Помнить о тебе — самоубийство

Нет, их вечное скитание

“Metsuki Sutemi“ — с японского: взгляд идущего на смерть

      Каин разлепляет с трудом веки, ощущая холод от отсутствия некоего демона под боком. Он испустил разочарованный вздох и неторопливо поднялся на ноги, прощальной оглядкой пройдясь по хоромам Мюрая. Неизвестно, когда ангелу удастся сюда вернуться, он хочет запечатлеть всё это в памяти, как что-то исключительно родное. Блуждает некоторое время по адскому хранилищу, с прискорбным видом поглаживая кончиками пальцев корешки демонических пособий, которые нехило так его просветили в данной отрасли. После наконец-то спустился по лестничным ступеням в главный зал, где ожидал жнец. Тот сидел в своём окутанном звериной кожей кресле, удерживая тремя пальцами фарфоровую чашку.       — Вот мы и снова встретились, — говорит он, постукивая указательным пальцем по перламутровому подлокотнику. — Но, увы, встреча не из приятных, не так ли?       Каин коротко кивнул, давая понять, что на доброжелательную беседу он не настроен. В мгновение ока оказался рядом, требовательным взором сверля чужую макушку.        — Не так быстро, ангелочек, — несдержанно хохочет Арэль, глазами стреляя в сторону второго кресла. — Сначала я допью этот людской яд в виде энергетического потока, после чего, так уж и быть проведу тебя до Земли.       В руках жнеца появляется вторая чашка, и он протягивает ту ангелу.       — Попробуй, эти людишки знают толк в напитках.       Каин протягивает руку, ухватив чашечку, однако жнец не собирается отпускать её. Потянув разок, ангел так и не смог вырвать чашку из чужой хватки. Он поднимает раздражительный взор на Арэля и отнимает руку.       — Это же...— тот прищуривает глаза, после мгновенно расширяет. — Откуда у тебя эта нить на запястье?       — Мне раньше часто снились кошмары, и мой друг решил подарить мне оберег от них.       — Это были не кошмары, — через силу усмехается Арэль. — Это были воспоминания из твоей прошлой жизни.       Каин поднял на того непонимающий взгляд, ожидая объяснений, которые последовали не сразу.       — Это жнецкая нить. Мы цепляем их на запястья тех душ, что корчатся в предсмертных муках. Эти белые нити съедают память, разгоняя прочь все воспоминания по разным уголкам сознания, отчего душа впадает в смятение, запутанная и совсем не понимающая своих мыслей. Со временем те воспоминания окончательно покидают их разум, оставляя одну лишь пустоту, позволяя душе перед концом ощутить последний глоток свободы.       Каин пытался вслушиваться, однако все слова проходили мимо ушей. Одни лишь «съедает память» и «пустота» крутились безостановочно на периферии слышимости. Он четко осознал всё сказанное жнецом. Он понимал всё то, что до него хотели донести. Он правда это понимал, но ему просто-напросто не хотелось верить. Это же ведь Лирам, его самый лучший из самых наилучших друзей. Это ведь его названный собрат, что поддержит в невзгодах и утешит в печали. Это ведь частичка его души, что никогда не посмеет оторваться, с треском ломаясь и осколками вонзаясь прямиком в сердце.       — Возможно, ты что-то попутал, — шмыгает носом, сдерживая накопившиеся в углах глаз слёзы, потерянным взглядом блуждая по своей руке, пытаясь всеми силами разорвать нить. — Он не мог…       — Успокойся, — Арэль поднимается на ноги, мягко дотрагиваясь до чужого плеча. — Одним лишь жнецам дозволено сорвать нить. Я помогу.       Он аккуратно касается нити, что мгновенно расходится в стороны, змейкой поднимаясь по руке хозяина. Жнец же в это время невзначай предупреждает:       — Ты долго ее носил, не малый ущерб успела она причинить твоей головушке. К сожалению, для регенерации воспоминаний понадобится время.       Прибытие на Землю и уже само прощание с жнецом прошли будто бы сквозь толстую пелену тумана. Каин потерялся в этом самом тумане, он настолько затерялся в пучине собственных мыслей, что и не понял, как оказался у высокой акации. Та без всяких слов приняла юношу в свои объятия, окутывая белоснежными цветками. Ангелу больше ничего и не надо было. Он опёрся спиной о кору дерева, сползая вниз и ощущая крохотные цветки в своих волосах. Становилось лучше. Эти объятия разгоняли туман и гасили вечно куда-то спешивший поток мыслей.       Каин вернулся в Вершины ближе к вечеру.       — Наконец-то ты вернулся! — ангел крепко его обнял, радостно улыбаясь. Он медленно отстраняется, не ощутив ответную радость. — Что-то случилось?       — Почему?       Лирам непонимающим взглядом цепляется за чужое лицо, отнимая руки от плеч Каина, отступая на шаг и сохраняя молчание. Возможно, он догадывался, а может быть, знал точно, почему на лице его собрата смесь разочарования и боли.       — Почему ты это сделал со мной?       Лирам опускает глаза на чужие запястья, не обнаружив нить, мгновенно поднимает их обратно, сталкиваясь взглядами.       — Прости, я хотел…       — Прости? — прервал Каин. — Простить тебе то, что ты меня предал? Солгал мне, обманул так, словно я ничего для тебя не значу? Не кажется ли тебе, что такие вещи остаются непростительными?       — Это не предательство, Каин! — отчаянно выкрикнул он, начиная активно жестикулировать руками. — Я хотел тебя защитить. Я ведь знал, кто твой возлюбленный из прошлой жизни и знал, каким он стал в этой. Ты должен был его забыть и никогда, слышишь, никогда его вспоминать!       — Кто тебе дал право что-то решать за меня? — прозвучало сдержанно, однако следующие реплики на таком же тоне сдержать не получилось. — Я готов нести ответственность за свой выбор! Я готов на всё что угодно ради только одного воспоминания с ним из нашей прошлой жизни! Я был ко всему готов, правда, но только не к тому, что ты станешь тем, кто вонзит мне нож в спину!       — Ты не понимаешь, Каин! Ты ничего не понимаешь, и мне трудно тебе это объяснить! Твой разум отуманен злостью. Сейчас ты не в здравом уме и не в состоянии идти на контакт. Прошу, давай успокоимся и поговорим попозже.       — Нет, это ты не понимаешь, и я договорю с тобой сейчас! Начнём с того, что от твоей «защиты» мне стало в разы хуже! Почему ты не подумал о моих чувствах? Почему не подумал о том, что я буду мучиться сильнее от того, что не могу его вспомнить?       Гнев кипел, бурлил в ангельских глазах. А белоснежная аура, что окутывала всего Каина — тускнела. Невинная душа теряла свою чистоту и утопала в грехе.       Лирам видел и чувствовал, как его собрат угасает. И всё, что он мог делать — это выть от отчаяния, удерживая свой внутренний вопль в тисках своего и так убитого горем сердца. Не этого он желал Каину, далеко не этого.       — Я всего лишь хотел тебя уберечь…       — А на деле у тебя получилось только сломать меня.       Последние слова ударили в болевую точку, заставив Лирама неподвижно замереть. Его отчаянный взор опустел, оставляя стеклянную пелену. Ему хотелось злиться, плакать и кричать, а на деле получилось только промолчать.       — Предатель, — прошептал напоследок Каин, пройдя мимо него, и, толкнув плечом, скрылся в облаках.              И правда ведь. Он предатель. Жалкий, подлый лжец, что поступил необдуманно и самовольно, не посчитав нужным рассказать всю правду. Не подумав о том, что Каин подвергнется боли от его же эгоистичного поступка. Лирам осознавал всё это, однако самое страшное то, что, будь у него шанс вернуться в прошлое, он бы поступил точно также. Для ангела ведь это была попытка уберечь, а не желание предать. Он думал, что ужаснее всего это воссоединение двух влюблённых душ, нежели страдания Каина от нехватки памяти и его убеждения в том, что Лирам предатель. Видимо, ошибся.        — Лирам, — звучит голос Верховного за спиной, заставляя ангела обернуться. — Я хотел с тобой поговорить.       Он пытался скрыть свою тоску от чужих глаз, пытался придать своему лицу живой вид улыбкой, однако его решительный облик тлел в зрачках напротив. Ведь высшие существа уязвимые, когда теряют самообладание, когда контроль над своими эмоциями утрачен. Лирам потерял и стал марионеткой в руках Верховного, лёгкой добычей для его манипулятивного гипноза.       — Ответь мне честно, есть ли те, кто нарушает правила в Лазурных Вершинах?       Аррон блуждал стеклянным взглядом по ангельскому лицу, без всяких усилий вычитывая тревогу и желание согрешить. Соврать. Верховный выбрал подходящий момент выбить из него правду, когда тот настолько был прозрачен в своих мыслях.       — Я не был осведомлён, что являюсь ангелом-надзирателем и должен за всеми следить. Впредь я буду знать и посвящать Вас во всё, — как можно спокойнее ответил, не сдержавшись под конец и опустив голову.       — Я смотрю на язык ты остёр, — невесело хмыкнул и приблизился на шаг, указательным пальцем приподнимая чужой подбородок. — Каин, — специально произносит, замечая, как глаза Лирама в одно мгновение распахиваются. — В последнее время он нарушил достаточное количество правил: без разрешения посетил небесную канцелярию и в течение наказания исчез с радаров Земли. Целых два, а ты знаешь прекрасно, что случается с ангелом за одно нарушение.       Лирам, конечно же, знал, ибо самому пришлось испытать на собственной шкуре результат одной ошибки, когда выкрал у небесного старого жнеца белую нить для друга. За одно нарушение следует духовное наказание, либо же служение на Земле, если проступок несерьёзен. В течение одной полной луны провинившийся испытывает душевные страдания, ощущая на духовном уровне изоляцию от божественного света и благодати.       — Он больше не пренебрежёт законом!       — Я чувствую ложь, — пронизывающим взором смотрит на ангела, оглядываясь по сторонам, будто бы пытаясь кого-то отыскать. — Его нет на Небесах, ведь так? Где он, на Земле? Встречается со смертным?       — Нет-нет, нам ведь запрещён какой-либо контакт с ними.       — Не бойся, я хочу ему помочь, — как можно терпеливее выдаёт Верховный, обеими конечностями обхватывая лицо Лирама и подключая чары своего гипноза. — Я хочу уберечь твоего собрата от беды, — томным, абсолютно чарующим голосом шепнул на ухо следующее: — Смелее, раскрой мне эту страшную тайну, открой мне истину.       Лирам пытался оказывать сопротивление, покусывая губы, пытаясь их не раскрыть, однако и сам не понял, как в один момент они распахнулись, нехотя рассказывая горькую правду.       — Встречается с демоном, страшным демоном, которого боятся и Верховные, — выдал быстро, сразу же прикрыв рот руками, будто бы это спасёт и так уже усугубившуюся ситуацию.       Аррон, не ожидав столь ошеломляющего ответа, попятился назад, отпустив ангела. Лирам же, в свою очередь, пал на колени, приползая к чужому подолу и слезливо умоляя об искуплении чужого греха.       — Прошу, Верховный, не трогайте Каина. Он не ведает, что творит, помилуйте его душу! Дайте ему шанс, пощадите его!       — Увести, — приказал тот двум недавно подлетевшим ангелам, чьи фигуры обрамляли золотистые доспехи, голову украшал светящийся на солнце шлем, а в руках они удерживали посох в форме трезубца. — Предателям нет пощады.

