Sonata nocturna//Ночная соната

Первый год.

Сириус вспомнил первую поездку на поезде в Хогвартс. Люди смотрели на него. Они всегда смотрели на него. Он был Блэком. Он был наследником самого благородного магического дома Великобритании. Он был заложником желаний убийц, темных магов и монстров. Он ненавидел то, как они на него смотрели. Восхищались чистотой его крови, дрожали перед могуществом семьи. Мальчик испытывал презрение к тем, кто ожидал, что он станет таким, каким пожелают видеть его родители. Он вошел в вагон, избегая взглядов и думая о том, как сильно ему хочется доказать, что он будет отличаться от других Блэков. Он и представить себе не мог, что вот-вот найдет семью, которую полюбит на долгие годы жизни.

***

Нюниус ушел, когда его обозвали напыщенным придурком. Лили Эванс пошла за ним, но прежде бросила неодобрительный взгляд на каждого парня в купе, ее лицо покраснело от ярости, и девочка обозвала их идиотами. «Пусть они уходят», — подумал он. Не имеет значения. Сириус Блэк был восхищен Джеймсом Поттером. Он был первым человеком, которого он знал, который сиял, потому что Джеймс был человеком воспитанным в любви и доверии. Джеймс Поттер напоминал ему Питера Пэна, а они были его потерянными детьми. Джеймс Поттер напоминал ему крепкий и величественный дуб, на котором можно стоять. Джеймс Поттер напоминал ему мечту, это было то, что он всегда искал, — постоянство, безопасность и признание. Он полюбил его с самого начала. — Мы будем лучшими друзьями, — сказал Джеймс, и это прозвучало так искренне, что Сириус счастливо улыбнулся. — Мы все будем лучшими друзьями! — воскликнул Питер с покрасневшим лицом. Он услышал презрительное фырканье. Ремус Джон Люпин пристально смотрел в окно. — Обещания глупы, — ядовито пробормотал он. Ремус отличался от них. В нем не было той теплоты, которую излучал Джеймс Поттер, которая заставляет вас поверить, что вы можете доверять ему вечно. У него не было той неуверенности Питера Петтигрю, который сомневался во всем вокруг. Он также не был тем, кто прятался в бунтарстве, как Сириус Блэк, чтобы скрыть, насколько он был напуган. Нет, он был не таким, как они. Но Сириус что-то почувствовал. Интригу. Ремус Джон Люпин был агрессивным, наглым и пугал Питера. Сириус был очарован им. Джеймс Поттер и Питер Петтигрю проигнорировали его и заговорили о команде Гриффиндора по квиддичу. Но Сириуса Блэка никто из них не интересовал. Он потерялся в Ремусе Люпине. У Ремуса Люпина было жесткое отношение к жизни. Он был тем, кто ожидал худшего в мире и жестоко улыбался из-за этого. Как будто уже ничто не могло его разочаровать. Как будто ничто не могло причинить ему вреда. И все это очаровывало Сириуса. Он следил взглядом за каждым его движением, заинтригованный вызывающей аурой вокруг него, как будто Ремус Люпин ждал нападения. Заинтригованный тем, как ядовито он выплевывал его имя, презирая фамилию. Заинтригованный тем, как он смотрел на него, из-за чего мальчик чувствовал себя потерянным. Что-то инстинктивное подсказывало ему, что Ремус Люпин опасен. Но Сириус был взволнован этим чувством. — Люпин, — позвал он. Ремус посмотрел на него так, словно хотел ударить. И Сириус самодовольно улыбнулся. «Пусть попробует», — подумал он. Ему хотелось быть его другом. Он хотел с ним познакомиться. Мальчик хотел услышать, как он произнесет его имя. — Блэк. Его сердце вздрогнуло от презрительного звука. Он все еще не знал, что означает его интерес к Ремусу Люпину. Но хотел это выяснить. — Почему Слизерин такой плохой? — спросил мальчик, нахмурившись, словно его беспокоило то, что он не знает. — В Слизерине учились все самые известные темные маги, — сказал ему Сириус. — Это факультет полный убийц и помешанных. Моя семья в этом разбирается. Он хотел, чтобы мальчик знал. Что означала его фамилия. Что означало тяжесть этого наследия. Каждый из Блэков принадлежал Слизерину. Потому что они были обречены на проклятие из-за своей чистой крови. — Если это правда, то почему он все еще