Необратимость

Сосредоточенный Тэхен осторожно направил дымящуюся струйку горячего чая в чашку, долил до краев, выверенно четким движением подняв носик чайника. И, с облегчением переведя дух, посмотрел в ожидании одобрения сначала на Чимина, а потом на Чонгука. Очередность Чонгука тронула: почему-то к Чимину не было той безотчетной ревности, что к остальным, ворующим внимание Тэхена. И было приятно, что у Тэхена появился во дворце если не друг, но по крайней мере доброжелательный наставник. Ему нужна была именно омежья помощь после случившейся с ними трагедии. Тогда Тэхен, только придя в себя, только и делал, что без перерыва плакал. Невозможно было добиться от него внятного объяснения, почему он так поступил. Пришлось обойтись объяснением лекарей, что омеги в беременность часто впадают в возбужденно негативное состояние и могут навредить себе, не осознавая последствий. Ни Чонгук, ни его родичи не могли вытащить Тэхена из пучины слез, зато с этой задачей играючи справился Чимин. Тот вежливо выпроводил всех из спальни, попросил принести им чая и лакомств, засел с Тэхеном на долгие часы, а вышел уже с ним, бледным, опухшим, но безукоризненно одетым и внешне спокойным. Чонгук уловил краем глаза одобрительную улыбку Чимина и подумал: все-таки друг. Тэхен залился трогательной краской, грациозно изогнул стан, подавая двумя ладонями Чонгуку чашку. И когда Чонгук, тоже вежливо согнувшись, принял чашку, Тэхен так довольно вздохнул, что даже непроницаемые слуги улыбнулись. В прохладном воздухе отчетливо запахло свежим яблоком. Чонгук, глотая янтарную жидкость, не чувствовал тонкого вяжущего чайного вкуса: им полностью овладел чудесный аромат Тэхена. Остальные омежьи нотки растворялись в этом могущественном аромате, лишь оттеняя его. А хризантемовый запах сидевшего рядом Чимина показался чрезмерно сладким. Подступалась жаркая пора следующей течки, заставляя Тэхена благоухать сильнее и крепче. И Чонгук волновался перед течкой как безусый юнец, в глубине души надеясь, что она не окончится беременностью. Чувствовалось, что с наследником стоит погодить, пока Тэхен не утвердится в мыслях, что наследник — ценность, а не тягота. — Спасибо, муж мой, — церемонно сказал Чонгук, отставляя опустевшую чашку на стол. — Прекрасный чай, давно такого хорошего не пил. Не пора ли нам… Подавший знак слугам принести каягым Тэхен перевел на Чонгука умоляющие глаза, и Чонгук мгновенно сдался. Стало очевидно, что предшествующие долгой чайной церемонии танцы, зачитывание наизусть предания подводили к следующей части представления. Чонгуку очень хотелось сообщить любимому, что ничего из устроенного напоказ представления ему не нужно, что ему достаточно, что Тэхен согревает его взглядом, руками, губами. Но он мудро промолчал. Если Тэхену требуется доказать свою омежью состоятельность, то он вытерпит еще сто мелодий на каягыме. Тэхен изящно присел, разложив подол ханбока лепестками вокруг цветочной чашечки, и, затаив дыхание, легко дотронулся до струн. Потекла знакомая с детства мелодия, папа ее любил наигрывать маленьким Чонгуку и Хосоку. Обычно она сопровождалась пением, но Тэхен предпочел оставить тающие волшебные звуки без своего голоса. Жаль. Чонгук любил его слушать. Песня была о скромном омеге, с зари до заката работающем на рисовом поле и мечтающем о большой любви, и о великом князе, которого притянул чудесный голос омеги. Заканчивалась песня трагически смертью омеги, но ни одна сказка или предание не обходилось без смерти, поэтому ощущения оставались возвышенные и глубокие. Чонгук, глядя на своего красивого, продолжающего волновать его сердце