Анютины глазки

В тишине ночи раздавался звонкий, женский смех, что затем сходил на шепот. Нечто интимное, и до ужаса смущающее летало в воздухе, подогревая и без того горячий, летний воздух. Старые свечи, хоронящие фитиль в растаявшем воске, догорали последние часы. Они были предназначены для сервировки столов, но умелые женские руки нашли им более романтичное применение, уставив ими всю комнату. Маленькие огоньки, танцующие от порывов ветра, словно стремились присоединиться к обсуждению. – Ну вот, посмотри, как все закручивается, а ты называла его уголовником! Аня с улыбкой взглянула на Ольгу, находя правду в ее словах. Она уже не сумеет сосчитать, сколько вечеров провела с Витей и Космосом. Конечно, все эти знаки были преподнесены исключительно в знак большой и крепкой дружбы. Но девичье сердце, совершенно не повинуясь разуму, искало хотя бы каплю любви. Одурманивало все – самые глупые в мире шутки, способы казаться «круче» и лучше, такие обходительные комплименты. Как герой черно-белого кино, Витя, словно верный пес, дожидался Аню у студии. А увидев ее, он обязательно скажет, что это был последний раз, когда он ждал ее так долго. И все равно, они оба знали, что попрощаются друг с другом фразой «до завтра», и никто не сомневался в том, что это завтра наступит. – Ты знала, что у Космоса есть пистолет? – будто резко отрезвев, спросила Нюта. – Не видела, – пожала плечами скрипачка, – лишь слышала от Саши. – Неужели тебе совсем не страшно? – на тон ниже произнесла Аня. – Я эти пукалки раньше видела только по телевизору, и то, из репортажей с военных действий… А тут перед твоим лицом достают пистолет и!.. – Тише! Оля накрыла рот подруги своей ладонью, хмурясь. Елизавета Андреевна, шоркая тапочками, прошла мимо комнаты внучки, направляясь к своим покоям. Продолжили девочки только после звука закрытой двери. – Мне не нравится то, чем занимается Саша и его компания, – печально пожала плечами Ольга. – Долгое время и бабушка не знала, пока не начала догадываться сама. Уже несколько раз я заставляла ее думать, что, между нами, все кончено, хотя… я просто искусно ей врала. – Их отношение к миру – ужасно алчное! Каждый раз, когда я пытаюсь увидеть обратное, они будто нарочно это подтверждают, – обиженно буркнула Анна. Однажды ей сказали, что ее фамилия, и фамилия ее старшей сестры – Сакк, и она приняла это. В детском доме не приходилось выбирать обращение к себе, отношение. В то время как отношение к миру у Анечки строилось с самого детства. Не правят деньги миром, и нет ничего дороже, чем человеческая жизнь. Жестокость людей уже давно обошла зверей, а вкус крови опьяняет и сводит с ума. Аня росла независимым ребенком, который старается исключительно для себя. В детстве она не раз завидовала Оле, начиная от семьи, в лице бабушки, заканчивая собственным домом, хорошим имуществом, одеждой. Такие простые бытовые вещи, которые обязан родитель дать своему ребенку, Аня выгрызала себе сама. – С Сашей мне не так тяжело проживать эту жизнь, – голос Ольги мрачнел с каждым ее высказыванием. – Мне страшно подумать, где он может быть сейчас, и что делает. Но всякий раз, что мы вместе, я ни на секунду не сомневаюсь, что я в безопасности. Это не значит, что я готова переступить через собственный страх и смерть, но…мне кажется, с ним по-другому не выйдет. Анечка прислонилась спиной к стене, угрюмо пряча ноги в тяжелое одеяло. Оленька же села к подруге, прижавшись к ее плечу. Скрипачка опустила голову на макушку Нюры. И смотрели они обе куда-то далеко, дальше, чем