О тортах и ножах

Утреннее солнце слепит глаза. Оно, кажется, пробирается и под кожу, теплом разливаясь по венам. Под кожей – осознание, что он справился. Джимми сжимает крепче ручку чемодана, поджимает губы, хотя в уголках глаз что-то похожее на улыбку. Внутри – что-то похожее на счастье. Редкое для него чувство. "Пони" не особо расщедрились и заселить его решили в последний момент. В самую последнюю комнату. Вступительные экзамены прошли примерно также: впопыхах, пока одна половина пыталась списать ответы, а вторая – справлялась своими силами. Джимми был в числе вторых, и пускай его зачислили лишь из-за того, что один из студентов отказался от своего места, он всё равно прошёл. И это осознание вселяло надежду. Он хоть с чем-то справился. Перед глазами – космос. Ещё столь далёкий, почти нереальный, но уже чуточку ближе, чем ранее. Протяни руку – почувствуешь, как колет кончики пальцев от его холода. Сейчас под пальцами – экран телефона. Джимми хмурится, ищет взглядом сообщение от куратора своей группы о том, в какую именно комнату его заселили. Тринадцатая. Глупый номер, но, наверное, самое то для него. Коридоры общежития не душат, они вдохновляют, и даже вечно недовольное лицо разглаживается при мысли, что он чего-то добился. Что теперь у него есть путь вперёд. Парень толкает немного обшарпанную дверь вперед, затаскивая чемодан следом. Перед собой он даже не смотрит. Старенькая комната общежития ощущается глотком свободы и шагом к чему-то новому, жизни, что ждёт впереди. Кёрли задирает голову к потолку и вместо трещин и темных пятен видит далекие звёзды – те сплетаются в созвездия, которые он каждую ночь разглядывал перед сном, перевесившись через подоконник. Поступление не стало большой проблемой, хотя всё равно пришлось постараться – желающих попасть в академию было много. Парень уверенно держался в верхней половине списка с момента подачи документов, и потому не удивился зачислению, но его всё равно распирала радость. Детская страсть к космосу со временем преобразилась в неудержимое желание этот космос бороздить, как герой какого-то фантастического романа. С семьей он из-за этого рассорился, сказав им о своем решении в последний момент, но всё еще надеялся, что через пару месяцев те остынут и примут его выбор как данность. Кёрли станет капитаном корабля. Заберётся на эту вершину, чтобы с неё увидеть новые, ещё не покоренные. И будет стремиться только вверх, в самый зенит. Раскладывание вещей остановилось мечтательными вздохами, и Кёрли встряхивает головой, продолжая укладывать одежду в узкий шкаф на своей стороне. Вторая половина комнаты еще пустует, но ему уже сообщили, что его сосед скоро заселится. Скрип двери привлекает внимание, и Кёрли широко улыбается человеку, с которым ему предстоит жить следующие года. Парень откладывает аккуратную стопку футболок, подходит ближе, протягивая руку: – Рад встрече, мы теперь соседи, как видишь, – смотрит прямо и открыто, – Я Грант, но лучше зови меня Кёрли, так привычнее. Парень перед ним... Интересный. Жилистый, весь из острых углов, как гончая собака (странное сравнение, но другого не подобрать). И взгляд – тяжелый и тёмный, будто радужка начисто поглощает весь свет. Такого иррационально хочется узнать поближе, хотя он едва ли выглядит дружелюбным – Кёрли всегда был не к месту любопытным. В комнате уже сейчас пахнет чужим запахом, и Джимми вдыхает его сквозь сжатые губы. Перед ним – полная его противоположность, это видно даже невооружённым взглядом, и под кожей змеится неприятная мысль о том, что они не уживутся. Что даже маленький шанс, маленькая победа Джимми омрачится соседством с золотистым ретривером, что будет действовать ему на нервы. "Посмотрим, как быстро ты вернёшься домой, уебок." Он упрямо поджимает губы, затыкает чужой, родной голос куда подальше. У Джимми ведь точно такой же. – Джимми, – коротко, без фамилии. В ней он не видит смысла. Она была лишь очередным напоминанием, ниточкой, что связывала его с тем, чьё лицо хотелось стереть из памяти. Чьё лицо, смотрящее из зеркала, хотелось разбить. Короткое рукопожатие отдает холодом, но Кёрли не отдергивает руку – потерпеть касание ледяной ладони не так сложно, особенно, когда собственная почти горячая. – Приятно познакомиться, Джимми. Это полное имя? – Да, полное. Я смотрю, ты уже тут обживаешься. Место для меня хоть осталось? От чужого любопытства подташнивает, ему кажется, что в воздухе пахнет сахаром – настолько Кёрли приторно-сладкий. До такой степени, что Джимми уже сейчас хочется свалить куда подальше. Звезда опаляет другую, более маленькую, своим жаром. И этот жар пугает. Джимми хотелось жить одному, чтобы у него было своё пространство, чтобы хоть где-то он чувствовал себя дома. Только вот дом можно найти не только в месте, но и в человеке. Кёрли отходит, чтобы дать больше личного пространства – странное сравнение с гончей или диким зверем не пропадает, потому как каждое движение его нового соседа, Джимми, пропитано настороженностью и недоверием. Того и смотри – укусит. Кёрли оглядывается, кивает на пустые полки, неловко откашливается: – Я оставил тебе ровно половину, мне кажется, вполне честно. Джимми кажется, что Кёрли светится, и этот свет пока что раздражает. Слепит так, что хочется отвернуться и закрыть глаза. Но он лишь проходит в комнату дальше, ставит чемодан около кровати, даже не собираясь разбирать его в ближайшие несколько