мужа, постепенно увлекся воспоминаниями. Проступал расплывчатый образ папы в сиреневых одеяниях, его любящая улыбка, спокойные с легкой грустинкой глаза. Его очень не хватало им обоим: и Чонгуку, и Хосоку. Он один мог принести им спокойствие парой слов, ненавязчиво отвлекая от споров или проблем. Чонгук забылся настолько, что проморгал окончание мелодии, и встрепенулся, когда опечалившийся Тэхен поднимался, уступая место у каягыма Чимину. — Чудесное исполнение, Тэхен, — ласково отметил Чонгук. — Настолько чудесное, что оно унесло меня в детство. Мой папа играл эту мелодию. — Спасибо, ваше величество. Чимин-хен мне сообщил, — Тэхен склонился в полупоклоне и слегка приободрился. Присев возле Чонгука и приняв его руку в складках ханбока, Тэхен с восхищением следил, как плавно усаживается у каягыма Чимин: не делая лишних движений, не посматривая вокруг в поисках одобрения. — Он такой… — Тэхен задохнулся, подбирая верные слова. — невероятный! Чимин-хен олицетворяет все, чего нет у меня. Я именно таким представлял себе придворного омегу: элегантным, воспитанным, грациозным. И пахнет очень изысканно! Чонгук внимательно пригляделся к Чимину, взвешивая услышанное. Да, бесспорно элегантен даже в своих блеклых цветах, воспитанный и грациозный. Пахнет, пожалуй, изысканнее многих, некоторым омегам не повезло с ароматами горькой черемухи или простецкой ромашки. Цветочные ароматы при дворе ценились выше фруктовых, последние считались из-за съедобности оригиналов слишком плотскими, порой вульгарными. Однако для Чонгука яблочный аромат был самым волнующим и прекрасным на свете и явно не потому, что он всегда любил яблоки. — Мне никогда не приблизиться к нему, — подытожил Тэхен со вздохом, и Чонгук мягко возразил. — Ему нужно приближаться к тебе, а не тебе к нему, радость моя. Твои качества подходят главе государства, следственно, выше и лучше его качеств. — А мне кажется, что Чимин-хен больше подходит главе государства, чем я, — неожиданно прошептал Тэхен и погрустнел. Пальцы Чимина в этот момент выводили особенно сложный элемент, стремительно вспархивая над струнами. Может быть, он тоже ждал поощрения, но Чонгуку было не до него. Слова Тэхена посеяли в нем тревогу. Неужели тот узнал, что с Чимином его связывало нечто большее, чем просто дружеские отношения с детства? И незамысловатым образом намекает на грубоватую подоплеку: муж подсунул ему в помощники бывшего любовника, оскорбляя этим. Чонгук всмотрелся в тонкий профиль, ища признаки неприятия и раздражения и напрягаясь, что прочесть никак не может. Как понять этих омег, кто бы мог дать подробнейшие пояснения тех или иных поступков… Только боги, пожалуй. Те самые, у которых Чонгук украл слугу. — Спасибо, Чимин-хубэ, — Чонгук, не дожидаясь окончания исполнения, поднялся, подтянул Тэхена за собой. — Прошу прощения, что вынужден оборвать твою игру. Она прекрасна, и в следующий раз я ею сполна напитаю душу. Сейчас же нам с мужем следует удалиться. Добавлять, что его ждут неотложные дела, Чонгук не стал. Королю не к лицу выискивать лазейки и юлить. Его решения не требуют оправдывания. Чимин плавно встал, поклонился. Слуги согнулись в низких поклонах. Тэхен удивленно заморгал, пытаясь высвободить сжатые пальцы из руки Чонгука. — Спасибо, ваше величество, что осветили вашим присутствием омежью половину и потратили драгоценное время на наши скромные занятия, — Чимин с достоинством выпрямился, улыбнулся напряженному Тэхену. — До встречи завтра. — До встречи, Чимин-хен, — Тэхен оставил попытки вытащить пальцы и зашелестел подолом ханбока и широчайшими штанами, которые теперь носил. Чонгук