Year of the Lioness

Справедливость в расовых вопросах – это не игра с нулевой суммой.

Иджиома Оллоу

      Третье марта никогда не значилось важной датой в календаре. Ничего примечательного или особенного. Между праздниками. Ни зима, ни весна. Абсолютно обыденный день. Но не в этом году.       Потому что сегодня впервые Драко Малфой, родившейся с серебряной ложкой во рту, приблизился к чему-то отдаленно напоминающему уборочный инвентарь – если не считать того, что он использовал для полётов. Впервые переступил порог чего-то столь прозаичного, как школьная кладовка для мётел. Хотя «переступил» – мягко сказано.       Его туда буквально запихнули.       — У нас двадцать минут до ночного обхода. Сейчас же сними ремень, — приказала она, хотя он уже был наполовину снят.       Его спина была прижата к холодной каменной стене, пока она вытягивала кожаную полосу из последней петли, после чего принялась за пуговицы. Всё это время её ладонь дразняще касалась его эрекции, почти невесомо скользя вдоль твёрдого контура. Прикасалась и тут же отстранялась.       Драко ухмыльнулся. Как будто она могла заставить его подчиниться.       Он сцепил её руки крепче тисков и удерживал их над её головой, как она всегда ненавидела на уроках боевой подготовки. Этот приём, которому профессор Куйтек научил их осенью во время его первого мучительного, восхитительного поединка против Гермионы Грейнджер.       Он определённо не использовал этот приём по назначению.       Закрепив «противника», Драко вытянул ногу и захлопнул дверцу шкафа с оглушительным треском, отчего Гермиона вздрогнула.       Тьма поглотила пространство, внезапно сделав его пугающе тесным. Словно стало нечем дышать. И на миг остались только влажный язык, скользящий по линии его горла, запахи затхлого пота и свежего летнего жасмина. Её сердце, бьющееся в унисон с его. Грудь, прижимающаяся к его рёбрам на каждом резком вдохе и исчезающая с каждым выдохом.       Мягкость её обнаженной груди, ощущаемая сквозь тонкую ткань её рубашки. Чувство, которое ему не наскучит никогда. Ведь под рубашкой на ней не было ничего.       Это было чертовски великолепно.       Драко наклонился вперёд, зажимая мочку её уха зубами.       — Скажи мне, Грейнджер, как долго ты планировала эту атаку? Или это ловушка? Мне стоит ожидать, что директриса вломится сюда и отстранит меня за домогательство к однокурснице… снова?       Она издала тихий смешок, который щекотал его шею и сводил с ума.       — Нет. На этот раз я сделала ставку. Заключила пари.       — На что? — Его шёпот коснулся её уха.       Гермиона вздрогнула, но не ответила. Как всегда, безумно упрямая.       Вместо этого она высвободила руку и, словно змея, скользнула вниз между его рубашкой и брюками, холодными пальцами сжимая его напряжённый член и медленно поглаживая. Ногти впивались в чувствительную кожу, пока он не начал шептать её имя и миллион других слов в её спутанные кудри.       Она ухмыльнулась.       — Расскажу, когда выиграю, Малфой.       Ах вот как.       Что ж, он тоже умел играть.       Без предупреждения и уж тем более без зелья Амортенции, Драко рухнул на твёрдый пол кладовки, утягивая за собой кричащую Гермиону. Они приземлились на груду тряпок, пахнущих керосином. И тут она оказалась на нём, её колени по обе стороны его бёдер. Низкий стон сорвался с её губ.       Его правая рука пробралась под её рубашку, цепляясь за талию и притягивая ещё ближе. Левой он сдвинул её юбку, и мокрые пальцы проникли внутрь с лёгкостью. Слишком большой лёгкостью.       Она была без нижнего белья.       Блядское третье марта.

