Работа над ошибками

Флэшбек. Чу Ваньнин. Мальчишка просачивается в его жизнь медленно и уверенно, как осьминог в бутылочное горлышко. Лазейка слишком мала, чтобы кто-то решил ей воспользоваться, но головоногому Мо Жаню достаточно и этого. Чу Ваньнин думает об этом, наблюдая, как подросток хозяйничает на его кухне, попутно о чём-то без умолку болтая. Мужчина обоими руками держит чашку, грея бледные ладони и содрогается при одной только мысли, что так не должно происходить. Всего этого быть здесь не должно. Школьник, чувствующий себя в его квартире так естественно, как будто это само собой разумеющееся. Сам Чу Ваньнин, который не сводит глаз со спины своего гостя, и млеет от звука его голоса, от того, насколько уютно чувствует себя здесь. С ним. Жизнь рядом с Мо Жанем тоже была бы такой комфортной? Чу Ваньнин со злостью сжимает челюсти и утыкается в кружку с чаем. Это надо прекращать! Ему кажется, что здравый смысл находился на незаслуженном отдыхе, когда он давал Мо Жаню согласие на уборку. Скорее всего, там же он находился, когда мужчина сдался под натиском обаяния и нелепых заключений, соглашаясь на занятия по каллиграфии. И что же еще он упустил? Ах, да, всё то, что он продолжает позволять этому мальчишке - полное безумие с его стороны. - Ведь правда, учитель? - Парень поворачивается к нему с неизменной улыбкой, и физик понимает, что точно что-то упустил. - Мгм... - Размыто отвечает Ваньнин и надеется, что из-за своих неуместных мыслей не вляпался в очередное дерьмо. - Вот и я так подумал. Поэтому всё подготовил, а лепить будем вместе. Вляпался. Мо Жань частенько говорил, что пельмешки-ушки - лучшее блюдо на свете и всё собирался угостить им учителя. Но делаются они не быстро, поэтому возможности для демонстрации вкусовых качеств этого кулинарного шедевра долгое время не представлялось. Так и вышло, что до начала зимних каникул, мужчину кормили лишь обещаниями. Разными другими кушаньями его, конечно, тоже баловали (бесспорно, у парня был настоящий талант к готовке), но Мо Жань чуть ли не мечтал, как сможет порадовать своего учителя. Только никто не предупреждал, что ему придётся принять в этом непосредственное участие. Чу Ваньнин хорошо знает свои способности в подобного рода мероприятиях, поэтому, пытаясь подавить лёгкую панику осторожно спрашивает: - Ты точно уверен, что это хорошая идея? - Да это же ерунда, учитель. Конечно, уверен: вы на раз-два справитесь. - И задорно подмигивает. А Чу Ваньнин строго поджимает губы и скрещивает руки на груди, отворачиваясь. Если бы только Мо Жань не улыбался ему так часто и так широко, возможно, ему было бы проще справиться с собой? Учёный смотрит, как его ученик раскатывает тесто и уговаривает себя, что во всём этом нет ничего такого. Будучи человеком ответственным, перед тем, как прийти в "Сышэн" в качестве учителя, он добросовестно проштудировал гору литературы и мог бы с лёгкостью сдать экзамен на педагогическую специальность. Сюэ Чженъюн не ошибся в своём выборе, он точно знал, насколько серьёзно приятель подойдёт к своей новой должности. Но директор и подумать не мог, что физик не ограничится одним только чтением теории. Конечно же, Ваньнин просмотрел все эти трогательные фильмы, в которых яркий и смелый преподаватель зажигает огонь в сердцах своих учеников. Смотрел, чтобы с тоской понять, что это точно не про него - ему, закрытому и чëрствому, никогда не стать такой путеводной звездой для школьников. Типаж учёного скорее походил на роль антагониста, закостнелого в устаревших убеждениях, третирующего своих подопечных. Того, кого все ненавидят, высмеивают и всячески стараются избегать, хоть и боятся. Но нашёлся один среди сотен, кто привязался к нему, несмотря ни на что. И по иронии судьбы этим человеком оказался именно тот, в чьём присутствии он чувствовал себя пойманным в ловушку. Чу Ваньнин никогда не задумывался о своей ориентации. Скорее всего потому, что задумываться было не о чем. В том возрасте, когда в сердцах сверстников буйным цветом цвела весна, его собственное сердце