Мой Лорд Каин. Том 2. Рыцари Ночи

      Три дня спустя       Бытие вампиром учит терпению. Терпению, когда выслеживаешь и подстерегаешь желанную добычу. Терпению, когда добиваешься целей, лежащих за горизонтом человеческой жизни. Наконец, терпению пережидать день, когда рассвет застал в неподходящем месте.       Я и ждал, забившись в развалины старой сторожевой башни вместе с конем. На десяток миль в округе не росло ни единого вшивого деревца, не стояло ни одной деревеньки. Голая, поросшая чахлыми кустами, пустошь. Иногда по земле проносились шары перекати-поля, да разрезал ветреную тишину крик стервятника, ищущего поживы. Когда-то здесь пролегала граница орденских владений. Сейчас властвовали лишь нежить и твари. Вжавшись в стену в куцей тени от остатков гнилых перекрытий, я следил за полетом потрепанной черной птицы. Охотник лежал рядом, стремясь бронированным боком прикрыть меня от света. Его шкура дымилась и иногда ходила волнами, но он и не думал сходить с места. У моих ног лежал туго затянутый плотный мешок с отрубленной башкой, отвратительно ссохшейся за столько лет, но целой. Ее хранили, как трофей, в одном из залов, куда не доставало солнце. Но и там она уцелела чудом. Не иначе, Судьба зачем-то берегла старика. Но при одной только мысли о том, что я снова увижу эту надменную морду, — назвать лицом язык не поворачивался, — меня с души воротило, и хотелось эту башку просто выбросить. Уж не знаю, что там за ритуал задумали его Жрицы, но доверия к высохшим мозгам я не испытывал ни малейшего.       Увы, иных вариантов не имелось. Охотник пока оставался единственным моим удачным созданием, которое не норовило сожрать меня же, не превращалось в перекрученный ком шевелящейся безмозглой плоти и не пыталось попросту развалиться на куски. А ведь все подопытные были либо ещеживыми, либо недавно умершими. И на что я, спрашивается, рассчитывал, ища могилы Братьев?..       Мне нужно было знание. Точное знание, которое мог дать только Ворадор. И армия, которую тоже мог дать только он. Мне откровенно не нравилась идея вновь заключать какие-то договоренности со старым змеем, и уж тем более, пытаться вернуть его к жизни. Это значило снова оказаться на поводу чьей-то воли, снова влезть в кубло вампирских интриг. Не было ни малейшего сомнения в том, что Ворадор, если ему повезет очнуться и вновь обрести разум, попытается мной управлять. Потому что в очередной раз сбежать от всякой ответственности я ему не позволю.       Я хотя бы попытаюсь выбить захватчика с моей земли.       Все, что остается вампиру в долгие дневные часы — это спать, читать или думать. Наш сон не похож на человеческий. Даже когда тело неподвижно и охвачено дремой, мы продолжаем слышать все, что нас окружает, следим, не подойдет ли слишком близко дичь или враг. Я редко нуждаюсь во сне, да и опасаюсь слишком уж отрешаться от мира. Все мои свободные часы отданы мыслям, а в те редкие дни, когда удается добраться до места, которое можно назвать домом — книгам. Их я собирал во множестве, везде, где только мог найти. Все, что уцелело. Даже на тех языках, которые были для меня мертвы. Как вороны подки на все блестящее, так и я с упорством жука-навозника стаскивал в логово все, что считал ценным. Зачем? Сейчас не знаю. Я отнюдь не тешил себя иллюзиями, что сумею сохранить угасающие знания. Я даже не думал о подобном. Я всего лишь искал ответы — и не находил их. Или почти не находил. Зеркала Хронопласта словно смеялись надо мной, маня ускользающими видениями прошлого и будущего, сумбурными, непонятными, ускользающими в звездной тьме. Тихий гул машин, пронзающий плоть и кости, поддразнивал, тормошил любопытство, стремление самому оседлать поток времени. Ведь если понять, как оно работает на самом деле… я смогу изменить все.       Но старые тексты хранили молчания, а ветхие страницы часто рассыпались в руках прежде, чем я успевал вчитаться в выцветшие руны хроник или гримуаров. Одна лишь туманная неразбериха древних пророчеств о Наследнике Равновесия, о Герое и о Мече. Судя по всему, том самом, который предпочитает таскаться со мной вместо того, чтобы тихо лежать в безопасном убежище.       