Помнить о тебе — самоубийство

Тень прошлого греха

или же

Смерть очень близка?

      — Вам всё ещё интересен мой ответ?       Молодой господин проходит вглубь помещения, где спиной к нему стояла тёмная фигура. Хоть лица того и ххне было видно, но Феликс мог легко представить его вдумчивое выражение при выборе книг, что красовались на полках.       — А вам всё ещё не осточертело упаивать моим интересом ваши забавы?       Пальцы, что до сих пор вольно разгуливали по книжному стеллажу, останавливаются и цепляют бордовый корешок.       — К сожалению, нет, — отвечают ему с плохо скрываемым смешком. Мужчина раскрывает дневник и вычитывает попавшие на глаза строки. — Наша встреча судьбоносна, наши взгляды не столкнулись случайно. Когда я увижу тебя в один из вечеров, то знай, что это было неизбежно.       Дыхание замирает, а само сердце перестаёт бороться за жизнь несколько мгновений. Юный Аветисян не в силах объяснить причину такого поведения. Его всего лишь замкнуло от нескольких произнесённых фраз, просто-напросто всё тело свело судорогой от парочки слов.       — Верите в судьбу? — одними губами шепчет он, не переставая глазеть на чужую спину.       — Я её заложник, — раздаётся в ответ, и через недолгую паузу мужчина заканчивает свою мысль: —...как и вы, мой господин. Нам не избежать нашей судьбы.       Веки резко распахиваются, а тело моментально принимает сидячее положение. Феликс опускает ладонь на грудь, пытаясь утихомирить словно сорвавшееся с цепей сердце и сбитое дыхание. И такая реакция была бы ясна, если бы приснился кошмар, но никак не спящий в соседней комнате Хван Хёнджин. От чего так бешено стучит сердце? Почему оно так испугано?       Молодой господин глубоко выдыхает, поднимается с постели, подходя к огромным окнам, за которыми всё ещё таилась лёгкая утренняя темнота. Рассвет был не за горами, однако дожидаться его не хотелось. Желалось прогуляться по лесу именно в такое время, когда наверняка все лесные жители дремлят, и одни лишь птицы, ощущая себя королями, мелодично подпевают.       И так оно и было. На пути Феликса постоянно встречались поющие синицы, их мелодичные трели наполняли воздух. Лёгкая улыбка юноши провожала каждую, пока не спала, стоило только завидеть в озере чью-то тень. Шаг за шагом его тянули туда невидимые силы. Оголённая фигура, стоящая в воде, казалось, звала его к себе, хотя была повернута спиной и явно не подозревала о его присутствии. В свете восходящего солнца её силуэт обретал волшебные очертания. Феликс чувствовал, как его сердце учащённо бьётся, блуждая глазами по утончённой фигуре, чёрным волосам, что прелестно спадали вниз, широкой бледной спине, что притягивала к себе взгляд. И сомнений быть не может. Хван Хёнджин сошёл с страниц его дневника. Все те строки обращены к нему одному. Он то, что так отчаянно пытался вспомнить Аветисян.       Однако стоило Феликсу дойти до берега и присмотреться, как недавние мысли будто бы унесло прочь за тридевять земель.       — Ваша спина... — с ужасом шепчет, смотря на исполосанную спину, покрытую многочисленными глубокими шрамами. Те были уже зажившими и вросшими в кожу, но от этого ужас в глазах не утихал. — Что же вы такого натворили?       — Полюбил.       — Стоила ли ваша любовь таких мучений?       Мужчина оборачивается, позволяя господину лицезреть слабую улыбку на его лице. Улыбку, что кричала в ответ: "Да, стоила всех моих мучений и слёз. Стоила каждого моего шрама на теле."       — Эта любовь позволяла мне ощутить вкус жизни сквозь боль, — говорит он, не отнимая глаз от чужих. — Благодаря ей я всё ещё знаю, что живу.       — И где же тот человек, которого вы так безумно любите? — поинтересовался юноша, повернув голову в сторону, как только Хёнджин стал идти к берегу.       — Он здесь, — ответ прозвучал негромко, заставив Феликса взглянуть на Хвана. Темноволосый держал ладонь у сердца. — Он будет жить здесь вечно.       