существует? — Ремус не испугался. — Традиция. Все глупое и злое в волшебном мире непременно связано с традициями. Старые семьи хотят все контролировать. Многие волшебники из старых семей до сих пор состоят в Слизерине. Все они — кучка одержимых властью идиотов. — Сириус поморщился. Блэки олицетворяли все это. Благородная семья, чистокровные, одержимые традициями, темной магией и властью. На протяжении всей жизни ему внушали, насколько ценной и важной была власть, дарованная ему принадлежностью к Блэкам. Они могли бы многого достичь. Они могли захватить мир, если бы захотели. Но Сириус презирал их всем своим существом. Потому что он был обречен следовать своему наследию. Потому что он был Блэком, он был старшим сыном, и он был проклятым наследником. Он был обязан стать тем, кем они хотели. Если только он не сбежал. — Есть много людей одержимых этими глупостями, но мы такими не будем, Люпин, — улыбнулся Сириус. — Я буду первым Блэком, кто это изменит. И мы сможем стать друзьями в Гриффиндоре. Вот увидишь, нам будет весело. Он отчаянно хотел вырваться из-под контроля родителей. Отчаянно хотел принадлежать Гриффиндору, где были герои и храбрецы. Он отчаянно хотел изменить свою судьбу. Вот почему он решил попасть в Гриффиндор. Это был единственный способ нарушить традицию, которая была. Его родители не могли противоречить словам шляпы. «Они могут попытаться», — напомнил ему горький голос в голове. — Они всегда будут пытаться сделать тебя тем наследником, которого хотят. — Однажды Андромеда крепко обняла его, смахивая яростные слезы с его прекрасного лица, чтобы посмотреть на Сириуса. Он знал. «Но это не имеет значения, — было сказано себе. — Как только меня отправят в Гриффиндор, станет ясно, что я не такой, как они». Что он никогда не сможет быть таким, как они. С тех пор как Андромеда ушла, Сириус решил, что сделает то же самое. Он долго грустил из-за ее отсутствия. Иногда он приходил в ярость из-за того, что ее больше не было рядом с ним, когда обеды были душными, когда наступала боль из-за наказания, которое он получил за защиту Регулуса, или когда ему нужно было поговорить с кем-то, кто понимал, как сильно он хотел исчезнуть. Он цеплялся за последний магловский подарок, который она дала ему в качестве утешения, чтобы выжить среди Блэков. Но в глубине души он знал, почему ей нужно было сбежать. Они убьют ее, если она вернется домой, убьют за то, что она влюбилась в грязнокровку, убьют за то, что она опозорила фамилию Блэк. Когда он это понял, он решил, что тоже сбежит. Но сначала он так разочарует фамилию Блэк, чтобы родители не захотели его искать. Регулус этого не знал. Он был молод, наивен, и он остался один в особняке. Он не мог рисковать, потому что они причинили бы Регулусу вред, просматривая его воспоминания. Андромеда научила его основам отвлечения кого-либо, он и близко не был окклюментом, потому что его эмоции были слишком бурными, но его дорогая кузина дала ему все необходимое, чтобы защитить себя. У Регулуса этого еще не было. И ему это пока не было нужно. Потому что Регулус был умнее его, он мог угодить своим родителям, чтобы избежать наказания, он мог играть наследника, чтобы нести бремя, которое они оба разделяли. «Ему не нужно знать о плане побега», — сказал он себе. Он отправится в Хогвартс, выучит все, что сможет, станет лучше всех, а когда достигнет совершеннолетия, он заберет брата из особняка. Они оба уйдут, потому что, сколько он себя помнил, они были вдвоем против темного мира, сколько он себя помнил, Сириус брал на себя самые страшные наказания, чтобы защитить его, потому что защита Регулуса была единственным, что имело смысл для него, чтобы все еще терпеть пытки родителей, чтобы все еще нести тяжесть короны принца Блэка и осуждение своей чистокровности, наполненной глупыми, удушающими обязательствами. «Они оба сбегут», — пообещал он себе. Но пока он не мог этого сделать. Перед тем как покинуть особняк, он подошел к проклятому домовому эльфу. Он ему не нравился. Он