Дар Матери Змей

      

Никто не может миновать меня, я проглатываю всех; эту власть даровали мне боги.

      

«Рамаяна», книга V.

      Марита провела ножом по волосам. Каштановый локон упал в реку и поплыл вниз по течению. За ним последовал и второй, и третий. Девушка резала волосы, сдерживая слезы.       Портить волосы, которые так нравились ее отчиму, было почти приятно. Это занятие успокаивало, на время прогоняло страх и отчаяние. Но что она будет делать, когда закончит, девушка не знала. И это пугало больше всего.       Идти домой? Нет, это исключено. После того, что случилось между ней и приемным отцом, она боялась вернуться даже на родную улицу, не то что в родной дом. Конечно, вернись она сейчас, этот день может пройти вполне спокойно. И следующий после него, и потом тоже. Но однажды это обязательно повторится. И если она опять отобьется, он убьет ее. Или она его. Марита не знала, что будет хуже.       Просить о помощи жениха? Тоже бесполезно. Он комнатный сынок своих родителей, шагу не ступит без их позволения. А они не хотят и слышать о том, чтобы дать приют девушке, бежавшей из отчего дома. Когда жених предложил хотя бы снять ей на время комнату на постоялом дворе, отец наотрез отказал ему в деньгах. А сам юноша не умел ни зарабатывать, ни устраивать дела.       Марита сейчас бранила себя за то, что ее угораздило сойтись с таким бескостным человечком. Они даже не хотят ее выслушать! Конечно, ведь ее отчим кшатра, уважаемый человек в деревне! Любые жалобы и обвинения его дочери почтенные люди тут же отметают, как девичью дурь! Ах, бедняжка, она так тяжело переносит смерть матери... Как трудно с ней, должно быть, доброму господину…       Отчаяние подкатило к горлу. Марита поняла, что буквально не знает, куда ей идти и что делать. Перед ней раскинулась черная зловонная топь нищеты, попрошайничества, черной работы, торговли телом и всего того злосчастия, на которое обречены бесприютные и неприкаянные люди.       Если только…       Лихорадочный блеск зажегся в темных глазах Мариты. Она подняла голову и поглядела на запад, в сторону моря.       Туда, где среди черных скал зияла глубокая пещера.       