Шесть месяцев назад

6 сентября 1998 года

Где-то в горах Скандинавии, Норвегия

      — Мы почти на месте. Малфой, проснись, блять.       Драко прислонился к окну поезда, игнорируя надоедливый голос. Он лениво отмахнулся от руки, которая продолжала трясти его за плечо.       Он прижался щекой к ледяному окну, такому же успокаивающему и холодному, как нижняя сторона подушки. Сейчас спать казалось гораздо более желанным, чем слушать. Особенно учитывая, что ему снился очень странный сон – тот, который был далеко не неприятным. Скорее, наоборот. Хотя чем больше он думал об этом, тем меньше мог вспомнить. Он ускользал быстрее, чем песок через песочные часы.       Когда рука продолжала трясти его, Драко вздохнул.       — Отстань от меня, Забини. Я встану, когда, блять, буду готов.       Блейз наклонился к Драко, прищурив свои тёмные глаза. Выражение его лица стало высокомерным, когда он сказал:       — Я всего лишь выполняю свои обязанности как твой новый школьный староста, маленький военный преступник. Держу хулигана в узде.       Уголок рта Драко дёрнулся.       — В Дурмстраге нет ничего настолько глупого, как школьные старосты. Но ты это уже знал. И в последний раз, когда я проверял, твоя рука тоже не была чиста.       — Эта часть не должна быть проблемой, — улыбнулся Блейз.       Его рукав был закатан, обнажая череп и змею, выделяющиеся на его смуглой коже.       — Ходят слухи, что половина наших новых одноклассников недовольна тем, как всё закончилось. Недовольны Орденом. Остальные жаждут нас увидеть – будто мы королевские особы.       — Прекрати вести себя как первокурсник, которому не терпится присунуть кому-нибудь, — ответил Драко, отталкивая юношу от себя.       Блейз драматично выдохнул, раскинув свои худые руки по сиденью, которое было намного более вычурным, чем «Хогвартс Экспресс»: всё в богатом синем бархате и золотой вышивке, пухлый ковёр устилал пол, а миниатюрная люстра раскачивалась над их головами в опасной близости, отчего кристаллы зазвенели.       Смотря на свет, Блейз размышлял:       — Принято к сведению. Мы здесь всего на год, а это значит, что мы должны проявлять еще больше... энтузиазма. Воспользоваться моментом перед выпуском. Показать этим северным девушкам всё лучшее, что может предложить волшебная Британия.       — Да-да, непременно.       Драко повернулся, чтобы посмотреть в окно, наблюдая, как снежные горы проносятся мимо быстрее, чем крылья пикси. После семи лет, проведённых в наблюдении за холмистыми равнинами Шотландии, этот новый ландшафт был таким же резким, как и незнакомым.       Температура упала так низко, что стекло в ту же секунду покрылось инеем, заставляя тундру снаружи выглядеть ещё более леденящей.       Если это Норвегия осенью, то как холодно здесь будет зимой? Неудивительно, что Каркаров явился на Турнир трёх волшебников, укутанный в большее количество мехов, чем русский олигарх.       При этом воспоминании Драко поднял глаза, глядя на висячую полку для багажа. Его багаж был вдвое больше того, что он брал в Хогвартс, и был до отказа набит самой тёплой одеждой, которую домашние эльфы смогли найти за границей. Но он всё равно дрожал.       Замечая, на чём сосредоточено внимание друга, Блейз заметил небрежно:       — Не кажется ли тебе странным, что ты не упаковал никаких зелёных мантий? Почти так же странно, как отсутствие пуффендуйцев, которых можно пытать.       Это заставило Драко улыбнуться, но он по-прежнему не отводил взгляда от окна.       Как бы он ни ненавидел холод, он и не думал возвращаться в Хогвартс после всего. Даже перед войной в том чёртовом месте для него не осталось ничего, кроме уродства. Квиддич прекратился для него после того, как он принял Метку, и занятия перестали иметь значение. Всё потеряло смысл под удушающим грузом его клятвы. Его обещание распахнуть двери замка и убить Альбуса Дамблдора.       И он с треском провалился.       