никогда не нравился ему раньше. Потому что тому слишком нравилось, когда он кричал от боли. Но он был единственным их союзником, пока Сириус учился в Хогвартсе. — Кикимер, — решительно произнес он. — Я приказываю тебе сделать все возможное, чтобы Регулус выжил. Ты сделаешь все возможное, чтобы с ним все было в порядке. Ты станешь его самым верным союзником. — Как пожелает, молодой господин Блэк. Он надеялся, что этого будет достаточно. Но он знал, что его родители были чудовищно жестоки. Когда шляпа распределила его в Гриффиндор, Сириус Блэк был напуган тем, как отреагируют родители. Потому что он мог быть высокомерным и говорить, что собирается стать революционером в семье Блэков, но ему было одиннадцать лет, и он слишком много раз видел, какими ужасными могут быть его родители. Его кузины смотрели на него из-за слизеринского стола, когда он подошел к шляпе. Холодный взгляд Цисси. Презрительная улыбка Беллы. Это слишком напоминало ему о том, когда он в последний раз видел Андромеду. Когда каждый из них думал о том, как Блэки используют свою власть, чтобы мучить их, и что никто не сможет возразить им, спасти их или остановить, даже если родители доведут их до грани смерти. Иногда ему до сих пор снились сны о том, как они ломали кости Андромеды. Крик, который леденил его кровь, когда ее проклинали, эхом отдавался в ушах. Взгляд потерянный в невыносимых страданиях. Они сломали ее кости, потому что она презирала кровь. Потому что не принимала предложение руки и сердца от Розье. Потому что она любила грязнокровку, хотя они еще этого не знали, они что-то предчувствовали, предчувствовали, что Андромеда их предаст. Сириус был парализован, когда увидел, как его тетя и дядя напали на нее за семейным ужином. Нарцисса держала Регулуса за руку с такой силой, что его удивило, что Регулус не жаловался на боль. Беллатриса сурово посмотрела на свою сестру с легкой гримасой подразумевающей, что она в ярости. А Сириус терялся в своих чувствах. Отчаянное желание помочь ей, парализующий страх, заставляющий его колебаться, уверенность в словах Андромеды, когда она снова и снова предупреждала его не вмешиваться в ее дела, прошептанных перед ужином. Он чувствовал, как в его сердце разгорается огонь ярости. Он хотел убежать от них всех. Но он также боялся того, что произойдет, если он действительно это сделает. «Я вижу сильную жажду доказать, что ты отличаешься от своей семьи, — сказала ему распределяющая шляпа. — Эта решимость сделает тебя хорошим слизеринцем». Его сердце болезненно билось. Это было то, чего от него ожидали. «Достойный наследник Блэков», — с горечью подумал он. «Ты храбрая душа, — сказала ему шляпа. — Яркий, талантливый и смелый. И ты безумно предан… ты отдал бы свою жизнь за тех, кого любишь». «Да», — подумал он. Потому что было бы невыносимо жить без причины, за которую нужно бороться. Андромеда терпела это ради своих сестер и ради них в течение многих лет, пока не сбежала. Сириус терпел это все это время из-за Регулуса. Без него ничего не имело бы смысла. Он никогда не простит себе этого, в этом он был уверен. «Да, вы не найдете лучшего места, чем…» — ГРИФФИНДОР! Весь зал хранил молчание. Первый Блэк, который нарушил традиции дома Слизерина. «Я едва поступил в Хогвартс и уже все испортил, — подумал он с иронией. — Поздравляю, Сириус, этого никогда не забудут». Его кузины смотрели на него с глубоким ужасом. Сириус содрогнулся при мысли о том, что сделали бы его родители. Прибудут ли они на следующее утро в Хогвартс устроить скандал? Каждый Блэк принадлежал Слизерину до тех пор, пока он это не разрушил, смогут ли они заставить школу отправить его в Слизерин, несмотря на решение шляпы? Или они почувствуют себя настолько униженными, что отправят Сириуса в Дурмстранг? Он не хотел об этом думать. Что, черт возьми, он натворил? — Ты. — Лили Эванс подошла к нему, когда ее распределили в Гриффиндор, и, увидев его, нахмурилась. — Ты, — повторил Сириус, все еще чувствуя, как его кровь стынет от