Дракон Синий, дракон Черный

Джекейрис отложил перо и, взяв в руки пергамент, пригляделся к высыхающим чернилам, привычно вчитываясь в ровные ряды строк в поисках чего-либо компрометирующего. За последние годы переписка с племянником пентошийского принца стала для него единственной отдушиной в унылой веренице дней. С Горацио Харатисом они познакомились три года назад, во время посещения последним Королевской Гавани с дипломатической миссией от имени своего дяди и магистров Пентоса. Харатис пробыл в Красном замке чуть больше месяца, из которых на большую политику было уделено целых три дня. В остальное же время родовитый пентошиец был предоставлен самому себе, но обязанность развлекать заморского гостя время от времени ложилась на плечи то одного, то другого Таргариена или Велариона. Из всей большой и показательно дружной монаршей семьи Горацио сдружился именно с Джейсом. Харатис жил жизнью, о которой втайне грезил Джекейрис. Отпрыск древнего и богатого рода, не связанный бременем наследования, он был волен сам выбирать себе будущее и образ жизни. Имея возможность растратить всю жизнь в удовольствиях, не работая ни единого дня, Горацио, тем не менее, предпочел приносить посильную пользу семье. И помня о его мягком, сдержанном и гибком характере, дядя направил его в Вестерос с первой важной миссией о заключении нового торгового договора. Важного гостя тогда разместили во дворце, где в течении последующих дней он знакомился с вестеросской культурой, втайне считая ее варварской. В его лице старший сын Чёрных нашел не только интересного собеседника, но и единомышленника во многом. Они часами обсуждали жизнь в Эссосе, тонкости взаимоотношений между домами Вестероса, рассуждали о политике, истории, искусстве и… делились мечтами. Горацио, как и Джейс, мечтал отправиться в путешествие, увидеть мир, разгадать древние тайны, сокрытые под пеплом прошлого. В отличие от пентошийца, Джейс, в своей жизни не видевший ничего, кроме Драконьего Камня и Королевской Гавани, фантазии друга воспринимал как недостижимые воздушные замки, но с удовольствием продолжал их строить. Удивительное дело! Порой человек, знакомый тебе каких-то несколько дней, оказывается ближе, чем люди, прожившие с тобой всю жизнь. Горацио без слов понимал Джейса, его одиночество и тоску. Ему не нужны были глаза, чтобы узреть оковы, намертво вплавленные в плоть Таргариена. И это молчаливое понимание и безмолвная поддержка, как и увлекательное общество человека, далекого от внутренних таргариенских склок, были для Джейса равносильны глотку свежего воздуха после долгого пребывания в душном, плохо проветриваемом помещении. С тех пор, после отъезда Харатиса, они поддерживали постоянную переписку. Переписку, что в обязательном порядке просматривалась Ларисом, прежде чем попасть в руки адресата. Но даже Стронгу не всегда было под силу вникнуть в одним им понятные фразы и расшифровать таившиеся между строк мысли. Представив скепсис на смуглом лице пентошийца, когда тот прочитает о престарелом, окончательно выжившем из ума лорде Блаунте, болтающем на каждом шагу о том, что его мейстер якобы изобрел летательный аппарат, способный поднять в небо трех, а то и шестерых человек, Джейс хмыкнул себе под нос. Аккуратно свернув письмо, он взял ложку с разогретым сургучом и налил расплавленную массу на края свертка, затем вдавил в него массивное кольцо на указательном пальце, служившее ему личной печатью. О, печать эта, вне всякого сомнения, будет сломана, как и все предыдущие, а Ларис Стронг несомненно прочтет содержимое, после чего поставит на нем другую печать — точную копию той, что хранилась на пальце Таргариена. Можно было бы возмущаться, можно было бунтовать, можно было демонстративно не ставить печать, давая понять, что он отказывается играть в эти лицемерные игры. Но это была всего лишь одна из многих вещей, с которыми Джейс давно уже смирился. И из тысяч таких вот мелочей, словно карточный домик, была сложена его жизнь с тех пор, как он попал в Красный замок. Задумавшись, Джейс некоторое время застывшим взглядом наблюдал за маленьким паучком, чрезвычайно медленно, на его взгляд, передвигавшим свои тонкие конечности по столу. Это маленькое создание вряд ли было способно постигнуть масштаб окружающего его мира. Существование этого членистоногого сводилось к самым насущным проблемам и нуждам, на которых сосредотачивался его примитивный разум, но разве не в этом заключается истинное счастье — в умении плыть по течению жизни, не оглядываясь по сторонам? Было что-то общее между Джейсом и этим паучком. Тонкая морщинка, уже давно закрепившая свое место на переносице, непроизвольно углубилась, тонкие губы сжались в полоску. Красный замок неуловимо изменился. Или ему так только казалось. Что же было не так? Те же лица, то же лицемерие и двуличие, те же краски, те же знамена. Но он словно внезапно обрел идеальное зрение и слух, начав видеть то, на что подслеповато не обращал внимание прежде. Ярко-красный цвет вдруг стал резать глаза, звучный девичий смех оказался визжащим, привычные лица — отвратительными, потными и одутловатыми. Безродные служанки виделись утомительно услужливыми и подобострастными, а благородные леди в большинстве своем тупоголовыми и гулящими шлюхами с хорошей родословной. И как он жил все эти годы в этом рассаднике грязи и яда, не замечая всего этого? Но искать причину перемен стоило не извне, а внутри себя самого. Изменился не мир, окружавший его, а сам Джекейрис. Смерть новорожденного сына нежданно сорвала спасительную пелену с его глаз, позволив разглядеть уродливую реальность, в которой он привык купаться. Огарок свечи, дрогнув пару раз, окончательно потух, погружая комнату в темноту и вырывая Джекейриса из оцепенения. Было еще не слишком поздно для порядочного мужа навестить жену. Он и без того слишком долго пренебрегал ею, оправдываясь тем, что после тяжелых родов Рейне требовалось время на восстановление. Джейс отложил письмо в ящик стола и решительно отправился в покои жены, что находились по соседству. Рейна сидела перед высоким зеркалом и рассеянно расчесывала свои длинные локоны. Его супруга была нежнейшим созданием, рожденным для поклонения ей. Тонкая и хрупкая, с прозрачной кожей, большими, по-детски невинными глазами, маленьким носиком и тонкими губами. И лишь ее пышные, непослушные волосы будто вобрали в себя все бунтарское, непокорное, строптивое, чем природа наделила близняшек и что досталось на долю Рейны. Она была немногословна, чаще слушала, и для каждого у нее нашлось бы доброе слово утешения. Красота Рейны не приковывала взгляд, не будоражила воображение и не заставляла сердце учащенно биться, но она дарила неизъяснимый покой, стоило с ней заговорить. Таких девушек, как Рейна Таргариен, либо боготворили, нося их на руках, либо считали скучнейшими людьми на свете. Кто-то сказал бы, что она олицетворяет чистый лик Девы, а кто-то сравнил бы ее с серой мышью. Отношение же к ней Джекейриса колебалось между уважением и, как ни странно, раздражением. Эта прелестная девушка камнем висела на его шее с самого первого дня их брака. Что бы он не твердил Бейлону, как бы не оправдывал свой выбор, Рейна была его невидимым ошейником и неосязаемыми кандалами. И оттого иррациональная злость на нее порой брала верх над здравомыслием. По большей части, эта злость так и оставалась заперта внутри и, не находя выхода, проявлялась лишь прохладой в голосе и скучающим безразличием в глазах. Только раз — это произошло незадолго до ее беременности — во время ссоры он поднял на нее руку. Рейна, в