***

      Ангел вылетел пулей из Лазурных Вершин, оставляя райские ворота далеко позади. И плевать на то, что он попался на глаза ангелу-надзирателю, что, наверняка, приписывает в его мини-досье очередное нарушение за превышение скорости и за уход с небес без его разрешения. Ему было на это всё равно, важнее всего было долететь до Земли, найти дремучий лес с припрятанной в нём акацией и позвать его любимого демона.       — Мюрай, ты нужен мне, — звал он полушёпотом, убегая из-под кроны дерева, потерянно оглядываясь вокруг. — Явись на мой зов, прошу.       Не прошло и мгновения, как за спиной послышался хриплый голос.       — Что случилось, мой ангел?       Каин в тот же час обнял его, дав волю слезам. Утыкаясь носом в его грудь и прижимаясь к нему сильней, заключил в мёртвую хватку.       — Меня предали...— еле разборчиво хныкал он, вызволяя из себя всю ту боль, что удерживал до сих пор, всхлипывая ещё громче. — Меня обманули, мне солгали так, словно я ничего не значу.       — Успокойся, любимый мой, — демон поглаживал того нежно по голове, другой рукой удерживая за талию. — Я сравняю каждого с землёй, кто посмел заставить тебя плакать. Ты только скажи мне имя.       — Он мой собрат, Мюрай, — приподнял голову с груди, позволяя демону разглядеть спускающиеся вниз крестильные дорожки слёз. — Лирам меня предал, да, но я его смерти не переживу.       Мюрай сам глубоко вздохнул, успокаивая своё желание рвать на части из-за слёз любимого создания. Его бы воля, этот Лирам торчал бы уже со вспоротым брюхом на горе Плачущих дев, что окружили бы его тушу и сдирали бы заживо плоть. Его конечности были бы вывернутыми наизнанку, чтобы не сбежал, а рот захлебывался бы в луже собственной крови. Мюрай и раньше убивал за Каина. Убьёт и сейчас.       — Арэль ничего тебе не сказал?       — Я не видел его сегодня, был слишком занят. Но, судя по всему, он тоже как-то к этому причастен или я ошибаюсь?       — Он мне помог, — уже более меня успокоившись, опускает голову обратно на чужую грудь. — Арэль снял с меня жнецкую нить, что нацепил Лирам, чтобы «спасти» от тебя. Из-за этой нити я не мог вспомнить наше прошлое, из-за неё я потерял память.       — Ты уверен, что не переживёшь его смерть?       Каину было не до смеха, однако то, с каким серьёзным видом задал вопрос демон, заставило усмешку самой нарисоваться на кончиках губ. Он хотел было напомнить, что уверен на все сто, как замер в животном страхе от раздавшегося позади голоса.       — Не могу насмотреться, какая же трогательная картина! Высшая и низшая тварь нашли друг в друге человеческую утеху — любовь.       Мюрай прячет ангела за спиной, явно настроившись недружелюбно, враждебным взглядом оглядывая центровую фигуру, главаря, и стоящих по обе стороны от него пять солдат-ангелов.       — Нам нужен не ты, Тёмный лорд, рассекающий дебри душ, — и слегка взмывает вверх, пытаясь за чужими огромными крыльями, разглядеть белую макушку, — а он.       — Подойди и возьми... — спокойно говорит, чуть ли не выплёвывая яд в каждом слове, замечая наступление трёх солдат с левой стороны и двух с правой, — ...но только через мой труп.       Первой его жертвой стал самый смелый из них, что мчался с острым клинком и золотистым щитом вперёд, выкрикивая о своей любви к Богу. Однако ангельский щит был сокрушён когтистыми руками, что разорвали тело на куски и бросили к ногам его сородичей. После первого умершего солдата небо разразилось громом, пуская ослепительные молнии. Для Тёмного лорда данный исход событий был более чем благосклонен. Тьма полностью поглотила небеса и самого Мюрая, что, окружив себя ею, стал недосягаемым для чужих глаз. С каждой секундой его присутствие делало воздух тяжелее, пропитанным зловещей, до чёртиков мрачной энергией, заставляя Каина попятиться назад и спрятаться за деревом акации. Следующей жертве он вонзил когти в грудь, вытаскивая их с хрустом ломаемых костей и раздавленным, небьющимся сердцем. Другого защитника небес демон схватил за белоснежное крыло и с силой дёрнул на себя, отрывая его от тела, второе лишь поломав, бросив существо на землю. Крик боли заполнил пространство, когда кровавые перья разлетелись в разные стороны, смешиваясь с грязью в листве. Очередному ангелу он раздробил череп легким ударом по голове, ломая шею щелчком пальцев и бросая голову в сторону Аррона, пачкая его белые лохмотья алым. Тот же, в свою очередь, наблюдал за всем спектаклем в кругу охраны, отправляя и тех на поле битвы, лишь бы демон не добрался до него. Но стрела ведь выпущена, Тёмного лорда было уже не остановить. Его глаза блестели кровью, когти сверкали от остроты, а крылья наращивали в своих перьях ядовитые шипы. Каждый удар демона был подобен урагану — он вращался в вихре смерти, разрывая небесные души с беспощадной жестокостью. Хватал их за горло, сжимал, пока не ломалась трахея в руках и не прекращались последние вздохи. Кулаками разбивал ангельские лица, оставляя кровавые маски вместо сияющих ликов. Последних двух демон убил быстро, одного пронзил собственным же серебренным мечом, исполосовав кожу лица клинком, затем использовал его тело как щит против другого, прежде чем разрубить обоих пополам.        Облака ревели всё сильней, словно оплакивая своих павших защитников грозным ливнем. Мюрай же стоял посреди поля боя, окружённый телами поверженных ангелов, чьи когда-то светящиеся крылья потухли навсегда. Его дыхание было тяжелым, а в очах поблёскивал мрак. Он поднял лицо к Аррону, одними губами произнося:       — Твоя очередь.       