Необратимость

— А сейчас, — прорычал Чонгук, схватившись за жиденькую бороденку трясущегося Ли Сана, — ты скажешь мне, где находится Имджон. К нему ведь побежал Тэхен. Раз он знал, куда бежать, значит, знаешь и ты. Мое терпение лопнуло, старик. Убью всех, включая тебя, если не найду Тэхена. — Я действительно не знаю, ваше величество, — проскулил Ли Сан, не смея взяться за его карающую длань, но ежась от боли. Бороденка уже лишилась части волос. — Есть только предположения. Тэхен и Имджон много времени проводили в Кымненсане еще с детства, а потом Имджон частенько Тэхена навещал в храме. Если они и скрываются, то только там. — А до этого ты верещал, что в других горах! — Чонгук со свистом выудил меч. Пальцы чесались в желании снести наглую голову. Ли Сана спас обморок. Тот, не чувствуя боли от рвущейся бороды, рухнул наземь. — Поганый старикашка, — сплюнул на почти бездыханное тело мрачный Хосок. — Предал короля своим молчанием! — огляделся, свирепо скалясь. — Ну, кто еще жаждет предать короля? Показывайте тропки на Кымненсане, иначе, как пообещал мой старший брат, убьем всех! — Все тропы размыло, — простучал зубами моложавый полный омега. — Дожди ведь лили всю неделю, ваше величество и ваше высочество. Мы с трудом находили сухие промежутки для церемониальных встреч. Тэхен не сможет добраться до Имджона, да и тот не может спуститься. Им не суждено встретиться. — Дожди, — в ужасе повторил Чонгук, вспомнив, что на церемонии сжигания послушнической хламиды им сообщили, что на горе случилось несколько оползней. Его драгоценный жених сейчас карабкается по зыбкой, неустойчивой почве, готовой в любой момент снести его вниз вместе с грудой камней. Не помня себя от страха, взлетел на коня и помчал на запад, где в туманной сырой дымке пряталась священная гора. За ним застучало множество копыт. Закричал тоненько какой-то омега. Видимо, злой Хосок прихватил первого попавшегося, чтобы показывал дорогу. Весь путь до подножия горы Чонгук не мог полноценно дышать. Грудную клетку сковал ужас. Перед глазами мелькали жуткие сцены, как Тэхена сносит вниз оползень, безжалостно сдирая с него одежды и кожу, ломая кости. Только бы остался жив, пусть подурневший и поломанный. Чонгук его выходит, будет любить любым. До чего же слепым Чонгук был, полагая, что Тэхен смирился. С рождения знавший, что отдан богам, не видевший для себя другой судьбы, и смирился за несколько часов?.. Зря слушал елейные речи будущих родичей. Те лили елей, прекрасно понимая положение вещей, и спешили поскорее выдать Тэхена замуж, чтобы Чонгук разбирался с ним сам. У подножия горы мирно щипал травку под мелким моросящим дождиком каурый конь. И Чонгук на миг прикрыл глаза. Тэхен здесь. Оставил коня, чтобы не рисковать на размытых дорогах, а дальше побежал пешком. Что ж, к лучшему. Он не сможет уйти далеко. Послушники не привыкли к длинным переходам, а вот воины, как Чонгук, привыкли и могут легко сократить расстояние. — Хен, останься здесь. Мы не можем тобой рисковать! — Хосок догнал его, схватился за поводья. — Прошу тебя, дай мне найти твоего омегу. — Своего омегу я найду сам. Не смей мне перечить, — Чонгук отбросил его руку и спрыгнул с седла сразу на валун. — Где проводники? — Взял старых и еще прихватил говорливого омегу, — Хосок мотнул головой назад, где перепуганный омега в непригодном для подъема на гору шелковом ханбоке трясся осиновым листом. — Все сгодятся. Буду срезать по голове каждые полчаса, чтобы подтолкнуть остальных показывать верный путь. Проводники сбились в кучку при его словах, а омега закатил глаза и шлепнулся наземь. Похоже, это было в крови у семейства Ли, чуть что, лишаться чувств. — Его проще вернуть назад в усадьбу, — досадливо цокнул Чонгук и поспешил наверх. Хосок подоспевшими воинами быстро его обогнали, стараясь защитить от возможных стрел. Чонгук не стал спорить и тратить силы: те ему пригодятся. Бежали стремительно, не пытаясь разобрать следы на мокрой каменистой почве тропинки. Дождь, хоть и мелкий, хорошо справлялся с задачей спрятать отпечатки узких ступней, да и Тэхен был легким, не впечатывался в тропку так же грузно, как Чонгук или Хосок. Чонгуку чудился яблочный аромат, что было невозможным: Тэхен мог пройти здесь еще много часов назад, когда беспечный Чонгук дрых без задних ног. Бедняжка бежал по мрачным ночным тропам