Шестьдесят три ступени

      — …вот раз проболтался, сам им всё и объясняй! а нам пора!       Ему тоже хотелось пойти. Он провёл рядом с ними два дня, это были не худшие дни в его жизни, особенно в сравнении с заточением под камнем в пещере: после полной неподвижности плена — новый путь, продолжение старого. Стрелы, которые становятся такими, как он хочет. Люди, которым хочется доверять. Охота, чтобы исправить свою ошибку и отомстить.       Если сейчас время прятаться — что ж, будем прятаться. Тем более, что и тут есть работа.       О чём там галдят эти чаячьи птенцы?       — Зачем этим психам третье тело?! — Молодой глава Цзинь.       — Учитель Лань не псих! — Недостойный Лань Цзинъи, пропахший травами.       — Учитель Вэй не псих. — Недостойный Лань Сычжуй, он же разведчик.       — Оба ненормальные! — отрубил Цзинь Жулань. — И вы тоже, если этого не понимаете! Какая надобность в теле, что нужно так рисковать?!       Хороший вопрос, одобрил Чан Сиен. Похоже, молодой глава не безнадёжен.       А громче всех кричит тот, кто кричит молча: Призрачный Генерал — совсем не генеральского вида, худой юноша в чёрной одежде, с тяжёлыми браслетами на запястьях. Кто бы назвал мёртвыми глаза, в которых такая надежда!       Впервые в этой жизни Чан Сиену не хочется стрелять.       — Вэй Усянь считает нужным вернуть своё нынешнее тело законному владельцу.       В яблочко. Глаза гаснут.       Обугленное деревце посреди большого пепелища. Деревянные склонённые руки. Стрела вонзится глубоко, на полный наконечник — до сердца. До памяти.       И вторым выстрелом:       — Поэтому Вэй Усяню нужно другое тело.       — Мо Сюаньюй?? — перебивает его молодой глава. — Это всё ради Мо Сюаньюя?? Нет, вы точно спятили!       — Да хоть ради кого, — безнадёжно вздыхает Цзинъи. — Изгнать демона, вернуть душу умершего…       —…ещё и двойной ритуал призыва, — вместе с ним, оценивая, произносит Сычжуй. — Разве такое возможно?       Плохо вы знаете своих учителей, думает Чан Сиен. Видели бы вы их визит в диюй и беседу с господином Ниутоу.       Он не завидовал. Дух могучего оружия не завидует ничьим силам. Эти два дня он своими спасителями искренне восхищался. А если и позавидовал, то всего один раз и совсем немного… когда эти двое сидели на песке у воды, обсыхая после купания: рядом, касаясь плечами. Искры ледяного ян в потоке огненной инь — путь совершенствования, не случившийся в его жизни.       Он улыбнулся Вэнь Нину. Мы с тобой похожи: у нас столько всего не случилось.       — Нет, ну нашли кого возвращать! — Молодой глава всё никак не мог успокоиться. — Слабый неумеха, который…       — Который что? — перебил его Цзинъи.       Цзинь Жулань осёкся. Хороший выстрел.       — Мы ведь ничего о нём не знаем, — примирительно заговорил Сычжуй. — Когда мы были в поместье Мо, там было не до того; мы поняли только, что семья и впрямь плохо с ним обращалась. И с тех пор…       —…мы о нём не думали, — подхватил Цзинъи. — Ты ведь знаешь больше, он же был в твоём Ордене. Расскажи!       Молодой глава открыл рот, закрыл и надолго задумался.       За это время Чан Сиен успел сделать несколько важных вещей: заставил Сычжуя вернуться в постель — «Чан-шэньсянь всё правильно делает, не спорь», прикрикнул Цзинъи-целитель; жестом пригласил Вэнь Нина присоединиться — тот подошёл и сел; сдвинул посуду к свободному краю стола — на освободившемся пространстве все трое разложили заготовки талисманов, кисти и тушечницы.       — Получается, что я сам толком ничего не знаю, — наконец заговорил Цзинь Жулань. — Только слухи, сплетни и прочий мусор с чужих слов. Когда Мо Сюаньюя изгнали из Ордена, сожалел о нём только старый учитель каллиграфии. Все прочие называли его бездарным лодырем, который отлынивает от серьёзных уроков и читает в саду стишки деревьям и цветам.       Вот уж не преступление, про себя усмехнулся Чан Сиен. Кто не слышал, как бамбук шелестит в едином ритме со строфами Ли Бо, тот достоин сожаленья!       — Соученики называли его Шужи: за то, что ко всем липнет с нежностями, — продолжал Цзинь Жулань. — Говорили, что он лезет лизаться как щенок… как щенок, — повторил он изменившимся голосом. — Фея тоже так делала, пока была маленькая и всех любила. — Он кашлянул и вернулся к официальному тону. — Потом сразу несколько человек заявили, что Мо Сюаньюй приставал к ним с непристойными предложениями и грозил немилостью отца в случае отказа. Поднялся большой шум, и тут выяснилось, что недавно его застали голым в постели Мэн Яо.       Все трое молча переглянулись. Проклятая гуаншанева кровь, напомнил себе Чан Сиен.       — Разбирательство было коротким, — снова заговорил молодой глава. — Мо Сюаньюя выгнали из Ордена «за бесталанность, лень и развратное поведение». Все восхищалсь мудростью Цзинь Гуаншаня, который не дал Мо Сюаньюю родовое имя. Его отправили домой и больше его судьбой не интересовались. Ходили слухи, что он окончательно сошёл с ума.       — И никто из Ордена ни разу не справился о нём? — почти шёпотом спросил Цзинъи.       — Всем было не до него, — сухо ответил Цзинь Жулань, делая дальнейшие расспросы бесполезными.       Стопка исписанных тушью талисманов потихоньку росла. Цзинъи тщательно вырисовывал каждый штрих, а кисть Цзинь Жуланя летала по бумаге, и знаки получались размашистыми, но точными. «Не трать так много», шёпотом остерёг его Вэнь Нин, Жулань отмахнулся: «С этим демоном — чем больше, тем лучше». Глава ордена Цзинь и молодые адепты Гусу Лань работали слаженно: явно не в первый раз.       — Я или Цзинъи? — требовательно обратился этот глава к Вэнь Нину.       Сычжуй сел на постели.       — Всегда же был я.       — Ты болен! — отрезал Цзинь Жулань.       — Я не болен. И кровь я в поместье точно не тратил.       Цзинь Жулань посмотрел на Цзинъи. Тот помедлил, но всё же кивнул.       — Молодой господин Юань вполне справится, — поставил точку Вэнь Нин и пересел поближе к Сычжую. Стопку готовых талисманов придвинули к ним.       Быстрые капли крови почти сливались в струйку: Сычжуй надрезал ладонь у корня большого пальца, где уже было несколько таких отметин. Чашка медленно наполнялась. Вэнь Нин аккуратно уронил следом каплю чёрной жидкости из своего проколотого запястья, яркая поверхность сперва подёрнулась инеем, потом стремительно потемнела, стала не алой, а багровой.       За кисть они взялись вдвоём — рука поверх руки.       Чан Сиен видел немало поднятых мертвецов, сражался с ними, но никогда никого из них не касался. Интересно, что чувствует при таком контакте Лань Сычжуй? Этим двоим тоже было не впервой: кисть двигалась по талисману ровно, оставляя чёткие размашистые линии. Тень. Не только кровь смешивалась в знаке: по кисти стекали слабый отсвет ян Сычжуя и густая, тёмная инь Генерала Призраков.       — Присмотри за ним, — попросил Вэнь Нина Цзинъи после третьего заполненного талисмана, а сам деловито принялся собирать посуду. Молодой глава сунулся помочь, Цзинъи отмахнулся: — Моя очередь.       Цзинь Жулань уселся обратно на подушку и подпёр подбородок кулаками.       — Ничего не понимаю, — угрюмо сказал он. — Как посреди такой Охоты им вообще забежал в голову какой-то Мо?       — Может, учителю Вэю надоело быть в долгу? — предположил Цзинъи уже с порога.       — Пусть бы разбирался со своими долгами в мирное время!       — В мирное время не так-то много свободных тел, — вздохнул Цзинъи и вдруг застыл со стопкой чашек в руке. — А-Лин, а как ты думаешь, тело долго живёт после такого ритуала?       — Если б не долго, стали бы демоны захватывать тела!       — Но учитель Вэй-то не демон, — возразил Цзинъи и, словно сам испугавшись этой мысли, выскользнул за дверь и за Полог сокрытия. Хорошо: пусть так и думают.       Трактир за дверью был затоплен весенним солнцем, аж жгло глаза. Подождёшь, сказал себе Чан Сиен.       В конце концов, в предстоящем бою придётся быть рядом с этими тремя…       …их четверо, поправил он себя. Стали ровесниками: ведь мёртвые не взрослеют.       Вернулся Цзинъи — с лотком углей; высыпал их в маленькую жаровню и поставил разогреваться очередной настой… и провёл рукой сквозь поднимающийся пар, вроде бы небрежно, но воздушный знак «паутина» остался висеть, не развеиваясь, — это уже не ученик, сказал себе Чан Сиен. Давно ли в ордене Лань целители ходят на Охоты?       Ветер волнами по траве, слаженный шёпот стеблей. Точка мишени у него — на переносице: развилка, выбор, а выбор иногда убивает.       Он оглянулся на Сычжуя. Тот был весь на кончике кисти, заставляя её не дрожать. Вэнь Нин свободной рукой обнимал его за плечи. Чан Сиен только сейчас заметил, как эти двое похожи. Неужели тоже вэньская кровь? стальная игла, не дающая согнуть спину?       Он едва не рассмеялся. Двое Вэней, третий из семьи Лань и с ними наследник Гуаншаня. А если сказать по-другому, то — адепты ордена Лань в свите главы ордена Цзинь и при них Призрачный Генерал. А если ещё по-другому, то — Цзинь Жулань сидит рядом с убийцей своего отца.       И эти четверо ухитирились стать слаженным боевым отрядом. Даже смутная тень какого-то ритуала чувствуется между ними.       Цзинь Жулань перехватил его взгляд и нахмурился, но вслух возмущаться не стал. Что ж, у молодого главы по крайней мере хватило ума удержать при себе подходящих людей.       — Это правда? — словно у своей кисти спросил Сычжуй. — С телом учителя Вэя что-то неладно?       