часов. Пока хочется просто осознать. Понять, что он и правда здесь, в академии. А ещё хочется закурить. – Не знаешь, где тут курилка? Хотя чего он спрашивает. По Кёрли видно, что он даже алкоголя в глаза не видел. По Кёрли видно, что в академию он попал в числе первых. На вопрос про курилку парень только озадаченно моргает, закатывая пару гантелек под кровать, задумывается: – Какие-то студенты курили прямо у парадного входа, но мне кажется, что это не разрешено... Ты можешь курить в форточку, я думаю? Главное, чтобы дым не летел в комнату. Парень пожимает плечами, задумываясь, не будет ли его раздражать запах дыма. В его окружении не курил никто, даже подростки в школе, по крайней мере на виду у всех. Отец бросил когда-то давно, ради мамы, кажется, у которой от одного запаха болела голова. Кёрли уже немного по ним скучал. Вещи занимают места в углах и полках одной половины комнаты, аккуратно и чётко. – Завтра начинаются пары уже, если хочешь – можем добираться вместе. Я посмотрел расписание автобусов. Парень пытается подступиться маленькими шажочками, прощупывает почву. Им еще жить вместе, надо же налаживать контакт. Джимми приподнимает брови, слыша слова про форточку. Ему почему-то казалось, что Кёрли будет против. Перед глазами тёмные, такие же как у Джимми, глаза, на коже – мурашки от крика. В голосе у Кёрли нет даже раздражения, все интонации похожи на сладкую патоку, и Джимми невольно тянется к тому, сам того пока не осознавая. Он вытаскивает из кармана куртки пачку сигарет, после – одну из них, зажимает между пальцев. Но так и не закуривает, услышав чужое предложение. Раньше никто не хотел с ним даже разговаривать особо. Джимми помнит лишь шепот за спиной и такой же – в собственной голове. Тёмные глаза становятся чуть светлее. Или это так падает луч из приоткрытого окна. – Надо же, а ты уже всё распланировал. Неужели из тех детишек, что заранее готовятся к парам, заучивая целый учебник? – в голосе – насмешка. Привычная для него и такая неприятная для остальных. Джимми никогда не старался быть удобным. Даже если это значило то, что друзей у него никогда не будет, – Впрочем, я не против. Всё равно по пути. А возможно, что по пути и дальше. Кёрли откладывает вещи и приземляется на кровать, довольно выдохнув – воодушевление не покидает его, кипит где-то под кожей. Кажется, что сейчас он может всё, что угодно, как супергерой из комиксов. И то, что Джимми согласился, тоже ощущается маленькой победой. Нового соседа необъяснимо хотелось узнать. Он коротко смеется, запрокинув голову, смотрит со смешливыми искрами в глазах, с тем внутренним теплом, которым всегда готов поделиться с тем, кто рядом. Хотя бы за такую мелочь, как прояснившиеся тёмные глаза. Так горит молодая сверхновая, расточительно и сильно. – Учебники скучные и нудные. Всё можно объяснить куда проще если просто, – парень щелкает пальцами, подбирая слово, – увидеть общий план, а не детали. Джимми приподнимает брови, смотрит на Кёрли удивленно. Надо же, не заучка. Может что-то и срастётся, если тот не будет капать на мозги постоянным желанием вытащить своего соседа из его уютной скорлупы. Маленькая звезда горит спокойно, почти незаметно, и это её вполне устраивает. – Удивлён. Ты выглядишь, как зубрила, – не стесняется в словах, как и всегда. Раньше за это Джимми постоянно получал подзатыльники, а в школе – и в драки влезал, стоило ему не сдержаться. Он закуривает сигарету, держится поближе к открытой форточке, чтобы дым летел в неё, а не в комнату. Не хватало ещё, чтобы в первый же день дежурные нагрянули с проверкой, и им обоим влетело. Взгляда не сводит со своего соседа и ему кажется, что под кожу проникает чужое тепло, потому что на губах появляется лёгкая ухмылка, почти незаметная. – Кстати, предупреждаю, что если твой будильник будет трезвонить с утра, я сломаю тебе нос. Кёрли откидывается назад, раскинув руки, насколько это позволяют габариты кровати, приподнимает брови, косясь на Джимми. Он же шутит, верно? Правда, при шутках улыбаются. А он вообще улыбается? Хмурной такой. Смогут ли они стать друзьями – вопрос, но Кёрли очень постарается. Им еще долго быть вместе, стоит хоть немного притереться. – Ты встаешь без будильника? Завидую, меня не добудишься обычно... Так что, возможно, стоит ломать нос уже сейчас. Парень тихо смеется, но улыбка увядает, стоит услышать, как тренькает телефон. Кёрли тут же его хватает, только чтобы разочарованно вздохнуть – просто уведомление из какого-то приложения. Но родители обязательно напишут или позвонят, надо просто подождать. Дурная привычка пускать всё на самотёк, от которой всё никак не получается избавиться. Пока не получается, но в будущем обязательно. – Кстати, давай условимся, – парень пытается выглядеть серьезно, но скорее походит на взъерошенного воробья, – никаких девушек и алкоголя в комнате, чтобы не мешать друг другу учиться. И курить только в форточку, пожалуйста. – Боюсь, что за сломанный нос меня потом побьют девчонки, которые будут пускать на тебя слюни, – хмыкает, стряхивает пепел с сигареты в форточку, для этого приходится приподняться на носках, – И девушки, кстати, меня не особо интересуют. Это могло бы прозвучать двусмысленно, если бы не факт, что это девушкам был неинтересен Джимми. Слишком хмурый, слишком агрессивный, легче надеть намордник, нежели пытаться заговорить с бешеной псиной. – Так что не беспокойся. Проблем не доставлю.

