Путь к свободе

Чонвон заходит в свою комнату, устало опускаясь на кушетку и стирая пот с лица — на улице от жары находиться невыносимо. Хочется сходить в купальню, но там сейчас полно народу — он предпочитает наведываться туда в самую рань или наоборот позже, когда там безлюдно. Все вокруг только и говорят о скоропостижной кончине Сонхуна Прекрасного. Его смерть окружена множеством слухов, и уже непонятно, что из них правда. Во внешнем вмешательстве никто не сомневался, и оставалось лишь гадать, что действительно приключилось со славным воином. Чонвон не был знаком с ним лично, но все равно испытывал жалость и гладиаторскую солидарность. Зря этот мужчина охотно бросился в бой, ведь наверняка его смерть была связана именно с тем, что он стал любимцем сына императора. Краем глаза Чонвон замечает что-то торчащее из-под подушки. Это оказывается смятый клочок пергамента, развернув который, юноша читает: «Сегодня в три пополуночи на заднем дворе твоей прежней казармы. Верь мне. Чонсон.» Ян сжимает записку в кулак, сминая а после разрывая так, чтобы больше никому не удалось прочесть. Его окутывает страх и волнение: что задумал Чонсон? Почему не предупредил лично? Прошлая их ночная встреча прошла прекрасно, но кончилась плачевно. Им стоило быть крайне осторожными, с тех пор они практически не оставались наедине, и это удручало. Но Чонсон попросил ему верить, и Чонвон безоговорочно верил. Не было ни единой мысли о том, что можно не пойти. Чтобы не проспать, он решил не засыпать вовсе, отвлекаясь на стрекот цикад за окном и мерное дыхание соседей по комнате. Тревога делало свое — сонливость как рукой сняло, хотя обычно Чонвон, утомленный тренировками, засыпал без особых проблем. Наконец, когда настал нужный час, он тише мыши прокрался к выходу, надеясь никого не потревожить. Вроде бы ему это удалось. На выходе он едва не наткнулся на стражника, но тот, кажется, спал, привалившись спиной к стене. Ян на цыпочках проскочил мимо, удивляясь тому, как беспечна была охрана. Через несколько минут он уже прибыл в назначенное место и затаился в углу, ожидая Чонсона. Ему показалось, что в противоположном конце двора что-то шевелится, но из-за темноты разглядеть не представлялось возможным. Внезапно кто-то схватил его, закрывая рот сзади. Чонвона пронизал дикий страх, и он замер на мгновение, но тут же услышал знакомый голос: — Спокойно, это я. Чонсон выпустил его, позволяя развернуться к себе лицом и поясняя: — Прости, я боялся ты закричишь и привлечешь внимание. Не хотел тебя пугать. — У меня чуть сердце не остановилось, — зашипел на него Ян, хватаясь за грудь. — Это было неожиданно. — Тебе стоит быть внимательнее, — пожурил его Пак, смотря при этом с нежностью. — Идем, нам надо спешить. Я собираюсь вывести нас отсюда. — Что? — удивился Чонвон, шагая следом. — Но как это возможно? — Появился шанс сбежать, и я решил им воспользоваться, — не стал вдаваться в подробности Чонсон. — Ты со мной? — Разумеется, — подтвердил младший, не отставая ни на шаг. Признаться, план Пака казался ему сомнительным, но отказаться он не смел, потому что доверял. Но все равно в успех слабо верилось. — Нам надо торопиться, пока солнце не начало восходить. Идем, — Чонсон внезапно свернул за угол и юркнул в лаз, который не был заметен обывателям. Лаз в свою очередь вел в тоннель, спускавшийся вниз. Он был узким и невысоким, так что мужчинам приходилось пригнуться, но Чонвон диву давался: кто-то построил этот потайной ход, видимо, на случай побега. — Как ты узнал об этом тоннеле? — Один из гладиаторов показал. Он уже не с нами, но я все еще благодарен — несколько раз эта дорога пригождалась, как и сегодня. Говорят, под дворцом и Колизеем несколько таких. Они сделаны, чтобы в случае осады император и приближенные могли сбежать. Чонвон кивает, лишь потом понимая, что Чонсон этого не видит. Тот достает из расщелины в стене факел, поджигает, и теперь благодаря освещению им удается двигаться быстрее. Они идут в тишине еще минут десять: Ян удивляется, насколько длинный и извитой этот тоннель. Наконец, Чонсон дает жестом знать, что надо останавливаться. — Сейчас следуй моим командам. Сначала я выйду на разведку, но быстро за тобой вернусь. Ни в коем случае не высовывайся. Если меня не будет через пять минут, хватай факел и беги обратно. Понял? — Понял, — кивает Ян, мысленно не соглашаясь. Они с Чонсоном ушли вместе и вернутся тоже вместе. Нельзя думать, что будет иначе. Пак передает ему факел и выскальзывает из тоннеля, быстро скрываясь из виду. Чонвон стоит наготове как на иголках, его сердце бьется взволнованной птицей. Минуты текут бесконечно долго, и он теряет счет времени, надеясь лишь на то, что с Чонсоном ничего не случилось. Наконец, тот возвращается, целый и невредимый, и Ян выдыхает. Пак тушит факел и прячет его в незаметную сперва щель, шепча: — Нам нужно добраться до одной из повозок. Я договорился с владельцем, нас вывезут из города, а дальше мы сами. Там только один охранник, но нам удастся проскочить — просто следуй за мной. Чонвон кивает, решаясь. Есть риск, что повозку решат проверить, тогда им не снести головы. Но и другого такого шанса не будет. — Ты уверен? — Чонсон видимо думает, что Ян сомневается в принятом решении. — Уверен, — не думает ни секунды. — Я пойду с тобой. Пак мимолетно улыбается, на секунду сжимая ладонь Чонвона в своей, и спешит к выходу из лаза. Ян спешит следом, замечая за спиной Чонсона котомку — видимо, заранее подготовился к побегу. А вот Ян с собой даже ничего не взял. Они ныряют меж кибиток и телег — некоторые еще пустуют, другие же нагружены товаром. Чонсон не сомневается ни секунды — точно знает, куда идти. Ян крутит головой по сторона в страхе быть пойманным, но охранников не обнаруживает. — Сюда, — Чонсон залезает на огромную телегу, груженую яркими тканями, которые везут на продажу. — Надо зарыться поглубже, давай. Не сразу, но им удается пробраться глубже, настолько, чтобы остаться незамеченными, но при этом не задохнуться. Чонвона пугает перспектива сидеть так весь день — вдруг повозка не поедет? Вдруг перевозчики их сдадут? Может, еще не поздно сбежать? Но он гонит эти мысли прочь, слыша шумное дыхание Чонсона под боком. Пак просил ему верить, и он от своего решения не отступится. Время тянется бесконечно, и им кажется, что утро не наступит никогда. Но зазвучавшие вокруг голоса свидетельствуют о том, что солнце наконец взошло, и люди приступили к работе. Постепенно звуки становятся все громче, сливаясь в единую нестройную мелодию. Люди снуют туда-сюда мимо повозки, все вокруг кипит жизнью, а Чонвон не смеет пошевелиться из-за неудобства. Ему тяжело дышать, сводит руки и ноги, но он терпит, потому что иного выхода нет. Теперь уже поздно отступать. Наконец, их повозка сдвигается с места, и до них то и дело доносятся недовольные крики возницы, подстегивающего лошадь. Их телега трясется, делая транспортировку еще более мучительной и долгой. Чонвону даже не верится, что это действительно происходит с ним — такого он не мог представить даже в самых смелых мечтах. Из-за кромешной темноты понятие времени стирается, и Ян не понимает, как далеко они успели заехать. Они еще в Риме или за его пределами? Судя по каменной мостовой, их процессия еще не покинула город, хотя кажется, что они едут уже целую вечность. Наконец, повозка тормозит, и вновь слышатся незнакомые мужские голоса. — Что везете? — Ткани, господин. Поедем на запад, там они пользуются особенным спросом. Чонвон замирает, слыша приближающиеся шаги. Кажется, надсмотрщик решает поковыряться в товаре, и Ян сильнее вжимает шею в плечи, пытаясь уменьшиться в размерах. Ему страшно даже представить, что будет, если их сейчас обнаружат. Сердцебиение развивает невероятную скорость, а шорох тканей становится все ближе. Паника захлестывает, ему нечем дышать и хочется бросить все, вскочить и бежать куда глаза глядят, плевать на то, что скорее всего его догонят и убьют. Чонсон каким-то образом нащупывает его ладонь и сжимает. Это напоминает Яну, что он не один и должен сидеть тихо. Выдав себя, он поставит под удар еще и Пака, который так много для него сделал. Видимо, сегодня удача или Боги на их стороне, но шорохи прекращаются, а стражник уходит, давая отмашку двигаться дальше. По лицу Чонвона от напряжения и невыносимой жары течет пот, и он облизывает соленые губы, не веря собственному счастью. Они едут еще какое-то время, прежде чем повозка останавливается и возница кричит: — Всё, можете вылезать! Чонвон слышит копошение со стороны Чонсона и тоже пытается выбраться, пролезая сквозь слои тканей. Выныривая на свежий воздух, он делает глубокий вдох полной грудью, радуясь тому, что они живы. Оглядывается по сторонам: телега остановилась у небольшой развилки, а возница, с опаской оглядывая их, объясняет: — Дальше пойдете сами, везти вас небезопасно. Перед Генуей могут быть проверки. — Спасибо, — медленно склоняет голову Чонсон, и Чонвон эхом повторяет. — Дальше мы сами. На этом их с возницей пути расходятся. Двое мужчин смотрят вдаль и вокруг на бескрайние поля и плодовые деревья и не верят, что наконец на свободе. Что больше никаких боев и никакой арены. Остались только они вдвоем и путь, в конце которого они обязаны найти счастье. — Куда мы пойдем? — Чонвону страшно. Только сейчас он осознал, что не знает куда идти. — От дома ничего не осталось. — Доберемся до Анхонского порта, а оттуда — в Македонию или на острова. Помнишь, я мечтал о домике у моря? — Помню, — Чонвон наконец находит в себе силы улыбнуться. — Конечно, помню. — Мы найдем себе новый дом, Чонвон. И будем жить, как свободные люди, не подчиняясь никому. Ян вновь кивает, сжимая его руку. Звучит замечательно.

