Я блюю кровью, не подходи.

Хлопок. Шум в ушах, полное отрицание, полный ахуй. Непонимание того, что случилось. Машнов выбежал из студии. Отвращение вылезало наружу, угар поглощал мысли. «Вот же смех будет, когда ребята узнают» первое, что пришло Славе в голову, когда он вышел на улицу. Сигарет не было, ведь он забыл куртку у Мирона. Одна мысль о нем, и вот уже крутит живот, болят виски. Хочется орать. Как сука, как отчаянный. Добравшись до дома попуткой, он блюёт на пол в коридоре — кровь, вперемешку с водой и желудочным соком. Как ахуенно. Как больно. Залезая в телефон, он блокирует номер Мирона и, написав Андрею «я ненавижу егерь и спать в ванной» валится лицом вниз. Прямо на всю эту смесь отходов. Заблеванный полностью, лежа в кровати он обдумывал: «Простой поцелуй. Да это даже поцелуем назвать нельзя». «Почему я блюю кровью?» «Неужели я умираю?» «А ведь я так этого хотел… Хотел?». Гриши так не хватало, простого тепла от маленького комочка. Он бы помурлыкал рядом и все стало хорошо. «Слава привет, это Ваня Рудбой. Хз че у вас там случилось, но куртку забери. Там у тя паспорт, сиги» «Сиги кстате кончились, Окси все скурил:)» «Мне похуй» Слава заблокировал и его номер тоже. Не хотелось ни есть, ни спать. Хотелось только уебаться алкоголем. Уйти в такой угар, чтобы забыть всё произошедшее. *** В комнате воняло пивом, духотой, на полу валялось пару бутылок и грязные вещи. Слава не ел уже два дня, а может и больше. Он не помнил сколько дней прошло с того момента, как он вернулся домой. Ваня с Мишей названивали порой, Замай приходил пару раз, долбился в дверь, но ответа конечно не было. — Андрей, все нормально. Просто забей, ладно? — кричал Слава ему из ванной. Слава всё так же блевал, но теперь только от выпитого алкоголя, что уже не лезло в горло. На номер постоянно названивали неизвестные номера, приходили сообщения, которые он не читал. Он только спал и пил, пил, пил… Идея написать альбом «Солнце мертвых» возникла именно сейчас… хотя он даже не читал Шмелева. А зачем? Идею смерти, депрессии или рефлексии можно и так выдать. Машнов всегда искал спасение в музыке. Ему не нужны были компании, тусы, люди вокруг. Просто музыка. Бит, пусть даже самый худший, он все равно найдет ему применение, сделает лучшим, просто дайте пару минут для текста. Но сейчас было не до текста. Он закрывал глаза и видел очертание лица Мирона, облизывал губы, и снова, снова — лицо того, кого презирал, над кем угарал. Пародии, диссы, упоминания… это всё было, лишь бы указать на ничтожность, чисто похохотать. Но почему? Почему в какой-то момент одна из твоих «личностей» начала ненавидеть? Да, глумление и ненависть — разное. А другая стала раздражаться лишь от упоминаний? А истинный ты просто не может существовать рядом. Забыться никак не получилось. Слава напивался и начинал блевать, плакать из-за боли в горле: оно было все ободрано, было больно глотать, про еду и речи не шло. Плакал из-за идиотской ситуации. Прокручивал в голове все моменты. Что вообще произошло? Ебучий случай. Еще один звонок на телефон. Слава уже не выдерживает. — Блять, да что тебе от меня надо? Хочешь еще раз позвать к себе из-за тупорылого повода? Или воспользоваться мной пока я в отключке? — Что? — Светло на том проводе был немного в ауте. — А бля, — Слава надеялся, что ничего не придется объяснять. — Здорова. — Не знаю, что приключилось, но давай вылезай из кокона. Тут Чейни мутит закрытую вечеринку из-за закрытия Слово. — Закрытия? — Расстроен? Я тоже, — Ваня курил, рядом слышалось мурчание Гриши. Славе стало как-то легче. — Берсерк говорил, что народа будет жопой хавай, но без тебя не варик, сам понимаешь. Конечно понимал. Душа компании, вечный заводила. «Палец в рот не клади, дай хуйни понести» — так однажды про Славу сказал кореш с Хабаровска. — Да я приду, не ссы, — Слава пялился на монитор ноута, что стоял на стуле около дивана. На нем был старый рисунок Саши Дискотеки. Круг, что изображал собой выжженное солнце. — Я, кстати, альбом пишу. — Как-то невзначай ляпнул Машнов. — А, заебись. Ты, типа, поэтому пропал на пять дней? — Пять? — Слава побледнел. Как можно было пить пять дней и даже этого не заметить? — Ну, видимо, увлекся написанием. А когда тусня? — В конце августа, тридцатого числа. Закончив разговор Слава выдыхает. Ну вот опять надо думать головой. Делать что-то, с кем-то пиздеть, слушать разговоры, что и дольку интереса не вызывают. Слава был душой компании? Нет. Гнойный — да. Именно личность Гнойного радовала публику, но какой был Слава на самом деле? Но как бы Славе не хотелось отдохнуть, времени у него не было. Он принялся дальше писать альбом. Reload Щелчок. И вот все пошло по пизде. Слава поднялся с пола и