требовало покоя и бережного к себе отношения. Поэтому, все свои ориентиры он направил на науку и получение образования. Не то, чтобы он не хотел отношений, конечно, хотел. Вопрос, скорее, заключался в том, хотел ли их кто-нибудь с ним. Он так долго подавлял свои настоящие эмоции, частенько подменяя их другими, более грубыми и резкими, но оттого наиболее простыми в переживании, что иногда все его нутро пробирало от ощущения, будто он в полном одиночестве находится за закрытой дверью и не может отыскать от нее ключ. Что все его истинные чувства будут погребены под ледяным панцирем лжи и притворства, в который он сам же себя и заковал. И не найдётся того, кто захочет увидеть его настоящего, кто под всей этой грудой вынужденного лицемерия рассмотрит его. Кто поймёт, примет и полюбит. Вопреки всему и назло всем. Мужчина никогда не задавался вопросом, будет ли это кто-то противоположного пола или его собственного. В его воображении это всегда был просто человек. Тот, кому он сможет отдать всё своё тепло и заботу, на которую способен. Всю страсть и нежность, что так и не нашли выход, и плавились внутри него, постепенно остывая, превращаясь в тягучую безысходность. Шли годы, а никто не посмел приблизиться к нему настолько, чтобы заглянуть за кромку ледяного щита. Никому не было дела до него. В конце концов, Чу Ваньнин почти смирился с мыслью, что в мире мало таких людей, что будут ломиться в запертую дверь. Он жил спокойной и размеренной жизнью, не ожидая ничего большего, чем подарила ему судьба. Доброе имя и признание - уже немало. Куда больше, чем у него вообще могло бы быть. Сверх того, на что он мог бы рассчитывать. И он был доволен таким положением вещей. Пока не появился Мо Жань. Яркий. Дерзкий. Без царя в голове. Презирающий нормы и границы. Он всю свою учёную голову сломал, пытаясь понять, что вообще могло его привлечь в этом юнце. Да, красивый. Но к тому моменту, как заступить на учительскую должность в "Сышэн", Чу Ваньнин вдоволь поездил по миру, и много повидал красоты, как экзотической, так и вполне себе родной, привычной. Но ни один встреченный им красавец или красавица не заставляли его болезненное сердце биться чаще, а безукоризненные мысли путаться, создавая в голове непривычный хаос. И он действительно не знает, как поступить теперь. В конце концов, справедливо ли наказывать мальчишку за то, в чëм виноват он сам, Чу Ваньнин? Должен ли он его оттолкнуть, а не потакать взбалмошным поступкам? Он думает о том, что Мо Жаню нужна поддержка, дружеское тепло, но не кого-то из сверстников. Возможно. Скорее всего, по той причине, что подросток практически всю жизнь, кроме нескольких лет в далёком детстве, был лишён отцовской любви и заботы, он тянется сейчас к Чу Ваньнину. Как к старшему другу, как к учителю и наставнику, что может заменить отца. И он не может отказать ему в этом. Это правда. Но есть и другая правда - себе он тоже отказать не может. Он нагло обманывает сам себя, что это исключительно ради его ученика и просьбы приятеля позаботиться о племяннике. Но в такие моменты, как сейчас, всё его враньё становится очевидным, и правда уродливой химерой вылезает наружу. Он просто идёт на поводу у своих извращённых желаний. За те несколько месяцев, что Мо Жань стал частым гостем в его квартире, чувства мужчины претерпели некоторые изменения. Несмотря на то, что Чу Ваньнин не был искушён в романтичных делах, своё влечение к ученику смог интерпретировать практически сразу и безошибочно. Он быстро понял, что это ни что иное, как первая влюблённость. Осознание, повергшее его в ужас. Испытывать такие эмоции по отношению к подопечному, младше на одиннадцать лет, как минимум аморально. Не говоря уже о том, что это парень. Мало того - племянник его начальника и просто хорошего друга. Ощущая себя последним извращенцем и предателем, он старался отдалиться от подростка, заталкивая приязнь к нему, как можно дальше. И какое-то время, это даже почти работало. Конечно, он не мог не думать о Мо Жане, не мог не смотреть, не желать его общения, невинных