Конец прекрасной эпохи

VI

«Пионеры кооператорского движения»

Ах, сколько будет разных Сомнений и соблазнов! Не забывай, что эта жизнь не детская игра.

Ты прочь гони соблазны Усвой закон негласный: Иди, мой друг,

всегда иди дорогою добра.

Ю. Энтин

      Пистолет Венера находит у Космоса за несколько дней до того, как к ней приезжает Витя Пчёлкин всё на том же “Москвиче”, который под Новый год чуть по швам не расходился от бутылок со спиртным, предназначавшихся к подпольной продаже — и одному богу известно, какие ещё тёмные дела могли творится в этом чуде советского автопрома.       Тем не менее, Витя Пчёлкин зовёт Венеру в ресторан и поигрывает ключами от “Москвича”. Приметный брелок в виде пятиконечной звезды, в сердцевине которой скрестились серп и молот, зажат у него между пальцами. Витя Пчёлкин на этот раз даже причёсан более-менее аккуратно. Но Венере никакого дела нет ни до ресторана, ни до принявшего благообразный вид хаера на голове Вити Пчёлкина.       — Мама сказала, ты звонила несколько раз.       — Скажи, зачем ему это? — спрашивает вместо ответа Венера. Мнёт пальцы, переступает с ноги на ногу и мелкими глотками втягивает пахнущий сыростью воздух подъезда.       — Чего? — переспрашивает Витя Пчёлкин. Они стоят на пороге квартиры, который перешагнул Космос несколько дней назад — и с тех пор Венера не знает, где он. Теперь не знает и с кем: Витя Пчёлкин, кажется, тоже не в курсе места пребывания товарища. Или сообщника?       Венера прижимает ладонь ко рту и трясёт головой.       — Витя, во что вы влезли? — сдавленно выдыхает в руку она. — Зачем ему оружие? У тебя тоже есть?       — Понятно, — размашисто утирает он нос фалангой указательного пальца. — Ресторан отменяется, да?       Венера закусывает губу и делает шаг назад, в прихожую. Смотрит на Витю Пчёлкина из-под слипшихся ресниц: плакала, пока не раздалась противная трель дверного звонка. Вите Пчёлкину домой она тоже за эти дни звонила бесчисленное количество раз, но застать его на месте никак не получалось. Венере оставалось только догадываться, чем он всё это время был занят.       — А он сам где? — ступает за ней Витя Пчёлкин, шарит взглядом по стенам квартиры и вытягивает шею, пытаясь заглянуть за угол длинного коридора квартиры.       — Не знаю, — закрывает она лицо руками. — Не знаю, ушёл, мы поссорились, и он… Я всем, кого знаю, звонила, я…       — А ушёл-то когда?       Венера с пару секунду ошалело смотрит на него, а потом — на отрывной календарь, который висит возле поворота на кухню. Календарь перестал отсчитывать даты с тех пор, как пропал Космос. Витя Пчёлкин следит за её взглядом.       — Почти неделя, что ли?.. — чешет он лоб.       — Он сначала позвонил, сказал, что не придёт ночевать, а потом больше ни разу… Из университета звонили, сказали, что он не явился на какое-то важное… — Венера едва держится, чтобы совершенно позорно не расхныкаться прямо на глазах у Вити Пчёлкина — одетого парадно и с иголочки, приехавшего приглашать её в ресторан.       Венера в последнее время как-то потеряла себя, и ей не на кого опереться. На папу рассчитывать никогда особенно не приходилось, его больше заботила наука и её прогресс; а Космос, едва ей удавалось найти в нём точку опоры, шатался и уходил из-под рук, как хлипкая и незакреплённая конструкция.       — Ну-ну, — Витя Пчёлкин успокаивающе гладит Венеру по плечам, а потом принюхивается: — Эта ваша тоже дома?       В квартире пахнет табачным дымом. Мачеха уехала к родственникам в Калинин, и Венера задыхается тут совсем одна от тревоги за брата. Она сглатывает кислую и едкую от никотина слюну, опускает голову, но ничего не говорит, потому что вдруг делается стыдно. Идёт в большую комнату.       