Путь гордого тигра

Ночью Илай не мог сомкнуть глаз. Даже то, что он был в саду, не спасало его. Осознание убийства человека давило на его грудь словно тонна свинца, хотя в чужой оказалось всего несколько граммов. Он знал, что это произойдет, он знал, что должен одержать победу в дуэли. Но ради чего? Только лишь чтобы потешить чужое эго, приняв участие в столь безрассудном состязании? В отличие от маркиза, юноша был далек от этой культуры. И чужая смерть от его собственных рук играла на его нервах явно не Серенаду Шуберта. Брук Роуз тоже не спала, все же она ночная птица, но вдобавок она была обеспокоена его состоянием. Сев ему на грудь, она начала успокаивающе ухать, а затем крыльями своими схватила его лицо. В ответ он расслабленно улыбнулся, но не переставал думать о содеянном.  — Брук Роуз, — тихо начал юноша. — Я убил человека, понимаешь?  — Уху…  — Я не хотел… я не думал… не думал, что все действительно так случится… Я думал, он умрет от чужой руки… Я ведь даже стрелять не умею! Ох, Брук… — он зажмурился и обнял птицу, которая была единственным его слушателем. Илай бы ни за что не стал рассказывать девушке о том, что он правда убил маркиза. Она обо всем узнает сама.  В объятиях птицы он уснул спокойным сном и даже видения не потревожили его в ту ночь. Но на утро Илай снова проснулся с ощущением, которое успело ему уже осточертеть. Снова это давящее чувство, которое никак нельзя объяснить. Он просто _знал_, что это произойдет сегодня. Но не мог вспомнить что. Неспокойный юноша оделся в уже привычный костюм и надел монокль, после чего как обычно направился на завтрак.  В столовой уже собралась вся семья. Даже Гертруда, которую не так уж и просто разбудить по утрам, сидела на своем месте, изо всех сил стараясь выглядеть выспавшейся. А мать то и дело бросала ей неосторожные фразы по поводу ее слегка неопрятного вида. Но завидев вошедшего аккуратно одетого юношу, она сразу же озарилась улыбкой и стала приглашать его за стол.  — Любезный! Доброе Вам утро. Надеюсь, Вы хорошо отдохнули после вчерашнего торжества. Сегодня у нас плотный график, поэтому сразу после завтрака мы едем в Модный дом, — оживленно говорила женщина, а Илай понимал, в кого у его любимой девушки столько энтуазиазма.  — И Вам доброе утро, госпожа. Я спал прекрасно, думаю, и Вы тоже, судя по Вашему отличному настроению. Могу догадываться, что Вам пришла в голову идея, которую Вам уже не терпится претворить в жизнь? — Все именно так, мой дорогой! А как только я закончу с выкройкой, я сразу же отправлю ее на шитье. Уже завтра Вы сможете получить первый экземпляр нового комплекта!  — Я только рад принять участие в этом, — как можно более оптимистично старался отвечать юноша, но в душе он совершенно не хотел связываться с подобным.  — Поверьте, Вам подойдет еще лучше, чем Вам текущий наряд. К тому же, он уже вышел из моды.  Оглядев свой костюм, Илай так и не понял, что именно ей не понравилось в нем. Ведь она сама создала его в своей мастерской, неужели она уже забыла об этом? Но к разговору быстро подключилась Гертруда: — Маменька, на monsieur Noir прекрасно будет смотреться все. И его наряд все так же замечателен.  — Конечно! Ведь создала его я! Но время идёт, тебе ли не знать, как быстро меняется мода.  — Но я его купил только две недели назад.  — А костюму уже месяц. Приближается зима, а значит, грядет новый сезон.  — Кстати говоря, — внезапно в разговор вклинился мужчина. — Не хотел бы омрачать ваш разговор, но до меня утром дошло письмо от старшего маркиза Маркса о смерти его сына. Он был застрелен в ходе дуэли накануне. Прямо в сердце, — безразлично, но четко говорил отец семейства. — И нас приглашают на похороны послезавтра. В том числе Вас, молодой человек, — на этих словах его голос стал грубее. Но затем внезапно смягчился, — не думал, что Вы настолько опытны во владении оружием, monsieur Noir. Пожалуй, сходим в этом месяце на охоту.  Илай сконфузился. Его только что похвалили в том, что он хорошо владеет огнестрельным оружием. Он ведь убил человека. В его голове совершенно не укладывалось, что его не оскорбили и не унизили, а наоборот похвалили. Но на словах об охоте он тут же запнулся и возразил: — Я не убиваю животных, — сказал он довольно грубо, ведь это задевало его. Он быстро опомнился, и голос его смягчился, — я не понимаю, как можно убивать беззащитных существ. Ведь все, что они могут делать, так это убегать от нас в страхе.  — Мгм… Пожалуй, в Ваших словах что-то есть. Тогда почему бы Вам не пойти воевать? Такие солдаты нужны в каждой роте.  Илай сразу же отрицательно замотал головой. Он? Воевать? Ни в жизни. Он больше ни в жизни не пустит пулю в человека. В животного. Да вообще не возьмет в руки пистолет. Ни за что. Никогда. Но в качестве оправдания он придумал другое: — Мое место здесь. Учитель расчитывает на меня, мои знания и мои успехи. Я не могу подвести его.  — Ммм… — протягивает мужчина задумчиво, — достойный ответ.  Завтрак вскоре кончается, а женщина зовет служанку, чтобы вызвать экипаж. Дорога не занимает много времени, буквально два-три поворота отделяли их от Дома моды с ярким и живописным названием в стиле импрессионизма. Видно, что женщина вложила немало средств в вывеску. Но Илай смотрит на нее с отвращением, а затем быстро меняет лицо, чтобы та ничего не увидела. Внутри все оказывается еще более сумасшедшим. Если магазин еще можно было оправдать, то на втором этаже юноше хотелось потерять зрение. Вычурность, несуразность, обилие деталей, от которых разбегались во все стороны глаза. Он банально не понимал, на что ему смотреть и куда ему идти, словно на каждом шагу была какая-то пропасть. Но, видя, как спокойно женщина проходит к своему неживому манекену, он направляется следом.  В ее руках был альбом с эскизами, который она элегантным движением руки открыла в середине, но не показала Илаю. Вместо этого, напевая мелодию со вчерашнего вечера, она принялась кроить. Юноше не оставалось ничего делать, кроме как смиренно ждать своей участи. Иногда она вставала со своего обитого красным бархатом кресла и прикладывала к его телу целые рулоны ткани, примеряя цвет. А спустя пару часов подошла к нему и нежным таким голосом сказала: — Пойдите и переоденьтесь. Вот вам костюм, в котором Вы будете служить манекеном, — она протянула ему бежевое подобие одежды, а затем указала на дверь.  Это оказался склад, в котором хранилось огромное множество рулонов самой разноц ткани. Илай даже боялся дышать на них, не представляя, сколько это все стоит. Он только лишь быстро переоделся во что-то похожее на одежду балеро, такое же обтягивающее, но однотонное, сложил свою одежду на стул и вышел, прикрывая то, что ниже пояса. Это заметила женщина и весело усмехнулась: — Не стесняйтесь. У всех мужчин это есть, Вам нечего стыдиться.  Она указала на место рядом с неживым манекеном, на которое спешно встал юноша, а затем начала накалывать на него большие куски ткани чёрного цвета. То, что выходило, было больше похоже на классический вариант того, что носят. Камзол, брюки и накидка. Но все ещё оставалось таким же вульгарным и эпатажным. У камзола был высокий воротник, как на его предыдущем костюме, и узкие рукава. Но накидка закрывала его полностью, оставляя только ворот. Такие же узкие брюки, как и прошлый раз, но теперь с более высокой посадкой и изящным исполнением в виде складок с обеих сторон.  