страха. Но он всегда был склонен к провокациям. Это было то, что заставляло Регулуса смотреть на него прищура глаза и бормоча, что он идиот. — Красный тебе идет. — Лили Эванс улыбнулась ему. — Спасибо, рыжая. — Сириус почувствовал такое недоумение, что на мгновение рассмеялся. Его сердце начало биться менее болезненно, пульс замедлился, а затем его взгляд встретился со взглядом Ремуса Люпина. Взгляд, который говорил: чего ты так боишься, придурок? Сириус состроил гримасу. «Смешной и глупый Ремус Люпин», — подумал он. Но он был прав. Сириус хотел именно этого. Он сказал ему об этом в поезде, сказал, что станет первым Блэком, который изменит ситуацию и будет презирать силу своей фамилии. Он стал первым Блэком, который не принадлежал к Слизерину. Это должно было означать что-то важное. Может быть, он отличался от своих родителей, Блэков и монстров своего детства. На его мантии были алые и золотые цвета Гриффиндора. Этого было достаточно? Шляпа сказала ему, что она видит в его сердце ярость и глубокую преданность. Но было ли это правдой? Или он сказал ему только то, что он хотел услышать? Могло ли этого быть достаточно, чтобы стать Гриффиндорцем и гордиться своим факультетом? «Так и будет», — пообещал он себе, наблюдая, как Ремус подходит к шляпе. Ему очень хотелось принадлежать к ним, иметь место, где убеждения его родителей не могли бы повлиять на него, где он мог бы завести друзей, а не устанавливать стратегические связи ради крови. Но все это было неважно. Сириус будет дружить с этими мальчиками. И, возможно, он наконец поймет, почему Ремус Люпин казался ему таким важным. Потому что Ремус будет… — Слизерин! — объявила шляпа. Ремус Люпин принадлежал к дому змей. Он нахмурил брови. Почему? Он почувствовал неприятное чувство зависти. «Почему он, а не я?» Он этого не понимал. Он был чистокровным. Он был Блэком. Единственное, чего от него ожидали — это быть Слизерином. Даже Андромеда, самый крутой человек во вселенной Сириуса, была Слизеринцем, а он — нет. — Змея, — презрительно сплюнул он, увидев, как мальчик щеголяет в цветах факультета. — Пошел ты. — Ремус с отвращением посмотрел на него. Сириус поморщился. Это было не то, что он имел в виду. Но он был там. Зависть переполняла его, как яд. Когда наступила ночь, Сириус почувствовал такую сильную боль в груди, что ему показалось, что он умирает. В мыслях он видел недовольное выражение лица Вальбурги Блэк. — Ты чертовски отвратительная ошибка, — повторяла она ему снова и снова на протяжении последних нескольких лет. И теперь он знал, что это было так. Потому что он был гриффиндорцем. Сириус хотел закричать, но не мог. Единственное, о чем он мог думать, это о том, что он умирает, умирает, и, возможно, это к лучшему. — Сириус! — закричал Питер. — Нам нужно идти за МакГонагалл! — Нет! — сердито рявкнул на него Джеймс. — Перестань быть идиотом. Ты не пойдешь за МакГонагалл. Мы не сделаем этого с Сириусом в его первую ночь здесь. — Но… — пробормотал испуганный мальчик. — Нет, — повторил Джеймс, на этот раз менее резко. — Просто… просто попробуй сходить на кухню за чем-нибудь с сахаром. — Иду! Я не знаю, где находятся кухни, но я обещаю тебе, что вернусь с чем-нибудь! — сказал он, прежде чем исчезнуть. Сириус не мог дышать. — Проклятие, что это было за заклинание? Glacius! — Джеймс Поттер стоял рядом с ним, держа стакан с водой у его кровати. Стакан был покрыт тонким слоем холода — недостаточно, чтобы замерзнуть. Но этого было достаточно для Джеймса, который приставил его к шее Сириуса. Сириус подавил крик от холода. Но он не боролся с этим чувством. В глазах стояли слезы, грудь сдавливала боль, а легкие горели от нехватки воздуха. Джеймс Поттер оставался рядом с ним, пока тот медленно приходил в себя, направляя его, возвращая к ним, прося сосредоточиться на ощущениях, на звуке голоса, на том, как он дышит. И когда Сириус действительно вернулся, Джеймс Поттер крепко обнял его. — Ты в порядке, Сириус. Ты в порядке. Ты со мной. Джеймс оставался рядом с