Господин поджимает губы, печальным взглядом наблюдая за тем, как Хёнджин натягивал чёрный плащ на плечи и перчатки на руки.       — Тяжело любить того, кого смерть обязательно коснётся, не так ли?       — Тяжело, — тихим голосом соглашается. — Порой мне хочется оголить пальцы до косточек, откапывая могилу, вынуть гроб и лечь рядом.       Тень мужчины прошла мимо Феликса, что и вовсе окоченел от услышанного. Он словно переживал вместе с Хёнджином одну и ту же боль. Он будто бы ощущал все те шрамы на своей спине. Они жгли его поверхностно и кипели пламенем под кожей. Они причиняли все те мучения, что ощущал Хван Хёнджина от утраты любимого человека.       — У меня тоже есть шрамы на запястьях, — выдал Ли, когда они уже ступали по тропинке к выходу из леса. Юноша желал развеять обстановку и показать Хёнджину, что они могут быть у каждого. — Вот только я не помню, как их получил, — коротко усмехнулся.       Хван задерживает долгий взгляд на вытянутых руках, на которых красовались тонкие шрамы. На первый взгляд казались незаметными, однако он знал: их глубина была огромна.       — Если бы я мог, я взял бы эти раны себе, чтобы ваши запястья оставались чисты.       Прозвучало настолько серьёзно, что у юноши даже не оставалось повода рассмеяться, а он мог только смущённо отвести глаза.       — Надеюсь, вы простите мне мой вчерашний побег, — сказал Хёнджин, когда провожал молодого господина до его покоев. Открыл ему дверь, неотрывно любуясь янтарными очами. — Вы сразили меня наповал своей ангельской красотой.       — Я подумаю, — Феликс ехидно улыбнулся, закрывая перед чужим носом дверь. Прокручивал сказанный комплимент, словно старую пластинку, на которой были записаны все восемнадцать сонат Моцарта, что никогда не надоедали.       Феликс Ли чуть ли не вприпрыжку доходит до постели, радостно бросаясь на неё. Внутри колотится сердце, бьётся так, словно счастье переливается через края. Нет больше тех разбитых надежд. Есть только неизвестность, в которую он в скором времени полностью окунётся.       Гуляющая по постели ладонь цепляет спрятанный под подушкой дневник. Пару мгновений господин мнётся, стоит ли сейчас его раскрывать, ибо страницы этого дневника переполнены глубокой меланхолией и болью, не счастливыми строками, которые он бы хотел сейчас прочесть. Однако всё-таки перебаривает свои мысли и листает до последней страницы.       "Я хочу запомнить каждый твой сбитый вздох позади моей спины. Я так хочу ощутить тебя рядом и не бояться потерять тебя опять. Но я теряю, теряю тебя с каждым пройденным мигом и ничего не могу с этим поделать. Я забываю твой голос, что ласкал ночами мой слух, твоя тень уже не так отчётливо играет перед моими глазами, твой запах, я забыл, каков он, забыл аромат, что успокаивал меня перед сном. Меня это сводит с ума. Я без раздумий раскрою свои шрамы на запястьях, если это поможет увидеть тебя хоть на долю секунд. Это маниакальное желание остриём кинжала блуждает по им рукам. Спаси меня, пока не поздно. Спаси, пока моё сердце всё ещё бьётся ради тебя", — Феликс и не заметил, что за время прочтения не дышал. Его туманный взгляд медленно опускается ниже, где мелким шрифтом было написано: "Я вижу очертания смерти в моей тени".       Дневник мгновенно закрывается и приземляется на другой стороне кровати.       Молодой господин порывается встать, однако боль в висках не позволяет. Перед глазами всё начинает плыть, а лёгкий тремор разгуливает по телу. И ощущается только теплота крови, стекающей дорожкой вниз до верхней губы, прежде чем разум падает во мрак.       Веки тяжело разлепляются только после третьего оклика Изольды. Та не на шутку испугалась, прося проснуться.       — Вам надо к лекарю, — тихонечко сказала она, мокрым платком вытирая засохшую кровь. — Это у Вас не в первый раз. Надо и герцога оповестить, мой господин.       — Нет, всё хорошо, — слабо улыбается и в ответ гладит по предплечью. — Это от переизбытка эмоций, ничего серьёзного. Не стоит беспокоить отца по такой чепухе.       