Дракон Синий, дракон Черный

Ветер безжалостно хлестал по лицу, руки продрогли, одежда на нем промокла насквозь из-за мелкого, но продолжительного дождя, все тело затекло, а напряженные мышцы нешуточно болели от непривычной позы и нагрузки. Ему казалось, что страдает каждый дюйм его тела, от спины до кончиков пальцев, намертво вцепившихся в ремни. Но, невзирая на все эти неудобства, он еще никогда не чувствовал себя настолько живым, настолько беспредельно, безоговорочно счастливым. Никогда еще его не переполняло ликование и почти детская радость настолько, что ею, кажется, можно было бы утолить всю страждущую Королевскую Гавань, а то и весь Вестерос. Пройдут года, возможно, в его жизни будет множество запоминающихся мгновений, но этот день навсегда останется выгравированным в его памяти. День, к которому он шел всю жизнь. День, к которому тянулись все его устремления и чаяния. День, которому суждено изменить судьбу Вестероса. День, когда Бейлон Таргариен оседлал своего дракона. Он знал, всегда твердо верил, что этот день настанет. Даже когда Лейна Веларион из раза в раз отказывала ему в этой милости, как будто ее воли было достаточно, чтобы лишать валирийца и чистокровного Таргариена предназначенного ему по праву. Даже когда младшая сестра скептически посмеивалась над его мечтами, перебирая изящными пальчиками его непослушные серебристые волосы. Даже когда долгими и бессонными, насквозь пропитанными липкой безнадежностью ночами он сидел на широкой балюстраде своей клетки, наблюдая за звездами, и отчаянно, до тупой, заржавелой боли в груди мечтал освободиться. Даже в самой густой, беспроглядной тьме он не прекращал верить. Эта вера в себя, и только в себя, была его путеводной звездой и нерушимой опорой все эти годы, помогая каждое утро натягивать ненавистные маски и улыбаться в лицо глубоко презираемым людям. Именно эта вера помогла ему отыграть свою роль безукоризненно, даже когда нутро раздирала жгучая ненависть. Именно она помогла сорвать с себя кандалы и с бесстрашием человека, готового без колебаний и без сожалений умереть за свободу, заглянуть в глаза тьмы — собственной и чужой. И собственная тьма была едва ли не более зловещей, чем чужая. Подобной едкому, ядовитому болоту, дюйм за дюймом вбирающему в себя всё больше его искореженной души. Они вот уже несколько часов летали над Драконьем Камнем, выполняя неописуемые пируэты, то спускаясь к самой поверхности моря, так что Вермитор рассекал воду задними лапами, то пролетая совсем низко над мачтами кораблей, шутливо дразня моряков, то поднимались так высоко, что становилось трудно дышать. Мимо проплывали облака, а внизу мелькали похожие на насекомых люди, чьи радостные кличи иногда даже доносились до него. Народ Драконьего Камня был рад возвращению своего принца, которого в последний раз видел худощавым, беловолосым мальчишкой семи лет, что отчаянно цеплялся за руку матери, пока гвардейцы насильно волокли его к кораблю. А теперь этот принц возвратился. Не побитым и униженным, извалянным в грязи, пугливым и дрожащим псом, которого долгие годы держали на привязи. Нет, он вернулся победителем. Он вновь напомнил вассалам своей матери, что Отрада Королевства и Порочный принц не окаменелые политические трупы, забальзамированные и выставленные напоказ всем, в качестве напоминания о том, как Сияющая королева умеет ломать хребты своим врагам. Израненные и обескровленные, они сумели удержаться за жизнь, и отныне их дети будут вершить историю наравне с родителями. Впервые за долгие годы он дышал полной грудью, ощущая, как живительный воздух наполняет его легкие — так пахнет дом. Поддавшись какому-то первобытному порыву, Бейлон во весь голос закричал, вложив в этот вопль все непроизнесенные слова. Вермитор, уловив настрой своего нового наездника, схожий с его собственными драконьими чувствами, громогласно рыкнул и выпустил столб пламени в небо. Кто знает, почему Вермитор избрал именно его? Но с другой стороны, его не просто так нарекли Бронзовым Гневом, и видят Боги, в Бейлоне Таргариене было слишком много гнева. Юноша расхохотался, запрокинув голову. А пока он смеялся, непрошеные слезы заволокли глаза. Только впервые он не стал их торопливо и смущенно утирать, словно нечто постыдное. Впервые эти слезы не были проявлением слабости, то было нечто большее — боль и горечь последних двенадцати лет, скрываемые, копившиеся в нем, подобно яду, превращая его в озлобленного зверя. Эти годы навсегда оставят свой шрам на его душе, но отныне все будет иначе. Больше не будет унижения, не будет поруганной чести и чувства собственной неполноценности. Больше не будет заложника, притворяющегося, что не замечает пренебрежения или, еще хуже, сочувствия и снисхождения придворных лизоблюдов. Отныне он равен своим врагам. Вермитор запарил ровно над голубым полотном Узкого моря, наслаждаясь долгожданной связью с наездником, в то время как сам наездник расслабленно откинулся на спинку сиденья. Оно было довольно неудобным, ведь создавалось не под него. Позже он поручит плотникам, чтобы соорудили сиденье, подходящее ему. А ведь еще месяц назад он и помыслить не мог о таком… Они начали все планировать задолго до его побега. Впервые отец связался с ним шесть лун назад, подослав свою маленькую шпионку. Эта черноволосая бестия была настоящей находкой: хитрая и осторожная, наблюдательная и смекалистая, а еще чертовски искусная в постели, что тоже временами было весьма кстати. Она ловко передавала ему короткие записки от отца, умудряясь оставаться неприметной даже для всевидящих глаз и все слышащих ушей Лариса Стронга. Деймон настаивал, чтобы о его планах знал лишь средний сын, но у Бейлона от сестры секретов не имелось — Элейна стала частью их маленького приключения в тот же день. Ускользнуть из замка благодаря очаровательной Дженни оказалось проще, чем он представлял. Тайный путь из замка, много лет назад обнаруженный благодаря неугомонности юного Деймона, смеялся над его же детьми все последние двенадцать лет. Знай Бейлон об этом ходе раньше, ни одна клятва, данная не им, но сковавшая его, не удержала бы его в замке. Единственная ценность, которую он прихватил бы с собой, имела бы вредный характер, родинку на подбородке, да серебристые волосы, собранные в неизменные косы. Впрочем, смысла сокрушаться над упущенными возможностями не было. Нужно было подвести побег ко времени приезда родителей, чтобы снять с них подозрения. За столько лет Бейлон создал себе идеальное амплуа чего-то среднего между веселым разгильдяем, неисправимым ловеласом и беззаботным сумасбродом. Из года в год, из месяца в месяц он оттачивал свой навык лицедейства, учился плести вокруг себя сложное кружево фальшивой личности, пуская пыль в глаза всем и каждому. И все ради того, чтобы однажды, в самый уязвимый момент для его врагов, когда те не будут ждать нападения — уж точно не от него — затянуть незримую удавку на их шеях. Сир Роджер был одним из трех его личных охранников. Можно сказать, что Бейлон вырос с ними тремя, у них сложились вполне дружеские отношения, однако ни один из них никогда не выпускал из памяти то, кто является пленником, а кто конвоиром. Когда изрядно захмелевший принц среди ночи заявил заплетающимся языком, что желает прогуляться, Роджер, обреченно вздохнув, поплелся следом. И всю дорогу Бейлону пришлось слушать его ворчливые злопыхательства, перемежавшиеся с требованием большего жалования. В иной раз принц бы всенепременно посостязался с ним в язвительности, но тогда все его силы уходили на то, чтобы не раскиснуть перед первым в жизни вероломством. Кинжал вонзился мужчине прямо в грудь, ибо Бейлон посчитал, что рыцарь, подобный сиру Роджеру, не заслуживает удара со спины. Сказать, что Таргариен не почувствовал ничего, совершая первое в своей короткой жизни убийство, было бы ложью. Изумленные глаза Роджера еще долго будут преследовать его в кошмарах, но то была необходимая жертва. Умолкнуть на веки вечные должен был именно он, ибо, как самый надежный из всех троих, знал то, что могло Бейлона однажды погубить. Верно говорят, что подлость живуча, а излишняя честность и преданность — смертельна. Доверенный человек отца, немолодой наемник, поджидал его в песчаной бухте, откуда последовал их долгий и полный трудностей путь домой. Окровавленный дублет, «потерянный» на побережье, был обманкой, чтобы сбить Синих со следа. Уверившись, что Бейлон наверняка сел на лодку и попытается теперь пересечь залив Черноводной, они бросили все силы именно в том направлении. Вот только Бейлон не был таким идиотом, чтобы сунуться в подконтрольные Веларионам воды. Они проделали приличный круг через Речные земли до самой Расколотой Клешни, а уж оттуда до родового острова их семьи было рукой подать. Весь путь он скрывал лицо и волосы под капюшоном, на всякий случай передвигаясь по лесам и держась подальше от сел и деревень. А когда они причалили к берегу Драконьего Камня, Бейлон, не сдержавшись, опустился на одно колено и с непонятным самому трепетом коснулся рыхлой и влажной земли. Вот он и дома. Его не встречала толпа вассалов, не было слышно здравиц и приветствий, только две одинокие фигуры неподвижно замерли на пляже, пока лунный свет придавал их лицам чарующую красоту оживших валирийских Божеств. Встреча с родителями прошла скомканно. Рейниру разрывали нахлынувшие на нее чувства и душили слезы. Она надрывно прижимала его к груди, не в силах вымолвить ни слова, а Бейлон думал о том, как это странно: они виделись в Красном