тот день расстроенная очередными лунными кровями, означавшими, что она вновь не понесла, произнесла что-то обидное в его адрес, и Джейс не сдержался. Раскаяние пришло мгновенно, но сделанного было, увы, не вернуть. Джейс справедливо ожидал, что уже на следующий день его закуют в оковы самые что ни есть осязаемые, но Рейна его удивила. Дочь покойного и сестра нынешнего короля — она предпочла не выносить сор из избы. Об этом инциденте так никто и не узнал, что только усилило угрызения совести и… раздражение. О, как ему хотелось, чтобы она дала повод возненавидеть себя! Но ее покорность и понимание, смирение и мягкость не позволяли раздражению перерасти в слепую ненависть. Он ощущал себя последним мерзавцем и еще больше злился, что она заставляет его так себя чувствовать. При виде него в отражении зеркала супруга удивленно замерла, а затем с легким намеком на сарказм равнодушно спросила: — Муж мой, вы вспомнили, что у вас есть жена? После смерти их сына они редко общались. Мягкая и ласковая Рейна изменилась, став вспыльчивее и раздражительнее по отношению к нему, а каждая их встреча неизбежно оканчивалась глухим непониманием. — Я об этом не забывал никогда, — подходя ближе, сдержанно ответил Джейс. — Тебе нужно было время, и я тебе его дал. Но ты моя жена, и нам нужны наследники, поэтому, как бы тебе ни было это неприятно, никто не освобождал нас от исполнения нашего супружеского долга. — Рейна резко вскинула голову, заставив его прикусить губу и поспешно добавить: — Но я, разумеется, не буду тебя ни к чему принуждать. — Ты сам-то этого хочешь? — она обернулась к нему всем корпусом. Хочет ли он? Это был чертовски неудобный вопрос. Джейс был здоровым мужчиной в расцвете сил, и определенные потребности у него, безусловно, имелись. Вот только Рейна не возбуждала его так, как должно желать жену в первые годы брака. Супружеский долг для обоих был именно долгом, приносившим естественное удовлетворение, но не пылавшим обжигающей страстью. По крайней мере, ему было с чем сравнивать. Будь на его месте более «правильный» муж, он непременно нашел бы подходящие слова, чтобы успокоить обиду жены, но Джейс был слишком честен для этого. Или попросту путал свое нежелание морочиться с чувствами других с честностью. — Меня не было бы тут, если бы я не хотел. Но я не желал тревожить тебя после… Рейна так сильно сжала гребень, что костяшки пальцев слегка побелели, предвещая грядущую ссору. — Именно «после» мне была нужна поддержка моего супруга, но он покинул меня, будто наказывая за то, что я не сумела подарить ему здорового сына! Только этого не хватало! Его тихая и уравновешенная жена последнее время только и искала повода для ссор с ним, на людях оставаясь невинным ягненком. Джейс сжал пальцами переносицу, мысленно отсчитывая до десяти. Боги, какие глупости… — Ты прекрасно знаешь, что это неправда, — раздельно, чуть ли не по слогам проговорил он. — Я тоже скорбел, как и ты. Мне так же, как и тебе, нужно было время пережить эту утрату. — Супругам положено переживать скорбь вместе! — Рейна поднялась на ноги. — Но я осталась одна, довольствуясь нетерпеливой жалостью окружающих. — Обвиняешь меня? — вышел из себя Джекейрис. — А ты взгляни на себя! Я просил тебя выбросить эту колыбель! Почему она все еще здесь? Так нравится страдать и жалеть себя? Рейна была несправедлива. После смерти сына в первые дни Джейс пытался ее утешить. Другое дело, что ничего из сказанного им не находило отклика в ее душе, каждое слово встречалось новой волной обид и обвинений. Рейна жаловалась на его холодность, но стоило ему вымучить из себя неловкие слова утешения, как она непременно находила причины для вспышек гнева. Однажды он предложил ей выкинуть колыбель, изготовленную для сына, аргументируя это тем, что когда у них родятся другие дети, они закажут у мастеров новую. Предложение было встречено целым шквалом возмущения и претензий. — Ты хоть раз задумывалась, каково мне, приходя сюда, каждый раз видеть тут эту колыбель и вспоминать… дитя, там лежавшее?! — Неосторожное «существо» едва не сорвалось с губ, но не настолько он был жесток. — Нет, конечно нет. Ты ведь думаешь только о себе, только лишь твои чувства имеют значение! Только твоя боль достойна сочувствия! Рейна слушала молча, небольшая грудь вздымалась от тяжелого дыхания. Она многое могла ему поведать, об этом так и кричал ее взгляд, но вместо этого она села и снова взялась за злосчастный гребень, отброшенный минутой ранее. Это молчание было еще более унизительно, по мнению Джейса. Словно демонстрация его несостоятельности, недостойности рассчитывать даже на ответ. Он подошел ближе, встав позади нее, и теперь видел собственное отражение в зеркале. Внешне Таргариен выглядел почти спокойным, даже немного усталым. Серо-зеленые глаза под тяжелыми веками не выражали ничего, хоть внутри и бушевала буря. — Рейна, я пытаюсь что-то исправить, разве ты не видишь? — куда спокойнее проговорил он. Она ответила не сразу. Некоторое время теребила гребень и покусывала губу, сдерживая слезы, давно переставшие его трогать. — Я знаю, — чуть слышно прошептала она, когда Джейс уже и не рассчитывал на ответ. — Но я не вижу возможности спасти нашу семью. Почти три года я надеялась… — она судорожно вдохнула, — я надеялась, что смирением и уступчивостью, заботой и теплом я сумею пробить себе путь в твое сердце. — Она подняла покрасневшие глаза, встречаясь с его взглядом. — Но я ошиблась. Нельзя поселиться в сердце, в котором изначально не было место для тебя. Он открыл было рот, но она рукой прервала его: — Прошу, не надо. Мне не нужна твоя жалость. Просто позволь мне договорить, — почти умоляюще взглянула она на него. — Я любила тебя, Джейс, и, наверное, все еще люблю. Но я не так глупа, как ты думаешь. Мне известно, сколь тебе был тягостен этот брак и как сильно бы ты желал от него избавиться. — Она горько усмехнулась. — Я не могу даровать тебе свободу, но я могу избавить тебя от невыносимой ноши быть мне обязанным. Ты мне ничего не должен, Джекейрис. Я освобождаю тебя от долга играть роль заботливого мужа, по крайней мере, наедине. Джекейрис оглушенно застыл. Нет, не такой беседы он ожидал, идя сюда этой ночью. Воистину, женщины — страшные существа, до коварства которых мужчинам никогда не дорасти. Одним словом Рейна поменяла их местами. Из позиции жертвы, навязанной жены она сделалась независимой, выставив его нежеланным в покоях жены мужем. В придачу и чувство вины за вырвавшийся упрек о колыбели взлетело до небес. Джейс выпрямился, чуть вскинув голову. — Если такова ваша воля, моя принцесса, я не смею спорить, — он отвесил ей холодный полупоклон и, чуть скривив губы, покинул покои. Последнее, что он успел увидеть прежде, чем за ним закрылась дверь, это неподвижно склонившуюся над будуаром и спрятавшую в ладонях лицо жену. Возвращаться в свои покои, находившиеся совсем рядом, не было ни малейшего желания, потому он бездумно, не разбирая дороги, плутал по коридорам. Каким-то чудом ему ни разу не попался никто из дежуривших стражников, но у Джекейриса не было сил думать об этом. Как бы он мечтал вырваться из этого места! Он бы обменял половину уготовленной ему жизни за возможность бросить все и улететь на Вермаксе куда глаза глядят. Лишь бы подальше от этого места, где в самом воздухе витает смрад беспросветности и абсурдности существования. Очередной коридор заканчивался небольшим холлом с выстроенными в ряд широкими колоннами, на каждой из которых было крепление для факелов. Джейс сделал несколько шагов, когда заметил танцующую и стремительно