Иногда мне начинало казаться, что прошлое стерто. Вымарано чьей-то безжалостной рукой, не желавшей, чтобы тайны мира выплыли наружу. Полтысячи лет назад кто-то отсек от мира его прошлое непроницаемой стеной безвестности и молчания. Разве что фрески, сохранившиеся в древних руинах, могли что-то рассказать да катакомбы под Авернусским Собором хранили память о прежних хозяевах мира.       Да, я был там. Я спускался в самую глубь черных, пропитанных болью, кровью и страхом подземелий, где дрожала и пела плотная, почти осязаемая сила, веками копившаяся в камнях, где воздух густел, почти как патока. Видел фрески в кроваво-охристых тонах. Историю вознесения и падения цивилизации, написанную руками… демонов? Тех, кого изгнали? Тех, кто отказался покориться новой вере?       А так ли уж не прав Неназываемый в своих претензиях на мир?..       Я много думал, перебирая старые страницы фолиантов из личной библиотеки Мортаниуса. Возможно, по справедливости мне стоило уступить. Но опуститься до простого ночного кровососа? До изгоя, за чью голову объявлена награда? Сдохнуть на гильотине, а потом скулить бесплотным духом по ту сторону границы мира мертвых? Или сойти с ума и превратиться в ту самую тварь, которую, как цепного пса, спустил на меня Мобиус?       Увольте, ни то, ни другое, ни третье. У меня есть только один путь — наверх. К власти. Только тот, кто сверху, может диктовать свои условия по праву победителя. Только вампиры, создания и преемники Древних, хоть как-то способны противостоять хильден.       К тому же, Неназываемый уже однажды проиграл эту землю. Теперь она законно станет моей по праву победителя. Ну, или я в нее костьми лягу. Все, как в этом пресловутом Пророчестве, будь оно трижды неладно.       Что ж, лорд Курхаген, придется вспоминать науку править.              Медленно ползущее время, наконец, сдвинуло солнце по выцветшему небосводу. Тени удлиннились, и птица скрылась за горизонтом. Я завидовал той птице. Взлететь, как раньше, пеня ночной воздух взмахами сотен крыльев, больше не получалось. Мне не хватало сил на этот рывок воли. Лишь скорость мертвого коня позволяла ощутить удары ветра в лицо и не плестись по дорогам наравне со смертными. Бывало, когда мысли становились совсем уж гнетущими и теснились в голове душным роем, я на всю ночь отдавался скачке по полям и руинам. Но в эту ночь предстояла куда более осторожная дорога до ближайшего укрепленного городка. И лучше бы найти торговый караван, чтобы подвизаться охранником и вызывать меньше подозрений. Коня придется оставить, а к пешим одиноким путникам с пустошей у нынешней стражи много вопросов. Тем паче, с таким интересным мешком. Будет еще лучше, если караван окажется цингарский. Эти и сами лишних вопросов не задают, и другим не позволяют. Да и сплетен свежих подкинуть могут.       В последние годы патрули Нового Ордена заходят все дальше на север. Привлекать лишнее, вовсе ненужное внимание сейчас не стоит. Нарываться на бой, везя ценный груз — плохая идея. Им лучше не знать, что я вообще существую, до тех пор, пока я не смогу нанести удар. Впрочем, кому надо, тот и так осведомлен. Но статус кво все еще не нарушен, и это дает некую свободу маневра.       Смею надеяться, что в этой партии я хотя бы конь, а не пешка.       Едва солнце опустилось в набегающие тучи, не обещая более вернуться до утра, я поднялся в седло и тронул Охотника рысью. Цепь сторожевых башен когда-то стремилась прижаться чуть ли не к самым болотам, дабы не дать порождениям тьмы и смерти проникать в земли живых. И я даже не берусь осуждать за это святых пламенных рыцарей — всяческой погани в этих топях затаилось действительно много, бес его знает, с каких времен. Но теперь дозоры полегли, защитные руны выветрились, менгиры обрушились. Старые капища, затаившиеся в полных воды низинах и впадинах, пялились на мир десятками круглых каменных буркал с вертикальным, словно перетянутым посередине ниткой, зрачком. К ним не хотелось приближаться, один их вид вызывал непреодолимое желание ощериться по-волчьи, вздыбить несуществующую шерсть, а после — навсегда стереть эту дрянь с лица земли.       