Year of the Lioness

Никогда не поздно избавиться от своих предрассудков.

Генри Дэвид Торо

      Как только Грейнджер успешно освободила себя от этой нелепой кучи верёвок, она поднялась. К середине занятия ни один другой студент не смог наколдовать хотя бы шнурок.       Драко наблюдал, как Грейнджер натянула улыбку и, щёлкнув пальцами, заставила верёвки исчезнуть. Она определённо хвасталась.       Он фыркнул.       Они направились к свободному месту на снегу, сохраняя расстояние в три метра друг от друга. Он пытался не смотреть на её синяки.       — Надеюсь, я не разбудила тебя сегодня утром, — заметила Грейнджер, — я рано встала, чтобы потренироваться. Один друг мне подсказал, что Инкарцерус будет нашим первым заклинанием без палочки, поэтому я решила попробовать его перед началом занятий. Оказалось, он был прав, и я успела немного подготовиться.       Драко посмотрел на неё с сомнением.       — У тебя в самом деле есть друзья в Дурмстранге? Если ты имеешь в виду домашних эльфов, они не считаются. То же касается призраков.       Её шея покраснела.       — Да, Малфой. У меня есть друзья в Дурмстранге. Ну, вернее, был один. Он выпустился пару лет назад. Но это не важно. Я просто предупреждаю – будь готов снова проиграть.       — Что значит «снова»? Напомню, что я одолел тебя, но отпустил из вежливости, а не потому, что сдался.       Они достигли места назначения, но продолжили спорить.       — Одолел меня? — фыркнула Грейнджер, уперевшись руками в бёдра. — Ты просто свалился на меня, идиот. Прямо после того, как я раздавила тебе яйца.       Драко передёрнуло.       — Это был дешёвый ход с твоей стороны. Всё, что ниже пояса, не засчитывается как победа. И не будь такой вульгарной.       — О, так «яйца» оскорбляет, а «блять» и «Грязнокровка» – вполне нормально? Возможно, потому, что это всё, что я слышала от тебя на этой неделе.       Драко запрокинул голову и засмеялся, после чего метнул в её сторону яростный взгляд.              Его голос помрачнел.       — Если ты так уверена в своей победе, давай заключим ещё одну сделку.       Она прищурилась, задумавшись.       — Каковы условия?       — Те же, что в понедельник – победитель меняет дом, проигравший остаётся с Ноттом.       — Договорились, — тут же согласилась Грейнджер, но на этот раз не попыталась пожать ему руку.       Это было бессмысленно, и они оба знали это. Они были прикованы к Соскрофе на следующие десять месяцев.       Драко отступил и начал обходить её кругом. Они двигались по часовой и против часовой стрелки, как кольца на Маховике времени, наблюдая за руками друг друга, ожидая хоть какого-то признака беспалочковой магии. Ожидали, кто же первым атакует.       Разумеется, это была Грейнджер.       Вдруг она остановилась и соединила пальцы в жесте, который Драко не узнал. Затем она закричала:       — Инкарцерус!              И тут из её ладоней вырвались тонкие верёвки и с невероятной скоростью пронеслись по воздуху.       Драко не попытался повторить этот жест и не стал останавливаться, для того чтобы удивиться тому, что она призвала верёвки без палочки. Вместо этого он быстро отпрыгнул в сторону.       Он продолжил двигаться вокруг Грейнджер, его рука расположилась вдоль туловища, как можно ближе к карману, в котором находилась его палочка. Он не станет нарушать правила, по крайней мере не тогда, когда она может заметить. Он должен быть умнее, если хочет жульничать.       А он точно планировал жульничать.       Момент настал: земля была покрытая камнями и трещинами, отчего было труднее удержать равновесие. Грейнджер споткнулась и посмотрела вниз.       Драко не медлил. Он расположил палочку в левом рукаве так, чтобы она оставалась вне поля зрения. Он выбрал эту сторону, зная, что Грейнджер видела только его правую руку. Она не знала, что он всегда предпочитал левую, но был вынужден переучиться в школе.       Они продолжали ходить по кругу друг напротив друга, словно играя в кошки-мышки.       Грейнджер снова атаковала – верёвки стремительно полетели в стороны, будто паутина.       