SMOLiiN BRUN FUS (Страсть приносит Силу)

      Саундтрек: Jeremy Soule — Njol.             Мороз кусает заалевшие и замёрзшие щёки Лидии. Родной, любимый всем северным сердцем скайримский мороз сегодня необычайно злой. Самый, что ни наесть северный.       Холодными потоками мороз кусается больно, порывами ледяного ветра дотрагивается до обмороженной кожи, раскрывает засохшие на лице боевые и походные царапины, из которых тонкой, алой и тёплой струйкой течёт кровь. Мороз покрывает инеевой полосой прядь волос, осветляя их, будто в этом локоне волос вороного цвета есть что-то истинно скайримское — пламя, прячущееся за холодной стеной бурана, которое Кинарет по своей воле хочет потушить.       Лидия не решается шагнуть в фолкритский лес и заблудиться в страшном буране. Она еле слышно, украдкой, будто боится показать слабость, молится Кинарет, надеясь, что жена Шора смилостивится, поцелует их на удачу и буран не продлится больше нескольких дней. Хотя, если судить по тому как сильно болит её голова, можно сказать, что буран закончится не скоро. Лидия возвращается к костру и кутается в медвежий плащ, купленный за полцены в Ривервуде. Лидия даже удивилась, что Лукан Валерий так дешево отдаёт её тану дорогие и качественные плащи. Но сейчас нордка не желает думать о торговцах и их деньгах. Лидия прикрывает глаза и думает.       Стена отвесной скалы, под которой Лидия и её тан укрылись, за несколько часов достаточно нагрелась, чтобы можно было облокотиться плечом об камень и прикрыть глаза, чтобы отдохнуть.       Но вместо отдыха и долгожданного сна Лидия погружается в раздумья.       Нордка сидела на тёплом спальнике в ожидании, пока похлёбка с крольчатиной подойдёт. Запах еды сводит с ума, заставляет желудок предательски громко урчать. Но тан не замечает, как Лидия смотрит на него. Этхо смотрит в огонь, мешает угли веткой, рубит оставшийся лук-порей и сбрасывает его в котелок, будто страшный холод вне этой пещеры, когда-то принадлежавшей саблезубому тигру, убитому во время недавней охоты, вовсе не страшен даже для норда.       Запах еды не позволяет сосредоточиться Лидии на своих мыслях. Она еле слышно шепчет молитву Шору, Акатошу и всем богам, даже Талосу. Просто так, потому что ей надо обратиться к Девяти, чтобы найти на пути силы.       Её тан — странный человек. Лидия поняла это ещё при первом знакомстве с Этхо. Он молчит и серыми глазами смотрит прямо в душу; говорит не так часто и между фразами задумывается, будто пытается вспомнить что-то из того, что было в его жизни до нападения дракона на Хелген.       Лидия на всю жизнь запомнила тот день, когда Айрилет взяла её с собой к западной сторожевой башне. Чем же нордка отличилась? Лидия и сама не поняла. Толи хорошей службой в рядах стражи, толи вопросами, которыми она задавалась, когда пошли слухи о драконах. В тот день отряд стражи двинулся быстро, почти налегке, без лошадей. И пока войны в золотых цветах Вайтранского холда шли к полыхающей башне, предвкушая доблестную и жестокую схватку, впереди них, чуть быстрее, чуть осмотрительней и чуть смелее, шёл Этхо. — Этхо? Так тебя зовут? — Спросила Лидия, когда Айрилет представила человека, пережившего нападение на Хелген. В глазах данмерки - опаска, в словах товарищей-стражников - непонимание, упрёки, а Лидия не знает, что думать об Этхо, когда он начинает говорить. — Наверное. Я не помню, если честно. — Отвечал Этхо, поднимая руку, приказывая затихнуть. Еле различимый рёв крылатого ящера ещё стоял в поле и над башней. Витал в воздухе запах горелой плоти, запёкшей крови и предсмертный крики слышались среди качающегося на ветру чертополоха, среди разбившихся камней старой башни и среди облаков показалась тень, и со стороны гор явился дракон.       Лидия запомнила тот яростный бой. Тот животный ужас, заставший её посреди побоища. Ту холодную руку костлявой смерти, схватившую её за горло в ту секунду, когда дракон низверг на низ своё пламя.       Но что самое страшное — Лидия пусть и успела выпустить десяток стрел в крылатое древнее чудище, успела мечом задеть его когтистые лапы, не смогла совладать с собой, когда её оглушило и отбросило на сгоревшую землю самая настоящая безжалостная сила — голос, Ту’ум дракона, о котором она слышала только в легендах.       