Даже сейчас, когда Темный Лорд, по всей видимости, ушёл навсегда, не было никакой возможности вернуться в этот ад школьной жизни, по крайней мере, для него. Конечно, МакГонагалл и остальные члены Ордена могут отмыть запачканные кровью каменные полы, убрать тела с железных колов и лить крокодильи слёзы по мёртвым, но Драко знал, что они всего в одном шаге от могилы.       Не было никакого восстановления. Никакого прощения или примирения. Надо просто двигаться дальше.       Инстинктивно Драко схватился за левое предплечье, приподняв рукав, и пять острых ногтей пронзили Метку, которая не горела четыре месяца с момента Битвы за Хогвартс. Он почувствовал капли крови, растекающиеся по его коже, и нашёл утешение в этом едком жжении.       Болезненное облегчение настигло его, как будто он слишком долго держал мятную конфету на языке.       Это вернуло его в реальность.       Блейз громко прочистил горло и сказал:       — Вот мы и докатились до самоповреждения? Что бы подумала мамочка, если бы застала нас за этим занятием?       Его глаза были прикованы к руке Драко, которая истекала кровью на синее сиденье, окрашивая его в фиолетовый цвет. Он добавил:       — Ты бы видел, что Нотт сделал со своей Меткой этим летом. Я пока не решил, странно это или мило.       Комментарий вырвал Драко из транса. Он сглотнул, не желая пересекаться с настойчивым взглядом Блейза.       Смахивая тёплую кровь с руки, он произнёс про себя «Эпискей» и опустил рукав, не говоря ни слова.       Однако Блейз заметил:       — Теперь у тебя нет оправдания, для того чтобы не переодеться. С другой стороны, появление в Большом Зале в собственной крови оставит довольно сильное первое впечатление. Выглядел бы как закалённый в бою, — он усмехнулся, — или как ёбаный псих.       — И всё-таки недостаточно псих, для того чтобы освободиться от обучения, предписанного Министерством, — ответил Драко безэмоционально.       Блейз теребил свободный конец нитки на занавеске окна:       — Если бы только нам повезло так же, как Пьюси. Азкабан звучит куда более интересно, чем ещё год Травологии.       Драко фыркнул.       — Уверен, если ты расскажешь Министерству, они будут более чем рады отменить твою условную пробацию. Только не ожидай возврата денег, которые ты на неё потратил.       Лёжа на сиденье и вытянув ноги в сторону окна, Драко продолжил безразличным тоном:       — В Дурмстранге не преподают Травологию и любую подобную чушь – им предпочли боевую подготовку.       Моргая, Блейз спросил:       — Что ты имеешь в виду? Мы должны будем бороться друг с другом или нечто в этом роде? Что-то из средневековья...       — Слышал, это более жестокая вещь, чем обычная борьба, Забини. С высокими ставками.       — Тогда что…       БАХ!       — Вот ты где!       Дверь поезда распахнулась с таким грохотом, что встряхнула весь вагон. Смех хлынул из узкого коридора, и Драко успел сесть, когда Грегори Гойл втиснулся внутрь. Он выглядел таким же широкоплечим и звероподобным, как всегда, и, похоже, преуспел бы в боевой подготовке.       Вслед за ним вошла троица по-прежнему хихикающих ведьм: светловолосая Дафна Гринграсс и её младшая сестра Астория. Последней присоединилась Пэнси Паркинсон, поправляя своё строгое каре, и устроилась рядом с Драко. Не прошло и минуты, как она уже запустила пальцы в его светлые волосы, перебирая пряди, что делала всегда. Она уложила его голову себе на колени, и Драко не сопротивлялся, удобно устроившись, хотя и заметил, как Блейз усмехнулся с отвращением при виде этого нежного жеста.       Он не обратил на это внимания, сосредоточившись на приятно знакомом ощущении, когда пальцы Пэнси скользили по его коже, и на тепле её мягких бедер.       Она наклонилась и прошептала:       — Ты снова до крови изодрал себе руку, да? Я вижу пятна. Тебе нужно прекратить это.       