Мой Лорд Каин. Том 2. Рыцари Ночи

      Караван медленно тащился вперед, грохоча колесами по ухабам. Люди не спали. Я дремал, устроившись в углу кибитки на подушках и старательно не обращая внимания на запах походного человеческого жилья и… пищи. Фонарь, подвешенный на вбитом в крышу крюке, качался и скрипел. Мешок с башкой был упрятан в тайник под днищем кибитки.       Ненавижу такие поездки. Но они для меня обычно безопаснее всего.       Ночь заканчивалась.       — Каин! — негромко окликнул меня Тимо.       Я вопросительно приоткрыл один глаз.       — Возле деревни встанем на дневку. Ты перетерпишь, или?..       — Или.       Человек вздохнул:       — Чего не напился там, у леска?.. Ладно, скажу, что меня псина покусала, коли спросят.       — Шею вымой, — бросил я со смешком.       — Иди ты!.. — он махнул рукой, не договорив, куда именно. Крепкой, весьма волосатой рукой.       Оба мы прекрасно знали, что мой укус в шею для человека смертелен, чаще всего эта самая шея попросту ломается под челюстями. От таких шуточек его сердце начинало бешено скакать под ребрами, как бы он ни храбрился с виду.       А еще эти люди знали, что я могу в любой момент сорваться, потерять самообладание, перейти границу дозволенного. Я в любой момент могу убить, не совладав с голодом. Но они все равно продолжают предлагать мне кров и пищу на свой страх и риск, невзирая на то, что их не жалует ни одна власть, и за малейшее подозрение в союзе с вампиром каждого ждет виселица, а то и костер. Что им вампир-одиночка? В уши Ордену можно нашептать и так, чтобы я не знал, а пыточные клещи, гаротты и дыбы языки развязывают быстро…       Тимо приблизился с ножом в руке. Старуха Саринда, его мать, молча и пристально наблюдала, сидя на своей кошме. За стеной, на месте возницы, полыхал переживаниями Ярик, наследник. Внутри поднялось щекочущее возбуждение, заставив меня подобраться, и от этого мелкого движения их страх только усилился, всколыхнув мой азарт.       Спокойно. Время убивать еще придет.       Нож полоснул по ладони, и теплый металлический запах на миг помутил разум, втекая в ноздри, и мой собственный голос, как сквозь паклю отдался рокотом клокочущего рыка. Добыча опустилась на колено, превратившись в размытый, полный жизни силуэт. Запах человеческого и конского пота, костров, каких-то трав, войлока и много чего еще мешался с дурманящим ароматом пищи. Я перехватил ладонь и приник к ней, слизывая добровольный дар жизни и борясь с желанием впиться зубами в мясо. Помогало напоминание, что это не нежный сочный подросток, но почти старик. Повозка подпрыгивала на ухабах, но я вовремя отдергивал голову, чтобы не задевать клыками кожу. Стыд и неловкость в такие минуты давно меня покинули. Да и мысли о том, сколь низко пал граф Курхаген — тоже.       Я давно перестал вспминать о том человеке, которым был когда-то. Существо, которым я стал, руководствовалось отнюдь не рыцарскими законами. Только лишь законами выживания.       Человек поначалу вздрагивал, потом успокоился. Они никогда не привыкают полностью к касаниям нежити.       Интересно, как хрустят его кости на зубах?..       Я мысленно зарядил себе оплеуху и отстранился. Порез на ладони больше не кровоточил. Тимо выдохнул с облегчением. Саринда проворно соскочила с кошмы, приподняла ее вместе с ворохом цветастых подушек, порылысь в служившем постелью ларе и извлекла на свет чистую тряпицу и мешочки с травами. Мешанина запахов стала для меня совсем уж невыносима, и я пасть захлопнул, чтобы не говорить и не дышать. Голод на время ослабил хватку. Теперь, чтобы сдерживать его, мне хватило бы и мяса. Я наблюдал, как старая ведьма обрабатывает рану и снова погружался в навеянную неспешной ездой созерцательную дрему. Зарядил дождь. Где-то снаружи Охотник кружил вокруг каравана, отпугивая всех лишних. Вода наверняка жжет и его. Но уж у него-то вволю разномастной дичи, чтобы пополнять силы. Грохот капель раздражающе бил по ушам, но я давно привык отсекать слишком громкие звуки, погружаясь в тишь собственного разума, где снова и снова строились и рушились замки планов.       — Каин! — опять окликнул меня Тимо. С лица он слегка сбледнул, смуглая кожа посерела, но держался крепко.       — Чего? — спросил я, приподнявшись на локте.       — Ты мне скажи, кого грохнул. А то вдруг герцог какой, а нам потом беды не оберешься.       Вопрос резонный и правомерный. Человек смотрел на меня, скрестив руки на широкой, поросшей черными волосами, груди. Темная свободная камиза, заправленная в такие же свободные штаны, подпоясанные щегольским зеленым кушаком, не скрывала крепкой еще фигуры. Но, видать, глаза стали подводить, раз по тавроглаву промазал.       — Можешь быть спокоен, эту голову никто не ищет, — отозвался я. — Упырь старый.       — Не слыхал я об упырях давненько, — сощурился Тимо. — Неужто так прожорлив был?       — На болотах всякое водится, — ответил я ему, глянув прямо в глаза.       — На болотах-то, ясное дело, водится, — хмыкнул старый цингар. — Но, коли в те болота не соваться, то и беды не будет.       — Бывают дураки, охотники до старых сокровищ, — лениво протянул я, глядя, как он садится прямо на застланный внахлест коврами пол, не сводя с меня пристального взгляда.       — И с каких это пор ты за дураков заступаешься? — удивился он. — Особенно тех, что лезут, куда ни попадя.       Этот прожженный контрабандист, с малых ногтей игравший в кошки-мышки с законом, намеки прекрасно понимал. Но и среди его людей есть лишние уши. Одно не так оброненное слово — и качаться в петле будут все.       — Да с тех самых, как это стало приносить деньги, — фыркнул я. — Пока заказчик платит — я работаю, и мне нет дела до чужой блажи. Хотят упырей — будут им упыри.       Я устроился удобнее, закинув ногу на ногу, и улыбнулся собеседнику. Остатки прижизненных привычек все еще не покинули меня, хотя, на самом деле мне было совершенно все равно, как вести разговор — сидя, стоя, лежа или вовсе вися вниз головой на потолке. Ни жары, ни холода, ни зуда, ни неудобств, ни боли. Просто видимость.       — И куда ты с этим заказом? — спросил Тимо, не моргнув глазом.       — До Прованса.       — Далековато, — посмурнел человек. — Не стухнет?       — А это уже не мое дело, — отмахнулся я.       Тимо пожевал ус, хмуро зыркнул на старуху-мать, придремавшую на своей лежанке и теперь храпевшую на разные голоса, встал, дотянулся, приоткрыл заслонку, впустив в кибитку свежий, влажныйвоздух, неловко плюхнулся обратно. Голова у него явно кружилась. Мне стыдно не было.       — Нечего тебе там делать, — буркнул он.       Я молча вздернул бровь, предлагая продолжать.       — Крыска на хвосте принесла, что виконт де Вэр привечает Орден, — Тимо заговорил тихо, едва не одними губами, зная, что я расслышу даже сквозь грохот колес. — Не в открытую, но у пары торговцев заметили татуировки. Если это он       А вот это никуда не годится.       — Старший? — уточнил я.       Про младшего в народе говаривали, что его в детстве с замковой башни головой вниз уронили, не иначе. Слухи ходили один другого непригляднее, особенно среди шлюх. Красавчика Себастьяно иначе как»чумой господской» и не звали. И если это он стакнулся с чужаками, задумав скинуть папашу Рихарда, я за Прованс медяка ломаного не дам.       — Рихард надеется перевоспитать сынка, — ответил между тем Тимо. — А если не получится, прижать с помощью чужаков.       — Дурак! — не сдержал я смешка. — В малолетстве надо было пороть.       