позволяла эта комната. Еще совсем юные девочки. Оля, в своей ночной сорочке с рюшами, сшитой бабушкой, и Аня, в глупой пижаме в цветочек, подаренной кем-то со времен детского дома. Это так страшно – привязаться, а затем отпустить. Или быть отпущенной. В детском доме никто никогда не оставался так долго, как обещал. Номера стирались, обещания забывались, надежда пропадала. Будто мир, одевшийся в шипы, каждый раз думал, как сделать тебе еще больней. Было ли то любовью? Глупые шутки, случайные касания, тяжелые взгляды и бесконечно преследующие мысли. Мысли, что переходили во сны, где только его силуэт представал четким. Мысли, которые становились первыми по утру, а затем находили отклик в песнях о любви. Помутнее сознания, когда прохожая фигура мелькает в толпе, и знакомый аромат нечаянно касается носа. Страх, словно превращаясь в адреналин, когда видишь его решительность, уверенность и бесстрашие. И взгляд, чистый и добрый, что рассыпается в мольбах не оставлять его одного. То было любовью. И я был спокоен. Я не один. Июньское солнце практически не грело. Оно лишь давало свет и надежду, что наконец можно сбросить с себя слои одежды, наесться мороженого и упасть в первый попавшийся фонтан. Однако, когда прогноз погоды обещал жару, люди тут же выходили из своих муравейников. Вот, заполнился городской пляж, где женщины обмазывали детей сметаной, а мужчины стремительно заплывали за буйки. Фонтаны в парках привлекали заманчивой идеей ополоснуть шею, руки, и даже промочить ноги. Знойная жара напоминала всем о том, для чего люди ждут лета, зачем переворачивают листы календаря. Витя кружил вокруг остановки, без конца вздыхая. Этот вечер казался ему очень неуютным – спортивные штаны неприятно прилипали к ногам, майка была недостаточно тонкой для этой жары, волосы лезли в глаза. Сигаретный дым летел в лицо, оставляя после себя ощущение песка в веках. Пчела, что еще час назад обсуждал с братьями наиболее изощренные методы озолотиться, сейчас напоминал растерянного мальчишку, который сам не знает, что творит. Никогда прежде ему не доводилось так нервничать перед встречей с женщиной. Он был привыкший к одной и той же картине – смущенное женское «хи-хи», искорки в глазах, коленки от волнения сводятся друг к другу, а потом бессовестно разводятся в разные стороны. А здесь, Витя даже предположить не мог, какие могли бы быть на вкус ее губы. Может, на них останется привкус зубной пасты? Или, последней съеденной еды? А может, вкус ее губ и вовсе, ни с чем нельзя сравнить? Эти вопросы были куда приоритетней, чем вопросы о том, как расстегнуть ее лифчик, коснуться линии груди подушечками пальцев, провести ими дорожку до сосков, заставляя их отвердевать от ноющего желания и похоти… Дверь танцевальной студии пропустила очередного человека, которого было невозможно не заметить. Анечка, почти вприпрыжку, стала спускаться со ступенек, взволнованного осматривая улицу перед «Ритмом». Вите подумалось, что она облако, упавшее с неба. Анна была одета в белый, кружевной сарафан. Рукава-фонарики нежно обрамляли мягкие женские руки. На ногах светлые балетки, которые, она наверняка забыла переодеть после репетиции. А с плеча свисала маленькая сумочка, что неожиданно контрастировала с уже привычной большой сумкой с одеждой. – Привет, цветочек, – улыбнулся юноша, сокращая расстояние с девушкой. Совершенно глупое прозвище, вошедшее в привычку. Аня не стала вдаваться в подробности, отчего Космос наградил ее таким именем. Точней, не стала выяснять, правда ли это – что Пчелкин действительно