увеличивающуюся из-за угла тень на стене: кто-то приближался из противоположного коридора. Инстинктивно он юркнул в тень одной из колонн, не желая обнаружить свое присутствие. Заметь это кто-либо, то решил бы грешным делом, что старший сын Чёрных принца и принцессы замышляет страшное злодейство. Но все было куда проще — Джейс самым позорным образом избегал любого общества. Ему совершенно не улыбалось наткнуться на ночь глядя на кого-то из обитателей замка и быть вынужденным битый час объяснять причины своей бессонницы. А уж если этот некто сдуру решит завести светскую беседу… Словом, спрятаться и выждать, пока нежеланный собеседник уйдет восвояси, казалось самым логичным. Каково же было его удивление, когда вслед за тенью и негромкими шагами мимо него прошествовал Бейлон. Хотя это было мягко сказано. Вернее было бы сказать «пронесся». Джейс все же успел заметить, что дуплет на брате был криво застегнут, всегда собранные на затылке волосы были растрепанны, а сам хвост сместился вбок. Сомнений в том, что Многоликий принц, как его любили шепотом величать придворные дамы, прямо сейчас возвращался от одной из них, не оставалось. И если это не было новостью (о любовных похождениях брата Джейс был прекрасно осведомлен), то нечто иное было крайне подозрительным. Каждый шаг Бейлона отдавал взвинченностью, а от него самого за лигу несло злостью. Он и не пытался двигаться тихо, будто плевал на время суток. Да и подобная невнимательность — брат даже не заметил затаившегося в тени человека — была ему несвойственна, ведь застать его врасплох было практически невозможно. Джекейрис с обреченным вздохом неслышно последовал за ним. Бейлон направлялся в сторону своих покоев, но нужно было проследить и удостовериться в том, чтобы младший брат добрался до них без приключений, а то с него станется затеять драку со стражей. В другой реальности он бы непременно окликнул брата, хлопнул бы по плечу, подразнил бы его. Бейлон бы сперва сердито отмахивался, но после выдал бы все как на духу. Возможно, Джейсу бы даже хватило опыта помочь делом или советом, после чего они бы сидели до рассвета, делясь сокровенным и смеясь над глупыми шутками друг друга. Но это все могло бы быть в другой, искаженной и одновременно более правильной реальности. В этой же отношения между братьями давно перешли черту между доверием, дружелюбием, дружбой с одной и пренебрежением, предубеждением и легким презрением с другой стороны. Маловероятно, что Бейлон оценил бы заботу и тревогу старшего брата, скорее бы грубо огрызнулся, выплюнул несколько особо ядовитых откровений из своего арсенала и заставил бы Джейса тысячу раз пожалеть о попытке помочь. Но не проследить и не позаботиться о младших брате и сестре было выше его сил. Вряд ли те хотя бы отдаленно представляли, как сильно он их опекал. Ненавязчиво, незаметно, он заботился о них, пытался изо всех сил уберечь от бед, которые сулил Красный замок. Это въелось Джекейрису в подкорку с тех пор, как корабль высадил их, еще маленьких детей, в Королевской Гавани. Тогда-то Джекейрис в полной мере познал вкус ответственности и страха в первую очередь за чужие жизни. Маленькая, перепуганная Элейна, чьи глазища постоянно были на мокром месте, и не менее испуганный, но отчаянно храбрившийся и оттого походивший на бойцового петуха Бейлон держались за него, даже спали первое время с ним. А Джейсу все казалось, что стоит упустить одного из них из виду, и новый корабль заберет их еще куда-то. Младшие смотрели на него и верили каждому его слову, а значит Джейс не имел права давать слабину, так ведь сказала мама, провожая их на корабль. Но присматривая за ними, он упустил из виду себя самого. Не заметил, как внутри его детской души образовалась огромная трещина. Его детский мир рухнул в одночасье и никто не удосужился объяснить ему почему. Девятилетний мальчик, уже достаточно взрослый, чтобы видеть встревоженную мать, напряженного и мрачного отца, седлающего Караксеса и спешно улетающего куда-то, мейстера, приносящего матери письмо, от которого у той случается истерика… Достаточно наблюдательный, чтобы замечать, что несколько недель мать ходит по замку, как обезумевший дракон — то исступленно рвет и мечет, то впадает в оцепенение, что в замке непривычно много людей, лордов и рыцарей, и все они спорят, кричат и перебивают друг друга, а про детей никто и не вспоминает… Слишком взрослый, чтобы видеть, но слишком маленький, чтобы понимать. А после его вместе с Бейлоном и Элейной однажды будят, заплаканные служанки одевают их в дорожные костюмы, а мать с красными и опухшими глазами торопливо объясняет, что их отправляют в столицу… на некоторое время. Что они должны себя хорошо вести и не срамить родителей… Что они с отцом обязательно заберут их позже… Элейна и Бейлон ничего не понимали, зато понимал Джейс. Мать говорила много чего еще — о том, что она их любит, что они должны быть храбрыми, но из всего этого Джейс понял только одно: мама отказывалась от них. Но почему? Разве он в чем-то провинился? Время шло, луна сменяла луну, зима сменяла лето и вновь по кругу, но никто за ними так и не пришел. Время шло, они росли, обитатели Красного замка вроде как не проявляли желания съесть их на ужин, но вот бремя, добровольно взваленное им на собственные плечи, стало частью него. Именно оно сейчас толкало Джекейриса следовать за Бейлоном, чтобы в случае необходимости прийти на помощь, хоть разум и подсказывал, что Многоликий принц давно уже не нуждался в заботе старшего брата. Бейлон свернул за угол, в коридор, ведший в его покои, но, не доходя до них, столкнулся с неожиданным препятствием в лице высокой, худощавой служанки, подпиравшей стену. При виде девушки брат сбился, словно хотел развернуться, но, передумав, подошел ближе. Джейс же остался за углом и, пользуясь темнотой, осторожно выглянул. — Мой принц, — прошелестела служанка, улыбаясь и отталкиваясь от стены. — Дженна, — устало поприветствовал ее Бейлон без капли воодушевления в голосе. Похоже, не у Джейса одного сегодня был неудачный вечер. — Я уже давно поджидаю вас тут. — Дженна окинула его цепким взглядом, которым женщины безошибочно чуют шлейф незримого присутствия другой женщины. — Вы выглядите помятым, мой принц. А давайте мы пойдем к вам, я помассирую вам плечи, а после… — Дженна, я устал сегодня, — в голосе брата отчетливо прозвучало неудовольствие. — И единственное, о чем мечтаю сейчас, это теплая постель. Он попытался обойти девушку, но Дженна, вовремя смекнув, что спать в господской кровати ей этой ночью не светит, тут же сменила тактику: — Я пришла сообщить вам новости. Вторая попытка завладеть вниманием Многоликого принца оказалась более успешной. Бейлон застыл и медленно, словно у него болела голова, повернулся в сторону собеседницы. Скрестив руки за спиной, он выжидающе уставился на девушку. — Нас могут услышать, может, мы поговорим в… — Говори здесь, — теряя терпение, процедил Бейлон. То ли нежелание пускать служанку в свою комнату было столь сильно, то ли брат потерял бдительность, однако разговор посреди коридора явно был не лучшей затеей. — Как знаете, — пожала плечами девица, тщетно пытаясь скрыть за равнодушием обиду и уязвленное самолюбие. — Вчера я снова перерыла покои принца Эймонда, заглянула в каждую щель, в каждую дыру, по вашему приказу открыла каждую книгу и каждую шкатулку. — Она выждала несколько мгновений для пущего эффекта, а Джейс чувствовал, как его брат с каждой секундой теряет остатки терпения. — Так вот, пусть мне отрежут руку, если ваши четки там. — Ты уверена, что