До сих пор не могу взять в толк, почему Ворадор выбрал именно это место для своего манора.       Тишину ночи нарушал только перестук копыт, да иногда вкрадывались звуки чьей-то охоты: в этих краях во множестве водилась не только нечисть, но и одичалые псы, сбившиеся в огромные злобные стаи, год от года только растущие в числе. Ни те, ни другие беспокойства мне не доставляли. При нашем с Охотником приближении почти все живое стремится исчезнуть прочь с дороги. Иное дело — патрули. Эти, учуяв, станут преследовать до тех пор, пока не убьют или не погибнут сами. И для них нет разницы, кто жертва, безмозглый зомби или разумный хищник, с которым можно договоритться. И это заставляло не терять бдительность.       Чутье, однако, молчало. Луна, проглянувшая из-за туч, залила равнину зеленовато-мертвенным серебром. Ночь скрыла разруху и тлен, как старая шлюха прячет под гримом морщины, а под платьем — обвисшую грудь.       Кстати, о шлюхах и о еде. Голод начинал подкатывать все сильнее. К тому же, следовало поторопиться. Ночь не бесконечно, а местность ровная, как стол, и редкие чахлые деревца меня не спасут.       Охотник перешел на галоп и помчался стрелой на запад, вдоль берега Великого Южного Озера, иногда перемахивая вросшие в землю остатки стен. Дробный стук копыт разносился далеко по округе, но я, все же, надеялся, что в этой глуши выкормышам Неназываемого делать нечего. Да и ветер недоносил ни крупицы живого человеческого запаха.       Притороченная к седлу голова в мешке мерно долбилась о лошадиный бок. Ничего, не расколется.       Безлюдье вгоняло в мрачную меланхолию. Я был бы рад даже стычке с патрулем. И чем я собрался править? Вот этим? Ха!       Люди и в лучшие-то времена стремились под защиту крепких стен и башен, а уж теперь и подавно. Демоны расползались из Авернуса, мутанты всех мастей — из Темного Эдема на севере, одно за другим поднимались старые кладбища. С юга, от торговцев и матросов приходили слухи, что за морем дела немногим лучше, и маятник смерти раскачивается все сильнее. Внезапно вспыхнувшие войны, эпидемии странной лихорадки, уносившей жизни то здесь, то там, зверье, объявившее охоту на человека… Бесспорно, ничего нового. Но казалось, будто мир сошел с ума. С каждым годом в людях росли недоверие и страх. Чтобы взять настоящую власть над ними, понадобятся годы терпеливой работы, а этого-то времени у меня как раз и нет. Я упустил самые важные, первые годы, пока еще можно было въехать в Виллендорф на старых заслугах и графском титуле, взять знать в кулак, надавив на кого деньгами, на кого старыми грешками, кого-то обласкав, а кого-то казнив прилюдно. Сейчас я для них никто, и, в лучшем случае, меня просто не пропустят менгиры. В худшем — будут ждать люди Неназываемого, чье влияние там слишком сильно. Регент Белмари смотрит иерархам Ордена в рот, торговая гильдия полностью куплена за преференции. Война при любом раскладе обойдется дорого. Закупки придется делать через третьих лиц, втридорога платя за снаряжение, фураж и осадные машины. Но и это все неважно в сравнении с верностью и боеспособностью самого войска. Люди слабы, подвержены страху за свою жизнь, да и мрут, порой, от банального поноса едва ли не быстрее, чем от загнивших ран. Бывало, на подходе к месту битвы полководцы недосчитывались половины войска. И я прекрасно понимал, что меня ждет: не только боевые раны и понос, но и повальное дезертирство. Потому что я — вампир, и мало ли,кого мне сожрать в голову взбредет!       Только и остается, что полагаться на Ворадора. Но и этих, боюсь, придется приводить к боевому слаживанию прежде, чем спускать на врага. Да и учить не трогать людей, к тому же.       Сквозь грохот копыт донеслись давно ожидаемые звуки: рев, топот, крики, собачий лай. За узкой полосой перелеска промелькнул огонь, ветер донес живые запахи и теплую металлическую нотку.       Желудок немедленно взвыл. Клыки заныли. Я тряхнул головой, не давая голоду себя дурманить. Это не патруль, они не ходят с собаками. Будет некстати, если я кого-то съем вместо того, чтобы обязать спасением шкуры.       