Sonata nocturna//Ночная соната

Осень, 1977 г.

Ремус Люпин следил взглядом за каждым его движением. Они были далеко от волков, но он чувствовал их вокруг себя. Их присутствие, запах, магия — каждая вещь влияла на его разум, разум волка. Это было теплое чувство, слишком теплое для зова зверя. Но оно было там, в его сознании, — сердцебиение, побуждающее принадлежать им, тепло, которое мягко успокаивало, и чувство эйфории, доказывающее, что он — часть стаи. Он потерял чувство времени с тех пор, как закончилось зелье Пандоры. И хотя сопротивлялся притяжению волков, используя тьму, он чувствовал, что без своей палочки скорее волк, чем волшебник. Тьма каким-то образом питала слабость к волку, — мальчик чувствовал, как она вибрирует в его шкуре, желая вырваться на волю при провокации стаи, и он любил эту силу, зная, что она может стать чем-то гораздо более могущественным. Иногда он сомневался в своей совести. Думая о том, что было бы легче высвободить инстинкты волка и укрыться в монстре. Потому что было больно. Ему все еще было больно думать о Сириусе Блэке, о Реджи, Лили, друзьях. Он мечтал о них. Ему снился Сириус Блэк и некоторые воспоминания, которые парень украл. Во сне слышал, как Сириус играет Боуи на пианино, видел, как Сириус Блэк ведет себя как придурок, заставляя его признать, что он хочет его, слышал, как Сириус говорит о Регулусе, о том, как сильно любит брата, и о том, что между ними все должно было быть по-другому. Ремус проснулся с ощущением пустоты. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы снова почувствовать стаю, волков, лес. Он задавался вопросом, сможет ли волк выносить боль в своей душе каждый раз, когда мысли о том, что он все потерял, все разрушил, захлестывали его в море печали? «Может быть, в конце концов, я узнаю». На небе сияли звезды. Ветер ревел вокруг них, несмотря на то, что было лето, что заставляло Ремуса сомневаться, действительно ли все еще лето. А тени шептали слова, которых мальчик не понимал. Это была темная магия, проникшая в землю, в деревья, в ветер, который их окружал. Эклипс стоял перед ним, зачарованно улыбаясь. Они делали это — практиковали волчью магию. Эклипс говорил, что для волка более естественно творить магию по мере роста луны, но именно по этой причине он хотел ограничить возможности Ремуса. Он уже доказал, что магия волка сильна, переместившись в лес после обращения, но ему нужно было контролировать ее. Эклипс взял руку Ремуса и погладил пальцы. Ремус почувствовал, как по телу пробежало электричество. Он никогда не встречал никого похожего на него. Волка, который был темным магом. Волк, который был одновременно и отражением того, что испытывал Ремус, и его полной противоположностью. Его иногда сбивало с толку то, насколько парень контролировал себя, будучи диким и свободным. Его кожа контрастировала, будучи загорелой, сила обладала определенной мягкостью, которая нравилась Ремусу, а его отвратительная самоуверенная улыбка перед тем, как окончательно застать его врасплох, стала чем-то, что раздражало. — Ты волшебник. Ты чувствуешь магию. Ты творишь магию, — сказал Эклипс глубоким голосом. — И ты темное существо. Это дает больше силы, чем кто-либо может себе представить. Магия будет реагировать инстинктивно. — Я чувствую это, но я… я не контролирую. Это расстраивало. Магия быстро реагировала на Ремуса, когда он в ней нуждался. Тогда было просто получить доступ к ярости волка и его отчаянию, а затем совершить магический выплекс. Но Ремус не хотел зацикливаться только на отчаянных временах. Он хотел творить магию с такой же легкостью, как Артемида или Эклипс. Он хотел добиться такого признания. — Ты ограничиваешь свою магию, потому что сдерживаешь ее. Она рядом с тобой, Люпин, но ты боишься ее. — Эклипс кивнул. Ремус вздрогнул. Бояться темноты — это не то, с чем он согласен. Это было одно из его любимых развлечений. Темнота шептала ему, каким чудесным он был во время своего признания. Но он подумал о том, как видит магию волка. Насколько чувствительной и взрывоопасной была магия, которую он никогда не осмеливался исследовать, кроме случаев крайней необходимости. Боялся ли он ее? Неужели проклятый шепот отца повредил что-то внутри него? Он был монстром. Волком. Темным существом. Когда он был маленьким, ненавидел это, потому что это было больно. Когда его отправили в приют, он думал, что это единственное, что позволит ему выжить. Когда он поступил в Хогвартс, то знал, что люди будут ненавидеть его только за то, кем он был. Ему пришлось потратить годы, чтобы смириться с клеймом волка. И в какой-то момент он перестал его ненавидеть. Но Эклипс был прав. Ремус боялся дикой природы монстра, той природы, которая наслаждалась криками ужаса, запахом крови жертв, резней в ночи, которая должна была стать залогом