прикосновений... Но это всё легко было скрывать в себе. Только он знал, насколько грязным человеком является на самом деле. Однако по мере того, как подросток, с каким-то неумолимым упрямством, всё больше места занимал в его жизни, желания его становились всё настойчивей, всё откровеннее. Он уже не может насытиться общением, ему мало! А потому он разрешает Мо Жаню приходить в его дом, даже когда поводов для этого особо нет. Юноша оправдывает это тем, что здесь ему проще делать уроки, легче добраться до друзей, не надо терпеть Сюэ Мэна и ещё целая куча предлогов, на которые Чу Ваньнин с радостью соглашается. Он, конечно, никогда этого не показывает. Но каждый такой вечер для него особенный. И мужчина втайне мечтает о том, чтобы таких дней было больше, хоть все семь в неделю. И это поистине отвратительно. Чу Ваньнин жадный. Ему мало того, чтобы легонько встрепать жёсткие от частых окрашиваний, непослушные пряди. Раньше это было пределом его фантазий. Теперь же это не так. Зарываясь ладонью в светлые патлы, в поощрительном жесте, ему хочется сжать пальцы в кулак, притягивая голову своего ученика ближе, чтобы ещё острее чувствовать его запах, который и так преследует его повсюду. Чу Ваньнин на самом деле поехавший. Ведь ему хочется своими собственными руками ощутить жар тела этого смешливого парня. Жар, которым, он точно знает, тот щедро делится со всеми желающими. С каждым. Но только не с ним. Мужчина закрывает глаза и кружка под напором его пальцев грозит лопнуть, разлетевшись на сотню-другую осколков. И как бы он этому был рад: может, вид собственной крови хоть немного отрезвил бы его? Боги, о чем он только думает? - Учитель? - Большие бархатно-черные глаза встревоженно смотрят на него в упор, и физику невольно хочется отвести взгляд. Он знает, за что переживает Мо Жань, но ему неловко и горько от этой заботы. Он утратил человеческое лицо, не имеет никакого права называться учителем, не заслуживает, чтобы кто-то волновался за него. Его мысли уже делают его преступником, а таких не стоит жалеть. - Как вы себя чувствуете? - В голосе подростка столько участия, что волна неконтролируемой дрожи пробегает по позвоночнику: словно тугой плетью из тесно переплетённых радости и самоуничижения прошлись вдоль спины. - Всё хорошо. - Ровно и максимально незаинтересованно отвечает учёный. - Когда уже можно начинать, долго мне ждать ещё? - Как можно возмущённее добавляет Чу Ваньнин. На самом деле, ему глубоко всё равно, когда они приступят. Даже наоборот, ему хотелось бы, чтобы приготовления затянулось на подольше, чтобы он мог смотреть на подростка столько, сколько пожелает. Юношу, кажется, не сильно устроил такой ответ, но, подозрительно косясь на преподавателя, он подвигает миску с начинкой, со словами: - Раз вам так не терпится... Да, он так же хочет смотреть на него. Видеть не только в школьных стенах. Упиваться каждым мгновением, что ему дано, чтобы запечатлеть образ Мо Жаня навсегда в своём сердце, ведь настанет день, когда это закончится. Рано или поздно, этот ребёнок перестанет быть таковым, закончит школу, упорхнëт во взрослую жизнь со своими заботами. И забудется, сотрётся из памяти учитель физики. Мо Жань, как магнит, такой броский, притягивает к себе взгляды, внимание, людей. Пройдёт совсем немного времени прежде чем суровый и холодный преподаватель исчезнет под натиском новых знакомств, впечатлений и увлечений. Или же останется прозрачным воспоминанием, которое мелькнёт, иногда, в голове на несколько секунд, чтобы снова осесть где-то в глубинах разума. Чу Ваньнину больно думать об этом, но это так. Неизбежная правда, с которой он вынужден мириться. И эта правда намного лучше, правильнее, чем те безумные фантазии, что ведут в никуда. Это он тоже понимает совершенно отчётливо: никогда, ни при каких обстоятельствах он не сможет быть вместе с тем человеком, которого выбрало его сердце. И дело даже не в разнице в возрасте, моральных принципах, положении и статусах их обоих и прочих НО, которых, на самом деле, не мало. Причина в