Каин осторожно выглядывает из-за ствола дерева, мгновенно улавливая глазами жуткую картину места битвы. Повсюду разбросаны части тела, кишки, головы и окрашенные в красно-алый цвет перья. Взгляд метнулся дальше, прямиком к Мюраю, что прижал Аррона к земле, кинжалом бродя по лицу. Каин с замиранием сердца побежал к ним, с целью остановить демона, ведь если он убьет верховного ангела, правую руку Господа, небесного трибунала ему не избежать.       — Мюрай, стой, не надо!       Чужой крик никак не повлиял на состояние демона, быть может, слегка притормозив, но никак не остановив его. Тот словно был ослеплён желанием уничтожать всякую живность на своем пути, крушить всякую тварь позарившуюся на его жизнь. Ангел впервые видел столь незнакомую ему сторону Мюрая. Видел его жажду крови, видел опасное чудовище в его зрачках, что удерживать с каждым мигом становилось всё труднее и труднее. То чудовище стремилось обрести силу над хозяином, потерять его в вечном мраке смертей и занять главенствующую позицию. Раньше Каин не понимал страха своих собратьев с Небес, что побаивались одного только титула Тёмного лорда, рассекающего дебри душ, однако теперь ему более чем понятно. Мюрай — истинное зло своих адских земель, что таит в себе монстра похлеще самого дьявола. Отсюда и возникает вопрос: а стоит ли Каину тоже бояться?       — Чего медлишь? Убей меня, ну же, я всё равно потащу тебя в могилу за собой! — с явным вызовом сказал Верховный, ехидно ухмыльнувшись. Ведь знал же гад, что демон не ослушается.       — Я бы убил тебя, если бы даже сдох сам, — сквозь зубы цедит Мюрай, прижимая сильнее кинжал к чужой шее и оставляя неглубокую царапину. — К твоему счастью, желание моего ангела превыше моего.       Каин облегчённо вздохнул, услышав слова Мюрая, что медленно привстал сам, освобождая Верховного из хватки. Тот мгновенно взлетел вверх, останавливаясь в воздухе и опущенным взглядом смотря на них.       — Это было ошибкой, — еле слышно пробормотал Аррон, изобразив на лице подобие улыбки и напоследок громко произносит, обращаясь к ангелу. — Явись к Богу и покайся в содеянном! Искупи свои грехи на священном суде!       — Они узнали, — с нескрываемым ужасом прошептал Каин, проводив взором исчезнувшую тень Верховного в облаках. Его потряхивало, голос дрожал, а сердце испуганно тряслось от осознания всего происходящего. Он потянулся в сторону Мюрая, желая прикоснуться и успокоиться в его объятиях, однако тот пошатнулся назад, оставляя между ними дистанцию. И это ужаснуло Каина ещё больше.       — Лучше не трогай меня, — сказал демон, чьи руки были багряные, лицо в мелких ссадинах, крылья погрязли в красном цвете, а в одежду была впитана алая жидкость невинных существ. — Я погряз в крови твоих сородичей. Не хочу, чтобы ты ощущал себя грязным.       — Грязным? — переспросил ангел, приближаясь и бережно поднимая чужую руку, поднося к губам. — Мюрай, ты буквально даришь мне самые чистые чувства на всём белом свете. Как я могу ощущать себя грязным рядом с тобой?       Мюрай приподнимает голову, сталкиваясь глазами. И столько отчаяния, сколько в них было, Каин отродясь не видел никогда. Хотя да, их плачевные жизни торопливо скатывались в пропасть, в ту самую отчаянную яму. У него самого, наверное, такой же взгляд.       — Прости...       — Мы всё исправим, — шмыгнув носом затараторил он, ухватив демона за плечи. — Я предстану перед своим Творцом. Расскажу ему про наши чувства с надеждой на то, что он примет эту правду и отнесётся к нам с пониманием. Он простит меня, обязательно, — уверенность понемногу стихала в голосе, будто бы ангел сам себе не верил. — И ты тоже, Мюрай, пойди к Дьяволу и расскажи всё.       Демон перехватывает чужую конечность, прижимая к груди, и говорит:       — Если даже они тебя простят, то просто так не отпустят.       — Я готов принять свою участь, что насчёт тебя?       — Готов, — притянул кисть к губам, оставляя еле ощутимый поцелуй. — Но только не ту, где ты будешь страдать.       — Я не буду, — тихо ответил, легким скольжением перемещая вторую руку на щёку, бережно поглаживая, — Мы обретём свободу, Мюрай. Мы не будем прятаться. Наша любовь не будет ни для кого тайной!       — Ты ведь врёшь мне, не так ли?       — Люди говорят, что если сильно во что-то верить, то это обязательно сбудется.       Верить людям? Этим лжецам? Мюрай лучше поверит Каину, который сам не отличался правотой.       Каин не осмелился сказать: «нет, не вру» любимому демону в лицо. В то прекрасное лицо, что олицетворяло боль, хоть и губы были искривлены в улыбке. Он не догадывался, какие именно его слова были враньём, однако точно знал, что честностью некоторые не отличались.       — Я приму от тебя всё, даже ложь, — продолжил шёпотом, дотрагиваясь губами до лба и прикладывая свой к чужому. — Я сделаю так, как ты просишь.       Стоит ли Каину бояться Тёмного лорда, рассекающего дебри душ? Определённо нет. Нужно ли Мюраю страшиться своего любимого божества? Однозначно да. Ведь он примет бокал яда из его рук, допивая последнюю каплю, так и не задумавшись дважды. Демон болен фанатичной любовью к своей жизни. В этом и есть его опасность.       — Я люблю тебя.       Повисла тишина. Мюрай раскрыв глаза, молча отстранился от Каина. Ответ тихим «я тебя тоже» равнялся концом всему, финалом, где они прощались навсегда. Он бросил на него ещё один мимолетный взгляд, прежде чем напоследок выдать:       — Ещё увидимся.