Драко раздраженно выдохнул:       — Вижу, с возрастом тебе так и не удалось избавиться от жажды контроля.       Пэнси напряглась от его слов, но всего через несколько ударов сердца её пальцы снова заскользили по его волосам. Ничего нового.       Повисло неловкое молчание, но вскоре остальные в группе снова заговорили, а Драко постепенно начал дремать, убаюканный нежными руками и приглушёнными голосами.       Гойл тем временем говорил:       — Прогулялся по всему поезду, чтобы узнать, кто ещё перевелся.       — И? — поторопил его Блейз.       — Нас совсем немного, — тихо прошептала Астория, — похоже, большинство выбрало Шармбатон или Колдовсторец.       — Я бы тоже выбрала Францию, если бы была такая возможность, — сухо заметила её старшая сестра, — представьте только, провести десять месяцев в российской глуши.       Блейз расхохотался:       — Будто остров посреди норвежской глуши многим лучше. Кстати, мы уже почти на месте. Лучше переодеться сейчас, если не хочешь замерзнуть.       Внезапный грохот заставил Драко открыть глаза. Он увидел, как кожаный сундук Блейза отлетел от багажной полки, ударился о крышу вагона, а затем упал на пол. Тем временем его темнокожий друг уже начал раздеваться, вызвав новый приступ хихиканья у Пэнси.       — Ты не можешь сделать это где-то в другом месте, Забини? В этом поезде тридцать купе. Найди свободное, — потребовал Драко.       Блейз и не думал слушать, с театральным жестом стягивая штаны, отчего Пэнси вновь разразилась хохотом. Её визгливый смех отражался от стен тесного купе, заставляя голову Драко разболеться. Он поморщился и прошипел сквозь зубы:       — Ладно, тогда я сваливаю.       Поднявшись с колен Пэнси, Драко привстал и, призвав свой чемодан, пробрался в коридор, минуя наполовину раздетого Блейза.       Он шёл, пока громкий смех друзей не стих, поглощённый шумом паровоза.       Сквозь обледеневшее стекло он заметил, что Блейз оказался прав – они действительно приближались к пристани. Вдалеке, на горизонте, виднелась бурлящая поверхность океана серого цвета, тёмного и зловещего. Откладывать переодевание было уже нельзя. Но он скорее съест собственный багаж, чем станет переодеваться при всех.       К сожалению, все купе уже были заняты незнакомыми учениками Дурмстранга, которые возвращались на учёбу. Они с любопытством смотрели на Драко, вероятно, узнав его из выпусков «Ежедневного пророка». Судебные процессы над его семьей прошедшим летом широко освещались в газетах по всему континенту. Особенно после того, как его отцу дали пожизненное заключение. Но после того, как он и его мать «легко отделались» условным сроком и домашним арестом благодаря показаниям одного известного мальчишки-который-должен-был-умереть, когда он заявил, что они оба обманули Темного Лорда, пресса разразилась ещё более злой критикой.       Плечи Драко напряглись при горьком воспоминании. Он прошипел себе под нос:       — Ёбаный святой Поттер.       Он не испытывал ни капли благодарности за этот «акт милосердия». Не было ни облегчения, ни признательности. Только ненависть. Драко презирал тот факт, что теперь был обязан Поттеру. Ему ненавистна была сама мысль о том, что Поттер пожалел его и бросил кость его семье. Это было унизительно.       Драко был так погружен в свои мысли, что сначала даже не заметил, что в купе кто-то есть, решив, что оно пустое.       Он уже потянулся к дверной ручке, когда увидел её.       Его глаза расширились от ужаса. Он отдёрнул руку, будто обжёгшись, и поспешно отступил назад, надеясь, что его не заметили.       Пока что она не обратила на него никакого внимания, и всё же Драко не мог отвести глаз, продолжая вглядываться через прозрачное стекло двери. Волна тошноты подступила к его горлу, когда он осознал, кого видит – Гермиону Грейнджер.       