Драко наклонился, высунул кончик палочки из рукава и прошипел:              — Инкарцерус.       Сеть вырвалась из его палочки, обвив голые ноги Грейнджер.       Она упала.       Драко стремительно направился к ней и уже собирался произнести парализующее заклинание, но остановился, вспомнив, что Куйтек не объяснил им версию Ступефая без палочки. Грейнджер бы сразу поняла, что он нечестно играет. Придётся сдерживать её веревками. Но он всё равно мог бы немного нарушить правила.       Решившись, он направил палочку на Грейнджер, которая пыталась развязать свои щиколотки.       Он произнёс заклинание Фунис Инкарцерус без слов.       Тяжёлые, железные цепи материализовались и обвили её запястья, словно кандалы. Они громко звякнули, когда она беспомощно покатилась в сторону, падая в сугроб. Все её конечности были связаны и закреплены, она не могла двигаться. Абсолютно беспомощна.       Драко ухмыльнулся, заслоняя её от солнца.       — Думаю, я победил.       Грейнджер взглянула на него. Её лицо приобрело приятный пурпурный оттенок и было наполовину в снегу; на виске проступила вена. Она кипела от злости.       — Я знаю, что ты жульничал, Малфой.       — Не понимаю, о чём ты, — равнодушно ответил Драко, — легко выдвигать обвинения, не имея никаких доказательств. Просто признай, что ты проиграла.       Она закатила глаза.       — Я отсюда вижу палочку в твоём рукаве.       Губы Драко дрогнули, но он ничего не ответил.       Тогда Грейнджер заговорила вместо него, её тон был тихим, уязвимым.       — Убери цепи. Мне больно.       И правда, толстые, металлические звенья врезались в её запястья и щиколотки, на которых располагались одни из самых уродливых отметин.       — Фините Инкантатем.       Цепи растворились в чёрном дыму. Освободившись, Грейнджер села и принялась тереть свои побитые руки. На старых ранах проступали новые следы, отчего были воспалены сильнее прежнего.       Но Драко не извинился и не стал помогать ей подняться, поэтому Грейнджер самостоятельно встала, немного пошатываясь. Она встряхнула руками и ногами, для того чтобы возобновить кровообращение. Цвет постепенно возвращался к её конечностям, она выглядела готовой к новому бою.       Она осмотрела поле, а затем взглянула на свои электронные часы – дешёвое маггловское устройство.       — Осталось всего десять минут до окончания занятия, поэтому можем закончить на сегодня. Мне нужно время, чтобы найти свою палочку, и я не думаю, что профессор Куйтек заметит, если мы закончим немного раньше, — сказала она, прокручивая пластмассовый циферблат, — или… ты хочешь попробовать ещё раз?       Никакого ответа.       Она подняла взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как Драко уходит.

***

      Большой зал медленно наполнялся студентами. Почти каждая скамья за длинным столом была занята.       К счастью, Дафна и Астория заняли привычные место на конце стола – как можно дальше от того, где обычно сидели профессора.       — Вы всегда так поздно приходите на обед, — заметила Дафна, чуть отодвигаясь в сторону, чтобы уступить место Драко и Пэнси.       Блейз плюхнулся напротив.       — Если бы только это зависело от нас. В отличие от вас, интеллектуалов, мы вынуждены тащить свои задницы на улицу. Три раза в неделю нам приходится идти до восточного тренировочного поля и обратно. Это занимает больше времени, чем спуск с третьего этажа.       — Вам двоим повезло, — пробормотал Гойл, пережёвывая кусок жареного мяса, — Нумерология, История, Политика. Всё легче, чем бой. Но сегодняшний день не так уж плох: больше заклинаний, меньше ударов.       Все закивали в ответ.       Никто из вульверинов не пополнил свой растущий список травм. Никаких повторных сотрясений мозга, пятен крови или испачканной формы. Драко был совершенно чистым, поскольку он ни разу не падал в снег, ни разу за всё занятие не вступил в контакт с Грейнджер или с землей, что было очень хорошо. Он предполагал, что ещё один день проведёт в грязи.       