***

      Каин стоял у ворот, погружённый в тягучие размышления, и сердце его разрывалось на части от сомнений и страха. В воздухе витало ощущение скорого завершения. Мог ли он надеяться на прощение? Неужели любовный грех настолько велик, что Небеса могут его отвергнуть? В этот момент мысли о том, чтобы сбежать, промелькнули в его сознании, как последние проблески надежды. Он видел перед собой образ Мюрая, его тёмные глаза, полные нежности, и их общее желание найти место, где они могли бы быть свободными — свободными от оков Небес и Ада, от запретов и осуждений. Но чем больше он думал об этом, тем сильнее становилась боль. Ведь что такое свобода для тех, кого создали быть слугами и воинами в бесконечной битве зла и добра? Даже если бы они сбежали, разве смогли бы они спрятаться от вездесущей руки судьбы, что тянулась к ним из света и тьмы? Каин знал, что эта свобода — лишь сладкая иллюзия, мираж, который растает при первом же прикосновении реальности. Лучше предстать перед своим страхом лицом к лицу и попытаться изменить судьбу. Однако, как только перед ним раскрылись ворота в Лазурные Вершины и он столкнулся с четырьмя ангелами-солдатами, сердце Каина замерло от безысходности, сжигая все остатки надежд на счастье. Видимо, душа учуяла опасность ещё до того, как телу предвещала беда. Те ангелы оказались судебными стражниками. И они обычно сопровождали провинившихся душ к верной смерти. Вы всё ещё надеетесь на спасение Каина? Он умер, как только ступил в рай.       — Мы проведём тебя.       Стражники окружили Каина, как львы свою добычу, и повели его по пути к священному суду. Их лица были закрыты шлемами, из которых, как грозовые тучи, спускались серебряные завесы, скрывающие их эмоции. На нагрудниках — сложные узоры, вырезанные с такой точностью, что казались ожившими. В руках же те сжимали страшные, неведомой остроты копья. Сопротивление было худшим из вариантов. Хоть их было четверо, по силе заменяли целую сотню воинов. Они ступали молча, лишь шаги солдат отбивались эхом в бескрайнем пространстве, и с каждым шагом Каин чувствовал, как его душу заполняет всё большее отчаяние. Когда они уже дошли до зала суда, перед ним явилось открытое пространство, простирающееся в бесконечность. Оно было окружено могучими колоннами, которые уходили вверх, теряясь в сияющем небе. Выше тех самых колонн, на самой вершине, стоял огромный золотистый трон, окружённый водопадами. Эти каскады стекали вниз, возвращаясь обратно к подножью трона и циркулируя по облакам тысячью оттенками серебра.       Стража провела Каина по дорожке до парящего круга, и, остановившись, солдаты пристроились в ряд к своим братьям. Это место, предназначенное для виновных, было выделено изящным паласом, украшенным рунами, которые светились мягко-красным цветом. Зловеще притягательно. Тянуло ли на смерть? Каина пока что нет. Он дошёл до центра и опустился на колени, ожидая час суда.       — Ты всё-таки явился.       Аррон приземлился перед ним, смотря сверху вниз, будто бы подчёркивая своё превосходство и ничтожество стоящего на коленях существа.       — Ты пришёл молить о прощении, ведь так? Но совершённый тобой грех даже нельзя сопоставить ни с одним людским проступком. Ты отринул святость и предал своё предназначение. Нет у тебя спасения.       Верховный ждал увидеть досаду в чужих глазах, увидеть сожаление о содеянном и слезинки, умоляющие о спасении, а самое главное — страх. Боязнь перед судом и перед ним самим. Вот только виновник поднял спокойно взгляд и твёрдо произнёс:       — Оправдываться я буду только перед Богом, не перед тобой.       Задели ли эти слова гордость Верховного? Ну, может, только чуть-чуть, хотя, может, и сильно. Снаружи он казался сдержанным и холодным, однако в самой душе бушевала лава гнева. У него было жизненно необходимое желание задеть ангела тоже, ужалить как можно больнее в ответ. Возможно, у него не получится сломить его стойкость, однако пошатнуть удастся.       — Тебя сдал твой собственный собрат, — наклонившись, прошептал он с еле заметной улыбкой. Взмыл вверх, указывая пальцем в сторону, где постепенно начала появляться фигура Лирама. Тот стоял с низко опущенной головой, руки же были до боли завязаны серебряными нитями. Он не мог поднять глаз, сжавшись под грузом стыда. Выглядел так, словно судить собираются его, а не сидящего в кругу ангела. Сам Каин, вглядываясь в его силуэт, не чувствовал ничего. Быть может, разве что никуда не исчезнувшее разочарование или ту самую пустоту, появившуюся от переизбытка кипящих в нём эмоций. Лирам так и не осмелился поднять глаз, да и Каину ни к чему был его полный жалости взгляд.       