, — он выпрямляется, и дальше уже говорит не шёпотом. — Ты хотела о чём-то поговорить, так ведь? — Я думаю, что мне всё-таки стоит вернуться домой. Это кажется правильным. Да и стеснять тебя не хочу. — Ты тут желанный гость, об этом можешь не беспокоиться, — он отодвигается от меня и окидывает взглядом бумаги. — Я всё равно большую часть времени провожу здесь, так что даже не замечаю чьего-то присутствия. Подожди, ты ведь изначально не хотела, чтобы Альфред звонил твоим родителям. Так что поменялось? — Я не могу вечно прятаться. Да и не уверена в том, что меня будут преследовать. Рассказать всё родителям кажется самым логичным вариантом. Да и потом… — грустно окидываю взглядом окружающее меня пространство. — От судьбы не убежишь. — Если что, я всегда рад твоему присутствию, Иви. Он искренне улыбается, и я благодарно киваю. Всё-таки слухи, которые о нём ходят, не врут: Брюс Уэйн и правда очень хороший. Он не заслужил потери своих родителей, тем более таким бесчеловечным образом — Томаса и Марту Уэйн убили прямо на его глазах, о чём было подробно написано в газетах трёхлетней давности. — Можно погуляю во дворе? — неуверенно спрашиваю я. — На солнце так приятно находиться. — Конечно, — тут же отвечает он, кивая. — Только не уходи далеко. — И не планировала. Кстати, — вспоминаю о немаловажной вещи, — какое сегодня число? — Четырнадцатое августа. Киваю и поднимаюсь с дивана, выхожу в коридор, чуть ли не бегом добираясь до фойе, где наспех обуваюсь. Не могу объяснить причины такой спешки — мне просто хочется на улицу. Я слишком долго находилась в белых комнатах, едва ли выбираясь под солнечный свет. Выхожу на улицу, вдыхая свежий воздух. Неспешно иду до самой близкой к крыльцу скамейке и сажусь на неё, подставляя лицо под тёплые лучи солнца. Два месяца я не могла этого сделать. Вот так просто выйти на улицу и расслабиться. Два чёртовых месяца.