***

      Пещера в самом деле была глубока. Марита спускалась уже несколько минут, перескакивая с одного влажного камня на другой. Дневной свет тускнел, оставался все дальше позади, но все же не исчезал совсем; по крайней мере, она видела, что находится прямо перед ней.       Марита пришла сюда в том же, в чем убежала из дома. Ее тело покрывала легкая тонкая накидка из красной ткани, оставлявшая открытыми загорелые руки и плечи. На стройных сильных ногах были простые сандалии на одном ремешке. Холодный ветерок из глубин пещеры играл коротко обрезанными каштановыми волосами девушки.       Цепочка скользких камней и выступов вывела Мариту к просторному гроту. Почти все его пространство занимало подземное озеро, полное непроглядно черной воды. Это напоминало ванную комнату в городской бане, куда Марита как-то ездила с матерью. Только тут в «ванную» будто бы налили не воду, а чернила.       Марита поежилась, и не только от холода. Она знала об этом месте от стариков и подружек. Но одно дело – слушать рассказы. Совсем другое – стоять у края черной воды и гадать, что именно может таиться в ее глубинах.       Но будь она трусихой, она не зашла бы так далеко. Поэтому Марита глубоко вдохнула, набрала в грудь воздуха и крикнула так громко, что эхо зазвенело под сводами.       – Сураса!       Сперва ничего не произошло. Марита успела почувствовать, как звенит в ушах мертвая тишина пещеры, потревоженная ее криком.       А потом вода в озере забурлила.       Девушка невольно вскрикнула и отскочила назад, когда хозяйка пещеры поднялась перед ней из черной воды. Она поняла теперь, почему старики называли это чудовище Матерью Змей. Сураса была огромна, больше любой змеи – да и вообще любого зверя или гада – каких Марита видела в своей жизни. Влажно блестящая сиреневая чешуя покрывала змеиное тело. Туловище толщиною с взрослого быка изгибалось и вращалось причудливыми кольцами. Желтые глаза, полные холода и мудрости, горели на плоской морде. Два ряда мелких клыков, острых как осколки стекла, поблескивали в пасти.       Змея поднималась перед девушкой в полный рост, и никогда еще Марите так не хотелось завизжать и броситься наутек. Она сама не сказала бы ясно, что в тот миг удержало ее на месте. Наверное, то, что снаружи ее ждали более страшные вещи, чем здесь.       Но вот Мать Змей сфокусировала на деве свой холодный взгляд. Ее желтые глаза сверкнули любопытством. Из челюстей вырвался длинный раздвоенный язык, а с ним – и леденящее кровь шипение.       – Чего ты ищешь здесь, дочь Евы?       Марита шагнула вперед. Раз уж ее спрашивают прямо, то и ей стоит перейти сразу к делу.       – Правду ли о тебе говорят, о Мать Змей? Правда ли, что те, кого ты съедаешь, проживают в твоей утробе целую жизнь, и жизнь эта полна счастья и удовольствий?       Змеиная голова качнулась в коротком кивке.       – Я могу проглотить взрослого мужа в пять глотков и переварить его за пять дней. На закате пятого дня я изрыгну его кости на Черные Скалы. Но за пять дней, проведенных в моем желудке, он проживет пять десятков лет, самых счастливых, какие только мог вообразить. В моей утробе каждый получает то, чего желает его сердце.       Марита кивнула и почувствовала, как мурашки побежали по коже.       – Тогда, Сураса, позволь предложить тебе завтрак. Я хочу, чтобы ты проглотила меня.       Гигантская змея прищурилась и опустила голову к девушке. От Мариты не укрылись ниточки слюны, заблестевшие на змеиных клыках.       – Ты юна и красива, дочь Евы. К чему искать столь раннюю смерть? Тебе не в радость твоя жизнь?       – Не в радость. Моей матери нет больше рядом со мной. Мой приемный отец – бесчестный и злой человек, он уже понуждал меня к большому греху и принудит снова. В родном доме я в его власти, а бежать могу только к нищим на улицу. Мой жених и тот не хочет за меня вступиться. Чего мне ждать от жизни, кроме греха и горя?       Кончик змеиного хвоста провел по чешуе на нижней челюсти Сурасы, будто бы Мать Змей задумчиво подперла подбородок своей единственной «рукой».       Марита ждала, стараясь не двигаться и не отвлекать змею от раздумий. Сейчас она не была уверена до конца, чего боится больше: согласия или отказа.       Нет, отказа все-таки больше.       Наконец Сураса махнула хвостом в сторону, как бы отбрасывая все ненужные мысли.       – Слушай внимательно, девчонка. Я не ела уже много лун, и твое предложение весьма кстати. Но одно ты должна знать, пока еще жива и можешь выйти отсюда.       Марита кивнула.       – Когда я проглочу тебя и начну переваривать, тебе будет больно. Соки моего тела обварят тебя до костей и выжгут глаза. Если ты сможешь стерпеть это и не издать ни единого звука, который выдал бы страдание – стона ли, крика ли, мольбы ли о помощи – то в тот миг, когда ты потеряешь от боли сознание, ты попадешь в свою идеальную жизнь. Поняла?       – А если не вытерплю? – спросила Марита, невольно дрожа.       – Тогда ты останешься в моем желудке и душой, и телом. Ты будешь вариться в моих соках все пять дней. И даже забытье твое будет коротким, столь несносной будет мука. Ну как, не боишься теперь? Не хочешь вернуться к соплеменникам?       Марита прикусила губу, чувствуя, как по телу от страха бежит жар.       То, что сулит Сураса, ужасает. Но так ли это ужасно, как жизнь в доме без любви, с чудовищем-отчимом, среди равнодушных соседей?       В конце концов, даже пять дней муки – что они в сравнении с целой жизнью лишений?       Девушка бесстрашно встретила ледяной взгляд змеиных глаз. Ее собственные глаза горделиво сверкнули.       – Я не беру свое слово назад. Ешь меня. Прямо сейчас.       Чешуйчатые челюсти дернулись так, что со стороны это даже походило на улыбку.       – Сбрось свои одежды.       Марита повела плечами, и красная накидка поползла вниз с ее тела. Девушка выскользнула из складок своей одежды, как змея выскальзывает из старой кожи. Накидка упала на землю, и Марита предстала перед Сурасой как есть: гладкая, крепкая, высокая, загорелая.       Что-то в выражении холодных змеиных глаз подсказало Марите странную идею. Она отбросила ногой ненужную более накидку, подняла над головой сцепленные руки – и начала танцевать. Ее сильное молодое тело изогнулось плавными волнами, на смуглом плоском животе заиграли мускулы. Развитые, будто налитые груди качались в такт ее движениям, алые соски напряглись и набухли в холодном воздухе пещеры. Или дело было вовсе не в холоде?       