все осмотрела? — вкрадчиво осведомился Бейлон опасно ласковым голосом. — Еще бы! Четок там нет. Может, принц Эймонд их выкинул, может, обронил где-то, кто его знает? Бейлон тихо выругался под нос и провел рукой по волосам. — Или, может, он носит их с собой? Такое тебе в голову не приходило? — раздраженно прошипел он. — Уж не хотите ли вы, чтобы я обыскала принца? — кисло спросила Дженна. — Тогда извольте сделать это сами, мне еще дорога голова на плечах! Стало тихо, затем Бейлон приблизился к девушке, вынудив ее инстинктивно податься назад, уперевшись спиной в стену. — Дженна, золотце, я очень дорожу тобой, — ласково зашептал Бейлон, умудряясь вплетать угрозу даже в слово «золотце». — Но ты ведь понимаешь, что единственное, что отличает тебя от других девиц этого замка — это не твои восхитительные округлости или умение отсасывать, а твой талант приносить пользу? До сих пор ты меня не разочаровывала, но вот уже прошло столько дней, а ты продолжаешь кормить меня гнилыми отговорками. Разве я неясно выразился? Мне. Нужны. Эти. Четки. И ты можешь расшибиться в лепешку, можешь позволить Эймонду себя трахнуть, а пока он спит, обыскать его вещи, но ты найдешь мне их. Поняла? Дженна коротко кивнула, выглядя слегка напуганной. Похоже, она поняла, наконец, что принц не в лучшем расположении духа, чтобы с ним спорить. — Умница, — холодно похвалил Бейлон. — А теперь иди, я устал. На месте девушки Джейс бы уже улепетывал от греха, точнее, от раздраженного Бейлона, подальше, но тут Дженна совершила еще одну тактическую ошибку. По всей видимости, инстинкт самосохранения гаснет в женщинах, когда на арену вступает ревность. Иначе как было объяснить следующие слова девицы: — Не сомневаюсь. Даже слепая поняла бы, что вы были у женщины. Неглупая скажет еще, что вы были у благородной женщины. А умная догадается, что эта женщина для вас что-то значит, иначе вы не были бы так расстроены после хорошего тра… Договорить она не успела, потому что крепкая рука обхватила ее тонкую шею, до смерти перепугав. — Ты не слепая, малышка, но ты и вполовину не так умна, как думаешь. А свои выводы ты прямо сейчас похоронишь в своей головке. Если я когда-нибудь услышу от тебя подобные речи или, не приведи Семеро, узнаю, что ты трепалась на эту тему с кем-то еще, я собственноручно сверну тебе шею. Ты ведь помнишь, что случилось с сиром Роджером? Теперь Бейлон не на шутку разозлился. Джейсу даже стало любопытно, кто эта женщина, от которой брат возвращался, потому что прозорливая служанка очевидно попала в яблочко. Дженна промямлила извинения, и лишь после этого Бейлон несильно оттолкнул ее. — А теперь пошла прочь. Дважды повторять не пришлось, Дженна, подхватив юбки, побежала в обратном направлении, сверкая пятками и наверняка покрывая его последними словами. Постояв с минуту неподвижно, Бейлон поплелся в свои покои. В этот раз Джекейрис не стал следовать за ним. Ненароком подслушанный разговор не давал покоя. О каких четках они говорили? Память услужливо подсунула воспоминания о том, как Рейна болтала что-то про подаренные Эймонду четки. Джейс напряг память, вспоминая маленький оберег с черными и белыми камнями и небольшой семиконечной звездой, которые его жена почти не выпускала из рук во время беременности, находя в них необъяснимое успокоение. Зачем Бейлону понадобились четки Рейны? А зачем они понадобились Эймонду? И что в них столь важного, что Бейлон, рискуя попасться, дважды приказал служанке выкрасть их из покоев Эймонда, а теперь и вовсе угрожал ей? Джейс потер переносицу. Его неугомонный брат вновь что-то проворачивал, как будто мало ему было Стены, на которой он проведет ближайшие несколько лет. Еще одна проблема, о которой стоило поговорить. Поразмыслив, Джейс решил утром расспросить брата, хотя, видят Семеро, куда проще было и дальше прятать голову в песок. Но, пусть и косвенно, это тема касалась его, и Бейлону придется ответить, на что ему потребовались четки. Погрузившись в раздумья, Джейс не сразу заметил, что на обратном пути дорогу ему преградил один из братьев Каргиллов. На нем не было доспехов, а значит, дежурным он быть не мог, но висящий на поясе меч немного сбивал с толку. — Ваше высочество, сейчас довольно позднее время для прогулок, — Джейс заметил, что, говоря это, Каргилл внимательно оглядел его с ног до головы. Словно выискивая следы преступления, не иначе. — У меня бессонница. Вас что-то смущает, сир… Аррик? — Эррик, мой принц. Нисколько, но если вы возвращаетесь к себе, позвольте я провожу вас до ваших покоев. — Я пока не забыл дорогу в свои покои, благодарю, — вот только няньки ему не хватало для полного счастья. — И тем не менее, — настойчиво повторил королевский гвардеец. Подумать только! Кем этот гвардеец себя возомнил?! Джейс уже собирался высказать Каргиллу все, что о нем думает, но кое-что заставило его прикусить язык. Слишком уж пристальный, сосредоточенный взгляд был у этого гвардейца. Мысленно послав его в пекло, Джекейрис нехотя направился за рыцарем. В любом случае, отвязаться от этого ревностного блюстителя порядка не выйдет, а лишние подозрения в его сторону сейчас были ни к чему. Но уже на полпути он осознал, что что-то было не так. Каргилл вел его не прямым путем, а петлял по коридорам, целенаправленно заводя его все дальше от покоев. Он что, собрался его убить? — Мы идем неверным путем, сир, — Джейс остановился. — Вы уже дважды свернули не в ту сторону. И если в первый раз это можно было списать на ошибку, то теперь я иного мнения. Куда вы меня ведете? Каргилл остановился, оборачиваясь. — Доверьтесь мне, Ваше высочество, — с непроницаемым выражением произнес он. — Это не так просто сделать, когда человек с мечом на поясе ведет тебя невесть куда посреди ночи, — съязвил Джейс. Каргилл торопливо осмотрелся, рядом обнаружилась дверь в подсобку. Поманив его рукой, рыцарь быстро шагнул внутрь. Что за?.. Чутье отчаянно вопило послать все к черту и бежать прочь. Но любопытство уже успело навострить уши и осторожно принюхаться. Желай Каргилл его смерти, Джейс был бы уже мертв. Не ему, безоружному, тягаться с вооруженным королевским гвардейцем. Собравшись с духом, Джейс последовал за ним. Внутри было темно, как в колодце, и то, что Эррик быстрым движением захлопнул за ним дверь, не улучшило видимость. — Что вы творите, Каргилл? — отчего-то шепотом заговорил Джейс. — Устраиваю ваш побег, — спокойно, словно говоря о погоде, сообщил Каргилл. — Прошу прощения? — Простите, что не уведомил вас заранее, но это было слишком рискованно, — протараторил Эррик. — Наследница приказала мне помочь вам сбежать из замка. Все уже подготовлено, верхом на Вермаксе вы уже завтра будете на Драконьем Камне. Ему потребовалось неприлично много времени, чтобы понять, что «наследница» — это его мать. Побег?.. Вермакс?.. Этот гвардеец спятил?! — Что вы несете? — севшим голосом прошептал он. — Ваше высочество, вы многого не знаете. Ваши родители уже несколько лет готовятся вернуть себе то, что у них было отнято. Как видите, здесь, в Королевской Гавани, есть достаточно людей, готовых сложить голову во имя великой цели. — Какой цели? — чувствуя себя последним кретином, задал наитупейший вопрос Джейс. — Вернуть Железный трон законной наследнице, конечно же, — судя по тону, Эррик тоже начал сомневаться в мыслительных способностях Таргариена. — Вашей матери. Скоро по всему Вестеросу пронесется волна мятежа. Верные вашим родителям дома поднимут оружие, когда Чёрная принцесса созовет знамена. И ваши родители хотят, чтобы в это время вы, как их первенец, находились подле них вместе