Необратимость

Чонгук проснулся от запахов свежесваренного дакчука, раздул ноздри, разбирая непривычное в запахе, и улыбнулся. Здесь дакчук варили на том же рисе, но добавляли в него вместо курицы копченую или вяленую рыбу. Лениво огляделся, прежде чем сесть, и в который раз подивился роскоши, которой даже в королевском дворце не видывали. Все-таки покойный Ким Дэхун превосходил в богатстве всех в Чосоне. Был бы смекалистее и тоньше, смог бы легко собрать войско самостоятельно и стать королем. Еще воздух принес знакомые запахи: конского пота, амуниции, грязной одежды. Все, что приелось во время войны. Чонгук задышал глубже, пытаясь разобрать в воздухе тонкую яблочную нотку. Улыбка стала шире, несмотря на то, что не разобрал. Тэхен слишком долго сидел на отварах, его аромату предстоит раскрываться в течение месяца, как сказал лекарь. Послушникам и монахам было запрещено околдовывать молящихся своими телесными чарами, чтобы не отвлекать от важного. Какое счастье, что Тэхен не успел стать монахом. Тогда бы Чонгуку не помогла и корона, чтобы вытащить его из монастыря. Богов Чонгук не боялся, никогда не был религиозным. Человек, изучавший историю, знает, сколько раз менялась религия вместе с богами. А вот люди… Суеверные люди встали бы на дыбы, защищая свою веру, и дрались бы до последнего. Это тебе не нелепое восстание нескольких феодалов, а настоящая битва народа за святое. Легко встал с низкой пышной кровати, подошел к тазу с водой, от которой поднимался легкий парок. Услужение здесь было возведено до великолепного уровня. Чонгук пометил себе, что необходимо во дворце улучшить услужение, чтобы Тэхену было привычно и приятно. Может быть, даже взять нескольких старших слуг для наведения порядка во дворце. Давно пора было это сделать. Хосок вечно жаловался, что отец распустил слуг из страха быть отравленным или заколотым во сне. Те разленились: подавали одежду мятой, еду еле теплой, топили и убирали комнаты спустя рукава. Нет, безобразие нужно прекратить. Нежный Тэхен заслуживает лучшего. Вымылся до пояса, фыркая и продолжая улыбаться. Столько он не улыбался, наверное, за всю свою жизнь, сколько за неделю здесь. Причина радости находилась в усадьбе через толщу деревянных перегородок. Даже хорошо, что ершистый Инджон умело прятался в горах: получилось провести время с Тэхеном, дать тому пообвыкнуться к нему, не шарахаться в ужасе при приближении. Пусть домой Тэхен приезжал лишь раз в три месяца на три недели, но дом всегда остается домом: в нем тепло и уютно. Хотя… Судя по тому, что Чонгук узнал, Тэхену только в детстве было уютно в отчем доме, а с омежьего расцвета с ним обращались весьма сурово. Обещанный богам, как же. Обещать богам может только сам человек, а не его родичи, иначе это жестокая жертва во имя чужого счастья. Что думал Тэхен о перемене в своей жизни, Чонгук не знал. Они мало разговаривали. Ставшего драгоценным родственника берегли как зеницу ока и окружали пышным курятником при их встречах. Тэхен смиренно смотрел в пол и отвечал односложно на вопросы. Что ж, по крайней мере, не плакал и не бился, как в тот день во дворе. Тогда Тэхена смог успокоить лишь сонный отвар. А наутро с ним уже переговорили родичи, уняли ненужную тревогу и показали блестящую будущность. Так сообщил почтенный старец, оказавшийся папой мужа Кима Дэсуна, Ли Саном. Тот щурил маслившиеся узкие глазки и шептал, что: — Тэхен очень послушный мальчик, ваше величество. Он испугался, конечно же, узнав о предстоящем. Но испугался кары богов, а не высочайшей чести стать вашим мужем. Мы объяснили ему, что боги не разгневаются, потеряв его как своего служку, потому что король и есть божий наместник, и Тэхен может продолжить служение в качестве королевского мужа. Он все понял, потому что умный и, повторюсь, послушный. Только вот очень переживает за младшего брата. Они с Имджоном близки. Именно Имджон настоял, чтобы Тэхен, которого отправили в храм в четырнадцать лет, возвращался домой каждые три месяца, а послушание принял только после женитьбы Имджона. — Хороший брат, — благодарный незнакомому пока Имджону сказал Чонгук. — А почему Тэхен переживает? Я ведь сообщил, что Имджон будет при дворе и займет высокое положение, как полагается младшему брату