Лидия запомнила глаза этой твари, уставившиеся на неё в момент последней атаки. Жёлтые, как два огня в ночи на поле. И что самое главное — страх, внушаемый взглядом, оказался сильнее прежде. Руки не слушались, тело страшилось, душа пряталась куда-то вглубь. И только один из них, из воинов-нордов под командованием данмерки, набрался силы встать перед драконом и его добычей.       Этхо вонзил меч в его голову. А перед этим вскочил на шею, ухватился за рога, с остервенелой злостью вонзал меч в твёрдый череп, пока дракон не подкинул его ввысь, не задрал голову и не попытался проглотить смертного, отважившегося сражаться против него. И Этхо ухитрился пронзить шею дракона, вспороть её и заставить чудища прокричать имя из легенд. — ДОВАКИН! НЕТ! — Рычало чудище, безвольно падая на землю, загораясь, тлея, обращаясь в поток пламени. И после древней силой врываясь в грудь своего убийцы.       Будто вновь Лидия стало в ту секунду девчонкой, что сидела подле барда и слушала его истории, она испытала и ужас и страх, и радость и боль. И смех и слёзы вырывались из неё. Нордка после битвы попросилась стать хускарлом нового тана Вайтран и к её удивлению, Айрилет кивнула, обратилась к ярлу Балгруфу и сказала, что Лидия хороший воин и что она достойна быть защитником нового тана и самого Довакина.       И сейчас Лидия вместе с Довакином пряталась не от пламени древнего чудища, а от бурана, заставшего их по дороге в Айварстед. — Мой тан, ужин готов? — Лидия позволила себе отвлечь Этхо от записей в его дневнике. Он большую часть свободного времени записывал свои мысли, задачи и просто что-то интересное в дневнике, будто боялся вновь забыть и оказаться непонятно где, связанным, и упасите Боги, в повозке, что едет на казнь. — Да, готов. — Только и отвечает Довакин, поднимаясь со спальника, откладывая в сторону книгу в кожаной обложке, предварительно оставив между нужных страниц кусочек угля на длинной палочке. Этхо, и как его за глаза иногда называет Лидия, молчун, разливает похлёбку и есть вместе с Лидией так же, как и путешествует. В тишине. Лишь изредка отвечает ей, когда дело касается мелочей: — Передай соль, пожалуйста. — Просит Лидия и Этхо делает всё аккуратно. Норд еле слышно говорит: — Конечно.       И всё. «Конечно. Хорошо. Как скажешь». Довакин из легенд молчалив, будто древние воины из песен старых менестрелей. Он молчит, когда люди спорят и говорит, когда молчать нельзя, когда спор приводит к кровопролитию или же предательству, Этхо говорит красноречиво, взывая к чести и доблести.       Лидия же не знает, как реагировать на Этхо. — Как думаешь, что скажут Седобородые? — Спрашивает Этхо, присев рядом с хускарлом. Лидия смотрит на Этхо, как на чужака, не знающего и не помнящего своих корней. — Они расскажут, что с тобой случилось. Я так думаю. Скажут, что значит дар драконнорождённости. — Лидия пожимает плечами. Ей неизвестно, что на умах у мастеров Путей Голоса, но если они скажут, если прикажут Этхо идти и исполнять долг, он должен будет это сделать. Так Лидия считала, потому это была традиция, нарушить которую — страшное преступления для любого норда. — А что ты думаешь? О моём даре? — За несколько дней пути Этхо впервые спрашивает Лидию об этом. Хускарлу показалось, что вопрос, озвученный басистым голосом, с невиданным спокойствием, был предназначен только для неё. — Почему тебе так важно знать моё мнение, тан? — Лидия не боится. Просто осторожничает, когда Этхо смотрит на неё серыми глазами. — Потому что ты путешествуешь со мной. Ты говоришь, что ты мой меч и мой щит. Я хочу, чтобы «мой меч и щит» … не затупились и не раскололись. — Лидия ёрзает, дёргает плечами и кутается в плащ. Норду обидно слушать о том, что он может предать, ведь в крови севера верность присяге. Верность ярлу, тану и в особенности легенде, пришедшей в час нужды. — Я поклялась тебе служить, тан. И если мой меч затупится, а щит расколется, я буду сражаться за тебя руками и зубами, тан.       Этхо кивает и доедает свою порцию. Позже он заступит в дежурство во второй половине ночи. Ему так удобно. Лидия же смотри на легенду, ожившую в час нужды, и еле слышно говорит, подкидывая ветки в костёр: — Я не затуплюсь и не расколюсь. — Говорит Лидия уверенно, с чувством долга.