был одурманен Анютиными глазками. Слишком неудобная тема для разговора. – Не могла вырваться раньше, прошу прощения, – улыбнулась в ответ Анечка, – ребята слишком разыгрались на репетиции, пришлось тратить много времени на то, чтобы их успокаивать. – Вообще нет проблем, – развел руками Витя. – Предлагаю отправиться в парк. Что скажешь, мадам? – Отлично, идем! Говорили они обо всем, и ни о чем одновременно. Это была их первая прогулка вдвоем. Слова подбирать было тяжело, но каким-то чудом, они оба умудрялись подхватывать каждую появляющуюся тему. Витя рассказывал какие-то ошеломляющие исковерканные глупости, что читал в книгах Космоса. Аня же старательно удивлялась. Они говорили о том, кто кем хотел стать в детстве, и почему не сложилось. Говорили о любимых хобби и нелюбимой еде. Почему-то, это казалось таким важным сейчас – поделиться самыми простыми вещами. В парке горела жизнь. Дети радостно пробегали меж взрослых, попутно роняя из рук мороженое. Дамы сидели на скамейках у цветов, увлеченно о чем-то щебеча. Умудрилась проехать мимо даже карета, которую вела гнедая. Ее хозяин, порядком усталый на вид, приглашал всех желающих прокатиться. – Ты знаешь, – протянул Пчела, – я не так часто бывал на таких прогулках. Обычно, все это…происходило немного в другой обстановке. – Я, кроме Оли, ни с кем и не ходила гулять, – улыбнулась Анечка. – Ну, в детстве, конечно, было с кем, но последние годы – уже нет. – Я уже боялся представить, сколько ж мне надо будет тебя с танцев этих забирать! – всплеснул руками Витя. Аня смущенно захихикала, прикрывшись ладошкой. Сейчас, без компании его беспризорников, Витя выглядел совсем обычным парнем, от которого не исходит опасность. Казалось девчонке, что юноша говорит о своих чувствах ну так открыто, и при этом умело это скрывает, переводя в шутку. Аня же, стараясь сильно не распыляться, продолжала держать дистанцию. – Если честно, я никогда не хотел идти в институт, – пожал плечами Пчела, садясь на фонтан. Аня присела рядом. – Ну что он мне даст? Потерянное время? – Даст профессию, опыт работы… – протянула Нюта, хмыкая. – А что, мне сейчас денег не хватает, чтобы бежать на работу? – А разве это продлится вечно? – Не волнуйся, мы это обеспечим! – хохотнул Витя, широко улыбаясь девушке. Аня в сотый раз за вечер закатила глаза, поражаясь этому инфантилизму. – А сама-то, чего пашешь уже в своем клубе, вместо учебы? – Потому что меня никто не сможет обеспечить, если я не буду работать, – резко холодно ответила Аня, уводя взгляд. – И даже если я захочу поступать в институт, никто не сможет за меня платить. – А твои родители?.. То есть, они… Вите не дали договорить. – Не всегда можно рассчитывать на родителей. Повисло молчание. Будто тема, что затронули молодые, была огнеопасной, и ни в коем случае ее нельзя было касаться. Но как на зло, кто-то разжег рядом спичку, и запах появившейся гари затмил некогда приторный аромат конфет. Резко стало так неудобно, что все темы для разговора улетучились. – Да не вешай ты нос, – поджал губы Витя. – Если не родаки, так мы поможем. Хотя, не знаю, ты и до этого не повелась на наши ухаживания, машину, подарки не принимала, так что… – «Не повелась»? Это слово резануло по ушам лезвием. – Ну да, – кивнул юноша. – Говорил же тебе, необычная ты, все с тобой впервые получается. Обычно, девчонки уже давно бы с нами водились, а ты вон какая, в парке гулять. – Я должна была «водиться» с тобой? – вспыхнула Аня, вытаращив глаза от недоумения. Щеки ее порозовели – от злости, смущения, нахлынувшей