короля. — Имджон строптивый, — с неодобрением крякнул Ли Сан. — Неизвестно, как он примет вести. Он может выбрать смерть службе при дворе. Ким Дэсун слишком потакал ему во всем. Единственный альфа-сын, это можно понять. Но на мой взгляд, Имджону с детства не мешало воспитание палками. — Смерть он не получит, — сухо ответил Чонгук. — Я не собираюсь расстраивать будущего мужа казнью его брата. Что же касается воспитания, то никогда не поздно начать. Им займется великий князь Чон Хосок. До вульгарных палок мы опускаться не будем, но Имджон быстро поймет, что лучше бы ему не роптать. Я начинаю уставать от неспешных поисков. Мои воины недостаточно хорошо разбираются в местных горах и могут искать Имджона с его ратью еще несколько месяцев. Выделите умелых проводников, Ли-щи, а не тех, кто водит моих воинов в глухие места. Иначе я заберу всю казну как приданое своего мужа с собой. — К чему же торопиться, ваше величество? — залебезил побледневший Ли Сан. — Мы обязательно подберем хороших проводников, я уверяю вас в этом. Мы ошиблись в подборе первых, потому что не учли, что их родные погибли в войне. Но больше ошибок не допустим. Имджон найдется быстро. Что же касается приданого, то все омеги нашего дома поспешно шьют одеяния, достойные будущего короля. Тэхену достались украшения его покойного папы, мы заказали еще, более роскошные. Не хотите же вы, ваше величество, чтобы ваш будущий муж прибыл в столицу без должного оснащения. — Вы дерзите, — рыкнул Чонгук, и Ли Сан испуганно вжал голову в плечи, уменьшившись в размере. — Намеренно тянете время и испытываете мое терпение. Я же не люблю тратить впустую время и не отличаюсь долгим терпением. — Что вы, ваше величество, не было и малейшего намерения дерзить, — Ли Сан глубоко поклонился и поднялся, покряхтывая. Прислушивавшиеся к разговору омеги зашуршали широкими подолами ханбоков, тоже кланяясь и, на всякий случай, отойдя на пару шагов назад. — Простите, пожалуйста, старика. Мы действительно тянули время, но только из серьезнейших опасений, — Ли замялся и неуверенно закончил: — Не… не удосужились бы вы, ваше величество, заключить брак здесь, в Пусане? В-вы отказались брать старших омег, чтобы сопроводить Тэхена, как полагается, до столицы. И… мало ли что может случиться в дороге. Чонгук насмешливо усмехнулся. Опасения алчных родичей Тэхена были прозрачны. Те боялись, что король передумает в пути или не удержится и сделает Тэхена своим наложником. Тоже почетное положение, но куда ниже титула королевского мужа. Глупцы. Он никогда бы не унизил Тэхена неоднозначным положением наложника, даже мысль об этом ему претила. А вот удержится ли он… Чонгук прикусил изнутри щеку. В низу живота налилась теплая тяжесть. До столицы две недели пути. Стоит ли изводить себя постом, облизываясь на жениха, если он может провести эти недели вместе со своим мужем? — Готовьтесь к свадьбе, — наконец ответил он, внезапно охрипнув. Ли Сан понимающе приподнял уголки вялых губ. И Чонгук почувствовал, как теплеют его щеки, чего не было уже давно. Прозорливый старик уловил его возбуждение. — Я хочу принести вести своему жениху сам. — Конечно, ваше величество, — Ли Сан оперся на костыль и поклонился с кряхтением. Эта ветхая, но хитрая развалина могла разлететься от толчка, но при этом явно держала в кулаке всех омег малого двора Кима Дэсуна. Никогда не стоит недооценивать таких хитрых лисиц. — Я распоряжусь, чтобы Тэхена привели в парадную комнату саранче. Ждать пришлось долго. Чонгук извелся, сидя каменным истуканом и не показывая виду, что он взволнован. Воображение рисовало неприятные картины, где Тэхен кричал и рыдал, отказываясь выходить замуж. Может, тот надеялся, что по дороге в Хансон его отобьет у королевского войска Имджон? И только поэтому демонстрировал ложное смирение. Наконец Чонгук оживился, а Хосок позволил себе еле слышно хмыкнуть. В длинном деревянном коридоре послышалось множественное шуршание шелковых подолов. Поступь была мерной, неторопливой, в отличие от бешеного сердцебиения Чонгука. Дверь откатилась в сторону. И золотистая, украшенная пожелтевшими свитками с глубокомысленными изречениями комната озарилась светом Тэхена. Тот был одет в зеленый ханбок с лиловым чогори, и наряд ему необычайно шел. Он