со своим драконом. — Безумие какое-то, — Джейс тряхнул головой. — А… как же Бейлон и Элейна? — За вашим братом тоже уже пришли. Вы оба сегодня покинете этот замок. Что касается принцессы Элейны… — он замялся. — Мы не получили никаких инструкций по поводу нее. — То есть ее они бросают? — не поверил ушам Джейс, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева. — Нет, разумеется, это не так, — спешно, даже слишком, заверил его гвардеец. — Просто Ее высочество должна оставаться здесь и продолжать играть свою роль. Пусть узурпаторы считают, что она предала свою семью. В нужный момент она поддержит нас изнутри. Но вы и принц Бейлон сейчас же должны покинуть столицу. Все уже подготовлено. — Постойте, — перебил этот словесный поток Джейс. — Вы сказали «драконы». Как мы сможем выкрасть драконов из Логова? Это же не котята в корзине, в самом-то деле! — В Драконьем Логове уже давно зреет заговор, — огорошил его Каргилл. — Часть драконоблюстителей тайно служат Чёрной партии. Сегодня как раз дежурят преданные нам люди, они и помогут вам беспрепятственно оседлать драконов и улететь. Голова пошла кругом. Мятеж, заговор, побег, орден драконоблюстителей… Его родители, выходит, не сидели сложа руки, а готовили масштабный заговор. Все последние годы Чёрная паутина бесшумно оплетала столицу и Красный замок, просачиваясь в самые глубокие щели, а они и не заметили! — Ваше высочество, мы должны идти, — поторопил Каргилл, привлекая к себе внимание. — Вы и принц Бейлон… — Я никуда не пойду, — отрезал Джекейрис, вглядываясь в поблескивающие в темноте глаза и силуэт гвардейца, выдававший себя более густой чернотой. Эррик запнулся, затем закашлялся. В темноте не было видно его лица, но Джейс предполагал, что оно должно быть весьма красноречиво. — Мой принц, вы меня не поняли… — Я вас прекрасно понял, сир. — Вы мне не доверяете? — предположил Каргилл. — На этот случай Ее высочество передала мне это, сказав, что вы узнаете эту вещь. Гвардеец вытащил из-за пазухи нечто. Глаза, понемногу привыкавшие к темноте, разглядели небольшую деревянную игрушку рыцаря с выцветшей на ней краской. Это была его любимая детская игрушка, с которой маленький Джейс не расставался ни на день. Яркое, словно вспышка, воспоминание пронеслось перед глазами: маленький Джейс носится со своим чёрным рыцарем и вопит на всю комнату, угрожая невидимым врагам страшной расправой. Джекейрис невольно протянул руку, но тут же отдернул, как если бы она была раскаленной. — Чёрная принцесса правда думает, что детской безделушкой можно подбить на измену взрослого мужчину, у которого есть семья? От ледяного сарказма, которым сочился его голос, могла бы замерзнуть Черноводная. Каргилл поджал губы, с очевидным трудом переваривая ситуацию. Как бы после сегодняшнего вечера у доблестного рыцаря не случилось несварение. — Измена — это то, что сделали Веларионы тринадцать лет назад, когда узурпировали трон вашей матушки, — сухо бросил Эррик. — А мы лишь пытаемся восстановить справедливость. — Справедливость — вещь субъективная, сир. Кто-то может сказать, что отнимать трон у законного сына, у первенца, в пользу дочери несправедливо. Кто-то молвит, что развязывать войну ради личных амбиций, когда в стране царят мир и процветание, а на троне сидит достойный король, имеющий на него все права, не есть справедливость. А кто-то напомнит, что использовать своих детей в угоду собственной корысти — жестокая несправедливость. Кажется, в подсобке стало ощутимо холоднее. Если бы можно было убивать молчанием, Джейс бы упал замертво. Впрочем, умереть он мог и в буквальном смысле, потому что Каргилл, похоже, был недалек также и от рукоприкладства. — Значит ли это, что вы отказываетесь встать под знамена своих матери и отца? — наконец спросил он. Простой вопрос послал мурашки по спине. Одно дело вертлявые, лукавые фразы, и совсем другое — встать перед прямым выбором, от ответа на который зависело, для кого ты станешь сегодня предателем. Третьего не дано. Решение пришло само собой, не оставляя сомнений в своей верности. — Можете передать им то, что я сейчас скажу. Слово в слово, — отчеканил Джейс. — Они проиграли свою войну без малого тринадцать лет назад. И сейчас их попытка переворота или мятежа — чем бы это ни было — смахивает на размахивание кулаками после драки. Бессмысленно, глупо и смехотворно. Передайте, что я желаю им отпустить прошлое и начать жить настоящим. У Семи Королевств есть король, чья королева будет их крови. Передайте им, что если они не передумают, то утопят Вестерос в крови и пламени. А после, когда останется лишь горстка пепла, никакие красивые речи не смогут очистить их руки от пролитой невинной крови. Он взялся за ручку двери, когда тяжелая рука опустилась на его плечо, останавливая: — Не спешите с судьбоносными решениями, Ваше высочество. Мы подождем еще три дня на случай, если вы передумаете. Джейс скинул руку гвардейца и выскочил из подсобки. Душно, как же душно! Ноги сами понесли его в покои, сам Джекейрис почти не разбирал дороги. Весь путь прошел, как в тумане, и только оказавшись за спасительными стенами своей спальни, он дал волю эмоциям. Низкий рык вырвался из его груди, а кулак со всей дури ударился об стену. Где они были, когда он в них так нуждался? Когда отчаянно ждал? Правильно, они тоже выжидали! О, теперь вся картина складывалась целиком, такая четкая, что слезилось в глазах. Побег Бейлона и приручение Вермитора теперь не выглядели обычным юношеским бунтом, апогеем своеволия и непокорности. Это было тщательно спланированное мероприятие, затеянное его родителями, что, сидя в тепле Драконьего Камня, дергали невидимые нити на руках своих детей. Прибрать к рукам еще одного дракона, второго по размерам после Вхагар — это была их цель, и они ее достигли. Могли ли они устроить побег и начать мятеж раньше? Ответа на этот вопрос у Джейса не было. Но все нутро вопило о том, что таких совпадений не бывает. Его мать и отец терпеливо дождались, когда Бейлон подрастет достаточно, чтобы суметь без риска для себя оседлать дракона, управлять им, и лишь после выкрасть из замка двух из трех… драконьих всадников. Именно всадников, не детей. Даже побег был организован так, чтобы вызволить в первую очередь драконов. Сегодня они собирались спасти вовсе не своих детей, как бы не так! Оседланные драконы — вот, в чем они нуждались. Чаяния, надежды, взгляды детей их не интересовали, как и будущее Вестероса. Деймон и Рейнира всего лишь желали превратить его, Бейлона и Элейну в своих марионеток, чтобы после с их помощью заполучить трижды проклятый трон. Джейс медленно сполз по стене, согнув колени. Тихий смех сорвался с губ, с каждой секундой становясь все громче и неудержимее. Он запустил руку в волосы в попытке собрать мысли воедино, но было уже поздно — истеричный хохот все не прекращался. Под конец Джейс начал заикаться, он сделал глубокий вдох через нос, сосчитал до трех и выдохнул через рот. Лишь повторив это несколько раз, он чуть успокоился. Прикрыв глаза, Джекейрис делал плавные вдохи и выдохи, слушая собственное сердцебиение. Разрозненные мысли, метавшиеся в голове, мало-помалу успокаивались. На место гневу постепенно пришла привычная рассудительность. А чего бы добились Деймон и Рейнира, устроив побег детей без драконов? Эйгон обрушил бы на них свой гнев, заставив Драконий Камень полыхать синим пламенем. Так что, с точки зрения здравой логики, родители трезво оценили свои возможности и приурочили побег детей (драконов) к идеальному времени для собственного восстания. Но соизволили ли они поинтересоваться