замке каждый год, где мать проводила с ними нестерпимо короткие несколько дней, но отчего-то именно сейчас встреча так сильно разрывала сердце. Тогда родители навещали пленников, собственноручно отданных врагам, как залог своего повиновения. А в этот раз они встречали заблудшего сына дома. Рейнира судорожно пыталась придумать причины отложить встречу с Вермитором хотя бы до завтрашнего утра, однако Бейлон слишком долго ждал, чтобы сейчас, когда заветная мечта маячила где-то на горизонте, каждый час был для него равносилен долгой зиме. Отец, сдержанно улыбаясь, понимающе похлопал его по плечу, бросая предупреждающий взгляд на мать. Черные скалы и окутанные мраком ущелья острова словно предупреждали: «Остерегайся тревожить наши покой, коль скоро не уверен ты в силах своих». Бейлон вглядывался в темноту пещер и расщелин, мимо которых они проходили, гадая, не затаилась ли там очередная чешуйчатая смерть. Но проверить это у него возможности не было, ибо Деймон продолжал уверенно ступать вперед, уводя их все глубже во тьму. С ними не было драконоблюстителей, ибо даже этому древнему ордену Рейнира и Деймон не доверили тайны своей маленькой шалости. Весь путь до пещеры Вермитора прошел для него как в тумане. Он не различал дороги, с замиранием сердца озираясь по сторонам и за бешеным стуком своего сердца не слышал ни слова из того, что взволнованно вещала Рейнира. Кажется, это были какие-то дельные советы по приручению дракона, но это было неточно. Деймон молчал. Рот он открыл только когда они подошли к краю полуразрушенной террасы. Держа факел над головой, Деймон запел на высоком валирийском. Поначалу ничего не происходило, а после послышался отдаленный шум, напоминавший не то раскаты грома, не то камнепад. Затем тяжелые шаги огромного зверя, идущего на зов. Из глубины пещеры подул холодный ветер, потушив пару факелов, земля под их ногами несколько раз содрогнулась, и вот перед ними предстала гигантская морда дракона. Зловонное дыхание окатило их, когда дракон раскрыл пасть, демонстрируя огромные клыки. — Rytsas, Vermithor, — Деймон уверенно, как старому другу, протянул руку вперед, с осторожностью любовника гладя жесткую чешуйчатую морду. — Avy kenjõ zentyssy. Bisa vala — issi dolengar. Два огромных грязно-желтых омута с вертикальными зрачками тогда обратились на Бейлона, словно готовые утянуть его в свою глубину. Дракон приглядывался к гостю. — Koerrhi mūtadıō te lūrho, — добавила Рейнира строго. Вермитор презрительно фыркнул, выпустив два столба дыма из ноздрей. Отец с матерью отошли назад, но перед этим Рейнира тихо шепнула ему: «Не бойся. Даже не признав тебя, он не осмелится причинить вред истинному валирийцу». Откуда было матери знать, что для Бейлона страх оказаться непризнанным, отвергнутым был сильнее страха смерти. Медленно он приближался к дракону, не сводившему с него глаз, и внезапно совершенно естественный испуг перед огромным существом, способным его проглотить, не разжевывая, иррационально отступил, уступив место трепету, восхищению, азарту, воодушевлению, дерзкой решимости и уверенности. Неизвестно, разглядел ли Вермитор в его глазах эти чувства, однако оскал его стал менее пугающим, а взгляд оценивающим. Он приблизил голову к этому наглому человечишке, что осмеливается ему улыбаться. — Lykiri, Vermithor! Dohaeras, — громко приказал Бейлон, и мог бы собой гордиться, ибо его голос даже не дрогнул. — Anha truno móngreti kezza dõerrae. Dohaeras, Vermithor! — повторил он. Бронзовый Гнев опустил голову к нему вплотную и издал низкое клокотание. Бейлон отдал бы руку на отсечение, что это был самый настоящий драконий смех. Вермитора впечатлило его нахальство. С минуту они стояли неподвижно, Бейлон не смел отвести взгляд, будто нутром чувствуя, что стоит ему опустить глаза или отвернуться, и он проиграет в этой непонятной игре, правил которой он не знал. Только одно он знал точно: Бронзовый Гнев никогда не станет подчиняться тому, кто уступает ему в упрямстве, ярости и отваге. Сделав глубокий вдох, Бейлон поднял руку и, не заметив встречного недовольства, коснулся носа дракона. То, что произошло позже, было сложно объяснить. Пожалуй, правильнее всего было бы сказать, что он услышал в голове голос Вермитора. Хотя и эта формулировка не передает до конца всей неповторимости и изумительности этого мгновения. В его голове словно пронеслась мысль на валирийском, но это была совершенно точно не его мысль! Voktī ãre ãõharo. Voktĩ aorĩ nelyti. Voktĩ aro skorroźĩ. Nyma zer dãerve. Вермитор за пару минут смог заглянуть ему в самую душу и признать с ней родство. И теперь они с небольшими перерывами вот уже несколько часов — всю ночь и все утро — рассекают небеса, привыкая друг к другу. Элейна, с трудом подбирая слова, много раз рассказывала ему о глубокой связи наездника с драконом, но это не было и наполовину так божественно, как оказалось. В нем открылся шестой орган чувств, который «слышал» только своего дракона. Это не были оформленные мысли, как при первом прикосновении, это было нечто первородное, древнее, как инстинкты или рефлексы. Мы ведь не думаем о том, чтобы поднять руку и почесать нос, прежде чем ее поднимаем? Вермитор угадывал малейшее его побуждение или мысль, не успевала она пронестись в его голове. А Бейлон ощущал его настроение, эмоции и намерения. Теперь Бейлон недоумевал, как жил все эти годы без своего дракона. Зато теперь ему было понятно, отчего Джекейрис говорил, что Таргариен по-настоящему живет лишь в небе. Скупое местное солнце уже было в зените, когда его живот заурчал, напоминая о наличии у Таргариенов всяких низменных потребностей, помимо потребности летать. Одновременно в нем откликнулись усталость и желание передохнуть Вермитора. Повернув назад, они полетели в сторону пещер. Внизу, у подножия одной из скал его уже ждали двое гвардейцев и несколько драконоблюстителей. Бейлон неуклюже слез со спины Вермитора, едва не повалившись в грязь лицом в прямом и переносном смысле. Поскальзываясь на влажных после дождя камнях, он протопал к ожидавшим его мужчинам. — Ваше высочество, — к нему обратился один из гвардейцев, рослый, бородатый детина. — Меня зовут сир Норос Олдрик. Я начальник городской стражи острова. Их высочества принц Деймон и принцесса Рейнира прислали меня сопроводить вас в замок. Бейлон заметил, что второй гвардеец держал под узды свободную лошадь, очевидно, предназначавшуюся для него. — Отлично, Олдрик! Сопровождай! — милостиво позволил принц и вальяжно хлопнул гвардейца по плечу, направившись прямиком к лошади. У него было превосходное настроение. Мир был прекрасен, и даже грубоватое и неприветливое лицо Олдрика было вполне себе симпатичным. Если хорошенько приглядеться. Желательно ночью. Всю дорогу Бейлон насвистывал веселую, детскую песенку под нос, с любопытством рассматривая места, которые, оказывается, немного помнил. Они проехали через главную улицу города, не скрываясь — теперь уже не было смысла таиться. Люди выходили на улицы, чтобы поглядеть на него, многие махали руками и благословляли его. Мелкие мальчишки радостно бежали следом, восторженно крича. — Его высочество вернулся! — Принц Джекейрис вернулся! — А где же Вермакс? Услышав эти слова, Бейлон растерялся. Выходит, они считают его Джекейрисом. Как иронично, однако. Знай они их получше, никогда не спутали бы старшего брата со средним. Но, увы, такова доля младших сыновей: их редко вспоминают, еще реже им воздают почести. Они нужны лишь, как запасная кляча на случай, если первая лошадь сломает ногу. Впрочем, предаваться горьким мыслям и мелочной обиде было не в его характере, да и день этот не могло омрачить подобное недоразумение. Он даже не посчитал нужным исправлять мальчишек, и вместо этого пришпорил коня. Рейнира и Деймон ожидали его в кабинете отца. Едва он вошел внутрь, сияя, словно начищенная монетка, мать кинулась к нему. — Я так тобой горжусь! — горячо зашептала она со слезами на глазах, прижимая ладони к его лицу. — Я ни минуты не сомневалась, что ты справишься! Позади раздалось насмешливое фырканье. Деймон лениво подошел ближе и с притворным равнодушием прищурил глаза. На губах у него играла одна из тех редких улыбок, увидеть которые доводилось не каждому. — Хорошо сработано, сын, — голос у отца был низким, с хрипотцой, совсем не так он звучал на валирийском. — Клянусь Воином, ты летал так, словно делаешь это лет с пяти, ваша связь с драконом очень сильна. — Мне теперь жаль, что я потерял столько лет, — без задней мысли воскликнул Бейлон. — А ведь мог бы оседлать его хоть в семь, как мама! Тень набежала на лицо Рейниры, и юноша прикусил губу. Сам того не желая, он напомнил ей, что именно она отдала их в заложники Синим. — Прости, мама, я не это имел в виду, — сконфузился он. Рейнира через силу улыбнулась и потрепала его по волосам. — Ты устал, слуги проводят тебя в твои новые покои. Иди, отоспись, как следует. А после мы поговорим… нам многое нужно обсудить. Прислушавшись к себе, Бейлон признал ее правоту. Он и правда был измотан и наверняка исхудал. Не только продолжительным полетом, но и долгими днями скитаний. Голос отца заставил его обернуться у самой двери: — С возвращением домой, сын. Широкая улыбка сама собой расцвела на его лице. Бейлон вновь почувствовал себя маленьким ребенком, который нуждается в матери и отце. И пусть завтра он, отдохнувший и свежий, вновь станет взрослым мужчиной, жаждущим сражений и подвигов, но сегодня можно насладиться запоздалыми мгновениями ускользнувшего детства.