любви. — Используй свою магию, Люпин, — прошептал волк ему на ухо. — Позволь волку взять верх. Попытки. Снова и снова. Его кожа горела от усилий и сосредоточенности на темной магии вокруг, по лбу струился пот, в воздухе витало электричество, а сердце учащенно билось от возбуждения. Это было так взрывоопасно. Сила, которой удавалось действовать с беспечностью и яростью. Однажды он поджег несколько деревьев. Магия ощущалась как запах в воздухе перед дождем. Он снова подтолкнул Эклипса к озеру. Затем магия стала магнетической и холодной, почти как вздох во время снегопада. И однажды это заставило землю содрогнуться. В тот день щенки испуганно завыли. И волшебство было похоже на то, как будто он заблудился глубоко в лесу. Волк отвечал на власть яростью, агрессией и отчаянием. Но Ремус не владел магией. Он помнил, как легко волку было творить магию, когда тот чувствовал потребность присоединиться к стае, достичь цели. Тьма подчинилась его желаниям. Даже будучи обращенным, было просто творить магию. Но ему это не удавалось. Он не мог найти способ сознательно сделать что-то подобное еще раз. Как будто он был неспособен получить доступ к тому импульсу. — У тебя отсутствуют инстинкты. — Это не… — Ремус состроил гримасу. Его инстинкты были хорошими — это было то, что помогало выжить все это время. — Ты слаб, — жестко заметил Эклипс, скрестив руки. — Ты маг, ты был представлен самой тьме и признан в рядах Темного лорда. Но ты слаб. Ты должен быть намного сильнее его. Намного сильнее, чем любой из нас. — Кто-нибудь говорил тебе, что ты отстой в мотивации? — холодно пожаловался Ремус. — Ты говоришь как придурок. — Ты должен позволить этому течь. Не думай об этом, Люпин, просто… почувствуй. — Эклипс засмеялся над ним. — Если ты еще раз скажешь какую-нибудь бессмысленную чушь, я тебя ударю, — прорычал волк. — Это… это как секс, Люпин, не сдерживайся. Ты должен позволить себе увлечься и почувствовать. Это твой чертов оргазм, которого ты так долго жаждал. Ты когда-нибудь с кем-нибудь трахался? — Парень насмешливо улыбнулся, а глаза озорно блеснули. Ремус сбил его с ног прежде, чем тот успел среагировать. Он крепко сжал запястья. Его тело удерживало парня под собой. — Что? Хочешь, чтобы я тебе доказал? — Это. Ты не думаешь. Ты не планируешь. Просто позволь этому случиться. То же самое и с волчьей магией. Это инстинкт. — Его улыбка едва дрогнула, он смотрел взволнованно под прикосновениями Ремуса, затаив дыхание. — Прямо сейчас я задаюсь вопросом, не потому ли все это, что ты хочешь переспать со мной. — Ремус наклонился к обнаженной шее волка, дыша, чувствуя, как сильно бьется пульс. — Ты должен научиться использовать свои инстинкты, — заявила Эклипс, содрогаясь, чувствуя губы Ремуса на своей коже — Нет… нет ничего похожего на волка. Его силы, влияния… Ты один из нас, ты должен это принять, Ремус. Ты сможешь делать удивительные вещи. — Ммм… мы все еще в одной точке, Эклипс. Ты посылаешь мне сбивающие с толку сигналы. — Ремус улыбнулся. — Придурок. — Волк улыбнулся ему в ответ. Парень высвободился из хватки Ремуса и запустил пальцы в темные кудри юноши, медленно спускаясь к его затылку, не отрывая взгляда, наполненного желанием. Он искал согласия у Ремуса, и тот кивнул в ответ. Их губы соприкоснулись в грубом, но необходимом прикосновении. Эклипс застонал ему в рот, и Ремус ответил на поцелуй, чувствуя волчий голод, желание потеряться в удовольствии, ощутить магию вокруг себя и почувствовать, как каждая частичка его существа кричит от ярости, потому что это не Сириус Блэк. Он все еще желал Сириуса. Он хотел почувствовать его, хотел поцеловать, хотел увидеть этот вызывающий взгляд, потеряться в его взгляде, полном бурных эмоций, во вкусе губ, в произнесении имени во вздохе. Ремус по-прежнему любил Сириуса, даже если его любви было недостаточно, чтобы удержать его. Даже если он будет ненавидеть его за то, что он так безумно в него влюбился. Даже если это причиняло боль. Магия легко провоцировалась при мысли о нем. — Ты сражаешься с волком, — прошептал Эклипс ему в губы, его руки запутались в волосах Ремуса, их тела соприкасались, а руки Ремуса крепко держали бедра. — Не сражайся с ним. Ремус зарычал и снова поцеловал. В его теле поднялся жар… Дикое и яростное чувство желания Сириуса Блэка горело внутри него и заставляло магию реагировать, словно разжигая ад. Он оторвался от Эклипса, когда понял, что сосредоточился на ощущении тьмы. Магия была вокруг него, но она отличалась от электричества в воздухе, она была более… постоянной. Почти осязаемая на ощупь. — Сделай это, — сказал волк со вздохом. — Ты темный маг. Магия ответит на все, что ты пожелаешь, Ремус. Вот почему нас называют темными существами. Вот почему мы так опасны для магов. Ремус протянул руки, чувствуя, как магия