вылетел из студии, Мирон даже не успел что-то сказать. Не успел что-то понять. Взяв его куртку, он улегся с ней в обнимку прямо на полу. Вдыхал запах, жадно сжимал в руках, кусал её, давясь тканью, начинал стонать. «Ты все испортил, поздравляю!», «Мог бы держать свои непонятные чувства при себе», «Клоун! Урод!». Куча мыслей ебались друг с другом. — Ебать, мужик! — ахуевший Ваня забегает на студию. — Ты чё? Мирон даже не подумал встать с пола. Скулил себе что-то под нос, слегла подергивая ногой. Жалкое зрелище. — Поднимайся! — перепуганный Ваня с ужасом смотрел на то, что Мирон сжимал в руках. — Блять, я знаю эту куртку. Какого хуя? — Самого обычного! Ваня не еби мне голову! Че ты тут забыл в такое время? — Мирон злился, громко выдыхал носом, дергал головой, но все так же лежал в позе эмбриона. — Сейчас Порчи придет, мы трек готовим. Говори, что приключилось? — Просто забей, ладно? Сев на диван, Мирон так и не отпустил куртку, положил её себе на ноги. Ваня уселся рядом. Рудбой давил взглядом, пытался что-то рассмотреть на лице Окси, вздыхал в попытках начать разговор. Мирон лишь сжимал кулаки. — Короче, я понял, — Ваня поднялся, — наверное. — Осторожно осматривался. Войдя в ванную он снова завелся: — Вы чё, блять, подрались? Почему кровь в ванной, какого хуя дверь выбита? Вы ебанутые? — Так, трек этот ебаный, вы завтра будете делать, я пишу текст! С этой блядской минуты я буду готовиться! У меня есть около месяца, хватит меня трогать! Ваня просто ушёл, захлопнул дверь и испарился. Бродя по комнате Мирон смеялся. Улыбался во все тридцать два, смех перешел на гогот, с него на истерику. Слезы стекали в рот, перемешиваясь со слюнями, обхватив себя руками он царапал локти. Складывался пополам, затем снова выгибался. Истерика потихоньку превратилась в гнев. Хватая под руку что попало, он кидал это в стену и заново начинал истерить. — Пошло оно всё нахуй! Я ненавижу себя! Ненавижу Славу! Ненавижу! — опять по комнате летают вещи: стаканы, книги, даже оторванная дверь полетела в душевую кабину. Всё летало, но на куртку он только бросал злой взгляд. Раньше её обнимал, а теперь ему страшно к ней прикоснуться. — Мироша! Мирон, все хорошо! — В студию залетает перепуганная Женя, хватая Окси за голову она прижимает его к себе. — Пожалуйста, успокойся. Я принесла тебе таблетки. Пожалуйста, выпей. — Вытаскивая из сумки пластины с таблетками, она пихает их Мирону в руку. — Тебе принести водички? Послушно качнув головой, Мирон просто начинает плакать. Виня теперь только себя, Слава тут точно не причем. Он же ничего не сделал. — Мне Ваня позвонил, сказал, что вы со Славой подрались, бубнил злобно, — Женя закурила и плюхнулась на подоконник. — Еще сказал, что ты в неадеквате, вот я и примчалась, — Мирон просто молчал. Он не хотел заводить разговор об этом. Ему перед всеми было стыдно. — Ещё он попросил номер Славы. — Зачем? — Чтобы тот что-то забрал…вроде куртку. Мирон опять пялится на неё, на эту коричневую куртку, что он видел во многих баттлах. И вот она рядом, ты видишь её не только на экране, вау! Но трогать уже не хочется. Страшно. — Женечка, все хорошо, позвони Рудбою пусть её заберет, сам потом отдаст. — Хорошо. — Дашь сигарету? *** Спустя пять дней Мирон чувствует себя намного лучше. Он снова начал пить таблетки, больше не виснет на студии, строго дома. Там спит, там готовится к баттлу. А самое главное — тут никогда не было Славы. Куртку Женя забрала, так что никаких воспоминаний. Только перед сном иногда голову дрочат, а так жить можно. Да и не то, чтобы Мирону это мешало, он слишком легко отпустил ситуацию. Вот так и работают «волшебные» таблетки во время депрессивного периода. «Мирон хочешь угар?» Сообщение от Рестора? Редкое явление…но, видимо, меткое. «ТЫ УБИЛ СЛОВО! ОНИ ЗАКРЫВАЮТСЯ» «Щас похороны будут устраивать, типа, закрытая тусовка» «Чего? Как так?» «На видимо, их въебали за права, так что ты красава!» «А когда туса?» «30, а что» И вот опять заиграли «еврейские песенки», как не вовремя. Мирон гордился собой. — Псевдоинтеллектуал, ЧСВ, бла-бла… пошел ты на хуй, Гнойный. — Мирон набрал Женю. — Прости, что так поздно, но я сам куртку отдам. И нет, я не долбоеб. — Долбоеб. «Занесу завтра днем» — Спасибо! Спасибо! — Мирон кричал в потолок. Эйфория вроде отступает, приходят адекватные мысли. А с чего он взял, что его там ждут? Зачем туда вообще тащиться? Вы же такой гордый, Мирон Янович, зачем вам эта челядь? Но Мирон яростно искал оправдания. «Там будут мои знакомые, друзья. Ради них, я думаю, можно и сходить». Друзья? Звучит смешно. Но как бы Мирону не хотелось дальше уходить в свои влажные фантазии, текст писать нужно было. И время у него есть. До закрытой вечеринки семь дней.