***

Проблемы Джимми всё же доставил. В первый же день. До академии, как и договаривались, они доехали вместе. Джимми принял, как данность нахождение Кёрли рядом. Тот всё равно раздражал, бесил даже, но всяко лучше, чем ехать в новое место в одиночестве. Телефон он отключил по причине трезвонящих родителей, предпочитая избежать разговора, нежели иметь возможность после него отвлечься хотя бы на музыку. Пары проходили спокойно, скучно даже, ведь на начальных этапах они изучали лишь теорию, записывая строение корабля, все те мелкие детали, что никогда могут им не пригодиться. Детали, которые, вообще-то, требуют внимания. Такой же важной деталью, как постоянное ощущение чужих глаз. Постоянное ощущение копошения отвращения под кожей. Под конец пар Джимми уже начинало тошнить от количества людей вокруг, от того, что в голове смешалось потоком всё, в том числе и липкий страх того, что это всё он просто не вывезет. Парень буквально вываливается из аудитории, тянется пальцами к пачке сигарет. И врезается в какую-то девчонку, одну из тех, что на паре щебетали на задних партах. — Стоять, блять, посреди коридора не обязательно, — рычит почти, потому что внутри — что-то липкое. Как Кёрли и предполагал, пары были невозможно скучными. Парню удалось познакомиться со всеми одногруппниками, довести преподавателя до ручки дополнительными вопросами... И при этом всё равно оставаться недалеко от Джимми. По какой-то причине рядом с ним было спокойнее. Относительно. Кёрли почти выбегает из аудитории, слишком воодушевленный тем, что он наконец-то здесь, увлеченный новыми впечатлениями и новыми знакомствами. Всё казалось интересным, всё казалось важным, сверкающим, как звездное небо, невозможно близкое теперь. Даже молчащий телефон уже не казажется такой большой проблемой. Парень повторяет себе эти слова, как молитву. Это не проблема. Это не проблема. Это... В коридоре, кажется, начинается стычка. Кто-то останавливается, предчувствуя зрелище. У Кёрли предчувствие другое, отдающее тревогой под рёбра. Потому что он, кажется, слышит знакомый голос. С Джимми спокойнее. Но только тогда, когда нарушителем спокойствия не становится он сам. У Кёрли будет много времени увериться в этом утверждении после. Парень старается идти не слишком быстро, но всё равно почти подлетает к своему соседу: – Слушай, там в столовке очередь обычно, говорят, пойдем быстрее. Зачем он его спасает? Вопрос сложный и для него. Будто бы чувствует вес ответственности за Джимми, раз они уже почти друзья. Вокруг них собирается небольшая толпа, и Джимми чувствует как внутри маленькая звезда разгорается сильнее, опаляет изнутри холодом, а не теплом. Грозится проткнуть своими острыми углами каждого, кто находится рядом. – Смотреть, куда прёшься – обязательно. Кёрли, солнышко, держи свою псину на поводке. Девушка с их группы или с их потока, они немного поболтали на перерыве. Та не выглядела агрессивной или стервой, и от того сейчас Кёрли тушуется, не зная, что ответить. Чужие взгляды напоминают другой. Такой же презрительный, холодный. Липкий. Голос девчонки оседает на коже чем-то неприятным, и Джимми дёргает плечом, словно боясь, что Кёрли решит к нему прикоснуться, и правда дёргая "за поводок". Потому что поводок давно был оборван собственными клыками. И вручать тот кому-либо он не планировал. Легче было отгрызть ещё и руку, что попыталась бы. – Ой, прости, просто не имею привычки смотреть на шалав, – парень не сглаживает углы, даже не пытается, слишком раздраженный, слишком хорошо почувствовавший груз ответственности за своё решение поступить в академию. Он здесь совершенно один. Был. Рядом всё ещё есть