Ничего не бывает навсегда, хотел сказать Чан Сиен и не сказал. Мальчик хоть и Вэнь по крови, но воспитанием истинный Лань: спокойный рассудок и юношеская уверенность в победе добра… и вэньская игла, вбитое подчинение, — кто бы сказал, что эти два Ордена настолько схожи нехорошим сходством! Речная заводь серебрится под солнцем и замирает от холода в глубине; стрела пронизает воду и вонзится в дно. Убьёт не стрела — убьёт поднявшийся ил.       — Пока нет, — ответил он для всех, — но это «пока» не будет долгим.       — И как всегда, ждать нельзя, — наконец не выдержал молодой глава. — У нас вообще есть шанс справиться с этим демоном? если уж тебя он одолел!..       Метущийся язычок пламени, прыгающий по веткам и по камням, не глядя, лишь бы вперёд. Ледяная стрела в белый первый ореол огня — и получится послушная кукла на золотом троне.       Меткий выстрел. Что ж, можно и признаться.       — Я был тогда один и был слабее, чем стал сейчас.       Вэнь Нин совсем отобрал кисть у этого ланьского Вэня и быстро проверил, затянулась ли ранка. Все бы раны закрывались так легко.       — Демон тоже стал сильнее, — буркнул Цзинь Жулань, — полгорода сожрал! Да ещё и столько тварей при нём, а мы с одним-то чанчу еле справились.       Зато теперь у вас есть я, подумал Чан Сиен и ответил:       — Зато теперь у нас есть лук.       Все четверо уставились на него.       — А он разве не ты? — выпалил Цзинь Жулань и поправился: — То есть, ты разве не он?       С горящими глазами. В точности как голодные птенцы.       Вместо ответа Чан Сиен поднялся от стола.       Он разворачивал лук, стараясь не побеспокоить гуцинь, и вспоминал вечернюю болотную сырость, отсветы зарниц на низких тучах, успокаивающую улыбку «старика»… и громадный камень, который демон опускал медленно, доедая отчаяние.       Я там не скучал, упрямо возразил он.       Лук-ловушка. Сколько же в нём было собрано душ, мыслей, сущностей, обрывков! переплавленных и пока уцелевших, говорящих и давно немых. Чан Сиен видел чьи-то битвы и чьи-то засады, кого-то убивали в лицо, а кого-то в спину; кто-то хотел отомстить, кто-то — закончить существование.       Заклинателей учат не поддаваться Поглощению, но силы были очень не равны. Он до сих пор не понимал, как выдержал — и как хватило сил выслушать и понять каждую песчинку этой общности.       Он не знал там, что будет дальше. Может быть, ничего. А может, демон вернётся за луком, и тогда появится шанс убить эту тварь и освободиться.       Он был счастлив, когда услышал зов извне, и стал ещё счастливее, когда они в самом деле пришли. С ними шансы убить демона возрастали многократно.       Даже четверо птенцов могут оказаться полезными.       Он вежливо укрыл гуцинь освободившимся шёлком и повернулся к этим четверым, держа лук: с ненатянутой тетивой, поэтому — небоевым хватом.       …к троим. Они стояли и смотрели во все глаза, а Вэнь Нин остался сидеть у стола и смотрел в пол.       Значит, тоже был лучником. Или не успел выбрать. Сколько ему было, когда он погиб?       Смог бы стать стрелой. Бамбуковой, со стальным наконечником. Молчаливой, стремительной, смертоносной.       Вопреки расхожему мнению, бессмертные вовсе не знают всё. Как и все прочие, они знают только то, что видят. Вот только видят они немного больше, чем все прочие.       — Какой он… старый. — Лань Цзинъи.       — Какой… необычный. — Лань Сычжуй.       — Крылья… — Молодой глава Цзинь. Заворожённо.       Этого и толкать бы не пришлось: сам бы охотно шагнул в ловушку за приманкой.       — И что он может? — Лань Цзинъи.       — А известно ли, кто его создал и когда? — Лань Сычжуй.       — А натягивать тяжело? — Молодой глава.       Чан Сиен постарался ответить так, чтобы они поняли.       — Имя лука — Циньвэй. Он был создан очень давно, имя мастера никто не помнит. Тогда ещё только учились делать духовное оружие, сливающее силы со своим хозяином, и охранительных техник не было. Попав в жестокую битву и потеряв стрелка, лук превратился в ловушку для неосторожных душ, оказавшихся рядом. Как демон его нашёл, мне не известно.       — А остальное откуда тебе известно? — перебил Цзинь Жулань.       — Я расспрашивал пойманные души. Те, что ещё могли говорить.       Они мне многое показали. От них я узнал и о стрелах — обо всех умениях стрел, и об удачных выстрелах — какие люди и твари бывали убиты; а как важно найти стрелка — это я уже понял сам.       Перед моими спасителями я хвастался — нельзя же иначе! они должны верить в меня.       Вы тоже — должны.       — Лук может многое, — продолжал он. — Стрелы чутки к заклинаниям, им можно давать самые разные задания, а сила выстрела достаточна, чтобы пробить дубовый ствол. Если стрелок видит цель сердцем, промаха не будет.       — А стрелок после этого окажется в ловушке! — снова перебил Цзинь Жулань.       Чан Сиен пожал плечами.       — Ваши старшие испробовали лук, и с ними ничего не случилось.       Первым меня взял в руки Лань Ванцзи. Первым стрелял из меня Вэй Усянь. Первый мой опыт в бессмертной жизни. Руки Ханьгуан-цзюня — плотная весенняя вода, не знающая преград. Руки Старейшины Илина — чёрный ветер с алыми искрами азарта. Не пришлось приказывать: лук повиновался сам и даже охотно.       Вот так начинаешь верить в себя.       Чтобы убить Вэй Усяня, нужно стрелять сразу многими стрелами: искра-мишень может вспыхнуть где угодно в потоках его тьмы.       Чтобы убить Лань Ванцзи, нужно стрелять в Вэй Усяня.       — Лук был создан для защиты, — продолжал он. — Его подчинение мне — возвращение к его истинной природе. Он больше не ловушка.       — Значит, старшие хорошо стреляли? — прищурился молодой глава.       Я хорошо стрелял, подумал Чан Сиен и ответил вслух:       — Мы хорошо стреляли.       — И кто из них?.. — начал Цзинь Жулань и, не договорив, резко обернулся к двери.       Вэнь Нин тоже встал — почти вскочил.       По двору к крыльцу что-то приближалось стремительно, гоня перед собой волну беспокойства и нетерпения, — пронеслось под столами в переднем зале, отодвинуло мохнатой лапой дверь.       — Фея! — охнул Цзинь Жулань и бросился на колени на пол, навстречу собаке.       Она была не очень похожа на собаку: в два раза выше самых крупных, с роскошной ухоженной шерстью и почти человеческими глазами; фыркнула в сторону Вэнь Нина, настороженно посмотрела на незнакомого призрака Чан Сиена и ткнулась носом Цзинь Лину в щёку.       Цзинъи полез собирать разлетевшиеся талисманы, Сычжуй принялся было ему помогать, но пошатнулся и уселся прямо на пол, прижимая ко лбу ладонь. Цзинь Жулань задавал собаке вопросы как умному ребенку, она отвечала, вертясь и поскуливая.       — Что-то случилось в усадьбе? — Старательный кивок. — Кто-то пришёл? — Шлепок лапой по полу. — Кто-то ушёл? — Кивок. — Демон ушёл? — Она закивала так, что захлопали уши. — Направился в город?       Собака даже не стала кивать: прыгнула к двери и оттуда оглянулась на хозяина.       За мечи все трое схватились, не дожидаясь команды — привычным, отработанным движением; но потом всё-таки оглянулись на него.       Не безнадёжны.       В грядущей схватке с демоном ему предстоит сражаться вместе с ними. А он с самой войны не бывал частью отряда.       Чан Сиен устало вздохнул.       — Решили ускорить события? — Кажется, они и впрямь остановились. — Ваши старшие достаточно осторожны, а если туда примчитесь вы — конец всякой секретности.       — Мы что, так и будем прятаться?! — вспылил Цзинь Жулань. Фея согласно гавкнула от двери.       Если молодой глава будет стрелой — то огненной, пылающей даже в полёте… в очень неровном полёте. Но извилистость древка можно сгладить, если правильно спускать тетиву.       — Прятаться можно по-разному, — возразил Чан Сиен. Всё равно их не удержать. — Подберитесь скрытно на ближние подступы и там ждите. Если в городе начнётся бой, я это услышу. («Я тоже», тихо подтвердил Вэнь Нин.) И тогда пойду вместе с вами, и к гуям секретность!       Цзинь Жулань помрачнел, но кивнул. Следующий приказ Чан Сиен и молодой глава произнесли хором:       — Сядь! — адресуясь к Сычжую. Молодой глава продолжил: — Тебе сейчас только в лапы к демону лезть!       Чан Сиен договорил:       — Если что, пойдёшь вместе со мной. Тогда уж все понадобятся.       Трое с собакой рванулись за дверь, не ожидая дальнейших возражений.       Сычжуй сел на край постели и положил меч рядом. Всё-таки умеет сгибать спину.       Если станет стрелой — будет стрелой тяжёлой, двойной закалки, пробивающей доспехи… и очень устающей на пути.       — С ними Генерал Призраков, — сказал Чан Сиен, — не бойся за них.       Сычжуй поднял на него глаза — серый пепел.       — Чан-шэньсянь… вы приказали мне остаться, потому что я слабый, или потому что хотите о чём-то спросить?       Смелый мальчик. Что ж, этот разговор не хуже любого другого, чтобы не прислушивались оба.       — Как случилось, что юноша из семьи Вэнь носит ленту с облаками?       Сычжуй улыбнулся.       — Я единственный остался в живых в Илине.       — Твои друзья знают? — Вторая стрела.       — Они знают всё, что знаю я. Они помогали мне вспомнить.       — Вы проводили ритуал? — сам себе не веря, уточнил Чан Сиен.       — «Расспрос», — сказал Сычжуй. — Под этим заклинанием ты расскажешь даже то, чего не помнишь сам. Лань Цзинъи может спеть любую мелодию, а Цзинь Лин нас страховал.       И после этого твои друзья остались твоими друзьями. Чан Сиен всерьёз задумался, смог бы он быть таким великодушным в свои восемнадцать.       — Как видите, мы всё ещё вместе. — Мальчик усмехнулся совсем по-взрослому. — Вы мне не доверяете, потому что я Вэнь?       Чан Сиен испытывает невыносимый стыд рядом с этим юношей. Он ненавидит Вэней, и ведомо всем богам, ему есть за что, но убивать без разбора стариков, детей и женщин?       — Потому что ты ранен, — ответил он, — а рана, попавшая на старый шрам, заживает трудно. Думаю, сегодня ничего не случится…       …и договаривая, ощутил: что-то случилось.       Они вошли во двор как ни в чём не бывало, да ещё и под руку: Ханьгуан-цзюнь блистателен и невозмутим, а Старейшина Илина висит у него на локте и на каждом шаге заглядывает ему в лицо как истинный влюблённый…       …нет, вовсе не как влюблённый.       Будто багровое облако вокруг — гнев, боль, жалость; и словно блеск стали — настороженное боевое спокойствие. Я бы не хотел в него стрелять.       И они вернулись одни.       Сычжуй охнул и рванулся к ним навстречу, Чан Сиен поймал его за плечо.       — Ступеньки, — тихо уронил Вэй Усянь перед самым крыльцом. — Четыре.       И тогда Чан Сиен понял, отзвук какой атаки он уловил в прошлом часе.       Они оба сбросили маскировку «простого человека», едва переступив порог: одинаковым движением нажали на точки под ключицей, освобождая ци.       — Задержались: проверяют, нет ли слежки, — ответил Вэй Усянь на безмолвный вопрос Сычжуя.       В сокрытой комнате Ханьгуан-цзюнь никуда не пошёл — сел в шаге от порога, просто на циновку, без подушки; а Вэй Усянь встал перед ним на колени и забрал его руки в свои.       Чан Сиен видел то же, что, должно быть, видел Старейшина: нитки чёрной слизи, обмотавшие оба потока и перекрывшие течение ци к глазам. В них даже не нужно было стрелять, хватило бы хлестнуть тетивой!       Старейшина перехватил его взгляд и покачал головой, запрещая.       Я помню Лань Ванцзи в Чунъяне — на коленях, готового к смерти. Тогда он был ровесником этим четверым младшим.       Боли нет. Паники — тоже. Он выдержит.       У Вэй Усяня и боль, и страх, но всё залито гневом — тоже как в Чунъяне. Тоже — выдержит.       Тогда с ними был замечательный третий боец. Так и не помирились?       Сычжуй подошёл к ним и молча протянул чашку, над которой поднимался горячий дымок. Вэй Усянь забрал у него чай и отдал Ханьгуан-цзюню в ладони.       Наверное, ни одну чашку чая в этом мире не пили так долго.       Вернулись запыхавшиеся птенцы — похоже, бежали всю дорогу. Осторожности ради стоило бы подождать там подольше, подумал Чан Сиен; молодой глава фыркнул в ответ: «Мы оставили Фею в засаде, и не завидую я той слежке, которая на неё наткнётся!» Сегодня все отвечают на непроизнесённые вопросы.       А те вопросы, которые должны прозвучать вслух, уже висели у всех на языке, но тут открылась дверь и молодой Фань с поклоном произнёс:       — Обед готов, почтенные господа.       И младшие почтенные господа покорно отправились на кухню вслед за ним — помогать.       Вэнь Нин, которому тоже было нечего делать в столовой зале, деловито раскладывал на столе талисманы по аккуратным стопкам — заполненные-незаполненные — и не сразу ответил на вопрос:       — Старейшина Лушэнь выбрал для испытаний Сычжуя, потому что знал о вашем родстве?       У живого задрожали бы руки; Вэнь Нин просто облокотился на стол.       — Кроме главы Ордена, никто в Гусу Лань об этом не знает. Просто молодой господин Лань Сычжуй очень хороший заклинатель.       И, продолжая смотреть в стол, послал свою стрелу:       — Вы им расскажете?       Чан Сиен поднял открытые ладони вместо ответа. Я не враг.       Видимо, незаданные вопросы так и остались во рту и мешали всем есть: дольше накрывали на стол, чем обедали.       Первый громкий вопрос был задан ещё на пороге сокрытой комнаты — главой Цзинь, разумеется:       — Так вы его видели или нет?       — Ещё как видели, — ответил Вэй Усянь, — сейчас расскажу по порядку. — Глаза на милом личике господина Мо горели красными угольками, тут бы не хватило двух стрел.       Его почти не перебивали. «Этот Хэйцао был похож на загулявшего богатого помещика, а не на демона! он в этом мире уже чуть ли не полтысячи лет, захватывает не первое тело и отлично умеет маскироваться; так что не удивительно, что никто из нас его не почувствовал. — Чан Сиен сжал кулаки: всё равно было стыдно вспоминать свою ошибку. — Не знаю, почему он принял меня за одного из своих! — Чан Сиен кивнул: сейчас не надо пугать младших. — Наверно, он и я примерно одинаковы по силе, раз не можем спрятать друг от друга свою Тьму, но эта тварь просчиталась: думает, что я слабей, а я могу взять у Вэнь Нина то, что отдал на хранение». — Теперь согласно кивнул Вэнь Нин.       