Необратимость

Просыпался Чонгук в блаженстве: было тепло, уютно и мягко, только почему-то щекотно носу. Открыл сонные глаза и усмехнулся, приподняв голову. Спал он, уткнувшись в распустившуюся косу Тэхена, от которой пахло каштанами и яблоком. Сам Тэхен еще дышал ровно и глубоко, во сне полностью отпустив себя и расслабившись. Розовый, теплый, мягкий, без настороженности на красивом лице… Чонгука обуяли бесконечная нежность и… желание. Утренняя твердость оформилась окончательно, он потерся ею о горячее стройное бедро, не в силах обуздать желание. Осторожно запустил руку под одеяло и провел по груди, животу вниз и, к огромному своему удивлению, обнаружил чужую твердость. Тэхен шумно вздохнул, повел плечами, устраиваясь поудобнее. А Чонгук поспешно развязал тесемки его исподнего и обвел кончиками пальцев небольшой аккуратный член, наслаждаясь ощущениями. Гладкий шелк, жесткие завитки волосков и бархатистая мошонка. Тэхен опять вздохнул, слегка развел бедра, и Чонгук скользнул пальцами ниже к тугому комочку. Погладил там, не сводя взгляда со спящего лица и чувствуя себя почему-то вором. Странные чувства: трогал ведь законного мужа. Там было сухо и горячо. Мысль, что он первым дотронулся до потайного местечка, заставила вскипеть. У него были девственники из наложников и слуг, но никогда еще он не ощущал такую жгучую смесь чувств. Чонгук на пробу поцеловал бархатистую щеку, спустился к шее, где краснела свежая метка, и поцеловал ее, начиная поглаживать член. Говорили, что от прикосновения своего альфы к метке омеги тают, у них подкашиваются ноги, учащается дыхание, растет тяга. Тэхен умилительно покраснел, задышал чаще, потянулся к источнику удовольствия и, проснувшись, оцепенел. Помедлил секунды, глядя вытаращенными глазами на Чонгука, и рванулся. — Спокойно, радость моя. Мы просто приласкаем друг друга, — Чонгук перекатился на него, сдернул с себя мешавшее исподнее и приставил свой член к Тэхенову. — Прикоснись ко мне, не бойся. Познакомься со мной там. Тэхен не отреагировал. Испуганно смотрел, бледнея и покрываясь пленкой пота. Поэтому Чонгук приложил его вялую руку к своему члену сам. Глаза Тэхена расширились, в блестящих зрачках Чонгук видел свое маленькое отражение. — Я не сделаю больно, Тэхен, я сделаю нам обоим хорошо, — Чонгук обхватил их члены и начал мягко водить верх-вниз. Скудная ласка лишь раздразнивала больше, разжигала аппетит. Сдерживаться было невероятно трудно, но страх в больших карих глазах помогал. Тэхен так и не вовлекся в процесс, его пальцы упали на бедро. Но Чонгука уже невозможно было остановить. Он двигал рукой все жестче и быстрее, постанывал, нацеловывая Тэхену безответные губы, щеки, шею, поводя бедрами в однозначных толчках. И наконец выплеснулся на впалый живот. Успокаивало, что Тэхенов ствол не потерял твердости. Чонгук смазал его своей спермой и заводил мягче и медленнее, прерывисто говоря: — Вот видишь. Можно сделать друг другу приятно. Тебе сейчас хорошо, радость моя? Тэхен перед самой концовкой побагровел, зажмурился и застонал Чонгуку в рот, отдав пустую омежью сперму. Запахло сочным надкушенным яблоком. Голова закружилась сильнее. Чонгук снова окреп, но с трудом отстранился, понимая, что если сорвется сейчас, то все, надолго оттолкнет от себя. Присел, вытер мокрую руку о простынь и с улыбкой посмотрел на мужа. Тот будто умер: лежал, не открывая глаз. Краска с его лица постепенно сползала, растерзанное белье было покрыто белесыми мокрыми пятнами. — Поднимайся, Тэхен-я. Нам пора завтракать и выезжать, — Чонгук выдержал паузу и лукаво спросил. — Или хочешь продолжить? Тэхена снесло с постели в другую от Чонгука сторону. Стало даже немного обидно. Еще ни один омега от него так не срывался. В своих альфьих обаянии и привлекательности Чонгук был уверен. Он слыл самым красивым альфой в Хансоне, к тому же был королем. О нем мечтали многие. Тэхен отнес свой таз с водой за ширму и там торопливо разделся, судя по бросавшимся на ширму рубашке и исподнему. Чонгук облизнулся, вглядываясь в узкие прорези, где мелькало белое тело. Произошедшее послужило закуской, пряной маринованной редькой, перед основным блюдом, но вот беда, блюдо в руки отказывалось даваться. Пока отказывалось. Чонгуку показалось, что они на верном пути и к прибытию в столицу уже возлягут на ложе полноценно. Дотерпеть бы… За завтраком Тэхен на него не смотрел, но что было приятным, на брата тоже не смотрел. Наверное, ему было стыдно переглядываться. Имджон