Она была совершенно одна, в то время как каждый другой вагон был забит студентами. Рядом не было ни Поттера, ни Уизли, ни даже чудаковатой Лавгуд. Она сидела, отвернувшись, и смотрела на быстро меняющийся пейзаж за окном поезда. Беспорядочная копна каштановых кудрей торчала из-под меховой шапки, пряди лежали на плечах, которые теперь казались куда более костлявыми, чем он помнил, как будто она перестала нормально питаться. Несмотря на то, что её лица не было видно, Драко сразу узнал эти чёртовы волосы.       В этот момент Грейнджер опустила взгляд на свои руки, сложенные на коленях, и он увидел, что её обычно тёплая кожа была бледной, а лицо казалось болезненно прозрачным на фоне яркого алого школьного мундира. Но больше всего Драко поразили её глаза – тёмные, потухшие.       Её глаза были так же пусты, как и её купе.       Внутри Драко вспыхнула ярость. Он снова вцепился ногтями в свою руку, вгрызаясь сквозь ткань рукава, и уставился на грязнокровку, чувствуя, как грудь сжимает пульсирующая злость, а воздух перед ним словно налился тёмно-красным, почти алым оттенком.       Его единственная мысль, поглотившая весь разум, была о том, что она разрушит всё. Обязательно разрушит те слабые надежды на будущее, которые ждали его в Дурмстранге. Как же иначе? Ведь это и было её сущностью – грязная, маггловская тварь.       Красть.       Разрушать.       Отнимать.       Драко зажал нос ладонью, как будто даже через дверь мог почувствовать её отвратительный запах. Резкое движение привлекло внимание Грейнджер, и она подняла глаза.       Её челюсть отвисла.       И несколько долгих мгновений они просто изучали друг друга: брови подняты, взгляды сцепились.       На лице Грейнджер промелькнула целая гамма эмоций, пока оно не застыло, превращаясь в холодную маску. Её выражение стало каменным. Она гордо подняла подбородок и отвернулась.       Игнорируя его.       Сучка.       Драко яростно выругался, ударив кулаком в стену, затем схватил свой чемодан и, кипя от злости, понёсся обратно по коридору.       Он всё ещё изрыгал проклятия, когда ворвался в купе, где на него в потрясении уставились друзья. Его чемодан раскрылся во время стремительного побега, и половина вещей выпала.       — Что с тобой случилось? — спросил Блейз, приподняв бровь.       В отличие от Драко, он и остальные уже были в школьной форме: алых мантиях, меховых шапках и плащах из толстых звериных шкур. Они все вспотели в тесном, душном купе.       Драко шагнул внутрь.       — Она здесь. Грязнокровка.       Никому не нужно было спрашивать, кого он имеет в виду. Это и так было написано на его горящем от злости лице.       Пять пар губ раскрылись от изумления. Пэнси ахнула:       — Грейнджер... выбрала Дурмстранг? Почему? Как?       Вопросы были справедливыми. За всю семисотлетнюю историю ни один магглорожденный не переступал порог североевропейской школы волшебства. Некоторые даже утверждали, что основатели прокляли крепость, чтобы отгонять «грязнокровных» захватчиков, – слух, который чуть было не заставил Драко выбрать Дурмстранг, а не Хогвартс, ещё на первом курсе. Институт Дурмстранг должен был быть последним местом, готовым принять грязнокровку. Одним из немногих бастионов чистокровного магического наследия.       Драко опустился на сиденье, потирая виски, пульсирующие от напряжения.       — Понятия не имею, зачем и как, но она в десяти вагонах отсюда.       — Этого не может быть. Наверное, просто какая-то кудрявая норвежка, похожая на неё, — возразил Блейз, вскочив, и направился к двери, – пойду проверю.       Охваченный ещё большей яростью, Драко зашипел:       — Я чётко видел, что это была Грейнджер. Она сидит всего в пятнадцати метрах отсюда. В форме, между прочим.       В купе повисла тишина, пока к ним приходило осознание. Хрустальная люстра над их головами постепенно перестала качаться, и паровоз с протяжным скрипом замедлился. Раздался пронзительный гудок, пробуждая их от задумчивости.       Блейз хмыкнул с мрачной усмешкой:       — Год будет, мягко говоря, интересный.