
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Пока Дракон ищет способ расправить крылья и спасти Скайрим от Тирании Алдуина, Соловей поёт песню и тащит всё, что блестит. Пока Волчица следит за добычей, а не за Луной, Маг старается отыскать знание, чтобы не утопить мир в силе Этериуса. Легат и Клинок Бури сходятся на поле брани, пока Дитя Ситиса льёт кровь во имя догматов и только Древние Свитки знают, что ждёт Старое Королевство впереди.
Примечания
В общем, немного другой взгляд на сюжет Пятых Свитков. Взгляд одновременно со стороны и изнутри. Взгляд через Свитки и взгляд с помощью одной интересной мысли: "У Скайрима один Довакин, но историй и героев очень-очень много".
Посвящение
Тодд, я не куплю Скайрим, смирись.
Чего боится беглый вор? (Как поёт Соловей)
07 января 2025, 02:44
Саундтрек: King Arthur Official Soundtrack. Jackseye's Tale - Daniel Pemberton.
Аэнгар отвык от праведности.
Хотя, Аэнгар скажет всем, кто у него об этом спросит, что он никогда не следовал законам Аэдра и тем, что подписаны руками имперских судей.
В отражении тёмной, почти как смоль, рифтенской воды, Аэнгара встретил молодой эльф. Отражение колыхнулась из-за холодного ветра. Босмер, не имевший на своём лице бороды и усов грустно ухмыльнулся. Лишь длинная светлая коса волос — настоящее достояние, за которым эльфы ухаживал даже в долгом и изнурительном пути, напоминало Аэнгару о том, кем он был.
— Если хочешь мучиться с этими волосами так и быть. Но если из-за своей проклятой косы ты окажешься в тюряге, то сострижёшь так, чтобы у тебя голова блестела как яйцо. — Старый наставник не понимал, почему Аэнгар носит волосы таким образом. Но сам босмер помнил слова почившей матери: «У тебя хороши волосы Аэнгар. Чем они длиннее, тем больше тебе везёт!» — кашляла матушка, изнывая от жара и боли в груди, медленно умирая в своей постели.
Может ли так статься, что Аэдра отвернулись от мальчишки, который вместо усердной молитвы в храме Девяти за здоровье матушки пошёл воровать у магов Синода лекарства? Может ли быть, что Боги отвернулись от него, потому что слышали, как он молил их забрать пьяницу-отца и его злых дочерей, решивших, что Аэнгар — хорошая прислуга? Но сам Аэнгар думал, что Девять отвернулись от него, как только он стал вором. Как только он впервые попался стражникам. Как раз в день, когда матушка скончалась. Тогда-то наверное Аэдра и поняли, что без неё, Аэнгару ничего не светит.
Босмерский вор, случайно попавший на попечении старого сиродильского антиквара, живущего в имперском городе, привык к неудачам. Они следовали за удачей, чередовались, но неудач и провалов в жизни Аэнгара было больше, чем успеха. Эльфы привык к тому, что синяки, ссадины, шрамы и кровавые подтёки — его вечные спутники.
Невысокий лесной эльф, достаточно ловкий, чтобы стянуть со знатной имперской дамы ожерелье и достаточной быстрый, чтобы удрать от стражи, подался в холодный Скайрим с одной лишь целью: спасти свою шкуру. И его встретил прекрасный, золотой Рифтен. Город воров и грехов. Место, где по словам нордов, трусы воруют и точат ножи.
Аэнгар не считал трусость слабостью. Просто все хотели жить. Те, кто говорят о смерти, либо слишком слабы, либо просто хотят показать всему миру, как им плохо. Тот, кто отказывается от жизни, делает это либо молча, либо с мечом в руках.
Этим норды и нравились Аэнгару. Нравились своей прямотой, верностью, иногда и глупостью.
Скайрим открывал для вора невиданный ранее простор. Кому надо искать вора, пока идёт гражданская война? Кому приспичит охотиться за потерянными деньгами, если на дорогах убивают за полупустой кошелёк? Тем более, по слухам, если вор попадётся, то тюряга далеко не самый худший вариант. Хуже только меч проворного стражника или меткая стрела дозорного, попавшая в шею.
Аэнгар решил для себя, что попытка в этот раз у него одна. Украсть и жить припеваючи, грызться за воровскую жизнь, пока на то есть силы, а умереть он успеет.