***

Драконий Камень оказался совсем не таким, как он помнил. Намного меньше. И куда мрачнее. В детстве он виделся ему колоссальным исполином, достигавшим шпилями облаков, а на деле тяжелые сизые облака гордо проплывали намного выше, не позволяя себя коснуться. Замок был, что называется, драконьим — камины в форме разинувших пасть драконов, огромные барельефы на всю стену с изображением злобно скалящегося дракона, миниатюры и фрески, описывающие историю Древней Валирии, войны с гискарцами, андалами и ройнарами, покорение будущих колоний, и, разумеется, Рок; башни, чернокаменные стены которых обвивали своими телами вырезанные из камня драконы — до сих пор не утихали споры о том, как скульпторам древности удалось создать такие огромные скульптуры прямо на стенах, но все сходились на том, что без магии тут не обошлось. Бейлон проспал весь день, и даже проснувшись ближе к ужину, не спешил подниматься. Растопленный чьей-то заботливой рукой камин распространял по комнате уют и тепло. Растянувшись на непривычно жесткой кровати, он рассеянно наблюдал за маленьким пауком, что трудолюбиво плел свою паутинку в углу. Когда-то Лейна Веларион сплела такую же паутину, в которую угодили его родители. Бейлон представил, как это бесстыдная ведьма, накидывая свой шелковый пеньюар кроваво-бордового цвета на тонкие, белоснежные плечи с россыпью родинок, начинала тончайшую работу. Как она с этой своей чарующей улыбкой оставляла узор за узором, предвкушая вожделенное лакомство, пока все остальные блаженно спали. Он представил ее жесткие распущенные волосы, серебристыми волнами ниспадающие на плечи, тонкую талию и маленькую лодыжку, выступающую из-под кружева пеньюара. Воображение понесло его в опасном русле, совершенно не желанном с утра, и Бейлон тряхнул головой, отвлекаясь. Его родители в свое время допустили непростительную оплошность, позволив себе легкомыслие и беспечность. Вместо того, чтобы укреплять свои позиции, они предавались утехам на Драконьем Камне, рожая детей и совершенно не задумываясь о будущем. Железный трон и себя на нем Рейнира воспринимала, как нечто само собой разумеющееся, Деймон в своей неукротимой вере в собственное могущество стал жертвой банальной самонадеянности, а Веларионы ловко воспользовались и тем, и другим. Если задуматься, Рейнира и Деймон сами вручили им победу своей безответственностью. Что ж, теперь их черед делать ход. Бейлону предстояло исправлять ошибки родителей, и хорошо, что на этом пути он будет не один, а с Элейной. При воспоминании о сестре на губах у юноши расцвела довольная улыбка. Сейчас его девочка в Красном замке вовсю изображает из себя разбитую и растерянную невинность, льет слезы и божится, что непричастна к побегу своего непутевого брата. А сама как следует вознаградит его при следующей встрече. Хитрая маленькая чертовка. Его чертовка. За годы плена Бейлон не сломался только благодаря ей. Сначала на плаву его держала самая обычная ответственность за сестру, затем почти маниакальное стремление защищать ее от всех, не выпуская из поля зрения ни на миг, в один день обратившееся в желание обладать ею, как женщиной — самое естественное и предсказуемое желание, ведь с самого детства Элейна была обещана ему, а не Эймонду. Она должна была принадлежать именно ему. И пусть Боги будут ему свидетелями, он свое получит. Рассудив, что родня его уже заждалась, Бейлон бодро вскочил на ноги и тут же столкнулся с неожиданным препятствием. У него не было одежды. Те тряпки, в которых он путешествовал последние три недели, провоняли многодневной грязью, потом и драконом. Натягивать их на себя не было ни малейшего желания, но ведь не нагишом же идти по замку! Тут взгляд его упал на аккуратный сверток на тумбочке, внутри которого оказалась чистая одежда, предусмотрительно посланная матерью. Одежда на проверку оказалась ему вполне впору, и Бейлон, собрав свои короткие волосы в хвост, вышел из комнаты, и только в коридоре столкнулся с проблемой номер два. Он не помнил дороги в Зал Расписного стола. Ну ничего, где наша не пропадала? Юноша решительно потопал вперед, затем на развилке отчего-то все с тем же уверенным видом свернул налево, затем спустился по лестнице, попал в еще один мрачный коридор, где на очередной развилке ему понравился правый проход… Кто знает, сколько бы он плутал, понося последними словами своих предков, если бы в полумраке очередного прохода не замаячил чей-то силуэт. — Эй! — окликнул он. — Я тут немного сбился с пути. — Фигура замерла, явно поджидая, пока он подойдет ближе. — Меня зовут Бейлон Таргариен, — добавил он на всякий случай. Он сделал несколько шагов к незнакомцу, чье лицо по-прежнему скрывала тень. Внутреннее чутье требовало отойти прочь от странной фигуры, которая не спешила подавать голос, но Бейлон его, как обычно, проигнорировал. Правда, рука все же легла на эфес меча. — Я сын их высочеств принца Деймона и принцессы Рейниры, — продолжил он, медленно приближаясь. — Мне нужно попасть в Зал Расписного стола. Теперь в полутьме смутно угадывались очертания лица, которое внушало только большую тревожность. Острые скулы и глубоко посаженные глаза, что пугающе блестели из темноты. А когда из тени появилась белозубая улыбка, Бейлон из последних сил сдержался, чтобы не дать деру. — Думаешь то, что ты сын Рейниры и Деймона тебя убережет? — спросил несколько высокий голос. — Тогда ты, братец, явно страдаешь потерей памяти. Ведь они не уберегли тебя, когда Сияющая Королева приказала отдать троих детей на заклание, — незнакомец выступил из тени. Худощавое юношеское лицо с нездоровыми кругами под глазами, светлыми бровями и ресницами, неуместной, отталкивающей улыбкой и длинными белыми волосами с парой темных прядей, собранных на затылке. — Визерис? — изумленно выдохнул Бейлон и, отпустив рукоять меча, порывисто обнял брата. — Я не узнал тебя! Что за глупые шуточки! Дай-ка я на тебя погляжу. Он отстранился от младшего брата, цепко держа его за плечи. Визерис криво ухмылялся, и только тут до Бейлона дошло, что тот не ответил на его объятия. Младший брат, которого он помнил трехлетним карапузом, вырос в невысокого, болезненно худого юношу со странным блеском в абсолютно черных глазах. — Нравится? — саркастично спросил Визерис, будто читая мысли Бейлона. — Ты подрос, — неловко проговорил Бейлон. — Я бы и не узнал тебя, если бы не волосы. Было в облике Визериса нечто напрягающее. Слишком пристальный взгляд, приклеенная к лицу улыбка, тихая, медленная речь, легкие подергивания головы вправо, судорожно сжатые пальцы. Бейлон старательно отгонял догадку, пришедшую на ум. — Мы могли бы встречаться чаще, но отец стыдится меня. Хотя он называет это «заботой». Они не хотят, чтобы другие Драконы знали, что среди них безумец. Визерис плутовато захихикал, будто сказав остроумную шутку. — Только я вовсе не безумен. Мне известно намного больше, чем им всем. Хочешь, расскажу тебе секрет, который узнал? — Визерис поманил его, и, когда Бейлон подставил ухо, прошептал: — Дракона заберет звезда с семью концами. Брат выжидающе посмотрел на него, нетерпеливо ожидая реакцию, словно только что сообщил, что земля круглая. — М-м-м, ясно, — с тоской протянул Бейлон и положил руки на плечи Визериса. — Что же с тобой произошло, брат мой? Что тебе пришлось пережить за все эти годы? Растерянность, боль, грусть и разочарование промелькнули на лице младшего Таргариена за пару мгновений. Он резко сбросил руки Бейлона. — Пошли, я проведу тебя к родителям, — холодно бросил он, двинувшись в сторону, откуда Бейлон пришел. Всю дорогу они шли молча. Визерис шел чуть впереди, за ним понуро следовал Бейлон. Слова не шли. Он много раз представлял, каким вырос младший брат, грезил о встрече, а столкнулся с чужаком, поселившимся в теле брата. У самых дверей Визерис остановился, и, отвесив брату насмешливый поклон, заковылял обратно. С глубоким вздохом и медленно вскипающим гневом Бейлон толкнул массивную дверь. Рейнира и Деймон сидели за столом, заканчивая ужин. При виде него мать расплылась сверкающей улыбкой, засуетилась, велела