напоминал нежный упругий бутон полевой лилии на зеленом стебле. Впечатление усиливалось крупной заколкой в виде белого лепестка на прямом ровном проборе. Волосы были зачесаны вниз, а недавняя тугая коса сплетена в изысканную прическу. — Добрый вечер, ваше величество, — прошелестел Тэхен, грациозно кланяясь и в поклоне присаживаясь. Зорко следившие за ним во время своих поклонов омеги с облегчением выдохнули, тоже поприветствовав повелителя и застыв в ожидании, когда им разрешат присесть. — Добрый вечер, Тэхен-хубэ, — ласково поздоровался Чонгук. — Вскоре к тебе будут обращаться Тэхен-ванби. Что ты об этом думаешь? На белом мраморном лице ничего не дрогнуло. Прямые ресницы продолжали смотреть в пол. А розовые губы разомкнулись. — Я горд оказанной честью, ваше величество. Покорно благодарю и ценю возможность стать вашим мужем. Да, хорошо воспитан и сдержан. Чувствуется порода. Но что скрывается за идеальным фасадом? Чонгук не замедлил нанести удар. — Я не хочу изводить тебя ожиданием будущего титула, Тэхен-хубэ, поэтому распорядился, чтобы свадьбу провели здесь. Подготовку начнут сегодня же. Ресницы все же дрогнули. На бледных щеках проявилась розовизна. Длинные тонкие пальцы смяли подол чогори. Но голос остался спокойным. — Как вам угодно, ваше величество. Я приму любую вашу волю. Однако хотел бы вас уверить в том, что ожидание меня нисколько не изводит. Чонгук задумался, вопросительно взглянул на Хосока в поисках помощи. Тот разбирался в омегах гораздо лучше. Как понимать ответ: как вежливое согласие или как все-таки желание оттянуть свадьбу? Хосок понял его без слов, дернул правой бровью и слегка наклонил голову вбок. Тоже нашел ответ неоднозначным. Следовательно, стоило ускорить свадьбу. Вряд ли бы Имджон смог отбить брата у королевского войска, зато мог бы погибнуть на глазах Тэхена, навсегда омрачив начало супружеской жизни. А отбивать мужа Имджон не посмеет. — Свадьба произойдет на исходе восьмого дня. Будем надеяться, что твой младший брат к этому времени тоже оценит оказанную честь и выйдет из горных ущелий, чтобы отпраздновать великий день вместе с нами. Но если его не будет, свадьбе его отсутствие не помешает. — Как прикажете, ваше величество, — тонкие пальцы затеребили подол быстрее. Губы задрожали. Тэхен очевидно хотел что-то спросить, но не решался. — Не бойся, Тэхен, спроси, что хочешь, — Чонгук наклонился вперед, жалея, что между ними большое пространство и нельзя взять того за руку. — Имджон… — Тэхен поднял лицо, страшась посмотреть в глаза и глядя куда-то в шею Чонгуку. Чонгук затаил дыхание: до того прелестным в волнении показался ему Тэхен. — С Имджоном же ничего плохого не случится, ваше величество? — Ничего плохого, — поспешил успокоить его Чонгук, опустив при этом, что если Имджон окажется самонадеянным смельчаком и бросится на мечи, то может погибнуть по собственной глупости. — Мои воины найдут его в ближайшие дни и в величайшем почтении приведут сюда. А после свадьбы мы вместе поедем в Хансон. Ты не расстанешься со своим братом, Тэхен-хубэ. — Благодарю, ваше величество, — Тэхен низко склонился и застыл в неудобной позе. — Поднимись, Тэхен, и поверь мне: отныне ни тебе, ни Имджону-хубэ не грозят опасности. Надеюсь, ты передаешь благоразумное настроение младшему брату, — Чонгук досадливо взглянул на окружение Тэхена. Даже у короля нет преимуществ, когда дело заходит о сватовстве и женитьбе. Повезло еще, что отстоял возможность видеть жениха. Иначе бы совсем оголодал. Необходимость видеть, слышать, обонять Тэхена была жизненной. Тот с первого же взгляда стал незаменимым и важным. И Чонгук мечтал, что тоже станет для него важным. А свадьба навсегда привяжет его мальчика к нему. На следующий день Тэхена ему показали в цветущем саду. Тот выглядел среди пышной зелени однородно и естественно в своем розовом ханбоке, как еще один цветок, самый яркий и прекрасный. Щипал струны каягыма, складывая прелестную мелодию, и слегка покачивался ей в такт цветком, качаемым ветром. На второй день Тэхена показали в аллее косат, где Тэхен, одетый в сиреневый ханбок, перекладывал небольшие камни в сообщенном ему порядке. Чонгук любовался им, слабо улыбаясь. А Хосок восхищенно сопел, под конец поделившись: — Ты забрал себе самого