Тревога в очах женщины не испарилась, однако что она может? Если таково желание юного господина, то никаких возражений не должно быть.       — Я принесу вам завтрак, — молвит Изольда, спрятав грязный платок в рукав своего рабочего наряда.       — Не стоит, — останавливает он прислугу. — Я позавтракаю с отцом.       Внизу раздавались весёлые смешки и громкие голоса. Значит, отец завтракает не один. Феликс с нетерпением преодолевал лестничные ступени, желая поскорее столкнуться взглядом исключительно с одной персоной.       И когда его взор всё-таки коснулся чужих тёмных омутов, то по телу мгновенно распустилась тягучая нега, волна блаженства, что расслабляла все напряжённые мышцы. Голова опустела, не было переживаний и как таковых дум. Вокруг больше никто не существовал. Только он и незнакомец, что пленил его одним взглядом в толпе богачей.       — Сынок, иди сюда, — с энтузиазмом говорит герцог, до сих пор смеющийся с шуток Ли Минхо, обрадовавшийся ещё сильней при виде своего чада.       — Спустился бы ты раньше, не пропустил бы такое веселье! — добавила госпожа Арлетт, продолжая дальше слушать Минхо.       Феликс усаживается напротив Хван Хёнджина, что, не разрывая зрительного контакта, спросил:       — Всё хорошо? — негромко, так, чтобы до остальных не дошло. — Мне кажется, вы стали бледнее.       — Всё хорошо, — уверил Феликс, опуская глаза на фарфоровую чашку. Его всё не отпускало чувство того, что Хёнджин видел его насквозь и распознавал ложь ещё до того, как он успел раскрыть рот.       — А вы знали, что давным-давно где-то в ваших краях процветало Королевство? — с интересом спросил Минхо, улавливая на себе взгляд недавно подошедшего Хан Джисона.       — Конечно, на месте поместья Хейвенсин когда-то и был замок, — с гордостью проговаривает герцог. — Я именно поэтому и купил эти места.       — Да? — изумляется юный Аветисян. — Почему я узнаю об этом только сейчас?       — История этого Королевства крайне непонятная и местами пугающая, — отвечает герцог. — Тебе и сейчас не стоило бы об этом знать.       Госпожа Аветисян усмехается и громко фыркает, мол, перестань, Маурицио, у тебя уже взрослый сын!       — Я слышала, что Королевство пало от злых духов, — шёпотом говорит она.       — И ты в это поверила? — со смешком проронил герцог. Снизив тембр голоса, он начинает свой рассказ: — Жители городка говорят про то, что обезумевший король самолично уничтожил свои владения. Он убил своих двух сыновей, королеву и каждого своего подданного приказал задушить. И после покончил жизнь самоубийством.       — Зачем гадать?.. — вдруг заговорил Хёнджин, спокойно поставил чашку на стол, поднимая глаза на камердинера.—...ведь нам не дано узреть истину.       — И то верно, — согласно кивнул старший Ли. — Лучше всего оставаться в неведении.       — Лучше пойдёмте в сад, — предложила воодушевленно госпожа Арлетт, рукой указывая на высокую панораму. — Прекрасная погода для прогулок!       В следующие мгновения по дворянскому саду уже расхаживала прислуга с золотистыми подносами, полными фруктов. Герцог вместе с госпожой Арлетт отдыхали в роскошной, украшенной свисающими вниз цветами беседке. Они вели оживленный диалог, явно вспоминая свои юные года и былые счастливые времена. Ли Минхо уселся у фонтана, скучающим видом подкидывая монетки и попавшие под руку камешки. А вот молодой господин гулял возле густых кустов белых роз, что украшали по кругу чуть ли не всю территорию сада. Он проходил мимо каждого бутона, нежно поглаживая и одаривая мягкой улыбкой. Эти цветы были его отдушиной.       — Истина так горька, — усмехнулся Лирам, останавливаясь возле тёмноволосого, что безостановочно провожал глазами юного господина. — Ты не уйдёшь без него, да?       — Не уйду.       Ангел даже не удивляется, а только тягостно выдыхает.       — Ты пришёл потому, что ему осталось недолго?       — Да, — тихо признал, — Я не вынесу ещё одну его смерть.       — На этот раз Жнец так жесток, — грустно выдал Хан, цепляясь взглядом за белобрысую макушку, что иногда пропадала за пышными бутонами. — Он ведь ещё так молод...       — Я хочу спасти его, Лирам.       Камердинер поворачивает голову на собеседника, сводя брови к переносице.       — И как же ты это сделаешь? Неужели исполнишь своё предназначение? — с сарказмом поинтересовался ангел.       — Для спасения моего ангела я готов на всё что угодно.       Лирам трёт лицо ладонями целых шестьдесят секунд. Безысходность будто бы забаррикадировала все возможные пути к здравому смыслу. Как бы сильно ни стараться, как бы сильно ни стремиться, в разуме всё равно будет греметь оглушающая пустота.       — Мюрай, — начинает он и на короткий миг замолкает, будто бы настраивается. — Это ведь не первый раз, даже не второй и третий, далеко не десятый. Он бесчисленное количество раз умирал и вновь рождался. Я так же его люблю, как и ты, но за весь этот долгий путь я уже привык. Почему ты не можешь?       И Лирам успел пожалеть, что задал этот вопрос, когда столкнулся с чужими глазами, что источали новый вид меланхолии, тот, что наверняка не изобретут даже самые искусные умы человечества.       — Каждая его смерть сопровождается кричащими мольбами. Каждый раз он просит меня явиться, умоляет дрожащими губами прийти на мимолетное мгновение и судорожно шепчет моё имя, словно это облегчает ему боль предсмертных судорог. И каждый раз он уходит, думая о том, что я не услышал его зов, что я позабыл о нём и оставил один на один с адскими терзаниями, что воплями полосовали его горло и мою спину, — замолкает, а потом неторопливо спрашивает: — Теперь ответь, ты привык бы к такому?       Лирам уводит глаза в сторону, к сидящему у фонтана Девиалю, что приветливо улыбался проходящим мимо слугам.       — Иди к нему, Мюрай, — вместе ответа твердит он, — Возьми его с собой, только не оставайтесь тут.. .

«...ведь они уже знают, что ты здесь.»

      Демон намеревался сделать шаг, как остановился и, обернувшись, негромко проронил:       — Прости меня.       — Пустяки, — сухо усмехнулся. — В этот раз меня не так легко убить., — с улыбкой сказал, будто бы вспомнил старую шутку, что всегда смешила.       Камердинер слабо поднял уголки губ вверх, когда Феликс подошел к нему с счастливой улыбкой, сильно обнимая.       — Мы с господином Хваном отлучимся на некоторое время. Я покажу ему все достопримечательности нашего городка, — радостно говорит. — И после того, как мы вернемся, у нас будет, о чём посплетничать, — закончил с лёгкой ухмылкой.       Лирам остался смотреть вслед удаляющимся фигурам, что так и норовили прикоснуться сердцами к друг другу. Их тени сплетались воедино, их души счастливо парили над хозяевами, ощущая чувство единства. Он бы хотел запечатлеть финал их истории любви таким. Без всяких строгих запретов, без бредовых правил, без боли и тяжелых мук. Таким, где они бесконечно счастливы и так до одури влюблены.       — Они больше не вернутся? — не оборачиваясь, спросил демон, продолжая подкидывать камушки в воду.       — Нет, — присаживается рядом, задерживая долгий взгляд на образовавшихся волнах.       — Лирам, давай уйдём тоже, — говорит с надеждой, дотрагиваясь до чужой руки. — Здесь тебя больше ничто не держит.       — Я хочу прожить с тобой остаток моих дней, — касается щеки, поглаживая, — но я также хочу помочь им, Девиаль.       И нет пути, который бы удовлетворил их обоих. Лирам желал остаться и выиграть время для тех двоих, в то время как Девиаль стремился уберечь своего возлюбленного от небесной кары.       — Подумай о себе хоть раз, о нас, прошу, — и ластится к чужой ладони. — Давай оставим всё и убежим далеко-далеко, где никто нас не найдёт.       — Девиаль, — обречённо выдыхает, поднимается и, не смотря на того, проговаривает, — Отведи людей в поместье и не выходи сам до утренней зари.       — Лирам... — чужой зов прозвучал в пустоте.       