А еще через мгновение ветер донес запах уже знакомой мне крови.       — Взять демонов, — приказал я химере, и Охотник полетел с холма              На караван напали ночью, когда все уже спали, выставив часовых вокруг лагеря. Первыми поднялись псы — мощные, широкогрудые твари с короткой шерстью и широкимми мордами. С малолетства приученные оберегать людей, они атаковали без команд и лишнего лая, лишь предупредив хозяев об опасности. Люди, спавшие одетыми и с оружием под рукой, быстро повскакивали с постелей. Женщины и дети сбились внутри кольца кибиток, мужчины с тяжелыми самострелами и тесаками наперевес поспешили на помощь псам. За факелы хвататься не стали — бесполезны, только ночное зрение собьют. Напали на лошадей, оставленных неподалеку под присмотром. Тавроглав и несколько одичалых, погрызенных и уже тронутых порчей псин. Оставленный присматривать за лошадьми парень уже лежал с вырванным горлом, когда к нему подоспели. Звериный клубок, сцепившись с рычанием и воем, покатился по земле. Истерично визжали и пытались убежать стреноженные лошади. Тавроглав успел ухватить ручищами одну несчастную животину и почти оторвал ей задние ноги. Кровь заливала землю, стекала по бурой шкуре демона, несчастная лошадь дико кричала и била воздух копытами. Ее дымящиеся внутренности свисали до земли, воняло кровью, дерьмом и кислятиной из пасти тавроглава.       Глава каравана вскинул арбалет и выстрелил ему в морду.. Болт прошел неудачно, по касательной, и только задел рог. Защелкали тетивы, спустив еще три стрелы. Те тоже не попали по глазам в темноте. Демон взревел, отбросил уже мертвую лошадь. Зловонное дыхание полыхнуло пламенем, демон в три шага подскочил к стрелкам и цапнул одного из них. Мужчина не растерялся и прежде, чем тавроглав откусил ему голову, успел всадить между узловатых пальцев нож. Хрустнули сдавленные ребра, и безвольное тело с размаху политело на землю. Собачьи вопли рассыпались по перелеску. Стремительный перестук копыт заставил зверей в ужасе шарахнуться.       Низкий гул тяжелого клинка рассек воздух. Отрубленная на всем скаку лапа глухо шлепнулась в обильно политую кровью траву, тавроглав завыл и зашатался. А всадник, почти невидимый в ночном мраке, на развороте соскочил с коня и одним отточенным, плавным, непрерывно-текучим движением вогнал меч в спину тавроглава ниже ребер. Короткий утробный гул и протекшая по клинку дымка заставили людей содрогнуться.       — Каин, твою мать! — с чувством выдохнул глава каравана, опознав спасителя.       — Да-да, — отозвался тот, придерживая телекинезом обмякшую тушу уже дохлого демона, чтоб она не рухнула на людей. В низком, чуть хрипловатом голосе послышалось легкое нетерпение. — Я знаю, что я вовремя.       Он оглядывал побоище с непроницаемым лицом, однако, ноздри его чуть подрагивали, и старший каравана знал, что это значит. Рослый, широкоплечий мужчина с длинной белой косой, перехваченной железным кольцом, и холодными золотистыми глазами, отражавшими лунный свет, чужую смерть расценивал, как пищу. Вся стычка заняла какие-то минуты, а Колесо Судьбы уже поглотило столько жизней… Вельх и Карим лежали мертвыми, на земле скулили три раненых пса. Одному из них Пирон уже перерезал глотку — со сломанным хребтом собака превратится из помощника в обузу. Остальные методично добивали одичалых псин. Старшие женщины уже спешили к мертвым, а кто-то с досадой качал головой над лошадью. Взять новую негде, кибитку и часть скарба придется бросить.       — Когда вы собственным магом, наконец, обзаведетесь, Тимо? — спокойно и буднично спросил вампир, широким шагом отправившись прочь от лагеря. Туша безвольно волочилась за его сжатым кулаком, меч он закинул на плечо, отвернув пустые глазницы черепа в гарде от собеседника.       — Когда ты нам его притащишь, — попытался отшутиться Тимо, неохотно последовав за вампиром. Людей оставлять не хотелось, но и ночного гостя не уважить разговором было никак нельзя. Тем более, его жутковатая верховая химера осталась на месте и наверняка уохотит любую нежданную пакость. Тимо еще помнил, как эта зверюга выглядела лет семь назад, при жизни: обыкновенный гнедой жеребец,, купленный по случаю у какого-то промотавшегося рыцаря за пять золотых марок и перепроданный Каину за семь.       