обиды. – Тебе в тягость просто дружить со мной? – Аня, стой… – Зачем мы сюда пришли?! – рявкнула Аня, быстро задышав. Девушка поднялась на ноги, сжимая юбку сарафана в кулачки. А в мыслях все неприятные домыслы, что рождала ее голова все это время. – Комплименты и мороженое в обмен на разовый секс? – Анечка, ну почему же разовый… – подскочил Витя, пытаясь аккуратно взять Аню за локти. Звонкий шлепок, и покрасневшая щека Пчелкина. Аня, пыхтя, начала шагать назад, вновь сжав ладони. Кажется, быстрый стук ее сердца стал слышаться даже в ушах, словно приближающееся эхо. Витя выпрямился во весь рост, расправив плечи. Теперь юноша выглядел действительно старше Анечки. В голубых глазах вспыхнула злость, обида и, как ни странно, сожаление. Зачем он это сказал? Это же совершенно не то, что он имел в виду! – Зачем я вообще приперлась сюда, еще и вырядилась, как дура, – поджав губы, Аня быстро развернулась на пятках, собираясь покинуть фонтан. – СТОЙ! Витя не успел схватить Аню за руку. В одно мгновенье, перед девушкой появилась кобыла, пробежавшая прямо перед ее лицом. Девчонка завопила от страха, попятившись назад. Икры встретились с фонтаном, руки не сумели обеспечить координацию, и Аня с шумом упала назад, плюхаясь в фонтан. – Боже, простите! Ужас какой, простите! – за лошадью, сильно отставая, бежал ее хозяин с поводьями, пытаясь догнать беглянку. Пчела тут же нырнул вслед за Аней, пытаясь поднять ту. Как только девушка оказалась на ногах, она оттолкнула от себя Витю, перелезая через мраморную кромку. Она не стала оборачиваться. Под жалостливые взгляды прохожих, Аня быстро зашагала прочь из парка. Девушка старательно поджимала губы, глубоко вздыхала, но слезы все равно катились ручьем. Грудь нервно вздымалась. Витя вылез из фонтана, смотря в спину исчезающей девушке. А в мыслях лишь ненависть к самому себе. Пчелкин не объявлялся больше недели. В пустую комнату зашла девушка, устало сбрасывая с плеча сумку у порога. Закрыла за собой дверь, щелкнув ключом. Жилище было не из богатых. Односпальная кровать, что неуютно стояла у стены, словно пытаясь спрятаться. Устрашающий, темный шкаф, который, как казалось Ане, однажды обязательно упадет на нее. Разбитый бетонный пол, на котором не простоишь долго босиком. Уют пытался создавать сдыхающий фикус и рисунки на стенах, что почти отвалились. С окна дул ночной ветер, раздувая несколько раз зашитую занавеску. На письменном столе была гора документов, фотографий и посуды. Конечно, все могло быть и хуже. Эта небольшая комната в общежитии досталась Ане на восемнадцатилетие, как ребенку, что покинул детский дом. Она никогда не думала, что ей придется делить быт в одиночку с собой. В детстве ей казалось, что рядом с ее кроватью всегда будет еще одна, а на ней – дорогой сердцу человек. Но жизнь и ее планы оказались куда суровее, чем думалось девчонке. Эти холодные стены убаюкивали лишь Анечку. Темная ночь опустилась на городские окна, заслоняя собой свет фонарей. В тишине лишь иногда звучал лай хвостатых беспризорников, и неразборчивый пьяный дебош других беспризорников. За закрытой дверью комнаты слышались шаги. Охранник в последний раз проходит по корпусу, проверяя тишину. Мужчина шумно выдохнул, и зашаркал обратно. Сейчас он спуститься с восьмого на первый этаж, и сядет в своей каморке, изображая порядок и бдительность. Аня, зарывшись носом в одеяле, полуоткрытыми глазами смотрела в окно. Оно было у самого изголовья кровати. Она смотрела на звезды, ища в них рисунки. Девушка прикрыла глаза, хмурясь. И без того