Кёрли. Такая же маленькая звёздочка, но выглядящая куда более воодушевлённой, нежели его сосед. И это воодушевление ложится на кожу поверх ненависти чем-то приятным. Джимбо поправляет сумку на плече, переводит взгляд на Кёрли, полностью игнорируя существование девушки. И плевать, если после этого его назовут мудаком. Не в первый раз. В первый – появление кого-то вроде друга. – Надо будет занять столик, не хочу проебать перерыв из-за какой-то идиотки. И припечатывает улыбкой. Мягкой, если не видеть, что в глубине глаз горит пожар, грозящийся спалить не только Джимми. "Да кому ты там будешь нужен?" Кёрли нужен. И этого пока что достаточно. Кёрли поворачивается к девушке, виновато улыбается, не зная, что сказать. – Джил, уверен, ты не, – парень спотыкается, потому что говорить "не шалава" слишком вульгарно, – извини, нам пора. Увидимся завтра. Кёрли было поворачивается к Джимми, чтобы выяснить, что это было, но только хлопает глазами, впервые замечая чужую улыбку. Откровенно залипает, потому что Джиму идёт. У Кёрли пока что нет слов, чтобы описать своё чувство, но оно ему определённо нравится. Что-то тёплое, робко стучащее вместе с сердцем. Он подхватывает Джима под локоть, не тянет за собой, но показывает направление. Они маневрируют в толпе, стараясь обогнать основную массу студентов. – Грубовато ты с девушкой. Она определённо это припомнит. Свободных столиков все меньше, но они успевают занять один. Чужое прикосновение заставляет на секунду дёрнуться, но не отстраниться совсем. На коже другие прикосновения. Касания Кёрли мягкие, и Джимми немного расслабляется, позволяя тому вести, позволяя быть ориентиром, за которым он следует. В толпе Кёрли светится ярче всех. Джимми поджимает губы, отводит взгляд, чувствуя, как внутри мягко стучит сердце. Рядом с Кёрли спокойно. Он не понимает, как можно быть таким добрым, таким светлым и почти наивным. Но Кёрли кажется кем-то, кого хочется держать рядом. Кого хочется вшить себе под кожу, чтобы две звезды горели вместе, делясь своим светом. Парень опускается на лавочку, закатывает глаза, слыша чужие слова. – Ей стоит привыкнуть. Мир не состоит из сахарных грёз. И никогда не состоял. Мир бил под дых, смотрел с презрением и липкой ответственностью оседал на коже. Джимми хмыкает, курить хочется всё ещё невероятно сильно, но это желание перекрывается привкусом чего-то сладкого на губах. Странно. Ведь ничего сладкого он не ел на парах. Читать лекцию не хочется, а потому Кёрли только вздыхает, надеясь, что просто постарается сглаживать то, что говорит или делает Джимми. Для этого же и нужны друзья, верно? – И тебе явно не стоит ошиваться рядом с тем, кого за глаза будет ненавидеть весь поток. Но тем не менее, пододвигается на лавочке в сторону, чтобы Кёрли сел рядом. Кёрли Джимми тоже нужен. Солнечные лучи падают на их столик, накрывают потёртую поверхность, путаются в волосах. И высветляют тёмные глаза напротив до тёплого чайного цвета. Кёрли никогда не видел таких глаз, даже на фотографиях. Он неловко уводит взгляд, смеётся тихо: – Мне плевать, что про меня будет думать весь поток. Так что буду ошиваться, пока не прогонишь. И парень до последнего боится, что прогонит. Что решит, в итоге, что настолько непохожий на него сосед только раздражает. Очередь у буфета становится больше, кто-то начинает ссориться. Кёрли оборачивается, без особого воодушевления глядя на толкучку. Задумчиво стучит по столу. – Слушай, – лезет в карманы, выуживая мелочь, – не против пиццы в честь первого учебного дня? Я плачу, раз предложил. Это его последние карманные деньги. Наверно, это символично – потратить их на начало новой жизни.