другом. Как бы хорошо Мо Жань к нему не относился, какими глазами не смотрел и насколько милыми улыбками ни одаривал, сердце самого мальчишки уже отдано другому. Он никогда не сможет быть тем, кто поселится в его душе на тех правах, о которых грезит. А на меньшее физик не согласен. И именно поэтому, - хотя он всё-всё прекрасно понимает, но не прерывает эту сладкую пытку, - отвращение к себе лишь увеличивается день ото дня. Чу Ваньнин никогда даже представить не мог, что окажется в таком положении. - Учитель... - Школьник в растерянности смотрит на то, как мужчина пытается завернуть начинку в тесто. Оторвавшись, наконец, от своих мыслей, ученый наблюдает за тем, как фарш расползался, перестав быть аккуратным шариком, а то что некогда выглядело, как плоский упругий кругляш, порвано в нескольких местах и восстановлению не подлежит. - Вы когда-нибудь раньше лепили пельмешки? - Зачем бы мне это делать? - Со злостью шипит Чу Ваньнин. Он их ещё не пробовал, но уже ненавидит. Сырая начинка липнет к рукам, а мягкое тесто расползается под его пальцами. И кто только додумался завернуть мясо в это? Не проще ли просто сварить их вместе и не терять тонну времени на никому не нужные действия? Ведь продукты те же самые, какая разница что в чëм будет отвариваться? Гнев быстро приходит на смену растерянности. Это он умеет. Внутри мужчины клокочет проснувшийся вулкан, готовый извергнуться в любую секунду. От того, чтобы в ярости перевернуть стол, его удерживает только присутствующий рядом школьник. Какой пример он подаст своему ученику? Он смотрит на ровные рядки кругленьких, пухлых пельмешек перед Мо Жанем, а потом на своих кривых големов и негодование достигает высшей точки. Раздражённо стряхнув муку с рук, он вновь скрещивает их на груди, сжимая губы в тонкую линию. От переполняющих эмоций и безрезультатных усилий, у него горят не только уши, но и шея. - Давайте я вас научу? - Юноша заглядывает в его глаза, улыбаясь. И в этой улыбке нет насмешки или презрения к его неуклюжести. Только искренность, от которой сладко щемит в груди. - Просто повторяйте за мной и всё получится. - Продолжает подросток, беря в руки очередную лепёшку. Его движения легки, точны и проворны, и спустя десяток секунд к аккуратным собратьям добавляется ещё один идеальный экземпляр. - Давайте, теперь вместе. - Он кивает на заготовки, ожидая действий физика. Околдованный светом и очарованный красотой, вулкан утихает, и Чу Ваньнин готов попробовать вновь. Он старается в точности скопировать каждое действие своего ученика, но результат не сильно отличается от того, что было раньше. И мужчина чувствует, что раздражение возвращается с удвоенной силой. - О, вы просто прикладываете слишком много силы, учитель. - Мо Жань порывисто соскочил со своего стула, чтобы через мгновение оказаться за его спиной. - Тесто это не ваши железяки, - нагнувшись так, что их лица оказались примерно на одном уровне, своими широкими ладонями, он накрыл пальцы учителя, вновь пачкая их мукой. - С ним надо обращаться нежно, - губы Мо Жаня практически вровень с его ухом и тёплое дыхание при этих словах едва ощутимо щекочет кожу и нервы. Чу Ваньнин невольно сглатывает. - ...и тогда оно станет податливым... - словно в тумане, направляемый своим учеником, Ваньнин держит в своих руках круглую заготовку и с ужасом понимает, что сам не сильно отличается от этого теста, позволяя мальчишке управлять собой. - Из него можно будет слепить всё, что вам нужно... - Голос парня меняется, становясь тише и ниже. А может, это от шума в ушах так кажется? Чу Ваньнину хочется оттолкнуть от себя обнаглевшего подростка, но тепло его рук захватывает каждый сантиметр тела, и всё, что ему остаётся, собрав волю в кулак, сосредоточиться на том, как перед ним появляется новый пельмешек. - ... Чтобы оно могло принять в себя... - Да какие, к чёрту пельмешки!? Мужчине становится трудно дышать, а сумасшедший пульс наверняка выдаёт его с головой. Да, Чу Ваньнин был девственником, но он так же был ребёнком двадцать первого века, и прекрасно