позицией этих самых детей? Задумывались ли они о том, в какое пекло они, возможно, их толкают? Нет. Ему, Джекейрису, даже не удосужились сообщить о побеге заранее, словно ожидая от него беспрекословного повиновения. Хотя почему же «словно»? Джейс искренне попытался отбросить прочь гордыню с обидой и взглянуть на ситуацию рационально. Элейна была королевой. Его сестренка поднялась так высоко, как он и не смел для нее надеяться. В будущих королях Семи Королевств будет течь ее кровь. Он сам женат на Рейне. Да, пламенной любви между ними никогда не было, но он клялся перед Семерыми защищать ее. Наконец, на Железном троне сидит Эйгон, уже не раз доказывавший, что достоин носить корону Завоевателя. Если отбросить прошлое, забыть, кто ты есть, стоит ли восставать против такого монарха ради женщины? Женщины, что ни одного дня не управляла? Женщины, что вот уже много лет как безвылазно проживает на скалистом острове их предков? Или, быть может, стоит сделать это ради человека, именуемого Порочным принцем? О чьей жестокости ходили слухи, когда Джейса еще на свете не было? А ради себя? Если Рейнира взойдет на трон, ты будешь ее наследником. Ты можешь стать королем Семи Королевств. Разве не стоит один раз наступить на горло своей гордости ради того, чтобы однажды взирать на всех с высоты Эйгона? Этот алчный и ненасытный голос, что таится в каждом человеке и пробуждается в самые неожиданные моменты, заставил его на мгновение унестись мыслями в воздушные замки, которые он не строил с самого детства. Джекейрис представил себя на Железном троне, коленопреклоненный перед ним двор — будущее, о котором он не смел мечтать. Будущее, о котором ему положено было мечтать. Он невидящим взглядом уставился в дрожащее пламя свечи в канделябре, ощущая себя маленьким паучком, что не способен охватить взором всю картину, окружающую его, целиком. В голове стало неожиданно пусто, как бывает при уже принятом решении. Джейс медленно выдохнул, прикрыв глаза. Его объявят предателем. Доверие родителей навечно будет утеряно. Кулак непроизвольно сжался. Что с того? Они потеряли его доверие куда раньше. Много лет назад, когда ребенком он осознал, что слова матери ничего не стоящая ложь. Нет, он не позволит манипулировать им и Элейной. Чего бы это ни стоило, он защитит сестру, как делал это всегда. Он, Джекейрис, не подходил Железному трону. Лучшее, что его могло бы ждать, это будущее марионеточного короля, втайне мечтающего избавиться от бремени, ради которого другие проливали кровь. И от призраков, что непременно будут его преследовать до конца жизни. Что ж. Он свой выбор сделал. Но что делать со знанием, обрушившимся на него, как снег на голову? Пойти к королю со словами: «С прискорбием сообщаю, что мои родители готовят заговор и половина Вестероса в нем замешана»? Все равно, что подписать смертный приговор собственными руками. Но скрыть это — значит предать короля. Позволить начаться восстанию и войне. Как предотвратить ее, не становясь палачом людей, подаривших ему когда-то жизнь? Каких-никаких, но родителей.

***

Утро не принесло ни облегчения, ни ответов. Единственным открытием стало то, что если провести ночь на полу, весь день будет нещадно ныть спина. Изумление горничной, обнаружившей помятого и растрепанного принца крови на холодном полу, служило безошибочным предвестником последующих сплетен. Вот только Джейсу было на это глубоко плевать. Велев дородной служанке, чье круглое, свежее лицо в это мерзкое утро было словно злобным издевательством над всем священным, подготовить ему горячую ванну, он уселся за стол и нехотя принялся за завтрак. Голова была тяжелой, как после попойки, и на каждое движение ею она отвечала стреляющей болью в висках. Вчерашняя ночь при свете дня больше напоминала скомканный, сумасшедший сон. Сперва была Рейна, отказавшаяся отныне делить с ним ложе (это оказался весьма болезненный удар по самолюбию), затем подслушанный разговор Бейлона со служанкой, в котором в странном ключе фигурировали четки жены, и, вишенкой на торте, чертов Эррик Каргилл, который вполне мог оказаться обычным сумасшедшим, судя по его откровениям. Но при свете дня многое видится иначе, нежели ночью. Как размытые очертания предметов обретают четкость, так и обстоятельства и проблемы приобретают совершенно новые грани. Ситуация, казавшаяся шокирующей ночью, утром оказывается вполне ожидаемой, а неразрешимая проблема в сущности представляется легко решаемой. Рейнира и Деймон все эти годы, по словам гвардейца, готовили почву для мятежа, часть столичных драконоблюстителей были с ними в сговоре, а его самого и Бейлона пытались выкрасть из замка. Джейс даже грешным делом решил, что это проверка — с Эйгона сталось бы таким неоригинальным способом проверять верность шурина — но детская игрушка отмела все подозрения на этот счет. Теперь оставался вопрос, какую часть правды можно (и нужно!) сообщить королю. Все утро Джекейрис провел в раздумьях, в итоге приняв решение сперва посоветоваться с Элейной. Бейлон, по всем признакам, был в сговоре с родителями, а значит, он — последний человек, которого стоило посвящать в свои планы. Приняв это простое по сути решение, Джейс ощутил легкое удовлетворение. Сестра теперь не просто малышка Эл, она королева Вестероса, имеющая влияние на короля. В голове мелькнула ехидная мысль, что это весьма удобно — иметь в королевах родную сестру. Но даже после этого Джекейрис отчего-то продолжал медлить. Смутное предчувствие угнетало его, тяжелые, пока еще не оформившиеся сомнения путали мысли. Он тысячу и один раз отрепетировал в голове разговор с королем, составил мысленные диалоги с Элейной и Эйгоном, но каждый раз упирался в тупик, потому что предупредить о готовящемся восстании, не сгубив родителей, не получалось. Вчерашняя злость на них угасла, оставив после себя тлеющие угольки разочарования, а перед глазами вставала теплая и виноватая улыбка матери, строгий, таящий тревогу взгляд отца. Не мог Джекейрис собственноручно подписать им приговор. Помимо этого, оставалось гадать, как отреагирует Элейна на новость о том, что родители желают лишить ее трона. Сестра могла в порыве гнева предпринять нечто глупое и опасное. Сестра могла совершить еще большую глупость, понадеявшись на великодушие мужа. Возможно, и вовсе не стоило впутывать ее в эту историю, дабы не подрывать доверие к ней Эйгона. Так в раздумьях незаметно прошел день. Ближе к ужину Джейс, решившись, направился к Элейне, когда услышал оклик. Обернувшись, он увидел двух стражников, двинувшихся к нему. Было нечто зловещее в синхронности их движений, в каменных выражениях лиц и в узости коридора, в котором они находились. Тревожное предчувствие заскребло под ложечкой. — Ваше высочество, Его величество желает видеть вас, — обратился к принцу один из стражников. — Сейчас? — Проклятье, как же это было не вовремя! Стражник коротко кивнул. Заставлять Эйгона ждать было себе дороже, и, скрипя зубами, Джекейрис последовал за ними. После ночного приключения он настороженно относился ко всякого рода стражникам или рыцарям, пытавшимся его куда-то вести. И не зря, как оказалось. Потому что вели его в сторону подземелий. Да что ж такое! — Боюсь, вы слегка заплутали, — хмуро бросил им в спину Джейс. — Мы идем не в королевские покои. — Его милость велели привести вас в подземелье. М-да, в лаконичности им не откажешь, как и в умении навести страху. По спине прошел холодок. — Зачем? Стражники переглянулись и молча продолжили путь, не удостоив его ответом. Сердце отчаянно забилось. Предположения, одно хуже