Шестьдесят три ступени

      Когда он просмотрел последнюю дощечку книги Кан Цзюя, была уже почти ночь, а над светильней кружился мотылёк. Облачные Глубины были погружены в глубочайшую тишь, даже листья не шелестели. Здесь и вода умудряется течь беззвучно. Снаружи висел туман, оседал мелкими капельками. Мокрые лепестки покрывали ступени, как похоронная пелена.       Все давно спят и я никому не нужен. Он зябко поёжился: было холодно, а от писаний Кан Цзюя — вдвойне. Почти вслух проворчал: «Кто бы мне сказал раньше, что приду сюда добровольно!» Лукавил: на самом деле, приходил уже, и не раз. Слишком много всего было связано с библиотекой, чтобы не приходить! воистину «собрание смятения».       Книга жгла руки. Вэй Ин оставил её на столе.       Башня раскаяния. Шестьдесят три ступени. Наказание посмертия. Душу приводит туда демон с лошадиной головой, и имя ему Матоу.       Широкая дорожка вела сквозь сумерки с горы вниз, иногда притворяясь ступеньками. То ли белый камень, то ли мокрые лепестки, — никакой разницы. Ни единого следа не было на ней. Никто его не искал.       И птица-посланница тоже не возвращалась.       Если спуститься до третьего поворота, а потом повернуть и подняться по другой тропе, выйдешь как раз к домику Лондан. Был и путь быстрее: напрямую по скалам и немного по ветвям — всего сто летящих шагов вместо трехсот, и нынешнее тело кое-как способно на такие подвиги.       Там сейчас Лань Чжань.       Вэй Ин поклонился храмовым дверям и пошёл совсем в другую сторону — вверх.       Сам он видел ту башню только издали, как смутную тень над равниной. И Лошадиная Башка ему не попадался. Откуда почтенный Кан Цзюй знал всё так подробно? да какая разница.       Тропинка вилась между скальными уступами и корявыми деревцами, а потом закончилась на каменной площадке в кольце утёсов. Под стеной валуны были обтёсаны в скамью, сюда приходили смотреть восход, а сейчас небо на востоке было серо-синим и уже угадывались первые звёзды.       Вэй Ин встал на краю, глядя вниз. Горные склоны казались отсюда пушистыми — словно поросли тёмной кудрявой шерстью.       То, что нужно было сделать, нельзя было сделать в Юньшэне. И ждать он больше не хотел. И так уж…       Сколько дней эта душа была с ним рядом! мог бы догадаться и раньше, если б не был так занят собой и своим счастьем.       Чтобы покинуть Облачные Глубины как подобает, по всем дорожкам, воротам, барьерам и лестницам, понадобилось бы не меньше часа. Он знал путь короче и лучше. Как всегда.       Как всегда, проворчал он почти вслух и шагнул с каменной площадки на прозрачный воздух.       Незримая тропа скользила вниз, не обрываясь, ровно туда, куда он и хотел попасть — подальше от дороги и городка, на другую сторону горы, в лес у подножия. Туда, куда по доброй воле вообще никто не пойдёт, да ещё и на ночь глядя.       Туда, где кончается благостная территория храма Юньшэн и начинается обычный мир. Где меняются правила — точнее, кончаются совсем.       Я ненадолго, Лань Чжань. Я быстро вернусь.       Под тремя ясенями на прогалине нашлось немного валежника. Вэй Ин достал из пояса талисман, устроил его под ветками, дотронулся тонкой нитью янци и совсем не по-заклинательски раздул огонёк.       Господин Матоу, я знаю, тебя не испугаешь костром. Это я для себя — чтобы меньше бояться!       Флейта послушно легла в руки.       Он никогда бы не решился играть на ней в Облачных Глубинах, мутным звукам не место было во владениях света; но этот лес подходил. Лес вообще подходил: разве не деревом дышит эта триграмма?       Первые ноты всегда получались хриплыми. Весна, время милосердия, восточный склон и восточный ветер — отзовись. Я знаю, ты меня слышишь. Подойди. Говори со мной.       