Пэнси согласилась с Гойлом, после чего заговорила:       — По крайней мере, там так холодно, что мы не потеем. Наше занятие по контрзаклинаниям начинается через пятнадцать минут, так что возможности принять душ нет, — она наклонилась через стол, скорчив недовольную гримасу, — мне здесь не нравится. Они будто пытаются из нас сделать человеческие боевые машины. Я поступила в школу, а не в армию.       Не понимая, о каком предмете говорит Пэнси, Драко достал своё расписание из кармана. Он развернул свиток.       Пэнси заглянула ему через плечо.       — Что такое Психометрия?       Прежде чем Драко успел ответить, Астория, сидевшая с другой стороны, зачитала вслух:       — Практика ментальной защиты и вторжения путём Окклюменцию и Легилименции. Звучит сложно. Ещё и с директором! Я не знала, что она преподаёт в Дурмстранге. Как странно...       За их спинами раздался бурный смех.       Все обернулись и увидели ухмыляющегося Вульфа, который, очевидно, пережил дуэль с Блейзом. Он использовал стол как спинку, вытянув ноги вдоль скамьи, и катал металлическую трубку по своим большим мышцам бедра, будто разминая тесто. Рядом с ним сидела группа вульверинов, их гладко выбритые макушки заметно подпалило солнце.       Вульф с презрением произнёс:       — Элизабет Дорнбергер считают мастером Легилименции, и она не менее умела в защите. До того как стать директором, она преподавала в течение многих лет. Учиться у неё – шанс, а не странно.       Астория побледнела.       — Я не пыталась оскорбить директрису.       — Забудь, Астория. Все понимают, что ты имела в виду, — произнёс Драко, — Мунтер просто любит подслушивать разговоры, для того чтобы потом обидеться. Наверное, это самое яркое событие дня в его скучной, дерьмовой жизни.       Теперь Вульф злостно сплюнул, потянувшись за ножом для масла. Он, вероятно, размышлял, вонзить ли его Драко в голову или в грудную клетку.       Однако Блейз громко откашлялся, а затем улыбнулся, желая разрядить обстановку:       — Не помешает немного укрепить ментальные щиты, а, Малфой? Уверен, Дорнбергер знает пару фокусов, которым тебя не обучила тётя Белла.       Все напряглись при неожиданном упоминании Беллатрисы Лестрейндж, чьё имя стало табу после того, как её убила сучка Уизли. Это было запретной темой. Блейзу следовало бы помнить об этом.       Драко ответил жёстко:              — Сомневаюсь. Я изучил достаточно. Это ещё большая трата времени, чем избиение друг друга на занятиях по боевой подготовке.       Брови Вульфа сдвинулись. Он открыл рот, чтобы сказать что-то оскорбительное, когда прозвенел звонок, заглушив его яростные рычания.              Они встали и направились к двери, смешиваясь с толпой. Проверив расписание, Драко отклонился от потока и повторил путь, который проделал в тот день, когда попросил о переводе из Соскрофы. Он по памяти преодолел четыре этажа и очутился в коридоре с зеркалами, ведущему к кабинету директрисы.       Он вошёл в приёмную, не увидев секретаря в очках, как вдруг из тенистого угла возник силуэт. Он повернулся, и их взгляды встретились.       Это был Тео. Видимо, его накачали Костеростом, для того чтобы он мог появиться в обществе.       Подонок стоял, скрестив руки на груди, его плечи казались напряжёнными под меховым плащом, а лицо было каменным, словно крепостные стены. Однако он казался шире, чем обычно. Вероятно, под формой он был забинтован, как мумия.       Короткое мгновение они просто стояли, молча смотря друг на друга, пока воздух не остыл.       Затем Драко язвительно произнёс:       — Стоило догадаться, что ты трус и стукач.       Тео не ответил, настороженно наблюдая и словно ожидая, что Драко бросится в атаку и сломает ему рёбра во второй раз. Как будто он был так ужасно травмирован.       Всё это рассмешило Драко. Тео должен знать, что это не было случайностью – это была естественная реакция на угрозу. Любой другой сделал бы то же самое. Во всяком случае, Тео заслуживал худшего за то, что превратил информацию, которая должна оставаться конфиденциальной, в разменную монету.       Это было не впервые.       