Птичий Пересмешник

      В центре преображения по ощущениям я торчу уже больше двух часов. И все эти два часа вокруг меня суетиться группа подготовки – трое разукрашенных капитолийцев. Хотя нет. Они больше похожи на кучку крохотных, ярких экзотических птиц.          Сперва меня обтерли жесткой губкой, словно наждачкой прошлись по коже, помыли в теплой ванне. Я никогда раньше не принимал теплых ванн. Только летом мы с братом ходили купаться на речку, но и она была не шибко теплая. Капитолийцы расплели мои волосы, нанесли на них какой-то приторно пахнущий лосьон. Потом стерли с ногтей лак и подстригли их так, чтобы все они были одинаковой длины. Последние напоминание о доме было стерто руками Капитолия. Как иронично. Волосы мои заплели в аккуратную косу, предварительно расчесав и чем-то оросив из ярко-голубого флакона.          ​Я осторожно приподнимаюсь с кушетки и сажусь на нее. Накидываю на плечи легкую накидку, если не считать которую, то я тут совершенно голый.         ​- А мой стилист не скоро придет? – спрашиваю я у смуглой капитолийки, чьи рыжие волосы причудливо закручиваются вверх, напоминая всполохи пламени.    ​      - Мне-то откуда знать, - говорит она писклявым голосом, нанося на длиннющие ресницы свежий слой лимонно-желтой туши, - она появиться, как только мы с тобой закончим.   ​      Мне хочется выдрать ей ее идиотские ресницы.    ​      Дверь в комнату неожиданно распахивается. Помощница, с которой я говорил секунду назад, испуганно цокает и роняет на пол свой флакончик с тушью. Он не разбивается, даже не трескается. Вот это да. Если уж капитолийцы что-то делают – то делают они это на века. Я обращаю внимание на явно незваного гостя… И я сам чуть не падаю с кушетки.    ​      В комнатку центра преображения быстрым шагом входит сухопарая старушка. Но, черт возьми, она совершенно не походит на старых, измученных стариков Дистрикта 6! Ее седые волосы лихо зачесаны назад, некоторые пряди выкрашены в наиярчайший голубой цвет. Ее длинное платье больше походит на синие морские всполохи, которые просто-напросто расплескались у ее ног и взметнулись к верхней части тела. Легкая, несомненно, дорогая, шелковая ткань постоянно вилась тягучими волнами, словно морской прибой вот-вот готов отойти от берега. Это несомненно было лучшее платье, которое я когда-либо видел. Старушка мелкими, но быстрыми шажками семенит в комнату и грозно цыкает на группу подготовки. Те, засуетившись и зашептавшись, поспешно предпочли испариться. От резких движений и яркого образа старушки у меня в глазах начинает рябить.          ​- А, - я слегка медлю, - вы мой стилист?         ​Старушка быстро подходит ко мне и придирчиво осматривает.         ​- Да, дорогуша, - гаркает она, - можешь называть меня Зеновия.         ​Интересно, у них у всех такие странные имена? Старушка тем временем начинает придирчиво осматривать меня, словно кусок мяса на рынке. Ощупывает бока, разглядывает лицо, вертит мой подбородок из стороны в сторону. Одним резким движением своей изящной руки она срывает с моих волос ленту, которую услужливо заплели мне ее помощники. Мои волосы рассыпаются по плечам шикарной и невероятно сияющей (очевидно, после основательной чистки) волной. Они как настоящее жидкое золото. Да, чем-чем, а своими локонами я могу гордиться. Своей ладонью стилист придирчиво взбивает локоны и ерошит мне волосы. Последнее мне не нравится. Я резко отстраняюсь назад, мои волосы выскальзывают у нее из пальцев.          ​- Может хватит? – спрашиваю я, глядя в лицо надоедливой старушке.         ​- Хватит что? – как будто специально, чтобы разозлить меня, спрашивает она.         ​- Хватит смотреть на меня, как на кусок мяса на рынке!          ​Старушка после моих слов резко хмурится. Между бровями проступают несколько лишних морщин. Она всем телом падется вперед, опираясь рукой на кушетку и приближаясь к моему лицу. Я от неожиданности отодвигаюсь назад и больно стукаюсь головой о кафельную стену. Ее лицо находится буквально в десяти сантиметрах от моего. А когда она начинает говорить, ее голос, кажется, способен пронзить меня не хуже стрелы.   ​      - Ну-ка послушай сюда, мальчик, - она говорит, словно плюется ядом, - я нахожусь тут, не потому что мне хочется помочь тебе победить или завоевать любовь спонсоров, а потому что мне платят. Ты всего лишь товар на этом базаре, а мне надо продать тебя подороже, вот и все.          ​Это было как удар под дых. Мое сердце сжалось от боли и ярости. Я отчетливо и резко понял, что мои желания и чувства для этой старухи ровным счетом ничего не значат. Для нее имеют ценность только деньги, которые она получит после работы со мной. После работы с товаром, которого в этом городе оценят и купят. Все мои надежды на помощь доброго и понимающего стилиста оказались раздавлены гнилым осознанием того, что моя сущность измеряется жалкими купюрами.    ​      - Тогда я чрезмерно рад, - выплевываю я в ответ, чувствуя, как леденеют ладони, - раз ты так хочешь неплохо заработать, то тебе в любом случае придется хорошенько мне помочь.   