слугам поскорее подать ему приборы. Деймон расслабленно улыбался, пока расторопные слуги подносили Бейлону одно блюдо за другим. Злость злостью, но голод ненадолго взял верх, и юноша со зверским аппетитом набросился на еду. Родители принялись вполголоса обсуждать, как скоро весть о приручении Вермитора дойдет до Красного замка. Рейнира ненароком обмолвилась, что еще с ночи велела мейстеру послать ворона Его величеству, Деймон пребывал в твердом убеждении, что когда их письмо дойдет до столицы, там уже будут в курсе событий. В ответ Рейнира с трагичным вздохом бросила в пустоту, что своей выходкой сын поставил под удар всю их семью. Весь этот спектакль отдавал фальшью, и на последней фразе Бейлон понял, на кого этот фарс был рассчитан — на слуг, ровным рядом выстроившихся вдоль стены и опускавших глаза в пол. Пока родители продолжали играть отведенные им роли, он, воспользовавшись случаем, исподтишка наблюдал за ними. Вчера, в пылу возбуждения, он даже не рассмотрел их как следует. Да и во время их встреч в Красном замке, когда при них в обязательном порядке присутствовали один-два слуги, ни один из них не чувствовал себя свободным настолько, чтобы снять с лица осточертевшую маску. Но непрерывно носить маску в своем доме невозможно. Мать стала нервной. Даже в такой непринужденной обстановке семейного обеда ее движения отдавали легкой нервозностью и отрывистостью. Она чуть располнела за последний год, но эта полнота не портила бы ее, если бы не темные круги под глазами и ранние морщинки на переносице и над губами, да бледная, сухая кожа лица. Она часто поджимала губы, а ее потухшие глаза то бегали, то застывали, уставившись в одну точку. В ее словах, обращенных к Деймону, сквозила едва заметная неуверенность. Что до отца, то ему возраст был к лицу. Очевидно, Деймон Таргариен относился к тому типу мужчин, что старели, как хорошее вино. Волосы чуть ниже плеч, собранные на затылке, спокойный, надменный взгляд, слегка презрительная улыбка и сарказм в каждом втором слове — вот весь Деймон. На мать он смотрел так же, как и на слуг вокруг — безразлично и скучающе. Красивая картинка счастливой семьи, которую Бейлон лелеял в душе все эти годы, медленно распадалась, как пепел от сожженного пергамента. На этой картинке мать с отцом по-прежнему взирали друг на друга с обожанием, Джейс, Элейна, Визерис и он сам вновь воссоединялись после долгих лет разлуки. Счастливые, полные сил и надежд, они счастливо смеялись, Бейлон обнимал Элейну, Визерис, недавно посвященный в рыцари, мужественно терпел бы подначивания старшего брата, Джекейрис бы нудел о своих книгах, пока отец, сдавшись, не послал бы его в Цитадель. Но реальность, как обычно, разбивала даже самые смелые мечты, преподав один из важнейших уроков жизни: разбитую вазу можно склеить до последнего осколка, но прежней она уже никогда не будет. Когда эта горькая истина пронзила его разум своей отвратительной наглядностью, ненависть с новой силой разгорелась в нем, а ненавистный образ ухмыляющейся Лейны Веларион вновь вспыхнул где-то на сетчатке. Слуги тем временем убрали со стола и с позволительного кивка Рейниры удалились. В то же мгновение с лиц трех представителей боковой ветви правящей династии слетели улыбки. — И кто из них шпион? — Бейлон кивнул в сторону дверей. — Кто знает, — протянул Деймон, потянувшись за кубком. — Этот замок битком набит шпионами. Но есть и хорошие новости: мы с твоей матерью научились их дурить. — Раз мы теперь одни, — Бейлон откинулся на спинку стула, испепеляя взглядом родителей, — не подскажете мне, почему Визерис не присоединяется к семейному обеду? И что, седьмое пекло, с ним произошло?! Почему он ведет себя, как… как… — Как помешанный? — пришел на помощь Деймон, скривившись. Рейнира бросила на мужа ледяной взгляд. — Все сложнее, чем ты думаешь, Бейлон, — вздохнула она, повернувшись к сыну. — Когда вас забрали, Визерису было всего три года, но для него это стало тяжелым ударом. Бейлон вспомнил ту промозглую, дождливую ночь, что, справедливости ради, стала ударом для всех них. Джейс был старшим и держался молодцом, чего нельзя было сказать о младших: Элейна истошно вопила, а Бейлон отчаянно цеплялся за юбки матери. Когда незнакомые мужчины в доспехах волокли их к кораблю, пришвартованному к берегу, последнее, что запомнил Бейлон, это маленький Визерис, забившийся в угол между ящиками и прикрывавший ладошками уши. — Некоторое время он не разговаривал, — продолжила Рейнира ломким голосом. — Часто сбегал на пристань, где мы со временем привыкли его находить среди ящиков с грузом. А когда он снова заговорил… он порой такое выдавал, что я думала — лучше бы он молчал и дальше! Например, когда на обед подавали еду, он мог спросить, зажарили ли вас так же, как эту свинью. Или когда вас принесут в жертву Богу Смерти. Однажды, когда я хотела обнять его, он оттолкнул меня со словами… — Рейнира судорожно вдохнула и дрогнувшим голосом закончила: — Что однажды я и его отдам на заклание, как и вас. Дальше она продолжать не могла. Трясущейся рукой она взяла кубок и поднесла к губам. Тогда заговорил молчавший до сих пор Деймон: — Он стал неуправляем. Его невозможно было заставить учиться, познавать науки, заниматься фехтованием. Он игнорировал нас и наши приказы, а любая попытка наказания неизбежно оборачивалась побегом, во время одной из которых он и оседлал Эссовиуса. В конце концов, мы решили предоставить его самому себе. Теперь твой брат преспокойно может слоняться по всему замку, пугая слуг в темных коридорах, нести всякую околесицу и ни в грош не ставить нас. А когда ему становится скучно, еще и изображать бесноватого. Что бы не болтал мейстер Джеральд, я убежден, что твой брат в здравом уме, просто его мало знакомили с розгами по воле твоей сердобольной матери, — ядовито закончил он. — Деймон, наш сын болен! — надрывно воскликнула Рейнира. — Он нуждается в нашей любви и поддержке! — Все, в чем он нуждается, это пара дней в казематах без еды и воды, — злобно сверкнув на нее глазами, отрезал отец и ткнул пальцем в ее сторону. — Это ты довела его до такого состояния своими постоянными поблажками и уступками. Своим потаканием его капризам ты превратила его в избалованного, испорченного ребенка, привыкшего, что ему все сходит с рук. Ты не позволила мне вырастить из него мужчину, и теперь пожинаешь плоды! Рейнира со стуком опустила кубок на стол, расплескав остатки вина на белоснежную скатерть. Ее руки начали мелко подрагивать, а глаза налились кровью. — Послушать тебя, так я виновата во всех бедах нашей семьи! — А разве нет?! — повысил голос Деймон. — Не ты ли отдала наших детей в заложники Синей шлюхе? — Чтобы спасти тебя! — Рейнира вскочила на ноги. — Ничего из этого не было бы, если б ты позволил мне с самого начала согласиться на предложение Рейнис! Если бы не отравлял мой разум сладкими обещаниями! Если бы ты не жаждал войны так сильно, мне не пришлось бы жертвовать своими детьми, чтобы сохранить тебе жизнь! Желваки на лице Деймона заиграли, он открыл рот, но его перебил хлопок, а затем другой. Родители озадаченно обернулись на лениво аплодировавшего им Бейлона. — Должен признаться, я впечатлен, — презрительно произнес он, прекратив хлопать. — Я ожидал увидеть всякое, но такого… Королева была бы в восторге, узнай она, что Черная принцесса и Порочный принц, которых она так боится, настолько немощны и жалки. — Лица родителей вытянулись от возмущения, но Бейлон и не думал их щадить: — У вас было целых двенадцать лет на то, чтобы разобраться со своими обидами, понять, наконец, что обвиняя друг друга, вы ничего не достигните. Но вместо этого вы заживо гнили в этом замке, упиваясь жалостью к себе и неприязнью друг к другу. Деймон и Рейнира молчали. Он поднялся на ноги, холодно глядя на тех, кем еще недавно гордился. — Теперь это уже не только ваша война. Это война и ваших детей. Так что пора бы вам взять себя в руки, пока мы не решили, что справимся без вашей помощи. В последний раз окинув их взглядом, он неторопливым шагом покинул зал. Никто его не остановил.