же пялился в открытую, не понимая, почему брат избегает на него взглянуть, и, похоже, изводился в беспокойстве. — Пахнет тобой, — тихо пропел Хосок Чонгуку на ухо, перегнувшись за бобами. — И смущается. Было? — Почти, — Чонгук усмехнулся, наблюдая за Тэхеном. Тот услышал кое-что и покраснел, начав поспешно глотать дакчук. — За Имджоном следи. Они не должны до самого Чосона и словом переброситься, кроме приветствий. — Помню, — Хосок прожевал бобы и громко сообщил. — Минхо, если ты закончил с едой, то приступай к построению. Имджон-хубэ, тебя это тоже касается. Минхо вежливо поклонился, встал около Имджона, и тот, раздраженно цокнув, неуклюже из-за ран убрал свои палочки в чехол за поясом и поднялся, еле склонив голову в наклоне. Чонгук нахмурился. Если мальчишка продолжит так себя вести, то вскоре нарвется. Судя по злому вздоху Хосока, тот думал о том же. — Имджон-хубэ, — раздался внезапно мелодичный голос Тэхена. — не забудь, пожалуйста, отцовские ларец и книгу. Тэхен смотрел на младшего брата умоляюще. Видимо, почувствовал неладное и решил вмешаться. Мудро и взвешенно. Чонгук положил руку на предплечье Хосока, останавливая злой окрик, и улыбнулся Тэхену. Молодец. — Хорошо, хен, — Имджон смягчился, слегка успокоившись. Отвесил после заминки поклон Чонгуку и Хосоку и вышел вслед за Минхо. — Не волнуйся за брата, Тэхен-ванби, — пропел Хосок, тоже довольный результатом. — Твой брат в надежных руках. — Я не сомневаюсь, Хосок-хен, — прошептал Тэхен, опять уткнувшись взглядом в чашку с дакчуком. — Спасибо. Чонгук сдавил предплечье Хосока, который явно хотел продолжить беседу. Младшему брату порой не хватало чутья и понимания людей, чтобы сейчас осознать, что Тэхен на беседу не настроен. С ним произошло утром невообразимое, ему понадобится время это невообразимое переварить, а не тратить время на разговоры со смущающими новыми родственниками. И пока важным было сосредоточить внимание только на одном человеке — на собственном муже. Вредный Имджон едва не создал новый переполох во дворе. Чонгук, выйдя с Тэхеном к коновязи, хрустнул кулаками. Деверя очень хотелось проучить. — Мой брат отродясь в повозках не ездил! — возмущенно звенел Имджон, подпинывая колеса повозки. — Он не неженка какой, а отличный наездник. Дайте ему лошадь! У него есть своя кобыла Мину. — Убью, — процедил Хосок, обходя Чонгука и рванувшись к Имджону. И Чонгук его понимал. Где это видано, чтобы королевский муж разъезжал верхом, словно крестьянин? Посмешище, не иначе. — Я был бы счастлив, — звонко и отчаянно воскликнул Тэхен, дотронувшись до руки Чонгука. — если бы мне дали Мину и позволили ехать верхом. В повозке мне непривычно будет. — Поедешь верхом, значит. А перед столицей пересядешь в повозку, — постановил Чонгук, уничтожая спор на корню в общем потрясенном молчании. Жажда врезать Имджону от отчаянности просьбы улетучилась. Его муж ищет его расположения, это уже хорошо. — Запрягите его кобылу. А ты, Имджон-хубэ, в следующий раз обращайся к Хосоку, а не устраивай ссору на ровном месте. Сдержанность и умение себя вести — признаки взрослого альфы. — Хорошо, ваше величество. Простите, — даже цедя вежливые слова, Имджон умудрялся оставаться невежливым. Потрясающая способность заводить врагов. Хосок выдохнул гнев сквозь зубы, схватил Имджона за раненое предплечье и потащил подальше, где были приготовлены для них кони. — Мой брат кажется вздорным порой, но он на самом деле очень хороший, — прерывисто заговорил Тэхен. — Просто он очень за меня переживает, ваше величество. — Чонгук, — мягко поправил его Чонгук и подтолкнул к приведенной лошади, которую второпях запрягали. — Ему следует вести себя сдержаннее, Тэхен, если он не хочет разрушить отношения с королем и принцем. — Я могу с ним поговорить, — начал Тэхен, но Чонгук молча накрыл его плечи походным плащом и подсадил его на лошадь. Разговаривать они будут, как же. На лошади Тэхен сидел ловко. Широкий подол ханбока, конечно задрался, показывая шелковые штаны, но длинный плащ скрадывал неприличное зрелище. И если не придираться к омежьей расцветке одежды, то Тэхен смотрелся органично среди них, прятавшихся от мелкого дождя под одинаковыми плащами. Несмотря на непогоду и пугающий путь к столице, Тэхен ощутимо приободрился. С интересом осматривался, сверкая глазищами из-под низко надвинутого капюшона. И Чонгук чувствовал, что поступил правильно, позволив ему ехать верхом. И было очень душевно ехать вместе по краям, принадлежавшим