Посмотри на меня

      Идеальный мир, так тщательно выстроенный в моей голове рухнул, разбился на тысячи осколков. Все, точка. Сижу, осматриваю осколки, переливающиеся разноцветными огоньками в лучах солнца и думаю: а как же теперь быть? Иллюзии, где Феликс по чутью ищейки понимает, что вот — я, та самая, его единственная любовь, перед которой он встанет на колени и будет боготворить, любить и оберегать рассыпались в порошок, сгорели до серо-черного пепла и развеялись на полу перед злополучными раздевалками. Почему в моем детстве родители твердили о важности правильного поведения, о умных финансовых расходах и всякой подобной ерунде, когда, по факту, важно уметь приходить и забирать желаемое, пока кто-то более смелый и прыткий не утащил прямо у тебя перед носом? Почему я не могла в самом начале просто взять и перехватить инициативу, сделать хоть малюсенький шаг к своему желанию, узнать наверняка, есть ли смысл влюбляться в человека, которому, возможно, это и вовсе не нужно, но зато смогла запросто прождать грандиозно большой пласт времени, чтобы беда пришла оттуда, казалось, откуда и прийти не могла? Все мысли, как разъяренные пчелы жалят меня без устали, обклевывают жалами черепную коробку изнутри, прошивают, как степлер бумагу, а я даже защититься не могу, знаю — большая часть из них чистейшая правда. Не хочу видеться ни с кем, не хочу разговаривать, а тем более рассказывать, не хочу двигаться. Так и пропускаю несколько дней учебы, закосив под больную, благо слабость и бледность сыграли на руку. Стоило прийти в себя, прежде, чем снова ринуться в открытый мир и видеть лица, которые с радостью бы удалила у себя из памяти без возможности восстановления. Кто-то скажет, мол, развела драму на пустом месте — пусть, не обижусь. Настолько расшаталась, что хочется выть от несправедливости мира и своей медлительности и слепоты на очевидные вещи. Хочешь — бери и делай! Промедлишь — не получишь ничего. Простая, но такая больная правда этого мира, закон. Джесс в тот вечер не сказала мне ни слова, пожала плечами и углубилась вниманием в потасовку. Ни слова, представляете? Я ужасно злилась, да и злюсь до сих пор, но с другой стороны, что бы она могла сказать? Эй, я тут немного пососусь с парнем, в которого ты, дорогая подруга, так беззаветно влюблена? Это даже в голове звучит ужасно.       Выходные, конечно же, провелись, как любят говорить, в тумане. Я думала, что такой речевой оборот использует автор, дабы добавить некоторой таинственности тексту, драмы, но на деле оказалось иначе: я действительно будто находилась в бреду. Сон урывками, двадцатиминутками, где не понимаешь спишь или грезишь наяву, руки в треморе, головой понимаешь, нужно поесть, но в горло и кусок не лезет. На рассвете выбиралась в парк, расположившийся за общежитием на небольшом холме, и тупо рассматривала виднеющийся Бирмингем, город, близ которого и находится универ. Мрачная, тусклая погода полностью охарактеризовывала мое состояние внутри. Но есть и плюсы: жара спала, теперь температура колышется в пределах двадцати двух градусов, что тоже не может не радовать — ледяные ванны отменяются. К середине недели расходилась и пришла к выводу, что пора бы возвращаться к учебе. Хватит сидеть затворником в комнате, лежать и наблюдать обеспокоенное лицо Рене, что смиренно не трогала меня, но и не оставляла полностью без внимания. Пора вернуться и встретиться лицом к лицу с обидчиками, игнорировать при необходимости и просто жить дальше, двигаться. Расстроенные чувства заглохнут, со временем перестанут тревожить. Все проходит и это тоже пройдет. В аудитории нехотя отмечаю желтеющие следы на лицах наших футболистов, оставшиеся от потасовки, прячу дрожь, обхватывая себя руками. Чанбин весело машет рукой, за ним же сидит и Айен, заметивший меня, улыбается. Становится стыдно, я пропустила его день рождения, метаясь в депрессионном бреду, но Бойд отправила на празднество с подарком от своего имени, который ныне красуется на шее друга в виде больших наушников. Смущенно потупив глаза и улыбнувшись в ответ на приветствия, двигаюсь к своему месту. Хан и Сынмин рассматривают что-то в телефоне, а я замечаю глубокую ссадину на переносице Джисона, покрывшуюся коркой. Синяк сошел почти на нет за эти дни, но рана все еще ярко видна на бледной коже.       — Че, ты как? — спрашивает он, укладываясь на стол. — Нас тренера замотали тогда, не отпустили, пока руки друг другу не пожали. Детсад! Когда это работало?       — Из-за чего сцепились-то в итоге? — спрашиваю я и замечаю как мерзко и сипло звучит мой голос, не припомню, когда последний раз разговаривала.       — Драконы всю игру жестили силой, хотя это лишь первый матч в году, он даже не зачтется никуда! Просто дружеская игра, а тут так. Ну, наших это не устроило, начали жестить в ответ, все обозлились, эмоции бьют, а результат видишь какой, — Хан вздыхает и водит взглядом вокруг, но сам спрашивает: — Все в порядке?       — Лучше не придумаешь, — вяло пожимаю плечами.       — Вы не разговаривали? — слабо кивая головой на заднюю парту, шепчет Хан. О наличие в аудитории Джесс я даже как-то не подумала, снова в своих мыслях заплутала. Морщу нос и качаю головой, отворачиваюсь. Не хочу бередить эти и без того свежие воспоминания. Джисон сдается и больше не тревожит. Провожу пару, улегшись на плечо Рене и в попытках не потерять концентрацию на словах преподавателя, когда по правую сторону от меня расположилась ненавистно-любимая широкая спина в черно-голубой спортивной ветровке. Подлавливаю себя на мысли, что ощущаю себя амебой: спросят — отвечаю, но односложно, сама тем не завожу, от класса до класса на автоматическом управлении по старой памяти передвигаюсь. Даже сейчас встала посреди коридора перед столовой и стою залипаю в дверной проем, где виднеются обедающие студенты. Резко жмурюсь, прогоняя наваждение и стараюсь прийти в чувства, иначе посчитают, что я свихнулась. Пилю взглядом банку диетической колы в близ стоящем автомате с газировками и делаю шаг, но незнакомый мне парень успевает подлететь к аппарату и купить последнюю. Так и замираю на месте, сжимая карандаш в кулаке, который почему-то не убрала в сумку. Слышу треск и деревянный осколок впивается в ладонь. Боль.       — Мел, ты чего? — слышу голос Рене, чувствую ее руку на плече и тут же возвращаюсь в реальность.       — Все в порядке, — натянуто отвечаю и выкидываю обломки в мусорное ведро. Вселенная решила меня подстебать? Аппетит пропал, оставляю Бойд в компании наших ребят, успевших подойти и изменяю маршрут прямиком на улицу, к спортивному полю, где сейчас наверняка тренируются чирлидерши, не упускающие большие перемены в пустую. Лучше уж на них посмотреть в одиночестве, чем прочувствовать развеселившуюся иронию свыше. Бреду наверх по трибуне и плюхаюсь на скамейку прямо над воротами, ведущими во внутренний спортивный зал и глубоко вздыхаю. Помпоны яркими пятнами мелькают в воздухе, шустро меняя траекторию. В детстве я тоже занималась танцами. Родители отдали меня в балетную школу, хотели привить любовь к искусству, танцам, взрастить творческую жилку, но спустя несколько лет я забросила это дело. Сейчас, наверное, ни единого па правильно сделать не смогу, столько времени прошло. Расстраиваюсь под этими мыслями еще больше. Если так посмотреть на всю мою жизнь, то это череда желаний, невоплощенных в действия или потуги чем-либо заниматься, заброшенные и доведенные до провала. Хочется пожалеть себя, но вместо этого хмурюсь и усерднее разглядываю девчонок на поле. Они грациозны и пластичны, двигаются синхронно, отточено. Кларисса Уэст — капитан школьной команды чирлидеров, является старшекурсницей, выпускной в конце года, и славится железной хваткой. Далеко не каждая девчонка с ней совладает и выдержит ту бешеную нагрузку, которую Кларисса задает, чтобы держать планку на уровне и не упасть в грязь лицом на соревнованиях перед другими университетами. На секунды представляю футбольную игру, где я, зажав пальцами черно-синие помпоны, танцую победный танец, наслаждаясь адреналином от внимания стольких людей, как волосы развеваются при грациозных движениях тела, как капли пота стекают по ключицам, заставляя кожу блистать. Внутри разливается приятное тепло, картинка из воображения радует, гладит мое эго. Чертыхаюсь, подскочив от неожиданного хлопка ворот подо мной. Вот-те и помечтала, сразу в реальность окунули. Раздаются голоса, но я не вслушиваюсь, пока не вижу внизу две фигуры, узнаваемые из тысячи, одну так точно. Слух сам по себе обострился, невольно пригибаюсь и льну вперед, прячась под перилами. Чувствую себя шкодливой школьницей.       — ...так и не пригласил? — щебечет радостно Джесс, поправляя волосы и стараясь поспевать за широким шагом Феликса.       — Не пригласил, не мое это, — отвечает он. Не могу разобрать к чему сказана фраза, но становится только интереснее, когда вижу остановившуюся на месте Бриджертон. Она замерла лишь на мгновение, переваривая услышанное, но быстро соображает и, стараясь нагнать, продолжает говорить. Не могу понять больше ни слова, слышу лишь голоса, а внутри то, что сдыхало и корчилось эти дни, подало признаки жизни. Может, все таки есть надежда? Не выглядят они так, как выглядит счастливая пара, только обретшая друг друга. Но страх не отступает, только сковывает порывы мечтаний острыми коготками, как бы отрезвляя и напоминая о неполноценности услышанного диалога. Что же осталось там, за завесой тайны? Эти мысли окутывают меня до конца дня, не давая спокойно заснуть поздно ночью, но я не чувствую радости от них, лишь больше сомнений и опасений вырывается наружу, распаляя воспаленное воображение. Правильно говорят, фантазия девушек — штука страшная.