***

Последующие дни показали, что на Драконьем Камне что-то подгнило, причем уже давно и основательно. Ссора родителей, вспыхнувшая подобно лесному пожару в мгновение ока, явно не была первой, и не последней ей предстояло стать. В Драконьем Камне сам воздух был насквозь пропитан обидой, разочарованием, сожалениями и озлобленностью. Рейнира и Деймон, когда-то страстно друг друга любившие, теперь же не могли смотреть друг на друга без легкой враждебности с оттенками отвращения. Рейнира винила мужа за Штормовой Предел, Деймон, убежденный, что как ценного пленника, его бы не посмели казнить, ставил ей в вину капитуляцию и выдачу детей вместе с их драконами. Причем, неизвестно, что больше приводило его в бешенство — потеря детей или их драконов. Визерис избегал общества родителей, живя в одному ему известном ритме и следуя одному ему слышимому зову. Бейлон, который теперь осуждал обоих родителей за постыдную слабость, с присущим ему упорством пытался сблизиться с братом. Порой ему казалось, что Деймон прав и Визерис полностью здоров. Брат выглядел злобным, язвительным, капризным и обиженным, но вполне адекватным юношей. В другой раз, он вновь превращался в того пугающего человека, каким предстал при их первой встрече, и Бейлон терялся, не зная, где именно Визерис играет роль. Он мог целыми сутками напролет пропадать невесть где, не считая нужным ставить семью в известность, как и спрашивать позволения. Младший брат был глубоко одинок. Незримые путы тянули его во тьму, из которой он отчаянно желал, но не умел вырваться. Вера Визериса в то, что его не понимают, что его бросили, что родители стыдятся его, была столь сильна и непоколебима, что вместо борьбы он избрал путь саморазрушения. Однако порой Бейлона терзало подозрение, что не так уж Визерис и ошибался в своих выводах. Как бы Рейнира не распылялась про поддержку, на деле она проводила целые дни в черной меланхолии и тоске, живя в ожидании встречи с отданными в заложники детьми. Близкий ребенок, каждый день маячивший перед ее глазами, не только не служил ей утешением, но и напротив, раздражал постоянным напоминанием о тех, других детях. В те редкие моменты, когда она готова была подарить ему крупицы тепла, ехидный голосок внутри замечал, что трое ее старших детей этой любви и тепла лишены. И неосознанно она отдалялась от Визериса, мучимая угрызениями совести и чувством вины. Затем совесть начинала роптать, что негоже так поступать с родной кровинкой, и для нее начинался порочный круг самобичевания. То, что Деймон называл «уступками» и «поблажками» было самой обычной трусливой попыткой откупиться. Что до самого Деймона, то его и вовсе поддерживала на ногах голая ненависть, лишь она занимала его мысли. Далекие враги стали ему куда роднее жены и младшего сына. А в промежутках он утешал себя в объятиях ни о чем не спрашивавших, ни в чем не попрекавших и ничего не требовавших шлюх. Он задумчиво наблюдал за побережьем, раскинувшимся далеко внизу, стоя у окна. Впереди змеей извивалась крепостная стена, тянувшаяся почти до самого берега. Море было неспокойным, пенистым; высокие волны, казалось, упрямо стремились отвоевать себе новый клочок земли, приблизившись к стенам, а вдалеке, у самого горизонта виднелись грозовые тучи, суровой тенью приближавшиеся с востока. Рыбаки вдалеке тянули свои лодки на берег, не рискуя выходить в море. Сам остров, насупившись, встречал непогоду. Вот уж чего Бейлон от себя не ожидал, так это тоски по своей солнечной клетке. Тощая служанка низко поклонилась, проблеяв, что принц Деймон и принцесса Рейнира ожидают его в Зале Расписного стола. Бейлон мысленно подсчитал дни. Ворон должен был долететь до столицы три дня назад, и ровно столько же необходимо ему, чтобы прилететь обратно. Значит, есть вести из Королевской Гавани. С нетерпеливым предвкушением, как напакостивший мальчишка, Бейлон спустился в Зал. По лицам Деймона, сидевшего в кресле во главе стола, и Рейниры справа от него невозможно было что-либо понять. Бейлон невозмутимо уселся напротив отца, хотел поставить ноги на стол, но в последний момент решил не испытывать судьбу в лице Порочного принца. — Только что мейстер Джеральд принес письмо из Королевской Гавани, — вполголоса заговорил Деймон. — Король ожидаемо требует твоего немедленного возвращения в Красный замок. Хотел бы я быть там, когда они читали наше письмо, чтобы видеть лица моего драгоценного племянника и его мамаши. — Они были в ярости, — небрежно заметил Бейлон. — Очень надеюсь. — Итак, они требуют моего возвращения в столицу, — Бейлон выжидающе посмотрел на отца. До сих пор родители не посвящали его в свои планы. Он выполнил свою часть работы, и теперь было самое время обсудить дальнейшие действия. — А ты вернешься? — задал очевидный вопрос отец. — Нет, — дернул головой Бейлон. — Я уже сорвал с себя эти цепи и больше не намерен примерять их вновь. — Как твой отец, я бесконечно рад это слышать, — удовлетворенно кивнул Порочный принц. — Тебе нельзя возвращаться в столицу. Можешь быть уверен, что в этот раз цепей на тебе будет намного больше. Мы не для того шли на такой риск, чтобы потерять только что оседланного дракона в недрах Драконьего Логова. И снова замаячил вопрос, что для Деймона Таргариена является столь значимым — сыновья или драконы. — То есть дело только в этом? — фыркнул Бейлон, все же поставив ноги на стол. — А я уж было грешным делом решил, что ты не захочешь отправлять любимого сына обратно в темницу. Деймон проследил взглядом за его действием и закатил глаза, но, как ни странно, не выказав недовольства. — Однажды я верну свой трон, Бейлон, — вмешалась Рейнира. — И тогда я спрошу с Синих за все, что у меня было отнято. Это будет нелегкий путь, полный преград, и мы с отцом возлагаем на тебя большие надежды. Конечно, возлагают. Ведь теперь он наездник одного из самых больших драконов. А кем он был бы в глазах родителей без Вермитора? — Почему на меня, а не на Джейса? — он скрестил руки на груди, приготовившись слушать очередную патетическую речь. — Ведь это он ваш первенец и наследник. Рейнира опустила глаза и медленно, осторожно подбирая слова, заговорила: — За эти двенадцать лет я видела Джейса ровно двенадцать раз. Я не могу похвастаться тем, что знаю, каким человеком является мой сын. Он всегда был немного отстранен и холоден, и мне всегда казалось, что сын не рад мне. Она взглянула на сына исподлобья с печальной и неуверенной улыбкой. Бейлон хотел было съязвить по поводу того, что ей не пришлось бы видеть их раз в год, не прояви она малодушия двенадцать лет назад. Но умоляющий вид матери, которая отчаянно нуждалась в поддержке и хоть чьем-то понимании, больно ужалил его в сердце, заставив сжалиться. — Джейс… — он вздохнул. — Ему пришлось тяжелее, чем нам с Элейной. Мы были младшими, всегда видевшими опору в нем. А ему не в ком было искать поддержку. Девятилетнему ребенку пришлось взять ответственность за младших брата и сестру. Он слишком рано повзрослел. И… и он с самого начала понимал куда больше нашего: лицемерие Лейны, презрение Эйгона и неприязнь Веларионов. Потому ему сложнее принять то, что тебе пришлось сделать. — Хочешь сказать, что он не простил меня? — плечи матери опустились. — Я только хочу сказать, что Джейс немного погружен в себя, — уклончиво мотнул головой юноша. — Он умен, набожен, наделен мудростью, но до неприличия злопамятен. Но когда ты вернешь себе трон, у тебя будет время узнать его получше и примириться с ним, будь уверена. — А что насчет Элейны? — подал голос Деймон, играя с небольшим кинжалом в руке и проверяя его острие на своем пальце. — Как она относится к своему жениху? Бейлон рассмеялся, вспомнив, как однажды Элейна в очередном порыве гнева клятвенно обещала оскопить Эймонда во сне. — Она желает этого брака не больше, чем эпидемии серой хвори, а Эймонд отвечает ей трогательной взаимностью. Редкое взаимопонимание для договорного брака, не находите? Деймон хмыкнул, о чем-то задумавшись. — Так каков наш план? Если я не вернусь в Красный замок, это будет открытое неповиновение с нашей стороны. Мы дадим Эйгону и Лейне повод наконец-то поквитаться с нами. — Они, конечно же, спят и видят, как сделают это, — хмыкнул Деймон. — Вот только мы им этот повод не дадим. Ты отправишься в Эссос. Не сказать, что это было неожиданно. Бейлон и сам раздумывал о подобном варианте. — Зачем? — на всякий случай уточнил он. — Путешествовать. — Воевать. Родители произнесли это одновременно, недовольно переглянувшись. Бейлон насмешливо приподнял брови. — Так воевать или путешествовать? — Деймон, мы это уже обсуждали! — Рейнира всем корпусом обернулась к мужу. — Он только оседлал дракона, их связь не окрепла! Они еще не научились работать слаженно. Наконец, у Бейлона нет военного опыта, а ты хочешь отправить его на полноценную войну! — Тебе уже дали рыцарские шпоры? — обратился Деймон к сыну, не глядя ни на кого из них. Рейнира на столь демонстративное пренебрежение поджала губы, тщетно пытаясь испепелить мужа глазами. — Нет. Ни мне, ни Джекейрису, — Бейлон поморщился. — Они не хотят, чтобы лорды видели в нас истинных воинов, к которым принято обращаться «сир». Это было еще одна болезненная тема. Джейс был помазан в рыцари только накануне свадьбы с Рейной из простых соображений, что не может сестра короля быть замужем за оруженосцем. Бейлону же Эйгон