Шестьдесят три ступени

      Утром старика-травника с учеником и след простыл — должно быть, ушли, едва забрезжило. Вэй Ин только присвистнул: теперь рассказов не оберёшься. «Ну не убивать же их было, чтоб молчали, — вздохнул он уже вслух. — Значит, в ближайший городок заходить не будем. Придётся в лесу ночевать; зато срежем большую петлю дороги!» Лошадь в тех холмах вполне могла идти и по охотничьим тропинкам, и там уже начинались земли Ордена Лань, совсем недалеко до Гусу. Лань Чжань на все эти рассуждения молча кивнул, а кому и знать как не ему, он же тут с детства исходил всё вдоль и поперёк… а Лань Чжань с подвязанными рукавами, готовящий нехитрый завтрак, — умрите от зависти все небожители!       Как было не воспользоваться случаем? ведь спали этой ночью опять просто рядом, как чужие! а хотелось, так хотелось — хоть что-то! Подобрался к благородному заклинателю со спины, прыгнул, повис на плечах, пытаясь связать движения, — Лань Чжань стряхнул захват, поднялся с колен на ноги, одновременно вытаскивая меч знакомым плавным и грозным движением, — авось не пригорит то, что он помешивал в котелке! Суйбянь сам прыгнул в руку, и мечи скрестились с такими жадными искрами, словно тоже заждались и соскучились.       Лань Чжань не атаковал — и это злило. В новом теле всё получалось быстрее и резче, Вэй Ин закрутился вокруг, пытаясь пробиться сквозь непроницаемую защиту, — не смог, но, кажется, хоть немножечко раздразнил! Лань Чжань перехватил его на противоходе, вышел на истинный ланьский выпад — с надвисания вниз, — Вэй Ин едва успел уйти с линии атаки… совсем не привычным своим способом: вместо короткого шага под удар — длинный шаг вправо, под оружную руку, и уже оттуда прижать атакующее лезвие к земле… будто чужими руками!       — Хм, — озадаченно отметил он вслух, вышел из стойки, вернулся и повторил шаг. Никогда прежде такого не делал, но ведь почти получилось?       — Думаю, это подарок по Чан-шэньсяня, — ответил Лань Чжань и тоже убрал оружие.       И вот тогда, обернувшись к костру и закипевшему котелку, они оба обнаружили Мо Сюаньюя в дверях конюшни: серое лицо, стиснутые руки и огромные глаза. Испугался вчера и до сих пор боится?! или это — заново?       Лань Чжань улыбнулся раньше, чем Вэй Ин успел что-то сказать. Если Ю-ю не совсем дурачок, улыбки хватит… а он точно не дурачок: вместо бледности по лицу расползся беспокойный румянец.       — Хорошо размялись! — всё-таки сказал Вэй Ин и всё-таки сел у костра поближе к котелку. — Повторим когда сможем, ладно?       — Утренняя тренировка? — осторожно уточнил Ю-ю и так же осторожно пошёл к ним: почти совсем не спотыкаясь.       Рис с капустными листьями пах на редкость вкусно; счастье, что в этом проклятом трактире нашёлся небольшой огородик на задворках.       — А ты думал, мы всерьёз подрались? — Трудно улыбаться с набитым ртом, но как тут не улыбаться-то! — Если Лань Чжань и в самом деле решит меня убить…       — Вэй Ин, — укоризненно сказал Лань-гэгэ, в очередной раз нарушая закон о молчании за едой.       — …ты даже не успеешь это заметить, — договорил Вэй Ин и послушно умолк, повинуясь строгому взгляду.       И всё-таки убраться из этого проклятого места было настоящим счастьем! Неупокоенных душ не осталось, тьма должна со временем развеяться… но лучше было бы просто всё сжечь и забыть. Чтобы новый трактирщик, если он когда-нибудь придёт, начал всё на чистом месте и без развалин.       Лань Чжань оглянулся с поворота тропы и коротким взмахом отправил в полёт огненный талисман. Дымом пахло ещё час, потом и дым отстал и тропа снова стала обычной лесной тропой.       И в воздухе без дыма можно было попробовать летать!       Суйбянь слушался охотно и даже честно попытался выполнить приказ и взмыть вверх — но взлетел так быстро и резко, что Вэй Ин едва не свалился и поторопился спрыгнуть. То же самое, что было в первую ночь с обычными шагами! привычное усилие оказывается слишком мощным в новом сильном теле… он попробовал ещё несколько виражей над самой травой и с огорчением признал любимый меч слишком вёртким и чутким — «это только пока, временно, обещаю!» Хоньяо казался более устойчивым, хотя и слушался тяжелее; Вэй Ин обогнал на нём свой маленький караван — лошадь и пешехода — и уселся в тенёк отдохнуть. В груди кололо знакомой болью: ци прожигала путь по искалеченным меридианам. Не всё сразу… а так хочется!       Когда его спутники появились из-за поворота, Вэй Ин уже стоял и заботливо протирал меч. Незачем пугать их снова.       Охотничья тропа взбиралась на холмы и спускалась в долины. Места здесь были приветливые: хватало и воды, и тени, и уже начали попадаться поля, заботливо огороженные плетёными изгородями. Ближе к вечеру встретилось славное мелководное озерцо в долине, и Вэй Ин завопил от восторга, увидев над водой форелий плавник. «О благородный Ханьгуан-цзюнь, смилуйся, дозволь твоим измождённым спутникам остановиться здесь на привал! Эти недостойные в благодарность наловят рыбы на ужин!» Сюаньюй на выбранном бережку честно принялся разуваться, намереваясь выполнить обещание; пришлось со смехом усадить его обратно на траву — до чего же милый младший нам достался! «Брат Ю-ю, вода ещё холодная, сейчас ведь только начало лета, а ручьи здесь текут с гор!» — «А как же вы… то есть, ты, Сянь-дагэ?» — «Что ты сравниваешь! я-то с детства привык!» — «Я не хочу быть обузой», и даже нахмурился, и оттого стал ещё милее. — «Ну и не будь: можешь их чистить. Я ловлю, ты чистишь, Лань-гэгэ ставит лагерь, все в работе! верно же, Лань Чжань?» Ты не сердишься, что я тут раскомандовался? «Я сам не смог бы распорядиться лучше», — с совершенно серьёзным лицом ответил Лань Чжань. Ну вот как его не любить!       Большая рыбина пошла в котелок, помельче — поджарились на прутиках. Ю-ю, кажется, впервые ел так охотно — наконец-то начинает оживать. Как же хотелось уйти за хворостом подальше в компании блистательного Ханьгуан-цзюня… но бросать беднягу Мо одного в сумерках на незнакомом берегу — совесть не позволяла. Только и оставалось: горестно привалиться к сильному плечу и зарыться носом в волосы, пахнущие сандалом. Дайте только этому Старейшине наконец-то добраться до гостиницы!..       — Лань Чжань, а откуда этот странный приём? «отражение отступлением», я верно понял? Никогда не видел такого раньше!       — «Шаг вправо, если меч в правой, и с полоборота удар по чужому лезвию сверху вниз», — как по книге повторил его супруг. — Я видел однажды… давно. Используют в схватках один на один, в отряде не сработает.       — Бродячие! — Даже хлопнул себя по колену. — Тогда это точно поклон от Чан Сиена! Нужно будет побольше тренироваться, глядишь и ещё что-нибудь откроется.       — Не спеши, — совсем на ухо ему сказал Лань Чжань, и это было обо всём.       Так и отправились спать: в обнимку; и уже в полусне расслышал, что Ю-ю устроился у Лань Чжаня за спиной и осторожно придвинулся ближе… с моей стороны не лёг, а ведь здесь тот же плащ расстелен, ничуть не хуже. Всё-таки боится страшного демона Старейшину Илина? и немудрено — после этого проклятого трактира. Злость снова колыхнулась в душе свинцовым омутом. Ладно бы просто разбойничали, но убивать гостей, заплативших за безопасный ночлег?!       Лань Чжань обнял его теснее. Не спеши, повторил себе Вэй Ин. Тебе ведь хочется всё и сразу. Истребить любое зло, до которого можешь добраться. Освоить новые пути и заклинания — доработать тот же гонмин наконец. Знать, что близкие в безопасности… и заново научиться летать!       Он перегнулся через Лань Чжаня — проверить, тепло ли укрыт Ю-ю. И чтобы этому бедняге было спокойно и удобно, да. Чтобы с ним всё стало по справедливости — разве я так много хочу? Укутан до самой макушки в походное одеяло, тоже доставшееся нам в наследство от Чан Сиена; прячется.       Утром всё-таки поворчал, пока умывался. Достаточно громко, чтобы эти двое на поляне всё слышали. «Вот раньше, в наши славные денёчки, шли мы куда хотели и могли забраться в любые кусты, когда хотели! а теперь всё как у настоящих господ заклинателей, чинно и правильно!» — и с удовльствием полюбовался на покрасневшие щёки Ю-ю, когда вернулся. Лань Чжань методично сматывал повязки со ступней Сюаньюя и помочь не разрешил. Вэй Ин остался поблизости, чтобы посмотреть: багровые рубцы кое-где почернели, а местами вылиняли в жёлтый, — всё заживало понемногу, всё шло как надо, но так хотелось, чтобы скорее. Семь дней же всего прошло, укорил он себя, диюйские раны быстро не заживают и настрадавшиеся души тоже не привыкают к людям за несколько дней и слов. Рыбный суп за ночь застыл и превратился в изысканное лакомство!       К середине утра охотничья тропка, перебравшись через пару жердевых мостков, влилась в нахоженную тропу, а к полудню и она встретилась с широким мощёным трактом — начинались обжитые земли. Стали попадаться попутные и встречные, пешеходы и всадники, и кое-кто из них вежливо кланялся, узнавая достопочтенного Ханьгуан-цзюня; и когда солнце всё-таки решило начать свой путь вниз, дорога тоже решила спускаться — с невысокого перевала открылся вид на безмятежный, чистенький, цветущий Гусу, нежившийся у подножия высокой горы на берегах небольшой речки.       Лань-гэгэ придержал этого Вэй Ина за рукав: ну как тут не ускорить шаг, когда цель вот она и там ещё не закрывают лавки!       — Мы вовремя! Интересно, мы первые или кто-то уже ждёт? ну, им-то на мечах легко было добираться! — И Ю-ю тоже приподнялся на седле и смотрит на городок, будто хочет разглядеть свою судьбу. — Сколько корчаг «Улыбки» ты разрешишь мне выпить, о мой повелитель Ханьгуан-цзюнь? нет-нет, конечно же, после всех совещаний!       — Хм, — сказал Лань Чжань. То ли «посмотрим на твоё поведение», то ли «с каких пор тебе нужно разрешение».       — Я так и знал, что ты добр и великодушен, мой господин! — предпочёл просиять Вэй Ин.       И был вознаграждён тихим смешком от Ю-ю, даже в рукав не спрятанным.       Гусу встретил их журчащим шумом голосов, хлопаньем флагов и выставленных на продажу тканей, запахами реки, ароматным дымком агара и можжевельника и ещё более манящими дымками чая и жареной свинины в сливовом соусе. Всё было как прежде, как двадцать лет назад: вели неспешную беседу книжники в дверях одной лавки и щебетали в другой девицы, рассматривая браслеты и румяна; перекликались лодочники и зазывали покупателей фруктовщицы от нарядных прилавков. Гусу был орденским городом — здесь даже собаки не лаяли. Трактир «Чжужэнь» тоже горделиво возвышался на прежнем месте, видный издали, — двухэтажный, под алой крышей, с подновлёнными свежепокрашенными перильцами на галереях.       Лань Чжань вдруг передал поводья Мадинь в руки Вэй Ину, а сам направился к одной из лавок. Пришлось даже переглянуться с Ю-ю! тот тоже выглядел озадаченным. Ждали они, впрочем, недолго, Вэй Ин едва успел переброситься шуткой с мимошедшими девушками, тоже как двадцать лет назад, — «молодые господа, что же вы замерли посреди улицы?» — «окаменели от вашей красоты, сестрицы!» — а Лань Чжань уже вернулся и протянул Сюаньюю на открытой ладони серебристую длинную шпильку с ажурным листом в навершии.       Ю-ю тронул дорогую вещицу кончиком пальца, как трогают бабочку, боясь, что она улетит.       — Яблоня… для меня?..       Этого Вэй Ин вынести уже не мог.       — Кстати! — воскликнул он и поднырнул под лошадиную морду, чтобы оказаться на нужной стороне. — Брат Сюань, ты же предстанешь перед Советом кланов и Великих Орденов, ты должен быть одет как подобает! Лань-гэгэ, ведь правда, нужно купить парадное одеяние?       — Не нужно, — качнул головой этот замечательный Лань и глазами указал на сумку, притороченную к седлу.       И когда только успел?! едва не задохнулся Вэй Ин.       — Кажется, нас уже ждут, — тихо проговорил Ю-ю, глядя лошади под копыта. Конечно, с седла ему было лучше видно; а Вэй Ин только и заметил белое одеяние на высоком пороге «Бессмертного барана», да и то не сразу, а когда подошли поближе и больше не мешали чужие спины и головы.       Встречал их Сычжуй — ни пылинки на одежде, словно и не с дальней дороги. Хорошо всё же весь путь проделывать на мечах!       