SMOLiiN BRUN FUS (Страсть приносит Силу)

      Саундтрек: Fight Club - Lorne Balfe - OST Assassin's Creed III                    Аэнгару доверили ответственное задание по проникновение в поместье Златоцвет. Хотя, выглядело это всё так, что эльфа толи удостоили сложным заданием, толи отправили на смерть, желая посмеяться над ним.       Хотя, босмер назвал бы эту самоубийственную прогулку на медовые поля ещё одним аэдровым проклятьем.       И как выразился бы его старый учитель: «Ты двигаешься в зловонное дерьмо, мальчик. Разве ты не чувствуешь, что тонешь в нём?»       И если удача благоволила ему в воровстве документов, денег и одной золотой статуэтки и Аэнгар не попался ни одному наёмнику и даже не убил предыдущего хозяина Златоцвета, когда тот начал носится по дому и поднимать тревогу, то прилетевший невесть откуда дракон определённо не был посланником Госпожи Удачи.       Аэнгар торопится, забывает, что в открытом бою не может выстоять и минуты, но когда крылатая тварь замораживает под собой всё до состояния хрупкого льда — деваться некуда. Когда от размашистого удара хвоста летят замороженные части тела наёмников, Аэнгар пригибается и прячется за валунами, боясь попасть под ледяной снаряд. В запасе около полусотни стрел и быть может, выстрел в глаз крылатой твари поможет эльфу снискать слову второго драконоборца?       Но когда на поле боя является норд, орущий на древнем языке крылатого чудища, а вместе с ним нордка, подрубающая сухожилия задних лап дракона, Аэнгар смелеет. То, что местная легенда явилась час нужды, напоминает ему о том, что у Госпожи Удачи разные формы проявления.       Босмер находит нужный момент, чтобы сбежать, успев отправить в дракона два десятка стрел. Ещё пара стрел летит в дракона и тот, разъярённый, машет головой, испуская из своей пасти потоки морозного бурана, след от которого замораживает воду озера, создавая скользкую тропинку. Аэнгар же прыгает в озеро и скользит по льду в тот момент, когда глыбы льда подрываются где-то позади него и сосульки врезаются в икры стальными иглами. Кровь яркими, алыми пятнами растекается по льду, пока ноги Аэнгара, онемевшие от холода, не слушаются его.       От мороза кровь стынет в жилах, сердце стучит медленней, весь мир замедляется и Аэнгар плывёт куда-то к берегу. Куда-то далеко, не чувствуя ног, руками подгребая воду под себя, чтобы не утонуть.       Краем глаза босмер замечает, как вода рябит, и плавники рыб-убийц стремительно приближаются к истекающей кровью жертве.       И что самое смешное, Аэнгар волнуется, что мешок с документами полностью промок и задание считай, не выполнено. Так идеально выполнить работу у него ещё никогда не получалось.       Однако дракон взлетает с тем безумным нордам на шее и ревёт, как дикий и безумный зверь, поддавшийся ярости.       Аэнгар же трясётся от холода, когда тень накрывает его. Оглушительный рёв, за ним плеск воды и крик, а когда грязная рифтенская вода попадает в глаза, в мутном образе перед собой он видит упавшего в воду дракона и норда, вцепившегося в рога ящера.       От страха Аэнгар из всех своих сил поплыл к поверхности, не обращая внимания на испуганных рыб-убйиц. От дикого крика дракона из которого под водой расходилась ударная волна, заболели уши. Дракон, подобно морскому змей, извернулся и рванулся перёд, выбрасывая на берег свою длинную шею, пытаясь сбросить с морды надоедливого норда, исполосовавшего змеиный облик вдоль и поперёк.       Здесь, у тракта, проходившего рядом с берегом, дракон поднимается, преисполненный злость. Его жёлтые глаза горят гневом и ненавистью к смертным. Под тенью крылатого ящера эльф и норд лежат, отхаркивая кровь и воду озера, попавшую во время опасного и неожиданного погружения.       Аэнгар не в силах нанести существенный урон дракону, что медленно готовится заморозить своих жертв. Мер перед глазами плывёт, но в одно эльф видит чётко.       Ворон у недалёкого валуна сидит и смотрит на него. Ворон, не испугавшийся дракона. Ворон, что смотрит на Аэнгара своими блестящими глазами. Ворон всего лишь качает головой, будто просит Аэнгара оглядеться, найти способ ударить.       И вор находит этот растреклятый способ.       Меч норда не до конца вошёл в шею дракона. Он болтается на окровавленных чешуйках, пока дракон подводит свою змеиную морду ближе, чтобы разом перекусить норда, трясущегося от злости. Довакин кричит что-то на языке драконов, из его рта вырывается пламя и этого хватает, чтобы дракон извернулся, задрожал, пригнул шею, чтобы Аэнгар схватил меч, выдернув его из шеи крылатой твари.       Как только у вора хватило смелости, чтобы подняться на ноги и бросить меч Довакину? На этот вопрос Аэнгар вряд ли ответит.       Воин не трудно перехватить меч. Не трудно добить дракона, по самую рукоять вонзая меч в глаз крылатого чудища.       И что для Аэнгара удивительно, Довакину, пришедшему из легенд, не трудно доставить вора в Рифтен. И не сдать его страже, а отнести в таверну, позволив вору отлежаться в старой комнатке.       С того дня прошла почти неделя.       Изнурительная, тяжёлая, полная работы, удачных дел и неудачных дней.       Аэнгар вспомнил о Довакине на пути в Вайтран. Пока Гильдии покровительствовала Мавен Чёрный Вереск — воровское братство жило. До Мавен, властной, терпеливой и гордой красавицы в годах, дошли истории о том, как эльф с золотыми волосами помог Довакину побороть дракона на берегу рифтенского озера.       Дракон для Мавен — неожиданность и кажется, все гневные слова, что она говорит за чаркой вина ни как не задевают Аэнгара. Наоборот, эльф слышит в голосе госпожи Мавен уверенность — раз он выжил при нападении дракона, значит, что он не такой, как те бедолаги и доходяги, которых раньше находил Бриньольф.       Потому Мавен даёт эльфу задание. Потому что Аэнгар смелеет после битвы с драконом. Настолько, что не называет Мавен своё имя, а отмалчивается, внимательно слушая наказ последнего шанса гильдии держаться на плаву.       И пока лошадь везёт босмера в холд равнин и наследников Исграмора, Аэнгар думает. Думает об имперском антикваре, о госпоже Мавен, размышляет о том, что старик Делвин и мастерица Векс сговорились, раз наметили чёс и взлом в одном владении.       Но так же босмер вспоминает Довакина и слухи о нём.       Спасая свою шкуру, Аэнгар попал в ещё большее дерьмо и жив сейчас только благодаря тому, что Удача ему улыбается.       И жив, наверное, так же по тому, что ворон по время пути без всякого конца летает над ним. То кричит, когда завидит зверя, то пролетит, увидев засаду разбойников на развилке.       И даже сейчас, пока Аэнгар платит деньги за конюху, чтобы тот приглядел за его кобылой, ворон сидит на колышке забора и внимательно смотрит на каждое действие босмера.       А когда Аэнгар идёт под покровом ночи на медоварню Хонинга, то ворон до сих пор на том же самом колышке. Только в свете факелов проходящего мимо стражника отсвечивают не два, а три глаза чёрный птицы. И тот, что зияет на лбу, источает из себя самую настоящую, текущую, живую тень. Поэтому Аэнгар идёт быстрее и не оборачивается, когда ворон кричит.       Ещё одно проклятье, но вэ тот раз постарались даэдра.