Необратимость

И все-таки, пока хлопотал над сбором своей размякшей за время постоя армии, Чонгук неустанно думал о Тэхене. Беспокойство не давало сосредоточиться на важной задаче, постоянно возвращало к нежному упрямцу, который мог неприятно удивить. Успокаивало лишь то, что Имджон мелькал поблизости. Не к кому будет Тэхену бежать, раз любимый брат остался якорем здесь. Мысль и утешала, и царапала. Хотелось, чтобы слова «любимый» и «якорь» относились к нему, к Чонгуку. Рано требовать невозможного. В любви необходимо терпение. Так ему частенько твердил покойный папа, и Чонгук ни разу не усомнился в его наущениях. Папа был умен, куда умнее отца, с которым прожил светлую и полную любви жизнь во многом благодаря собственным усилиям и умению балансировать. Да и если бы с Тэхеном сложилось по обычному порядку, когда за омегой исподволь наблюдают, намекают через старших родственников о возможном родстве, подготавливают к будущему, то Тэхен бы иначе его воспринимал. И если бы Тэхен был обычным омегой, мечтавшим о выгодном и счастливом замужестве, то тоже было бы проще. Никаких наставлений об обращении с бывшим послушником Чонгук от папы не получал, да никто бы и не смог их дать. Чонгук смутно знал, что послушников воспитывают по-другому, готовят к более суровой и тяжелой жизни, чем изнеженных домашних омег. Но как по-другому? Требовалось узнать побольше. — Ну и?.. — нетерпеливо спросил Чонгук, как только веселый Хосок подскакал вплотную. Хосок небрежно отмахнулся от лениво жужжащей осы и обернулся, следуя направлению взгляда Чонгука, на скакавшего вдоль рядов вместе с военачальником Имджона. Тот сидел в седле как влитой. Хорошие выправка и выучка. Хотя бы сына-альфу покойный Ким воспитал как надо. — Своенравный малый, — с одобрением ответил Хосок. — но ретивый и честолюбивый. Если правильно его направлять, из него выйдет толк. Мнит о себе чрезмерно много, на мой взгляд, однако это можно со временем выбить. Мне Минхо шепнул, расспросив слуг, что покойник воспитывал Имджона как будущего правителя Юга. У Кима были далеко идущие планы, хен, гораздо обширнее, чем мы представляли. — Вот как? — Чонгук помрачнел. Если Имджон будет требовать слишком много, влияя при этом на Тэхена, то он станет обузой. — Мне не нужны наглецы, Хосок. Начинай направлять его помалу уже сейчас. Сколько вокруг него человек? — Хорошо, хен. Я поставил пятерых, во главе которых стоит Минхо. Тот идеально подходит на роль наставника, мне, ты знаешь, терпения не хватит. Могу и кулаками поучить, — Хосок беззаботно рассмеялся. — Не переживай, Чонгук, малый еще мягкая глина, из него можно вылепить что хочешь. — Из мягкой глины выжигаются крепкие сосуды, — многозначительно сказал Чонгук. — Пусть этому сосуду придадут нужную мне форму. Что он сообщил о брате? — Что был для него всем, заменял родителей. Их папа умер, когда Имджону было десять лет, а Тэхену, соответственно, одиннадцать. А отец Тэхена совершенно не замечал, для него сын-омега был отрезан от семьи еще при рождении, когда был обещан богам. Следуя предсмертной просьбе мужа, позволил Тэхену проходить храмовую науку в родной усадьбе до определенного возраста, но каждое лето прогонял в храм. Тогда Имджон ездил к нему, встречался в пещерах у храма, вопреки правилам. Богатым все можно, — нахмурившись, Хосок прервался и подался вперед. — Айщ, куда пусанский выскочка лезет? Велено ведь было: только наблюдать и запоминать! Имджон что-то звонко, но неразборчиво из-за сильных порывов ветра, кричал, наступая конской грудью на отступавших воинов. Те поглядывали на него мрачно, с опаской, но, похоже, слушаться не спешили. Действительно, почему они должны были его слушаться. Еще несколько дней назад он был для них врагом. — Погоди, Минхо справится, — Чонгук перехватил руку брата, поднявшуюся, чтобы хлестнуть коня. — Поговорим лучше. Минхо справился в считанные