Зал трактира не изменился ничуть, а вот хозяин был новый — молодой. Гостям с поклонами подали умыться, потом особо поприветствовали почтенного Ханьгуан-цзюня, потом проводили к лестнице на второй этаж, — «Кто за всё это платит-то?», себе под нос пробормотал Вэй Ин. Цзян Чэн в прошлые славные времена частенько негодовал на здешние цены, — но в те времена Цзян Чэн ещё не был Саньду Шэншоу, главой славного и богатого Ордена. А если будет скупиться, я ему припомню четыреста зачарованных сетей на горе Дафань!       Этот самый Саньду Шэншоу сидел сейчас за столом в Кипарисовом зале и посматривал на распахнутые резные ставни так, словно собирался их закрыть.       — Вот и вы наконец, — проворчал он и вместо поклона потянулся за кувшином. — Осталось дождаться главу Цзинь, самого из нас занятого!       Лань Цзинъи, смирно сидевший на углу того же стола, поклонился молча. Сычжуй закрыл за вошешими двери и прилепил по талисману на каждую створку.       — Призрачный Генерал будет ждать нас у подножия горы завтра утром, — доложил он Лань Чжаню как старшему и остался стоять, будто ожидая распоряжений. Пришлось полезть обниматься, потому что куда годится так встречать соратников! обнял Сычжуя: «как поохотились по пути, дети?» — потом Цзинъи: «Ты опять заказал себе куриную ножку?», юнец покраснел и попытался вырваться: «А тебя в этот раз несвязанного привели!», — а ещё чуть не обнял Цзян Чэна, но посмотрел в смеющиеся глаза под нахмуренными бровями и назло не стал. А в кувшине-то и в чашке-то у главы Цзян — «Улыбка императора»! ни с чем не перепутаешь этот небесный аромат.       — Обед заказан, — сообщил Цзян Чэн, пока все рассаживались, — подадут когда все соберутся. А закуски принесут сейчас, молодой Лань распорядился. И пей уж, ладно, — он поставил перед Вэй Ином вторую чашку, — уже унюхал, смотрю.       Лань Чжань на втором торце стола смотрелся как глава какого-нибудь Совета… а что, чем у нас не военный совет? Ланьские дети сели рядышком и оставили место для Цзинь Лина; Ю-ю устроился поближе к Ханьгуан-цзюню и подальше от строгого лекаря Цзинъи; а вино было совсем, совсем как раньше!       — На демонском следе многое пришлось подчищать, — наконец ответил Сычжуй на вопрос, — но думаем, туда ещё придётся вернуться через некоторое время. Нам попались даже два чанчу, но к счастью, не такие сильные, как первый.       — Эту жабу нужно будет внести во все предупреждающие списки, — проворчал Вэй Ин и снова потянулся за кувшином. Перед глазами стояла морщинистая бородавчатая морда и голодные глаза под соломенной шляпой. — Вместе с дохлой змеёй из Даньгу, зелёным медведем и чешуйчатым филином… Готовься, сынок, тебе придётся очень много рисовать и писать!       Сычжуй оглянулся на Цзинъи.       — Мне есть кому помочь, учитель Вэй. Когда… в общем, Лань Цзинъи вместе со мной переписывал Книгу о добронравии и долге.       Вэй Ин приподнялся, опираясь кулаками на стол… и тут как раз постучали в дверь и принесли подносы с закусками. Не станешь же выяснять подробности орденской жизни при трактирных слугах!       Цзинь Лин — в парадном расшитом дасюшене и с луком, завёрнутым в золотой шёлк, — возник на пороге как раз ко второй чарке, и закуски начали плавно переходить в обед.       Вид у молодого главы был даже не уставший — замученный. Цзян Чэн, поднявшийся обнять племянника, вместо объятий осмотрел его с головы до ног и нахмурился.       — Что не так-то? — по-мальчишески огрызнулся этот племянник. — Выбрал самое разукрашенное, чтобы говорливые гадюки довольны были уважением! не в обиду вам, Ханьгуан-цзюнь.       Трое Ланей усмехнулись одинаковыми усмешками. Наши гадюки молчаливы, без труда перевёл себе Вэй Ин, но Сюаньюю шепнул успокаивающе, как мог: «Не слушай его! мы же будем с тобой».       — Наверняка последний раз спал позавчера, — определил Цзян Чэн и толкнул молодого главу к столу в знакомом с детства жесте «дружки подхватят!». — Когда ел, даже спрашивать не буду.       — А я сюда не есть пришёл! — сообщил Цзинь Лин и вытащил нож, чтобы отрезать себе кусок ароматной телячьей ноги.       Некоторое время за столом царило очень ланьское молчание: все честно утоляли голод. То, что Лани в полевых условиях уже совсем не те, что в стенах родного Ордена, Вэй Ин усвоил давно и теперь совершенно не удивлялся, что и младшие адепты, и сам величественный Ханьгуан-цзюнь вполне отдают должное и телятине, и курице в понкановой заливке, и даже сладкой свинине — правда, с рисом и овощами. От вина традиционно отказался только Лань Чжань, однако все прочие хоть и пили, но весьма и весьма умеренно; и Вэй Ин тоже остановился после третьей чарки — ладно, после четвёртой, но первая не считается! Тело Чан Сиена справлялось с алкоголем не хуже бывшего тела — самого первого, — и уж точно не хуже тела Мо. Сам же Сюаньюй пил по глоточку, ел маленькими кусками и вообще казался за этим столом самым ланистым из всех Ланей: должно быть, старался показать хорошие манеры. Наконец-то вижу его совсем живым, с этими-то блестящими глазами… И рядом с Ханьгуан-цзюнем… а красивой мы всё-таки были парой!       Лань-гэгэ накрыл его руку своей ладонью. Под столом. На колене.       — Ты всегда ты. — Шёпотом, так, чтобы никто другой не услышал. В гостинице этой ночью должна быть самая прочная кровать!..       Цзинь Лин посмотрел на них, поморщился и решительно отложил палочки.       — Если вы закончили…       Да мы ещё и не начинали, вздохнул Вэй Ин и подхватил последний кусочек свинины, после чего послушно отодвинул миску.       — …тогда к делу, — заключил Цзинь Лин и хлопнул в ладоши, вызывая слуг.       Посуду те убирали в полном молчании. Кувшин одинаковым жестом прикрыли Вэй Ин и Цзян Чэн. Ты заметил, как учится приказывать наш племянник, а? и ответная усмешка Саньду Шэншоу: у него были хорошие учителя.       Цзинь Лин, не подозревая об этих переглядываниях, разворачивал свой лук. Блеснули тусклым серебром новые оконечники: журавлиные головки.       — Прошу вашего присутствия, Чан-шицзунь, — проговорил он и склонился перед призраком. Бессмертный возник стратегически точно: напротив Цзинь Лина, рядом с Сюаньюем, там, где имелось свободное место за столом.       