понимал, насколько двусмысленно звучат объяснения Мо Жаня. Он специально выбирал именно эти выражения, чтобы посмеяться над своим преподавателем или просто сам физик уже настолько слетел с катушек, что везде видит скрытый подтекст? Как бы то ни было, хоть происходящее и было совершенно неприемлемым, у мужчины просто не хватало духу, чтобы прервать это. Он боялся открыть рот, потому что голос наверняка выдал бы его состояние. Боялся посмотреть на своего ученика, который находился так близко, что стоило чуть повернуть голову к нему, и он точно упрëтся носом в мальчишескую щëку. Горячую щëку, жар от которой Чу Ваньнин ощущал на своей скуле. Или это он сам так горит, от неловкости и непрошенных ассоциаций? - ...любую начинку. Плотно обхватывая... - Говоря это, Мо Жань старательно защипывает края пельмешка, надёжно фиксируя фарш внутри. Но то, что предстало перед мысленным взором того, кому был посвящён этот урок, было очень далеко от кулинарии. Естественный запах Мо Жаня, казалось, усилился десятикратно, перебивая дезодорант и забивая нос. Если он не остановит это сейчас же, будет куда хуже. - Учитель... - Мгм?.. - Я... Боюсь, нам придётся прерваться, мне нужно в туалет. - Немного смущённо быстро произнёс юноша, отстраняясь. Ни один из них не заметил состояние другого, потому что каждый был слишком погружён в своё собственное, и в беспокойство о том, как это надёжнее скрыть. Чу Ваньнин почувствовал колоссальное облегчение, когда подросток исчез в коридоре. Но вместе с тем, жар тела Мо Жаня за спиной пропал, и к нему тут же вернулся привычный колкий холод. Всё ещё пребывая в трансе от только что случившегося и своей реакции на это, он ясно понимает одну вещь. Унизительно - стать игрушкой в руках невежественного ребёнка. Но быть настолько безвольным перед ним, чтобы самому этого страстно желать - просто отвратительно. И он ни за что не должен позволить себе пойти дальше. Да, он хотел, чтобы Мо Жань смотрел на него. Хотел... Чтобы желал его. Прикасался к нему. Ваньнин не представлял, что можно пасть ещё ниже. Его собственный ученик, племянник его лучшего... Нет же, единственного друга. Как бы Чженъюн назвал своего дорогого Юйхэна, узнай, какие мысли роятся в его голове? Омерзительное животное, которому не место в человеческом обществе. Для таких, как он, есть специально отведённые учреждения. Наверное, учёный так сильно свыкся с тем, что в мыслях он уже преступник, что это даже не вызывало отторжения. Иногда ему казалось, что он сходит с ума. - Надо же! - За спиной раздаётся удивлённый возглас. Он опять настолько погрузился в себя, что даже не услышал приближающихся шагов. Мо Жань вновь сияет задорной улыбкой с кокетливыми ямочками. Только в глаза, почему-то не смотрит, старательно отводя взгляд. Отросшая чёлка влажная, а с подбородка стекает несколько капель, что не впитало полотенце. - Ещё совсем немного практики и ваши пельмешки будут идеальны. - Чу Ваньнин безучастно смотрит перед собой и видит несколько пельменей, некоторые из которых достойны того, чтобы так называться. Похоже, что всё это время, пока юноша отсутствовал, он на автомате продолжал лепить. - Вот увидите, у вас получится даже лучше, чем у нас с тëтушкой. Не говоря уже обо всех остальных. - Остальных? - Эхом отзывается мужчина. - Учитель иногда такой рассеянный. Я же вам говорил, что дядя собирается позвать вас на празднование Нового года. Скорее всего, говорил, но погружённый в самобичевание учёный ничего такого не помнит. Стоп! Новый год? Но ведь это семейный праздник. Зачем Чженъюн будет приглашать его? Последний новый год, который он помнит, проходил здесь, в этом доме, в квартире на первом этаже. Они собирались все вместе, двумя маленькими семьями, лепили пельмени, распаковывали подарки, смеялись и общались, и много, сытно и вкусно ели. А после, разморëнный пищей, эмоциями и поздним временем, малыш Ваньнин засыпал в большом уютном кресле соседей. Хуацзуй с тёплой улыбкой подхватывал тонкого, как тростинка, сына и относил в их квартиру на втором этаже. Когда тот, кто