между его пальцами создает расширение вокруг него. Волков беспокоила тьма, которая разрасталась, скрывая все, накрывая весь лес. — Это высвобождение магии, — взволнованно воскликнул Эклипс. Ремус восторженно рассмеялся. Магия волка была намного сильнее, чем он мог себе представить. И ему это нравилось. Ему нравилась вся эта сила. Прошло еще несколько полнолуний. Ремус завыл на звезды. Это было приятно — приятно быть принятым стаей. Люди узнавали его. Волки смеялись с ним, ели с ним, охотились и дразнили. Детеныши следовали за ним почти все время до того, как тот не уходил в лес вместе с Эклипсом, как будто инстинктивно знали, что это место только для них двоих. Но когда он возвращался, засыпали вопросами. Что заставляло много думать о Хогвартсе. Во время последнего полнолуния он думал о том, что должен был вернуться. Он обещал Регулусу, но часть внутри него не хотела никогда возвращаться. Ремусу нравилось принадлежать какому-то месту. Он был очарован стаей, прогрессом в волчьей магии, доверием, которое начало создаваться между ним и волками. Ему нравилось, когда Эклипс направлял его, чтобы контролировать магию, даже когда он насмешливо улыбался; ему нравилось смотреть в глаза щенков, когда те задавали вопросы; и ему нравилось чувствовать, что его, наконец, приняли. Он думал, что ему нужно остаться. Он еще не получил приказа вернуться, чтобы сообщить Темному лорду о своей миссии. И это было лучшее место, чтобы узнать о своей природной магии, не будучи рабом своих чувств или волшебной палочки. Это была дразнящая, потрясающая сила. Но он знал, что причина, по которой не хотел возвращаться, заключалась в том, что ему не хватало духу признать, что он все потерял. Ремус Люпин не вернулся в Хогвартс. — Ты проводишь много времени с Эклипсом, — заметила Артемида, когда они вместе гуляли по лесу. Иногда они так поступали. Артемида интересовалась его жизней со стаей в течение последних нескольких месяцев. Ремусу это напомнило встречи с Дамблдором, когда он был в Хогвартсе. Как будто это были отчеты об успешном внедрении. — Я сплю с ним, — ответил Ремус. «Это было неправдой, по крайней мере, пока», — подумал он. Эклипс уже несколько недель учил его овладевать магией волка. Он продолжал повторять глупости вроде того, что Ремус слаб из-за того, что слишком много времени проводил среди людей, посредственных и бесполезных магов. Но он чувствовал, что двигался вперед. Эклипс был первым человеком, которого он знал, который мог рассказать ему о своей магии, учитывая, что Артемида просто наблюдала за ним на расстоянии, как будто ожидая от Ремуса чего-то, чего она еще не нашла в нем. Ремусу нужен был Эклипс. Но он также хотел выяснить, почему тот ему помогал? Что Эклипс получал от всего этого? В Слизерине все всегда было связано с затратами и выгодами. Его собственная дружба с Каллиопой Морган, его проводником во тьме, была выгодным союзом для них обоих. — Ты ему нравишься. — Артемида весело улыбнулась. — Да, я вызываю это у людей, — усмехнулся Ремус. Волчица хранила молчание. — Что ты думаешь о волках, Ремус? Ремус остановился. Воздух вокруг него был прохладным, намного прохладнее, чем когда он прибыл сюда пару лун назад. Листья деревьев шелестели на ветру. И парень чувствовал, как магия тихо шепчет, а тьма ждет его желаний. — Волки… они не такие, как я себе представлял. Они жили своей жизнью. Любили. Защищали. Выживали. Все то время, что он был в стае… Он был удивлен, увидев их. Это были волки темпераментные, которые, вероятно, должны нападать друг на друга, чтобы проявлять доминирование. Но они были не такими. Они заботились о стае, защищали стаю так, будто это самое важное, что было у них в жизни. И, возможно, так оно и было. Стая была для них безопасным местом от того дерьма, которое ожидало их в жизни — это была причина продолжать сражаться с миром, который так презирал их. — Да, — ответила волчица, оглядываясь. — Они живут в стороне от мира, потому что общество их презирает. Вот почему они учатся выживать вместе. Одинокие волки — это воины, сражающиеся сами с собой. Стая — это сила, которая защищает их всех. — Но они подчиняются Темному лорду, — прошептал Ремус. — Ты тоже. Было больно. Помнить об этом. Вспоминать об эмоциях монстра, когда тот причинял боль. Артемида еще не отправила его на задание. Но это произойдет. И Ремус боялся снова потеряться в жестокости волка. Но он также ненавидел волнение, которое вызывало у него желание испытать себя, проверить степень силы зверя и то, какой хаос он сможет создать теперь, когда темная магия так точно отвечала его желаниям. Она почувствовала его беспокойство. — Ты в стае, Ремус, — прошептала волчица, прижавшись лбом ко лбу мальчика. — Ты наш. И с этого момента… ты с нами. Ремусу хотелось ей верить. Но Фенрир Сивый нашел его.