Марита сама не была уверена, зачем она это делает. Быть может, потому, что последние минуты жизни ей хотелось провести, делая что-то красивое. А может, ей приятно было видеть, как в прежде высокомерных глазах Сурасы проступило сперва удивление, а затем и пылающий голод. С каждым мигом танца Мать Змей, не евшая много лун, все больше пленялась красотой пляшущей девушки, все сильнее желала ее тела.       Девушка повернулась к змее спиной, выгнула спину, поиграла ягодицами, и у Сурасы лопнуло терпение. Гибкий змеиный хвост метнулся к левой ноге Мариты, пытаясь ухватить ее за щиколотку. Но девушка ловко подняла ступню вверх, дразня змею, и хвост обвился вокруг пустого места. Марита с улыбкой качнула ногой и бросила сандалию прямо в морду Сурасы. Вслед за первой сандалией отправилась и вторая. Марита привстала на цыпочки, и ее босые ступни отбили быстрый дробный ритм по холодным камням. Накрашенные голубым лаком из ягод черники, крепкие и сильные, пальцы ее ног и сами походили на спелые ягоды.       Но Мать Змей больше не желала терпеть никаких задержек. Одним движением хвост Сурасы обвился вокруг Мариты и опутал ей ноги от лодыжек до бедер, удерживая девушку на месте. Затем хвост поднялся выше и крепким скользким обручем прижал руки Мариты к животу. Теперь девушка не могла ни убежать, ни двинуть руками; даже плечи теперь почти не слушались ее. Она оказалась в плену холодных объятий.       Змея раскрыла зубастую пасть. Челюсти распахнулись так широко, что между ними можно было просунуть боевое копье.       – Ты готова, дочь Евы? – донеслось мелодичное шипение из глубин скользкой розовой глотки.       Марита подняла голову и с приятно будоражащей дрожью заглянула в зев чудовища.       – Готова, Мать Змей.       Распахнутая пасть накрыла Мариту от головы до обнаженных плеч. Челюсти с мелкими острыми зубами сомкнулись на ее теле: достаточно крепко, чтобы удержать, но не так сильно, чтобы поранить зубами кожу. Девушка невольно подумала, что ей очень повезло остричь волосы перед походом к Сурасе. От змеиной слюны волосы сразу вымокли насквозь; будь на ней прежние роскошные локоны, они бы уже липли к лицу влажными хвостами. А так бег вязких и теплых дорожек слюны по обнаженной коже, по щекам, затылку и шее был даже приятен. Щекотно, жарко и немного захватывает дух от тесноты и волнения.       «Интересно, – подумала Марита, – если взрослого мужа она ест в пять глотков, за сколько она проглотит меня?»       Словно желая ответить ей на вопрос, Мать Змей сделала второй глоток. Тело девушки проскользнуло глубже в пасть, лицо Мариты почти касалось теперь дрожащих стенок пищевода. Сурасе понадобилось небольшое усилие, чтобы обволочь нижней челюстью груди девушки; теперь тонкий и сильный змеиный язык скользил туда-сюда меж ее влажных полушарий. Щекотка стала сильнее: она прошла под кожу дальше, в мышцы и жилы, побежала по всему телу сверху вниз. С некоторым изумлением Марита ощутила, как внизу у нее становится влажно. Вот и верь после этого бабкиным сказкам! Ни в одной из них ведь не сказано, что быть съеденной заживо древним чудищем так приятно!       Змея не торопилась глотать дальше. Вместо этого она скользила языком по всей поверхности туловища, от пупа до лопаток. Дышать становилось трудно, внизу текло и пульсировало все жарче. Марита закусила губу, только бы не застонать от этого странного наслаждения. А то вдруг ее стон зачтется как признак боли, и тогда она будет обречена на долгую мучительную смерть в змеином желудке?       Но вот Сураса сделала третий глоток. Голову и плечи Мариты затянуло в тоннель змеиной глотки. Его тугие эластичные стенки крепко стиснули тело девушки, готовые в любой момент протолкнуть ее дальше. Груди Мариты упирались теперь в край пищевода, ягодицы подпирали змеиное нёбо. На свободе оставались только ноги, по-прежнему опутанные хвостом, будто щупальцем.       И тут Марита почувствовала, что ее поднимают в воздух. Сураса оторвала ноги девушки от земли и тут же отпустила на волю, разжав тиски своих колец, удерживая добычу только пастью. Оказавшись на свободе и не имея опоры, босые ноги Мариты заплясали в воздухе, подбрасывая к потолку загорелые пятки и шевеля сильными подвижными пальцами.       Сураса ухмыльнулась бы, не будь ее пасть набита вкусным завтраком. Девчонка в самом деле была ужасно вкусная. И к тому же сильная и храбрая. До сих пор не издала ни звука. Мать Змей очень любила такую пищу. В древний змеиный мозг закралась шальная мысль: а не сделать ли ей приятно перед самым концом?       Хвост Матери Змей скользнул между брыкающихся смуглых ног и вошел прямо во влажное, трепещущее лоно.       – Аййййахххх! – вскрикнула Марита.       Девушка тут же спохватилась и испугалась: не нарушила ли она условие Сурасы? Но сделанного было не воротить. Хвост был такой гибкий, такой сильный, он вошел так глубоко, так легко и плавно задвигался взад-вперед…       Марита задышала часто-часто, чувствуя, как все ее тело горит и трепещет изнутри и снаружи. Стыдливый ужас перед собственным естеством, который она испытывала в присутствии отчима, рассеялся как дурной сон на рассвете. Она наслаждалась этой губительной связью, дрожа и извиваясь в вязком коконе слюны. Как сладка эта связь, как страшна, как приятна! И как хорошо, что сразу за ней – смерть и новая жизнь, где уже никого никогда не надо будет стыдиться!       Прямо перед тем, как Марита достигла вершины наслаждения, Сураса вынула хвост из ее лона, кончиком хвоста поддела ей стопы и одним сильным движением запихнула ее ноги в пасть. Время было выбрано точно: как раз в этот момент тело Мариты сотряс блаженный спазм, и солено-сладкие тягучие соки потекли Сурасе на язык. Мать Змей всегда любила эти соки на десерт после сытной трапезы, только никак не могла решить, какие вкуснее: мужские или женские? Как бы там ни было, у этой девчонки соки были что надо: густые, приятно вяжущие язык. И немного терпкие, под стать ее смелым глазам.       Глотать в пятый раз Сурасе не потребовалось. Девушка прошла в пищевод так глубоко, что уже без всяких усилий со стороны Матери Змей проваливалась все глубже вниз, в недра ее темной утробы. Глотка змеи раздулась, когда трепещущий ком прошел от ее нижней челюсти дальше, к массивному брюху.       Сураса облизнула языком передние зубы и гулко рыгнула. Четыре глотка. Конечно, она могла бы съесть девчонку и в три глотка. Но много ли толку в еде, если ею не наслаждаешься? А этим завтраком определенно стоило насладиться.       Мать Змей зажмурила глаза и опустилась обратно в озерные воды, оставив на поверхности только ноздри. Первые часы после трапезы ей всегда хотелось полежать без движения, спокойно переваривая свежую пищу.       