его воспитал в одночасье стал чужим человеком, все праздники исчезли. Каждый новый год стал просто поводом заказать себе какой-нибудь особо вкусной еды и открыть бутылку неприлично дорогого вина, не более того. Строго говоря, он мог сделать это в любой другой день, но так как надо было чем-то обозначить именно эту дату, то было решено оставить всё, как есть. Его новые года слились в вереницу ни чем не примечательных скучных серых будней. Не было ни друзей, ни семьи, ни близкого человека, с которыми он мог бы отпраздновать это тёплое и светлое торжество. Неужели в этот раз всё будет иначе? Он мельком глянул на подростка. В прошлом году он болел в это время, потому праздник был для него не просто унылым, а поистине отвратительным. Одинокий мужчина, тонущий в использованных бумажных салфетках и лихорадке. Отталкивающее зрелище. Но проведённая вместе с семьёй Сюэ, эта ночь могла бы стать настоящим праздником. Уже сама эта мысль грела. Да, он определённо, жалкий тип. - Пожалуйста, учитель, скажите, что вы придëте. - Школьник, наконец, поднял глаза на мужчину. Он всегда знал, каким взглядом мог уговорить. - Посмотрим. - Уклончиво ответил Ваньнин, беря в руки очередную лепёшку и зачерпывая начинку. - Я что, должен сам всё делать? Кажется это ты меня собирался досыта накормить идеальными пельменями, а не наоборот. - Конечно, учитель! Я мигом. ****** - Это ещё что? - Со смесью брезгливости и недоверия Чу Ваньнин смотрит на россыпь конусов неопределённого коричневого цвета на своём рабочем столе. - Кровь дракона... - Торжественно, с придыханием, отвечает школьник, точно так же не сводя с них сияющих глаз. - Я ведь говорил, что ненавижу благовония. - Начинает злиться мужчина. Если Мо Жань притащил сюда этот мусор, чтобы поиздеваться над ним, то подобная выходка рискует стать последней каплей в и без того не безграничной чаше терпения учёного. - Ну так то же речь шла про сандал... - Какая разница?! Они все воняют одинаково! - На самом деле, он не совсем понимал, о чем говорит, ведь в действительности очень хорошо знал лишь запах сандаловых благовоний. И хотя сам по себе аромат был очень даже приятным, с ним ассоциировалось детство, что не могло не доводить до исступления. - Прошу, возьмите хоть один, - на раскрытой ладони школьник протягивает ему "кровь", - Чувствуете? Этот запах снимает стресс и улучшает работоспособность мозга. - По-твоему, у меня стресс или плохая работоспособность? - Ну что вы, учитель! Это я для себя. - У тебя стресс? - Прямая бровь взлетает вверх. - У моего мозга плохая работоспособность. Ведь я - глупый. Ваньнин со многим может согласиться - что мальчишка безответственный, взбалмошный, бесстыжий, напористый... Но глупый? Это точно не про него. - Раз для тебя, то забирай домой и больше не приноси. - Но мой дом для них не подходит. - Это ещё почему? - Там кое-чего не хватает... - С этими словами он подходит к книжному шкафу, на одной из полок которого стоит чугунная курильница. Та самая. Мужчина, словно в замедленной съёмке видит, как подросток берёт тяжёлую вещь в руки и с глухим, но внушительным стуком ставит на стол. Широкие ладони с крепкими пальцами, отмеченными узловатыми суставами, поднимают крышку с филигранной резьбой в виде распустившегося лотоса. Изящный пресс выравнивает пепел, подготавливая базу. - Ты должен быть праведен, Ваньнин. - Мальчик жадно наблюдает, как аккуратная формочка, состоящая из прихотливо сведённых линий, ставится точно посередине. - Ты ведь помнишь, что это значит. Ребёнок быстро-быстро кивает, не сводя глаз с происходящего. Он бы так хотел попробовать сам! Но попросить, отчего-то, стесняется. И только маленькие смешинки, притаившиеся на дне зрачков, выдают его нетерпение и восторг от происходящего. - Никто не станет лечиться у доктора, который ведёт себя неподобающе. - Малюсенькая ложечка с длинной ручкой подносит горку коричневого порошка к установленной формочке, высыпает, утрамбовывает. - Я обязательно буду праведен, отец! - Звучит уверенный звонкий голосок. - Но что... Если я не