***

Ли Хисын был довольно известным человеком в своих кругах. Его уважали, побаивались и считали талантливым торговцем. Его дела шли неплохо, гладиаторы и другие рабы приносили отличный доход. Но человеческой натуре свойственно желать большего. Были и соперники, конкуренты, завистники. Многие пытались урвать себе кусок, заработать просто так, не пошевелив и пальцем. Хисын таких не любил. Он хоть и был из знатной семьи, привык работать, не покладая рук. Все только и говорили о том, что его Высочество ищет убийцу Сонхуна Отважного, но безрезультатно. Сону негодовал и уже успел наказать несколько человек, в том числе и организаторов последнего боя. Никакие меры не помогали ему найти причастных. Но у Хисына была информация, вот только просто так он ее сообщать не был готов. Даже самому императору. Поэтому решившись-таки наведаться к Сону, Хисын, кланяясь сообщил: — Мой господин, у меня есть информация, которая может заинтересовать вас. Прошу, не гневайтесь на вашего слугу. — Слушаю тебя, — до этого скучающий вид Сону сменился на чуть заинтересованный. Ли оглядел своего повелителя с ног до головы, и заметил некие изменения. Черты заострились, став более резкими и жесткими. Сону всегда славился нелегким характером, но в последнее время превзошел сам себя. — Думаю, я знаю, кто причастен к убийству Сонхуна Отважного. Мой слуга стал случайным свидетелем беседы одного из господ с гладиатором. Этот знатный человек пообещал гладиатору вознаграждение за то, что тот отравит клинок. В случае смерти Сонхуна ему была обещана свобода. И вот незадача — как раз через день после гибели победителя этот гладиатор бесследно исчез. Не странное ли совпадение? — Весьма странное, — император приподнялся со своего места и выглядел крайне взволнованным. Слова Хисына заставили его поверить, что поиски виновного наконец завершатся успехом. — И кто же этот знатный господин и гладиатор? — Ох, боюсь, вам не понравится мой ответ, повелитель, — склонил голову Хисын, косясь, чтобы отследить реакцию Сону. Он ожидал, что император будет удивлен. И не ошибся — стоило ему произнести вслух имя, на лице мужчины шок сменился ненавистью и злостью. Что ж, таинственный знатный господин, тебе не позавидуешь. Хисын вышел из зала, настроение у него было как никогда прекрасное. Он только что избавился от одного из главных конкурентов.