Ангел очутился на открытой полянке, подальше от людских домов и подальше от тех, которых он всем сердцем желал уберечь. Они отследят и найдут, будь ты хоть на другом полушарии Земли. Они достанут и убьют каждого, кто пренебрёг правилами и не оправдал их ожидания. Джисон всматривается вдаль, пальцами постукивая по иллюзорным часам. До окончания дня осталось ещё несколько тиков. Они близко, совсем рядом.       — Лирам, — позади раздался знакомый голос, что до сих пор будоражит от страха его существо. — Ты совершаешь одни и те же ошибки. Разве прошлое тебя ничему не научило?       Хан Джисон обернулся и перед ним предстал Высший с двумя ангелами-палачами позади его крыльев.       — Научило, в этот раз я буду держать язык за зубами.       Высший в миг оказался напротив его лица. Его лёгкая улыбка пропала, на замену пришла мрачная гримаса.       — Мы дали тебе второй шанс. Это ты так проявляешь нам благодарность и доказываешь свою преданность? — вытянул мгновенно руку и легким движением поставил ангела на колени, пропуская сквозь него заряд мощных молний. — Если ты сейчас скажешь, где они, я, быть может, сохраню твою жалкую душу.       Тело камердинера неистово дрожало. Заряд творил внутри адский хаос, лишая его небесных сил и прожигая снаружи каждый сантиметр кожи. Он заслужил всю эту боль, заслужил каждый разряд, что проходился с новым разом всё сильней.       Так он исправит свою оплошность.        Отдав за неё жизнь.       — Отпусти его.       Аррон приказывает двум палачам держать бессильное тело, которое, казалось, стоит только уронить, как оно развалится по частям. Высший, с ледяной решимостью в глазах, достает из-за пазухи серебряный кинжал с алой рукояткой.       — Демон? — с улыбкой разворачивается он. — Может, ты у нас более разговорчив, — делает акцент на последнем слове и останавливается рядом с ангелом, поглаживая кинжал в своей руке. — Где твой господин и падший ангел?       Лирам медленно поднимает голову и еле заметно вертит по сторонам. На его глазах застыли слёзы, что в эту секунду грозятся выйти из плена.       — Мы ещё встретимся, — одними губами произнёс, неотрывно смотря в полюбившиеся глаза.       Смерть нашёптывает ему тихое «Пора».       — Предпочитаете молчать? — с смешком выдаёт Высший, явно теряя терпение и время. — Наверняка вы предпочитаете и боль, — в следующую секунду проходится остриём по чужому горлу. Кровь стекала дорожками вниз, прямиком к блестящему кулону, что зацепил взор Аррона. Тот успел сорвать его с шеи Лирама ещё до того, как палачи бросили ангела на землю.       Демон мгновенно поймал тело в своих объятиях, ладонью прикрывая раскрытую рану, что только расширялась.       — Всё хорошо... всё хорошо, — бормотал, словно обезумевший, загрязняя руку багровым цветом, кровью, что безостановочно лилась, стекая по его предплечью. Она впитывалась глубоко в кожу, разрывая изнутри и заполняя собой. — Лирам, ты не можешь умереть, — испуганные очи поднимает к лицу ангела, что до сих пор, не моргая, смотрел. Его глаза грустно улыбались, а дыхание боролось за хоть один ещё вздох. — Прошу, Лирам, — слёзы стекали по щекам, как кровь по рукам. — Я прошу тебя...       Демон умолял слёзно и так отчаянно. Однако это не предотвратило вечный сон его возлюбленного.       И Лирам запечатлел счастливый финал чужой истории любви, трагично распрощавшись со своим.       — Вы, демоны, становитесь жалкими существами, когда касаетесь любви, — решил посыпать соль на рану Аррон, крутя кулон на пальце. — Я сделаю тебе одолжение, отправлю вслед за ним, — и поймал ожерелье в кулаке, сжимая, размельчая в пыль.       Девиаль качался из стороны в сторону вместе с трупом на его руках. Ничего больше не имело значения, только драгоценность в его объятиях. И то, что скоро от него останется ничего, тоже не играло большую роль.       То есть играло, ведь с уничтожением праха демона тот умирает, не имея больше шанса переродиться.       «Не встретимся...»       Они больше не встретятся ни в одной из жизней.