стану врачом? - Станешь... - Белый дым просачивается между лепестками чугунного лотоса, наполняя комнату приятным ароматом. - Конечно же станешь... Чу Ваньнин смотрит на то, как парень поджигает один из конусов, ставит его внутрь и закрывает крышку. Голова начинает болеть, а виски ломить при одной только мысли, что вместе с вонючим дымом в его сознание ворвутся непрошенные воспоминания. Но ничего не происходит. Мо Жань доверительно заглядывает в напряжённое лицо учителя, хитро улыбаясь. - Сладкий, правда? Мужчина, до этого неосознанно задерживающий дыхание и пытающийся дышать через раз, ведёт носом, принюхиваясь. Определённо, запах совсем не такой. И тоже очень и очень приятный. Действительно, сладкий. Но он не может проиграть нахальному юнцу, раздражённо развернувшись, учёный возвращается к прерванному занятию. Благовония остаются в его доме. Вместе со всеми новыми ассоциациями и воспоминаниями, которые помогают создать. ****** Косые лучи заходящего солнца наполняли комнату и всё, чего касались в ней, мягким золотистым свечением. В последнее время, гостиная, как-будто преобразилась. Большая часть вещей находилась на своих местах, пыль не создавала иллюзию заброшенного чердака, а в воздухе витал приятный шлейф воскуренных благовоний. Теперь это место даже можно было бы назвать уютным. - Тц! Вот ведь дура! - Раздраженное замечание Мо Жаня разбило царившую тишину. Он сидел на стареньком диванчике со скрещенными ногами и ноутбуком на коленях. И несмотря на то, что всего пару часов назад клялся, что будет тише мыши, и даже словом не помешает учителю работать, не смог удержать свой болтливый рот на замке. Чу Ваньнин никак не прокомментировал это заявление, продолжая проверять домашнее задание своих учеников. - Ушла от этого старикашки к любимому человеку... Чего тебе ещё надо? Живи и радуйся! Неа, надо драматизировать пол книги, чтобы в итоге под поезд прыгнуть... - В пол голоса продолжил бубнеть юноша, делая вид, что ни к кому конкретно не обращается. - И какой тут психологический анализ героини? Дура? - Ты читал всю книгу или краткий пересказ? - Наконец, не выдержал мужчина. Он уже понял, что этот несносный ребёнок так просто не замолчит. Грош цена его обещанием. Он же это и так прекрасно знал, когда разрешал ему остаться и позаниматься у него дома. - Учитель, неужели я похож на того, кто может прочитать всю книгу за несколько часов? - Действительно. Не похож. - Чу Ваньнин обречённо вздохнул, отодвигая тетрадь в сторону и откидываясь на спинку стула. Он немного помолчал, собираясь с мыслями. На самом деле, ему, как раз, были понятны и метания главной героини, и посыл автора. Но получится ли донести это всё до Мо Жаня? Знает ли вообще этот мальчишка, что такое мораль и боязнь предательства любимого человека? Ученик же, между тем, с интересом смотрел на него, очевидно, ожидая дальнейших действий или слов. - Мо Жань, насколько терпимо наше общество к поступкам людей ему принадлежащих? - Да какая разница, насколько оно терпимо, если речь идёт о моей жизни? - И всё же. - Ну, думаю, по-большому счету всем по... ммм... До лампочки, - молодец, исправился в последний момент. - А если аморальный поступок был совершенно кем-то из знакомых? - Наверное, сплетен избежать всё же не удастся... - А теперь представь, что в скандале был уличён публичный человек. Мо Жань почесал затылок с таким видом, будто припоминал все те обличительные заголовки в новостях и таблоидах, когда какая-нибудь знаменитость попадалась на "горячем". - Согласен. Если не затравят, то отмыться будет тяжело... - А теперь давай вспомним, что мы живём в достаточно продвинутое время, когда далеко не все люди так крепко держатся за нормы морали и нравственные ограничения. - Чу Ваньнин невольно поджал губы. Именно сейчас он разговаривал с тем человеком, который все эти нормы лихо перепрыгивал, даже не глядя на них. И это ему он пытается объяснить в чем трагедия ситуации? Учитель мысленно застонал, но внешне сохранял равнодушное спокойствие. - Действие романа же разворачивается в царской