В следующий миг трон озарился сильным сиянием, оповещая всех присутствующих и Лазурные Луга о прибытии Творца. Каин, как и все другие ангелы, склонил голову, скрывая очи от могучего света, смотря на который можно было ослепнуть.       — Я…— начал он с запинкой, вслушиваясь в тишину. Будто бы Небеса задержали дыхание, страшась гнева божьего. А само время потеряло какую-либо ценность, растворяясь в красном кругу. —….я пришел искупить свои грехи. Молить об искуплении всех моих ошибок. Я раскаиваюсь в том, что соврал своим братьям, что пренебрёг правилами, что без разрешения посетил небесную канцелярию, что ослушался и в течение моего наказания не провёл две луны на Земле. Я признаю, что чувствовал людские пороки, как гнев, уныние и… похоть.       — Это все твои грехи, ангел?       — Да, повелитель, — уверенно произнёс, сжимая руки на своих трясущихся коленях. — Я не считаю грехом свою любовь, которую питаю к демону. Я искренне его полюбил, так, как любят они, люди. Хоть и мои воспоминания о нём стёрлись, ощущение любви осталось, и я не могу его сдержать или как-то уничтожить. Оно цветёт во мне каждое прожитое мной мгновение, благоухает нежностью и влюбленностью к Мюраю. Мне не выбраться из этой любви, никогда…— приподнимая уголки губ в улыбке, в памяти прокручивая образ любимого демона, ощущая влагу на щеках. — Любовь — человеческий порок? Тогда я признаю свою порочность.       — Что ж, ты сам выбрал этот путь, дитя моё, — напоследок раздался голос Бога перед тем, как унести с собой яркое сияние, оставляя трон пустовать.       Каин поднял глаза к верху, стеклянно смотря на семь ангелов-трубачей, что грациозно возвышались на постаментах чуть ниже божественного престола. Их одежды были сотканы из света и печали, элегантно струились вокруг их тел, создавая иллюзию, будто они окружены тончайшей дымкой. Лица были спокойны и бесстрастны, глаза сверкали мягким, но холодным сиянием. В руках они держали золотые трубы, каждая из которых была украшена тонкими узорами, переплетающимися в сложных, изысканных рисунках, символизирующих музыку, что в них заключена. Эти ангелы-трубачи были вестниками трагедии, а их инструмент являлся орудием судного дня. Когда они начинали играть, небеса разрывались от их звуков, и не было во Вселенной звука печальнее, чем их музыка, возвещающая о наказании. Это был кульминационный момент, так как каждый знал: когда трубы зазвучат, виновник заплачет.       Семь труб запели в унисон.

***

      Одним взмахом демон разнёс вход в дьявольскую крепость, уверенно ступая по кровавой дорожке прямиком к главному обитателю дворца. Там его, конечно, встретили не очень дружелюбно.       — Разойдитесь, — приказал львам Дьявол, принимая властную позу на троне. Чёрнобурые хищники, чьи гривы кишили ядовитыми гадюками, медленно направились в сторону хозяина, усаживаясь то ли у подножья, то ли рядом с троном. — Я уже знаю обо всём. Ангелы побыстрее тебя оказались.       — И какое решение они приняли насчёт Каина?       Дьявол недовольно усмехается, указывая на него пальцем.       — Тебе бы сначала поволноваться о себе и потом уже думать о других.       — Я всегда буду думать о нём в первую очередь.       — Глупец! — не выдержал Люцифер, приподнявшись с трона. Недавняя усмешка стёрлась с лица в одно око, заменяясь на устрашающую гримасу. — Ты хоть понимаешь, что ты натворил?! — подходя к нему и злобно прожигая взглядом. — Почему? Почему среди стольких людей, стольких подобных тебе существ, ты выбрал ангела? Скажи мне, почему?       — Тебе не понять, ведь ты никогда не любил.              — Да и слава тебе Господи, что не любил, — сказал он, обратившись к брату с небес. После начал указательным пальцем напористо тыкать в чужую грудь. — Из-за этой любви твоего ненаглядного казнят, ты понесёшь наказание, а под конец, чтобы ты всё-таки понимал, какие последствия бывают у «любви», я заключу с Богом соглашение, где вы никогда, ни в какой из жизней, не сможете прикоснуться друг к другу! Что ты на это скажешь, влюблённый Ромео?       Мюрай готов был понести любое наказание, и страшится он стал только слова «казнь», произнесённое чужими устами. Демон погряз в холодном поту, сердце внутри беспокойно трепетало, а ноги хотели унести его как можно быстрее к выходу. Однако дорогу ему перекрыли те самые львы, выставляя напоказ гриву, ядовитые когти и желание истерзать не только плоть, но и душу.       — Ты никуда не уйдешь, пока не понесёшь наказание, сынок.       