минуты. Что-то негромко сказал Имджону, тот запальчиво ответил и, получив гневный окрик, поник. Чонгук слабо улыбнулся. Может, мальчишка и своенравен, однако не лишен мозгов. Понимает, когда можно настаивать на своем, а когда отступить. Неплохая глина. — Рассказывай дальше, — Чонгук натянул поводья, успокаивая занервничавшего Муна. — Щенок больше о себе тявкал, чем о брате, — Хосок со злым прищуром следил за Имджоном. — Говорил лишь, что тренировал Тэхена получше, чем монахи. Те за полные благополучия годы драться почти разучились. — Драться?.. — Чонгук от неожиданности едва не выронил флягу с водой. — Монахи должны уметь защищать храм, — Хосок, уловив его изумление, весело расхохотался. — Я тоже удивился, хен. Мы с тобой мало что знаем о послушниках и монахах. Раньше считал, что только монахи-альфы защищают храм. И вообще казалось глупым держать альф и омег вместе. А у них все продумано. Альфы и омеги живут в раздельных храмах, только бетам разрешено жить в обоих. И омеги должны уметь отбиваться от разбойников не хуже альф, а альфы — обихаживать себя не хуже омег. Так что твой Тэхен может тебе и врезать, если к нему полезешь за супружеским долгом. — Не смешно, — огрызнулся Чонгук и, представив себе Тэхена, колотящего его кулачками, тоже засмеялся. — Хотя вру, смешно. Не ожидал, честно говоря. Папе бы такое положение вещей понравилось. — Папе да, — с нежностью отозвался Хосок. — Он всегда хотел большего и заслуживал большего. Если бы не он, то отец бы значительно раньше сдал позиции и натворил бы глупостей. — Жаль, что он не с нами, — Чонгук с грустью улыбнулся, вспоминая доброе, любящее лицо. — Ладно, заканчиваем. Вечер на носу. Пусть отчитаются по фуражу и остальным припасам уже в усадьбе. — Спешишь к кому-то? — Хосок нагло заиграл бровями и мгновенно придал себе смиренное выражение, когда Чонгук сердито оскалился. — Сейчас отдам распоряжения, хен. Чонгук и впрямь спешил. Хотелось увидеть ставшее важным для него лицо, вдохнуть яблочный аромат, поставить наконец метку, чтобы смешать яблочный дух с имбирем. И разузнать о дражайшем муже как можно больше. Не вытерпев, Чонгук вслед за братом понудил коня и поскакал вдоль рядов, подгоняя десятников, которые послушно рассыпались к своим отрядам, чтобы передать волю короля. Ветер безжалостно нахлестывал щеки, полившийся дождь сек разгоряченную кожу, а в душе волновалось предвкушение счастья. Ужинали наскоро при красноватом свете андонов на альфьей половине. Чонгук вполуха слушал Ли Сана, на правах старика пробравшегося на их половину. Тот подробнейшим образом отчитывался о собранном приданом Тэхена, перечисляя все драгоценности, шелковые, хлопковые полотна, ханбоки, рубашки, заколки. Дребезжащий, надтреснутый голос гундел и гундел, напоминая назойливую муху, бьющуюся о бумажный раствор андона. И хотелось эту муху поскорее прихлопнуть, чтобы замолчала. Хосок разделял его мысли: поглядывал на Ли Сана кровожадно, похрустывал пальцами, но терпел, раз старший брат разрешает вещать. — Осмелюсь вас уверить, ваше величество, что ваш супруг, Ким Тэхен, полностью готов к далекой дороге и жизни в столице. Не соблаговолите ли вы взять ему в услужение его родичей, например, его троюродных братьев Ли Дуна и Ли Бо? Они чудесно воспитаны и смогут поддержать дорогого родственника в незнакомом окружении. Умеют создавать сложные прически, вышивать прекрасные узоры, петь, танцевать, рассказывать древние предания, чтобы развлечь великосветское общество. А также обучены искусству ведения огромным хозяйством. Конечно же, ведение пусанского хозяйство не сравнимо с дворцовым, однако, смею надеяться, что они… — А что умеет Тэхен? — Чонгук сложил палочки, обозначая конец трапезы, и все остальные тоже их сложили. Один лишь Хосок жадно доедал рис, пользуясь своими привилегиями. Ли Сан несомненно смешался. Хитрая лисья мордочка в страхе