***

Какими бы лёгкими не казались лекции в начале – к середине семестра всё равно приходится заседать за учебниками. Так есть шанс хоть что-то понять, объясняя друг другу особо сложные моменты. В библиотеке тихо, и эта тишина помогает сосредоточиться, концентрируя своё внимание на учёбе, а не на собственных мыслях. Телефон благополучно отложен в сторону, его место в руках занял карандаш, которыми Джимми делал пометки на краях конспекта. Из них двоих всё записывал именно Кёрли, но вот разбираться во всем этом безобразии приходилось Джимбо. Кёрли утыкается лицом в раскрытый учебник, тяжело вздыхает. – Может, перерыв, Джим? У меня мозги кипят просто. Зимняя сессия страшит, но в голове уже нет места для новой информации. Кёрли думает подбить Джимми на отвлеченные разговоры до закрытия библиотеки, но тот куда строже относится к учебе, и парень вполне может получить тычок под ребра. Джимми порой сволочь, конечно, но все равно друг. Тот хмыкает тихо, слыша чужую просьбу. И кто из них ещё считался лучшим учеником на потоке? – Ты ведь знаешь, что препод будет лютовать на зачёте, сам слышал, как он жаловался на то, что его никто не слушает, – словно в том не было его вины и пререканий с преподавателем. Тем не менее Джимми откладывает карандаш в сторону, откидывается на спинку стула, складывая руки на груди, – Нам бы не помешало ещё раз прогнать строение капитанской рубки и всех этих тумблеров. Мы оба в них ещё путаемся. Не хочу, чтобы ты случайно разбил корабль. Кёрли устало мычит, чувствуя, что если еще минуту полежит на парте – уснёт. Джимми будет ворчать, а поэтому надо подниматься. Лицо у него крайне помятое, с редкой тонкой щетиной, отросшие кудряшки лезут в глаза. Еще пару дней зазубривания, и он будет похож на ходячий труп, вот точно. Парень подпирает подбородок рукой, смотрит на схему. Вздыхает. – Я бы тоже не хотел разбить корабль. Объяснишь потом еще раз про переход на ручное управление? Выучить я смогу, но хочется понять, –парень зевает, прикрыв рот ладонью, – А я тебе про систему жизнеобеспечения. Нашёл информацию в технической документации корабля. Кёрли придвигается ближе, смотрит на лежащую перед другом схему, одними губами проговаривая названия. Тычет Джимми в плечо: – Смотри, эти три индикатора вместе похожи на рожицу, – кашляет неловко, понимая, что уже слишком дурачится, чувствуя себя слишком комфортно рядом с колючим и нелюдимым Джимбо, – давай, держи схему без подписей, а я тебя проверю. Потом наоборот. Между ними нет напряжения первых дней, хотя они всё ещё притираются друг к другу. Джимми матерится на будильники, Кёрли возмущается на громкую музыку... Но это, скорее, мелочи, которые быстро забываются. Куда важнее хрупкие шажки в сторону взаимопонимания. Уступки. Разговоры. Кёрли запоминает каждый, и глупо улыбается каждый раз, как вспоминает. Раньше у него не было _такой_ дружбы. Его приятели общались с ним, потому что они вместе учились, потому что дружили их родители и даже потому, что у Кёрли была новая игровая приставка. А Джимми общался с ним просто потому, что так решил. И это подкупало. – Иногда мне интересно, на какой чёртовой удаче ты сдаёшь зачёты, – Джимми хмыкает, смотрит на Кёрли с раздражением, но более в его взгляде нет той враждебности первых дней. Теперь к этому гиперактивному щенку он почти привык. Тот постоянно старался вертеться под боком, и парень до сих пор не понимал, почему. Но _ценил_, пусть никогда вслух этого и не произнесёт. Раньше друзей у него вовсе не было. Сначала потому, что семью считали неблагополучной, потом – дело играл характер, и вплоть до академии Джимми был один, если не считать подружек, что велись на образ "плохого парня", а после писали подругам о том, какой тот мудак. Джимми подтягивает пальцами схему по столу к себе ближе, смотрит на переплетение тумблеров и вентилей (до сих пор не понимая, зачем так много всего в устройстве капитанской рубки). И вздыхает. У Кёрли получалось лучше заучивать, у Джимми – с дотошностью разбирать, только вот из памяти это вылетало слишком быстро без практики. Ему нужно было почувствовать руками, а не держать всё это лишь в голове. Он поджимает губы. – Частично – заучивание, частично – умение раскрутить заученное так, будто я доктор технических наук, – Кёрли пару раз щелкает ручкой, – а еще я не посылаю преподов в течение семестра, и они не валят меня дополнительными вопросами. Не совет, просто говорю. В его голосе нет раздражения, но ему опреденно сложно каждый раз улаживать конфликты с преподавателями, в которые Джимми периодически влипает. Он староста, да, но внушать профессору, что он не так понял фразу "старый идиот, который сам ничего не понимает" требует определенных усилий. – До сих пор не понимаю, на кой чёрт нам знать строение всего корабля, когда из этих тумблеров мы пользоваться будем только парой, – Джимми тычет пальцем в одну из частей чертежа, – Лучше бы рассказали подробнее о пульте управления индексации приоритета. А то я нихрена до сих пор про него не понял. Дальше он ведёт пальцами по схеме, называя детали пульта управления полётом. В библиотеке постепенно становится всё меньше и меньше людей, студенты не желают засиживаться допоздна, предпочитая выспаться перед зачётом. Им же предстоит ещё долгий вечер… Кёрли кивает на каждый правильный ответ, иногда поправляя, делает пометки в тетради, о том к чему стоит вернуться, чтобы повторить. Пожимает плечами на чужие слова: – Образовательные учреждения все такие. Дать побольше терминов и определений, а с остальным мы должны разобраться сами... И я могу объяснить про индексацию, как я это понимаю. Если хочешь. Слова – осторожные, брошенные будто невзначай. Кёрли подкрадывается чуть ближе, шаг за шагом ломая чужую колючую оборону. Обычно он просил Джимми что-то объяснять, у того получалось куда лучше, чем у преподавателей. И Кёрли прекрасно помнил, как его друг ненавидел, когда его пытались ткнуть носом в невежество или незнание. Причина тех самых конфликтов с профессорами на парах. Но Кёрли ведь просто хочет помочь, верно? Его слова сложно понять неправильно. – Ладно, забей, если что, посмотрим в другом учебнике, там вроде было. Тактическое отступление, а не побег, честно. Парень чувствует себя дураком. Он косится на часы, прикидывая, стоит ли им вообще возвращаться в общежитие, или отпроситься у библиотекаря остаться на ночь. Кёрли бы с большим удовольствием пошел бы спать, но он не хочет оставлять Джимми одного. Ни сейчас, ни потом. А потому только ближе притягивает к себе учебник, начиная быстро тараторить элементный состав рубки. Долгий вечер обещает перетечь в долгую ночь.