Ю-ю шарахнулся так, что уткнулся плечами в Вэй Ина, и уставился на вновь прибывшего во все глаза… потом осторожно оглянулся, словно боялся, что Старейшина исчез, или хотел их сравнить.       Чан Сиен тоже рассматривал Ю-ю — будто занятную диковину, — а потом перевёл взгляд на Вэй Ина и кивнул:       — Всё-таки сразу видно, что он не ты.       Вэй Ин решительно приобнял Ю-ю за плечи. Если не я — это ещё не значит, что плохой!       — И сразу видно, что я не ты, — ответил он бессмертному. — Только вот, боюсь, на Совете у наших старейшин случится искажение ци…       — Это тоже учтено в плане, — заверил Цзинь Лин и, помедлив, всё-таки уточнил: — То есть, не искажения ци учтены, а как и когда надлежит появиться почтенному бессмертному.       — В плане? — вкрадчиво переспросил Цзян Чэн.       — В плане, который я вам изложу, если вы наконец позволите, — отрезал Цзинь Лин и снова поклонился призраку. — Итак.       Да, этот план послушать стоило! Охота с гусуланьцами в Хиньянчжэн была названа «отработкой приграничных взаимодействий». Цзинь Лин намеревался сообщить, что деревенский староста написал во второй Орден, потому что долго не получал ответа из Ланьлина. Цзинь Лин ставил на вид почтенному собранию, что такие случаи происходят часто и требуют совместных решений.       Далее следовал формальный отчёт по охоте на чанчу. Известие о пропаже заклинателя. Выход на след неизвестной могучей нечисти. Цзинь Лин объяснял Совету, почему молодые заклинатели не запросили подмоги: потому что не были уверены, что имеют дело с демоном. А когда стали уверены — просить было уже поздно, потому что Ордены отвергают способ связи мёртвыми птицами. Позвали только главу Цзян, который этим способом пользоваться согласен. (Цзян Чэн кивнул, стиснув зубы.) Вызнали логово демона и устроили ему там засаду. Демон пил с собутыльниками, попал под удерживающее поле, дальше работали изгоняющие заклинания. Призыв стихий. Зачистка усадьбы, наказание банды сообщников и зачистка города. Вот так вот всё просто!       О луке молодой глава Цзинь имел сообщить следующее: артефакт — трофей, взятый у демона. В нём находится похищенная душа, обратившаяся духом лука. (И нет, это ещё не время появляться почтенному бессмертному.)       Вэй Ин осторожно покосился на Чан Сиена. Тот слушал с бесстрастием истинного просветлённого. Или же… или же этот план не был для него новостью.       Цзинь Лин тоже посмотрел на своего новоявленного учителя, кивнул и обратился к Саньду Шэншоу:       — Дядя Цзян, я позволил себе написать речь и для тебя.       На лице Цзян Чэна отразилась очень длинная речь. Он проговаривал её молча, и за столом все тоже молчали, ожидая, на каких словах этот поток всё же вырвется наружу; что интересно, молчал и Цзыдянь — в смысле, почти не искрил. Наконец Саньду Шэншоу откашлялся и спросил несколько хрипловато:       — И что же я, по-твоему, должен буду сказать?       Цзинь Лин недрогнувшей рукой развернул свиток.       У молодого главы даже изменился голос, в изумлении отметил Вэй Ин. Куда девались запальчивые интонации юной госпожи! эта госпожа была уже не очень-то юной.       Глава Цзян должен был засвидетельствовать, что городу Даньгу был нанесён серьёзный ущерб. Рассказать, что демон был чрезвычайно силён: научился похищать тела заклинателей и использовать их. Глава Цзян призывал всех почтенных собратьев осознать эту новую опасность. Глава Цзян настаивал, что нужны новые способы защиты для всех, особенно для бродячих. Глава Цзян предлагал разработать талисман, который свяжет попытку изгнания души с сигналом-ракетой, после чего все кто видит должны спешить на помощь. (Разумеется, глава Цзян заверял присутствующих, что Орден Юньмэн Цзян в такой помощи не откажет.) Также глава Цзян должен был заявить, что отныне заклинателям необходима быстрая связь — например, уже упомянутые мёртвые птицы.       — А-Чэн, да все же решат, что ты захвачен демоном! — не выдержал первым Вэй Ин. — А-Лин, это уже слишком! Никто никогда не поверит, что Цзян Чэн может добровольно такое предлагать!..       Сычжуй осторожно кивнул, Цзинъи пробормотал что-то похожее на «разве что с мечом к горлу, и то…» Лань Чжань оставался невозмутимым, и только Вэй Ин — ну, может, ещё и Ю-ю! — мог увидеть пляшущих демонят под пушистыми ланьскими ресницами.       А Чан Сиен, к которому Вэй Ин повернулся как к последней надежде, — «Вразуми этого юнца, раз уж он величает тебя наставником!..» — Чан Сиен улыбался, как сытый волк на солнышке.       — Если кто-то решит, что я одержим злым духом, — произнес Цзян Чэн и положил ладони на стол, — я охотно продемонстрирую, как хорошо меня слушается Цзыдянь. Продолжай, А-Лин.       — Дальше опять буду говорить я, — сообщил Цзинь Лин и торопливо добавил: — если позволишь. Я предложу поддерживать строительство наблюдательных башен.       По комнате прошелестел ветерок и умолк. Вопрос повис непроизнесённым: у тебя в Ордене всё так тихо и гладко, что ты готов браться за наследие Мэн Яо?       — Предвижу бурные возражения, — согласился Цзинь Лин и вдруг сбился со спокойного голоса. — Они слышать о нём не хотят ничего хорошего! Они думают, что все его мысли и дела надо только уничтожать!       — Не все и не всё, — неожиданно отозвался Лань Чжань. — Поддержим. Дальше.       — Дальше я скажу, что в башнях следует держать смешанные гарнизоны. — Цзинь Лин вновь зашелестел свитком. — И вообще пора вводить практику смешанных отрядов, по примеру нашей работы в Даньгу. Конечно, сразу начнут орать: а как тогда делить оплату? а не перегрызутся ли в отрядах из-за денег? Тут Ханьгуан-цзюнь должен будет ответить, что если Ордены будут грызться из-за денег, то настанет пора их распустить. Тогда…       — Погоди! — опять вмешался Вэй Ин, плохо поверивший своим ушам. — Ты за нас всех речи придумал?!       — Если это скажу я, меня сожрут, — отмахнулся Цзинь Лин. — А уважаемого Ханьгуан-цзюня всё-таки выслушают.       И опять на этих словах у Лань Чжаня почему-то краснеет ухо! Спросить, не забыть бы спросить!       — Согласен, — ответил этот уважаемый. — Дальше.       — Дальше самое трудное. — Цзинь Лин свернул свиток и сел. — Надо будет всех переслушать, всем ответить, всех убедить и добиться, чтобы все предложения утвердили. И только потом переходить к истории о ритуале и смене тел. Иначе волна негодования похоронит под собой всё, что мы предлагали.       Сычжуй дотянулся до кувшина, налил полчарки и подвинул чарку Цзинь Лину. Тот выпил залпом.       Вторую чарку налил и выпил Цзян Чэн, после чего заговорил снова — глядя на Чан Сиена в упор.       — Я полагаю, почтенный бессмертный слышит эти планы не в первый раз.       — Я помогал молодому главе их составлять, — отозвался тот и широко улыбнулся. — Кроме той части, которая отведена досточтимому Саньду Шэншоу. Я никогда не позволил бы себе…       — А мне всё понравилось! — внезапно вмешался Цзинъи с истинно щенячьим бесстрашием. — Особенно ловко А-Лин составил доклад про события в Даньгу! Вы заметили: он обошёл молчанием все те детали, которые мы условились держать в секрете. А ведь если бы, например, рассказать про ваше замечательное платье, глава Цзян…       Вэй Ину захотелось спрятаться под стол и утащить за собой эту бестолочь.       — …то главы кланов после такого рассказа безропотно утвердили бы всё и даже не заметили! — договорил Цзинъи и уставился… ну, куда-то Цзян Чэну в живот.       Цзян Чэн запустил в него чашкой. Попал.       — Младшим следует молчать, когда старшие обсуждают!.. — рявкнул он и умолк, не договорив.       — Тогда придумывайте всё сами! — вдруг совершенно по-детски обиделся Цзинь Лин и тоже потянулся за вином. — Меня ваш обмен душами, телами и чем там ещё — совершенно не касается! я и знать-то о нём не хочу!       — Этот Цзинъи — он точно Лань? — страшным шёпотом спросил Вэй Ин у Лань Чжаня. Пора было спасать положение. — А ты, стратег, не злись: тебе в результате нашего обмена достался бессмертный учитель и духовный лук! Рассказывай, что у тебя там дальше.       Цзинь Лин всё-таки отпил глоток из чашки, заботливо поданной ему Сычжуем. Посмотрел на Чан Сиена, словно надеясь, что продолжать будет он. Вздохнул и заговорил снова.       — Предлагаю изложить всё это в следующей форме. Бессмертный уступил своё тело, освобождённое от демона, Вэй Усяню. В ответ на это господин Вэй вернул тело, пожертвованное Мо Сюаньюем. Прошу прощения у называемых. — Он коротко поклонился в сторону новоприобретённого дяди; Ю-ю сидел, стиснув руки, и слушал с жадным вниманием. — Душа Мо Сюаньюя вернулась из диюя неповреждённой, и это доказывает, что она диюю не принадлежала и не была осуждена. Решения бессмертного не подпадают под юрисдикцию данного Совета. А Вэй Усянь восстановил справедливость и исправил ошибку заблудшего юноши; ещё раз прошу прощения. И вот тут можно станет представить Совету Чан-шэньсяня, Вэй Усяня и Мо Сюаньюя для дальнейшего оповещения всего сообщества. А дальше я объявлю, что привёз из Ордена Цзинь свидетеля, который сможет подтвердить личность господина Мо; причём такого свидетеля, которого никто не обвинит в сговоре.       — Свидетеля?.. — беззвучно выговорил Ю-ю побелевшими губами.       Только и можно было: подтянуть его к себе ещё ближе, чтобы не вздумал дрожать; но Лань-гэгэ сделал лучше: поднялся со своего почётного места и сел по другую руку от Мо — отгораживая его от всех.       — Не беспокойся, шуфу, — обратился к Ю-ю Цзинь Лин как подобает и как не обращался прежде, — этот человек не был тебе врагом и ничем тебе не навредит.       И теми же белыми губами Ю-ю улыбнулся вдруг.       — Доу-лаоши?       — Завтра увидишь, — строго произнёс Цзинь Лин, возвращаясь к тону главы Ордена. — Я хочу, чтобы всё было честно, и не стану тебя предупреждать заранее. Сычжуй, Цзинъи, после Совета вам устроят настоящий допрос, и возможно не только ваши. Держитесь в рамках того пересказа событий, что я предложил. Сможете?       — Ты учишь адептов Гусу Лань лгать? — уточнил Цзян Чэн, не дав им кивнуть.       Сычжуй сложил руки для уважительного ответа.       — Этот недостойный позволит себе уточнить: можно лгать, а можно не говорить всей правды. Этот недостойный знает, что Орден Лань давно владеет названной техникой.       Вэнь Юань, с дрожью осознал Вэй Ин и повторил себе шёпотом: мой А-Юань. Хватит недомолвок на сегодняшний день!       Остаток этого застолья для него прошёл как в тумане. Кажется, Цзян Чэн всё-таки никого не убил и даже не переломал никому ноги. Кажется, бессмертный вежливо уточнял, что дозволено и что не дозволено лично ему говорить на Совете, — потому что ему тоже предстоит хороший допрос. Кажется, Лань Чжань спрашивал у Цзян Чэна, отправятся ли гости ночевать в Облачные Глубины или останутся в городе. Ещё Цзинъи говорил что-то про лучшие гостиницы… а Сычжуй стоял рядом и молчал —       …потому что они уже стояли вдвоём на тихой вечерней улице, почти у самой реки, и больше вокруг никого не было.       — Цзинь Лин сказал, что переночует в «Шёлковом облаке», и посоветовал главе Цзян сделать то же, — голос Сычжуя опять был голосом Ланя, лучшего ученика, примерного адепта, — потому что Ханьгуан-цзюнь сказал, что они… то есть вы с ним… отправитесь в «Тростниковые циновки»…       — А-Юань, — сказал Вэй Ин и снова умолк.       Городок Гусу был — до. Был в счастливом прошлом, где ещё не случилось ничего страшного, ещё не было Войны Солнца и Пристань Лотоса ещё не горела. Сейчас пришла пора говорить как во времена Луаньцзан.       — Прости, что меня не было с тобой.       — Сянь-гэгэ, — выдохнул Сычжуй, помолчал и заговорил снова: — Ты не мог. Ты же умер.       — А потом вернулся. — Дышать было трудно, будто воздух кусками проталкивался в горло. — И потом ушёл снова. На два года. Прости.       Сычжуй ткнулся горячим лбом ему в плечо. «За колено мне тебя уже не обнять, Сянь-гэгэ…»       — Я же видел тебя с учениками в поместье Мо и на горе Дафань. — Нужно было говорить, даже если хотел спросить совсем не о том. — И потом, в городе И, в саду и в пещере… у тебя же было всё хорошо с ними? с Орденом? Я был уверен…       — …и не хотел, чтоб на меня косились из-за дружбы со Старейшиной Илина, — договорил его А-Юань. — Ты всегда был такой, Сянь-гэгэ. Но не из-за тебя всё разладилось.       — Они знают? — Впору было вытаскивать флейту. — Они посмели обвинить тебя в дурном происхождении? потому что, я знаю, больше тебя не за что винить!..       — Теперь есть за что, — отозвался Сычжуй и выпрямился. На Вэй Ина смотрел заплаканными глазами другой, взрослый А-Юань. — Я вернул себе память полностью. Я сам это выбрал. И да, им это известно. Но ты же видишь, Сянь-гэгэ, я всё ещё ношу белую ленту. У меня нет проблем с Орденом… а у Ордена со мной — не мне решать.       — Я знаю, как трудно, когда на тебя смотрят как на чужого. — Поздно каяться: ты опять опоздал, ты всегда опаздываешь, Вэй Усянь. — Я не хотел для тебя такой судьбы.       — Не все же смотрят на меня так, — возразил Сычжуй и вдруг улыбнулся, совсем как в давнем далёке, когда стремительно переходил от слёз к смеху, стоило дать игрушку или хотя бы пообещать. — И на тебя не все так смотрели, бедняк-гэгэ.       Вэй Ин с облегчением схватился за сердце. Теперь было можно.       Я тоже выбрал бы память, А-Юань.       — А Лань Чжань знал? Ханьгуан-цзюнь всё знал?! я его убью!       — Не всё, — успокоил его Сычжуй и вежливо кивнул на угол ближайшего дома: там стояли совсем не вместе Цзинь Лин и Лань Чжань и каждый молча ждал своего.       Орден Лань воистину испытывает терпение Старейшины Илина! они со мной ещё по старым долгам не расплатились, а теперь нарастают новые?! За спину Лань Чжаня. За резню на Луаньцзан. За все треклятые правила! и за А-Юаня теперь.       И к Ордену Цзинь у меня тоже ох много слов накопилось!       — Цзинь Жулань! А не хочешь ли ты всё-таки рассказать нам подробнее, кто и как стрелял в тебя в Башне Кои?       — Стрелял?! — В глазах Цзян Чэна полыхнуло лиловое пламя. — Ну-ну!..       — Стрела-ищейка, — нехотя поведал юнец как о чём-то обыденном. — Стрелял Пань Чанлан, платил ему Цзинь Гуанбао, мой шуцзюфу. Чан-шэньсянь нашёл его по отпечатку ци на стреле.       — Эти двое ещё живы? — осведомился Цзян Чэн, поглаживая кольцо.       — Не спеши убивать явного врага, — возразил Цзинь Лин, явно цитируя какого-то древнего стратега. — Чан-шэньсянь говорит, что они оба могут ещё пригодиться.       — Чан-шэньсянь очень хорош как незримый помощник, — от души согласился Вэй Ин и тут же не согласился снова: — Но тебе нужен зримый телохранитель, А-Лин, — и про себя добавил: «Такой, чтобы никто и помыслить о покушении не посмел!» — Верно же, А-Чэн?       Цзинь Лин нахмурил лоб: перебирает кандидатов?       — Вэнь Нин, — договорил Вэй Ин. — Только он и никто другой.       Теперь нахмурились все.       — Подумай, — продолжал настаивать Вэй Ин, — и поймёшь, что Вэнь Нин прямо из книжки про стратегии: его и не слишком много, и не слишком мало.       — Куда уж больше, — проворчал Цзинь Лин. — Хорошо, я подумаю.       — Я тебе так подумаю! — в голос рявкнул Цзян Чэн. — Вы что, уверены в этом… этом?! А если он снова потеряет контроль?       — Уверен, но согласен на меры предосторожности, — ответил Вэй Ин, перекрывая недовольное ворчание Цзинь Лина «я что, совсем щенок и не могу сам себе телохранителя выбрать…» — Можно придумать блокирующий талисман: если Вэнь Нин вдруг утратит разум, то тут же потеряет способность двигаться. В Башне Кои могли сохраниться записи Сюэ Яна о тех гвоздях… нет, пусть лучше будет татуировка. Конечно, всё это надо будет проверить…       — Талисманы Вэй Ина работают всегда, — отчеканил Лань Чжань. — И Вэнь Цюнлиня он знает как никто другой.       — Вэнь Цюнлинь много раз был рядом с нами в бою, — негромко вмешался Сычжуй. — Он хорошо относится к Цзинь Лину и вполне контролирует свои действия. Я тоже могу за него поручиться.       Цзян Чэн оскорблённо буркнул что-то вроде «сговорились!», повернулся на каблуках и зашагал в сторону главной улицы и трактира. Цзинь Лин заметался взглядом между ним и Сычжуем, помешкал, махнул рукой и отправился догонять дядю: «я его уговорю». «Мне тоже пора, — вздохнул Сычжуй, — нам с Цзинъи лучше поменьше мелькать на улицах, а то кого-нибудь встретим». Вэй Ин смотрел им вслед, пока сумерки не закрылись как занавес.       Я не видел, как взрослели эти дети. Но результат мне нравится!       Вслух же сказал всего лишь, забирая из рук Ханьгуан-цзюня поводья смиренной Мадинь:       — Говорят, мы выбрали гостиницу, Лань-гэгэ?       Казалось бы, что сложного — поселиться в хорошей гостинице на одну ночь?       Раз уж живём не все вместе (наверное, ради того, чтобы сбить старейшин со следа и не дать им заподозрить заговор!), то нужно просто прийти, заплатить хозяину или хозяйке, оставить лошадь в конюшне и, возможно, поужинать, хотя только что пообедали. Оказывается, за всеми разговорами уже совсем стемнело. Улицы Гусу опустели, разве что в немногих харчевнях ещё горели огни, но и там не слышалось никакого шума или сохраните небеса пьяных драк. Город чинно готовился ко сну, как подобало городу у подножия самого благовоспитанного Ордена; а страшный Старейшина Илина вёл в поводу лошадь и только и мечтал добраться до постели и до крепких объятий супруга… и как всегда, путь к его мечте оказался тернист.       Вывеска «Тростниковые циновки» висела на таком большом и красивом доме, что сразу было ясно: здесь спят не на полу; двор был чисто подметён, пахло травами и благовониями, а на высоком крыльце стояла хозяйка в зелёном платье, поджидая припозднившихся путников. Вэй Ин любил любые ночёвки — в лесу, в хижине рыбака, в трактире, — лишь бы рядом с Лань Чжанем; но приятно всё-таки иной раз побыть богатым спутником богатого заклинателя, правда? Он помог спешиться Ю-ю, слуги тут же подхватили повод, клятвенно обещая лошадь вычистить, устроить в конюшне, накормить и напоить…       И тут самый простой и обычный вопрос, произнесённый приятным вежливым голосом, заставил Вэй Ина остановиться:       — Сколько вам комнат, молодые господа?       Для начала стоило бы покатиться со смеху. Два года назад, в Юньпине, неподалёку от храма Гуаньинь, будь он проклят! такой же вопрос из уст очень похожей хозяйки заставил Вэй Ина пуститься в дебри самоугрызения и раскаяния! а у Лань Чжаня покраснели уши — тоже помнит! и всё, что было потом… ох! одни куры чего стоили!.. Но хозяйка стояла и ждала ответа, и смотрела на них честными глазами честной женщины, и надо было просто сказать… просто?       