запрещал участвовать в турнирах, чтобы хоть как-то проявить себя перед вассалами, а без этого о рыцарстве в мирное время можно было только мечтать. Сколь бы упорно он не тренировался, сколько бы раз не доказывал свое мастерство на тренировках, для окружающих он оставался Бейлоном Непомазанным. — Так я и думал. Теперь ты понимаешь, любовь моя, что Бейлон должен отправиться на войну? — Не вижу никакой связи! — упрямо поджала губы мать. — Пора показать всему Вестеросу, кто такие Чёрные драконы, — Деймон выпрямился в кресле. — Пусть мальчик летит на Ступени и сделает себе славу, как я когда-то. А после я лично посвящу тебя в рыцари. О таком Бейлон мог только мечтать. Вся его горячая натура рвалась в бой, он жаждал сражений, вожделел о подвигах, а уж перспектива быть посвященным в рыцари самим Порочным принцем!.. Бейлон все-таки убрал ноги со стола, вызвав самодовольную ухмылку у отца. — Тогда Эйгон не сможет предъявить вам счет, — с наигранным безразличием принялся рассуждать он. — Ведь вы приказали мне вернуться в столицу, а я ослушался приказа. Доказательств вашей лжи у них не будет. — Ты вполне мог ослушаться приказа, чтобы отправиться в путешествие туда, где нет войны! — продолжала гнуть свое Рейнира, видя молчаливое взаимопонимание мужчин. — Это не единственная причина, по которой Бейлон отправится воевать… — И на чьей стороне я буду сражаться? — перебил отца уже загоревшийся жгучим азартом Бейлон. — Эйгон, насколько мне известно, хотел поддержать Тирош и Мир. Быть может, мне стоит выступить на стороне лиссенийцев, чтобы заручиться поддержкой Лисса и Волантиса? — Ты мыслишь недальновидно, мальчик мой, — снисходительно улыбнулся Деймон, глядя на сына с затаенной гордостью. — Ты предстанешь перед архонтом Тироша и передашь ему привет из Драконьего Камня, а после преподнесешь ему победу в этой войне. — Деймон! — А после? Когда война окончится? Я ведь должен буду когда-нибудь вернуться в Вестерос. Матери словно уже не было в комнате. Мужчины уже перенеслись в недоступный для женщин мир, мир войн и крови. В то время как глаза молодого дракона горели от нетерпения и возбуждения, взгляд старого дракона был преисполнен понимания и легкого намека на зависть. — Ты возвратишься уже не как ребенок, которого можно держать в заложниках. Ты возвратишься помазанным рыцарем, победителем войны на Ступенях. Как думаешь, придаст ли это весу твоей фигуре в Красном замке? — Деймон многозначительно поднял брови. — Это слишком опасно! Он может погибнуть! Я запрещаю. — Дорогая, — голос отца стал подобен сахарному сиропу, переслащенному и до тошноты приторному, — любая женщина знает, что может умереть на родильном ложе, а мужчина — что может сгинуть на поле боя. Однако это не мешает и тем, и другим с завидным постоянством появляться на предписанных им Богами местах. — Я запрещаю! — прорычала Рейнира. Взгляд Деймона потяжелел. Несколько секунд он сверлил глазами грозно уставившуюся на него Рейниру. В этот миг Бейлон подумал, что еще не все потеряно, и где-то там, за этой растерянной, сломленной оболочкой еще жива та, кто должна была сесть на Железный трон. — Твоя мать переволновалась за последние дни, Бейлон. Думается мне, ей нужен отдых. Почему бы нам не полетать вместе на Караксесе и Вермиторе? — Почему бы и нет, — облегченно согласился Бейлон, не желая становиться свидетелем очередной семейной драмы.

***

Он вылетел в тот же день. Бейлон не выносил долгие и слезливые прощание, потому распрощался с матерью в замке, выслушал последние наставления отца, повторенные в тысячный раз, и отправился в покои Визериса, надеясь, что брат обнаружится у себя. Прощание с братом было тяжелым. Визерис словно желал что-то сказать, да не мог. С горьким привкусом легло на язык понимание, что между ними пролегла огромная пропасть, что никогда Визерис не будет «удобным» братом. Напоследок вместо слов прощания Визерис поведал ему, что черно-синие кружева сплелись слишком сильно, чтобы распутаться. Что бы это ни значило. На закате они с Вермитором вылетели в Тирош. Обогнув Острый Мыс, сделав небольшой перевал на Тарте, затем укрытые безлунной ночью, они проделали небольшой крюк до Ступеней, и только после достигли стен города. Тирош был расположен на самом северном острове Ступеней и отделен от Спорных земель небольшим проливом. Сам город был окружён крепостными стенами протяженностью до восьми тысяч метров, высотой двенадцать и шириной восемь метров. Город имел всего шесть ворот — по одним с северной и южной и по двое с восточной и западной сторон, все это придавало ему форму жука. А порт Рого Даэроса, расположенный между западными воротами, горожане любовно называли «головой жука». Восемь главных улиц тянулись от периферии к центру города, подобно солнечным лучам, а в самом центре города перед площадью располагался Дом Архонта, главная башня которого, достигавшая высотой девяноста восьми метров, была видна из любой части города и даже с побережья. Основные улицы города разветвлялись на множество мелких улочек, переплетавшихся друг с другом. Из этих улочек выделялись три относительно более широкие улицы, соединявшиеся друг с другом, подобно граням треугольника, в углах которого находилось три крупнейших рынка Тироша. Рынок Моллюсков назывался так благодаря своим знаменитым моллюскам, хотя помимо них там можно было найти все, что угодно — от местной рыбы до итийского риса и юнкайских специй. Рынок Гисс славился тканями, косметикой, красками и кузницами, где кузнецы создавали одни из лучших доспехов, имевших спрос по обе стороны Узкого моря. И, наконец, Рынок Работорговцев, где каждый день продавались, покупались или обменивались десятки рабов. Но, пожалуй, самой большой достопримечательностью города и гордостью тирошийцев можно было считать огромный каменный амфитеатр — наследие своей дочери сгинувшей в прошлом Валирии. Ни Лисс, ни Мир не могли похвастаться амфитеатром такого размера, как Саллизеус. Туда-то и хотел направить своего дракона Бейлон, но здравомыслие все же взяло верх над любовью к позерству. Он прибыл сюда заключать союз, а не угрожать, потому было решено приземлиться на побережье. Правда, юноша так и не смог отказать себе в удовольствии облететь город. Они прилетели в полдень, переполошив и перепугав местных жителей до смерти. Можно было бы сделать это менее помпезно, вот только именно такого картинного эффекта сын Порочного принца и добивался. Пусть тирошийцы для начала узреют мощь Вермитора. Вермитор же, полностью согласный со своим наездником, еще и громогласно рыкнул пару раз, слегка, по мнению Бейлона, переусердствовав. К тому моменту, когда юноша слез с его спины, ворота города и его стены заполонили напуганные, но отчаянно державшиеся на дрожащих ногах защитники города. Он прождал довольно долго, прежде чем ворота отворились и из них показалась пестрая, разряженная в свои восточные одеяния группа людей с разноцветными волосами и бородами. Архонт выделялся среди остальных не только породистым лицом, черной, как уголь бородой и внушительным видом, но и относительно более слаженной фигурой, по которой угадывался бывший воин. Торжественно и высокопарно поприветствовав его, архонт Наэрис Траго, говоря на Всеобщем языке с сильным тирошийским акцентом, представил себя и своих советников, после чего настал черед Бейлону представляться: — Я — принц Бейлон из дома Таргариенов, сын принца Деймона и принцессы Рейниры, прибыл к вам из Вестероса, дабы передать послание. Бейлон намеренно размыл формулировку, умолчав, от кого было послание. При упоминании Порочного принца, когда-то много лет назад именно здесь коронованного, как король Ступеней, и даже некоторое время правившего из Тироша этими самыми Ступенями, на лицах советников мелькнуло нечто среднее между страхом и уважением. Наэрис Траго же доброжелательно улыбнулся. Выходит, отец не преувеличивал, говоря, что был дружен с нынешним архонтом Тироша и некоторое время сражался с ним бок о бок. Когда Деймон во время своей знаменитой кампании на Ступенях сражался против Триархии, между Наэрисом Траго и тогдашним архонтом произошло серьезное разногласие, приведшее в тому, что Наэрис со своими кораблями, отделившись от остального флота, выступил на стороне Велариона и Таргариена. После победы и убийства Крагхаса Драхара Деймон назначил его наместником Тироша. Наместник этот после ухода Деймона и распада Триархии превратился в архонта, которому недюжинным умом, хитростью и своевременными, подчас жестокими и подлыми мерами удалось удержать власть, расправившись с враждебно настроенной аристократией города. — Для нас большая честь видеть здесь сына принца Деймона. Мы с радостью примем вас, как ценного гостя в Тироше, величайшем из дочерей Древней Валирии, — он сделал приглашающий жест рукой. — А после, когда вы отдохнете, обсудим все вопросы, ради которых вы проделали столь долгий путь. Это было лучшее из того, что он мог услышать. Прежде чем согласиться, Бейлон заявил, что просит позволения уважаемого архонта разместить Вермитора в амфитеатре, который был свидетелем древних драконов, летавших над ним. С самым сочувствующим выражением архонт отказал ему, объяснив свой ответ тем, что если стены амфитеатра и видели драконов, то жители, увы, нет, и присутствие огромного ящера может лишить их покоя. А принц Бейлон ведь не желает нарушать покой города, не так ли?