Драко продолжил с издёвкой:       — Не сомневаюсь, ты рассказал всем профессорам о том, что я наступил на тебя, как на ёбаное насекомое. Должно быть, это было невероятно – положить все свои силы на то, чтобы меня отстранили.       Когда Тео по-прежнему молчал, Драко фыркнул и направился к арочному дверному проёму.       Он услышал шаги Тео, следовавшего за ним внутрь.       Директриса Дорнбергер не была за своим столом, расхаживала по центру огромной комнаты, в которой не было никакой мебели, за исключением полудюжины металлических табуреток – тех, что используются на допросах. Они были расположены параллельными рядами лицом друг к другу, и все, кроме двух, были заняты.       Глаза Грейнджер поднялись, когда они вошли в кабинет. Она нашла свою палочку в лесу и теперь вытирала её о свою шерстяную юбку.       Рене Долохова сидела на табурете напротив, с интересом разглядывая Грязнокровку. Странным образом Грейнджер не вызывала у неё ни отвращения, ни раздражения – скорее, её занимало обилие ранений, следы цепей на запястьях...       Драко отвёл взгляд.              — Садитесь, мистер Малфой, мистер Нотт. Мы скоро начнём занятие.       Грубый голос Дорнбергер отразился от каменных стен, создавая ощущение, что она готова убить любого, кто осмелится вновь поднять тему о смене дома.       Драко и Тео молча последовали указанию и направились к единственным свободным стульям, стоявшим так близко друг к другу, что их колени почти соприкасались. Они избегали встречаться взглядами.       Все более раздражённый этим соседством, Драко выпрямился и перевёл внимание на двух студентов в конце ряда.              Это были близнецы – мальчик и девочка с одинаковой оливковой кожей, суровыми глазами и прямыми волосами, ниспадавшими на плечи. Они были настолько похожи, что казались отражениями друг друга, словно тёмные стороны одного зеркала.       Ни один из близнецов не удостоил новоприбывших взгляда, не говоря уже о приветствии. Они просто смотрели в пустоту перед собой, как будто уже упражнялись в Окклюменции.       Дорнбергер ходила вдоль ряда, небрежно проводя рукой по зачёсанным волосам. Её темное лицо было таким же безупречным, как и в день их первой встречи – ни пигментации, ни морщин. На вид ей было не больше сорока, и Драко отметил про себя, как разительно она отличалась от Куйтека, который был гораздо моложе неё, но ярость которого буквально проступала на его лице. Эта же ведьма, напротив, излучала власть, словно едва заметный яд. Он ощущался в каждом её движении: в резком щелчке пряжек на сапогах, в высоко поднятом подбородке. Он звучал в её голосе, когда она начала первый урок.       — Психометрия – обязательный курс для выпускников, требование для переведённых студентов седьмого и восьмого курсов. Привилегия, доступная только Соскрофам, — она сделала паузу и окинула злым взглядом двух болтливых студентов, — и никому больше. Подавление памяти и вторжение в чужое сознание – отличительные черты нашего дома, которыми мы гордимся…       Грейнджер подняла руку.       Дорнбергер замерла на мгновение и, вздохнув, сказала:       — Задавайте вопрос, мисс Грейнджер, и пусть это не будет очередное требование.       Магглорождённая спокойно начала:       — Я разговаривала с другими студентами и профессорами, читала все опубликованные книги о четырёх домах Дурмстранга, которые есть в библиотеке, но всё ещё не понимаю…       Драко громко зевнул. Грейнджер проигнорировала это и продолжила раздражённым тоном:       — Я всё еще не понимаю различий между ними. Вы могли бы объяснить? Думаю, все мы, переводники из Хогвартса, интересуемся, почему нас определили в Соскроф.       Тео поспешно кивнул, а Драко откинулся на стуле, с трудом сдерживая зевоту. На потолке виднелись сосульки, острые, как кинжалы. Если бы одна из них когда-нибудь упала, это могло бы стать серьёзной травмой. Но здесь, похоже, никогда не теплеет.       Сосредоточившись, он вновь обратил внимание на Дорнбергер.       