Шестьдесят три ступени

      В детстве, когда его учили правильно пить чай, у него была чашка с невысокими краями и выпуклой толстенькой рыбкой на донышке.       Деревня, на которую они смотрели сейчас с высоты полета, была как эта рыбка — вытянутый холм посреди долины-чашки, в кольце выщербленных гор. А вот «чай» был другой: наполовину из бурых болот, наполовину из тёмных озёр, да ещё и с цепочками рощ и залесей. Над водой стелился туман, похожий на подгорелую молочную пенку, старался уползти подальше к горам.       — Оборонять это место — одно удовольствие, — уже вслух сказал Вэй Ин.       Их мечи зависли над краем котловины. В туманах внизу ничего не цвело.       — Нет, ну сам посмотри: разобрать вон те и те мостки, а кто полезет в обход, угодит в топь. Самым удачливым можно и стрелами помочь, чтоб уж точно не вылезли. Главное, хорошо смазывать тетивы, а то обвиснут от сырости…       Лань Чжань был у него за спиной — подлетел ближе, обнял за плечи. Сказал совсем тихо:       — Война закончилась тринадцать лет назад.       Ох. Для меня всё было вчера.       — Чем они тут живут? — спросил, чтобы что-нибудь сказать. — Даже не дорога ведь туда идёт, простая тропка.       — Продают ил и торф. Ил на удобрения, торф для топки. Можно носить на спине, без повозок.       Мечи висели рядом. Вэй Ин откинулся назад, прислонился к надёжной опоре. Грех было разрывать такое объятие.       Чашка была светло-голубая, а рыбка — золотая с красным. Меня любили.       В самой деревне тоже хватало ручейков, а мостики были шаткими и скрипучими — где доска, а где и связка жердей.       — Если бы я здесь родился и жил, у меня бы отросли плавники и перепончатые лапы.       — Ты всю юность провёл на озере.       Вэй Ин остановился и воздел руки к небу.       — Лань Чжань! что я слышу! Удар в самое сердце! Ты оскорбил не меня, ты оскорбил Пристань Лотосов и весь Юньмэн!       Ещё немного — и всё-таки он улыбнётся.       — На озере, Лань Чжань! На о-зе-ре! Не в болоте!       Улыбнулся.       — Извини. Идём.       Спина холма была утыкана домиками, удивительно одинаковыми: дранковые и тростниковые крыши, невысокие крылечки, две-три грядки бобов — хоть что-то цветёт, весёлыми красными огоньками! — и изгороди из белого кизильника. Во всех дворах ниже по склону стояли, тоже одинаковые, сушильни по восемь-десять прутьев, увешанные гирляндами мелкой серебристой рыбы: торфяные карасики размером с ладонь. Одинаковые дети в тёмных прокопчёных халатиках возились в дыму, шевеля тлеющие ветки ольхи, — дым отгонял мух. «Смотри, Лань-гэгэ, дым у них сразу же становится туманом, ха, так вот откуда ползут все туманы в Ланьлине!» Когда они проходили мимо, дети выныривали из дымов, разглядывали гостей и хихикали, как все дети в мирных деревнях. «Лань-гэгэ, тут можно прожить всю жизнь и ничего не знать о мире за краями чашки!» — «Да, выжить можно, а разбогатеть вряд ли. Мы зря думали о разбойниках». — «Точно. Кто и зачем сюда бы полез!»       Староста встретил их на очередном мостике — запыхался, будто бежал навстречу; похожий на сотню других деревенских старост: невысокий, кругленький, с козлиной бородкой. Старательно сложил перед грудью узловатые пальцы, поклонился в пояс — не Лань Чжаню и не Вэй Ину, а куда-то между ними.       — Недостойный приветствует благородных господ заклинателей… а ваши над протокой на мысу стоят! — единым духом выпалил он и согнулся ещё ниже.       Вэй Ин посмотрел на Лань Чжаня. Лань Чжань сказал предсказуемое «хм».       — Почтенный, — осторожно начал Вэй Ин, — мы бы хотели осмотреться, поговорить с пострадавшими и…       — Недостойный вас готов проводить до протоки! — почти перебил его староста.       Они так и стояли на мостике втроём. За изгородями и у сушилен все старательно занимались своими делами. Никто не собирался вокруг.       Деревня перестала быть мирной.       Лань Чжань едва уловимо коснулся руки Вэй Ина и так же неуловимо отодвинулся ещё на полшага. Так удобнее достать оружие.       — Почтенный, — спросил он спокойно и серьёзно, — случилось ли что-то ещё с того дня, как вы написали письмо?       Староста развёл руками: «да как бы вам…» — спохватился и снова согнулся в поклоне.       — Никого больше не сожрали, хвала Небесам, вот только не изгоняется тварь никак.       Лань Чжань вежливо кивнул. Вопрос «что за наши» повис в воздухе, незаданный.       Улица опять была пуста. Староста стоял на мостике и смотрел им вслед.       Всё-таки разбойники, похоже. Кого ещё бояться среди бела дня?       — Ну вот, даже о цене не поговорили, — громко проворчал Вэй Ин на ходу, — и про обед, и про ночлег, хотя какие уж тут постоялые дворы в таком захолустье!       — Сперва посмотрим на «наших», — тихо уронил Лань Чжань.       — …а когда закончим дело, — продолжал Вэй Ин, — давай половину оплаты возьмём сушеной рыбой! И вкусно, и с собой таскать удобно, уж я-то знаю!       Оба примерно запомнили, в какую сторону махнул рукой староста, когда говорил о мысе над протокой. Проток, заток и рукавов вокруг было предостаточно, но в нужном направлении уходила тропка, потом гать, потом мостик и снова гать, а в конце этой торной дороги сидел на поваленной ольхе человек, почти скрытый ветвями, — только белое просверкнуло в пожухшей листве засады, — вскочил, едва их завидев.       — Ох, — выговорил Вэй Ин, пока Лань Сычжуй подходил и кланялся. — И правда ведь, ваши! не врал старик! А Вэнь Нин мне сказал, что ты в Ланьлине, сынок!       — Думаю, вы неправильно поняли Вэнь Цюнлиня, — прозвучало у них за спинами. Цзинь Лин, в походном желто-буром ланшане, появился из ракитника и только теперь опустил лук и снял стрелу с тетивы. — Вэнь Цюнлинь, должно быть, сказал, что Лань Сычжуй отбыл на земли ордена Ланьлин Цзинь — так вот он на них и есть.       — Могли бы передать с моим зимородком, что охотитесь!       — Чтобы вы пришли помогать? — Цзинь Лин вскинул голову. Всё как всегда и значит всё хорошо!       Можно перевести дыхание. Тебе тоже, Лань Чжань.       — Сами справитесь, говоришь?       Повисло молчание. Честный Сычжуй ответил первым:       — Кажется, нет.       Вэй Ин кивнул и старательно покатился со смеху дальше:       — Ну старик! ай да староста, утопи его карась! Сразу в два ордена написал, да? И в Цзинь небось поплакался, какие плохие гусуланьцы, не дозовёшься их, мол!       — Где Цзинъи? — перебил его Лань Чжань.       Молодняк коротко переглянулся.       — Он умывается, — сказал Цзинь Лин.       — А вы сторожите его, — договорил Вэй Ин. — Такая знатная особа!       Лагерь «на мысу над протокой» оказался очень уютным: от тропы его отгораживала густая полоса кустов, вода просматривалась далеко и широко, костёр устроили на бугре и даже успели сделать навес из подрубленных осинок почти над самым огнём. На шаги и голоса из тростниковых дебрей пришлёпал по мелководью Лань Цзинъи, в закатанных до колена штанах и заляпанной безрукавке, с луком за спиной, — и, увидев белоснежные одеяния старшего адепта, осторожно уронил здоровенную жирную утку обратно в камыш.       — Так всё-таки тварь или разбойники? — спросил Вэй Ин, когда охотничья добыча заняла свое законное место на вертеле над костром.       