Шестьдесят три ступени

      Лань Чжань проснулся от звука утреннего гонга, как просыпался тысячи и тысячи раз.       Вэй Ин ещё спит, раскинув ноги и руки, как всегда, когда есть удобное ложе. На губах даже во сне задорная полуулыбка, первый хозяин этого тела никогда не улыбался так. Пусть спит, ведь все последние дни вставал по расписанию Гусу и даже не ворчал, а сегодня некуда спешить, и раннее начало дня — проблема исключительно самого Лань Чжаня. Впрочем, вовсе не проблема: согласно традициям Ордена и его собственным привычкам дальше следует утренняя медитация, а в дороге у него далеко не всегда получается совершать её.       Еле слышный шёпот бамбука под утренним ветерком, журчанье ручья, слабый запах сандала, привычный с детства… всё как всегда. Дом?       Нет.       Давно уже нет. Здесь надо следить за каждым словом и шагом. Раньше казалось, что так правильно, что это и есть достойный способ существования: держать под постоянным контролем самого себя, будто врага; и даже когда юный Ванцзи увидел, что можно жить и по-другому, он всё-таки остался верен орденским принципам — пока эти принципы не рухнули окончательно после бойни на Луаньцзан. Его Орден убил Вэй Ина.       Он бы принял наказание, будучи уверен в непогрешимости и справедливости старейшин: кровь за кровь, боль за боль — это справедливо. Но пока он лежал пластом после кнута, они, вместе с другими Орденами, убили Вэй Ина и тех несчастных, которых он защищал…       Неважно, чья рука нанесла смертельный удар и был ли удар вообще или Вэй Ина действительно растерзали вышедшие из подчинения лютые мертвецы, — но праведные светлые заклинатели отправились убивать. И Вэй Ин умер.       Этот Лань Чжань был когда-то наивным и легковерным. Искренне верил, что в Ордене Гусу Лань захотят помочь, смогут вылечить Вэй Ина. Верил, что уведёт старейшин и у Вэй Ина будет время вылечиться и скрыться. Верил, что они удовольствуются теми тридцатью ударами. Просто верил в свой Орден.       С тех самых пор Юньшэн и цзинши в нём — не дом. И если бы не два человека, Хуань-дагэ и маленький А-Юань, нога Лань Чжаня больше бы не ступила на эти земли…       На террасе воздух чист и холоден, пахнет талой водой, хвоей и зеленью. Трава серебрится от росы, тепло солнечных лучей высушит её только через час. В ветвях сосны щебечут птицы, а от каскада Небесных Глаз доносится гортанный, металлический крик журавля. Всё так, как должно быть. Сегодняшняя медитация — его собственный ритуал, в ней нет особой необходимости: с самим Лань Чжанем, с его золотым ядром и с меридианами всё в совершенном порядке. И даже с Тьмой всё в порядке: согласно времени суток она отступает в тайные закоулки души, подобно морскому приливу.       Этот неправильный Лань Чжань садится в правильную позу и вместо медитации начинает думать о вчерашнем Совете.       Молодой глава Цзинь с Бессмертным хорошо потрудились, вырабатывая стратегии. Главная победа — Совет принял существование Вэй Ина и Мо Сюаньюя. Вторая важная выгода — лишний раз показал себя Хан Хэчжи. Лань Чжань давно знает о нём и его клике, Лань Чжань чувствует вину: Цижэню-шуфу тяжело в одиночку справиться со всем, а они с братом устранились — один погрузился в своё горе, другой в счастье. Но вина виной, а вмешиваться этот Лань Чжань не будет. Уже не будет: после кнута, после смерти Вэй Ина, после долгого отчуждения, теперь, когда его самого в Ордене едва терпят…       Вэй Ин ясно видел их ещё тогда, а я так долго был слеп. Потому что в Юньмэне Вэй Ин рос свободным наперекор всему и привык рассчитывать только на себя, а Лань Чжаня растили как охотничьего сокола — с путами на лапах и колпачком на голове. Потому что Ордену требовался охотничий сокол, а не свободная птица. Потому что им был нужен великодушный и мягкий Глава — Сичэнь, и карающий меч при нём — ты, Ванцзи, не раздумывающий и послушный правилам.       Тьма в его душе колыхнулась, этот Лань Чжань научился понимать свою Тьму. Как поступают с соколом, скинувшим путы? он вернулся из своих размышлений на уже согретые солнцем доски веранды.       Пока он медитировал, в цзинши проснулись: Вэй Ин только-только разлепил глаза, а Сюаньюй, одетый, умытый и даже причёсанный, сидел потупившись рядом с кроватью, где спал.       …и проснулись не только в цзинши: там, где тропинка от главной дороги взбиралась на ажурный мостик через ручей, стояли в полном дневном облачении два почтенных книжника — белоснежный Лань Лушень и бело-золотой Доу Вэньян, — и беседовали вполголоса, деликатно не глядя в сторону чужого жилища.       — Два баклана на одну рыбку! — тоже вполголоса посетовал Вэй Ин и покосился на покрасневшего Сюаньюя. — И ведь не обойдёшь их никак, если только через ручей вплавь… Что ты им вчера пообещал, Ю-ю, что они с раннего утра прибежали?       — Они хотели подробный рассказ обо всём, что я видел и слышал в диюе, — отозвался тот тоном прилежного ученика.       — Да о чём там долго рассказывать?! — изумился Вэй Ин и потянулся к столу за гребнем. — Башня Вансянтай ещё почтенным Кан Цзюем описана во всех красках, вряд ли ты видел что-то новое… или видел?       — Я же побывал не только на Башне Сожалений, — возразил Сюаньюй и тихо фыркнул в рукав: — Но Лань-сянгун всё равно посетовал, что эта грешная душа не повидала ни одного из знаменитых судилищ. «Жалко, что ты там так мало пробыл!» — процитировал он слегка дребезжащим голоском и наконец рассмеялся.       — Если ему жалко, шёл бы сам и смотрел бы всё что хочет! — оскорбился за него Вэй Ин, дёргая спутанные пряди, не желающие расчесаться. — Ну, раз уж пообещал, тогда придётся рассказать, брат, они же не отстанут…       — Пусть подождут, — вдруг уже без смеха произнёс Сюаньюй и поклонился сперва Вэй Ину, потом Лань Чжаню. — Этот Мо сперва скажет то, что должен был сказать ещё вчера. Этому недостойному жаль, что из-за моего неуместного вмешательства вчера вечером произошла такая неловкая ситуация.       Цзиньская выучка, в очередной раз отметил Лань Чжань и следом укорил себя: давно ли ты сам стал другим?       — Ты о чём? ты про Вэнь Нина, что ли?.. — не сразу понял Вэй Ин. — Да почему неловкая, всё правильно! Если я что-то не вижу, так чего обижаться, если мне это показали?!       Лань Чжань вернулся в комнату, отобрал у супруга гребень и принялся сам приводить его волосы в порядок — взяв на себя ответственность за то, что растрепал их ему минувшей ночью.       — И запомни, брат Сюань, — продолжал Вэй Ин, выглядывая из-за его плеча, — если тебя что-то беспокоит, пугает или кажется неправильным — пожалуйста, говори об этом прямо, громко и без сомнений.       — Тогда я пойду, — сказал Сюаньюй и поднялся с колен. — И через час прямо и твёрдо напомню почтенным учёным, что мне полагается завтрак.       Две шутки за утро, отметил Лань Чжань, глядя, как их подопечный осторожно прикрывает за собой плетёную дверь. Сквозь щель было видно, как встрепенулись оба книжника, ответили на поклон и подхватили долгожданного собеседника едва ли не под локотки.       — Ну чисто горностай и барсук, поволокли добычу в норку! — согласно пробормотал Вэй Ин, тоже глядя на удаляющуюся троицу. — Как думаешь, Лань-гэгэ, у него правда хватит смелости напомнить им про завтрак?       Он сидел на постели, привалившись к Лань Чжаню спиной. Кожа была горячая и пахла шёлковым сном.       Как тут приступить к утренним делам в положенное время?..       — Важно, что ему уже хватает смелости шутить, — сказал Лань Чжань ему в тёплый затылок. — Глава Цзян собирался отбыть пораньше.       — …а то бы мы отсюда ушли только к обеду! — эхом вздохнул Вэй Ин и нехотя потянулся. — Когда ещё удастся… ой. Ты не жалеешь, Лань-гэгэ?       — Ни о чём, — заверил его Лань Чжань, и это была истинная правда.       Отказавшись от завтрака, они пришли к воротам до того, как прозвучал гонг отбытия.       Оказать уважение главам Цзян и Цзинь явились, как полагалось, двое старейшин и трое старших учеников, но на площади, включая свиты почтенных глав, шумела настоящая толпа — Лань Чжань не сразу понял, что вокруг Цзинь Жуланя собираются в строй ещё и те, кто отправляется вместе с ним на завершающую Охоту в город Даньгу. Общий гул голосов уверенно перекрывался зычными командами номинального главы Мэйшань Юй, сиречь прадеда Цзинь Жуланя — достославного Юй Шихао: «Держать двойной клин! адепты Не — левое верхнее крыло, адепты Лань — правое верхнее!.. Глава Цзинь, моё место рядом с вами, вашего телохранителя я возьму на свой меч!» «Хочу на это посмотреть!.. — шёпотом прохохотал Вэй Ин, — как этот болотный корень будет везти и оберегать Призрачного Генерала!..» «Юй-вайцзэнцзуфу, они все хорошо обучены», — негромко напомнил прадеду молодой глава Цзинь очень верным тоном, в меру снисходительным и в меру умоляющим.       Вэй Ин тоже начал свой обход-провожание: подошёл сперва к Вэнь Нину — «Вэй-гэ, не тревожься, я справлюсь», ответил тот; потом обнял Цзинь Жуланя — «будь уверен, мы в Даньгу доделаем то, что ты не смог!» и возмущённое вэйиновское «Хм!». Перед главой Цзян он просто остановился и стоял до тех пор, пока тот не сгрёб его в охапку, сохраняя каменное выражение лица.       Кто-то тронул Лань Чжаня за рукав. Прикосновение бессмертного ощущалось особым, мокрым уколом ци.       — Чан-шэньсянь. — Они обменялись поклонами. — Скажи, за что ты его ненавидишь?       Чан Сиен тоже смотрел в сторону Вэй Ина и главы Цзян.       — Такие объятия больше похожи на встречу, чем на прощание, — проговорил он, — хорошо бы так и было. С чего ты взял, что я ненавижу Старейшину?       «Однако ты понял, что я говорю о нём, а не о Цзян Ваньине», мстительно отметил Лань Чжань и сказал вслух:       — Ты назначил непомерную цену за своё тело.       — Кто сказал, что это моя цена? — вздохнул бессмертный. — Перед лицом Стихий я сказал то, что должен был сказать. Его рана затягивается?       — Нет, но и кровоточить не продолжает. Она словно застыла.       — Так и есть, — кивнул Чан Сиен, — это работа не на один день. Я бы на твоём месте просто верил в него.       Если бы я не верил!.. возмутился Лань Чжань и не стал говорить вслух.       — Ты позволишь отдать ему твою шпильку «чистых мыслей»? — вместо этого спросил он.       Бессмертный коротко поклонился и затерялся в толпе — как птица, скрывающаяся в густых ветках.       — Ясного вам пути и высоких небес! — провозгласил наконец второй старейшина Лань последнее прощальное пожелание.       Вэй Ин вернулся, пряча покрасневшие глаза; Цзян Ваньинь завис на мече возле самой его макушки. «И только попробуйте не явиться в Пристань на Чжунцюцзе!» — рявкнул он и вместе с порывом ветра взмыл вверх, к голове своего клина. «Мы ведь придём, Лань-фуцин?» — «Хм».       