раздражался с каждым шагом от этого многослойного шелеста. Ему казалось, что даже в этом Тэхен выражает ему безмолвный протест, закрывается от него. Все три месяца до наступающей течки их сладкие схватки происходили только в предписанном для них месте — в постели. Никаких больше упоительных уединений в хранилище белья, в музыкальной комнате, в чайной, где Чонгук мог нетерпеливой рукой задрать подол ханбока, сдернуть исподнее и взять свое. Заговорил Чонгук уже на подходе к спальне, не выдержав. — Мне не понравилось то, что ты сказал, Тэхен. Почему ты решил, что Чимин подходит на роль королевского мужа больше, чем ты? Кто тебе вбил это в голову? — Чонгук хмуро уставился на Тэхена. Тот испуганно заморгал. — Никто, я сам, — Тэхен огляделся в поисках спасения. — Он плавает в местных водах уверенно и величаво, к тому же любит эти воды, в отличие от меня. Выделяется на фоне других придворных омег особенно достойными манерами и характером. Я так, как он, плавать здесь не смогу и через пару декад. Поэтому я пришел к этому выводу. Ничего плохого я не хотел сказать! — Ну-ну, не трепещи. Я не злюсь, — Чонгук прогнал мысль, что злится на Тэхена слишком часто с трагедии. — Резануло твое высказывание. Показалось, что в его канве лежит недовольство твоим положением и желание вернуться к бывшей жизни. Это ведь не так? — Не так, — Тэхен, потупившись, вздохнул. — А все же ты на меня злишься, я чувствую. Я стараюсь быстро выучиться всему, чем должен обладать королевский муж, чтобы ты не потерял лицо из-за меня. Завтра прибудут послы из Поднебесной для важных переговоров, я обязан принимать их вместе с тобой, но при этом не ощущаю в себе достаточной уверенности, что справлюсь с приемом. Столько правил… — Не злюсь, — повторил Чонгук, привлекая его к себе и целуя скорбно наморщенный лоб. — Не морщи лоб, радость моя, из-за чепухи. И впредь воздерживайся от подобных высказываний. Они меня коробят. Я люблю тебя, а не какого-то церемонного, умеющего лавировать в лабиринте умных слов омегу. — Не буду, — поспешно ответил Тэхен, приподняв уголки губ в несмелой улыбке. — Спасибо, Чонгук. Я тоже тебя люблю. Получить долгожданное признание в узком коридорчике, скудно освещенном потрескивающими факелами, в присутствии стоящей поодаль стражи… Чонгук не был к этому готов и тотчас же потерял голову: подхватил Тэхена на руки и зацеловал зардевшееся в смущенном румянце лицо. Срывать с Тэхена его защитные слои Чонгук начал, как только дверь за ними закатилась. Безжалостно рвал дорогой вышитый шелк, залеплял возражения поцелуями, разгорался от ощущения горячей гладкой кожи под руками. И, толкнув полураздетого Тэхена к высокому сундуку, проверил влажную готовность и вогнал себя на всю длину. Тэхен вскрикнул, заскреб ногтями деревянную поверхность, попытался приподняться. — К-кровать, Чонгук. Чонгук молча придавил его к сундуку, навалился своей тяжестью и принялся раскачиваться, целуя обнажившиеся плечи и шею. Какая может быть кровать, когда его любят и хотят? Какие могут быть скромные штаны под ханбоком, когда его муж настолько желанен, что хочется брать его повсюду? Какие нужны манеры и умения, если у них уже все хорошо? Тэхен глушил громкие стоны рукавом, мотал растрепавшейся головой, двигался навстречу в том же жадном стремлении быть слитыми и излился первым, задергавшись. Перекинув его на постель, Чонгук распустил узел, сходя с ума, как правильно и хорошо было в Тэхене. Все, что имело значение — это их понимание здесь и сейчас. А остальное как-нибудь наладится. Перед сном Тэхен щебетал, ерзая щекой по груди Чонгука и щекоча пушистыми волосами. — Имджон