Потому-то эльфа заинтересовало предложение Бриньольфа. Стоило Аэнгару оказаться в Рифте, как его с одной стороны попытался припугнуть громила, служащий Чёрному Вереску, с другой стороны местная воительница открыто презирала и Гильдию Воров и Чёрный вереск, а прямо по фронту Аэнгара встретил рыжий «предприниматель».
И в кой-то веки босмеру повезло. Спустя год скитаний, случайных, незапланированных краж ради выживании и пропитания, ему повезло подкинуть кольцо данмерскому торговцу.
Казалось, что за год, который Аэнгар провёл в скитаниях и мучениях, закончился его страх перед настоящим делом. Казалось, что одно удачное дело вновь заставило его вспомнить слова старого имперца, приютившего его:
— Ты поддаёшься чувствам, мальчик. Позволяешь им управлять собой. Рано или поздно одна неудача среди десятка выигрышей тебя сломает. Так не пойдёт. Вот тебе первое настоящее дело….
Аэнгар пока не отважился идти в «Буйную Флягу». Вечер он провёл на пристани Рифта, наблюдая за тем, как солнце пряталось за огненно-рыжим лесом. Страх перед возможной неудачей вернулся вновь.
Страх того, что Аэнгару вновь придётся убить, если дело пойдёт не так. Настолько глубоко и до обидной боли, выедающей сознание и душу, засели в эльфе. Ведь легко своровать кольцо и заглушить в себе совесть. Куда сложнее заглушить совесть, когда из-за проклятого кольца приходится вонзать в жертву кражи нож, превращая обычную «рыбалку» в мокруху.
— Ты поддался чувствам, мальчик. Беги, пока есть возможность. Я — старик и меня тронут только если буду путаться под ногами. А я под ногами обожаю путаться. — Последние слова антиквара и вора, решившего, что жизнь босмерского мальчишки для него важнее, чем своя собственная.
— Это всего лишь работа. Способ выжить. — Шепчет себе Аэнгар. Шепчет, а сам надеется, что убивать он будет только в одном случае — если прижмут к стенке, а до этого — воровать до того, как заполниться последний карман в последнем подсумке.
Потому Аэнгар спускается под Рифтен и ступает аккуратно, прячется в тени потенциальных врагов и проскакивает мимо сумасшедших, живущих здесь, а так же злокрысов, которых эльф ненавидел сильнее праведной и честной стражи, готовы отлавливать воров.
Но шаг Аэнгара лёгкий, свободный и «Буйная фляга» открывает ему свои двери, встречая безнадёгой, нищетой и скукой. Аэнгар даже не удивился — всего этого в жизни босмерского сироты было хоть отбавляй, однако в самом воздухе, в стенах подземного воровского убежища прямо-таки витала дымка, незаметная обычному глазу. Дымка обиды, ненависти и злобы.
Аэнгара вновь встречает улыбка Бриньольфа и предложение начать ещё одно дельце, на что Аэнгар, конечно, соглашается.
— Я за любое дело, кроме треклятой голодовки. — Шепчет Аэнгар и слышит смешки и шуточки других воров.
Рифт встретил его «красивой вывеской». Золотым лесом, осенней прохладой и чувством новой жизни. Но в первый же день, когда ветер колыхнул синее стяги с чёрным кинжалом, Аэнгар почувствовал запах гнили, смерти, вранья и дерьма. Почувствовал воров и предателей. Людей, для которых есть только звон монет. Увидел похоть и азарт в глазах торговцев и власть в руках одной не молодой женщины, державшей город в стальной рукавице.
Рифт встретил Аэнгара тем же, чем его встретил Имперский Город через день, после смерти матушки. Рифт показал Аэнгару; куда бы он ни бежал, его всюду будет преследовать гниль, предательство и воры.
Рифт встретил Аэнгара и ждал, пока тот утонет в его зловонии. Но хитрый босмер лишь высморкался, когда вновь вышел наружу с новым зданием. Высморкался на улицу города прогнившего, как когда плюнул кровавой слюной на брусчатку Имперского Города, когда матушку похоронили, а старый антиквар дал мальцу наводку на «рыбное» место.
Аэнгар вдохнул, прокашлялся и сказал сам себе:
— Пока ты борешься, ты не сломлен. — Даже если следующее дело не прогорит, он будет пытаться вновь, пока удача не улыбнётся ему.