***

​      Спустя буквально не больше часа я стою в зале подготовки к параду рядом с нашей колесницей и просто пялюсь на нее. Другие трибуты тоже краем глаза поглядывают на наш транспорт. А я совсем глаз оторвать не могу. Наша колесница в лучах закатного солнца сверкает так, что слезы на глаза наворачиваются. Каждый ее дюйм покрыт самым чистым серебром, который я когда-либо видел. Каждая металлическая вставка блестит, словно начищенный железный таз. Вся колесница больше напоминает транспорт каких-то древних богов, нежели нас, простых смертных. А лошади… Ох, лошади, запряженные в нашу колесницу, и вовсе вызывают у остальных трибутов и их стилистов вздохи зависти. Их всего две, но каждая выполнена из потрясающе изящных деталей – каждая продумана очень тщательно - серебра и металла. Все – от мускулистых ног до великолепной гривы – сверкает и переливается. Их механические суставы двигаются с грацией и плавностью, словно это живые лошади. Они так взбрыкивают своими головами и притопывают передним копытом, что мне и в самом деле кажется, что стилисты покрыли живых жеребцов серебром. Я аккуратно провожу ладонью по металлической шее одной из лошади. Руку обдает холодом.          ​- Нравится, а?          ​Я поворачиваю голову на звук. Это оказывается парень, возможно, чуть старше меня. Он слегка улыбается. Сначала я даже не понимаю, трибут это или стилист. Но я замечаю его слегка подкрашенные голубым на кончиках серые волосы и странную форму туфель. Капитолиец.         ​- Да, неплохо, - отвечаю я, отнимая руку от нашего механического жеребца.          ​Парень неловко смеется и трется на месте, словно ему неудобно в этом темно-синем костюме и в жутко странной обуви.          ​- Я стилист Трид, - говорит он, почесывая рукой затылок, - с лошадьми и колесницей такое сделать придумала Зеновия. Она уже давно впечатляет Капитолий своими идеями. А я новичок, первый год на играх. Меня Тренди зовут, а ты…?         ​Он делает неловко короткую паузу и как бы невзначай протягивает мне руку. Я с полсекунды смотря на него, но отвечаю.   ​      - Ди.         ​К его протянутой руке я даже не притрагиваюсь. Пока не знаю, кто он такой и чего хочет. А пока не знаешь, что за ягодка тебе попалась, лучше не ешь ее. Парень неловко убирает руку в карман своего тесного пиджака и смущенно разглядывает свой замысловатые туфли. Я тоже мельком опускаю взгляд на них. Красивые, темно-синие, в форме бушующих волн морского прибоя. Прямо как платье у Зеновии. У них что, какой-то фетиш на море?   ​      С боку к нам подходит Зеновия и Трид. Моя маленькая напарница облачена в красивое, короткое серебристое платье, в которое словно вшиты самые разные цепочки, шестеренки, какие-то металлические пластины. Словно Тридпревратилась в маленького робота. Ее волосы все так же заплетены в два хвостика, но на этот раз их утягивают две серебристые ленты. На ее лице я замечаю пару штрихов блестяшек, или, как иногда по-умному выражался папа, глиттерной косметики.          ​- Мы с Зеновией подумали, что было бы хорошо в кое-то веки одеть трибутов Дистрикта 6 не в вечный рабочий комбинезон, - Тренди прерывисто смеется, а я лишь хмурюсь.          ​Упоминание комбинезона напомнило мне о матери. А дальше разум пинком ботинка перекидывает меня к мысли о всей моей семье. Где они сейчас? Как они? Будут ли смотреть парад трибутов по старенькому телевизору? Или пойдут на площадь к другим людям?         ​- Поэтому мы придумали несколько иные ассоциации к деятельности вашего дистрикта, - Тренди помахивает руками передо мной, - взгляни на себя! Правда, неплохо получилось?    ​Я оглядываю себя с ног до головы. Конечно, я уже видел себя в зеркале комнаты Центра Преображения, но все равно осматриваю себя еще раз. Я одет в какой-то ярко-сверкающий костюм, поэтому невольно сравниваю себя с осколками стекла. В мою одежду бережно вшиты какие-то серые и белые драгоценные камни, на штанах по бокам вставки из почти невесомого металла. Пуговицы у меня в форме шестеренок, а воротник украшен цепочками. Все почти как у Трид.          ​- А вы неплохо выглядите вместе, - бросает Зеновия, подводя ко мне Трид, ставя нас рядом и придирчиво осматривая.         ​Я мельком бросаю взгляд на девочку. Она немного посветлела, кажется, даже пару раз улыбнулась Тренди, который все время суетился вокруг нее, поправляя одному ему заметные складки и недочеты. Зеновия лишь стоит рядом со мной, сложив руки на груди.    ​      Вдруг, я слышу, как где-то отдалено, сначала тихо, а потом все громче и громче начинает играть музыка. Гимн Капитолия. Все вокруг нас пришло в движение. Трибуты принялись забираться в колесницы, стараясь не помять костюм или платье. Их стилисты, словно рой назойливых мух, суетятся вокруг. Тренди же как-то чересчур громко вскрикивает, не то от того, что ему на ногу кто-то наступил, не то от того, что волнение захлестнуло с головой. Парень хватает нас за плечи и толкает в колесницу. Я едва не падаю. Мельком оглядываю остальных трибутов. Буквально за нами расположилась колесница седьмого Дистрикта. У меня резко перехватывает дыхание, а руки сами собой сжимаются в кулаки. Хэви…? На соседней колеснице стоял мальчик, неотличимо похожий на моего брата. Длинные волосы, зеленые глаза, рост… Нет, не может мой брат оказаться в этой поганой дыре, которая является лишь транзитной станцией на пути в сущий ад. Нет, нет…   ​      - Фирм! Прекрати поясничать! – шутливо обрывает мальчика девушка-стилист, стоящая рядом с колесницей.   ​      Нет, не Хэви… Но, черт возьми… Я с силой отрываю глаза от трибута из Дистрикта Семь и перевожу его дальше. Я скольжу своим взглядом по остальным трибутам. Вот странноватого вида лысая девушка-профи из второго Дитриктаругается в голос с кем-то из помощников. Вот двойняшки из первого Дистрикта гордо вскинув головы готовятся к выезду на колеснице. А вот…          ​Вот черт. Я натыкаюсь на колесницу десятого Дистрикта. И теперь, кажется, мир вокруг меня на несколько минут замирает. Я вижу девушку.Она стоит вместе с маленьким мальчиком в колеснице, а ее фигуру обтягивает черное, узкое платье в пол, на подоле которого я заметил брызги крови. Черные, словно сама ночь, волосы собраны в небрежный и, кажется, вот-вот разваливающийся пучок на макушке. Несколько прядей выбилось из прически, но это совершенно не мешало ей выглядеть просто сногсшибательно. А глаза… О, ее глаза со странным кошачьим разрезом сверкали словно два рубина. Я вижу, как она слегка треплет своего напарника по голове, на что ее стилист одергивает ее, мол: «Не порть прическу».          ​Мир вновь возвращается в привычный шум и грохот. Меня кто-то с силой хлопает по плечу. Там наверняка останется маленький синяк.         ​- Ты чего завис?! – кричит мне прямо в ухо Тренди, - скоро ваш выезд!   ​      Музыка орет так громко, что его почти не слышно, а снаружи, наверное, хоть уши затыкай. Массивные ворота Центра Преображения с грохотом и скрежетом разъезжаются в разные стороны. Меня чуть с ног не сбивает поток шума и музыки, который с силой врывается в зал. Центральная улица Капитолия расчищена и подготовлена для парада. Асфальт был настолько чист, что я не замечаю ни единого пятнышка на нем. Лишь отблески солнца играют на каменистой брусчатке.Из верхних окон здания высовываются разноцветные флаги и баннеры. Повсюду слышитсягомон людей — смех, ожидание, одобрительные возгласы. Трибуны, выстроенные вдоль дороги, были заполнены до отказа: мужчины и женщины, дети и пожилые люди, все с нетерпением ждали начала. Их лица светились радостью и волнением, а яркие наряды множества зрителей создаваликакой-то чересчур блевотный калейдоскоп хаоса, смешиваясь с цветами флагов. Кто-то размахивал плакатами с именами своих фаворитов, кто-то осыпал дорогу конфетти, а другие просто с восторгом обсуждали предстоящие события.   ​      Колесница первого Дистрикта незамедлительно трогается. В своих ярких, золотых нарядах трибуты-двойняшки напоминают две вытянутые вазы. При виде фаворитов толпа взрывается бурными овациями, криками и рукоплесканиями. Следующие трогаются трибуты из второго Дистрикта. Через считанные минуты подходит и наша очередь. Я сглатываю накопившуюся слюну и чуть не давлюсь ею. От волнения в горле дыханье сперло. Мельком смотрю на Трид. Она кажется мне в сумерках еще более бледной. Наша колесница с визгом и лязгом металла трогается с места. Металлические кони принимаются перебирать своими копытами, стремительно набирая ход. Тренди кричит нам в след: «У вас все получится! Только улыбайтесь! И они вас полюбят!» Его слова тонут в громе музыки. Рядом с ним стоит Зеновия, которая улыбается чему-то своему.   ​      При нашем появлении толпа на пару секунд замирает. Я самодовольно ухмыляюсь. Видимо еще никто из стилистов не додумался поэкспериментировать с колесницей и лошадьми. Еще секунда и… Земля сотрясается от грохота аплодисментов. Люди восторженно визжат и прыгают на месте от какого-то нездорового экстаза, выкрикивая наши имена. Музыка почти полностью тонет в криках и овациях. Толпа в неистовстве ревет и скандирует: «Шестой! Шестой!». Все взгляды прикованы к нам. В первые за все время, проведенное в поезде и в Центре Преображения, я понимаю – мои надежды не были напрасны. Теперь-то уж точно хотя бы один спонсор обратит на меня внимание! Кто-то швыряет мне белую розу. Я еле успеваю схватить ее пальцами. На секунду я замираю, не зная, что делать дальше. Потом в голове вспыхивают слова Тренди: «Они вас полюбят!». Полюбят еще как! Я целую одними губами цветок в самую сердцевину, а потом высоко поднимаю его вверх. Зрители заходятся восторженными вздохами и визгами.         ​Вдруг, совершенно неожиданно и резко, пол колесницы уходит из-под ног. Я совсем теряюсь и не понимаю, что происходит. Наш транспорт резко вздергивает так, что я падаю на колени, едва не выпадая на асфальт. Роза из руки выпадает. Что, простите, блять? Тряска резко прекращается, так же быстро, как и началась. Нет, подождите. Вообще тряска прекращается. Вся. Мы больше не едем. Мы стоим на месте. Я поднимаюсь и смотрю в перед. Тут уже хочется материться в голос. Нет, тут уже хочется срываться на крик. Лошади. Наши прекрасные, механические лошади развалились. Развалились прямо на ходу. Прямо на глазах у сотен капитолийцев. Ноги подкашиваются, но я удерживаю себя. Толпа на трибунах на пару секунд замолкает, а потом как-то неуверенно начинает скандировать имена других трибутов. Ну, конечно. А как же иначе! Мимо нас с лязганьем лошадиной сбруи проезжает колесница седьмого Дистрикта. Я ловлю на себе мрачный и злорадный взгляд того самого рыжего мальчика. Вот и все. Мимо нас проносятся еще три колесницы, в том числе и десятого Дистрикта. Я ловлю на себе взгляд той девушки. Той невероятно красивой девушки. Она смотрит с сожалением и… с сочувствием? Еще две колесницы проезжают мимо. Мы остаемся в конце. В самом конце. Мы проехали на колеснице всего половину маршрута. Какая же ирония. Колесницы быстро удаляются от нас. Вот уже трибуты первого Дистрикта въезжают в ворота Тренировочного Центра. Я отчаянно оглядываюсь. Никто не спешит нам на помощь. Колесница седьмого Дистрикта скрывается в здании.   ​      И тогда я решаюсь. Решаюсь, возможно, на самый отчаянный поступок в моей жизни.         ​- Пойдем, - хрипло говорю я, слегка дергая Трид за круглый рукав ее платья.   ​      - Куда? – тихо спрашивает она, бегая глазами по улице, заполненной капитолийцами.          ​- В Тренировочный Центр, - так же тихо отвечаю я.    ​      Мы осторожно сходим с неисправной колесницы. Каждый наш шаг отдается гулом голосов толпы. Трид вдруг хватает меня за ладонь. Я хочу отстраниться, но… Но если бы на ее месте был бы Хэви, если бы на него были направлены все эти взгляды… Я сжимаю руку своей маленькой напарницы в ответ.          ​Первые шаги по мостовой кажутся мне шагами по трясине болота. Идти в таком своеобразном наряде сложно. Улица, ранее заполненная громом музыки и гулом голосов, окончательно погружается в тишину. В мертвую тишину, которую нарушют лишь аккуратный стук туфель Трид о брусчатку улицы. Зрители на трибунах начинают негромко переговариваться. Такого еще никогда не было. Гул голосов нарастает. Он кажется противной и скользкой волной осуждения и непонимания, которая душит меня не хуже петли на шее. А мы все идем. Кажется, наша цель совершенно не приближается, а наоборот – отдаляется.          ​Неожиданно, весь этот серый гомон прорезает песня. Звонкая, чистая. Прямо как песнь скворца. Кто-то на трибунах поет, прерывая перешептывания толпы. Я даже на секунду замираю. А песня продолжает литься из чьих-то уст, словно река. Мы идем дальше. Зрители совсем молчат, и теперь лишь звонкая песня сопровождает нас. Идти словно стало легче. Словно легче перебирать ногами и тащить себя вперед. Песня вдруг… начинает звучать чуть громче? Кто-то из толпы ее подхватывает. Поет, хоть и неумело, но в попытке поддержать нас. Песня вдруг начинает наливаться новой силой.Снова и снова кто-то из толпы подхватывает знакомые строчки, наполняя тишину звонкой песней. Через полминуты воздух слегка подрагивает от нестройного, но дружного хора голосов. Капитолийцы поют. Поют для нас, чтобы мы смогли дойти до конца.         ​Так, под шум капитолийской песни, мы доходим с Трид до конца улицы. Массивные ворота Тренировочного Центра еще не успевают закрыться, когда мыс заходим внутрь. К нам тут же подлетает Тренди и его помощники. Сзади, сложив в привычном жесте руки на груди, стоит Зеновия.         ​- Это было феерично! – щебечет стилист Трид, обнимая нас по очереди.         ​Я резко отстраняюсь назад, не давая парню заключить себя в объятья.          ​- Зеновия нарочно придумала это, да? – сквозь крепко сжатые зубы, спрашиваю я, - нарочно решила разрушить колесницу, чтобы выставить нас перед Капитолием идиотами и на этом побольше заработать?          ​Тренди несколько секунд смотрит на меня. Потом улыбка медленно сползает с его лица, а сам он тупит свой взгляд в пол.         ​- Это я придумал, - тихо говорит он.         ​Мне хочется вмазать ему, да посильнее.          ​- Но… У меня получилось, - говорит Тренди, поднимая на меня честные, голубые глаза.         ​- Получилось что? – спрашиваю я, сжимая кулаки, да так что костяшки пальцев приобретают белесый оттенок.    ​      - Получилось помочь вам, - тихо говорит он, а затем показывает своим пальцем, на подушечке которого нарисована голубая спиралька, на улицу, - смотри.    ​      Я оборачиваюсь. Через почти закрывшиеся ворота я успеваю заметить улицу. Улицу, наполненную таким грохотом, что с парадом и рядом не стоял. Толпа ревела и гоготала, дружным хором скандируя номер нашего Дистрикта. В двери Тренировочного Центра летят цветы, конфетти, какие-то вещи. Но в щелку между почти закрывшимися створками успевает пролететь лишь один предмет. Нежно-белая роза, похожая на ту, которую я выронил на параде. Я на ватных ногах подхожу к ней. Ворота с лязгом закрываются. Поднимаю розу с пола. Пальцы колют крохотные шипы, но роза пахнет просто восхитительно. Даже сквозь закрытые ворота я улавливаю, как толпа продолжает бурно нас провожать. Тренди оказался совершенно прав.    ​      Мы покорили спонсоров. Мы покорили Капитолий.     ​