в кромешной темноте, боясь разжечь факел, чтобы не привлечь внимания. И рисковал на каждом шагу. Чонгук запрещал себе смотреть вниз и искать там разбитое тело, но видел, как поглядывают вниз время от времени Хосок и другие. Замирал, если те хмурились, вглядываясь в серые камни, и переводил дух, когда они отворачивались. Через час захотелось пить, Чонгук приоткрыл рот, чуть задрав голову, чтобы дождь смачивал сухой рот. Нелепо же они выскочили: без воды и припасов, без надежных лат, лишь опоясавшись мечами. Кто-то все-таки успел прихватить кожаную флягу с водой, передал ее по цепочке. И Чонгук жадно всосался в прохладную воду, стараясь цедить каждый глоток и оставить воду остальным. Правило войны: думать обо всех, чтобы выжить. Широкая в начале тропа постепенно сужалась, а кое-где обрывалась, примятая коварным оползнем. Приходилось цепляться за мокрые скалистые выступы и ползти вереницей. Сердце Чонгука дрожало при мысли, что точно так же ночью полз Тэхен, убегая от него. До чего же тот его боялся, что предпочел рискнуть своей жизнью, лишь бы не стать его мужем… Еще через час Чонгук жестко приказал: — Первого! Хосок мгновенно понял. Взмахнул мечом и обезглавленный проводник полетел камнем в пропасть, а остальные приникли к скале, провожая его полет взглядами. — Г-господин! Ваше величество! — самый молодой из проводников опустился на колени и молитвенно сложил ладони. — Я все скажу, не казните! У меня сын недавно родился, я не могу оставить его и мужа на верный голод. Вчера к полуночи на горе мелькали сигнальные огни. Три раза кто-то взмахнул факелами справа налево. Что это значит, мне не ведомо. Однако, думаю, что господину Киму было ведомо, поэтому он побежал. Зато я знаю, как пройти к одному из его убежищ. Там он частенько отсиживался, когда лютовал Ким-ним, его отец. Я встречал его там, когда охотился. — Наконец-то, — вздохнул Хосок. — Веди, но если обманешь… — Убежищ у них могло быть много. Вся гора утыкана пещерами! — взмолился проводник. — Они могут встретиться в другой, в которой я не бывал. — Проведешь по всем, в которых бывал. Начнем с ближайшей, — оборвал его Чонгук, чувствуя, что надежда подняла голову. — Оползни могли перекрыть привычные Тэхену тропы, поэтому он может сменить направление. Уже на ходу спросил. — Куда они могут двинуться, если встретятся? — К кораблям, ваше величество, — признался проводник, тревожно моргая. — Поговаривали, что Ким-ним спрятал часть богатств в Кымненсане на случай, если его разобьют, чтобы Ким Имджон смог избежать казни и осесть в Поднебесной. — И я узнаю об этом только сейчас, — скрипнул зубами Чонгук, решив, что остальным проводникам все же не жить. — Мне старший запретил говорить с вами. Пригрозил, что убьет моих мужа и сына. Простите, ваше величество, — проводник зашептал плаксивым голосом. — Я сделаю все возможное, чтобы найти вашего жениха. — Старший это тот, что улетел в пропасть? — осведомился шедший за ними Хосок. — Тот, что идет за вами, — шепнул проводник, и Хосок молниеносно развернулся. Чонгук не стал тратить время, но услышал знакомый звук врезающегося в плоть меча, полный боли крик и свист падающего тела. С одной стороны, он понимал преданность вассалов своему господину, но с другой, его обуревала ненависть, что они предали его, своего короля. Король — господин над всеми феодалами, следовательно, и над всеми их слугами. Во всем виноват отец, что разбаловал капризных феодалов, потакал им, позволил думать, что Чоны слабы. На колючем можжевельнике нашелся отрывок серого шелкового ханбока. Чонгук вырвал его из рук проводника и прижал к носу, чуть не застонав в облегчении: яблочный аромат подсказал ему, что они взяли след. Отрывок придал ему сил. Чонгук едва не подталкивал в спину проводника, спеша добраться до Тэхена, и чудом увильнул от грозно пропевшей стрелы. — Сверху стреляют! Жмитесь к скалам! — прокричал Чонгук, досадуя и одновременно радуясь, что Имджон объявился. Тэхен сдастся, если увидит в их рядах любимого брата — сомнений в этом не было. К кому же ему бежать, если брат уже с ними? Обернулся, надеясь, что Хосок все же взял с собой того омегу, и вытер пот со оба: взял. Омегу тащили в самом конце вереницы, чудом балансируя на узкой тропке. — Хосок, омегу сюда. Хосок понятливо кивнул, шепнул ближайшему воину, тот передал следующему. И когда