завтра вернется с охоты. Он обещал мне привезти живых лисят. У Чимин-хена есть ручная лиса, я тоже хочу такую. Она умная, не кусает людей. И так уморительно охотится на крыс и мышей, что невозможно не смеяться. — Лисят, значит, — Чонгук поглаживал подвивающиеся от пота волосы, жалея, что не он привез любимому искомое. Привыкнуть к постоянному присутствию вспыльчивого, вздорного деверя он еще не успел, но признавал, что предложение Чимина не препятствовать общению братьев, было верным. Имджон перестал глупить, твердя о божьей каре, Тэхен не кричал и не дрался с ним. Можно было надеяться, что повторения черной истории не будет. Чимин и в этот раз оказался мудрее обоих короля и принца, провернув все по-омежьи тонко. — В следующий раз говори мне, я сам привезу все, что хочешь. — Ты занят, у тебя серьезные и важные задачи. Не хочу тебя обременять своими глупостями, — Тэхен поднял лицо, жарко уставившись на него. — Хочу быть тебе помощью, а не обузой, Гуки. — Гуки, — Чонгук почувствовал, как невольно расплывается в глупой улыбке. — Зови меня так всегда теперь. Так меня папа звал, еще Хосок в детстве. Я люблю это имя, оно напоминает мне о приятных моментах. И ты мне не обуза. Мне кажется, или Имджон испытывает теплые чувства к Чимину? — Не кажется. Чимин-хен тоже к нему благосклонен, — Тэхен отразил его улыбку. — Я был бы счастлив породниться с Чимин-хеном. Он мудрый не по летам. С ним Имджон ведет себя взрослее и взвешеннее, прислушивается к нему. Чонгук потер лицо свободной ладонью, пряча мимолетное замешательство. Он был бы не против породниться с Чимином при других обстоятельствах, не связывай их скоротечная «тесная дружба». Рано или поздно правда вскроется и как потом ее расхлебывать? Не было ничего предосудительного в их краткой связи. Король имеет право на любого омегу в своем государстве. Вдовец имеет право на развлечения, если только не меняет их ежедневно. Однако предугадать реакцию упрямых, пылких горцев было невозможно. Все-таки стоило последовать совету Хосока и рассказать еще до того, как он представил Тэхену Чимина. Не сложилось бы ощущения грязной тайны. — У них приличная разница в возрасте, — Чонгук подбирал слова весьма осторожно, обходя опасную полынью по тонкому льду. — Подобная разница приемлема, если альфа старше. Когда старше омега, со временем альфа начинает к омеге остывать, обращать внимание на других, и в семье возникают разногласия. Их обоюдной приязни следует хорошенько укрепиться, прежде чем Имджон решится на важный шаг. — Альфа может остынуть к омеге и без разницы в возрасте, — поглаживающие грудь Чонгука тонкие пальцы замерли, поблескивающие при свете андонов глаза округлились. — Ты же ко мне не остынешь, не станешь обращать внимание на наложников, Чонгук? — Своих наложников я щедро одарил и отпустил, потому что никогда к тебе не остыну, — рассмеялся Чонгук нелепости вопроса. — Мне никто не нужен, кроме тебя, радость моя. А ты не остывай ко мне: не носи эти нелепые штаны, не удирай, когда я хочу тебя приласкать в укромном месте. — Во дворце даже стены имеют уши, — Тэхен обиженно надулся. — И я не хочу, чтобы эти уши слышали, что король берет своего мужа как наложника в неподобающих местах. Иначе королевского мужа перестанут уважать, а меня и так-то не особо уважают. Чонгук вяло помотал головой: тема была слишком обширная, чтобы в нее углубляться. В расплавленном любовью теле разливалась усталость, тянуло в сон. До чего ж еще наивен и глуповат его юный муж, думая, что жадное внимание короля к нему может быть сочтено за неуважение. Подобное внимание лишь укрепляет статус королевского омеги.