Теперь Дорнбергер объясняла:       — Наши дома так же различны, как смена времён года, и некоторые проводят такую аналогию. Например, Вульпелара – арктическая лиса, родное для нашего региона существо, но чаще всего её можно встретить весной, когда она ищет яйца, а не охотится. Это осторожный зверь, избегающий конфликта и всегда минимизирующий своё присутствие. Она никогда не нарушает хрупкий баланс природы.       Взгляд Дорнбергер упал на Грейнджер, которая растирала своё ушибленное запястье.       — Лето – сезон северного Вульверина, горячего хищника, противоположного Вульпеларе. Вульверины ревниво относятся к своей территории и очень прожорливы, они охотятся не только ради пищи, но и ради получения удовольствия от самого процесса. Затем идёт Уцилена, или косатка, символизирующая сезон урожая. Это животное существует в группе и известно своим сложным разумом, с приверженностью строгим правилам и социальной иерархии.       Чем дольше Дорнбергер говорила, тем больше интересовался Драко. Это подтверждало все его предположения: Беовульф дал неверное описание домов. Он наконец мог услышать точную информацию.       Однако Дорнбергер прервалась и указала на близнецов и Рене.       — Вы Соскрофы уже на протяжении семи лет, так что, может объясните новичкам, какого это. У каждого из вас своё мнение, и я хочу его услышать.       Трое студентов обменялись взглядами, затем девочка-близнец тихо произнесла:       — Серый цвет символизирует дикого кабана, или Сус-крофа, или Соскрофа. Кабан наиболее активен зимой, когда другие животные прячутся. Он ждёт нужного момента для удара, а потом возвращается к своему стаду, — она сделала паузу и добавила, — меня зовут Сильвия Рингвольд, а это мой брат Вигго.       Брат кивнул в знак согласия. Дорнбергер не настаивала – видимо, достаточно было одного из близнецов, чтобы говорить за обоих.       Затем Рене представилась, не упомянув фамилию, и сказала:       — Некоторые считают, что наш дом таит в себе опасность, которая пробуждается, если её спровоцировать. Некоторые говорят, что мы слишком глубокие мыслители. А некоторые считают…       — Я не спрашивала, что думают другие, — прервала её Дорнбергер, — я спрашивала твоё личное мнение, мисс Долохова.       Рене немного помедлила, но затем спокойно ответила:       — У меня нет мнения.       Дорнбергер рассмеялась, словно это была очень смешная шутка. Остальные остались серьёзными.       — Такая типичная Соскрофская реакция, — с ухмылкой сказала Дорнбергер, — возможно, точно такой же ответ я дала своему профессору Психометрии, когда была в вашем возрасте. Ладно, хватит болтать.       Она остановилась в конце ряда, её глаза потемнели.       — Этот курс проходит всего раз в неделю, поэтому нельзя терять ни минуты. Как я уже говорила до того, как мисс Грейнджер прервала меня, способность контролировать мысли и эмоции – отличительная черта нашего дома. Но обратная сторона – чтение мыслей. В течение следующих двух семестров вы овладеете обоими навыками.       Дорнбергер коснулась пальцем своего виска.       — Окклюменция, или защита разума, не требует палочки. Вы будете тренировать свой разум, как любую другую мышцу, посредством регулярной практики. Многие используют визуализацию, чтобы разделить свои мысли и оградить их от вторжения. Например, я представляю стены своего дома в Нёрдлингене в древнем византийской городе и прячу каждую частичку памяти в самых неожиданных уголках. В трещинах и заброшенных переулках. Там, где незваный гость никогда не подумает искать…       Её голос стал едва слышим, когда Драко вновь потерял концентрацию. Он не желал тратить те немногие силы, которые у него остались, на чепуху, которую он усвоил давно; его тётушка неоднократно тренировала его ещё до шестого курса – летом, когда он получил Метку и первое задание. Он впустую потратил три месяца на практику, ведь Дамблдор уже знал всё, что он так старался скрыть. Это бессмысленно.       Драко снова начал изучать комнату. Тео клевал носом, почти заснув. Впрочем, его успеваемость всегда была довольно посредственной.       Тем временем остальные слушали. Близнецы что-то писали в одинаковых кожаных блокнотах, и Рене, по крайней мере, была в сознании.       