Спать и эту ночь без любви Вэй Ин был совершенно не согласен! Значит, комнату им и комнату для Сюаньюя.       Но. Ю-ю наверняка не уснёт: очень устал, заново напуган всем этим военным советом и мыслями о Совете завтрашнем. И щёки опять горят, только на сей раз не от смущения, а как бы не от озноба. Просто нельзя оставлять его в одиночестве ночным страхам на растерзание!       — Одну, — решительно ответил Вэй Ин на вопрос этой доброй женщины. — Но с двумя кроватями.       — А такой нет, — всплеснула руками хозяйка, — уж простите, молодые господа! Но есть одна просторная комната с очень большой кроватью, на ней обычно целыми семьями спят, особенно когда зима. Не подойдёт ли вам?       — Две, — тихо вмешался Ю-ю и покраснел заново. — Две комнаты, пожалуйста.       — А разве нельзя в любую комнату принести ещё кровать? — Вэй Ин решил настоять на своём. В конце концов, они богатые путешественники и благородные господа или кто?!       — Так ведь лишних-то нету, — уже не так ласково сказала женщина. — Получится, что какая-то комната у меня останется без кровати совсем?       — Мы заплатим, — предложил Вэй Ин. Мысли продолжали шебуршать в сердце, как беспокойные мыши в амбаре. Лань Чжань взял Сюаньюя за локоть, словно тому было трудно стоять. Может быть, Ю-ю как раз лучше лечь в большой комнате с кем-нибудь из нас? тогда мы заметим, если ему станет плохо.       Если со мной — он опять испугается, вдруг я затеял недоброе и отослал Ханьгуан-цзюня подальше. Если с Лань Чжанем — Ю-ю наверное согласится, а вот я точно не усну спокойно. Что это за гостиница, где нет кроватей, одни циновки?!       — Ну, если вам хочется на ночь глядя выламывать кровать из пола и тащить её на другой этаж, то как вам будет угодно, — совсем неласково сообщила хозяйка. — Только у нас полон дом народа и среди них есть очень даже уважаемые господа, и я не хочу, чтобы они проснулись от грохота.       Прав был Цзинь Лин, что выбрал другую гостиницу!       — Тогда две комнаты, — сказал он и покосился на Лань Чжаня снова. Потом покосился на Ю-ю: тот воспринял свою участь с должным смирением, а может, и вообще не понял, чего это они так замешкались. — Две комнаты и две бочки с водой… или одну бочку?       — Вот бочки на троих у меня точно нет! — окончательно рассердилась хозяйка, и Вэй Ин наконец покатился со смеху, представив себе, сколько удивлённых ушей подслушивают эту их игру в курицу, лису и зерно.       — Одну обычную бочку, — положил конец раздорам Лань Чжань и повёл Сюаньюя внутрь, а Вэй Ин поплёлся следом, обещая себе, что ночь на обещанной кровати будет воистину незабываемой.       Бочки и вправду хватило и никакие лисы-куры-зёрна не понадобились: сперва они в четыре руки помогли вымыться Ю-ю, который устал так, что смущаться уже сил не было, — «да что там, брат Сюань, мы всё уже видели! и ты всё уже видел». Потом вместе проводили этого беднягу по коридору до его комнаты: оказалась очень уютной, с большим окном и правда с циновками на полу и с кроватью-каном! Их собственное жильё на эту ночь Вэй Ин даже рассматривать не стал: едва вылез из воды, ещё мокрый, как сразу повис на Лань Чжане, вцепился руками и ногами, — и получил в ответ такие же неистовые, изголодавшиеся объятия…       …и первый раз оказался совсем быстрым, словно они снова стали мальчишками, — в руку, то есть в обе ладони, свою и чужую, лишь бы скорее и вместе.       И дальше всё было так, как он больше всего любил — без оглядки. Такого Лань Чжаня он любил больше всего — безудержного, дорвавшегося. И как же хорошо, что нынешнее тело такое сильное, — разве мог он раньше вот так выгибаться под всем весом этого сильнющего Ланя, разве мог вот так перекатываться и меняться местами… а вот ходить завтра будет нелегко, ведь вместе мы были столько дней назад! пять или шесть, целую демонскую вечность… «Не жалей, — когда мокрые волосы падают на лицо, — хочу ещё, не жалей!..» — и непрошеное воспоминание: ведь жалел — там, утром, у костра в проклятом разбойничьем трактире, когда взялись за мечи, — Лань Чжань просто не мог атаковать всерьёз, не получалось! и теперь этот Лань Чжань сцеловывал возмущение у него с пересохших губ, не давая сказать ни слова. «Повторим!..» — о постели или о поединке? Кажется, на третий раз он просто уснул, не доцеловавшись…       …а проснулся среди темноты от ледяного касания сна — дощатые занозистые стены, распахнутая дверь скрипит под ветром, ненавистные шаги.       Ю-ю. Жёлтые ирисы стали чёрными над приветливым прудиком.       Лань Чжань спал рядом с ним — лежал, уткнувшись лицом в сомкнутые руки.       Не спеши. Вэй Ин как мог осторожно выбрался из постели. Наощупь подобрал на полу какое-то из сброшенных одеяний, натянул на голое тело — вдруг какой-нибудь постоялец тоже не спит… Оружие брать не стал: успеет призвать, если понадобится. Коридор был пуст, горела одинокая свеча в дальнем конце. На дверях их комнаты не было в этот раз никаких талисманов. Половицы не скрипели. Дверь в комнатку Ю-ю отворилась беззвучно. На кровати лежали лунные тени. Что я ждал увидеть — кровавый круг на полу?..       Он тихонько наклонился над спящим. Ю-ю был укрыт едва ли по грудь, а раньше ведь никогда не сбрасывал одеяло. Лицо не различить под рассыпавшимися волосами… мокрыми. И наощупь тоже мокрые — как после купания в бочке.       А лоб под ними горячий. И дыхание сбивается от крупного озноба. Что за щупальце дотянулось к тебе из усадьбы Мо?       Вэй Ин постоял, вслушиваясь. Мирная ночь, тише не бывает. Никаких теней по углам, даже отзвука нет от чужого присутствия.       Остаться сторожить его здесь? а Лань Чжань там пусть выспится спокойно?       А не испугается Ю-ю заново, обнаружив себя наедине со Старейшиной?       Лань Чжаня он не боится. Позвать гэгэ сюда?..       И вот тут он рассмеялся второй раз за этот вечер и прикрыл рот ладонью, чтобы не шуметь. Ну опять та же история про лису, курицу и зерно.       Зачем нам всем троим собираться в меньшей комнате, когда есть большая! и кровать там и вправду такая, что легко поместятся трое!       