Кто ж знал, что коняга превратится вот в это.       Позади тянулся четкий кровавый след.       — Собирайтесь и проваливайте, пока местная шваль будет пировать на трупах, — снова бросил вампир. — И найдите себе боевого мага.       — Да помилуй, кто в здравом уме таскаться по дорогам с цингарским караваном будет, — вздохнул Тимо.       Вампир на это скосил золотистый глаз, усмехнулся и коротко бросил:       — Было бы желание.       — Ты, как всегда, немногословен.       В ответ Каин лишь пожал плечами.       — В пустошах болтать не с кем.       Дальше пошли молча. Магия вампира раздвигала заросли, вынуждая человека шагать след в след по склону. Двуногий хищник непринужденно выбирал в темноте самый удобный спуск. Шагов через пятнадцать замаячило каменистое дно оврага, туда-то тавроглав и был отправлен. И можно было не сомневаться, что вскоре на свежее мясо соберется все зверье с округи. Это и впрямь отвлечет их. На какое-то время.       В лагере, между тем, уже кипела работа. Люди успокаивали лошадей, собирали пожитки, своррачивали шатры, прощались с мертвыми. Все тихо, слаженно, без лишней суеты. Даже дети, рожденные в дороге и привыкшие к постоянной опасности, не плакали, молча исполняя то, что им велели взрослые. На вампира, неподвижно замершего возле своей лошади, привычно не обращали внимания. В его выдержке были уверены и точно знали: если рядом с караваном объявился Цареубийца, значит, дорога будет безопасной, а гость приплатит за сведения, дневной кров и пищу.       Вот только кто решится добровольно его накормить?..       Он не вмешивался и никак не помогал людям, так и застыв с мечом на плече. Лишь глаза, ловя отблески спешно разожженных фонарей и лунный свет, то и дело поблескивали золотом и багрянцем, перебегая по людям, вещам и животным. Можно было и не сомневаться, что он слышит каждый отдаленный подозрительный шорох. Псы и дети старались держаться от него подальше, что его никоим образом не волновало. Помогая родичам шерстить скарб, сторший то и дело поглядывал на гостя, черно-белым призраком возвышавшегося возле деревьев, и прикидывал, чем обернется встреча на сей раз — выгодой или головной болью. Эту белую сволочь до сих пор не прочь отправить на гильотину или сразу на кол под солнышко вся носготская знать вместе с Новым Орденом. Не только из-за убийства короля, которого уж и не помнит никто. Резня в Фалькенесте всех их напугала до дрожи, и ныне покойный король Оттмар приказал изловить гада и прикончить на месте, тело спалить, а голову доставить в виллендорф. А чужаки уже тут как тут, предлагают свои услуги.       Одна беда — Каин оказался не дурак. Скрылся, проскользнул, проскочил, ушел на дно — и поминай, как звали. Белую голову и приметный меч больше никто не видел в населенных землях. И следа кровавого не осталось. Кто там разберет, сколько народу и где гибнет. Был вампир — и нету. Уже и дочка королевская сесть на трон успела, даром, что ей, по слухам, скамейку подставляют, чтоб на этот трон залезть. Зато к цингарским караванам то и дело выходил молчаливый тип с рожей прожженного наемника. Из тех, что самой грязной работы не чураются и лезут хоть к демону в задницу, лишь бы платили. Редкими ингредиентами приторговывал, вроде желез молниевиков и эдемских сколопендр, печени пузырников, клыками эдемских вепрей и прочими костями тому подобных тварей, высоко ценившихся у алхимиков и колдунов. Изредка принимал заказы на зачистку поднявшихся кладбищ и гробниц, если те начинали совсем уж мешать; вытаскивалоттуда старое золото, превращая его у надежных перекупщиков в звонкую монету. На что тратил — одному Двуликому ведомо. Кто вообще разберет уклад вампиров.       По караванам ходил слушок, что по первости кое-кто попытался его нагреть и сдать властям… Потом и следов тех умников не нашли. А мальчишка, который эти слухи принес, в пятнадцать лет ходил с пеплом присыпанной головой и на все расспросы молчал, как безъязыкая рыба. А вампир снова сбил охотников со следа.       