Всё это меркло по сравнению с Грейнджер, которая смотрела на директрису, словно голодная собака, выпрашивающая объедки. Возбуждённо болтая ногами и с безумным выражением лица, она яростно делала записи в своём блокноте.       Зрелище было настолько абсурдным, что Драко захихикал себе под нос. Он забыл, какой смешной может быть Грейнджер, когда она доводит себя до такого состояния, но теперь всё было как прежде – тысячи часов, что он провёл, смеясь над ней на другом конце класса, пока она устраивала целое представление. Иногда он даже зачаровывал бумажных журавликов, чтобы те летели прямо в её согнутую спину – воспоминание, которое заставило его смеяться ещё сильнее. Она никогда этого не замечала.       Однако кто-то другой заметил.       — Не хотите поделиться, что вас так развеселило, мистер Малфой?       Его усмешка исчезла, когда он поднял взгляд на Дорнбергер, нахмурившуюся на него.       Дорнбергер не дождалась ответа и вновь обратилась к нему:       — Раз уж вы так уверены в своих силах Окклюменции, что не можете сохранять невозмутимое выражение лица и слушать, почему бы вам не продемонстрировать нам свои таланты? До меня дошли слухи, что вы не впервые будете противостоять Легилименции.              Холод пробежал по его спине, когда губы Дорнбергер растянулись в усмешке. Она приподняла уголки губ, обнажив все четыре острых клыка.       Он даже не мог предположить, какие именно слухи до неё дошли... Хотя, пожалуй, это было очевидно: либо в результате гадания, либо из его внушительного досье в Министерстве. Досье, которое продолжало следовать за ним, даже здесь, за 1800 миль от Англии.       Теперь Дорнбергер медленно загибала пальцы, считая его проступки. Девять. Она с вызовом взглянула на него.       Драко решил, что всё, что она могла бы придумать, было не хуже исключения или встречи с Беллатрисой Лестрейндж.       Он заставил себя ухмыльнуться.       — Ладно. Просто скажите, куда мне сесть, и я буду вашим подопытным кроликом.       — Ваше место вполне подходит, — сказала Дорнбергер, и в её голосе прозвучала нотка злобы.       Она протянула руку и бесцеремонно толкнула Тео с его стула, заняв место напротив Драко. Затем наклонилась вперёд, оперевшись локтями о бёдра. Её улыбка не дрогнула, даже когда Тео с ворчанием поднимался с пола.       Теперь она смотрела на Драко с такой жёсткостью, что он невольно ответил ей тем же взглядом. Всё остальное в комнате словно исчезло, звуки стихли, и вскоре он уже не слышал ни скрипа пера Грейнджер, ни нервного постукивания чужих туфель, и едва замечал палочку, нацеленную на его вспотевший лоб. Остались только её тёмные глаза. Это было похоже на гипноз.       — Можете использовать всё, что угодно, чтобы обезоружить меня или защитить себя, — сказала Дорнбергер.       Драко закрыл глаза и представил тёмные воды своего разума, как его учили. Он погружался в воображаемое место, где учился терять себя два года назад. Солёный запах моря жёг ноздри, как в детстве, когда они ездили в далёкий прибрежный городок.       Его разум медленно утопал в ледяных волнах, которые поднимались выше груди, плеч, шеи, пока он полностью не оказался погружён в этот мрачный океан. Он опускался всё глубже, пока не заключил каждую уязвимую мысль в сотни непроницаемых коконов. В бесконечный, закручивающийся водоворот, уносящий его в бездну собственного воображения.       — Ах, и удовлетворите мою просьбу, Маленький Пожиратель Смерти, — вдруг добавила Дорнбергер.       Коконы лопнули, как если бы их проткнули, и мысли хлынули обратно в его голову.       Драко распахнул глаза, когда Дорнбергер приблизилась. Так близко, что он чувствовал её горячее дыхание. Её слова были почти шёпотом, словно она хотела рассказать ему секрет.       — Я хочу, чтобы вы подумали о своём самом худшем воспоминании, — прошептала она, — 7е о том, как вы не смогли убить Альбуса Дамблдора. Нет, о том, что на самом деле мучает вас по ночам. Подумайте об этом и попробуйте оттолкнуть меня.       Драко тяжело сглотнул.       — Откуда… откуда вы знаете? Почему бы мне…       Её тёмное лицо скривилось.       — Легилименс.