дрожащего омегу передали Чонгуку, тот приложил палец к губам, приказывая молчать. — Имджон-хубэ! — крикнул он зычно, вжимая лицо омеги себе в грудь. — С нами мой жених, твой брат Тэхен. Стреляй осторожнее, иначе его заденешь. — Отпустите моего брата, сатрап! — прозвенел звонкий, еще мальчишеский голос. — Решим судьбу в поединке один на один! Я живым вам не сдамся! — Дурачок, — пробормотал Чонгук, радуясь, что задумка удалась. И ответил громче: — Спускайся ниже, Имджон-хубэ. Решим судьбу по-мужски лицом к лицу, а не крадучись из-за спины. Обстреливают врагов из надежного убежища лишь трусы, а мне говорили, что ты смельчак. Если ты все же смельчак, то выйди вон на тот выступ слева от меня. Он достаточно широкий для поединка. Сверху послышался невнятный разгоряченный спор. Имджона, похоже, уговаривали не вестись на колкие слова, но тот предсказуемо повелся. Посыпались мелкие камешки, выскальзываемые из-под быстрых ног, и вскоре на выступ выскочил высокий широкоплечий, но еще гибкий и тонкий юноша с гневным, очень похожим на Тэхена лицом. А за ним выбежали его соратники. Жалкое войско — не более двух десятков мечей. Чонгук втолкнул молчавшего омегу в соседнего воина, положил руку на его затылок, намекая, чтобы тот продолжал так держать. Все омеги в широких ханбоках схожи друг на друга сзади. Пусть Имджон находится в неведении, тому рановато было знать, что Тэхен блуждает по горе. Имджон яростно всматривался в заложника, пока Чонгук с воинами возвращались к выступу. И запальчиво воскликнул: — А смело — держать в заложниках моего брата, пока мы бьемся? — Твой брат не заложник, а мой жених. Я обязан его защищать, даже от стрел собственного брата, — колко ответил Чонгук, вынимая меч и прикидывая, куда проще ранить. — Он согласился вынужденно! — выплюнул Имджон, взмахнув мечом. — Я знаю его, как никто другой! Тэхен никогда бы не… — и отпрыгнул, уходя от удара. — Я забуду тебе поединок со мной, с твоим королем, потому что преисполнен милосердия из любви к твоему брату. Но если ты проиграешь сегодня, Имджон, то никогда больше не поднимешь против меня меч, — процедил Чонгук, стремительно наступая и легко отбивая удары. — Держать на меня обиду из-за смерти отца нелепо. Тот предал своего короля, восстав против него, и получил по заслугам. Тебе предстоит выбрать: стать отступником, как он, или возвыситься. — У отца не было выбора! — возмущенно рявкнул Имджон, следя за мелькающим лезвием. — Если бы он не поддержал восстание, то нас бы уничтожили. — Что поделать, такова жизнь, — сухо парировал Чонгук. — Хотя он мог отправить мне гонца и я принял бы его под свое крыло. — Ваше крыло не успело бы до наших мест долететь, — Имджон неудачно подался корпусом вперед, стараясь достать до живота, и застонал. Чонгук неглубоко кольнул его в предплечье и, не дав возможности подхватить меч левой рукой, достал и второе. Имджон бессильно зарычал, наклонившись за упавшим мечом. Его соратники загремели оружием, готовясь биться до последней капли крови. — Сдавайся, Имджон-хубэ. Ты храбрый воин, отдам тебе должное, и не в ответе за своего отца. Его я прощаю посмертно в честь будущего мужа. Тэхен будет в безопасности со мной. Я обещаю, что буду любить и уважать его, — мягко сообщил Чонгук. — Твои воины обессилены долгой осадой и их мало. Со мной же три десятка полных сил воинов. Не обрекай соратников на верную смерть. Имджон молчал долго, посматривая то на трепещущий на ветру шелковый ханбок омеги, то на своих соратников, и хрипло спросил: — Никто не будет казнен? — Никто, обещаю, — подтвердил Чонгук. — Ну же, прими решение, достойное военачальника. — А Тэхен? Он… — Имджон побледнел, глядя на ханбок. — Мы с ним не успели поговорить. Предоставьте, пожалуйста, возможность нам пообщаться, прежде чем я приму решение. Я хочу быть уверен, что не обрекаю брата на мучения. — Этого я тебе позволить не могу. Тэхен переволновался, может заплакать. Он сейчас не может разговаривать спокойно. Но уверяю тебя, что он сам согласился. Единственное, что его беспокоило — это твоя участь. Видимо, я недостаточно убедительно сообщил ему, что оставлю тебе жизнь, и жалею об этом. Но ты видишь, что я не собираюсь тебя убивать, а ранил только потому, что хочу прекратить бесполезный поединок, — Чонгук нетерпеливо переминался с ноги на ногу, желая помчаться на поиски