Но если Ю-ю проснётся у меня на руках посреди коридора и закричит от испуга, то гостиничным постояльцам будет явлено зрелище: полуголый вор — он наконец взглянул на себя: распахнутый неподпоясанный дасюшен, открывающий взорам все прелести, — полуголый вор в белом одеянии Ордена Лань умыкает молодого господина, не иначе.       Вэй Ин осторожно убрал волосы с лица Сюаньюя. Ю-ю ожидаемо вскрикнул — шёпотом.       — Что-то снилось? — Если вообще это был сон, а не бред. Бедняга!       Ю-ю помотал головой.       — Не помню.       Ну и чего тут раздумывать?       Вэй Ин завернул его в одеяло, как сладкий рис в бамбуковые листья.       — Я знаю хорошее средство от дурных снов, — пообещал он и подхватил это лёгкое — очень лёгкое — бывшее своё тело на руки. И сам бы мечтал о таком лечении в одинокие ночи в пещере на Луаньцзан!       Лань Чжань поймёт. Потому что тоже знает про это лекарство.       В коридоре они никого не встретили. Гостиница «Тростниковые циновки» мирно спала на своих тростниковых циновках, а если кто и подсматривал в дверную щёлочку — то сам и виноват.       Лань Чжань молча приподнялся на локте, когда Вэй Ин распахнул дверь, внёс в комнату связанного одеялом Ю-ю и пинком закрыл эту дверь обратно.       Внёс в комнату, которая была их домом на эту ночь и где воздух пропитался звуками и запахами их любви.       — У него опять лихорадка и снится всякое, — объяснил он как мог и пошёл к постели… к перерытой, взлохмаченной тёплой постели с влажными простынями.       Три шага. Всё-таки не шестьдесят три.       Лань Чжань не стал даже кивать — просто сдвинулся к стене и сложил пальцы в печать, просушивая постель очищающим заклинанием.       Жалко, что я его уже люблю! я влюбился бы в него такого заново.       И как же хорошо и правильно — устроить Ю-ю между нами, закутанного и ошарашенного вконец, — и поверх него протянуть руку и переплести пальцы с рукой Лань Чжаня… и блаженно заснуть в этой обретённой безопасности.       Утро тоже было тёплым — и даже ещё теплее, потому что через ставни пробрался солнечный луч и грел им подушку и щёки. Ещё не открывая глаз, Вэй Ин осторожно прислушался: нет, никто не бегал по коридорам и не вопил про похищение. Открытым глазам предстало дивное зрелище: Лань Чжань, давно проснувшийся, так и лежал у стены — точнее, полусидел, привалившись к стене плечами, — и, должно быть, был где-то глубоко в медитации, пользуясь выпавшим случаем; а Сюаньюй спал, наконец-то развернувшись из своего всегдашнего клубка, — раскинув руки и сбросив одеяло. Из всех троих он один был почти одет: в нижних штанах и рубашке.       Дотянувшись через новообретённого соседа, Вэй Ин тронул Лань Чжаня за колено: «возвращайся». Что ещё можно сделать из утренних забав в такой-то позе! и пока Лань-гэгэ открывал глаза и выпрямлял спину, можно было ещё немного полюбоваться на Ю-ю — ужасно милого во сне!       — Он мне как брат, — сказал Вэй Ин вслух и, встретившись взглядом с Лань Чжанем, всё-таки усмехнулся: — …но что ж так поцеловать-то хочется?       И опять влюбился заново, когда Лань Чжань тоже улыбнулся и кивнул — то ли соглашаясь, то ли принимая к сведению.       Они ещё посидели и полежали так, не хотелось никуда шевелиться! но день вступал в свои права, и в дверь вежливо постучали и осведимились, нужна ли молодым господам горячая вода, — очень была нужна!       Слуги, вдвоём наполнявшие бочку, ни одним взглядом не выразили удивления или возмущения; «вот именно! — сказал Вэй Ин им вслух. — Нас же уверяли, что на этой кровати можно спать всей семьёй, и мы так и сделали!» Ю-ю всю эту суету проспал, Вэй Ин кровожадно предложил разбудить его методом роняния в воду, Лань Чжань покачал головой и воспользовался утончённым благородным способом — потянул за уголок подушку-валик под сонной щекой.       Сюаньюй сел раньше чем проснулся и принялся недоумённо озираться.       — Мойся как следует, — велел ему Вэй Ин и протянул руку, чтобы помочь подняться. — Тебе предстоит примерять парадное одеяние!       — Тебе тоже, — собщил ему Лань Чжань и мыться пошёл первый. Что поделать, Лани-то при параде всегда… разве что дасюшен всё-таки лучше будет сменить.       Завтрак им подали в комнату, и примерка началась после завтрака, превратив кровать и ширму в прилавки дорогой портнихи. Лань Чжань методично вынимал из бездонной сумки всё новые шелка и раскладывал их по принадлежности — каждому досталось по три слоя и ещё и новое тонкое чжунъи на замену простому дорожному. Ю-ю пришлось наряжать в четыре руки, сам он вконец растерялся и путался в завязках; и как же оказался хорош в новых цветах — в светло-сером чжицзюе и небесно-голубом дачане с багровыми оторочками и багровой же вышивкой… и особенно с серебряной шпилькой в простом пучке: «хорошо, что причёсывал его ты, Лань-гэгэ, а то я бы не удержался и всё-таки полез целоваться!» Зеркала в комнате не было, поэтому Ю-ю просто крутили во все стороны перед строгим судьёй Лань Чжанем и требовали восхищения. Самому Вэй Ину глаза Лань-гэгэ уже давно служили лучшим зеркалом, и сейчас это зеркало тоже не лгало: стал похож на Старейшину Илина заново, только на окрепшего и разбогатевшего Старейшину. Всему Совету назло и напоказ разоделся в свои прежние цвета: пепельно-серый чжидуо и бэйцзы из удивительного чёрного шёлка с серыми ветками и алыми цветами-искрами, где только Лань Чжань раздобыл такую редкость?.. а красная лента была своя, и менять знаменитую причёску Вэй Ин тоже не собирался. Ох, будут довольны гадюки из Совета нашим уважением!       Как же ты хорошо меня знаешь, гэгэ! Всегда хотел видеть меня таким?..       В благодарность Лань Чжань был обнят и расцелован (зацелован, сказал бы Вэй Ин) и получил от Мо низкий поклон — руки у Ю-ю тряслись.       — И лошадь тоже нужно будет украсить! — требовал Вэй Ин, пока они спускались по лестнице. — Мадинь заслужила быть нарядной! по пути заглянем в любую лавку, уж бубенчики-то и ленты у них точно найдутся! Пусть её не пропустят в главные ворота Облачных Глубин — но до ворот доедем как полагается уважаемым заклинателям, а не бродягам!       А с улицы он всё-таки оглянулся, просто на всякий случай.       Гостиница таращилась им вслед во все свои окна.