другого, забились в голове. Эйгон узнал обо всем и считает его соучастником? С другой стороны, не так препровождают преступников в казематы. Попытаться напасть на стражу и сбежать? Или тем самым он лишь усугубит свое и без того незавидное положение? Они подошли к пологой лестнице со стертыми ступенями, у подножия которой, опираясь на свою трость, их ждал Ларис Стронг. Лицо мастера над шептунами не выражало ничего, даже привычная угодливость отсутствовала. Стражники расступились, пропуская Джейса вперед. — Лорд Ларис, не могли бы вы пояснить, что происходит? — напряженно спросил он, оказавшись на одном уровне со Стронгом. — Эти стражники утверждают, что меня желает видеть король, но ведут меня в подземелья. Я желаю знать, что происходит. Стронг понимающе склонил голову, не сводя маленьких глаз с принца. — Они говорят правду, мой принц, — сочувствующе промолвил Стронг. — Его величество ожидает вас внизу. Понимаю ваши опасения, однако, боюсь, успокоить вас мне нечем. Ибо тема, которую король желает с вами обсудить крайне… щекотлива. После этих таинственных слов Ларис сделал приглашающий жест рукой. Секунду Джейс колебался. А если это ловушка и Эйгон тут не причем? С другой стороны, если все сказанное истина, Джейс выставит себя полным идиотом, начав сопротивляться, ведь тогда его просто затащат силком. Он упустил момент, когда можно было спастись, потому оставалось только идти дальше, молясь, чтобы Эйгон действительно обнаружился внизу. Смерив Стронга тяжелым взглядом, он двинулся дальше. Его спутник заковылял сбоку, постукивая тростью. — Мой принц, — спустя минуту Ларис чуть дрожащим от легкой одышки голосом привлек его внимание, — я уже давно служу в этом замке, как вы знаете, и нередко спускаюсь в эту его часть, по велению долга, разумеется. И за эти годы я сделал множество любопытных наблюдений. Надо полагать, мастер над шептунами решил, что это идеальное время для светской беседы! Джейс покосился в его сторону, сдерживаясь от язвительного комментария, вертевшегося на языке. А Стронг тем временем, как ни в чем не бывало, продолжил, внимательно глядя себе под ноги: — Меня всегда интересовали крысы. Да-да, вы не ослышались, Ваше высочество, крысы. Их поведение, инстинкты, чувства, если, конечно, они у них имеются. Однажды я приказал местным крысоловам достать мне несколько десятков крыс живыми. Я поместил их в специальную клетку со всем необходимым, и вскоре там завелись маленькие крысята, представляете? Даже в неволе эти существа не забывают об инстинкте размножения. Совсем как люди! Похоже, о светской беседе он подумал преждевременно. — Милорд, я не улавливаю… — Терпение, мой друг, — Ларис свернул за очередной угол, и Джейсу пришлось признать, что мастер над шептунами великолепно ориентируется в этих подземельях. — Я отделил детенышей от родителей, стоило им немного подрасти, и разместил в две разные клетки. Я кормил их, воспитывал… по-своему. Например, я давал первой группе сыр, они набрасывались на него, и тогда я обливал их ледяной водой, не показываясь им на глаза. И так несколько раз, пока однажды не обнаружил, что стоит мне принести им сыр, эти крысята испуганно прячутся по углам и дрожат, как осенние листочки. Но ни на какую другую еду они так не реагировали. Тогда однажды я разложил сыр за пределами их клеток и открыл дверцу. Подросшие крысы поначалу выходили, но, заметив сыр, вновь забивались в свои клетки. Трусливые, запуганные зверьки — вот, кем они стали. И это всего лишь из-за сыра и воды. А вот вторую группу я не наказывал сыром и водой, вместо этого я поколачивал их маленьким прутиком. Они видели мою руку, заносившую над ними прут и слышали мой голос, предшествовавший боли. Эти крысы выросли в злобных тварей, готовых наброситься на любого, кто неосторожно к ним сунется. Они начали спускаться на второй ярус, воздух которого был еще более затхлый и спертый. От рассказа хромоногого психа у Джейса волосы встали дыбом. А Стронг, не проявлявший никаких признаков дискомфорта, повернулся к нему и произнес: — С людьми точно так же, мой принц. С той лишь разницей, что человек — куда более многогранное создание, живущее в огромном обществе. Уследить за всем невозможно, но я почти безошибочно могу отличить человека-злобную-крысу от человека, боящегося сыра. И вы, мой принц, не первый вариант. Джейс остановился, на щеках у него заиграли желваки. Он приблизился к Стронгу вплотную. Джекейрис был на целую голову выше мастера над шептунами, однако, стоило отдать должное последнему — он все равно не выглядел смотрящим на него снизу вверх. — Вы только что сравнили меня с крысой? — угрожающе тихо поинтересовался Джекейрис. — Все мы — крысы этого замка. — Ларис понизил голос, чтобы их не услышали следовавшие за ними стражники: — Позвольте дать вам совет. Внизу вас ждет король. Убедите его, да и меня тоже, в том, что вы не укусите, стоит выпустить вас из клетки. Если, конечно, хотите однажды ее покинуть. Пока Джекейрис переваривал услышанное и судорожно пытался придумать ответ, Ларис обошел его и завернул за угол, уверенный, что Джейс пойдет за ним. За углом у входа в одну из темниц стояли двое стражников и сир Эррик… или Аррик? Даже при колеблющемся свете факелов была видна смертельная бледность, разливающаяся на его лице. Ларис сделал знак, и один из стражников поспешно отворил тяжелые двери, откуда доносились слабые стоны. Галантности Лариса, пропустившего принца вперед, позавидовали бы даже Тиреллы. Джейс, не чувствуя ног, ступил внутрь, готовый увидеть все, что угодно — от вздернутого на дыбе Бейлона до выпотрошенного Деймона. Реальность оказалась несколько менее травмирующей, но от того еще более неожиданной, потому что за несколько последних минут Джейс начисто забыл об этом человеке. Запах пота, грязи, мочи, плесени и черт знает чего еще тут же ударил в нос. Первое, что он узрел, войдя внутрь пыточной, был по пояс раздетый человек, подвешенный за крюк на потолке. Опухшее от побоев, окровавленное лицо, левый глаз на котором заплыл и не открывался, было почти невозможно узнать. Все тело покрывали синяки, ссадины и порезы, не оставалось ни единого живого места, по которому не пришелся бы удар. Голые ступни были в крови, словно его били по пяткам, а еще… Джейсу стало немного дурно, когда он понял, что на ступнях отсутствовали пальцы. — Узнаешь? — раздавшийся сбоку голос заставил Джейса вздрогнуть. — Сир Эррик, поприветствуйте же принца Джекейриса. Эйгон стоял в тени, в чистеньком камзоле, не оставлявшем сомнений, что непосредственного участия в пытках он не принимал. Возможно, он и вовсе пришел немногим раньше Джейса. Грязным делом же занимался бородатый верзила с красной мордой и окровавленной рубахе. Невпопад пришла мысль, что этот точно злобная крыса из эксперимента Стронга. Чуть в стороне он разглядел могучую фигуру сира Ройса Касвелла и высокую — сира Кристона Коля, мрачно взиравших на пленника. Эррик, услышав слова короля, самую малость повернул голову в сторону гостя. Здоровый глаз чуть расширился. Эйгон, похоже, терпеливо ждал от него хоть какую-то реакцию, не зная, что прямо сейчас все усилия Джейса были направлены на то, чтобы не выблевать содержимое желудка прямо под ноги. — Вчера ночью лорд Ларис поймал несколько предателей, просочившихся в наши ряды, — непринужденно сообщил Эйгон, так и не дождавшись ответного отклика. — Кто бы мог подумать, что мой собственный королевский гвардеец, стороживший мой сон по ночам, окажется одной из этих грязных крыс. Он покачал головой, видимо, поражаясь собственной беспечности. — Но… как? — выдавил из