***

В небольшой кафешке по непривычному уютно. Обычно в такие места Джимми не выбирался, предпочитая быстро забежать за кофе перед парами, а не сидеть вот так, напротив кого-то, обхватив пальцами кружку с крепким и горьким кофе без сахара. В этом они оказались с Кёрли схожи: тот не особо любил сладкое. Они начали чаще выбираться куда-то вместе после пар, заворачивая вот в такие кафешки или просто в парки, чтобы "проветрить мозги". И Джимми, к своему удивлению, был не против. Это стало чем-то привычным, приятным даже. Кёрли не шарахался от него, как от прокажённого, не просил кардинально меняться, пусть и старался сглаживать некоторые углы. Кёрли постепенно сглаживал и те колючки, которыми оброс Джимбо. Тот устраивается в углу дивана, подавляя желание подобрать под себя ноги. Довольно выдыхает, греет пальцы о чашку чая, которую предпочёл вместо кофе сегодня. Без сахара, конечно, чтобы чувствовать горьковатый привкус. Приятели и друзья, которыми он успел обрасти, всё ещё пытались отвести его от общения с Джимми. Разговорами, неодобрительными взглядами. Их беспокойство можно было понять – Джимми часто хамил, ссорился чуть ли не до драк, когда чувствовал, что его пытаются принизить или ограничить. Это не делало его _плохим_ человеком. Просто сложным. И несмотря на эти сложности, Кёрли всё равно оставался рядом. Потому что хотел, потому что Джимми был его другом, тем, кто не искал выгоды в их общении. Видел в Кёрли его самого, и парень безумно этим дорожил, вне зависимости от мнения окружающих. Как и дорожил этими вылазками, полными спокойствия и почти _домашнего_ уюта. – ....и тогда она решила, что облить меня кофе – охуеть какое хорошее решение, – парень откидывается на спинку диванчика, поджимая губы. Они нередко обсуждали личную жизнь, и так уж вышло, что и тут Кёрли _везло_, в отличие от Джимми. Хотя стоит отметить, что тот особо и не старался что-то изменить. Всех девчонок, которые хоть как-то подбирались ближе, Джимми не ставил ни во что. Огрызался, стоило тем начать требовать к себе _особого_ отношения. Словно отношения были для него не более, чем мешающимся ошейником, что сдавливал шею. Недовольство на его лице явно выражало эту мысль. Кёрли смешливо щурится в ответ на хмурое лицо друга, прячет улыбку за кружкой. – Это та же девушка, что в нашу комнату ломилась или другая? – отношения друга с противоположным полом всегда были поводом для историй, и Кёрли до сих пор не понимал, как тому раз за разом везло в такое влипать, – агрессивная дамочка, ничего не скажешь. Любые отношения самого Кёрли были куда менее насыщенными на эмоции. Он сходился с милыми девушками, водил их на свидания и целовал на прощание, провожая до дома. Это редко длилось долго, и парень старался не привязываться, старался не вешать ярлыки. Они расходились мирно, на хорошей ноте. На "не сошлись". Это не значит, что каждый раз это не было _немного_ больно. Кёрли постукивает пальцами по чашке: – Ко мне подходили насчет тебя, кстати. Просили поговорить с тобой, как староста, – парень тихо смеется, – не знаю, как это должность связана с любовными драмами, если честно. Я не стал тебя беспокоить тогда. За окном темнеет, и это тоже уютно – свет в кафе теплый, как и атмосфера, и парень думает, что хотел бы остаться в этом моменте навсегда. За тихими разговорами и кружкой чая было бы неплохо скоротать всю жизнь. – Та самая, что ломилась, да, – Джимми глаза подкатывает, стучит недовольно пальцами по столу. Он просто не понимал, почему каждый раз ему попадались те девушки, что требовали от него чего-то большего. Требовали ярлыка "отношений", который Джимми вообще не был нужен. Ему-то и дружба не особо нужна была. До определённого момента. Пока рядом не оказался тот, кто был готов терпеть его вечное ворчание, иногда откровенное хамство и постоянно недовольное выражение лица. Рядом оказался Кёрли. И Джимми, несмотря на откровенную усталость от чужой гиперактивности и желания держать всё под _своей ответственностью_, привязался к тому. Иногда