С семейством де Вэр Судьба меня не сводила, судить я мог только по слухам и сплетням. Они были из тех, кого не держали за настоящую знать, дед Рихарда де Вэра рыцарское звание получил за доблесть и спасение тогдашнего Львиного наследника от стаи гулей. Сам остался без ноги, получил надел и замок, но исправно служил короне, поставляя мясо, шерсть и солдат. Сыновья его сделали военную карьеру в приграничных стычках с Вильгельмом Немезисом, получили один личное, второй наследуемое дворянство. Отец Рихарда потом выкупил за долги землю вместе с титулом у тогдашнего виконта Прованса. Старая родовая знать их так и не приняла, считая малохольными выскочками и солдафонами. Оттого репутация у Себастьяна де Вэра делалась еще гаже стараниями злых языков. Но шлюхи не лгали.       Впрочем, так обстояли дела в той, другой реальности, где был жив Немезис, и где у Лейфа де Крейдмара, графа Курхагена, все-таки имелся наследник по имени Каин. Как обзавелось дворянством местное семейство де Вэр, мне было глубочайше плевать. Сейчас было пока не до господ виконтов. Наличие людей с татуировками грозило скорым появлением защитной магии и рунной стражи в городе и окрестных деревнях.       Кольнуло тревогой. С каждым упущенным годом все больше начинало казаться, что враг медленно и методично, никуда не торопясь, загоняет меня в ловушку; как при игре в ландор, один за другим ставит камешки на перекрестья линий, незаметно ограничивая фигуры в движении. Или в шахматах, когда несчастный одинокий король остается на доске под ударами ладей и ферзя.       Я уже давно не верю в совпадения.              Та жрица нашла меня сама в прованском трактире после заката. Иногда я, все же, появлялся в таких местах, меняя личины, чтобы сплетни собрать или найти работу. Иногда и при свете дня на свой страх и риск, снимая тем подозрения в принадлежности к ночному племени. В тот раз сидел над кружкой местного пива и запеченной свиной рулькой. И если полусырое мясо желудок кое-как принимал, обещая со скрипом переварить, то пивная горечь вызывала тошноту и отвращение. Жрать что-то кроме крови я мог, увы, с трудом и мрачно предвкушал, как вскорости проблююсь в ближайшей подворотне.       — Мессир Каин, — окликнул меня низкий и тихий женский голос. Сквозь гул полупьяных голосов, стук игральных костей и бренчание лютни пополам с визгливой флейтой никто бы и не расслышал, но я скосил взгляд в сторону говорившей и равнодушно бросил:       — Ты обозналась, девка.       Говорившая скрывала лицо и фигуру под темным дорожным плащом с глубоким капюшоном. Но ткань не могла скрыть до конца ни пышных форм, ни высокого роста женщины. К ней, однако, не лезли: сапоги выдавали с головой, и идиотов не находилось. Подобную обувь, удобную, тяжелую, плотно пригнанную по ноге, с железной оковкой носят бойцы, а не барышни, решившие на ночь глядя заглянуть в злачное место заработка ради или по делам изнеженной хозяйки. Женщина понятливо замолчала и отвернулась к своему ужину. Сидела она тут уже довольно давно, заняв место за столом у соседней стены. Рядом с ней пили и играли в кости трое крепких мужиков. Но, стоило кому-то бросить сальный взгляд на высокую грудь, как откуда-то из-за голенища тут же вылетел нож и уперся в бычью шею рядом с жилой.       Больше к этой особе не приставали весь вечер.       Купец, что в тот раз меня нанял и платил за охрану, собирался в путь только через день, и мне предстояло задержаться в городе под очередной маской. И воздержаться от охоты, даже невзирая на то, что отвести от себя лишние подозрения несложно, достаточно лишь питаться, не оставляя следов зубов на жертве. Но под носом у лордов я предпочитаю осторожность. Так что, кое-как покончив с едой и вполне неиллюзорно прикинувшись хорошо поддатым, — меня шатало от человеческой пищи — я кинул содержателю три медяка и уполз в каморку наверху под крышей. На это никто не обратил внимания. Подумаешь, еще один допился до зеленых бесят и отвалил проспаться, чтоб поножовщину не учинять. Служанка боязливо всунула мне масляную лампу и ключ и скрылась в провонявшем травяной сладостью коридоре. Видать, клопов травили недавно.       