России*. Это время, место и общество, где очень сильны законы христианской религии, о которых тебе и так известно. Эти люди не простят такого серьёзного проступка даже простому смертному. Но проблема именно в том, что главная героиня не простая женщина: у неё высокий статус. Она жена известного человека, представительница высшего общества, что накладывает на неё ещё большую ответственность за свои поступки. - В какой-то момент Чу Ваньнин поймал себя на мысли, что он не своему ученику пытается растолковать суть сложившейся ситуации. А сам для себя в очередной раз обосновывает всю абсурдность своих тайных помыслов. - Но ведь она ушла к любимому и любящему человеку! Ведь её приняли, их отношения не разрушились, несмотря на скандал. - Ты не учитываешь множество моментов. Она променяла свою репутацию добропорядочной женщины, место в обществе, доброе имя, друзей, любимого сына, наконец, на место рядом со своим избранником. Человеком, который был не только младше её по возрасту, но и ниже по положению. Достаточно беспечный молодой офицер, которому она даже не могла официально стать супругой. Несмотря на рождение общего ребёнка, она осталась для него всего лишь любовницей. Развлечением, интерес к которому постепенно стал угасать, стоило ему добиться её сердца и тела. - По-вашему, его проблема в том, что он слишком молод? - Возможно, чу Ваньнину это лишь почудилось, но в голосе подростка, будто бы промелькнуло негодование и что-то смутно похожее на обиду. - Его проблема в легкомысленности. Он заполучил желаемое, но не смог понять, что это не просто трофей, что она живой человек, со своими страхами, слабостями. Для него мало что поменялось в жизни, остались друзья, мероприятия, которые он мог свободно посещать. Как знать, это находится за кадром ине озвучивается, но, вполне возможно, позиция любовника Анны, и сопутствующий их поступку скандал, даже придал ему некую дополнительную популярность... - Теперь Чу Ваньнин уже точно был уверен, что говорит не только и не столько о героях, сколько о своих собственных переживаниях. - А с чем осталась она? Неуверенность в нём и себе, одиночество, отчаяние, приведшие к депрессии? Они изначально не были равны ни возрастом, ни положением, ни целями. Чем выше человек в этом обществе, тем больше он рискует в таких отношениях. Вот, что привело к трагедии. Что для одного было вопросом жизни и смерти, для другого оказалось всего лишь игрой. - Но разве она не беспочвенно его ревновала? Разве не надумывала себе его неверность? Ведь это она сама так сильно паниковала из-за того, что старше его и выносила этим ему мозг. Может, если бы не эти её загоны, у них бы всё сложилось хорошо? - А разве он хоть раз опроверг эти, как ты выразился, её загоны, делом, а не словом? Он перестал кутить с друзьями, совершал достойные поступки для неё? Он хоть как-то изменился, чтобы она стала уверена в нём? До конца книги, он так и остаётся легкомысленным юношей, не способным взять ответственность за жизнь женщины, которая без оглядки вручила ему себя. Мужчина чувствовал, что его раздражение и негодование растёт с каждым словом. И под конец речи, можно было почувствовать, как лёд его голоса скрипит на зубах. Это было ужасно глупо. Настоящий театр абсурда, где он - главный герой. - Хмммм... Я понял, учитель... - казалось, Мо Жаню неловко было смотреть в лицо Чу Ваньнина, поэтому он перевёл взгляд на монитор ноута. - Спасибо, что помогли. Думаю, теперь, мне есть, что написать в сочинении. - В следующий раз, перед тем, как садиться за подобное задание, прочитай книгу, а не краткий пересказ. И, на твоём месте, этот роман, я бы всё же прочёл полностью... В какой-то момент он теряется между желанием к Мо Жаню и отвращением к себе. Ему кажется, будто два стервятника кружат над его прогнившей душой. Один уродлив и мерзок, до тошноты, другой прекрасен, но жесток, словно древний демон. При взгляде на них, у Чу Ваньнина кружится голова - какой из них ни нанесёт свой удар первым, итог один. Они сожрут его целиком, не оставив даже косточки.