Новое касание к рукаву было вполне узнаваемым — человеческим, более того, ланьским: холодным огнём.       — Вэй-саньжэнь. Ханьгуан-цзюнь. — Ученик Лань Гаоцзи поклонился каждому из них одинаково. — Старший учитель Лань ждёт вас в библиотеке. Для официального отчёта об Охоте в Хинъянчжэн и Даньгу.       «Ему же младшие всё доложили?» — осторожно спросил Вэй Ин уже по дороге. «Они не брали у Лань-шифу этого задания, — объяснил Лань Чжань. Ему самому казалось, что дядя всего лишь воспользовался этим предлогом ради какого-то более серьёзного разговора; но хотелось продлить хорошее утро ещё на сотню шагов. — Улучшился ли твой почерк, Вэй-саньжэнь?» Супруг нахмурился, пряча смеющиеся глаза: с этими искрами они казались не зелёными, а как прежде — серыми.       Когда-то ребёнок по имени Лань Чжань почти бежал по высоким ступенькам, торопясь поведать любимому дяде о своём новом успехе или умении. Позже ученик Лань Ванцзи поднимался к храму размеренным шагом, с трепетом и почтением в душе — к великим книгам и к мудрому учителю. Ещё позже он проходил здесь с беспокойством и страхом — за резными дверями ланьши ждала встреча с дерзким соучеником и гневным дядей. На этой же лестнице он стоял с мечом и гуцинем, защищая библиотеку, и здесь же был ранен — вот и выщербина от чужого меча на каменной ступени. Только ступени и уцелели от старого здания; только почтение к книгам уцелело в душе этого недостойного — книги перед ним ни в чём не были виноваты.       Лань Цижэнь хмуро кивнул им, когда они вошли.       Дядин кабинет здесь был совсем небольшой. Свитки и рукописи громоздились на полках по стенам, лежали россыпью на низких столиках. Глядя на полуседого старика, сидящего на коленях, легко было забыть, что и он когда-то стоял перед дверью храма с мечом в руках.       Сколько в этой седине — из-за Вэней? сколько — из-за отца? сколько — из-за брата и из-за самого Ванцзи?       — Сядьте. Разговор будет долгий.       Лань Чжань раскладывает рукава не на коленях, а на полу. Рука Вэй Ина крадучись пробирается под шёлк, сжимает пальцы в горячем пожатии.       — Хан Хэчжи наказан за неподобающее поведение. — Голос дяди сух и спокоен, словно он читает написанный текст. — Я как старший по статусу приношу извинения за его слова. — Вэй Ин дёргается было заговорить, Лань Цижэнь останавливает его жестом и продолжает: — Но покарать его за преступные намерения и подготовку заговора я не могу без веских доказательств.       Вэй Ин всё-таки вскакивает на коленях.       — Заговор? против кого?!       Лань Чжань осторожно сдерживает смешок. Хан Хэчжи стал старейшиной в пору ранней молодости Цинхэн-цзюня — и сразу же повёл настойчивую борьбу с правящей ветвью Гусу Лань, «направившей Орден на путь постоянного соприкосновения с нечистью». В понимание «нечисти» у него постепенно включилось всё: и жена-преступница главы Ордена, и дети, ею рождённые, и адепты, слишком много сил и времени отдающие Охотам — вместо загадочного «праведного созерцания и постигания».       — Против Ордена в его нынешнем виде, — подвёл итог дядя. — К нему примкнули те, кто недоволен правлением. Пока их немного, но…       — Брат и шифу осведомлены, — проговорил Лань Чжань и коротко поклонился. — Моё сердце спокойно.       Лань Цижэнь качает головой.       — Ты хочешь сказать, что Сичэнь вмешается, когда сочтёт нужным? хотелось бы верить. — Он посмотрел на Вэй Ина, который так и сидел с приоткрытым ртом. — Два года вы странствовали вдали от враждебных глаз, и все понемногу смирились. Но Старейшина Илина не может жить в тишине и спокойствии. Последние события вновь наполнили чашу терпения заговорщиков.       Вэй Ин смеётся — полузабытым смехом Старейшины:       — Справедливости ради: храм Гуаньинь всё же разрушил не я.       — В этом тоже многие обвиняют тебя, — возразил Лань Цижэнь, — и увы, считают Ванцзи твоим соучастником. «Там, где они, воцаряется хаос» — так говорят. И кое-то вздыхает до сих пор, что под властью Мэн Яо был порядок и спокойствие.       Теперь Вэй Ин уже не держит Лань Чжаня за руку — сжимает кулаки.       — Спросите об этом спокойствии у Ордена Не.       Учитель Лань вздыхает, словно говоря с неразумным юнцом:       — Я говорю не об истине, но об общественном мнении. Тебе ли не знать, как велико его влияние… нам ли всем не знать.       Лань Чжань, будь он прежним Ванцзи, хотел бы сейчас сесть к дяде поближе и взять его за руку. Сколько новых седых волос появится после этих жестоких слов?       — Понимаете ли вы, чего ждать теперь? — Слова Лань Цижэня падают как мёртвые осенние листья.       Лань Чжань пожимает плечами. Другой мести он себе не позволит.       — Дядя, мы снова уйдём, и пусть нас снова забудут. — И смотрит на Вэй Ина, ожидая его слов.       И любимый супруг не подводит: усмехается.       — Если не брать в расчёт моё названное желание от Чан-шэньсяня.       Дядя поднимает седые брови и смотрит обречённо.       — При ритуале пожертвования тела, — поясняет Лань Чжань, стараясь звучать безмятежно. Ещё бы и верить в эту безмятежность самому. — «Верни миру заклинателей равновесие света и тьмы». Это трудно будет сделать в изгнании.       Лань Цижэнь устало опускает руки и переводит дыхание.       — Ну, — сухо говорит он Вэй Ину, — это ты делал и сам, без всякого бессмертного. — И смотрит на Лань Чжаня погасшими тёмными глазами: — Я не смогу вас уберечь на этой дороге, смогу только помочь.       Ванцзи видит, как стар его дядя. Лань Чжань понимает, что сил у дяди хватит ещё на три жизни.       — Недостойный благодарит Лань-шифу, — говорят они с Вэй Ином в один голос.       Лань Цижэнь вздыхает, будто готовясь к тяжёлой работе.       А потом он начинает поочерёдно раскрывать рукописи и раскручивать свитки, лежащие перед ним на столе. И наконец сдвигает всю эту немаленькую груду от себя подальше — к ним двоим поближе.       — Эти записи старше, чем вся история Орденов. Тогда не существовало совершенствующихся в нынешнем виде — те, кто был, называли себя колдунами и магами.       Вэй Ин цепляется взглядом за какую-то из страниц, пробегает столбцы текста, хватается за следующую, потом за другой свиток, ещё и ещё — и наконец вскакивает с места и начинает метаться по кабинету, едва не натыкаясь на другие столы и полки.       — Это же… Кто делал копии?.. Как всё это могло сохраниться, почему никто не знал и не видел?!       Лань Цижэнь вздыхает снова. Лань Ванцзи тоже прочитывает аккуратные начертания: «юань-ци обитает в крови, и кровь служит ключом к управлению тёмной энергией» — иероглифы выведены знакомой рукой, и кисть в этой руке не дрожала.       — Копии делал я, — подтверждает Лань Цижэнь, — в тот год, когда Лань Ванцзи оправлялся от наказания. Я многое понял заново, когда читал эти тексты. — И повторил наизусть, тихо и размеренно: — «…В чжэн-ци живёт свет и живёт тьма, но сама истинная ци едина и неделима, и кто использует свет, не должен забывать о тьме, а кто использует тьму, не должен забывать о свете».       Вэй Ин снова падает на колени у стола, упоённо шуршит листами и бамбуковыми полосками, закопавшись в них по локти, — и вдруг придвигается ближе к Лань Цижэню и стискивает его в объятиях.       Семья достойна объятий, молча соглашается с ним Лань Чжань. И старая семья, и новая тоже.       Сам он не обнимает дядю — складывает руки и утыкается лбом в пол на три вдоха.       — Ну, ну, — слышит он над собой дядин голос, очень старающийся казаться недовольным. — Сядьте оба как подобает, разговор ещё не окончен.       Вэй Ин спокойно сидеть не в состоянии: снова листает, читает, вертит в пальцах, едва не пряча в рукав.       — Здесь столько всего, Лань-гэгэ!.. даже описания практик, даже первые талисманы! Я же брёл наугад в кромешной тьме, а тут рассказывают так ясно! Лань-шуфу, Лань-шифу, Лань-даоши, я могу всё это прочесть? вы же разрешите??       — Забирай это всё с собой, — отмахивается Лань Цижэнь, которого так внезапно назвали дядей. — Оригиналы находятся в тайном собрании, но я не собираюсь вечно прятать их там. Верховный Заклинатель, как говорят, строит Общую библиотеку? вот там этим книгам и место.       Вэй Ин сияет, словно получил самый дорогой подарок в своей жизни, — Лань Чжань знает и бережёт этот восторженный счастливый взгляд.       Он достаёт из рукава два мешочка цянькунь и молча вручает их супругу.       — Не могу судить, что произойдёт, когда учения прошлого будут вновь открыты миру, — продолжает Лань Цижэнь, старательно не глядя, как Вэй Ин сгребает свои сокровища. — По моему мнению, шанс принять изменения есть только у тех, кто молод. Из старших немногие смогут отринуть догмы. Нас всех учили, что Тьма — абсолютное зло и может нести лишь вред. Предки неспроста скрыли и запретили это учение.       — Луаньцзан? — осторожно спрашивает Вэй Ин. — Это случилось тогда?       Дядя хмурится и поглаживает бородку: знакомый жест, помогающий собраться с мыслями.       — Нет, — отвечает он Вэй Ину. — От битв и смертей той поры до нас почти ничего не дошло. Но из отрывочных сведений известно, что один из самых сильных магов соступил со Срединного пути, забыл о единстве и равновесии, начал без меры поглощать силу Тьмы, и его дела обернулись тьмой и погибелью.       — Вэнь Жохань!.. — выпаливает Вэй Ин и сам себе зажимает рот ладонью, чтобы учитель мог продолжать.       — Тот чёрный маг полностью утратил контроль. — Дядя смотрит строго и значительно, словно взывая к памяти, но к ней и не надо взывать: Вэй Ин понимает всё сам. — Вырвавшаяся Тьма не позволила жить прочим магам, которые пытались бороться с ней. Уцелевшие предпочли полностью предать Тёмный путь забвению и стереть все упоминания о нём.       И Вэй Ин бьёт по столу кулаками, едва не разбивая их в кровь.       — Почему?! Если бы сохранилось знание! если бы!..       Если бы я знал, переводит Лань Чжань и притягивает его к себе, обнимает, не давая двигаться. Был бы ты осторожнее, если бы знал? или — всё равно рисковал бы?       Каждый, кто знает Вэй Ина, знает ответ.       — Я сделал всё, что мог, — говорит Лань Цижэнь, возвращая их в маленькую комнату, заваленную книгами. — Если ваши решения будут казаться мне разумными, обещаю, что поддержу их. Но нового противостояния Орденов я не допущу. Между вами и Орденом я вынужден выбрать Орден.       Потому что больше некому уберечь Гусу Лань от распада и хаоса, переводит Лань Чжань и снова кланяется.       — Мы понимаем, — произносит он со всей торжественностью клятвы. — Спасибо, шуфу.       — Спасибо, шифу, — повторяет Вэй Ин и снова хватает Лань Чжаня за руку. — Обещаю, мы удержимся на краю тропы.       — Не упадём во тьму, — повторяет Лань Цижэнь и тоже складывает ладони. — Ты обещал. Не спешите, действуйте разумно и берегите друг друга.       Они сидят молча, словно нужна короткая медитация, чтобы успокоить дыхание.       — И последнее, — наконец нарушает молчание Лань Цижэнь. — Последнее и самое главное: мы должны провести обряд благодарения Стихий. Я добьюсь, чтобы на нём были все Ордены.       — Мы непременно будем присутствовать, — соглашается Вэй Ин. — Когда?..       Тихий стук в дверь окончательно возвращает их в настоящее время из прошлого и будущего.       Лань Цижэнь погладил бородку, снова становясь нетитулованным хозяином Ордена.       — Лань Ао, я просил не беспокоить меня. — Голос ровный, как первый лёд на зимнем озере, и кажется таким же хрупким: вот-вот рассыплется острыми осколками.       — Этот приносит глубочайшие извинения, Лань-шицзюнь. — Дядин луши, видимо, тоже чувствует это: шепчет, как в заснеженных горах, когда громкое слово может сорвать лавину. — Но посланник Верховного Заклинателя настаивает, что его господин хочет непременно переговорить с господином Вэем до отъезда в резиденцию Не.       — Не смею задерживать господина Вэя, — сухо сказал дядюшка Цижэнь, едва заметно морщась. — Вэй Усянь, можешь идти.       Вэй Ин рассмеялся на это разрешение, хорошо хоть не вслух, только глазами, но как подобает сложил руки перед грудью.       — Благодарю, Лань-даоши.       Развернулся на каблуках, только вспыхнули огненными искрами цветы на чёрном чжицзюе, бросил быстрый взгляд на Лань Чжаня: ты со мной? — понял ответ: Задержусь ещё, — и исчез, только взметнулись полы.       — Ещё раз прошу прощения, что пришлось побеспокоить вас, Лань-лаоши. — Дядин помощник попятился и бесшумно затворил за собой дверь.       Дождавшись, когда его шаги стихнут, Цижэнь-шуфу сказал словно бы с вызовом:       — Ты решил не следовать за ним по пятам в этот раз?       Лань Чжань кивнул. В этот раз — да, пить вино с Хуайсаном Вэй Ин вполне может один. И, как бы ни клокотали от возмущения некоторые старейшины, пока Вэй Ин в Гусу — он в безопасности: никакой Хан Хэчжи не осквернит земли обители нападением.       — Этому Ванцзи есть ещё что сказать уважаемому дядюшке.       — О Сычжуе? — снова нахмурился Лань Цижэнь. — Вы втянули его снова в свои приключения; тебе не кажется, что ему довольно своих бед?       — Этот Ванцзи хотел говорить не о названом сыне, а о молодом Цзинъи. — Беды Сычжуя он дяде тоже ещё не простил.       — С этим-то что? — переспросил Цижэнь обречённым голосом. — Было же вроде всё в порядке, и даже свой норов он почти научился сдерживать.       Лань Чжань проглатывает слово «норов». Ещё один мальчик, которого пытаются запихнуть в клетку.       — Лань-шифу следует знать, что Цзинъи имеет дар целителя и активно им пользуется. — Этот Лань Чжань надеется, что дядя уже научился смиряться с фактами. — Цзинъи лечил Сычжуя — после ранения в Даньгу, Мо Сюаньюя — после возвращения его души из диюя, и многих простолюдинов — пострадавших от нечисти в городе.       — Цзинъи?! — Лань Цижэнь ненадолго опускает голову на руку. — Никогда бы не заподозрил его в целительстве: не тот характер…       — Но это так, — жёстко повторяет Лань Чжань. Цзинъи не только адепт Ордена, он близкий друг Сычжуя, а значит, Лань Чжань отвечает за него. — Он уже далеко вышел за пределы тех навыков, которым обучают адептов, и Вэнь Цюнлинь учит его…       — Вэнь Цюнлинь?.. — Дядя не сразу вспоминает имя, а когда вспоминает, едва не вскакивает с колен. — Призрачный Генерал?!! Учит Цзинъи? Чему?!!       Этот Ханьгуан-цзюнь хотел бы посоветовать дядюшке несколько хороших медитаций против поспешного гнева. Родственная связь с Цзинъи несомненна: тот тоже вспыхивает раньше, чем успевает подумать.       — Наверное, стоит напомнить почтенному шифу, что Вэнь Цюнлинь рождён в целительском крыле клана Вэнь. Он брат и ученик прославленной Вэнь Цин.       — А целители Вэнь умели лечить многое, и в том числе повреждения Золотого ядра… — Лань Цижэнь снова опускается на подушки. — Ты прав, А-Чжань, я действительно забыл об этом. Но почему он обучает не Сычжуя? Они же родня по крови.       Этот Лань Чжань не позволит себе насмешки и ответит всерьёз:       — Очевидно, потому, что у Сычжуя такого дара нет.       Ненадолго между ними повисает молчание. Дядя до сих пор плохо справляется с фактами… но всё же справляется:       — Что ж. Если он уже начал, пусть продолжает. Я распоряжусь…       Ханьгуан-цзюнь научился на войне: успешную атаку надо развивать.       — Это не всё, шифу. Цзинъи использует голос. Он поёт заклинания, и они работают.       — Цзинъи унаследовал способности Лань Хуамэй?..       — Я тоже удивлён. Мне этот юноша тоже всегда казался слишком легкомысленным для сложных практик.       «Как и ещё кое-кто» повисает между ними невысказанным.       — Ты предостерёг его?       — Я отложил разговор, в Даньгу было не время и не место. Но Сычжуй сказал мне, что один из учителей уже запрещал Цзинъи петь.       — Мне как всегда ничего не доложили! — Лань Цижэнь привычно надавливает пальцем на точку иньтан. — Не уверен, что кто-то сможет его учить…       Ещё одна запретная техника. Этот Орден слишком богат и может разбрасываться такими умениями?       — Хорошо. — Ладонь дяди со стуком ложится на стол. — С главой целителей я поговорю и отыщу в библиотеке записи Лань Хуамэй. Дальнейшее будет зависеть от него самого.       Лань Чжань кивает. Цзинъи окончательно признан взрослым.       — Думаю, будет достаточно, если вы будете направлять и контролировать его занятия, дядя. Полагаюсь на вас. — И кланяется, как подобает перед уважаемым наставником.       На крыльце библиотеки лежал ковёр из солнечных пятен. Туманы расползлись по дальним урочищам, над ручьями и озёрами дрожало золотое марево. Орденская обитель понемногу избавлялась от шумных гостей и приходила в привычное умиротворение под летним ветерком — словно упокоенный труп.       Барсук и горностай облюбовали яшмовую беседку на склоне, в стороне от главных тропинок, — сквозь решётчатые стены, увитые диким виноградом, Лань Чжань разглядел не только Доу Вэньяна с кистью наготове и Мо Сюаньюя с чашечкой в руке, но и богато накрытый стол с множеством блюд, и жаровню с двумя чайниками, и удобные подушки на полу; а почтенный Лань Лушень расхаживал вдоль стен почти воинским шагом и попеременно говорил и откусывал от совсем не гусуланьского пирожка с загадочной белой глазурью. Брат Сюань в учёном обществе не выглядел несчастным или потерянным, завтраком его накормили отменным, и вмешиваться не требовалось: пусть учится чувствовать себя нужным.       А этот Ханьгуан-цзюнь должен выполнить своё обещание и поговорить с Лань Цзинъи до того, как на него набросятся Лань-шифу, старшина целителей и мастер тайных практик.       В эти часы после первого приёма пищи молодые адепты, не занятые по службе, могли находиться либо на поле сунлян, совершенствуясь в боевых искусствах, либо изучать труды мудрых в одном из павильонов Багуа, которые подобно восьми пластинам черепашьего панциря окружали дом молодых адептов.       В первом же из павильонов Лань Чжань увидел нужную голову в восьмиугольном окне — точнее, две головы.       — Надоело! Когда же это кончится! — Цзинъи демонстративно тряс рукой. — А-Юань, давай уже отдохнём наконец.       — Давно не переписывал Свод Правил, стоя на руках? — усмехнулся в ответ Сычжуй. — Хочешь потренироваться?       Оба юноши сидели за одним столом, каждый над своей стопкой бумажных листов и со своим чернильным прибором. Оба верхних листка были заполнены наполовину: у Сычжуя — начатым рисунком му-гуая, у Цзинъи — размашистыми иероглифами описания. Вэй Ин когда-то рассказывал про такой приём: писать крупными знаками и делать побольше пробелы между столбцами — тогда сочинение будет выглядеть обширным и солидным… в другой жизни, тысячу лет назад.       Лань Чжань коснулся подоконника, обозначая своё присутствие. Мог бы он, как Вэй Ин, просто перепрыгнуть через окно в комнату без всяческих разрешений?       Младшие адепты вскочили на ноги и поклонились, как того требовали обычаи и вежливость, а Сычжуй, прикладывая руки к груди, ещё и улыбнулся, радуясь встрече. Умел ли этот Лань Чжань в его годы так улыбаться? разумеется — нет. Зато сейчас научился. Он тоже рад видеть воспитанника и гордится им — хотя бы потому, что А-Юань смог вырасти не таким, каким его пытался вылепить Орден: умеет улыбаться и имеет силы стоять на своём. К Лань Чжаню эти навыки пришли гораздо позже и стоили очень высокой цены.       Зато Цзинъи просто наслаждается возможностью отложить кисть — не заниматься же писаниной в присутствии уважаемого старшего!       — Вы успели провиниться? — спросил Лань Чжань, перешагнув порог. Кроме них троих, в павильоне не было ни души, но кто поручится, что нет ушей снаружи?       — Это за старое, — с той же улыбкой ответил Сычжуй. — После Совета все Ордены потребовали полного подробного отчёта об Охоте, и каждый пожелал иметь копию.       — Занудная писанина! — простонал Цзинъи, отбрасывая кисть; духовная письменная принадлежность послушно легла на подставку. — Это же гуеву уйму всякой всячины переписать десять раз! Обычно пишем вместе, и у Сычжуя почерк лучше, и он аккуратнее и вообще… а сейчас он должен рисовать всех этих демоновых созданий, и заодно самого демона…       — Ещё сложности? — перебил его Лань Чжань тоном строгого Ханьгуан-цзюня: для возможных чужих ушей.       — Только одна, — вздохнул Сычжуй тоже несколько напоказ. — Мы затрудняемся определить формальные временные границы Охоты. Если описывать всё до того дня, когда мы покинули Даньгу…       — …то вы будете сидеть за этим отчётом ещё месяц, — понимающе кивнул Лань Чжань. — Разрешаю считать границей убиение Речного Змея. В целом, придерживайтесь удачных формулировок главы Цзинь. — «Который очень ловко обошёл историю воплощения Сычжуя в бумажного человечка».       Оба юноши дружно поклонились ему в пол: «Ханьгуан-цзюнь так милостив и добр!»       — Также, Лань Цзинъи, не забудь упомянуть свои «поющие заклинания», — сказал Лань Чжань ему в затылок. — Подобное умение достойно похвалы.       — Уже?.. — растерянно выпалил тот, широко распахивая глаза. — Я думал…       — Я говорил о тебе с дядей. — Лань Чжань постарался успокаивающе улыбнуться. — Он не возражает против твоего обучения и обещал важную помощь.       — Он прикажет целителям?..       — Не только. Он обещал найти рукописи госпожи Лань Хуамэй и дать тебе ознакомиться с её техникой.       — Лань Хуамэй? — повторили юноши хором.       Лань Чжань сел к столу и жестом предложил сесть и им.       — Вам известно, почему пение заклинаний считают запретной техникой и почему целители не участвуют в боевых действиях и Охотах?       Оба отрицательно покачали головами.       — Лань Хуамэй была целителем, а ещё она обладала даром Голоса: заклинания, которые она пела, работали так же хорошо, как если бы были сыграны на гуцине или флейте. В те времена целители ходили на Охоты вместе со всеми. Однажды, когда она охотилась вместе с сыном, тот был тяжело ранен, Лань Хуамэй послала сигнал о помощи, а сама сражалась над раненым с мечом в руках и пела исцеляющие заклинания. Когда пришла помощь, раненого спасли, а её нет: она полностью вычерпала не только своё ядро, но и жизнь и превратилась в дряхлую умирающую старуху. После неё остался свиток с описанием её исследований. — Лань Чжань помолчал, глядя на сосредоточенные лица. — Дар истинного целителя слишком редкий, целителей всегда гораздо меньше, чем воинов, их старались беречь, да и большинство целителей — женщины и лучше им быть подальше от нежити и битв…       — Я не женщина! — упрямо вскинулся Цзинъи.       — Я знаю. — Лань Чжань позволил себе слегка улыбнуться: попробуй забудь! — Когда заклинатель одновременно тратит силы, сражаясь мечом и накладывая заклинания голосом, легко потерять контроль и потратить больше сил, чем возможно. В Ордене Лань разумное быстро становится традицией, а потом и законом, который нельзя преступать.       Цзинъи слушал хмурясь, зачем-то коснулся горла, словно оно болело.       — Я понял, — тихо, совсем не так, как обычно, сказал он. — Я наказан, мне запретят Охоты? — И снова упрямо поднял голову. — Я не откажусь от боевого заклинательства! Не собираюсь отсиживаться за чужими спинами и ждать, пока ко мне доставят раненых!       Этот Ханьгуан-цзюнь впервые всерьёз гордится этим учеником.       — Ты всё решил, — сказал он вслух, — но сочетать эти два пути будет трудно. Твои занятия будет контролировать Цижэнь-лаоши, и первое, чему тебе придётся учиться, это сдержанности и разумному распределению сил.       — Ученик услышал Ханьгуан-цзюня, — согласился Цзинъи и сделал печальные глаза. Получилось не очень хорошо: всё равно пробивалась улыбка.       Лань Чжань покинул павильон Багуа, полный искреннего сочувствия к тем, кто будет обучать эту горячую душу: научить его сдержанности и осторожности — задача для истинных мастеров.       Он вернулся к беседке с намерением забрать бедного Мо-сюнди из лап жадных учёных и выслушал заодно искренние сожаления Лань Лушэня о том, что Призрачный Генерал покинул Облачные Глубины, хотя исследования ещё не закончены, — почтенный барсук словно расстался с любимым сыном. Горностай в ответ пригласил товарища по изысканиям посетить Башню Кои и там помочь упорядочить все записи, а заодно познакомиться с некоторыми раритетами, в оной Башне хранящимися, — Доу Вэньян был воистину сыт и доволен и поэтому щедр. Сюаньюй и Лань Чжань проводили обоих до предворотной площади: «но я хотел бы собрать вещи, почтенный собрат», — «обещаю вам всяческие удобства в моей скромной обители, дорогой друг». «Зацепились поясами», — подвёл итог Сюаньюй, глядя им вслед.       — Устал? — спросил Лань Чжань, пока по тропе к площади спускались очередные отбывающие: среди серо-зелёных одеяний Ордена Не ярко выделялся чёрно-алый чжицзюй Вэй Ина.       — Почтенные учёные умеют задавать вопросы, — шёпотом пожаловался брат Сюань. — Я рассказал им больше, чем сам помню: и про каждую ступеньку на башне, и про каждую шерстинку на морде трёхглазого демона, и про каждый поворот реки, и про каждую частичку пепла на равнине…       — Ты должен понять почтенных господ, — посоветовал Лань Чжань, пряча улыбку. — Достославный Кан Цзюй писал свою книгу с пятых слов, а нашим учёным мужам выпал невероятный случай поговорить с тем, кто сам побывал в диюе и вернулся оттуда живым.       К счастью, барсук и горностай не подозревают, что этот Ханьгуан-цзюнь тоже побывал там и тоже вернулся; и совсем к счастью, никому и в голову не придёт, что диюйских демонов так легко призвать в Поднебесную — просто обрядом благодарения.       — А ещё этот недостойный пообещал им, что напишет книгу, — почти шёпотом договорил Сюаньюй. — Разве книги пишут такие, как этот?..       — Книги пишут очень разные люди, — ответил Лань Чжань, вспомнив массивные тома авторства Хан Хэчжи. — Твоя книга хотя бы будет правдивой.       На площадь от ворот притащили разукрашенный паланкин в тех же серо-зелёных цветах; Ханьгуан-цзюнь издали раскланялся с Верховным Заклинателем — Не Хуайсан шёл в дружеской обнимке с Вэй Ином, что-то втолковывая ему с пьяной улыбкой. Сюаньюй осторожно укрылся у Лань Чжаня за спиной… спросить, непременно спросить. Вэй Ин радостно замахал рукой и направился к ним, тоже отгораживая их собой от Хуайсана и его свиты.       — Он меня думал напоить! — весело доложил он, блестя глазами. — Я с демонами пил и то ничего лишнего не сказал, а здесь всего-навсего Хуай-сюн, пусть он теперь и Глава Ордена и Верховный Заклинатель!       — О чём он спрашивал? — тихонько осведомился Сюаньюй, поглядывая сквозь его рукава на построение адептов Не.       — О, обо всём на свете! Как умудрились призвать Хранителей, чего ждать от Чан-шэньсяня, почему твоя душа не развеялась, Ю-ю… Но и сам рассказал кое-что важное: про новую Общую библиотеку я из него всё вытянул, он ею гордится как собственным ребёнком! Представляете, её строят на землях Балин Оуян, и они будут за неё отвечать!       Не Хуайсан поклонился в их сторону и забрался в паланкин, который подхватили четверо самых сильных адептов. Орден Не покинул земли Ордена Гусу Лань, выстроившись боевым ромбом.       — Он очень хотел, чтобы я написал ему подробный отчёт — именно для него и именно я, — продолжал Вэй Ин, пока они поднимались от площадки к главным строениям. — Кстати! вы обедали уже? Меня Не-сюн так накормил, что я до завтра сыт буду! — «Я тоже», тихо отозвался Сюаньюй. — А знаешь, Ю-ю, он так и не признался, что у вас с ним за знакомство было в прошлом! «Недоразумения, недопонимания», — передразнил Вэй Ин и рассмеялся. — Скользкий как угорь, не ухватишь… Но ты не бойся, Ю-ю, я-то тебя допрашивать не буду, я же не такой как некоторые! Лань Чжань, а вообще-то обидно: брат Сюань столько помнит о своём посмертии, а я не помню ничего! Ю-ю, если Не-сюн тебя чем-то обидел, ты только скажи!..       — Вэй Ин, — укорил Лань Чжань. От Мо Сюаньюя отчётливо повеяло знакомым страхом.       Его супруг примирительно вскинул ладони:       — Всё-всё, больше ни слова! а как полагаешь, Лань-гэгэ, не загостились ли мы тут? На Совете побывали, с учителем Ланем поговорили, твоего брата навестили, Не-сюна проводили… Не пора ли в дорогу и нам?       — Согласен, — от всей души отвечает этот Лань Чжань. Тропинка и ему жжёт ноги.       Сборы были недолгими. Всё, уложенное в дорожной сумке, в сумке же и оставалось, добавились только немногочисленные пожитки Сюаньюя — парадное ханьфу и свёрток с травами. Переодеваться в дорожное дуаньхэ тот застенчиво удалился за ширмы; Вэй Ин менял одеяния прямо в комнате, весело перекрикивась через дверь с Сычжуем и Цзинъи, пришедшими проводить. Лань Чжань под эти разговоры нашёл в мешке завёрнутую в платок шпильку Чан Сиена; Вэй Ин принял её из его рук, сбившись с речи, посмотрел внимательно и резким движением вколол острое лезвие в основание своего вечного хвоста. Цянькуни с драгоценными рукописями он вытащил из парадных рукавов и старательно перепрятал в рукава дуаньхэ, за наручи. «Вот теперь я себя ощущаю вновь самим собой, а не нарядной птицей! не обижайся, Лань Чжань, чжицзюй очень-очень красивый, но по нашим дорогам лучше идти в чём попроще, верно, Ю-ю? тебе-то в седле точно длинные полы только мешать будут. И вообще, с этой минуты я больше не какой-то там Старейшина какого-то там Илина, где и народу-то с гуев хвост! я простой добропорядочный странник, и никакой нечисти!» «А я простой старший адепт», согласился Лань Чжань и выслушал бурю возмущённых воплей. Сюаньюй уже почти не терялся среди этого вихря и даже улыбался не скрываясь. «Значит, Лань-гэгэ, я старше тебя по титулу? отлично! Тогда командую: выступаем!» По пути к площади прощания за ними понемногу собралась небольшая толпа.       Гонг отбытия раскатился гулом по всем окрестным склонам и крышам.       Лошадь привели чистую и расчёсанную, с красными и чёрными ленточками в светлой гриве. Цзинъи умело подсадил Сюаньюя в седло: «И не забывай делать примочки к стопам каждый вечер! не думай, что шрамы сами по себе зарастут!» Вэй Ина окружили молодые друзья Сычжуя — у их сына в Ордене оставались друзья и сейчас стояли здесь всем напоказ. Сухощавая, подтянутая Лань Сюцин, с мучными следами на ханьфу и с подвязанными рукавами, водрузила на спину лошади объёмный мешок: «Хоть и наша здешняя кухня, а пригодится вам по пути, Чжань-эрцзы!» — Лань Чжань глубоко поклонился в ответ.       Дядя подошёл к нему уже почти у ворот.       — Берегите себя, — произнёс он ритуальное совсем не ритуально.       — Берегите себя, — ответили они хором, не вдвоём, а втроём.       А в воротах, среди караульных, Лань Чжань увидел совсем неожиданного человека и едва не натянул поводья, за которые вёл Мадинь.       Старейшину Лань Инэня Ванцзи помнил с самого раннего детства, воспоминания были разные, но ярче всего вставало перед глазами последнее: их мечи скрещиваются так, что сполохи озарают мокрый потолок пещеры. На церемонию наказания кнутом Лань Инэнь не пришёл, хотя Лань Чжань помнил, что ранил его не настолько сильно… с тех пор они не встречались, и меньше всего он ожидал этой встречи сейчас.       Вэй Ин по ту сторону лошади тоже остановился, но старейшина уже сложил руки и поклонился им по всем правилам.       — Ханьгуан-цзюнь, я пришёл пожелать лёгкого пути тебе и твоим спутникам.       Что ж, такой поклон стоило вернуть.       — Этот благодарит старшего Лань Инэня за добрые слова.       Вокруг были люди, но старейшина и не подумал понизить голос.       — Хочу, чтобы ты знал, Ванцзи: не все в Ордене думают так, как Хан Хэчжи.       Вэй Ин осторожно покосился на надвратные башни — словно и они тоже могли расколоться.       — Ванцзи это знает, — ответил Ханьгуан-цзюнь и снова потянул поводья.       Нависли над головой тяжёлые балки и серые камни перекрытия главных ворот. За кратким сумраком снова началось лето.       От первого поворота дороги Луошу-лу Вэй Ин и Мо Сюаньюй одинаково оглянулись назад — молча, но с улыбками.       Лань Ванцзи оглядываться не стал.