сморщилась. Он закашлялся, выгадывая время, и неуверенно начал. — Видите ли, ваше величество, Тэхен не проходил обычное для омег усадьбы обучение. Учет скромных храмовых припасов не требует мастерства. Вышивка на храмовых одеждах запрещена. Пение и игра на музыкальных инструментах — тоже. Тэхен умеет шить, как все наши омеги, но… — Только послушнические хламиды, — закончил за него Чонгук, нисколько не расстроившись. Шить Тэхену не придется, как и вышивать. Для него одеяния будут создаваться дворцовыми портными согласно сложному церемониальному устою. Голос у него благозвучный, Чонгук сам в этом удостоверился. Простую мелодию на каягыме мог набрать, следовательно, сможет и более мудреные. Да и надо ли ему услаждать слух Чонгука, если одного его вида достаточно, чтобы Чонгук растаял медом? — Что ж, его родичей я с собой возьму. Вы же свяжетесь с настоятелем храма, узнаете все о том, чему Тэхен обучался, и напишете мне, не упуская малейших деталей. Приказ ясен, Ли-щи? — Да, ваше величество, — Ли Сан с достоинством поклонился и немедленно добавил. — Поскольку троюродные братья Тэхена, как и он, юны и могут растеряться в столичной жизни, позвольте, пожалуйста, их родителям поехать вместе с нимим. Хосок восхищенно присвистнул. Чонгук не удержал улыбки. Вот же лиса! Запустил сначала кончик пушистого хвоста в карман, а потом вывернул карман наизнанку. Надо было сразу догадаться, что юнцы были даны в сопровождение Тэхена не просто так. Хитрец Ли хочет упрочить положение пусанцев в столице. — Позволяю, — Чонгук построжел. — Но если я сочту, что приближение Тэхена пытается им манипулировать в своих целях, то жестко накажу и отправлю это приближение обратно в родной Пусан. Передайте им, Ли-щи. — Что вы, ваше величество! Только помочь, только поддержать… — Ли Сан побледнел и задрожал дряблыми щеками. — Ни в коем случае не собирались как-то влиять на вашего мужа, ваше величество. — То-то же. Как провел день мой муж? — Чонгук затаил дыхание, чувствуя, как быстрее забилось сердце. То стучалось о грудную клетку так отчаянно, что казалось, слышно всем. — В трудах и молитве, ваше величество, — Ли Сан приободрился. — Тэхен обращался ко мне за советом и наставлениями, потому что не ведает ничего о той стороне жизни, которая была от него доселе скрыта. Он был крайне смущен случившимся, — Ли Сан многозначительно приподнял брови. И Чонгук почувствовал, как краска хлынула к щекам. Намек был абсолютно понятен. — Оставьте нас наедине с Ли-щи, — негромко приказал Чонгук, и его свита незамедлительно поклонилась и поднялась. Хосок подбадривающе подмигнул, прежде чем выйти. — Говорите, Ли-щи. — Тэхен тихий и послушный мальчик, — нервно начал Ли Сан, — однако вырос в неподобающих будущему супругу короля условиях, поэтому может быть диковат. Простите дерзость в предложении советов, ваше величество, я старик, могу заговариваться. Настоятельно вам советую не слушать его возражений и подавить малейшее сопротивление. А далее Тэхен примет все как должное. Чонгук расслабился. Соврал старый лис. Тэхен ничего ему не рассказал, тот сам составил мнение на основании чистого запаха и нетронутой меткой шеи. Решил, что Тэхен оказал высочайшему мужу отчаянное сопротивление и только поэтому остался девственником. — Никогда не лезьте в королевскую постель, Ли-щи, иначе можете укоротить свою чрезмерно длинную жизнь, — сухо отрезал Чонгук. — Тэхен лишь однажды проявил непокорство, сбежав к брату в гору. Ему не хватило мудрой заботы и поддержки старших родственников, чтобы отказаться от необдуманного шага. Не стоит на основании этого поступка ложно судить его остальные действия, тем более, что побег целиком и полностью был вашей виной. — П-простите великодушно, ваше величество, — Ли Сан затрепетал, низко склонившись, а Чонгук величаво продолжил. — Умение сдерживать плотские позывы свойственно всем представителям моей