Витя Пчёлкин у неё за спиной еле слышно присвистывает.       — Ночь на дворе. А я понятия не имею, где мой брат. Брат, у которого есть… — голос надрывается. — Есть оружие.       Витя Пчёлкин совершенно неуместно хмыкает и падает в отцовское кресло.       — Венька, ты вот вроде умная, а такая дурёха, — закидывает он пятку на колено. В нём ни тени беспокойства. — Сама подумай. Если пушка у Коса — значит, его самого и надо бояться. Чего сырость разводить? Погнали. Есть охота.       Она утирается рукавом свитера и отвечает:       — В холодильнике вчерашние котлеты, можно разогреть…       — Какие котлеты! — Витя Пчёлкин порывается вскачить из кресла, но всё-таки удерживается в сидячем положении. — В ресторан, говорю, поехали. Я тачку специально взял, вот… — он вытаскивает пачку купюр из кармана. — Поехали.       Венера буравит его тяжёлым взглядом.       — И откуда у тебя эти деньги? И эта машина?       Витя Пчёлкин молчит.       — Оттуда же, откуда у моего брата, как ты выражаешься, пушка? — Венера смотрит уже ему в спину: Витя Пчёлкин всё-таки вскакивает. Смотрит в окно. Там — темнота. И Венерин брат.       — Вот я кретин… — с досадой цедит Витя Пчёлкин. Венера видит, как наклоняется и поднимается обратно его кучерявый, хоть и причёсанный, затылок. — Шмотки, бабки, тачка… Ресторан этот… Думал, так ты…       Он резко поворачивается и в упор смотрит на неё.       — Ну что мне сделать, Вень?       — Космоса найти, — у Венеры от плача и усталости уже слипаются веки; язык двигается сам, помимо её воли. У неё сейчас одно желание: видеть брата живым и здоровым, и тут пусть хоть сам сатана ей в этом поможет — Венера не откажется. — Вы же всё время вместе, ты ведь должен знать, где он может быть?       Но Витя Пчёлкин всё понимает по-своему:       — Тогда пойдёшь со мной гулять? — настороженно щурится он.       — Вить…       Он присаживается рядом и протягивает ладонь:       — Давай. Договор. Я нахожу — ты соглашаешься на свидание. Честная сделка.       — Какой ты, Витя, стал… — Венера раскачивает головой, но сама удивляется тому, что его настрой ей всё-таки нравится. Раз ей самой не хватает уверенности, так пусть хоть Витя Пчёлкин одолжит немного.       — Какой?       — Деловой, — наконец, находит Венера нужное слово. — Сделка, договор… Настоящий капиталист.       Витя Пчёлкин откидывается назад и закладывает руки за голову. Долго смотрит в потолок с упавшими почти на глаза бровями, шевелит губами.       — Филу звонила?       — У него не появлялся. Он сам на какие-то сборы поехал…       — Ладно, — протягивает Витя Пчёлкин и снова замолкает. Тикают стрелки настенных часов, время идёт невыносимо медленно и тошнотворно неторопливо, а он всё о чём-то думает. Наконец, выдаёт: — Надо заехать в пару мест.       И тут же прытко поднимается, решительно шагая в прихожую. Венера подхватывается за ним:       — Я с тобой, — говорит она, а Витя Пчёлкин машет ей рукой:       — Не, не надо, — противится он. — Дома сиди.       Венера хватает его за край куртки.       — Не могу, — смотрит на него глазами, которые напрочь уже за двое суток выплакала. — Мне одной тут… Не могу, — она качает головой и суёт ноги в свои полусапожки. — Поеду с тобой.       Витя Пчёлкин спорить не решается, хоть по лицу и видно, что Венерино присутствие ему совсем не нужно.       — А отцу чего не позвонила? — спрашивает у неё, выруливая на Садовое.       Венера вздыхает.       — Думала, Космос появится, пока его нет… Папа ведь и сам волноваться будет, и на Коса разозлится…       Витя Пчёлкин хмыкает.       — Ну, как обычно, — резюмирует он тихо.       — Что? — вскидывает она на него требовательный взгляд.       — Ты ему жопу всю дорогу прикрываешь, — равнодушно поясняет он. — На моей памяти ни разу ему за его выкрутасы не влетало. Мой батя, знаешь… — Витя Пчёлкин многозначительно смотрит на Венеру, — за каждый чих наказывал. А Кос всегда сухим из воды выходит.       — Что-то я не верю, — качает головой Венера.       — Чему?       — Что тебя хоть кто-то наказывал. Я твоих родителей видела — золотые люди. А если б и правда, как ты говоришь, наказывали, то ты бы…       — Что — я бы?       Венера молчит. Хочет сказать: вырос бы человеком; но обижать Витю Пчёлкина сейчас рука не поднимется. И так ни одной живой души рядом с Венерой нет. Не ехать же к Оле в посёлок, не приносить ей снова своё горе, которым наверняка успела той всю душу вынуть… С Витей Пчёлкиным Венера хоть и немного, но чувствует себя живей.       — Меня наказывали, Космоса не наказывали… — тем временем говорит в тишину он и смеётся себе под нос: — А итог, как видишь, один. Не в наказаниях дело, а, Вень? — он подмигивает ей правым глазом и мотает подбородком с таким видом, будто изрекает какую-то глубокую мудрость. — Не в наказаниях…       — Наказывали, — возражает Венера. — Помнишь, вы машину у папы угнали? Ему так влетело, что даже мне страшно было. Папа его ремнём… — Венера хмурит брови.       — Он не говорил.       — Наверное, о таком рассказывать не особенно приятно, — выдвигает Венера предположение. — Сидеть потом не мог пару дней.       — Нам сказал, что дома заперли.       — Ну, не без этого… — невесело и криво улыбается Венера. — Поэтому папе я не хочу ничего рассказывать. Он…       — Он у вас большой человек, — заканчивает за неё Витя Пчёлкин. — А больших людей отвлекать не стоит.       Венера в ответ молчит, но думает, что он понял всё предельно верно: папа — большой и важный, и дела у него всегда большие и государственно важные. Даже больше, чем государственно — папа изучает космос, а наука о космосе — это будущее всего человечества. И в принципе легко можно понять, почему папа приходит в крайнее раздражение, если от свершений масштаба всего человечества и его будущего отвлекают дочь и сын со своими мелкими неурядицами, которые в сравнении с космосом и яйца выеденного не стоят.       Поэтому Венера с ранних лет берёт всё это на себя.       Они едут куда-то к югу столицы. Наконец, Витя Пчёлкин глушит мотор возле двухэтажного кирпичного здания во дворах жилых девятиэтажек. Кругом снег и полная безлюдность; дома глядят наружу жёлтыми горящими глазницами; холодно, пусто. “Москвич” остаётся мёрзнуть в одиночестве.       — Что это за место? — опасливо оглядывается Венера. Каблучки сапожек проскальзывают на снегу, и она чуть не падает навзничь, но её успевает поймать Витя Пчёлкин.       — Да посиди ты в машине, а, — раздражённо кидает он ей вместо ответа.       Венера совершенно не собирается слушаться и упрямо шагает вслед за ним. Вокруг — сугробы, которые ей почти по пояс. На кирпичном здании вывеска: это детская спортивная школа. Что мог забыть Космос в рядах приобщённых к физической культуре пионеров, Венера не понимает.       — Слушай, ну не надо тебе туда, — резко разворачивается к ней лицом Витя Пчёлкин, который понимает, что Венера не отступится. — Жди… не хочешь в машине, стой здесь. Хотя… — он с подозрением оглядывает тёмный тихий двор и досадливо морщится. — Иди лучше в машину. Я быстро.       — Вот уж дудки, — в упор смотрит Венера ему в лицо и запрокидывает голову, потому что если не запрокидывать — лица Вити Пчёлкина совсем не будет видно. — Я иду с тобой. Если там Космос…       — То ему только и не хватало, чтоб за ним старшая сестра туда притащилась. Вень! Раз в жизни послушай ты меня.       — Да что там за тайный кружок революционеров такой, а? — всплёскивает она руками и пытается проскочить мимо него вперёд. Проложенная в высоких сугробах дорожка-колея узкая, им двоим на ней не разминуться; к тому же, Венера даже не знает, куда идти.       Витя Пчёлкин закрывает на секунду глаза, смотрит в сторону, а потом снова поддаётся:       — Ладно. Но язык свой не распускай, поняла? — он берёт её за локоть и тащит за собой. — И вообще, пока я не разрешу — ничего не говори. Ясно?       Он чуть встряхивает её, а Венера, у которой заплетаются ноги, решает, что сейчас легче с ним согласиться:       — Ладно.       Они обходят квадратное здание с торца и движутся к выступающему козырьку. Под ним — лестница, тоже узкая и сбитая, и проход в подвал. Лестницу без особого успеха освещает одинокая лампочка; Венера спускается по ней сразу за Витей Пчёлкиным, и чем дальше спускается — тем больше в ней зарождается нехороших чувств.       Он стучит в металлическую дверь шесть раз: три длинных, три коротких. Потом громко, чтобы за стеной услышали, кричит: “свои”, и тогда уже дверь, наконец, открывается. Сначала не широко. Венера видит в щель настороженный глаз.       — Со мной, — кивает Витя Пчёлкин подбородком на Венерину макушку, выглядывающую из-за его плеча.       — Там пусть ждёт.       — Со мной она, говорю же, — с нажимом повторяет Витя Пчёлкин.       — Хоть с чёртом лысым, — грубит глаз в ответ.       — Слышь, Клоп, — Витя Пчёлкин хватается за дверь и резко тянет её на себя, а Венера думает, что клопами людей называть не очень вежливо. — Это баба моя, со мной пришла. Не будет она там мёрзнуть. Пускай давай…       Клоп — оказавшийся коренастым и невысоким, одетым в синюю олимпийку с буквами “СССР” человеком — по-прежнему глядит на них одним глазом. Второго просто нет, а есть одна только чёрная повязка с круглой заплаткой на месте глазницы.       За его спиной Венера видит тесный предбанник и дальше — прямой коридор шириной метра в полтора, одноглазый Клоп почти перегораживает его своими плечами.       — Пчёл, ты чё бузишь, — доносится до Венеры ленивый голос, противно растягивающий гласные. — А-а… Салют прекрасным дамам.       Венера выступает из-за пчёлкинской спины вбок, и обладатель противного голоса её разглядывает, а Венера — его. Он тоже в олимпийке, но все глаза у него целы, а волосы кудрявые и торчат в разные стороны.       — Я тебя только завтра ждал, — не отрывая взгляда от Венеры, говорит он. — Съездишь с ребятами к нашим палаткам, бабки надо собрать.       — Ага, — сквозь зубы продавливает Пчёлкин. — Коса не было тут?       Кудрявый щурится.       — Да не заходил, хотя он мне тоже нужен… — он наклоняет голову к плечу. — Ты нас не представишь?       Витя Пчёлкин выступает вперёд Венеры, и она снова смотрит ему в лопатки.       — Девчонка моя. Мы так, только спросить. Не было, значит? Тогда поедем.       — А чё, он пропал, что ли? — кудрявый заглядывает Вите Пчёлкину за плечо, где смирно стоит Венера. — Космос-то.       — Да, — кивает она и отодвигает в сторону Витю Пчёлкина, который отодвигаться не хочет и пропускать Венеру вперёд — тоже. — Дома не ночует. Вы… — Венера замолкает, подбирая слова. — Вы его друзья, да?..       Кудрявый почему-то молчит и улыбается, нехорошо улыбается — у Венеры даже мурашки по коже пробегают. Но ей всё равно, кто поможет разыскать Космоса.       — Слышишь, Клоп, когда последний раз Комсомольца нашего видел?       Клоп хмурит перетянутый повязкой лоб.       — Дня три назад и видел.       Кудрявый качает головой.       — Ну раз пропал, то надо искать. Верно, Пчёл? — и, не дожидаясь ответа, он свистит — громко, звонко, свист отскакивает от стен и низкого потолка подвала, а у Венеры закладывает уши.       