Пламя качнулось над костром и приникло к земле, притаилось. Лес молчал. Музыка билась в такт току крови в запястьях, окутывала, тянула.       То, что он играл, было похоже на «Призыв» — и явственно от него отличалось. Знаменитое заклинание Ордена Гусу Лань повелевало духу явиться и устанавливало власть, ибо только сильный может приказывать. Никто не осмелился бы изменить хоть один звук в мелодии, выверенной веками! никто, кроме отчаявшегося Лань Чжаня, поменявшего три ноты и сделавшего из приказа мольбу. Вернись ко мне, он играл это для живого Вэй Ина всего один раз; но теперь, на выдохе чёрной флейты, протяжный зов обрывался, рассыпался дробью взлетающих де-инь, он не звал — он шёл к тому, кто зовёт. Несколько шагов навстречу, по тропе, ведущей в царство осуждённых душ.       Он хорошо знал эту тропу.       «Связь» называлось его заклинание отныне — «гонмин», резонанс, со-гласие, поклон-ответ. Словно двое на равных ступают с двух концов на узкий тростниковый мостик над серым морем тумана.       Отзовись. Говори со мной. Не бойся. Кто бы ты ни был — я здесь, я жду, я пойму.       Ещё бы мне не понять.       Пепельная равнина распахнулась вместо леса и исчезла снова. Обрисовалась огромная тень на месте огромного ясеня, выше любого живого, — исчезла.       Снова лес был вокруг. Зашелестели листья под невесомыми шагами.       Вэй Ин доиграл последний двойной сюйсинь и стиснул умолкнувшую флейту в кулаке.       Тень по ту сторону костра вздрогнула, словно просыпаясь — и торопливо склонилась в поклоне.       — Цин шэнь, — тихо позвал Вэй Ин уже вслух и тоже поклонился. Если и существовало более уважительное обращение к призракам, то он его не знал… а дальше забыл все слова.       Тень, похожая как две капли воды на него нынешнего, опустилась на колени.       — Я не хотел! — прошелестело тише лиственной походки. — Вы позвали, я не смел не прийти… но я не хотел!       Вэй Ин шагнул к огню, спохватился и приказал ногам остановиться.       Человека он попросту бы обнял, чтобы успокоить.       — Брат Сюань, — выговорил он, очень стараясь говорить рассудительно и мягко, — не бойся. Ты ведь уже был рядом со мной и ничего не случилось страшного. Я слышал тебя, поэтому и позвал.       Вокруг любой другой тени Вэй Ин сейчас скакал бы от радости: ведь такое раньше ни у кого не получалось. Выдернуть осуждённую душу из посмертия, пусть даже и ненадолго!..       Он что, потом вернётся туда?       Мо Сюаньюй сидел на коленях по ту сторону огня.       — Я же был на башне, — сказал он и пояснил: — на той, куда приводят в наказание. Оттуда надо смотреть на живых, на своих близких… а у меня больше никого и нет, только вы. Вот я и смотрел.       Пламя сникло, прижалось поближе к углям. Даже разговорчивые листья бамбука затихли и перестали шептаться.       — Господин Вэй, я сам ни за что не стал бы подглядывать. Вы не подумайте, я ни о чём не жалею! Я знаю, вы всё сделали правильно. Я рад, правда рад.       Вэй Ин разжал пальцы и дал флейте упасть на траву.       Мо Сюаньюй был точно таким, каким Вэй Ин увидел себя едва очнулся, разве что не различить было краску на прозрачном лице. Тень прятала руки в нешироких рукавах и упрямо смотрела себе под ноги.       — Брат Сюань, я вовсе не демон, поверь. — Он сдержал смешок: если бы! — Я знаю, тебе всякое про меня рассказывали, поэтому ты меня и позвал. Но…       — Я знаю, — отозвался призрак, — ну, теперь знаю. Теперь я видел настоящих демонов. Но всё же получилось к лучшему, да?       Да, любого человека надо было бы сейчас обнять. Или уж хотя бы не пугать ещё больше.       — Моё тело не самое сильное, я знаю. Но вам ведь главное было вернуться, а дальше вы справитесь, господин Вэй, верно? Я постарался всё подготовить. — Он улыбнулся. — Я даже купил одежду, которая должна была вам понравиться. Она похожа на вашу, правда? Вы не думайте, я не воровал, я заработал: рисовал талисманы на хороший урожай!       Слушать не было никаких сил. Какое там обнять — вцепиться и не отпускать никуда.       — Кто из Владык держал зеркало? Башня — это весь приговор или есть что-то ещё?       — Зеркала ещё не было, — вздохнул призрак. — А башня… Я оборвал две ветви своей смертью. У семьи Мо больше нет потомков и некому совершать обряды нашим предкам. — Он осторожно посмотрел Вэй Ину в лицо через тонкое дрожащее пламя. — Эта вина очевидна.       — Я бы убил их три раза, — выговорил Вэй Ин, — и не только их. Брат Сюань, я не брошу тебя. Я постараюсь что-нибудь придумать.       Призрак взмахнул прозрачными ладонями.       — Что вы, господин Вэй! — Человек бы заплакал; Мо Сюаньюй только всхлипнул. — Я же не поэтому… не за тем!.. Я ни о чём не жалею.       Его голос уже не шелестел — потрескивал, как обуглившиеся ветки валежника в костре.       — Я виноват. Я хотел, чтобы они умерли, и не просто умерли, а в страхе и боли, как жил я. Чтобы силы уходили у них, как у меня уходили. И чтобы никто, никто не пришёл им помочь и их спасти. — Он опустил голову и засмеялся шепотом. — Я знал, что буду виноват, потому что я знал, чего хочу. Так что всё справедливо.       Вэй Ин сложил ладони и поклонился ему, как давно никому не кланялся.       — Я твой должник, брат Сюань, — сказал он, впечатывая слова в заклинание, — и клянусь, я тебя не брошу. Отныне мы связаны в жизни и в смерти, согласен?       Призрак покачал головой: не отказываясь, а размышляя.       — Мы ведь и так, — пробормотал он, — зачем же ещё? Просто мне очень нравилось смотреть на вас… а ведь башня считается наказанием!       Вэй Ин расхохотался от всей души, так, что искры взлетели над углями и поднялись к небу. Воистину ты мой брат, брат Сюань!       — Значит, связаны, — решительно сказал он. За спиной Мо Сюаньюя качнулась громадная тень, будто пришла на смех. — Будь рядом, когда сможешь, и жди. Обещаю, я что-нибудь придумаю.       — Только никому не рассказывайте, — попросил призрак, нехотя поднимаясь на ноги. — Нельзя о таком говорить.       — Я никому не скажу, — твёрдо сказал Вэй Ин и тихо уточнил: — пока не станет можно. Сил тебе, брат!       Тень не ушла — просто растаяла. Исчезла и вторая тень, кивнув лошадиной головой на прощание. Ты милосердный тюремщик, господин Матоу, я благодарен тебе! иные демоны милосерднее людей.       Шестьдесят три ступени, и каждая — это лезвие острого ножа. Шестьдесят три ступени путь наверх и столько же путь обратно. Пусть у тени нет тела — эти ножи сделаны для теней и режут как по живому.       Всё справедливо, да?       — Они просто не знают, что с тобой делать, — шептал он вслух, затаптывая костёр. — Как осудить душу, если её тело ещё живёт и здравствует? что делать с шень, если по ещё на земле?       Никакой Кан Цзюй не даст ответ, нечего и рыться в библиотеке.       В честь тебя, мой брат, я тоже пойду наверх пешком, а не полечу на мече короткой дорогой.       — Значит, они будут ждать, пока тело умрёт? — бормотал он, пробираясь по лесу и отцепляя волосы от веток. — Эх, но я-то пока умирать не собираюсь! Да, о таком свидании уж точно нельзя рассказывать Лань Чжаню, с его-то большой совестью! Ха, а я ведь тоже умер неправильно — без потомков…       Тропка стала тропой, потом мощёной дорожкой, потом полезла вверх. Здесь не надо было считать ступени. Огоньки Облачных Глубин светились высоко вверху, почти рядом с проступающими звёздами. Над пепельной пустошью не бывает звёзд, брат Сюань, я помню.       