серые и печальные дни облачились в еще больший траур. Каждый день стал проходить словно во сне. Дети радостно прощаются с ней после занятий, улыбка с лица слазит, и так до следующего утра. И вот сейчас, очередной день завершался сном, чтобы завтра повториться один в один… – БИП – БИП – БИП! Аня рывком подняла корпус, испуганно содрогаясь всем телом. Не сразу получилось понять, откуда этот назойливый и громкий шум. Девушка захлопала глазами, пытаясь хоть что-то разобрать в этой темноте. Наконец, когда сознание проснулось окончательно, стало ясно, что автомобильный гудок идет с улицы. Нюта, все также на кровати, встала на коленки, испуганно подлезая к подоконнику. Будто крот, она высунула голову, пытаясь с высокого окна углядеть, кто нарушил ее покой. Единственный горящий фонарь у общежития освещал серый «Линкольн», разукрашенный горящим пламенем. На лице девушки стали сменяться эмоции. Она вытаращила глаза, пытаясь понять, сниться ли ей это, или все взаправду. Вместе с вытаращенными глазами, открылся и рот. Затем, Аня отрицательно замахала головой, хмурясь и отодвигаясь от окна. – Ты что, блять, совсем страх потерял?! Я сейчас милицию вызову! Послышался грозный рев охранника, что вышел на крыльцо общежития. Правда, это было единственная попытка угомонить ночного дебошира. Вслед за криком мужчины, послышался хлопок закрывающейся двери. Дверь Форда открылась, и оттуда высунулся Витя. Он задрал голову на высокое кирпичное здание, в попытках уцепиться за нужное окно. Конечно, он не знал, какое именно окно ему искать. Горячая волна нахлынула Аню, и та высунулась через карниз, держась за подоконник. Пчелкин повернул голову на движение в окне и замер, смотря на женскую фигуру. Витя достал из кармана брюк сигарету, зажег ее и оперся спиной о машину, всем своим видом показывая, что он будет ждать. Вот же черт, а что делать-то? Аня впопыхах спрыгнула с кровати, оглядываясь. Девушка открыла шкаф, рывком доставая оттуда осеннее пальто, которое она накинула прямо на пижаму. Тапочки она поменяла на кроссовки. Дама вплотную прислонилась к двери, пытаясь услышать шум за створкой. Она взялась за ключ, медленно вставляя его в скважину. Аня нервно оскалилась, максимально медленно проворачивая ключ. Наконец, скважина издала щелчок. Девушка прошмыгнула за порог, прикрывая дверь и снова, также тихо, закрывая ее. Ключ отправился в карман пальто, а Аня бегом отправилась к лестнице. На лифте точно нельзя было. Абсолютная темнота мешала. Кажется, она вот-вот переступит одну ступеньку и повалится кубарем вниз. Вот, уже послышался храп, значит первый этаж близко. В огражденной каморке, на кресле, спал охранник, задрав голову. На цыпочках, Аня стала пробираться мимо него, приближаясь к двери. Которая, естественно, была закрыта. По обе стороны от выхода были окна. Девушка вновь тихо зашагала, но уже к окну. Она взялась за ручку и провернула ее, открывая настежь окно. Устав медлить, Аня тут же перешагнула через подоконник, но забыла, что высота общежития начинается с поднятого крыльца, и окно первого этажа не будет таким низким, как в обычном доме. Нюта рухнула в кусты, испуганно пискнув. Охранник, что-то пробормотав, на несколько секунд открыл глаза и вновь уснул, переворачиваясь на другой бок. Пчелкин повернул голову на шум, выкидывая сигарету. Из высоких цветов и листьев выкарабкалась Анечка, отряхиваясь. Витя тут же пошел к девушке, пытаясь подобрать слова. – Черт его знает, зачем я это сделала, – фыркнула Аня, пряча руки в карманы пальто. – И я не понимаю, зачем ты