***

…он грубо притягивает ее к себе за талию, другой рукой путаясь в длинных волосах, которые лишь избранным позволено лицезреть распущенными, и впивается в ее мягкие губы. Она сдавленно мычит, пытаясь отстраниться. Но ее слабое, притворное сопротивление только злит его. Лицемерка. Продолжая терзать ее рот, от толкает ее к постели… …она садится на кровать и, не прерывая зрительный контакт, начинает отползать к изголовью, зная, что выглядит чертовски соблазнительно в расстегнутом и сползшем с одного плеча халате. Бейлон следует за ней. Спустя мгновение он уже нависает над ней на вытянутых руках. Это за гранью страсти, за гранью похоти… Это одержимость. …он покрывает ее поцелуями, пока его руки блуждают по податливому телу. Бейлон в прямом смысле терзает это тело, не зная пощады, кусая и зализывая места укусов, до боли сжимая пальцами грудь или ягодицы, пока она извивается и задыхается от его прикосновений… «Всегда знал, что ты та еще похотливая шлюха», — шипит он и облизывает ее шею от ключицы до подбородка, опуская руку между ее ног. Она начинает подаваться бедрами навстречу его пальцам. Ей нужно… больше. «Ты знаешь правила. Если хочешь — проси». Она прикусывает губу, продолжая молчать. Упрямица. Вот только эта игра им обоим хорошо знакома. Как и ее исход. Как и то, что им обоим это нравится. Он никуда не уйдет. Не с этим сумасшедшим блеском в глазах, и она знает этот взгляд, когда мужчина уже не сможет остановиться. Но почему бы не подыграть ему? Ведь ей и самой хочется подчиниться. Почувствовать власть над собой. Как и ему до исступления нужно видеть ее беспомощность перед ним. «Прошу», — и только после Бейлон дает то, что так отчаянно необходимо им обоим. «Я хочу тебя слышать», — рычит он. Но она молчит. Словно говоря: «Заставь меня». И он ее понимает. Двигаясь сильнее, жестче, необузданнее. Выбивая из нее стоны и мольбу — или все же приказ? — не останавливаться. О, ей по душе грубость. Даже когда он переворачивает ее и без намека на нежность цепляется за волосы. «Нравится тебе? — выдох дрожащим от возбуждения голосом. — А так?» — Шлепок, затем еще один, и еще, пока она не закричит. Пока не попросит еще. …они теряют связь с реальностью. Если их услышат — плевать. Каждый раз это напоминает битву, только ни разу еще Бейлону не удавалось выйти из нее победителем, как бы он не обманывал себя. Потому что даже подчиняясь, она умудряется оставаться непокорной. Подчиняясь, она на самом деле властвует, навязывая свою волю. И это сводит с ума, доводя до бешенства. «Пекло… — сквозь стук в ушах слышится собственный прерывистый голос. Или это лишь мысли? — Что… ты… со мной… делаешь…». Блаженный сон прервался беспардонно раздвинутыми портьерами, впустившими солнечные лучи. Бейлону захотелось придушить проклятого слугу, которому чертовски повезло, что он не был женщиной. Нет, после сегодняшних переговоров, в успехе которых он ни на миг не сомневался, Бейлон первым делом посетит один из перинных домов города. Это не Лисс, конечно, но парочка беловолосых блудниц тут точно найдется. Архонт назначил ему аудиенцию утром, что было весьма рационально. Очевидно, Наэрис Траго был человеком дела, а не праздности. Бейлону такое было по душе. Вопреки созданному в Красном замке образу бездельника и беспечного гуляки, Бейлон на деле не выносил промедления. Проблемы надобно было решать незамедлительно, иначе он не находил себе покоя, превращаясь в «самого невыносимого человека на свете», как однажды выразилась Элейна. Наскоро одевшись и позавтракав принесенными яствами, на которые щедрые хозяева не поскупились, Бейлон последовал за слугой. По дороге в одном из коридоров в него буквально влетел мальчик лет восьми-девяти, как выяснилось, бывший сыном архонта. Мальчуган с любопытством разглядывал его белые волосы, пока взволнованная нянька, совмещая извинения и низкие поклоны, пыталась оттащить его прочь. Бейлон усмехнулся, вспомнив себя в детстве, и только после того, как мальчуган скрылся за поворотом, заметил забытый на полу волчок с красно-синими горизонтальными полосами. Не зная, что с ним делать, он отчего-то с ним же и пошел. Архонт, все его советники — Бейлон насчитал шесть человек — уже собрались в просторном зале, совершенно не похожем на вестеросские. Здесь было много окон, от пола до потолка. В воздухе витали утренняя свежесть, легкие, ненавязчивые ароматы благовоний, а еще какого-то особого дурмана. Мужчины сидели не за столом, а прямо на полу, на мягких подушках. Это казалось Бейлону уморительным ровно до тех пор, пока сам он не расположился на одной из них. Это было чертовски удобно! Тирошийцы явно знали толк в комфорте. К тому же такое размещение позволяло расслабиться, размывало грань между строгим совещанием и дружеской беседой. Ему предложили знаменитый тирошийский грушевый бренди, оказавшийся на вкус довольно горьким. Бейлон обратил внимание, что архонт был едва ли не самым молодым среди собственных советников. Около некоторых мужчин стояли непонятные приспособления, похожие на вазы, от боковин которых отходили изогнутые трубки. Мужчины брали их в рот, вдыхали и выдыхали изо рта бледно-сизый дым. Он-то и распространял этот непривычный аромат. Видя озадаченность на лице юноши, Наэрис Траго усмехнулся и подал знак слуге. В тот же миг перед Бейлоном поставили похожий прибор. — Это называется кальян, мой принц. Попробуй, тебе понравится. Как и вчера, он продолжал говорить на Всеобщем, будучи неуверенным, как хорошо потомок истинных валирийцев знает язык своих предков. Таргариен никак не отреагировал на фамильярность тирошийца — в конце концов, он здесь парламентер и вынужден терпеть дурные манеры хозяев. По крайней мере, пока не решится исход переговоров, а дальше как получится… С некоторой опаской Бейлон повторил манипуляцию с трубкой и тут же закашлялся, вызвав добродушные усмешки тирошийцев. — К этому нужно привыкнуть, принц, — благосклонно улыбнулся Наэрис. — Тебе уже говорили, что ты очень похож на своего отца? Нет, Бейлону никогда этого не сообщали. Никому в Красном замке не пришло бы в голову восхвалять сходство сына с Порочным принцем. Никому не пришло бы в голову упоминать имя Деймона Таргариена чаще необходимого. И снова Наэрис прочитал все по его лицу. — Это так. Мне кажется, будто я вижу помолодевшего на пару десятков лет Порочного принца. То же нахальство, дерзость, бесстрашие. Но есть в тебе, юный принц, — Наэрис указал в его сторону трубкой кальяна, — что-то еще, чего не было у твоего отца. Вот только я пока не определился, что это, — и архонт опустил голову набок. — Я красивее? Наэрис округлил глаза, а потом во весь голос расхохотался, хлопнув себя по колену. Бейлону открылся идеальный ряд зубов. — А малец хорош! Что скажешь, Сааро? Снисходительность архонта покоробила Бейлона. Но ничего, он привык к тому, что его недооценивают. А уж прикидываться уравновешенным и спокойным глупцом, то есть тем, кем он никогда не был, он умел, как никто другой. — Он долго носил маски. — Бейлон повернулся на скрипучий стариковский голос и увидел сморщенного, слепого старца с длинной, бледно-голубой бородой. — И пока не научился жить без них. Старик, в отличие от архонта, разговаривал на тирошийском диалекте. Бейлон чуть нахмурился, пытаясь уловить затаенный смысл в словах старика. Наэрис же, продолжая улыбаться, вдохнул из трубки. — Итак, Многоликий принц, с какой целью ты к нам пожаловал? — перешел он к делу. — Я прибыл, чтобы предложить вам помощь в этой войне, — Бейлон поставил трубку на специальный держатель и выпрямился. — Нам известно, как обстоят дела на Ступенях и Спорных землях. Помощь драконов может склонить чашу весов на вашу сторону. — Мы рады видеть, что Его величество король Эйгон, Второй своего имени