ним, даже будучи незнакомцем, потому что он был из тех идиотов, которые не могут не помогать другим. Он оставался рядом с ним, даже когда Сириус плакал, потому что не понимал, что происходит. И он оставался рядом с ним еще долго после того, как Питер вернулся рано утром с пирогом, потому что не знал, что еще принести с кухни. Джеймс Поттер остался рядом с ним, и Сириус любил его за это. — Пит, перестань вести себя так, будто Сириус умирает, — ворчал Джеймс на следующий день, когда они завтракали. — Но это может случиться снова! На этот раз я буду готов. Честно говоря, я не допущу, чтобы с тобой случилось что-то плохое, Сириус. — Мальчик нахмурился, но отложил свою книгу о волшебных лекарствах и обо всем, что нужно знать. Это тронуло его. Это был первый раз, когда кто-то, кроме Дромеды или Реджа, заботился о нем. И это было хорошо. Это было странно, но в хорошем смысле. — О, я чувствую себя любимым. — Сириус улыбнулся. — С этого момента ты один из нас. У нас есть правило: никто не сможет разлучить нас. — Джеймс провел рукой по плечам мальчика. — Это дружба на всю жизнь. — Питер кивнул. «Как проклятие», — весело подумал Сириус. Но он был взволнован. Ради них. Ради него. За то, что он был частью чего-то. — Второе правило? — спросил он. — Ты мог бы меньше тратить времени на ванну, — сказал Питер, накладывая себе на тарелку еще одну порцию. — Я никогда не уступлю в этом. — Хорошо, второе правило заключается в том, что мы должны прийти к согласию между всеми, чтобы принять следующие решения. — Джеймс вздохнул. — И придумать название, — напомнил Пит. — Потому что Джеймс и группа — худшее имя в мире. Сириус кивнул. Разум Сириуса Блэка был заполнен домашними заданиями, уроками, учебой и друзьями. Он был блестящим учеником, как и говорила шляпа. МакГонагалл улыбалась им, преисполненная гордостью, когда видела, как быстро они продвинулись в магии. И это заставляло Сириуса чувствовать себя очень хорошо. Его родители не явились для того, чтобы устраивать скандал. Но МакГонагалл позвала его к себе в кабинет. В первую неделю занятий пришло много громковещателей, а также враждебных писем от родителей учителям, особенно Дамблдору. Сириус был удивлен, что его не отправили в Дурмстранг. — Я сказала директору, что не приму вашего исключения из школы как человека, подающего такие надежды, мистер Блэк, — сказала ему МакГонагалл. — Почему? — спросил Сириус, ожидая услышать, что это из-за того, что он испорченный принц Блэк. Из-за его фамилии, из-за его крови. — Потому что ты Гриффиндорец, — ответила она с улыбкой. — Ты находишься на моем попечении, и ты ценный ученик для этой школы. — А что если шляпа ошиблась? — осторожно спросил он. — Шляпа никогда не ошибается, Сириус Блэк, — ответила она более суровым тоном. — Я могу тебе это гарантировать. Сириус провел много ночей, думая об этом. Вечерами Джеймс находил его сидящим на краю окна, а сам мальчик садился на полу, прислонившись спиной к оконной раме, составляя ему компанию. — А что если она ошибается? — Ты один из нас, Сириус. Что бы ни случилось или что бы ни сделали твои расстроенные родители… ты будешь одним из нас. — Джеймс посмотрел на него. — Почему? — Потому что ты мой друг. — Поттер улыбнулся. Он не понимал, как простые слова Джеймса могли так тронуть его и придать смысл самым абсурдным вещам в его голове. — У тебя низкие стандарты для друзей. — Нет, я думаю, что я сделал правильный выбор, — возразил Джеймс с сияющим видом. — Ты просто дурак. — Ты тоже. Я думаю, что это часть нашего природного обаяния. — Джеймс рассмеялся. Сириус улыбнулся, глядя в окно. На небе сияла полная луна. Письмо от его родителей пришло только в октябре. Письмо, в котором они уведомляли его о позоре и унижении, которое они испытали из-за него, с единственной просьбой не продолжать пятнать фамилию Блэк своим слабым характером, отсутствием решимости и отвратительным поведением. Сириус быстро усваивал уроки, почти без усилий. Внутри он чувствовал потребность проявить себя, и