Когда они закончили, солнце уже почти село за горизонт. Илай беспокоился, что сегодня ему не удастся выйти на прогулку с Гертрудой, но, едва услышав «готово», тут же обрадовался. Ткань была снята с него, и он помчался переодеваться, а когда вышел, женщина уже была готова к возвращению домой. Приехали они так же быстро, как и уехали. За исключением лишь того, что на пороге их встречала девушка с распущенными волосами, в легком платье и белоснежной шубкой.  — Ох, mon chèri, ты обычно не встречаешь меня с работы.  — Я всего лишь очень ждала Вашего возвращения, маменька, — но взгляд ее быстро переключился на Илая, который ласково ей улыбнулся в ответ.  — Я безумно устала, поэтому пойду сразу в покои. А вам, дорогие мои, не засиживаться допоздна. Я ведь спрошу у Лиззи, во сколько ты легла, Гертруда.  — Конечно, маменька.  Женщина скоро уходит, не подавая признаков усталости, а юноша считает, что она специально так сказала, чтобы оставить их вдвоем. Взглянув на девушку, он понял, что она подумала о том же, и ласковым движением поднес ее замерзшую ладонь к своим губам.  — Давайте сегодня не будем долго гулять. Уже поздно, и Вы замерзли.  — С Вами мне становится теплее, — она расплывается в лучезарной улыбке, которую страшно хочется поцеловать. Но Илай сдерживается. Хотя бы не здесь.  Он уводит Гертруду вглубь их большого сада, держа ее ладони в своих с надеждой хоть как-то согреть ее. Их излюбленное место уже не цветёт и пахнет, трава и листья совсем пожелтели, а от красочных бутонов остались только скрученные от холода чашечки. Но это не мешает им наслаждаться друг другом. Они смотрят друг другу в глаза безотрывно, словно боясь, что больше никогда не встретятся взглядами. Они смотрят друг на друга так, как смотрят глубоко влюбленные пары, задерживая неосознанно дыхание, будто опасаясь, что малейший звук может потревожить их чувства. Он брал ее ладони и нежно целовал горячими от любви губами. Она мягко улыбалась ему в ответ. Он отрывается от шелковой кожи и приближается к лицу, на мгновенье останавливается, как будто думая, а стоит ли, но затем сразу же целует. Пылко и ласково, страстно и любовно.  В идеальной тишине могли быть слышимы только звуки их поцелуев.  * * * На протяжении последующих двух недель рутина не менялась. Утром Илай собирался на завтрак, во время каждого из которых он обреченно следовал за матерью семейства в ее пугающий Дом моды. Однако со временем он привык и даже стал получать удовольствие, предлагая где-то опустить или поднять, подшить дополнительный карман или опустить манжету. Работа шла в самом разгаре. Вечерами их встречала Гертруда, и теперь у матери не оставалось никаких сомнений в том, что каждый раз она ждала не ее, а _его_. Они вместе прогуливались по саду, но уже не так долго, как могли в более теплое время. Илай всегда был обеспокоен тем, что Гертруда заболеет. Но даже если бы это и случилось, он остался бы рядом и помогал целебными травами.  * * * На протяжении последующих двух недель рутина не менялась. Утром Илай собирался на завтрак, во время каждого из которых он обреченно следовал за матерью семейства в ее пугающий Дом моды. Однако со временем он привык и даже стал получать удовольствие, предлагая где-то опустить или поднять, подшить дополнительный карман или опустить манжету. Работа шла в самом разгаре. Вечерами их встречала Гертруда, и теперь у матери не оставалось никаких сомнений в том, что каждый раз она ждала не ее, а _его_. Они вместе прогуливались по саду, но уже не так долго, как могли в более теплое время. Илай всегда был обеспокоен тем, что Гертруда заболеет. Но даже если бы это и случилось, он остался бы рядом и помогал целебными травами.  