тут. – Поехали. Покатаемся. Девушка вопросительно поглядела на парня, затем на машину, и снова на парня. Безусловно, она злилась на него. Ее по сей день обижали слова, сказанные Витей, обижало его отсутствие. Она считала, что не достойна такого отношения к себе, и вообще, все это унизительно. Ей бы развернуться и закончить эту историю, что даже не успела начаться. Аня пошла к машине. Витя плюхнулся в машину, тут же заводя ее. «Линкольн» сорвался с места, выезжая на пустую дорогу. Аня, впервые сидевшая на переднем сидении, вжалась в кресло, печально смотря в окно. Пчелкин открыл окно своего места, высовывая туда руку с сигаретой. В этой тишине лишь магнитола смущенно запевала песни, будто тоже желая замолкнуть. – Я не то хотел сказать, Ань, – с трудом начал Витя. – Но ты сказал!.. – Да помолчи ты! – рявкнул Пчела, на секунду поворачивая голову на девушку. – Я не буду врать, вначале я и правда просто хотел трахнуть тебя и все. Даже эти несколько дней, что меня не было, я был не один. Анечка отвернула голову, думая, что так она перестанет его слышать. Но речь юноши никуда не делась. – Но каждый блядский вечер я вспоминал нашу последнюю встречу и жалел, что так поступил с тобой, что такое сказал, – на тон ниже проговорил Витя, поджав губы. С каждым словом голос парня становился все более унылым. – Я правда не имел в виду то, что ты девочка на одну ночь. Просто мне, почему-то…не нужен секс, если он не с тобой. Аня резко повернула голову, её рот раскрылся от возмущения и смущения одновременно. И вновь, почти обжигающая волна захлестнула все тело девушки. Она была зла, очень-очень зла, но единственное, что смогла выдавить из себя девушка, было яростное: «УХ!». Пчелкин засмеялся. – А че? Ну извини, цветочек, таких слов говорить не приходилось! – Мы с тобой даже за руку не держались, а ты мне об интиме! – взвизгнула Анечка, сжимая на коленках кулачки. Витя, вернув руку с окошка на руль, второй рукой накрыл ладошки девушки. Та запищала, отмахиваясь. Парень вновь прыснул со смеху. Форд остановился у набережной, уставившись металлическим капотом на реку-Москву. Витя открыл дверцу, выходя из автомобиля. Парень запрыгнул на капот, усаживаясь поудобней. Аня злобно запыхтела, нехотя выходя из машины следом. Она аккуратно присела на капот, собирая руки перед собой на груди. Отблеск луны игриво танцевал на черной воде. Пахло мокрым песком и камнями. – У тебя совсем никого нет, да? – Витя повернул голову на девушку, устало осматривая ее. Аня опустила взгляд на кроссовки, пошаркав ими по земле. Она откинула несколько камней, недовольно вздыхая. – Нас со старшей сестрой притащили в детский дом, когда мы были совсем маленькие. Дали имена, нарисовали фамилию. На моем рабочем пропуске нет отчества, потому что его просто не стали присуждать. Аня прищурилась горизонту, наблюдая за светом луны. Пчела чуть ближе пододвинулся к девушке, закусывая губу. – А твоя сестра… Почему умерла? – Откуда ты знаешь?! – ахнула Аня, выпрямляясь по струнке. – Так ты сама сказала, – фыркнул Витя. – На даче, когда напилась. Совсем не помнишь? – Ужас… – прошептала девушка, прикрывая рот ладонью. – Совсем не помню. – Ладно, цветочек, хуйню спросил, не надо… – Она сторчалась и умерла, – перебила Аня юношу, пожав плечами. Витя вытаращил глаза от такого поворота. – Я не знала, что она употребляет. Один раз просто поставила меня перед фактом и все. Мы хотели, чтобы, когда ей исполнится восемнадцать, она заберет меня в нашу квартиру. А потом, когда я была в школе, она… – девушка опустила