поэтому брал книгу за книгой заклинаний из библиотеки, продвигаясь в своих исследованиях. Потому что он все еще яростно думал о том, что ему нужно быть лучше, чтобы иметь возможность забрать Регулуса из дома родителей. Он был хорошим учеником, люди вокруг него, казалось, были счастливы, что он с ними, и он не попадал в неприятности. Но этого было недостаточно. Этого никогда не будет достаточно. Письмо родителей зажали в Сириусе яростную злобу. И что разозлило его больше всего, так это слова, объясняющие, что Регулус настолько разочарован в некомпетентном брате, что не будет отвечать на его письма. Сириус сказал себе, что это ложь. Что Регулус не стал бы так себя вести. Но были сомнения. Он по-прежнему не получал ответов на свои письма. Он не получил ни одного письма от Регулуса Блэка за весь этот год. И потребуются годы, чтобы понять истинную причину. Потому что в тот момент Сириус мог думать только о том, что Регулус тоже бросил его, и это причиняло боль больше, чем любое наказание, которое родители могли причинить ему. Он сжег письмо своей палочкой. И он решил, что устал молча страдать. Он хотел создать хаос. Достаточно хаоса, чтобы не оставаться наедине со своими мыслями. Он хотел создать такой хаос, чтобы люди перестали видеть в нем опального принца и смотрели на него, как на Сириуса, как на личность, как на нарушителя спокойствия. Именно в тот день он услышал, как кто-то назвал Лили Эванс грязнокровкой. — Mordeo! — выкрикнул он проклятие. — Тебе не нужно было меня защищать, — пожаловалась девушка с угрюмым выражением лица. — Ты хоть понимаешь, как оскорбительно то, что он тебе сказал? — Сириус удивленно посмотрел на нее. — Так называют маглорожденных, не так ли? Это глупо, и мне все равно. — Лили колебалась, прежде чем ответить. — Мне не все равно, — сказал Сириус, скрестив руки. — Это подло. И это неправильно, когда тебя унижают только потому, что ты не считаешь это важным, Эванс. — Почему они одержимы кровью? Я все еще не понимаю этого. Я такая же хорошая ведьма, как и ты, черный принц. — Девушка вздохнула. — Но для них этого недостаточно, — ответил Сириус с огромной обидой на парня, который оскорбил ее, на каждого из людей, которые были похожи на этого слизеринца, которые были похожи на его родителей. Он подумал об Андромеде, влюбившейся в грязнокровку. Он подумал о своих родителях, повторяющих снова и снова, что они были отклонением, угрожающим магии. Он подумал о каждом из тех одетых в изумрудное мальчиков, которые с презрением смотрели свысока на таких людей, как Лили Эванс — девочку, которая старалась больше них над домашними заданиями. Каждый день, когда он возвращался в общую гостиную, Сириус находил ее за горой книг. Каждый раз, когда она отвечала на вопрос в классе, она гордо улыбалась, когда отвечала правильно. «Но этого было недостаточно для них», — повторял он в уме. Возможно, этого никогда не будет достаточно. Это было глупо. Очень, очень глупо. — О, нет. У тебя такой взгляд. — Какой взгляд, Эванс? — Сириус улыбнулся. — Взгляд человека, который хочет создать проблемы, — сказала девушка, качая головой. — Блэк, не проклинай никого. — Я не могу этого обещать, — признался он, подумав. — Мне нравятся неприятности. — Хорошо. Я сделаю вид, что ничего не видела. — Лили Эванс вздохнула. Она начала отдаляться. — Кстати, спасибо. — Прежде чем уйти, Лили обернулась. — За что? — За то, что защитил меня, — ответила девушка. — Но больше так не делай. Я умею позаботиться о себе, Блэк. Когда Сириус пришел в свою комнату, он увидел Джеймса и Питера, готовящихся к защите от темных искусств. Они с интересом посмотрели на него, когда мальчик вошел. Он был уверен, что у него была безумная улыбка. — В чем дело, приятель? — Мы собираемся отомстить Слизерину, — сказал он им. — Я с тобой. — Питер колебался. Но Джеймс все понял и улыбнулся. Быть Блэком в Хогвартсе было непросто. Люди смотрели на него. Они всегда смотрели на него. Это был проклятый опальный принц. Вот почему он любил шутки. Если