***

      Марита скользила вниз головой по тесному мокрому тоннелю, изнемогая от удовольствия. Ее лоно сжалось и вздрогнуло еще раз, исторгая в змеиную глотку последние капли блаженства. В следующий миг тоннель расширился и вытолкнул девушку в эластичный кожаный мешок.       Желудок Сурасы был достаточно просторен, чтобы Марита могла лечь, вытянувшись в полный рост, или приподняться на локте. Но вообще здесь было довольно тесно. А еще темно, жарко и почему-то пахло мускусом. Все тело Мариты было покрыто влажной пленкой из змеиной слюны, ее собственного пота и выделений ее лона. Окажись здесь ее поганый отчим и попробуй он стиснуть ее в объятиях, она бы, наверное, просто выскользнула у него из рук, как скользкий угорь!       Экстаз от оргазма немного развеялся, и девушка поняла, что теперь начнется самая трудная часть. Сейчас Мать Змей будет ее переваривать, а она не должна выдать мучения ни звуком, ни слишком резким движением. В сердце Мариты впервые за последние несколько минут шевельнулся страх: а вдруг она не сумеет?       «Интересно, что будет, если заставить её меня изрыгнуть? Скажем, если я пну ей желудок как следует или растяну стенки? Она отпустит меня? Или сожрёт еще раз, только теперь уж прожует, чтобы неповадно было?»       Девушка тряхнула головой, отгоняя шальные мысли. И вовсе она не хочет, чтобы ее изрыгали. Сейчас она зашла уже так далеко (или глубоко, тут как посмотреть), что остается только…       Острое жжение опалило ей левый бок, будто бы с тела сорвали тонкую полоску кожи. Проведя по телу рукой, Марита поняла, что это недалеко от истины: меж двумя ребрами кожу разъело, обнажив голое мясо. На подушечках пальцев осталась жгучая влага.       Желудочный сок.       Началось.