Опять наступило молчание.       — Не просто тварь, — наконец хмуро сказал Цзинь Лин.       «…взрослые отмалчиваются, мы разговаривали с детьми. Тварь хватает добычу в сумерках — припозднившихся с охоты или ловли. Мы искали два вечера, все болота с компасом прошли… а когда увидели — она мирно сидела на мостике.       …оно никогда не было человеком. Хотя издали похоже на грузного сутулого старика, но вот морда… жабий рот и светящиеся глаза. И оно было в ханьфу и шляпе, представляете!       …попытался от нас упрыгать. Поставили барьер, послали мечи — а мечи как сквозь воду прошли, насквозь. И тут он из одежды потёк и так с одеждой и утёк в ближайшее озерко. Только след мокрый и остался!»       — След проверили? — перебил Вэй Ин.       — Проверили. Обычная вода.       Вэй Ин оглянулся на Лань Чжаня.       — Ты когда-нибудь о такой твари слышал?       Лань Чжань покачал головой.       — Похоже на болотного гуя, но те не умеют сбрасывать облик.       Вэй Ин повернулся к Сычжую:       — Она всегда возвращается одним и тем же видом? Что говорят дети?       — Видели всего дважды, но всякий раз одно и то же: толстого старика в старом халате, похожего на жабу.       — У нас в Юньмэне таких тоже не было. — Вэй Ин прокрутил в пальцах тростинку, как флейту. — Если он умеет становиться лужей, компас его может не найти; не удивительно, что вы два дня искали. Надо приманивать, а не бегать за ним по всем болотам. Сейчас нарисую…       Лань Чжань молча вытащил из рукава семислойную стопку талисманов: обычного размера, но с символами не черными, а черно-красными.       Вэй Ин выдернул верхний из его пальцев.       С ума сойти. Второй Нефрит ордена Лань использует мои тёмные заклинания. Ты и правда идёшь за мной куда угодно.       — Всё правильно, — сказал он вслух. — Тогда — на твёрдое место и подальше от деревни!       Пока доедали утку с рисом, как раз обсудили план новой охоты. «Тварь не приманится, если людей много!» — «Значит, встанем по одному на островок, и каждый с талисманом. Лань Чжань, тут на всех нас хватит?» — «Хм». — «А если она будет всю ночь выбирать, кого сожрать?» — «Он придёт к тому, у кого самая мощная энергия ян». «Ну наконец-то мы узнаем, кто из нас кого сильнее», — подвёл итог Цзинь Лин.       «Мечом её не разрубить, даже моим». — «Попробуем огненные стрелы и талисманы». — «Если не увернётся. Он ведь проворный!» — «А "Удержание" на что? Сычжуй, гуцинь при тебе?» — «Конечно, учитель Вэй». — «Ну вот и держите её вдвоём, а мы сжечь попробуем». — «А если не получится?» Теперь итог подвёл Лань Чжань: «Попробуем и посмотрим».       «Не нравится мне, что мы будем скрываться, а молодёжь выставим как наживку». — «Если тварь учует нас с тобой, она может не проявиться». — «Ха, хоть не охоться теперь…»       Оказалось, что над туманом и горами всё-таки есть солнце. Туман уполз за окоём, появились стрекозы. Вода была весенняя: отблескивала холодным металлом. Уходить от костра не хотелось (даже от почти догоревшего).       Младшие привычно собрали опустевшие чашки. К изумлению Вэй Ина, мыть посуду на бережок отправился Цзинь Лин.       — Осторожнее там у воды! — крикнул Лань Цзинъи ему вслед. Цзинь Лин только фыркнул. Мечи у всех были под рукой: лишний знак, что тварь их напугала.       Вэй Ин решительно поднялся на ноги — «а поохраняю-ка я главу Ордена!». У него за спиной Лань Чжань спросил вполголоса: «Вы хорошо запомнили гуя? нарисовать сможете?»       Цзинь Лин, стоя коленом на камне, притапливал чашки в золотистой воде. Мелкие карасики растаскивали уцелевшие рисины.       — Ты спор проиграл? — осторожно осведомился Вэй Ин. — Или твоя очередь?       Цзинь Лин скомкал стебель тростника в удобную мочалку.       — Лучше здесь посуду мыть, чем в Башне с почтенными учителями беседовать, — сказал он с незнакомой, взрослой злостью. — Сычжуй меня оттуда за воротник утащил, спасибо ему.       — Цзян Чэн не помогает?       — В Юньмэне весной своих забот хватает. Мой Орден, мне и терпеть.       — Если что, напомни им, что у тебя есть ещё один дядя.       Брат Сюань, посмотри, какой юноша подрастает!       — Я помню, — сказал Цзинь Лин. — Благодарю.       …посмотри.       Почему Мо сказал при первой встрече, что ему не на кого смотреть с диюйской башни? Почему — не на Цзинь Лина? сын брата, племянник, ближайшая кровь!       Тихий вздох можно было принять за шелест осоки — при полном безветрии.       «На кого он больше похож? на твою сестру или на моего брата?»       «На Цзян Чэна!» — выпалил Вэй Ин и сам едва не рассмеялся. Ю-Ю, вы ещё встретитесь по-настоящему, ты сам увидишь, каков наш Цзинь Лин!       «Не увижу. Тот род от меня отрёкся».       Вэй Ин остался стоять на кромке берега, глядя Цзинь Лину в спину. К бурому чаншану прицепились сухие травинки. «Ему было тогда три года. Он ничем перед тобой не виноват, Ю-ю!» Ответа не было, да и не время было сейчас для ответа.       Лань Сычжуя Вэй Ин поймал за локоть, когда гуя уже дорисовали, обсудив каждую жабью бородавку, и высушили лист, и вымыли походную глиняную тушницу, и уже устраивались подремать на пригреве, полезное дело перед трудной ночью.       — И часто вы вот так сбегаете с ним на охоту?       — Стараемся почаще, — сказал Сычжуй. — Учитель Вэй, конечно, это не наша работа. Но пока рядом с Цзинь Лином есть кто-то в белых одеждах — значит, орден Гусу Лань за него. А в одиночку лучше ему не охотиться.       — Даже так? — Не нахмуриться не получилось. — Напомни-ка мне, каких птиц больше всего в Ланьлине!       — Ласточек, — сказал Сычжуй. — Спасибо, учитель Вэй.       Солнце там или не солнце, но самое тёплое место на полянке было рядом с Лань Чжанем! точнее, совсем рядом — почти на нём. Как сто раз раньше, как, надеюсь, тысячу лет вперёд в следующих жизнях.       — Лань Чжань, а Лань Чжань? и сколько ещё у тебя припасено талисманов Старейшины Илина?       — Я могу написать сколько нужно.       — Ты мне ничего не говорил.       Лань Чжань обнял его вместо ответа.       — Ну да, — продолжал Вэй Ин, уткнувшись ему в плечо, — да, кто угодно может использовать компас и флаги… но печати — совсем иное дело, в них надо вливать силу… Разреши уж проверить, правильно ли ты с ними работаешь!       — Я всегда был хорошим учеником, — прошептал Лань Чжань горячим дыханием ему на ухо.       — Лучшим! — поправил Вэй Ин и вот теперь обнял его в ответ. — И всё-таки, Лань-гэгэ, будь осторожен, ладно? это ведь страшная дорожка.       Если с тобой что-нибудь… Он не смог договорить. Я без тебя не смогу.       — Ты научишь меня, — сказал Лань Чжань.       У Вэй Ина получилось в ответ почти настоящее «хм».       — Я тебя ещё много чему научу! но не сейчас же! дети смотрят! — На том и заснули наконец, почти счастливые, почти не услышав смеха «детей».       Воистину это был Долгий закат: фиолетовый и багрово-красный. Солнце никак не хотело проваливаться за горы, цеплялось, висело в расщелинах. С поляны ушли вдоль протоки, вверх по течению, подальше от деревни, и лиловые тени стелились по воде и прыгали под ноги. Вэй Ин наконец понял, что так не нравилось ему в здешних местах: не звучало весенних песен — ни птиц, ни даже лягушек. Стояла полная тишина, а с неба спускался холод вместе с серо-синими сумерками. Даже туман сегодня не появился.       