принял мудрое решение поддержать нас в этой войне, — кивнул архонт с таким видом, словно не его судьба зависела от данного вопроса. И тут настал черед Бейлона коварно улыбаться. — Боюсь, вышло небольшое недоразумение, достопочтенный архонт, — мягко проговорил он, перейдя на высокий валирийский. — Я прибыл сюда по приказу моих родителей, принца Деймона, которого все вы хорошо знаете, и принцессы Рейниры. Среди советников раздался удивленный шепоток, и даже Наэрис чуть прищурился, вкладывая в рот трубку. Сидевший справа от него грузный мужчина с собранными в пучок красными волосами и полнокровным лицом под стать, громко спросил, перебивая шептавшихся советников: — Значит ли это, что в доме Таргариен раскол и одна ветвь действует без ведома другой? — Скажем так, когда в Красном замке вас спросят, от кого вы получили поддержку, вы ответите: «От короля Эйгона». Но мы с вами будем знать, что в трудный час к вам на помощь пришел именно Драконий Камень. Бейлон слово в слово повторил слова Деймона, рассудив, что в таком щепетильном деле лучше положиться на опыт отца и не менять формулировки. — Если ты прилетел сюда без приказа вашего короля, как будешь перед ним отчитываться? И не сдерет ли он с тебя заживо шкуру? — поинтересовался другой советник, подслеповато щурясь на него. — Это уже моя забота, — как можно более уверенно ответил Бейлон. — И шкуры у нас не сдирают по той простой причине, что после драконьего пламени нечего и неоткуда сдирать. Наэрис фыркнул. И снова мужчины начали обсуждать его слова наперебой на тирошийском, перебивая друг друга, причем Бейлон, чьи познания в этом диалекте были довольно поверхностны, понимал только каждое третье слово. — Чего же принц Деймон и принцесса Рейнира желают взамен? — прозвучал насущный вопрос из уст наиболее практичного Наэриса. — Самую малость. Ваш флот. Когда придет время и Драконий Камень обратится к вам за помощью, вы, памятуя о том, как Чёрные драконы выручили вас в трудный час, вернете нам долг своими кораблями. — А если Его величество тоже решит послать нам дракона? — хитро поднял брови Наэрис. Этого вопроса Бейлон ждал с самого начала. — Я почти уверен, что так оно и будет. Не желая дарить столь сильных союзников партии моих родителей, они будут вынуждены послать свою помощь. Но вы ведь понимаете, что они никогда не сделали бы этого без моего маленького толчка? Слепой старик что-то заскрипел на тирошийском, но Бейлон понял только слово «пробудился». Архонт ненадолго задумался. — Твоя семья затеяла очень тонкую игру, Многоликий принц, — наконец, медленно и без следа былого веселья заговорил Наэрис. — Пытаетесь играть на два лагеря, но зачем нам вступать в вашу игру? Наша кампания продвигается вполне благополучно, и причин для спешки у нас нет. Быть может, стоит еще раз обратиться за помощью к королю всего Вестероса, дабы не связывать себя ненужными клятвами и не портить в будущем отношения с вашими королем и его матерью, которая, как я слышал, жестока настолько же, насколько прекрасна? От упоминания королевы у Бейлона свело зубы. Усилием воли он натянул на лицо улыбку, благо, это он умел делать отменно — улыбаться, когда внутри бурлил гнев. — Воля ваша, — равнодушно пожал он плечом, демонстрируя, что исход этих переговоров ему, по сути, безразличен. — В таком случае, мне остается только откланяться и отправиться в путешествие по Эссосу, как я и планировал. Вот только должен сообщить, что ответ из Королевской Гавани вам придется ждать еще долго. А у вас, насколько я могу судить, дела обстоят далеко не так удачно, как вы описываете, архонт. — И что же ты, юный принц, выросший взаперти стен Красного замка, понимаешь в военном деле? — хмыкнул один из советников с зелеными усами и бакенбардами, надменно скривившись. — Достаточно, чтобы понять, что если Лисс прорвется через воды вокруг Кровавого Камня, война будет окончательно проиграна, — невозмутимо отозвался Таргариен. — А пролетая над островами, я заметил, что ваш флот слегка… потрепался. Как долго вы сможете удерживать острова и одновременно сражаться на Спорных землях без поддержки осажденного Волантисом Мира? Без помощи драконов вам эту войну не выиграть. Зеленоусый с ответом не нашелся, только выпятив подбородок, презрительно фыркнул. Наэрис же с ответом не спешил, задумчиво изучая его взглядом. По всей видимости, они не ожидали от него такой осведомленности, но Бейлон не просто так делал крюк до Кровавого Камня. Видя, что ступил на благодатную почву, Бейлон продолжил: — В Красном замке не просто так тянут с вмешательством, они выжидают, пока положение ваше не станет вконец безнадежным, когда можно будет диктовать вам любые условия. Запомните мои слова, услуги Его величества короля Эйгона обойдутся вам куда дороже. Когда Эйгон решится предложить вам свою военную помощь, взамен он потребует освободить его от торговых пошлин или и вовсе передать ему несколько островов Ступеней, тем самым лишив вас монополии — поверьте, мелочиться он не станет. И тогда вам придется затянуть пояса потуже, пока ваши же торговцы и купцы не вынудят вас начать новую войну, но уже с Вестеросом. А вот за свою помощь Драконий Камень всего лишь однажды попросит от вас в свое время послать ему несколько десятков военных галер. Теперь и остальные советники, кроме зеленоусого, взирали на него с интересом, словно прицениваясь. Он сделал тщательно отмеренную паузу и добавил: — К тому же, вам представится редкая возможность уничтожить флот Веларионов — вашего едва ли не самого большого конкурента на побережьях Узкого моря. Это был последний козырь в его рукаве. Флот Триархии, если Трех Шлюх можно будет вновь объединить, станет одним из сильнейших флотов в Узком море, после веларионовского. Так почему бы не стать сильнейшими? — Иными словами, — во всеобщем молчании пробасил красноволосый, — вы предлагаете нам отказаться от помощи короля Эйгона и принять вашу? Бейлон криво улыбнулся. — Боюсь, вы слушали невнимательно… — Как там его звали? — …многоуважаемый господин советник. Вы примете помощь Его величества со всем почтением и благодарностью, которое посчитаете уместным, дабы не раздражать корону раньше времени. Но когда вспыхнет черно-синее пламя, вы примете верную сторону. Выгодную, как для вас, так и для нас. Слепец проскрежетал что-то на тирошийском, а Наэрис крепко задумался. Не желая ему мешать, Бейлон вновь вдохнул из кальяна. Он был весь словно натянувшаяся до предела струна, от волнения по спине пробежал пот. После второго вдоха напряжение слегка отступило. Проклятье, эта дрянь хороша! — Мы обдумаем ваше предложение и сообщим свое решение. Но сперва ответь мне, как скоро должно случиться ваше «однажды»? — сдержанно спросил архонт после продолжительного молчания, но внутренний голос шепнул Бейлону, что он уже победил. Он деланно задумчиво покрутил зажатый в руке волчок, приставил его к полу острием, затем, крутанув ручку между большим и указательным пальцами, отпустил. Волчок продолжил вертеться вокруг своей оси, сохраняя вертикальное положение. Все взоры обратились на детскую игрушку, будто бы содержащую ответ на заданный вопрос. Продолжая гипнотизировать его взглядом, Бейлон вполголоса произнес: — Кто знает, когда этот волчок остановится. Быть может, через год, быть может, через пять лет. А может, это произойдет в следующее мгновение? — Словно в подтверждение его слов волчок, замедлившись, дрогнул и накренился на бок. — Но его падение неизбежно, как и противостояние Синих драконов с Чёрными. — Волчок, окончательно потеряв равновесие, упал. Бейлон поднял глаза на архонта. — Вопрос в том, что решит многоуважаемый архонт: сомнительный союз с Синим Королем и его веларионовской свитой или взаимовыгодный альянс с Чёрными драконами?