Люцифер сел обратно на трон, включая в себе задумчивый режим. Мюрай и вправду был его сыном, плотью и кровью. Его первенцем и поводом для гордости, которую он, естественно, никогда не показывал по отношению к демону. Но данная ситуация не то что удивила — пронзила его гнилое сердце насквозь. Да, низшим существам положено по регламенту нарушать правила, бунтовать и творить ужасные грехи, однако всё же есть адский закон, где райским божествам закрыта дорога в Ад. Дьявол хотел проучить непослушного ребёнка, хотел как можно острее защекотать его нервишки, показать, что таким всё-таки не стоит баловаться.       — Физическая боль для тебя лишь детская игра, — стал он рассуждать вслух, смотря на стоящего перед ним Мюрая. — Тебе не страшны никакие пытки, — хмыкнул, повернув голову, всё еще находясь в раздумьях. И через пару мгновений его осенило: "Есть одна слабость", — с предвкушающим энтузиазмом проговаривая: — Будет больно.       Перед ногами демона подрагивает земля, образуя трещину, затягивающую его в мрачную бездну. Настолько темно, что даже собственных ног не разглядишь, но зато он чувствует хватку на своих запястьях, усиливающуюся с феноменальной скоростью. Это не руки. И ему удаётся увидеть эту дрянь, только когда вдалеке загорается луч света. В его запястья вцепились тонкие корни деревьев, что прорастали из пустоты и жили самостоятельно без носителя. Их чернота стягивала кожу жгутом, пытаясь утянуть вниз. Они безостановочно плодились, блуждая по ногам Мюрая, приковывая и их к месту. А тем временем появившийся луч всё подходил ближе, постепенно создавая множество светящихся фигур. Свет был настолько ярким, что Мюраю пришлось на секунды закрыть глаза. Когда он открыл их, картина была уже полностью сформирована.       — Мюрай, Мюрай, — шептал тихонечко ангел, сгорбившись и закрыв глаза. Он стоял на коленях, а белоснежные, словно первый снег, крылья, были расправлены.       — Каин! — громко позвал он и остервенело потянул за собой корни-цепи, что лишь сильнее пытались прибить его ступни к земле, вонзаясь в кожу и проходя насквозь. Они стягивали конечности лишь тогда, когда Мюрай рвался вперёд, реагируя на активности жертвы. Но разве смогли бы какие-то корни остановить одичавшего от боли демона?       — Твоя душа на веки вечные изгнана из Рая, — объявил Аррон, приказывая палачам поднять чужие конечности, достав в это время из-за пазухи серебряный кинжал с алой рукояткой, всеми известное орудие Небес, принадлежащее правой руке Господа, что символизировало погибель света, то есть смерть ангела. Стражники вцепились в тонкие запястья, крепко удерживая, ожидая дальнейших приказаний Верховного. — Что ж, приступим.       — Убью, — злобно произносит демон, нацелившись взглядом лишь на одну персону. Стянул с себя корни и затоптал под ногами их протестный напор освободиться. Однако как только он выбрался, то наткнулся уже на прозрачный барьер, что не позволял очутиться по ту сторону. — Не смей трогать его своими грязными руками, чёрт тебя подери!       Сердце демона сжалось, замерло в панике, как только вырвался крик боли из чужого горла. Аррон медленно водил острием клинка по нежной коже, нажимая и глубже прорисовывая шесть линии по каждой из запястий. Почему шесть? Похоть считается шестым по счёту грехом. И эту любовь они тоже посчитали похотью. Но самое грустное —осознавать то, что эти полосы олицетворяли не только любовный порок, но и скорую жертву.       Душа или крылья? Вот, в чём вопрос. Хотя по сути выбора нет. Они заберут всё. И настолько дорогие сердцу воспоминания опять сгинут в небытие. Каин мог плакать только по этой причине.       — Каин, я сейчас! — кричал по ту сторону барьера, кулаками пытаясь разбить. Можно ли раскрошить то, что плывет миражом перед глазами? У демона и не было секунд на раздумия, лишь одно желание — пробиться, не обращая никакого внимания на кровяные костяшки и зловещие корни, что тянулись к нему из щели Ада. Лишь бы успеть. — Ты только держись, я доберусь до тебя!       Стража покинула красный круг, а сам Аррон взлетел вверх, значительно отдаляясь от виновника, подав знак рукой. В следующее мгновение на алый палас ступила нога палача. Облачённая в тускло-серое одеяние фигура, в чьих руках скрипели огромные железные ножницы, известные как цепной тесак. Каин слышал дыхание своего губителя за спиной, но не мог даже головы поднять. Его охватило состояние полного бессилия. Руки безжизненно висели, кровоточили, а полосы жгли запястья всё сильней, будто бы продолжая расширяться. На самом деле линии горели из-за яда клинка, что усугублял глубину ран, медленно разъедая его плоть.       Останутся шрамы.       Но не на этом теле, а на самой душе.       — Каин-Каин, скажи-ка, каково это — идти на верную смерть, храня в сердце желание жить?       Героический поступок проигравшего

Хоть героизм и не играл большой роли, судьба — да. Попытка изменить судьбу привела к неизбежному концу.