ждал после пары около аудитории, чтобы вместе пойти в столовую, помогал с некоторыми темами, иногда платил за их "вылазки". И всё равно бежал от страшного слова "друг", что горькой ответственностью за их взаимоотношения ложилось на языке. – Может думают, что ты можешь на меня как-то повлиять, раз мы соседи, так ты ещё и староста, – пожимает плечами, хотя подобное было даже смешно. На Джимми повлиять было сложно, практически нереально, если он сам не хотел что-то изменить. А он не хотел. Его вполне устраивали подружки на одну ночь, без свиданий, без лишней сентиментальности. Ни одна из них не смогла пригладить его колючки так, как сделал это Кёрли, – Знали бы они, что тебя вполне устраивает моё злобное ворчание по утрам. Он откровенно веселится, смотрит на Кёрли с прищуром. Они уже достаточно жили вместе, чтобы Джимми понял, что тому было проще подстроиться, плыть по течению, нежели всматриваться в детали. И та самая деталь, на которую ему так указывали его новые друзья и знакомые, давно барахлила. Её стоило бы выбросить. Но Кёрли всё равно предпочёл сидеть вот так с Джимми, нежели с кем-то другим. – Не такое и злобное. Вполне адекватное для утра учебного дня, – парень отпивает чай, фырчит тихо, – если бы ты пропускал занятия, тогда да, это было бы моей ответственностью. А в твоё личное я не лезу, на то оно и личное. Да и тем более, все эти драмы были такой мелочью. У них была цель – выучиться и стать пилотами, остальному не стоит придавать такого большого значения. Кёрли боится говорить об этом сейчас, но он всё ещё надеется, что они с Джимми окажутся на одном корабле. Они бы легко ужились, как уживаются в комнате, и долгие полеты сквозь пустоту космоса не казались бы такими выматывающими рядом с другом. Для этого ведь и нужны друзья, верно? Быть рядом, несмотря на все преграды и сложности. – А ты? Я слышал, что какая-то девчонка болтала о том, что ей удалось пробиться к нашему главному золотому ретриверу, – на губах появляется ухмылка, – Они считают это достижением, а? Под веселым и острым взглядом Джимми парень немного тушуется, трет шею: – Эми? Мы ходили с ней гулять недавно, милая девушка, – парень смотрит в чашку, следя за танцем чаинок на самом дне, – достижение, которым можно похвастать, да, хотя мне казалось, таким увлекаются только парни, – смеется тихо, прищелкивает пальцами, что-то вспомнив, – Помнишь ту девчонку, которую отчислили после первого семестра? Она тогда пыталась через меня прогулы закрывать. А я поверил, что дело было в моих "глубоких синих глазах"... Ситуация неприятная, но Кёрли привык над ними смеяться. Если с ними ничего нельзя поделать, зачем расстраиваться? Тем более, сейчас у него есть тот, в ком он не сомневается, и этого вполне достаточно. Вот так спокойно переговариваться с кем-то – неожиданно приятно. Джимми позволяет себе даже улыбнуться уголками губ, прячась за кружкой с кофе. Возможно, встреться они чуть раньше, всё было бы чуть легче. Без чужого-своего голоса на грани слуха. Телефон стоял теперь не на беззвучном – вибрации. Но всё равно один конкретный номер Джимбо предпочитал избегать. Эту ответственность он тоже не готов брать на себя. – О, "милая"? – он сдерживает насмешки. Кёрли и правда был временами невероятно мягким, даже если человек рядом с ним вёл себя примерно также, как Джимми. Только вот Джимми был особенным. И это ощущение особенности приятно согревало маленькую звезду внутри него, позволяло задержаться на чужой орбите подольше, быть рядом, – Ты смотри, может она тоже повелась на "глубокие синие глаза" не просто так. Салютует кружкой, не сдерживая тихого смеха. Рядом с Кёрли было спокойно. И это спокойствие так просто проникло под кожу, что Джимми даже и не заметил. Гниль, находящаяся там же, тихо бурлила где-то внутри, но не более. В карих глазах – светлые отблески ламп, не тьмы. – Твоё разбитое сердце в очередной раз я склеивать не буду, а то скоро тебя ждёт не корабль, а гроб. В светлых карих глазах – довольство. Этот вечер обещал быть приятным.