***

      Лучи солнца потихоньку спускались за горизонт, вот только для двух блуждающих по городу душ этот день казался нескончаемым.       Они расхаживали по пустующим улицам, негромко посмеиваясь и наслаждаясь красотой каждого встречавшегося на пути домика. Все отличались друг от друга: некоторые были покрыты желтоватыми листьями; некоторые утопали в разнообразных цветах, что обрамляли верхушку домов, а некоторые окружили себя высокими изваяниями греческих богов.       — Это, по моему мнению, — начинает юный господин и устремляет указательный палец вперёд, — самое красивое место в городе.       Тёмноволосый так же одаривает место взглядом, задерживая дыхание на короткий миг, после отвечает:       — И вы не ошиблись.       В центре города располагался высокий фонтан, украшенный цветущими белыми бутонами. Все три чаши удерживали сотни роз, что зелеными ветвями спускались к стоячей воде в резервуаре.       — Любите белые розы? — поинтересовался Хван.       Феликс молча кивнул, усаживаясь на каменный край фонтана. Он легко протянул руку к воде, где плыли множество бутонов, и ухватил один.       — Белая роза — это олицетворение невинности, — молвит Аветисян, осматривая каждый лепесток. — Однако даже у такого невинного творения есть чем защищаться, — и фалангами нащупывает острые выступы.       — Похоже на вас, — сказал Хёнджин и, мягко улыбаясь, добавил: — Но если вдруг у вас не будет защиты, то я вручу вам свои шипы.       Молодой господин тихонечко смеётся, опуская бутон обратно в воду.       И он обязательно их примет, даже если они окажутся опасностью, от которой следует защищаться.       Скрипач, что до сих пор ласкал их слух веселой и незамысловатой мелодией, внезапно перешёл на спокойную, ту, что рассказывала своими струнами печальную историю чьей-то любви.       — Вчера мне показалось, что вам не удалось насладиться вдоволь искуством танца, — произносит Хван Хёнджин, склоняя голову, и галантно протягивает Феликсу ладонь. — Позвольте пригласить вас на танец.       Сердце в груди трепещит, так остервенело бьётся о ребра, что, кажется, пробьёт кость в сию секунду. И это, наверное, очередной сон, где дано сбыться мечтам, ибо весь вчерашний вечер это безостановочно крутилось в его мыслях. Он хотел разделить танец лишь с одной персоной, лишь с незнакомцем, что зацепил его взгляд в толпе.       — С удовольствием, — и бережно кладёт ладонь в чужую.       Их руки сцепляются, а глаза сталкиваются. Мужчина, не отнимая взора от янтарных очей, укладывает руку того на своё плечо, после неторопливым скольжением опускает ладонь и притягивает ближе к себе за талию. Незаметный вздох срывается с губ юного Аветисяна, что почувствовал сильную хватку сзади. И ничто никогда не ощущалось правильнее, чем чужая рука на его теле.       — Почему вы не снимаете перчатки? — спросил юноша, следуя в танце за Хван Хёнджином, что искусно вёл его по широкой площади.       Он хотел дотронуться до кожи, хотел полностью прочувствовать её теплоту, хотел запечатлеть её мягкость в своей памяти. Он хотел слишком многого рядом с этим человеком.       — Если я вам скажу, что это ради вашей безопасности, вы мне поверите?       Феликс отрицательно качает головой, усмехаясь.       — Тогда... — тянет задумчиво, — ...меня страшит холод.       — Я вас согрею, — тотчас молвит Ли, сжимая чужую руку сильнее. — Я не позволю холоду прикоснуться к вам.       Слабая улыбка тронула губы Хвана. Он отнял руку от талии и плавно отпустил юношу в танцевальном вихре.       Феликс останавливается, разочарованно косит лицо и оборачивается на мужчину. От недавнего разочарования и следа не осталось, когда он увидел, как Хёнджин снял перчатку, бросил на землю и протянул ладонь к нему.       Молодой господин торопливо подходит и осторожно прикасается к бледной руке. Холодная, будто бы одна из самых жестоких ночей декабря, леденящая, словно одна из самых беспощадных стуж января.       — Холод давным-давно прокрался под мою кожу, — отвечает он, нежно поглаживая пальцы юноши. — Вы не спасёте меня от него, мой прекрасный господин.       Аветисян чувствует, как неведомая сила вонзается в его плоть; как сердце охватывают в прочное кольцо острые шипы белых роз; как картинка мира тонет в тёмном тумане и как чужая рука прижимает к себе, шёпотом произнося:       — Я больше не оставлю тебя, любовь моя.