семьи. Ранее оно было обусловлено необходимостью не растворять королевскую кровь вне брачных уз. Сейчас же я прибегнул к нему, чтобы заложить прочный фундамент многолетних теплых отношений. Прежде чем я заявлю права на своего мужа, я бы хотел, чтобы меня просветили о состоянии его здоровья. Тэхен несколько лет принимал отвары, его омежья сущность подавлена, а способность зачать может быть нарушена. — Лекарь его регулярно осматривал, ваше величество. Тэхен абсолютно здоров, — поспешно затарахтел вспотевший Ли Сан. — Отвары лишь понижали плотское влечение, но не сказывались на его способности к зачатию. Единственное, что циклу потребуется время, чтобы наладиться. Лекарь сообщил, что после отмены подавляющих отваров течка может случиться в ближайшие недели. Чонгук не показал вида, что новость его вдохновила, ответил таким же сухим тоном. — Что ж, я рад это услышать. Тэхена внимательно осмотрят в столице мои лекари, потому что армейский не может быть допущен к телу омеги. Надеюсь, ваши сведения достоверны, Ли-щи. Закончим на этом. Уже поздно. Мой муж меня ждет. Пока шел, стараясь не лететь, к спальне, думал об услышанном и счастливо улыбался. Пусть его яблочко пока содрогается в ужасе при мысли о близости, но в первую же течку, не скованную лекарствами, оно не удержится. А пропустившая корни в омежью сущность метка призовет яблочко потянуться к единственному альфе, который ему нужен. Тэхен уже лежал в постели, ровно выложив руки вдоль тела, и при его появлении резко сел, попытавшись поклониться. — Добрый вечер, Тэхен-я, — Чонгук начал развязывать пояс на ходу. — Как прошли сборы? — Добрый вечер, ваше величество, — прошелестел Тэхен. — Плодотворно, спасибо. Как прошел ваш день? — Тоже плодотворно. Можешь обращаться ко мне по-простому. Зови меня Чонгуком, — Чонгук разделся до пояса и заплескал водой в тазу, омывая вспотевшее, запылившееся тело и поглядывая на мужа. Нежное лицо того было скрыто полумраком и ладонями, но глаза поблескивали через пальцы. Изучал его тело — приятно. Чонгук растерся полотном и обошел постель, видя, как Тэхен пугливо подобрался. — Тэхен-я, мне нужно поставить тебе метку, чтобы заявить на тебя права. — Т-только метку? — Тэхен отодвинулся от края и замер в ожидании ответа. — Пока только метку, — Чонгук с нажимом произнес слово «пока» и, осторожно подтянув к себе, нагнулся над белеющим в сумраке лицом. Огромные глаза смотрели на него боязливо, однако без прежнего ужаса. — Вдохни глубже и замри, Тэхен-я. Это будет быстро. Не дав тому времени на переживания, Чонгук аккуратно запрокинул его голову и впился в теплую стройную шею. Зубы раздвинули неподатливую плоть, в рот просочилась отдающая металлом кровь. И голова закружилась как от забористой крестьянской браги, пальцы непроизвольно сжались. Сорвать одежду, развести ноги, взять желанного до криков, до стонов… Чонгук с трудом смял желание, зализал кровоточащую метку, наслаждаясь вкусом крови и кожи. Тэхен тяжело и часто дышал, сдерживая всхлипы и боясь продолжения. Пусть пока еще тревожный и боящийся, но уже весь его с потрохами. Слюна проникла в кровь, а та понесла по всему телу принадлежность одному конкретному альфе. Чонгук улегся со стороны Тэхена, потеснив его к середине, обнял его, вызывая в памяти неприятный пожеванный временем образ Ли Сана, чтобы унять похоть, и спросил: — Ты когда-нибудь ласкал себя, Тэхен? — Н-не… понимаю, о чем вы говорите, ваше величество. — Чонгук, — поправил Чонгук, дыша его ароматом, в который вплелась сильная имбирная нота. Сжал его тонкие пальцы, понимая, что не услышит сегодня правды. — Твой муж Чонгук. — Чонгук, — повторил послушно Тэхен, не отстраняясь, но и не пытаясь вынуть пальцы из его руки. — Спокойной ночи, ваше… Чонгук. — Спокойной ночи, радость моя, — последнее вылетело неожиданно и согрело душу. Действительно радость. — Спи. Выезжаем на рассвете.