В каморке с узким оконцем помещались только койка, шаткий стол, трехногий табурет и таз с рукомойником. Я, не раздеваясь, рухнул на набитый шерстью матрац, застеленный небеленым льняным полотном, и уставился в балки ската крыши. Закинув руки за голову, я глядел, как пляшут по дереву тени от лампы, и ждал.       «Мессир» — обращение, принятое у ворадоримов. Так обращаются люди к вампирам и младшие вампиры к старшим по рангу. Дамочка, судя по виду, была из дневной стражи.       А я хреновый конспиратор, если она сумела на меня выйти. Интересно, что ей нужно?       Я ждал, отсчитывая время до стука в дверь и заодно пытаясь припомнить, видел ли я эту особу раньше, в тот единственный визит в поместье. Шаги раздались не сразу. Тихие, но уверенные, безбоязненные. Предупредительный тройной стук в щелястую дверь.       — Входи, — сказал я и неторопливо сел, пока поворачивалась старая медная ручка.       Она вошла или, вернее сказать, вплыла с бойцовской легкостью и первым делом опустилась на колено.       — Встань, — я поморщился. — Политес неуместен.       Однако, раз уж она желает, маску наемника надевать не стал. Гостья, наоборот, мгновенно преобразилась. Встала, деловито отряхнула штаны и уселась на табурет, скинув с головы капюшон. На свет явилось смуглое скуластое лицо спелой красотки с хищными темно-фиолетовыми глазами и смоляной косой. Лоб и щеки ее покрывали узоры ритуальных татуировок.       — Как звать и что нужно?       — Ума, — коротко представилась она. — И нам нужна ваша помощь.       — Вот даже как, — я вскинул бровь. — Нам? Кому это «нам» и в чем?       — Мне и моей подруге, — не моргнув глазом, ответила гостья. — Брат ее отца служил в армии лорда Фалькенеста и носил при себе фамильный перстень в виде… собачьей головы, — заминка в речи красотки прозвучала едва заметно, но она все-таки прозвучала. — Дядюшка Хью так там и погиб во время резни Цареубийцы, но семейную реликвию хотелось бы вернуть.       Дядюшка Хью. Конечно. Я даже покивал.       — Во сколько ценишь побрякушку?       — Сотня золотых марок, — не колебалась она.       Я чуть наклонил голову. Подумал. А потом с улыбкой выдал:       — Мало.       Ума как будто ожидала этого. Она ничуть не изменилась в лице, только взгляд стал вопросительным.       — Услуга за услугу. И задаток вперед. Мой меч стоит дорого.       Согласится или уйдет?       Но гостья почти не колебалась.       — Какого рода услуга? — спросила она, отстегивая с пояса кошель и кидая его на стол.       — Скажу, когда перстенек окажется на пальчике подруги, — отрезал я.       Ответ ей не понравился, но поделать с этим она ничего не могла. Не бойцу дневной стражи протестовать против решений вампира. Особенно сейчас. К тому же, мой ответ ясно давал понять, что любые серьезные дела я намерен вести только и исключительно с Ворадором.       Разговор полунамеками, в какой-то мере, даже забавлял, хотя, я не мог не согласиться с подобной предосторожностью. И у здешних стен могут быть уши, за которыми я не услежу.       — Как скажешь… — она запнулась.       — …Джер. Уверена, что перстень уцелел?       — Абсолютно, — Ума сухо кивнула, продолжая глядеть мне прямо в глаза. — На нем особые чары.       — Как вышла на меня?       Это, пожалуй, интересовало меня сейчас куда больше, нежели предмет сделки. Нашла она, смогут найти и другие.       — Кольцо-маяк, — все так же коротко пояснила женщина.       Я мысленно хлопнул себя по лбу, но виду не подал. Я, признаться, успел подзабыть, что приснопамятный подарок Ворадора все еще при мне, болтается где-то на дне поясной сумки. Досадная мелкая оплошность. Надо будет где-то его оставить.       — Допустим, — я кивнул. — Почему не сами?       — Община маленькая, — пожала она плечами. — Способных справиться с тавроглавом или громовым охотником нет.       Иными словами, среди них только люди, притом, не из самых сильных. Разумеется, было бы предпочтительнее, если бы я сам вышел на них с куском их Мастера. Тогда цена сделки взлетела бы еще выше. Но и так выйдет тоже неплохо.       — Когда и куда доставить перстень? — спросил я сухо.       — К новой луне месяца горных ветров, сюда же, в деревушку южнее. Условный знак — омела.       Я подался вперед, заставив ее мелко вздрогнуть.       — Опасную игру ты затеваешь, Ума. Проворачивая подобные дела под носом у властьимущих, ты не боишься, что за вами однажды придут?       В ответ женщина улыбнулась. И, вроде бы, потупила глаза, но легкое самодовольство, все же, промелькнуло в этой улыбке.       — У нас имеется достаточно влиятельный союзник среди местной знати, чтобы время от времени не замечать мелких проделок дочек дядюшки Хью.       — Ах, вот даже как, — я хмыкнул, снова откинулся назад и скрестил руки на груди. — И что вы ему пообещали взамен протекции?       — Возвышение, — коротко отчеканила Ума.       Я даже приподнял бровь от удивления.       — В обход воли покойного дядюшки? Смело.       В ответ Ума глянула на меня с почти открытым вызовом в красивых глазах. И вот же бесовка, не будь я немертвым, наверняка повелся бы на прелести! Сидит по-мужски, нога на ногу, плотная ткань штанов обтянула пышные, крепкие бедра. Вкус у Ворадора на женщин отменный, ничего не скажешь, любой мечтал бы оказаться между бедер такой красотки, но я-то не он.       — Думаю, дорогой родственник по достоинству оценил бы подобную помощь, — все же, попыталась замять неловкость Ума. — Как и любую иную помощь в столь щепетильном деле, как возвращение семейных ценностей.       Пора было сворачивать лишнюю болтовню.       — Что же, я готов помочь, — при этих моих словах на лице женщины отразилось ожидаемое удовлетворение. — Но договор между нами должен быть скреплен.       В тесной комнатушке на мгновение повисла тишина. Слышалось только тихое, ровное дыхание женщины. Она кивнула и неожиданно покорно поднялась, подступила ко мне вплотную, обдав теплом и сочным пряным запахом. Словно соблазнить пыталась. Но нет, она всего лишь подсела ко мне, оголив руку до локтя. По смуглой коже тянулось множество тонких шрамов, намекая, что за годы службы она не единожды предлагала свою кровь высшим существам. В другой руке блеснул узорной серебряной чеканкой стилет.       — Примите в знак доброй воли мой скромный дар, мессир.       И она, не поморщившись, легко полоснула лезвием по коже.              С караваном я пробыл недолго. Совершенно не хотелось подставлять вполне надежных людей своим присутствием, к тому же, я безобразно не успевал к сроку. А для ритуала, по словам Умы, важно было выдержать точное время.       Солнце и патрули, будь они неладны. Дни до последнего выдавались солнечные, как назло, вынуждая меня прятаться и пережидать, а разъезды бойцов Нового Ордена заставляли петлять так, чтобы их поисковые чары не могли меня зацепить. Поэтому я позволил себе лишь краткую передышку до деревеньки, возле которой караван остановился на долгий привал. За частоколом поднялось оживление, люди опасливо потянулись к пришельцам, кто за сплетнями, кто барахла прикупить или продать, кто на клячу рабочую жаловался: слегла, мол, скотина, с коликами, чем полосу вспахивать?.. О цингарских бродягах веками ходила молва, будто они, как никто, лошадиную натуру знают. Но и опасались их не меньше, не без оснований считая ворами, проходимцами и убийцами. Хотя, в наш век так мог называться каждый третий.       День выдался серый, промозглый, слякотный. Поздняя осень сорвала остатки листвы с деревьев, поля и огороды стояли голые, навевая тоску. Над деревенскими воротами на шесте торчал рогатый череп тавроглава, отпугивая мелкую нечисть. От него все еще тянуло серой пополам с кислотой, и даже у меня волоски на загривке вставали дыбом. А местные ничего, притерпелись, принюхались.       — Все-таки едешь.       Старая ведьма нашла меня возле лошади. Для местных я привычно сделал вид, что охранничек с вечера перепил и его потянуло в кусты. Мою угрюмую неприметную рожу они через час забудут и даже под пыткой не вспомнят, что с караваном явился кто-то лишний.       — Там все настолько плохо? — я обернулся, бросив проверять ремни и карабины сбруи.       Старуха хмыкнула и протянула мне мешок, держа его так, будто внутри, самое меньшее, черви копошились.       — На. Но на твоем месте я бы с ним не связывалась.       — Нет другого выхода, Мать, — я невесело усмехнулся, забирая у белозубой, смуглой старухи мешок.       — Он тебя сгноит, мальчик, — неожиданно глухо сказала она, просверлив меня жгуче-черным взглядом. — Старый пес Яноса Одрона не потерпит соперников.       — Ну, это мы еще посмотрим, кто кого сгноит, — проворчал я и приторочил мешок к седлу.       — Самоуверенность еще никого до добра не доводила, — покачала головой Саринда, звякнув золотыми кольцами в ушах. — Ты сможешь навязывать ему свои условия только пока этот меч с тобой.       — Как-то ты слишком уж хорошо осведомлена для человека, — я оперся о холку Охотника, и тот ткнулся костистой мордой мне в плечо.       — Один из наших кланов служил ему, — охотно пояснила ведьма. — А что знает один цингар, то знают все.       — Это ты так намекаешь, что не стоит вести с вами дела?       — Предупреждаю, на чьейстороне может оказаться лояльность некоторых из нас, — хмуро ответила женщина. — Будь осторожнее, Каин. Кто знает, как смерть поменяет его настроения и желания.       Я молча кивнул и поднялся в седло. Спросил напоследок:       — С чего тебе меня предупреждать?       Саринда тихо рассмеялась и отступила, стоило Охотнику нетерпеливо переступить копытами.       — Будет жаль потерять одного из немногих нормальных в этом безумном балагане.       — Ну, спасибо, ведьма! — фыркнул я уже на ходу, разворачивая коня к лесу. Из-под копыт брызнула грязь, порыв ветра наотмашь ударил в лицо. Конь взял с места в галоп.       Предупреждению следовало внять. Я и без этого не собирался доверять ни Ворадору, ни его девкам, ни, тем более, щенку де Вэру, у которого на уме только личная сила и выгода. Всем им наплевать, под кого ляжет Носгот, если сами они останутся при своем. Каждый из них будет рад избавиться от безродного выскочки, претендующего на власть. На сей счет у меня имелся в запасе аргумент. Но, увы, внятен он останется только для Ворадора, но не для молодняка, в глаза не видевшего ни старых текстов, ни гравюр, ни символики на стенах в палатах Хронопласта.       Но, если поднимется древнее знамя, это будет означать открытый вызов хильден. Я приму на себя роль Наследника Равновесия и из досадной мелкой помехи стану главной мишенью, прихлопнуть которую не составит труда, если только за мной не будет стоять многотысячная армия и магия.       Мне нужны мои рыцари!..       Охотник пер напролом сквозь старый ельник, распугивая птиц и мелкую живность, перемахивая упавшие стволы, иногда врываясь в паутину. Рассерженные восьмилапые зло шипели и скрежетали вслед, но поделасть ничего не могли. Лезвие Похитителя прожигало тенета, как бумагу. Время утекало сквозь пальцы. Запах грибов, плесени и сырой земли, казалось, пропитал все вокруг. Встреченные по пути ягодники россыпью винных капель роняли свой урожай, призрачный свет гнилушек то и дело подмигивал из полумрака, с испуганным уханьем разлетались совы. И все это заглушал безостановочный, гулкий топот копыт и размывала бешеная скачка…       Вынырнувший из ниоткуда дохлый ворон блеснул мертвенной зеленью в бусинах глаз и заставил Охотника взвиться на дыбы.