      Аррон смотрел пристальным взором в ожидании ответа. Однако подсудимый не реагировал, даже пальцем не зашевелив. Каин стал безжизненной марионеткой. И кукловоду она уже ни к чему. Выбросит. От сломанного нет прока.       Металлический лязг ножниц эхом разнёсся по залу, оповестив всех присутствующих о готовности палача совершить свою обязанность. Подняв тесак, он нацелился на основу крыльев, где они соединялись с телом ангела, выжидая. Как только Верховный одобрительно кивнул, железные лезвия сомкнулись. Резкий звук раздирающего металла смешался с глухим стоном ангела, когда первое крыло отделилось от тела. Это была боль самой сути, ощущение, будто кто-то срывал не просто часть тела, но саму душу, обнажая её до самого ядра. Разрывающая пустота заполнила изнутри, и в тот миг Каину показалось, что всё его бытие рушится, как хрупкая скульптура, облитая водой, стекающей каплями в никуда. Ибо эта утрата не просто заставила его страдать — она пробудила в нём глубокую, бесчеловечную тоску, безмерную и немую, как Вселенная.       Когда ножницы сомкнулись во второй раз, ангел ощутил не просто боль — он почувствовал, как рушится последняя нить, связывавшая его с Небом, с вечностью, с тем, кем он был. Вторая утрата не принесла ему кричащей боли, как первая, — это была бескрайняя пустота, тихая и всепоглощающая, как последняя нота печальной песни, оставляющая в сердце нескончаемый отзвук. Второе крыло последовало за первым, оставив за собой кровавый след и глубокую рану на месте, где некогда были они, его величественные крылья.       — Мои… — ангел, не договорив, медленно потрогал себя за плечо, пытаясь дотянуться до крыла. Поверить в то, что его в действительности лишили частицы души — сложно. Он удостоверился в случившемся, как только повернул голову. На алом кругу лежали мертвые крылья, словно обугленные звёзды. Тишина внутри парализовала. Каин смотрел на них, словно не узнавая, как если бы перед ним лежали чужие останки, потерявшие всю свою святость и красоту. Крылья, когда-то белоснежные, обрели серый цвет, сочетаясь с красным оттенком. Они впитывали кровь, что неторопливо просачивалась в каждое перо, делая его тяжёлым и неподвижным.       Лишить ангела крыльев — это как лишить человека сердца. В обоих случаях смерть числится в таблице победителей.       Мюрай так и не успел. Опять. Но хуже всего то, что на этот раз ему пришлось за этим наблюдать. Смотреть тенью, как обычно, и сгорать, тлеть в собственной немощи. Ведь он не помог, не защитил и не уберёг, а просто смотрел. Да, он бился до последнего, пытаясь разбить стену, срывая голос и кожу на руках, пытался выбраться из мрака, потерянно оглядываясь по сторонам, но выхода так и не нашёл. Корни потихоньку окольцовывали его ноги, с более ярым порывом высасывая энергию. Дьявольский капкан. Отсюда не выбраться. Видимо, свобода будет обеспечена только тогда, когда провинившийся сдохнет от душевных мук. Мюрай падает на колени, вблизи от барьера, где у края рухнул его ангел на алый палас. Блуждая глазами по изуродованным плечам, грубым, кровоточащим рубцам, красовавшимся на нежной коже. Спуская взгляд к рукам. Эти шесть полос на запястьях останутся зияющими отметинами, которые будут всегда напоминать о том, что их любовь — наказание. Их любовь — правило трёх «н». Непринятая, нежеланная и невозможная.       Аррон раскатал недавно получившийся свиток, принимая место ниже престола повелителя и громко вычитывая:       — Впервые за многие тысячи лет Творец всего существующего на Земле и сам Правитель Ада пришли к мирному соглашению. Они объединили силы в единой печати, каждый решил послать суровое, взаимосвязанное наказание на своих подопечных.       Небесный владыка будет лишать каждую перерождённую душу Каина памяти, всех бесценных воспоминаний, где обитал его дьявольски прекрасный искуситель. Он был жесток, грозно оглашая свой вердикт в письме: « И даже если ты одним судным днём всё вспомнишь, то стоит только твоему демону тебя коснуться, как ты в одно мгновенье ока его позабудешь ».       А безжалостный судья подземного царства за столь кощунственное предательство обрёк Мюрая на вечные духовные муки, изрекая своё твёрдое слово: « Я дарую тебе бессмертное тело, которое послужит тебе проклятьем. Тебя всегда будет тянуть к такому дорогому твоему сердцу ангелу, будет ломать от жгучей потребности прикоснуться к нему, однако исход данного желания тебе известен ».       — Изгнать душу в Вотори, — сказал Верховный, закатав свиток обратно и указав на виновника.       — Но... — неуверенно начал один из подошедших новобранцев, словно колеблясь задать вопрос. Аррон, увидев чужое колебание, с выдохом ответил:       — Это считается актом самоуничтожения. Да, он себя не резал, однако эти полосы символизируют клеймо самоубийцы. Именно поэтому его ждёт столетнее заточение в Вотори.       Каин не углублялся в суть диалога тех двоих, но, сказать по правде, единственное, что его зацепило — это была идея заточения. Эта мысль, словно тень, затмевала его разум. Ангел был готов к изгнанию. Он устал страдать от мук, что разъедали его всего, подобно ржавчине, разъедающей сталь. Настолько, что даже не боялся века скитания по пустынным, безжизненным горизонтам. Лишь бы спрятаться и убежать от этой боли.       Но всё же через всю эту одурманенную пелену жажды умереть, прокрадывалось чувство вины. Ведь в последние мгновения жизни он не представлял перед собой образ Мюрая, вместо этого обнимал в своем сознании смерть — спасительницу от горя, что должна была принести покой. Печаль раздирала его на куски, Каин чувствовал, как тяжесть этого выбора распирала изнутри.       — Я не хотел умирать, Мюрай, правда, — шёпотом оправдывается ангел, смотря в никуда, ощущая, как его сердце билось всё слабей, теряя силу с каждым ударом. — Живи ради нас двоих.       Мюрай услышал последний вздох. Последний стук его сердца.       Дьявол не прогадал.       Было больно.