Тэхена. — Решайся быстрее, иначе мне придется взять в плен и дам додумать уже на пути к столице. — Я сдаюсь, — пробормотал Имджон, на глазах слабея от потери крови и покачнувшись. Чонгук прыгнул вперед и успел его схватить до того, как тот соскользнул в пропасть. На лбу выступил обильный пот. Тэхен бы не простил ему смерти брата, как пить дать. Чонгук передал ослабевшего Имджона его соратникам и повелел: — Несите его в усадьбу. Ваш предводитель сдался мне, значит, сдались и вы. Любое неповинование приказам будет воспринято за предательство. Кто готов подчиниться, а кто намерен продолжить сопротивление? Соратники перегляделись и разом опустились на колени, выложив мечи перед собой. Одной головной болью меньше. Чонгук осторожно снял с Имджона приметную перевязь, обкрутил вокруг своей руки и кивнул Хосоку. Тот, бегло оценив силы сдавшихся, выделил десяток воинов и поручил им доставить тех в усадьбу. — Омегу проводите в усадьбу позже них, — прошептал Чонгук. — Имджон не должен видеть, что это не Тэхен. — Конечно, хен, — Хосок передал его слова и бодро зашагал рядом. — Как же удачно ты его обманул, Чонгук! — А мне вот кажется, что мне еще этот обман аукнется. Имджон не похож на того, кем можно легко играть. Польза от его поимки, конечно, есть, но больше бы он мне помог, если бы сообщил, где они собирались с Тэхеном встретиться, — проворчал Чонгук, понимая при этом, что нет смысла требовать от богов большего. Дождь усиливался, нагнетая тревогу. Несмотря на жаркий август, здесь, в горах, он был холодным, и к ночи мог уложить в постель с лихорадкой крепкого альфу, не говоря уже о нежном омеге. Чонгук без устали шагал, полз, несся, ища глазами хрупкую фигурку, и сходил с ума от беспокойства. Постепенно на недружелюбно острые скалистые камни начали наступать сиреневые сумерки, от чего сердце Чонгука заходилось в боли. Тэхен наверняка проголодался и замерз, ища брата и не зная, что тому из-за оползней пришлось обогнуть гору. Когда Чонгук окончательно отчаялся, он увидел Тэхена. Тот, безнадежно ссутулившись и держа себя озябшими руками за плечи, сидел на краю скалы. За ним путь превратился в гору мелких камешков, а перед ним мощная природа смахнула даже не тропку, а целый холм, образуя отвес. Сверкнув угрожающе глазами и приложив палец к губам, Чонгук пополз по срывающимся камешкам к Тэхену, пытаясь не шуметь. Но тот услышал шорох и порывисто оглянулся, испуганно вскрикнув. — Тэхен-я, не бойся. Иди ко мне, прошу тебя. Имджон вышел к нам сам, — Чонгук показал перевязь. — С ним все хорошо, он уже в усадьбе. Я не держу на тебя зла за побег, не собираюсь упрекать. Ты перепугался страшного короля и попытался присоединиться к брату, я все понимаю. — Не подходите! — Тэхен подобрался, следя за его движениями огромными глазами, в которых дрожали слезы. Распустившиеся волосы облепили узкое личико, придавая ему вид сказочного создания из преданий. — Вы его убили! — Нет же, Тэхен. Я клянусь, он жив, — Чонгук сглотнул, приближаясь мелкими шагами, и застыл, когда Тэхен свесил ноги, готовясь спрыгнуть. — Клянусь всем, что для меня свято, что твой брат, Ким Имджон, жив, прощен мной и вскоре приступит к служению при дворе. Поверь мне, умоляю. Я никогда тебя не обижу. Тэхен замолчал надолго так же, как его младший брат. Крупно дрожал, обнимая себя руками и вглядываясь безнадежно в лицо Чонгука: искал следы неправды. И наконец, всхлипывая, пополз навстречу. Уставший, потерявший надежду на счастье и по-настоящему смирившийся. Чонгук обнял его, прижал к себе, приложился губами к холодному лбу и выдохнул. Все, можно возвращаться. Обратно шли медленно. Чонгук закутал Тэхена своим чогори и нес на руках, не доверяя никому величайшую драгоценность на свете. А тот прикрывал лицо исцарапанными ладонями, не желая на него смотреть, и всхлипывал всю дорогу. Уже в седле, прикрытый чужим плащом, припавший к груди Чонгука, Тэхен продолжал тоскливо плакать, разрывая сердце Чонгука на части. И в полночь несчастнейший жених в Чосоне разделил со своим коронованным спутником три чарки вина, вступая в брак и на престол. Чонгук успокоился, лишь когда церемония завершилась, и всхлипывающего Тэхена увели кормить, омываться и готовиться к брачной ночи. Больше нет между ними преград. Его яблочный мальчик принадлежит ему с этого дня и до последнего дня. Необратимо.