Это произошло 15 декабря. День начинался как обычно: завтрак и поездка на «работу». И все было хорошо, пока одна из работниц модного дома не пришла с документом в руках к самой госпоже на второй этаж, где она уже успела обколоть Илая несколькими слоями ткани. Она взглянула на юношу, продолжая обсуждать детали, и не сразу узнала его с «новым» надменным лицом. Ведь в первый раз пришел испуганный мальчишка, который даже дышать рядом с одеяниями боялся. И когда пазл в голове сложился, она вскрикнула: — Это он! Его я видела с госпожой Гертрудой в тот день!  — Значит, это для него моя дочь взяла самый дорогой костюм, сказав списать за счет дома? — ее голос показался Илаю необычайно грубым и суровым. — А я, глупая, думала, что Вы его выкупили. Объяснитесь сейчас же, по какой причине моя дочь совершила этот поступок.  — Госпожа, не думайте ничего лишнего, — отвечал он спокойно, несмотря на давление. — Мой багаж оказался утерян швейцаром, когда я отлучился на бал, на котором познакомился с юной госпожой Гертрудой, — быстро придумал тот.  — Тогда расскажите мне, почему Вы были в обносках и даже не смотрели на мою коллекцию, — в глазах бушевала непередаваемая ярость. Ее идеальный мир оказался разрушен суровой правдой, на которую Илай не знал, как отвечать.  — Должен признаться… После бала я хотел вернуться в гостиницу, где снимал номер, но мало того, что мои вещи оказались утеряны, так ещё и пропали все мои деньги. И какое-то время мне пришлось перебиваться с жильем, отчего одежда моя износилась. Госпожа Гертруда узнала об этом и сразу же взялась помогать мне.  — Это все ложь! — взвыла женщина ответно. Как теперь она могла ему верить, если ее преданная работница описывала посетителя как совершенно бедного человека? И теперь уж точно для нее Monsieur Noir перестал существовать. — Сегодня же заберете свои вещи и уходите из моего дома. И впредь даже не смейте появляться на глазах моей дочери!  Илай был готов проклясть эту преданную работницу, посчитавшую своим долгом отчитаться за небольшой убыток, спровоцированный Гертрудой. Он был так зол, что силой содрал с себя все тряпье и ушел переодеваться в уже ненавистный костюм. Иного варианта у него не было. Под пристальными женскими взглядами он вышел из дома и пешком отправился к поместью, по пути обдумывая, что теперь сказать девушке.  Не ожидая столь раннего возвращения Илая, девушка коротала свое время за очередной книгой в читальном зале. Она не заметила, как юноша вошел в дом и собрал ту небольшую часть вещей, что была у него с собой. Заметила лишь тогда, когда он явился к ней в зал с двумя потрепанными чемоданчиками и птицей на плече. Ее глаза сразу же распахнулись от удивления, смешанного со страхом. Она бросила книгу, не запомнив ни где остановилась, ни страницы, и подбежала к возлюбленному.  — Илай! Что стряслось?  — Ваша мать узнала про то, что Вы взяли этот костюм для меня. Теперь я должен уйти, она прогнала меня. И когда об этом узнает Ваш отец, он будет вне себя от ярости и нашлет на меня стаю собак! — отчаянно произносит юноша и бросает чемоданы, заключая в объятия Гертруду. — Я буду жить рядом. Можете навещать меня, я скажу где. Но теперь мне нужно идти, — он отрывается от нее и с любовью целует мягкую бледную от ужаса щеку. — я люблю Вас.  — Н-но… как же так… — прошептала девушка, едва удерживая в слабой хватке чужую одежду. Ее взгляд упал на пол, но Илай приподнял ее маленькую голову за подбородок и поцеловал.  — Я буду рядом.  Затем он ушел.