люди собирались смотреть на него со страхом или ненавистью из-за его фамилии, это, по крайней мере, дало бы им повод увидеть его. Они потратили недели на совершенствование заклинания, которое могло бы унизить их так, как они хотели. Они ходили в библиотеку и обратно по ночам, используя мантию-невидимку Джеймса. Они брали столько книг, сколько могли, чтобы продвинуться в своих занятиях и понять, как соединять заклинания и распространять их. Именно из-за книг они и получили свое название. — Кто там бродит, миссис Норрис? Питер издал пронзительный визг. Сириус прикрыл его рот рукой, пока Джеймс прижимал их к стене, когда появилась чертова кошка Филча вместе со своим владельцем и мадам Пинс. — Мародеры, — выплюнула ведьма. — Книжные воры. Вот кто они. Всем троим нравилось быть мародерами в конце концов, они возвращали книги, когда находили то, что искали. — Джеймс и группа были хорошим названием. — Это было ужасно, — ответили Сириус и Питер одновременно. — Друзья, — объявил Сириус с самодовольной улыбкой, — отныне мы будем мародерами. — Мы устроим розыгрыш на Хэллоуин, — сказал Джеймс, глядя на свитки, которые были разложены на кровати мальчика. — Это темный праздник, — с гримасой пожаловался Сириус. — Мне не нравится идея празднования темной магии. — Лили говорит, что на Хэллоуин маглы ходят за конфетами, наряжаются и шутят. Я думаю, это то, что мы делаем, не так ли? Мы будем есть сладости на банкете, шутить и… — Питер нахмурился. — Костюмы? — Эй, это может быть что-то наше. — Джеймс улыбнулся. — Праздновать Хэллоуин вместе? — спросил Сириус, подумав. — Почему бы и нет? — улыбнулся Питер, рассматривая один из свитков. — Твой день рождения почти на Хэллоуин. — Третьего, — повторил парень. — Тогда мы можем продлить наш Хэллоуин, — с энтузиазмом сказал Джеймс. — Это было бы весело. И это первый день рождения мародера. Это, должно быть, самое важное событие года, Сириус Блэк. — О, да, это, должно быть, великовато для его величества Блэка. — Питер насмешливо улыбнулся. — Принц темной магии, — продолжал Джеймс, вставая с кровати. — Наше чистокровное преосвященство. — Питер сделал глубокий поклон. — Вы идиоты, и я вас очень ненавижу, — пожаловался Сириус, подавляя веселую улыбку. Он любил их. Они знали о письмах. Они знали, что его родители не хотели, чтобы он вернулся на Рождество. Они знали, что Сириус изо всех сил старался скрыть, как ему больно или страшно быть Блэком. Люди смотрели на него, куда бы он ни шел, ожидали от него чего-то, снова и снова размышляли о том, кем бы он стал. Это был молодой наследник. И он был опальным принцем. Но этих парней не волновали такие вещи. Его фамилия, семья или кровь. Они смотрели на него. И поэтому он их любил. — С днем рождения, — прошептали они, прежде чем проклясть всех первокурсников Слизерина заклинанием молчания. Сириус вздрогнул. Это было одно из любимых проклятий его родителей. Они часто использовали его на нем и Регулусе, когда те делали что-то, что им не нравилось. Но, используя это, проклиная слизеринцев… он почувствовал, что снова обрел свой собственный голос, свою собственную силу, свое собственное чувство того, почему он был там, где он был. Он был гриффиндорцем. И он защищал то, во что верил. Статус крови был полной глупостью. — Так вы лучше подумайте, прежде чем говорить, — взволнованно произнес Джеймс. — Это были вы, — обвинила Лили, когда они вернулись в общую комнату. Ее обычная башня из книг была разбросана на полу у камина, где Марлин Маккиннон и Мэри Макдональд внимательно их рассматривали. — У тебя нет доказательств, — пискнул Питер. Она прищурила свой взгляд. Сириус и Джеймс улыбнулись. — Вы начали войну. — Мы защищаем честь Гриффиндора. — Это глупо. Вы только усугубляете соперничество между факультетами. — Эванс, — сказал Джеймс. — Что? — Девушка приподняла одну бровь. — Ты прекрасно выглядишь, когда злишься, — улыбнулся парень, а на его щеках появился легкий румянец. — Ты идиот, Поттер. — Лили Эванс с силой захлопнула свою книгу.