Из всех углов, как тараканы, начинают выходить люди, и все сплошь мужчины: молодые, как Витя Пчёлкин — или как Космос, — но некоторые постарше; и эти, в отличие от молодёжи в спортивных ветровках не по погоде, одеты посолиднее — в свитера и водолазки. На пионеров никто из них не похож.       Витя Пчёлкин напряжён, Венера это видит невооружённым взглядом.       — Слушай, Хрящ, — загнанно озирается Витя Пчёлкин на повылезавших отовсюду здешних обитателей. — Нам если помощь нужна будет, я скажу. Мы пока сами…       — А вы его тоже ищете, девушка? Он вам кто? — игнорирует его кудрявый, которого Витя Пчёлкин тоже не очень-то вежливо зовёт Хрящом.       — Брат, — отвечает Венера.       — Брат… — снова покачивает подбородком тот. — Мы тут все братья, девушка, — он улыбается добродушно, тепло и по-дружески, обводит жилистой рукой присутствующих. Венера же, напротив, ни с кем из них родства не чувствует и чувствовать не хочет. — Значит, и вы нам как сестра. Вместе быстрей найдём, — смотрит он уже на Витю Пчёлкина со странной ухмылочкой. — Тем более он и мне нужен. Да, Клоп? Он же три дня назад зачем заходил?       — Деньги заносить.       — И как, занёс?       Клоп как-то неопределённо двигает плечами.       — Не всё. Сказал, товар повезёт туда, где в три раза больше заплатят.       — И ты пустил?       — Так в три раза больше, Хрящ.       Тот понимающе кивает: в три раза больше — это аргумент.       — Ну вот… — щерится в иезуитской улыбке кривой рот Хряща. — Получается, денег он мне должен? Может, потому и пропал?       — Каких ещё денег? — не верит своим ушам Венера. Она и в страшном сне не может предположить, что с этими людьми брата связывают не просто дружеские, а самые что ни на есть имущественно-долговые отношения.       — Советских, девушка. Мы тут с инвалютой не связываемся. Незаконно ведь… Слушайте, давайте мы ребят отправим, — его пальцы вдруг оказываются у Венеры на плече. Витя Пчёлкин этому не рад. — А вы тут подождёте… Комсомольца как найдут — сюда привезут. А то зачем такой красивой и беззащитной девушке ночью по улице мотаться?       Венера расправляет плечи.       — Хрящ, — доносится сбоку голос Вити Пчёлкина.       Только он больше не Витя Пчёлкин. Венера косится на него украдкой: на низко опущенный подбородок, на жёсткий предупреждающий взгляд, на сцепленные челюсти. Он Пчёла — Венера теперь понимает, почему прижилось это грубое прозвище.       — Я ж сказал. Это моя девчонка. Кос должен — Кос рассчитается.       — Так разве я спорю? — а Хрящ расслаблен. Только расслабленность эта наносная. Венера видит на дне грязно-зелёных глаз, что ему не нравится то ли Пчёла, то ли ситуация, то ли всё вместе. Он почти незаметно машет головой и говорит: — Клоп.       И Клоп тут же снимается с места, оттесняет Витю Пчёлкина, кладёт Венере тяжёлые руки на плечи и подталкивает вглубь подвала с зелёными стенами, в котором пахнет пылью, краской и потом — Венеру приводят в небольшое помещение, где почти всё место занимаются замысловатые конструкции спортивных тренажёров.       — Сколько он должен? — слышит она издали голос Вити Пчёлкина. — Вот. Тут должно хватить.       — Так там ж ещё проценты набежали, Пчёл, — отвечает ему голос Хряща. — И чем дольше его нет, тем больше процент.       Венера впервые в жизни думает, что нужно было слушаться Витю Пчёлкина.       Витя Пчёлкин знал, что говорил.

‼️Продолжение выйдет ЗАВТРА‼️

📍В ВОСКРЕСЕНЬЕ📍

‼️ЕСЛИ наберётся ‼️

‼️много ждущих и‼️

‼️будут отзывы ‼️

💖Нажимайте кнопку «Жду продолжения»

и оставляйте отзыв, чтобы побыстрее узнать, что дальше 💖