Дорога отучает от излишеств. Даже в смерти. Потому обряд над погибшими был короток и скуп. Обоим в рот положили по золотой монете, чтобы маленькое солнце осветило каждому путь в мире мертвых, отпугнуло духов-падальщиков и согрело души до нового рождения в бескрайних полях. Каждому в посмертный путь придали крепкий дорожный посох и повязали на пояс красный платок — чтобы свои не теряли своих в кромешной мгле. Мать Саринда, шурша юбками всех цветов осенних листьев, звеня цингарским золотом и бренча костяными браслетами, проскрипела короткое напутствие мертвым, глядевшим широко распахнутыми глазами в осеннее небо. Их внесли в оставленную на холме кибитку, облили маслом и подожгли. По сухому старому дереву огонь занялся быстро.       Украдкой плакали мать и невеста Вельха. Жена и дети Карима молчали, глядя в бушующее под ветром пламя.       — Поторопитесь! — возвысил голос Каин. — С округи уже слетаются вороны.       Тимо закусил черно-сивый ус, нахмурился. За скорбными сборами люди и правда не сразу заметили хлопанье крыльев, а самих черных птиц, разбуженных шумом и запахом крови, в темноте не видели и подавно. Огромные, разожравшиеся на обильной падали, эти твари и живых могли заклевать стаей на одного.       — Ао! В дорогу! — рявкнул вожак каравана.       — Ао! Ао! — отвечали с облучков и с крыш кибиток, где засели стрелки. Псы с окровавленными после драк мордами гулко взлаяли, заслышав знакомую команду, и позапрыгивали на привычные места.       Тимо развернулся и подошел к вампиру. В голове, при всем уважении, сидела только одна мысль; он голоден, а вокруг полным-полно свежепролитой крови, которая наверняка будоражит его. Иначе с чего бы так закаменело бледное лицо.       — Раздели с нами кров и пищу на пути, — склонил кудлатую голову вожак каравана. Сердце, как и всегда при этих словах, гулко стукнулось о ребра.       — Путь у всех один, — тихо отозвался вампир, чуть наклоняя голову в ответ.       Не то, чтобы ему было нужно приглашение. Скорее, наоборот, он никогда его не ждал. Но ритуальные фразы подтверждали негласный договор. И, будто перейдя его черту, Каин тотчас изменился. Моргнул, и желтые глаза поголубели, бледная кожа налилась румянцем, покрылась недельной щетиной. Почернели и стали слегка сальными волосы, острые уши округлились. Мужчина усмехнулся, показав желтые, человеческие зубы, закрепил меч на седле, а подозрительный круглый мешок, наоборот, отвязал. Хлопнул коня по хитиновой холке. Черные когти на пальцах тоже исчезли, сменившись грубыми ногтями.       — Охраняй.       Зверь фыркнул, щелкнул клыками и скрылся во тьме.       — Хорош, -одобрил Тимо. — Все интересно, кто тебя учил.       — Кларинда Матисс, из ваших.       — Черная Ведьма была хороша в этом деле, да, — Саринда подошла ближе, оглядела гостя снизу вверх, поцокала языком. — Запах выдает.       От него пахло ветром, стылостью, пустошами и немного — кровью. Видать, попала на одежду.       — Дымом пропахну, — отмахнулся вампир, неуловимо изменив манеры. Отличить его под мороком от живого мог бы, пожалуй, только маг. — Идем, что ли. Жрать охота, пузо к спине прилипло.       Прозвучало буднично и совершенно по-человечески. Но по спине Тимо сыпануло от этих слов мурашками.       — Жаль, я для тебя старовата, красавчик, — тряхнула головой Саринда, отчего золотые кольца в ушах блеснули и зазвенели. — Не то и кровью поделилась бы, и кое-чем еще…       — Я не по этим делам, — оскалился Каин очередной кривой улыбкой на ходу.       — А жаль, жаль, — покачала головой цингарская колдунья. — Такие стати пропадают! Ворадор, говорят, горазд был.       — Я же не его гнезда птенец, — фыркнул Каин надменно, с легкостью забираясь в яркую, увешанную амулетами и побрякушками кибитку вожака. Тимо махнул сыну на облучке, и тот стегнул дрожащих от нетерпения и страха лошадей.       Цингарский караван тронулся в путь, оставляя позади воронье карканье и погребальный костер. Огонь сделает свое дело чисто, не даст мертвым бродить по земле, пугая живых.       Но, видит Судьба, мертвый мертвому рознь.