Место, выбранное молодыми, — «мы тут уже всё знаем!» — было недалеко, запыхаться от ходьбы не успели. Протока разлилась в неширокий плёс, из воды торчали два-три низких острова, на один из них, как палец, нацелился полусгнивший мостик. Вокруг висели на ивах и валялись в осоке обрывки сетей, в воде виднелась разбитая лодка, и Вэй Ин понял, почему они пришли именно сюда.       Позиции заняли молча: Вэй Ин и Лань Чжань в камышах — с мечом и гуцинем; Лань Сычжуй и Лань Цзинъи на кромке берега, в двух десятках шагов друг от друга; Цзинь Лин вышел на мостки — словно кого-то ищет.       Ночь предстояла безлунная, но звёзды отражались в воде, а камышовые берега серебрились неясным сиянием. Три светлые фигуры на кромке были хорошо различимы в сумерках… а потом на силуэт Цзинь Лина лёг странный тёплый отсвет откуда-то с плёса — стало видно даже лицо.       Вниз по протоке в сторону деревни беззвучно скользила лодка: простая трехдосочная плоскодонка с фонариком на носу. У шеста ссутулилась, толкаясь, невысокая тёмная фигура в соломенной крестьянской шляпе; ещё там стояла корзина и лежала смотанная бухтой сеть.       — Почтенный, — негромко окликнул рыбака Цзинь Лин, — поторопитесь домой, здесь опасно.       Фигура на корме распрямилась — и вдруг прыгнула.       Грузное тело взвилось в воздух с невероятной лёгкостью и мощью, опрокидывая лодку. Фонарь погас, над кромкой пронёсся белой волной удар струн гуциня — слева, оттуда, где стоял Сычжуй; второй аккорд, громче и светлее, перекрыл путь справа: Лань Чжань тоже узнал тварь.       Тяжелая туша мешком шлёпнулась на мостки, между Вэй Ином и Цзинь Лином.       На луке Цзинь Лина вспыхнула стрела — сорвалась, рассыпая искры, прошла через белую волну — впилась в тёмный ланшань, зашипела, погасла.       На всю жизнь запомнил, что увидел в последней вспышке стрелы: равнодушная морда, тупой нос, огромный бородавчатый рот. Это никогда не было человеком.       Рот заурчал — низким, голодным урчанием. Белая волна рассыпалась, теряя стройность.       С трёх сторон взлетели печати, прилипая к телу и к одежде, колыхаясь, вспыхивая, — Вэй Ин точно знал, что бросил Удерживающую, значит, обе огненные были от гусуланьцев. Мокрые перепончатые лапы вытянулись до невиданной длины: хлопали по талисманам, гасили их один за другим, срывали и стряхивали; но среди этого хаоса твари хватило сил сделать ещё один ползущий шаг — к Цзинь Лину, к желанной добыче.       Из камышей справа вырвался Цзинъи — пролетел над водой к дальнему краю мостика, встал с мечом, закрывая друга; а Цзинь Лин из-за его плеча выпустил вторую горящую стрелу и прицелился третьей…       …вторая стрела, просвистев мимо жабы, уткнулась в берег. Зазмеился и поднялся огонёк по тростнику, заметались тени…       …тварь на мостике покосилась и съежилась, глаза погасли, прячась.       Вэй Ин сорвал полные два ладоневых обхвата пылающих стеблей и шагнул с этим факелом на мостки.       Тварь пронзительно зарычала, едва не заглушая гуцинь. Затрещали гнилые жердины, всплеснулась и взлетела брызгами вода… затихла.       Только люди были на мостике в рыжих отсветах тростникового факела.        Вэй Ин отбросил догорающий пук соломы. Разломанные доски странно блестели в темноте — ярче обычных брызговых капель.       Слюна демона. Это ещё не конец.       — В деревню! — выдохнул он. — И побыстрее!