красивого омегу во всем Чосоне, Чонгук-хен. — Я знаю. Будешь так на него пялиться, лишишься одного глаза, — Чонгук нахмурился, услышав недоверчивое хмыканье, и подтвердил. — Хосок-я, я серьезно говорю. — Прошу прощения, хен. Я смотрю на него с почтением как на будущего родственника, — торопливо ответил Хосок. На третий день их вывезли к подножию священной горы Кымненсан, на вершине которой расположился храм, в котором должен был отбывать свои дни Тэхен. И Тэхен, не менее чудесный в скромном коричневом ханбоке, долго молился и прикладывался лбом к пыльной земле, выпрашивая прощения за отступничество. И наконец сжег в огне свою серую послушническую хламиду. А вместо него наверх пошли три омеги в черных одеяниях, которым предстояло заменить его перед богами. Королевский муж стоил и десятка, но, как Чонгуку сказали, Тэхен воспротивился большему количеству. Поэтому пришлось обойтись тремя. Тэхен смотрел им вслед вечность, не двигаясь и ничего не говоря. И с трудом отмер, когда его потянули за рукав. На четвертый день Чонгуку открыли дверь анче, омежьей половины усадьбы, и провели к садану. Там Тэхен в золотистом ханбоке воскуривал благовония предкам и отдавал должное почившему отцу. Густо пахло курениями, но в их дымке чуялся яблочный аромат. И голова Чонгука кружилась как от вина. На пятый день Чонгуку показали беседку чончжа, где Тэхен наслаждался звуками природы, одетый в разноцветный ханбок в честь четырех сторон света. Ханбок был аляповат для его дивной красоты, но не портил ее. Ничего не могло испортить Тэхена. Массивная золотая заколка с длинными дрожащими спицами оттеняла нежный цвет лица. А Чонгук обмирал, наконец оказавшись в относительном уединении со своим яблоком. И молчал, слушая не звуки природы, а еле слышное дыхание Тэхена. Его пробирало предвкушение близкого счастья. Да, начало их жизни обагрилось кровью отца Тэхена, но тот Тэхена не любил, и Чонгук смел надеяться, что потеря отца не стала губительной для души. На шестой день Тэхен в простом бело-сером ханбоке и длинном сборчатом коричневом переднике готовил на кухонном хванбоке для Чонгука рис. Движения его были грациозными и ловкими. Ни одно не прошло впустую. Этот человек привык экономить движения, ценил время, подаренное ему. И Чонгук, вбирая яблочный аромат с душноватым сладким парком варящегося риса, думал, что ему несказанно повезло. А рис, поданный по-монашески с твенчжаном и кимчи, был самым вкусным из всего, что Чонгук ел. На седьмой день Тэхен вышел к нему в белоснежном ханбоке с огромной заколкой в виде пушистого пера. Цвет траура. Цвет прощания с юностью перед вступлением в брак. И этот благородный, но печальный цвет почудился Чонгуку дивным, потому что сочетался с оттенком кожи Тэхена. Да, вредный Имджон не нашелся, что печалит жениха. Но уже завтра смиренный, послушный Тэхен станет его мужем, а все остальное перестанет иметь значение. Поскорее бы наступило завтра. И вот завтра наступило. Чонгук натянул свежее исподнее, просторные паджи, накинул халат пхо, подпоясался. Собрал волосы в тугой пучок, аккуратно надел шляпу путоу и завязал ленты под подбородком. Готов ко встрече с женихом. Жаль, что еще рано, и рассвет только розовит сад. Хотелось бы разделить с Тэхеном весь день. Наступил восьмой день, день свадьбы. Тэхен сегодня появится в роскошнейшем из своих одеяний и затмит солнце блеском. А к ночи, когда солнце закатится за горизонт, он осияет Чонгука на ложе. Чонгук судорожно вздохнул, предвкушая, как поцелует ямочку между ключицами и пойдет с поцелуями ниже по трепещущей груди. Свет разгорался. Люди суетились перед пиршеством. Хосок расслабленно выступал фазаном перед смущающимися омегами. А Тэхен все спал и спал. Жениху было позволительно оставаться в покоях до полудня в свадебной церемонии, чтобы набраться сил к ночи. Чонгук с нетерпением прохаживался по саду возле омежьей половины, вдыхал короткими толчками воздух, силясь разобрать яблочный аромат, и упрашивал время поспешить. Напряжение росло и нервировало. А когда на омежьей половине раздался тревожный крик, Чонгук все понял еще до того, как крик оформился в слова. Покорный своей судьбе, благодарный чести стать королем Тэхен исчез. Напишите, пожалуйста, нравится или нет. В молчании скучно писать