***

Колизей вызывает странные чувства, в основном негативные, но и немного ностальгические. Обычно Джеюн не любит здесь бывать: все слишком сильно напоминает о Сонхуне и о том, что Пак выбрал бои, а не мирную семейную жизнь. Отказался от всего, что имел, но ради чего? Только одному покойному теперь это известно. Джейк бродит меж верхних рядов, сквозь сумерки осматривая величественную арену. Даже пустуя, она выглядит впечатляюще и масштабно — воистину одно из величайших строений современности. Может странно задумываться об этом, но у Джеюна иногда проскакивают мысли — что станет с Колизеем через пятьсот и тысячу лет? Будет ли он так же служить Риму, останется ли местом для проведения боев? Будут ли сюда приходить их потомки, оставлять здесь свою жизнь или кричать в поддержке воинов? Или все это исчезнет, а сам Колизей не выдержит проверку временем? Шим поднимается на самый верхний ряд и подходит к краю. Отсюда открывается отличный вид на Форум, а вдалеке виднеется река. Раньше эти красоты радовали глаз, а сейчас, после смерти Сонхуна, в душе настолько пусто, будто все внутри вымерло. И Пак сам тому виной — он убил все светлое и хорошее, что было в Джейке. Искоренил своими жестокими словами. Наивно было считать, что ему полегчает. Что не видеть Сонхуна равноценно не скучать. Джеюн сожалеет, правда. Он поступил опрометчиво и безрассудно, пошел на поводу у собственных эмоций. Гнев застилал ему глаза, и сейчас он понимает, что надо было дать себе немного времени, остыть, все хорошенько обдумать. Только вот теперь уже поздно. Шим до сих пор не может в это поверить, но Сонхуна больше нет. Одна мысль о том, что Сонхун с Сону, прикасается и целует его, смотрит на него влюбленным взглядом и готов отдать даже жизнь за него — невыносима. Пускай Джеюн не достоин Сонхуна, Сону не достоин тоже. Он не заслужил такой преданности, такой искренней влюбленности и даже зависимости. Сону никогда бы не полюбил Сонхуна так, как любил его Джеюн. И будет любить до конца жизни. — О чем задумался? — из мыслей вырывает знакомый голос, и Шим резко разворачивается, вздрогнув. Легок на помине тот, о котором он только что думал. И тот, кого Шим точно никак не хотел сейчас видеть. — Обо всем. О жизни, смерти и о судьбе. Почему кому-то отведено мало времени, а кому-то бессчетные года? Было бы справедливее, если бы хорошие люди жили долго, плохие — мало, не правда ли? — Возможно, — пожимает плечами сын императора, смотря куда-то мимо. — А ты считаешь себя хорошим человеком? — Не хорошим и не плохим. — У меня тоже отняли человека, который не должен был уйти так рано. Он заслуживал лучшей жизни. Счастливой жизни. — Да. Я знаю. И вы могли ему это дать, — сжал кулаки Джеюн, смотря прямо в ненавистное лицо. — Но не дали. — Ошибаешься. Он был счастлив рядом со мной. — Вы могли отпустить его, даровать свободу. Но поступили эгоистично. И вот чем все закончилось. Вместо ответа Сону разражается истеричным смехом. Джеюн аж сжимается — настолько этот хохот неудержимый и жуткий. И нет в нем ни капли веселья. — Ты? Ты будешь говорить мне об эгоизме? — Сону делает шаг навстречу и хватает Шима за грудки, — Ты, который убил его? О да, я всё знаю, — от Сону не укрывается секундный страх и удивление на лице Джейка, — Ты думал, самый умный, и я не узнаю, о том, что ты натворил? Так вот мне все известно. Я — император Рима. И ты решил надурить меня? Он встряхнул Джеюна так сильно, что тот пошатнулся. От страха и осознания, что Сону все знает, Шим забыл, как двигать и дышать. Он даже вырваться не смел — пытался подобрать слова, чтобы оправдаться, но язык совсем его не слушался. — Ты сошел с ума, — наконец выдавил он, пытаясь заставить императора засомневаться, — Я любил Сонхуна, я бы никогда… — Не трать время на гнусную ложь, — прошипел Сону, склоняясь ближе, так, что их лица почти соприкасались. — Ты решил убить его из ревности, из-за того, что он отверг тебя, предпочтя меня. Ты просто не мог с этим жить, твоя поганая душонка негодовала. Как посмел ты отнять у меня его? Как посмел покуситься на то, что мое?! Рука императора вцепилась в шею, а Джеюн в свою очередь попытался вырваться и снять с себя лапы Сону. Хватка была крепка, а воздуха не хватало, но он со злобой в голосе прошептал: — Он никогда…не был твоим. — Ты отправишься вслед за ним, — Сону что есть сил сжал чужую шею, наваливаясь всем весом. Он не зря тренировался — в его хрупком на вид теле скрывалось больше силы, чем можно было предположить. — Но даже в загробном мире вы не встретитесь. Ты не заслужил его. Джеюн совершил новый рывок, практически отталкивая императора, но это лишь больше того разозлило. Со всей силы Сону пнул Джеюна в колено. Тот, не ожидав этого, потерял бдительность на какой-то миг, а Сону, ведомый яростью и ненавистью, толкнул его на самый край. Шим балансировал на грани долгих несколько секунд, пытаясь удержаться. Страх овладел им, и с душераздирающим криком он полетел вниз на выложенную камнем дорогу. Глухой стук и тишина. Сону сделал глубокий вдох, выдох, и подступил ближе к краю. Распластанное тело в неестественной позе лежало у стен великого Колизея. Быть может, Джеюна найдут завтра на рассвете, или часовой заметит среди ночи. Все будут гадать, почему молодой состоятельный мужчина решил покончить с собой и спрыгнуть со стен арены. Быть может, ему разбили сердце? Все это уже неважно. Сону сжал руки в кулаки, унимая дрожь. Он отомстил, и теперь наконец сможет спать спокойно.