Сычжую сунули очередную заваренную траву, он отпил глоток, посмотрел на Старейшину и передал ему чашку. Настой обошёл весь стол по кругу — отхлебнули все, кто жив.       — Он назвал своё имя слишком легко, и никакого отзвука я не слышал. — Вэй Ин задумался ненадолго. — «Чёрная Трава», ни в одной легенде такого не встречал.       — Похоже, это внешнее имя, — вслух сделал вывод Чан Сиен. Меня тоже называют «поющая тетива», хотя в моей жизни песен было совсем не много. — В заклинании подчинения оно не сработает, в «Изгнании» — возможно.       — Дальше он позвал меня в свою свиту. — Вэй Усянь невесело усмехнулся. — Обещал помочь: подобрать хорошее тело!       Чан Сиен снова кивнул. Демон тоже видит, что нынешняя оболочка тебе тесновата.       — Ну а раз уж я теперь его подчинённый, то должен уступить ему свою игрушку. — Он накрыл и сжал руку Ханьгуан-цзюня. — Прости. Не знаю, как я его не убил на этом месте.       Я тоже не знаю, согласился Чан Сиен. Не думал, что ты на такое способен: ради важного разговора лечь ковриком демону под ноги и правильно пролежать весь разговор.       — Хорошо, что вы себя не раскрыли, — эхом отозвался молодой глава Цзинь. — Пусть уж лучше думает, что ты демон… в конце концов, так многие думают!       — А ты выбрал хорошее место для лагеря, — расщедрился на ответную похвалу Вэй Усянь. — Весь город оплетён его щупальцами, как корнями травы, и только в слободе их пока нет.       Чан Сиен кивнул. Слишком много огня здесь, слишком много железа, и отчаются кузнецы последними.       Вэй Усянь повернулся к Ханьгуан-цзюню, тот кивнул и продолжил отчёт:       — Проклятие было настолько внезапным и сильным, что я не успел бы защититься, даже если бы мои силы не были заперты. Возможно, будь на мне лента, она бы ослабила удар… хм. — Они со Старейшиной одинаково улыбнулись. — Демон обещал, что зрение вернётся, когда меня приведут к нему в усадьбу.       — А сами мы вас излечить не сможем? — не выдержал Цзинъи. — Будем верить в обещания демона?!       Этот мальчик мог бы стать двумя стрелами сразу: ивовой, короткой и лёгкой, что для ближнего боя, — и ясеневой, длинной «умной» стрелой, у которой вместо наконечника узелок с целительным отваром. Станет ли стрелять обеими? или будет вынужден выбрать?       — Да можем, — вздохнул Вэй Усянь, — но не можем.       — Я хорошо вижу эти нити, — тихо подтвердил Вэнь Нин, — и могу их снять. Чан-шэньсянь тоже наверняка может…       — Так я вам и позволил! — возмутился Старейшина. — Сам всё сделаю.       И Чан Сиен получил редкое зрелище: Ханьгуан-цзюнь тоже смеялся.       — Моя слепота — знак нашей покорности, — проговорил Ванцзи, всё ещё улыбаясь — Сняв проклятие, мы рассекретим себя и потеряем главное: возможность близко подойти к демону и нанести внезапный удар. — Казалось, что на нём вновь белые одежды Ордена, а не простая серая куртка.       — И если мы будем стоять перед демоном, то всё остальное ляжет на вас, — подвёл итог Вэй Усянь.       Над столом повисло молчание.       — Не знаю, справимся ли мы, — наконец сказал самый честный: Сычжуй. — Уж если с чанчу было так тяжело…       — Тогда следует позвать кого-нибудь на помощь, — безмятежно предложил Чан Сиен. Не нужно было даже смотреть на мишени.       Гуаншанева кровь не подвела:       — Не знаю насчёт Гусу Лань и Юньмэн Цзян, — ядовито бросил молодой глава, — а от наших я получу стрелу в спину, а не помощь. — И вдруг фыркнул как мальчишка: — Нет, вы подумайте! на землях ордена Цзинь глава ордена Цзинь не может позвать на помощь адептов ордена Цзинь! Докатились!       — Глава ордена Лань давно не ходил на Охоты, — совсем тихо сказал Цзинъи, — а прочие адепты ни за что не позволят провести ритуал для учителя Вэя. — Он с надеждой покосился на Цзинь Лина: — Может быть, Орден Цзян всё-таки?..       Цзинь Жулань расхохотался в голос.       — Дядя? — Можно было не продолжать.       — Значит, справимся сами, — твёрдо сказал Старейшина и повернулся к Чан Сиену: — Ты говорил, что поможешь нам; как и чем?       Я ещё под камнем начал думать, что и как я могу сделать.       — Стрелы могут нести любое заклинание, — сказал он вслух. — Если попасть в тёмное ядро, демон умрёт вместе с телом. Если стрелять в сердце или в голову, демон покинет тело, но оно будет необратимо повреждено. При той задаче, которую ты ставишь, я могу сделать только одно: когда вы изгоните демона из тела и из нашего мира, стрела запечатает врата, чтобы он не смог вернуться и никто другой ими не воспользовался.       — Тогда ни я, ни Вэй Ин не можем быть твоим стрелком, — веско подытожил Ханьгуан-цзюнь.       Чан Сиен ощутил, как по спине пробежал холодок — совсем как бывало у живого. Эти трое?.. он и в себе-то не вполне уверен, а уж в них…       Птенцы смотрели на него. Всполошённая зелень в глазах Цзинъи, замершая серая вода Сычжуя, взвившееся пламя у молодого главы — даже зрачки порыжели.       — Можно мне? — выдохнул цзиньский юнец и, спохватившись, залился краской. — Это мой город и мои люди. Я им задолжал.       — Из нас троих Жулань самый сильный лучник, — тихо поддержал Сычжуй. Старшие тоже кивнули, хотя их никто не спрашивал.       Чан Сиен поднял руку, лук осторожно оперся на его ладонь.       Глава Цзинь чуть помедлил и поднял свою. Лук не полетел послушно к нему, но всё-таки приподнялся немного.       Чан Сиен прислушался и кивнул.       — Жаль, нельзя попрактиковаться, — с шутливым сожалением вздохнул Вэй Усянь, — тогда бы ты понял, кого выбрал! Он же сперва стреляет, потом думает.       — Как раз то, что нужно, — усмехнулся Чан Сиен.       — Кто бы говорил! — запоздало обиделся глава Цзинь.       — До момента выстрела лук должен быть скрыт, — распорядился Вэй Усянь и тронул Ханьгуан-цзюня за руку: — Твой Ванцзи не обидится, если мы заберём его шёлк?       — Хм, — сказал Ханьгуан-цзюнь. — Но я ему объясню.       — И нужно добавить на его полотнище ещё рун Сокрытия, — продолжал Вэй Усянь. — На твоем чаншане знаков достаточно? — обратился он к Цзинь Жуланю. — И ваши одежды тоже нужно проверить! — это уже Сычжую и Цзинъи. — Вам сидеть в засаде, демон не должен вас учуять до времени.       — А талисман изгнания он не унюхает? — обеспокоенно перебил Цзинъи. — Вы же будете в шаге от него!       Повисло молчание, и наконец Вэй Усянь засмеялся.       — Лань Чжань, прости ещё раз! — Он обнял Ханьгуан-цзюня и заглянул ему в лицо, словно тот мог его видеть. — Помнишь, как ты связал мне руки своей лентой? кажется, я тебе отомщу! — Он выпрямился. — Мы напишем заклинание не на бумаге, а на куске шёлка, и я обмотаю Лань Чжаню запястья.       — И этого хватит? — усомнился глава Цзинь. — Шёлк спрячет заклинание?       — Тёмное заклинание, — медленно договорил Вэй Усянь.       И продолжил в тяжёлой тишине:       — Для демона это будет просто кусок тьмы, которым связан подарок. Ещё один лишний покорный поклон! — Он зло усмехнулся. — А уж светлых сил туда дольёт Лань Чжань — в момент удара.       — Сколько понадобится, — твёрдо сказал Ханьгуан-цзюнь.       Если станет стрелой Старейшина, это будет стрела из льда, вспыхивающая неукротимым пламенем при попадании в цель; а лететь может хоть косо-криво, ныряя вверх-вниз!       Лань Ванцзи — не стрела, тетива. А если и будет стрелой, то самой смертоносной из всех: не знающей сомнений, не падающей до цели, готовой лететь хоть вечно.       Что ж, истинно демоническое хитроумие, мысленно одобрил Чан Сиен. Хорошо, что они на нашей стороне. Когда Старейшина перепишет все светлые заклинания в тёмные, миру следует поберечься.       А впрочем, светлые техники в иных руках тоже натворили немало бед!       — Сычжуй, — продолжал распоряжаться Вэй Усянь, — садись рисовать план усадьбы. Нужно прикинуть, где расположить стрелка, как разместить засады и как поставить купол. Никто из его тварей не должен пробиться снаружи на помощь, это задача для тебя и для неё, — он посмотрел на Вэнь Нина, стараясь не смотреть на Фею у его ног; Вэнь Нин кивнул, собака усмехнулась, вывалив язык. — Сычжуй, Цзинъи, вам быть внутри периметра, чтобы никто не вырвался наружу; и вы поможете удерживать демона. — Оба молодых Ланя коротко поклонились. — Ритуал переноса душ обсудим после того, как мы поговорим с молодым господином Мо. — И вдруг хихикнул, прикрыв рот ладонью: — Он же ещё ничего не знает!..       Пробежали ответные смешки, все зашевелились словно ожившие. Даже жаль немного, подумал Чан Сиен, тоже поднимаясь на ноги; вернувшийся господин Мо ведь будет совсем не таким!       — Мы идём в поместье Сон завтра в середине часа Свиньи, — договорил нынешний господин Мо, снова становясь ненадолго Старейшиной, — у нас будет день на обсуждение и доработку плана. Все сомнения, все размышления должны быть высказаны. И главное, — он помолчал, пока установилась тишина. — Главное, что демон должен быть уничтожен. Если что-то пойдёт не так, если изгнать из тела не удастся — значит, будем убивать вместе с телом. Ему нельзя дать уйти.       — Поняли, — за всех ответил Цзинь Жулань.       — Скажешь почтенному Фаню, что ужинать мы не будем, — велел ему Вэй Усянь и выдернул из стопки два-три талисмана сокрытия, заставив младших заалеть. — А на завтрак хочу баоцзы с говядиной!       — Очень уютная комната есть наверху, — уже вслед им посоветовал вежливый Сычжуй. Хорошо хоть и то, что у этого птенца наконец-то появился румянец на щеках.       Глава Цзинь проворчал в закрывшуюся дверь что-то неодобрительное и повернулся к Чан Сиену:       — Чан-шэньсянь, вам, должно быть, тоже нужно отдохнуть. Вы позволите мне позаботиться о Циньвэе?       — Только не надевай тетиву, — предупредил Чан Сиен.       С ненатянутой тетивой лук был словно тихая гавань. Вернуться туда — погрузиться в тёплую воду, где обнимают, согревают, возвращают потраченные силы; бой только завтра, сказал им Чан Сиен, ждите спокойно. Нетерпение, всплеснувшееся было, улеглось, как волна. Знать, быть готовым и ждать.       У молодого главы неожиданно оказались очень почтительные руки; кто бы подумал, что ершистый юнец способен на такие осторожные и бережные движения. Провёл ладонью по обоим плечам, повторяя изгибы крыльев; пропустил через кулак тетиву, быстро попробовал верхний и нижний боевой хват, но разжал пальцы, не растревожив. Со вздохом сожаления устроил лук на циновку под стеной.       — Завтра я пойду в кузницу и выберу для него самые лучшие стрелы, — тихо пообещал он, и Чан Сиен уже совсем готов был закрыть глаза, как вдруг ударило горячим ветром, с интонациями боевого приказа: — Юань, отложи чертёж.       Он ошарашенно прислушался. Молодой глава продолжал распоряжаться не хуже чем Старейшина Илина:       — Фея, стереги снаружи. Вэнь Нин, закрой дверь на лестницу. Цзинъи, возьми чистый лист.       — Что ты собираешься писать? — осторожно осведомился Цзинъи. Звякнула походная тушечница.       — Писать будешь ты, — отрубил глава, — он не знает твой почерк.       — Кто?..       — Саньду Шеншоу. Дядя Цзян.       Теперь Чан Сиен не смог бы уснуть, даже если бы очень устал.       — Сычжуй, — продолжал этот птенец, — ты должен позвать птицу и дать ей приказ. Кто умеет летать ночью?       — Сова, — послушно начал перечислять тот, — козодой, лунь…       — Лунь, — решил глава. — Ему легче лететь над озером. Цзинъи, готов? пиши! «Достопочтенный глава Цзян…»       Кисть зашуршала по бумаге.       — «Ваш племянник, именуемый главой Ордена Цзинь, — диктовал молодой глава сквозь усмешку, — находится в наших руках и приговорён нами к смерти за все его и ваши деяния».       — Ты сошёл с ума, — охнул Сычжуй.       — Пиши! — шёпотом рявкнул глава. — «У вас есть шанс выкупить его жалкую жизнь. В качестве выкупа мы требуем меч Саньду и молнию Цзыдянь».       — А он отдаст? — ошалело поинтересовался Цзинъи.       — Я, конечно, не самый лучший племянник, но последний его родственник, — успокоил глава. — Птица такую тяжесть не дотащит, значит, ему придётся прийти самому. Да пиши же! «Если вы не привезёте выкуп до полудня, ваш племянник умрёт»… м-м-м… — Он задумался. — Какой-нибудь страшной смертью… разрубленный на куски?       — Лучше обезглавить, — посоветовал добросовестный Сычжуй, — этого все боятся.       — Отлично! пиши, Цзинъи: «Ваш племянник умрёт, лишившись головы».       — А то она у тебя была, — простонал Цзинъи. Кисть продолжала шуршать.       — «В вашем Ордене у нас есть глаза и уши, — продолжал диктовать Цзинь Жулань. — Если вы отправитесь в путь не один, мы об этом тотчас узнаем. Также не трудитесь просить помощи в Ордене Цзинь: они не придут». — И зло фыркнув, договорил: — Хоть что-то в этом письме правда!       — Господин Жулань, — совсем тихо спросил Вэнь Нин, — всё в самом деле так плохо?       — Почти так, — отозвался глава. — Ну, заканчиваем: «О вашем путешествии никто не должен знать. Последние два ли проделайте пешком. Мы должны убедиться, что все условия выполнены». Написал? теперь главное: «город Даньгу, кузнечная слобода, трактир "Железная монета"». Подписи не надо. Фея, ко мне!       Послушались быстрые собачьи шаги, что-то лязгнуло, и Сычжуй осторожно переспросил:       — Её колокольчик?       — Он особенный, — сказал глава, — его сделали почти закрытым: чтоб не попадали трава и пыль. И он лёгкий, птица его дотащит. А от меня…       Сталь проскрипела, как умеет скрипеть только по волосам.       — Заверни вместе, и чтоб не выпали, — распорядился Жулань. — Сычжуй, иди зови птицу, мы тебя прикроем. Фея, не ворчи, подарю новый, если этот не вернут.       — Он же вас убьёт, — уже им вслед сказал Вэнь Нин.       — Зато придёт, — отрубил Цзинь Лин, — и будет так зол, что выслушает.       Задвинулась створка двери. Что я там говорил про демонские хитрости?       Чан Сиен почти не знал главу Ордена Цзян — а слухи были один краше другого. Надо надеяться, что племянник его знает лучше.       Но там, в Чунъяне, это был живой огонь ненависти — умереть, но не сдаться. Стрела-сполох, испепеляющая себя вместе с мишенью.       Что ж, подождём, сказал он себе, снова закрывая глаза. И хорошо бы и в будущем проследить, чтобы какой-нибудь цзян ваньинь всё-таки не убил молодого главу за очередной особо виртуозный дипломатический ход…       …если, конечно, такое будущее у нас всех будет.