Бурый зимородок сел ему на плечо, когда Вэй Ин поднялся уже почти к воротам.       Вместо щебетания у мёртвой птицы получился щёлкающий клёкот, но смысл был понятен: Лань Юань передавал из своего ланьлинского далека, что просит прощения, занят очень важным делом и вернётся в Гусу не раньше чем через шесть-семь дней. «Да я здесь с ума сойду за такой срок! особенно теперь-то…»       За воротами, на восьмой ступени от площадки Приветствий, застыл как статуя Призрачный Генерал, и лестница была начисто подметена от белых лепестков. Вэй Ин схватился за голову: сам же приказал ему ждать здесь, а ведь Вэнь Нин всё понимает как сказали, а не как думали.       — Брат Цюнлинь, что с тобой было, когда ты умер? — устало спросил он и сел на девятую ступеньку.       Вэнь Нин пожал плечами. В Облачных Глубинах его переодели в дуаньхэ и безрукавку, как носили здешние слуги; но широкие браслеты кандалов он упорно отказывался снимать.       — Я не помню, господин Вэй, — сказал он и тоже сел, на две ступени ниже. — Должно быть, моё посмертие было слишком коротким, чтобы запомнить.       Вэй Ин молча смотрел, как Небесные Ворота заволакивет вечерним туманом.       — Тебе разрешено отсюда уходить? — спросил он наконец.       — Да.       — Когда захочешь?       — Да. — Вэнь Нин склонил голову, словно благодаря. — Но я не знаю, будет ли разрешено вернуться. Господа старейшины могут и передумать.       Вэй Ин усмехнулся в ответ, и оба снова уставились на туман.       Что-то лёгкое, как рука призрака, коснулось плеча. Вэй Ин едва не заорал и едва не вскочил, в последний миг сообразив, что никаких теней здесь быть не может… но лучше бы это была тень. Лань Чжань бесшумно подошёл с верхних ступеней, и на нём было то лицо, которое больше всего ненавидел Вэй Ин: застывшее светлым льдом.       Вэнь Нин встал, почтительно поклонился и отступил в туман. Они остались вдвоём в целом мире и целом вечере.       — Ты повидал Цзэу-цзюня?       — Да.       — Он согласился встретиться с тобой — уже хорошо.       — Да.       — Он всегда был сильным. Ему просто нужно время, чтобы…       — Да.       Проклятье, так разговаривать можно было до утра и без всякого смысла. Площадку можно было переименовывать в Ворота «Да».       — Как ты меня нашёл?       — Я всегда знаю, где ты.       Только не тащи меня на руках отсюда до цзинши, любовь моя. Я и так знаю, что ты сможешь.       Это была самая холодная ночь за всю его жизнь. Тайна лежала между ними на постели, мешала обнимать, не давала ни спать, ни разговаривать.       Только и оставалось, что опять нарушить сразу несколько правил Гусу.       Лань Цижэнь, казалось, нисколько не удивился, увидев в окне своей комнаты лохматую голову и почтительно сложенные руки.       — Можешь войти. И лучше в дверь.       Вэй Ин, уже собравшийся перемахнуть через подоконник, ещё раз поклонился и повиновался.       — Простите, что побеспокоил вас так поздно, Лань-даоши.       — Твоя вежливость пугает больше, чем твои выходки. Чего ты от меня хочешь в такой час?       Вэй Ин покаянно склонил голову.       — Учитель, вы не могли бы найти для Ванцзи хорошее поручение? потруднее и подальше отсюда?       Лань Цижень потёр ладонями лицо и постучал пальцами по столу.       — Ничего важного сейчас не требуется. Есть много мелких дел — выбирай.       Вэй Ин посмотрел на ворох бумаг, не видя их.       — Учитель, вы верите в судьбу?       — В предначертанное, — поправил Лань Цижень. — Если бы не верил, то поверил бы после вашей истории.       Вэй Ин закрыл глаза и наугад вытащил один лист из вороха.       — Спасибо, Лань-даоши.       — Не верю, что слышу это, — проворчал наставник, закрывая за ним створки двери.