***

— Что происходит между тобой и Эванс? — спросил Сириус однажды вечером. — Я женюсь на ней, — улыбнулся Джеймс. — Вот увидишь. — Да, я думаю, твои очки сломались. Ты не видишь, как сильно она тебя ненавидит. — Сириус рассмеялся. — Это часть нашей истории любви, — вздохнул Джеймс. — Да, в твоих снах, — пробормотал мальчик. — Вот увидишь. Она та, кто нужна. — Парень улыбнулся в потолок. Сириус подумал, что, возможно, Джеймс сошел с ума после изучения стольких комбинаций заклинаний, но что-то в мечтательном тоне Джеймса заставило его поверить, что, возможно, он был прав. Джеймс Поттер за короткое время стал для Сириуса другом, братом, родственной душой. Он был умным, веселым и чертовски преданным. Он думал, что Джеймс из тех людей, которые живут своей мечтой и имеют счастливый конец. Потому что Джеймс был таким человеком, который заслуживал счастья. — Да, наверняка через тысячу лет. — Он улыбнулся в темноте. — Идиот, — рассмеялся Джеймс, прежде чем ударить его подушкой. Они предполагали, что будет возмездие. Старшие ученики были недовольны тем, что их новичков унижали. И в подземельях бродило много темной магии, Сириус вырос в доме, окруженном темными магами, он мог это почувствовать. Он думал, что первым нападет Северус Снейп. У него было что-то против них с самого поезда. И это усугубилось, когда их с Лили Эванс распределили на один факультет. Если он видел, что они задают ей вопрос, вместе идут на занятия или сидят по одну сторону стола во время трапезы, Северус Снейп смотрел на них с ненавистью. Это очень раздражало. Но именно Ремус Люпин отыгрался на них, отправив их в полет, надутых, как воздушные шары, неспособных даже схватить свои палочки. — Посмотрите на последствия вашего раздутого эго. — Ремус жестоко улыбнулся. Сириус Блэк ненавидел его больше всех на свете. Ремус Люпин был слизеринцем. И он был талантлив, хотя и старался это скрывать. Сириус наблюдал за тем, как он с легкостью произносит заклинания, принимая каждое из своих наказаний за несданные домашние задания, как будто он был слишком умен, чтобы тратить время на такие глупости, как домашние задания, в то время как сам мальчик боролся с каждым из них. Он ненавидел его. Он ненавидел безразличную манеру, с которой тот смотрел на него. Он ненавидел, как легко тот их унизил. Он ненавидел эту жестокую улыбку, о которой он еще долго будет думать. Пару месяцев спустя Ремус превзошел его в Чарах, и Сириус Блэк решил, что в мире нет человека, который разозлил бы его больше, чем Ремус Люпин. Он был настоящим слизеринцем. Он был злым, жестоким и опасным. И Сириус так сильно ненавидел его за все это. — Блэк, — насмешливо сказал мальчик, — почему ты еще не в Дурмстранге? — Потому что ты бы слишком по мне скучал, — презрительно ответил Сириус. И этот взгляд. Клянусь Мерлином, как он презирала этот взгляд Ремуса. Этот взгляд, который заставлял его чувствовать, что он играет с проклятым огнем, который может поджечь все. «Проклятый и презренный Ремус Люпин», — с ненавистью подумал он.