голову, жмурясь, – умерла на своей кровати. Я вернулась, а там скорая, милиция, все такое. В день похорон, она, Света, забрала с собой в могилу весь свет из моей жизни. Это все, что тебе надо знать. Витя повесил голову, хмурясь. И правда, стало ясно, почему ей так грустно приезжать домой каждый вечер – там ее никто не ждет. Как же так – остаться совершенно одной, и даже фамилию тебе выдумали? Пчела поднял взгляд на даму, что смотрела в небо. Его рука аккуратно потянулась к плечу Анечки. Подушечки пальцев коснулись пальто. Девушка не отреагировала. Мужская ладонь стала спускаться ниже, по руке, вначале останавливаясь на локте, затем на предплечье, в поисках ладони. Аня разжала кулак, запуская меж своих пальцев, пальцы Вити. Пчелкин подсел еще ближе, нервно поправляя кудряшки. Девушка насупилась, в очередной раз краснея. Витя с интересом изучал девушку. Волосы ее, темно-каштановые, и такие совершенно прямые, водой стекали с ее плеч, опускаясь ниже лопаток. Хотелось их потрогать. Наверно, они очень гладкие и мягкие. Аккуратный, прямой носик, то и дело подергивался от ночной мерзлоты. Хотелось разорвать это чертово пальто, но не для секса. Пчеле казалось, что Нюта такая мягкая и теплая. Его одурманивало желание проверить это. Боже мой, как же сильно это отличалось от того, к чему привык Витя. Почему хочется поедать ее взглядом? Почему хочется раздеть, но никому не показывать? Почему хочется видеть ее каждый день? – И что же, ты всегда такие сцены закатываешь, когда злишься? – усмехнулся Пчела, пытаясь заглянуть в Анютины глазки. Хитрец говорил о их последней встрече. – Вас че, девчонки, этому учат где-то? – Ты думаешь, что снова не получишь не морде?! – прикрикнула Аня, пытаясь выдернуть руку. Но напор Вити оказался сильней. – Цветочек, ну ты точно на свидания не ходила, – посмеялся Пчела. – Боишься всего, шугаешься… А целовалась с помидорами? Или с подружками? – Пчелкин, завали свое еба… Он завил не только свое, но и ее. Витины губы накрыли губы Ани, а рука, что освободилась от ее ладошки, уже притягивала девушку за талию. Ее нужно было лишь удержать, дать ей хотя бы пару секунд на поцелуй, но почти никаких усилий Пчела не прикладывал. Нюта забила по плечам Вити, но затем смерила пыл, потом еще смерила, а потом и вовсе ответила на поцелуй. Как-то глупо и неумело, совсем не понимая, что делать. Но Витю все устраивало. Его рука обмякла на ее талии, то и дело поднимаясь на ее спину, а затем опускаясь вновь. А пухлые губы ее были сладкими. Наверно, из-за какой-то помады, что она не смыла перед сном. Женское, юное тело встрепенулось, никогда прежде не испытывая таких ощущений и эмоций. Поцелуй закончился голодным взглядом Вити и совершенно непонимающим взглядом Анечки. Девушка стала метаться взглядом из стороны в сторону, стесняясь остановиться на Вите. Пчела же усмехнулся, сжимая пальто Ани в своей руке. – Ты, как минимум, не отказалась, – протянул Витя, вопросительно поднимая брови. – Я тебя била! – зашипела Аня, все-таки поворачиваясь к юноше. Их носы столкнулись, вновь заставляя девушку зашипеть. – Ай, цветочек, мне так больно… – прошептал Витя, улыбаясь. Анечка сердито оттолкнула парня в лоб, вновь собирая руки на груди. Пчела прыснул со смеху, крепко прижимая к себе девушку. Та поддалась, бурча себе что-то под нос. Затем немного улыбнулась, старательно пряча это от парня. Неужели это то, о чем говорила Оленька? Непонятный трепет внутри, сбивающиеся мысли и такое немыслимое спокойствие. Ну и ну, целоваться с уголовником… Брошенный в холод, Слышу твой голос.