Make me feel like i am human again

      Я пришёл в себя под какой-то пикающий звук, похожий на аппарат, который ставят в больницах, чтобы отслеживать пульс пациентов. Мне не хотелось открывать глаза, это было так сладко, чувствовать себя… Мёртвым? Отключенным от реальности? Я… В тот момент просто ничего не чувствовал. Абсолютно. Даже никакой пустоты не было. Не было никаких обязательств… Почему он не разогнался сильнее и не поехал дальше, переехав меня?       Я медленно открываю глаза, измученно уставившись в белый потолок сумрачной палаты. Мне так хочется закрыть глаза обратно и закончить это прямо здесь, вырвать эти чертовы иглы из своих вен или порвать их к чёртовой матери, чтобы меня нельзя было спасти… Но, кажется, мне есть ради чего находиться здесь. Я не сдамся, они не получат своего. Я вяло повернул голову налево, пытаясь оглядеть палату. Я заметил в ней очень много каких-то смутных очертаний. Видимо, лекарства все мне вводят внутривенно… Отвратительно… Они и действуют не так, как нужно… И… О боже, нет, я не буду двигать той рукой. Нет. В ней же иголка… Я не хочу её чувствовать. Она же парализована? Я немного проморгался. Мне показалось, что здесь сидел кто-то реальный. Это… Кто это?       Я попытался спросить, что это за человек, но у меня изо рта вырвалось только что-то сиплое и непонятное даже мне самому. Фигура человека, кажется, подняла голову и посмотрела на меня. Я почувствовал, что смотрят на меня. Нет, те тени просто стояли и не двигались, а этот силуэт… Он был действительно реальным и смотрел на меня сейчас. Так длилось, кажется, несколько минут, после чего я услышал уже давно знакомый голос Майка.       — Ты здесь? — я почувствовал мягкое прикосновение к гипсу на левой руке, как её вяло погладили. — Винсент?       Я попытался погромче выдохнуть и согнуть ногу в колене, но вдохнуть побольше воздуха мне помешала острая боль в области груди. Я сломал ребро? По ощущениям далеко не одно…       — Лежи, тебе нельзя двигаться. Почему ты не смотришь по сторонам, когда идёшь через дорогу? Пиздабол… — он, кажется, скрестил руки и отвернулся. И чего ты так злишься? Я же просто попал под машину, ничего страшного не произошло. Я тебя не сбил, не побил, даже пальцем не тронул. Почему ты злишься? — С какого хуя ты вообще без меня домой попёрся? Я же говорил, оставайся со мной.       Он хотел чтобы я остался с ним? За Джереми присматривать я не собираюсь. Он мерзкий, слабый и отвратительный человек. Мне неприятно его общество, и я хочу чтобы он убил себя к чёртовой матери, или не попадался мне на глаза вообще никогда. Майк уже пытался его изменить, очень много раз. Я не слеп, чтобы не видеть, что этот нытик не хочет меняться. Он просто использует свои проблемы, чтобы привлечь внимание окружающих его людей и получить немного внимания и жалости. А точнее много, почти всё. Я чёртов урод, я ненавижу себя и за такие мысли в том числе, но я не могу ничего поделать с собой. Он отвратителен мне и однажды, чую, я сам прирежу его на рабочем месте. И Майку меньше забот, и денег больше платить будут, и дышать свободнее станет. Я молча перевожу взгляд на потолок и снова закрываю глаза. Я чувствую какую то дикую усталость. И моральную, и физическую. Или, кажется, что-то среднее. Все внутренности так чешатся, хочется вырвать их голыми руками, или чтобы кто-нибудь меня вскрыл и прочистил всё от этой усталости, как то освежил меня. Я попытался снова провалиться в дрёму, что у меня благополучно получилось. Позже я смог полноценно поспать, правда… Несколько дней подряд, не просыпаясь. Всё это время мне казалось, что я куда то падаю… Но это было так приятно, я не хотел просыпаться. Я не хотел становиться лучше или изменяться. Мне нужно принять свою сущность и жить так дальше… Что я могу сделать для себя? Я… Могу найти ещё один смысл жизни помимо борьбы?.. Мысли невольно снова переключаются на Шмидта. Он сидел рядом и пытался завести со мной диалог почти каждый день. На что ты, чёрт возьми, надеешься, дурачек? Он не может привязаться к тебе, и ты не должен привязываться к нему. Не повторяй своих ошибок, они губительны для тебя. Тебе здесь находиться весь месяц, так что держи себя в руках, Бишоп.       Я спокойно продолжаю спать, пытаясь остановить мыслительные процессы. Ненавижу свои мысли, ненавижу свою больную во всех чёртовых смыслах голову… Ненавижу чувствовать вину. Ненавижу чувства. Если бы был способ избавиться от них, как и от всех своих страхов, проблем… Я бы всё отдал, лишь бы хоть однажды полностью освободиться. Мой сон прервали как раз эти мысли, из-за которых хотелось зарыдать в голос от своей отвратительной безысходности и этой мерзкой немощности.       Мне по волосам мягко прошлись рукой, из-за чего меня пробила слабая дрожь. Давно мне не было так приятно… Я сипло осторожно вздыхаю, вяло отвернувшись от Майка. Он, видимо, решил, что мне хочется ещё. Он прав, но это странно. Я бы никогда не подумал, что хочу чтобы меня кто то погладил по голове… Тем более, Шмидт. Он всегда меня ненавидел, а я ему подыгрывал, чтобы оттолкнуть подальше от себя. А сейчас… Он так… Спокоен, сидит здесь… Со мной. Он один, даже Скотт не пришёл. А Шмидту я зачем? Из чувства жалости? Или просто делать нечего, наверное.       — Ты как бездомный кот, чёрствый, но только на вид, — думаю, он улыбался, когда говорил это. Что он имел ввиду?       Он слегка зарывается рукой в мои волосы, а я корчусь от боли, так как голова всё также дико болела, как будто по ней ударили чем то жестким и металлическим. Шмидт виновато отдергивает руку, но позже возвращает и удивительно осторожно продолжает поглаживать меня. Я… Это так и должно быть? Меня начинает слегка клонить в сон. Хочется, чтобы это длилось вечно, правда мешает моей эйфории эта бесконечная головная боль. Но она как то смешалась с удовольствием и… Мне даже так приятнее. Я вяло и хрипло довольно мычу, а он убирает руку и опускает взгляд.       В палату кто-то зашёл и что то сказал, но что сказали я уже не разобрал. Кажется, он встает и выходит из палаты. Время посещения закончилось… Останься со мной… Пожалуйста…       Я снова отключился. Я так устал…