***

В комнате общежития прохладно, и Кёрли только сильнее кутается в плед. По старому телевизору крутится какой-то сериал, звук приглушен, так что речи не разобрать. Парень задумывается над тем, что покупка обогревателя была бы лучшим решением, и придвигается ближе к чужому боку. Они купили этот телевизор вместе, нашли на какой-то барахолке, здраво рассудив, что вечером в общежитии заниматься решительно нечем. Кёрли шмыгает носом, проклиная местную холодную весну. – Так вот, о чём я. Я уверен, что тогда на тренажёре занизили оценку, – Кёрли делает рубящее движение рукой, раздраженный этим фактом сильнее, чем друг, – и я буду ходить за преподавателем, пока он не передумает. Ты всё правильно сделал. На последнем тренаже их откровенно завалили. Они действовали слаженно, как и всегда, быстро откликаясь на действия друг друга, но программа начала виснуть, засчитав их действия угрожающими целостности корабля. И хотя это не было их ошибкой, преподаватель снизил оценку Джимми, отметив его "рискованную недальновидность". Но по личному мнению Кёрли, тот просто давно точил зуб на Джима, который любил с жаром спорить на его парах. Парень выдыхает, возвращая себе подобие душевного равновесия, бодает чужое плечо лбом. – По моему мнению, ты потрясно управляешься с управлением, и я не позволю ему поставить "удовлетворительно" за эту практику. Всё. Сидеть вот так бок о бок стало уже чем-о привычным. Джимми всё равно ворчал, но уже более беззлобно, перестав и вовсе скалить зубы в сторону Кёрли. Тот стал для него некой константой, за которую можно зацепиться в потоке собственных мыслей. Рядом с Кёрли было хорошо. И то, как тот был готов отстаивать их странный симбиоз (хотя некоторые знакомые Кёрли звали это стокгольмским синдромом) приятно грело внутри. Словно в сердце у Джимми – отсвет чужой звезды. – Да забей. Старому уебку просто не нравится факт того, что я не лижу ему задницу, как девчонки, – парень хмыкает тихо, подтягивает одеяло выше, почти до носа. Несмотря на тепло под боком и внутри, температура в комнате куда ниже, чем следует, – Эми вон у него высший балл получила. Научилась, видимо, после тебя, как надо к мужчинам подход находить. Теперь такие подколки не ощущались чем-то болезненным. Кёрли тоже стал время от времени позволять такое себе в отношении Джимми – понахватался плохого от главного мудака потока. Мудака, который за эти месяцы стал куда мягче, чем был. Кёрли тихо смеется на фразу об одной из "не сошлись". Смеяться и язвить было куда легче, чем болезненно и безрезультатно копаться в себе. Эту привычку Кёрли перенял у Джимми, кажется. – Не забью, – тихо ворчит, вздыхая, но после смешливо щурится, тычет в бок локтем, – может, тебе тоже начать со мной встречаться, м? Парень уже предвкушает ответный укол, даже отклоняется, чтобы не ткнули в ответ, но его спасает вовремя зазвонивший телефон. Джимми закатывает глаза, слыша трель телефона. Теперь тот всегда стоял на звуке – мало ли Кёрли задержаться решит после пар, и в общежитие придётся ехать одному. Хотя случалось такое крайне редко. Парень не глядя поднимает трубку, потому что взгляд то и дело скашивается в сторону светлых кудряшек, что почти утыкаются ему в висок. Тихий шепот сериала прерывается громкой руганью из динамика небольшого сенсорного смартфона, из-за чего Джимми приходится отодвинуть тот подальше от собственного уха. Всё спокойствие тут же уходит, разбивается в дребезги, словно иллюзорная картинка на экране телевизора. "Наконец соизволил поднять трубку, уебок?" Глотку пережимает. И эти слова – страшнее "удовлетворительно" за практику. Только вот рядом с Кёрли не страшно. Тот же тактично замолкает, уставившись в экран – из динамиков льётся тихий смех. Глуповатый ромком неплохо разгружает мозг – смотреть, как бедная героиня пытается завоевать внимание парня... Нереалистично, но весело. От крика из чужого телефона парень вздрагивает, смотрит встревоженно. Он ничего не знал о семье Джимми. Но он о многом догадывался. Ладонь скользит к чужой в желании поддержать, мягко касается, не переплетая пальцы, не настаивая. Давая свободу, как и всегда. – Я занят. У меня сегодня кино-вечер с другом, – выходит холодно, вместе с гнилью, что стекает по клыкам и оседает на языке горечью. Джимми не выслушивает то, что льётся такой же гнилью из трубки дальше – откладывает телефон на тумбу, выдыхает сквозь стиснутые зубы. И не задумывается о том, что он сам попался в капкан под названием дружба. Голос Джимми кажется холодным, резким, таким Кёрли не слышал его давно, с первых недель их знакомства, кажется. И от того произнесенное "друг" становится неожиданностью. Парень пытается удержаться от улыбки, но радость искрит под кожей, разливается теплом, греющим лучше любого пледа. В груди не звезда, но сверкающий бенгальский огонь. Вопрос "всё хорошо?" остаётся неозвученным. Вместо этого Кёрли делает звук чуть громче, смотрит мягко, ловя чужой тёмный взгляд. – Смотри, твоя любимая актриса, вроде? Видишь, я запомнил. Разговаривать всё ещё сложно, для них обоих. Пока что сложно. В конечном счёте, впереди у них целая жизнь.