себя Джейс, не сводя глаз с пленника. — Как он их нашел? — дружелюбно спросил Эйгон, то ли намеренно, то ли действительно неверно истолковав смысл его вопроса. — О, это долгая история. Ищейки нашего мастера над шептунами уже давно сообщали о шпионах, и лорду Ларису потребовалось сильно постараться, чтобы выловить их всех. Прошлой ночью эти твари затевали устроить небольшое спасательное предприятие, на чем и попались. Сир Эррик и его друзья поведали нам много любопытного, кузен. Даже не знаю, с чего начать. Эйгон подошел ближе, встав слева от Джейса и, положив руку ему на плечо, доверительно прошептал: — Пожалуй, стоит начать с того, что он предлагал тебе сбежать прошлой ночью, как считаешь? Джейс ответил королю прямым взглядом. — Я все еще здесь, Ваша милость. Эйгон пристально его разглядывал, хитро прищурив глаза, затем хмыкнул и, убрав руку, сделал несколько шагов в сторону пленника. — Это не доказательство твоей преданности, если учесть все то, что нам поведал этот малый. Взгляд метнулся к Эррику, что не укрылось от наблюдавшего за ним Эйгона. Что он имел в виду? Что такого о нем мог поведать Эррик?! Здоровый глаз Каргилла выпучился, словно мужчина силился передать ему свои мысли. — Я не понимаю вас, Ваша милость. Я — ваш преданный слуга, и мне нечего бояться, — с достоинством ответил Джейс. Слегка севший голос чуть не подвел, и ему пришлось прокашляться. — Вот как. Тогда поведай мне и ты, что произошло прошлой ночью? Почему ты не был в своих покоях? — Меня мучила бессонница, — в сотый, кажется, раз повторил Джейс, — и я решил проведать брата, но меня перехватил сир Эррик. Он и сообщил, что собирается устроить мой побег. Думаю, говорить о том, что я отказался, будет лишним. — Тогда мы должны тебя благодарить, — хмыкнул Эйгон. — Своим отказом ты нарушил их планы, вынудив принимать ошибочные решения и косвенно отправив прямиком в наши руки. А теперь я хочу знать. Зачем? — вся напускная мягкость исчезла из голоса Эйгона, а со взгляда слетела довольная усмешка, сменившись хищным прищуром. — Зачем им понадобилось это делать? Прежде, чем ответить, Джекейрис вновь покосился на Каргилла, чьи губы беззвучно шевелились. Страшно было подумать, через какие пытки прошел этот человек за какие-то сутки. И все же он не сломался в самом главном, иначе Эйгон не задавал бы сейчас вопросы Джекейрису. — Из его слов я понял, — медленно, подбирая слова, заговорил Джекейрис, отворачиваясь от пленника, — что в Вестеросе зреет мятеж, Ваша милость. Некие мятежники, чьих имен он не назвал, желают посадить на трон мою мать. Я подозреваю, что среди них есть лорды и леди. Но я также убежден, что на Драконьем Камне об этом ни слухом, ни духом не ведают. Повисло гробовое молчание. Итак, он это сделал. Коль с Ройсом изумленно переглянулись, а Эйгон, как будто, слегка побледнел. — Уб… людок, — хрип Каргилла прервался звуком жесткого удара под дых от верзилы и слабым стоном. — Эти мрази забыли, что случается с предателями! — воскликнул Касвелл. — Что нисколько не удивительно, сир, — беспечно заметил Ларис. — Ведь за последние двенадцать лет в Вестеросе не случалось восстаний. Эйгон молчал, и, стоило признать, это молчание пугало больше, чем крики и угрозы. — Откуда вам знать, — подал голос Лорд-командующий, обращаясь к Джейсу, и тут же пояснил: — что на Драконье Камне ничего не знают? Глаза короля, налившиеся кровью, впились в Джейса. Лгать, когда король испепелял его этим пронизывающим, метающим молнии взглядом, было сложно. Эйгон был всего на пару лет старше Джекейриса, но исходившая от него аура заставляла из раза в раз преклонять перед ним не только колени, но и голову. Джейс сглотнул. — Он сказал, что меня отправят на запад, — как можно более уверенно откликнулся Джейс, специально не став уточнять, о каком западе шла речь. — А после сообщат моей семье, и у Чёрной принцессы не останется иного выбора, кроме как вступить в борьбу, от которой она так убегала. — На что они рассчитывали?! — возмущенно махнул рукой Касвелл. — Как они собирались вести борьбу, не имея преимущества в драконах? Интересно, что его возмущало больше: сам факт готовившегося мятежа или отсутствие у мятежников, по его мнению, мозгов? И тут Джекейриса осенило. Про заговор драконоблюстителей они по-прежнему ничего не знали. От внезапного открытия у него перехватило дыхание. Одним словом… Одним словом он мог все перечеркнуть. Все происки заговорщиков могут рассыпаться пеплом, если он сообщит о предательстве внутри ордена драконоблюстителей. Джейс почти открыл рот, но взгляд зацепился за лицо Эррика Каргилла. Целое море презрения плескалось в его единственном здоровом глазу. Рассказав о готовящемся мятеже, Джейс уже и так сильно подпортил игру изменников. А открыв тайну ордена, он забьет последний гвоздь в их гробах, потому что без Вермитора Чёрным никогда не победить. Но вовсе не отвращение Каргилла заставило его захлопнуть рот. Холодный расчет. Предатели в Драконьем Логове всегда могут ему пригодиться, если однажды он все-таки решится сбежать. — Где Бейлон? — внезапно хрипло спросил Эйгон, резко повернувшись к начальнику замковой стражи. Все взоры обратились к Ройсу, а тот оглянулся на своего помощника, который был бы и рад оглянуться на кого-то третьего, да вот не на кого было. Молодой гвардеец, чей кадык прыгнул вверх и вниз, предпочел бы провалиться прямо сейчас в могилу, но под ногами был лишь каменный пол, а бежать было некуда: король уставился на него в ожидании ответа. — Они с п-принцем Эймондом и принцем Люцерисом несколько часов назад покинули замок, отправившись на Шелковую улицу. — С каждым словом голос гвардейца звучал все более убито. — Его высочество принц Эймонд хотел «отпраздновать» скорый отъезд принца… Лицо Ройса Касвелла медленно вытягивалось. — Я не ослышался, Касвелл? — взглядом Эйгона можно было разжигать камины, а голосом замораживать озера. — Он говорит мне, что заложник, который через четыре дня должен отправиться на Стену, и которого этой ночью, возможно, также хотели похитить, сейчас находится вне стен этого замка?! — Принц Бейлон и прежде покидал замок, составляя компанию принцу Эймонду в сопровождении отряда стражи, — пришел на подмогу Коль. — Видимо, стражники не рассчитывали на подобный поворот событий… Убийственный взгляд короля заставил его прикусить язык. — Значит, ты завтра же отправишь в темницу тех, кто его выпустил, — прорычал Эйгон. — А ты, Касвелл… — Я сейчас же снаряжу отряд и лично отправлюсь на поиски принца, — с видом человека, готового, по меньшей мере, взойти на плаху, выдохнул Ройс Касвелл, не дав королю закончить. — Головой отвечаешь. Откровенно говоря, Джейс сильно сомневался, что Бейлон мог бы куда-то запропаститься. Его брат наверняка сейчас напивался с Эймондом в объятиях шлюх. — Джекейрис, Коль, Ларис — вы следуете за мной, — приказал Эйгон, энергично двинувшись к выходу. — Ваша милость, а что делать с этим мусором? — пробасил бородач. Эйгон остановился и оценивающе оглядел Каргилла. Самым любопытным было то, что на его лице Джейс так и не сумел разглядеть ни кровожадности, ни ненависти, а только холодную расчетливость. — Не убивай, пока он не выдаст все, что знает. Мне нужны имена мятежников. Всех до единого. Таков был вердикт Эйгона Второго, и можно было с уверенностью сказать, что смерть была бы милосерднее ожидавшей Каргилла участи. Следуя за королем наверх по затхлым, провонявшим влажностью и крысиным дерьмом коридорам, Джекейрис искренне гадал, что их всех дальше ждет. Удастся ли предотвратить восстание, не сгубив родителей и сестру с братом?