им. Едь Тэхен в повозке, такого ощущения не было бы. Несколько тревожило, что Тэхен может не выдержать целого дня пути в седле: обязательно натрет кожу, собьет бедра до синяков. Однако тот не жаловался. Ехал стойко и на привале к обеду спрыгнул с коня сам, огорчив этим Чонгука, который хотел принять теплое тело в объятия. Обедали отдельно ото всех, как полагается королевской чете. Обычно Чонгук разделял трапезы с Хосоком, но тот сейчас обедал поодаль, соблюдая договоренность держать Имджона подальше от Тэхена. Тэхен непрестанно озирался поверх чашки с рисом, ища глазами Имджона, и наконец неуверенно спросил: — Мне не позволено общаться с Имджоном? — Твоя семья потеряла права на тебя, когда наши судьбы соединились, — уклонился Чонгук от прямого ответа. — Сейчас нам важно найти общий язык, узнать друг друга получше. И любой из твоей семьи или окружения может нам в этом помешать. Ты не устал? — Не устал, ваше… Чонгук, — Тэхен понятливо кивнул, принявшись усердно есть, но помрачнел. — Если устанешь, сообщи мне. Я пересажу тебя в повозку. Твои родичи едут в отдельной, тебе будет удобно ехать одному, — Чонгук запил еду водой и осторожно погладил Тэхена по щеке. — Спасибо, сообщу, — Тэхен вздрогнул от прикосновения и трогательно порозовел. Розовизна на бархатистых щеках напомнила Чонгуку жаркое утро, и Чонгук пожелал, чтобы ночной привал случился как можно скорее. Тэхен в пути ехал молча, отвечая односложно на вопросы и время от времени оборачиваясь назад. Искал в плотных рядах яркую синюю шапку брата. Их крепкой связи Чонгук не удивлялся. У него самого были, на редкость, теплые отношения с Хосоком, как часто бывает, если в семье нелады. Имджону за защиту Тэхена Чонгук был искренне благодарен, и одновременно испытывал легкую досаду по отношению к нему. Собственническое чувство требовало убрать от Тэхена любого человека, способного украсть крохи тепла. К ночи Тэхен начал уставать. Клевал носом, морщился, ерзая в седле, но упрямо не жаловался и качал головой, когда Чонгук спрашивал, не хочет ли тот пересесть в повозку. В чем-то Чонгук его понимал: всегда спокойнее, когда ты правишь, а не за тебя правят, но все же поражался его стойкости. Не зря Тэхен готовился к монашьей доли: сносить физические неудобства он привык. Сможет ли душевные… На этот вопрос ответа у Чонгука не было. Столица могла стать для неискушенного Тэхена серьезным испытанием. Поднаторевшие в дворцовых интригах многомудрые придворные, следящие за каждым шагом и ждущие неверного, могли вонзить в него свои острые клыки. Хорошо, что с Тэхеном едет его малая лисья рать, те вполне способны откусываться. Чонгук не сомневался, что Ли Сан выбрал для окружения Тэхена самых борзых и рьяных. На вечернем привале Тэхена с седла Чонгук все же снял и мимолетно прижался носом к терпко пахнущей шее. Больше позволить при всех он не мог, однако и этого скользящего касания было достаточно, чтобы усталость снялась, а в штанах стало теснее. В разбитый шатер слуги носили горячую воду, чтобы омыть повелителей. Плыл сизый дымок множества костров и аромат готовящейся похлебки. Было непривычно, потому что, когда Чонгук наступал в эти края, он ехал впереди малого количества слуг, а не за ними. И иногда спал на кошме под открытым небом, завернувшись в плащ. Сейчас же он распорядился, чтобы услужение путешествовало перед ними, устраивая на привалах необходимый мужу короля комфорт. Раздраженный Хосок настиг их у шатра. Чонгук пропустил Тэхена внутрь и удивленно воззрился на брата. — Что-то случилось, Хосок-я? — Ничего пока, но вскоре может. Этот Имджон меня уже до печенок проел просьбами ехать вместе с братом. Он что, собственному королю не доверяет? — сорвавшись на крик, Хосок понизил голос до шепота. — Денщик Имджона разболтался с денщиком Минхо. Сказал, что Имджон панически боится, что с Тэхеном что-то случится, и тогда он тоже умрет. Идиот, да? — Вот почему, — протянул Чонгук. — Суеверный малый, несмотря на возраст. Идиот, соглашусь. Сдерживайся, хубэ. Врежешь ему когда-нибудь потом, уже после того, как мы прибудем в Чосон. Он будет полностью твой. Делай с ним что хочешь, ты его генерал, имеешь право. А пока сдерживайся. Во время ужина Тэхен мужественно тер глаза, сглатывал зевоту, но все равно заснул в сидячем положении. Чонгук, слегка расстроившись, что приятных объятий не будет, перенес его на лежанку и лег рядом, дыша яблочно-имбирным ароматом и безудержно улыбаясь. Его счастье лежало в его руках.