Дьявол... Чудовище...

От лица Ярослава… — Ярослав Юрьевич! — Окликнул меня охранник нашей высотки. — Да, Тимофей, доброе утро. — Я остановился, поставил чемодан на пол и пожал ему руку. — Я собрал вашу почту в этот пакет. — Он протянул мне свёрток. — Столько макулатуры, бумажки всякие, письма –ящик быстро переполнился. — О, спасибо. — Кивнул я и сунул пакет подмышку. — Долго вас не было, целых две недели. Первый раз вы так надолго уезжали. — Да. — Сдержанно улыбнулся я. — Работа. Решал вопросы фирмы, открывал новое производство. Впервые мне хотелось побыть одному и хорошенько всё обдумать, но об этом я решил умолчать. — Ваш друг был в ваше отсутствие. — Сообщил охранник. — Алексей Иванович. Он брал ключи. — Хорошо. — Я поднял чемодан. — Ещё раз спасибо. — Да не за что! Поднявшись на нужный этаж, я вошёл в квартиру, бросил пакет на столик и направился в кухню. Этот козёл побывал здесь явно не для того, чтобы присмотреть за помещением: в раковине стояли два бокала с остатками вина. Турбинов даже не удосужился их вымыть. Я быстро оглядел квартиру. Мне не хотелось обнаружить следы чужих утех на своей простыни и отпечатки помады на любимых подушках, поэтому я, не глядя, сорвал с кровати постельное бельё и швырнул на пол в коридоре. Затем проверил стол, шкаф, подоконники. К своему неудовольствию обнаружил в сливном отверстии в ванной налипшие и спутанные длинные, светлые волосы. Поморщился, надел перчатки, собрал эту мерзость и выкинул в унитаз. Вышвырнул я к чертовой матери и коврик. Не поленился — отдраил дезинфицирующим средством и всю поверхность ванной: мне не очень-то хотелось подхватить какой-нибудь грибок от очередной шлюхи, которую притащил ко мне друг. Выбрасывая в мусорное ведро перчатки, я скривился в очередной раз. Использованные гандоны. Твою-то мать! Гадость! Вот сучара! Ладно — он хотя бы предохранялся, ублюдок. — Алло, Лёха, а ты не охуел в край? — Проорал я в трубку. — Я рад, что ты объявился Дронов. — Усмехнулся он. — Ты — взрослый мужик, у тебя до хрена бабла, ты что, не можешь снять себе номер в гостинице? Зачем тащить своих прошмондовок в мою квартиру? — Эй, остынь, дружище. — Рассмеялся Лёха. — Раньше тебя это не смущало. — Когда раньше? В студенческие времена? Или пару лет назад? –Прорычал я. — Сейчас в твоей жизни кое-что изменилось, или я не прав? — Да не ори ты. — Попросил он, понижая тон голоса. — Ну, куда мне было её вести? Она ведь совсем ещё ребёнок, восемнадцать лет только исполнилось. Подцепил её у нас в офисе, девчонка пришла устраиваться офис-менеджером, и мне пришлось провести с ней собеседование! — друг аж хрюкнул, довольный своей шуткой. — Зачем мне лишние вопросы и телодвижения, Яр? Тебя всё равно дома не было, так что я воспользовался тем, что я твой лучший и единственный, напоминаю, друг, и присмотрел за твоей квартиркой. Скажи спасибо. — Лёша, ну, что ты творишь? — Устало проговорил я. — На хрена тебе всё это? Скачешь по дешёвым шлюхам, а у самого дома жена-красавица. — Эй, мою жену не тронь! — Заржал он. — Она у меня самая лучшая, самая любимая! — Тогда в чём проблема? — А проблем и нет, Дронов. Жизнь прекрасна, и я беру от неё всё. Первое, второе и десерт, сечёшь? Давай уже, кончай читать мне нотации и гони в офис! Я соскучился! — Не поеду я сегодня. Не хочу. — Опять бросаешь меня? — Засмеялся он. Меня начинал раздражать его смех, и я до боли сжал зубы. — Буду после обеда.

***

От лица Полины… — Если вы хотите сохранить эту беременность, то вам нужно срочно ложиться в стационар. Желательно прямо сегодня. — Подняла на меня взгляд из-под очков врач государственной больницы, куда я уже второй раз за неделю пришла на приём. Ели бы речь шла о частной коммерческой клинике, доктор непременно стала бы настаивать на госпитализации и позвонила бы моему супругу. Но здесь всем немножечко плевать, поэтому посмотреть мне в глаза — максимум, который позволила себе медик. — Я подумаю. — Сказала я, встала и принялась одеваться. — Завтра придут новые анализы, нужно будет их забрать. — Женщина сняла перчатки. — Можно просто позвонить, чтобы узнать результаты? — Придёте, заберёте их в регистратуре и зайдёте ко мне, я выпишу вам направление на госпитализацию. — Не нужно. — Но существует реальная угроза… — Не нужно. — Я взяла сумку. — Я ещё не решила. — Что не решили, девушка? — Хочу я этого ребёнка или нет. — Здрасьте, приехали. — Она упёрла руки в бока. — А ничего, что ваше здоровье тоже в опасности? — Ничего со мной не будет. — Я отвела взгляд. — Для начала я посоветовала бы вам начать нормально питаться, спать ночами и принимать витамины. — Врач тяжело опустилась на стул, открыла мою карту, подклеила в неё анализ ХГЧ и стала выписывать мне рецепт. — Вот, выкупите всё по списку. — Передала мне бумажку. — И завтра я жду вас к себе. Поговорите с мужем, может, он убедит вас в необходимости стационарного наблюдения. — Он, может, и вовсе тут не причём. –Проговорила я. — О… Так в этом всё дело? — Покачала головой женщина. — Ну, что ж, деточка, в жизни бывает всякое. Но ребёнок-то в чём виноват? Это ведь ваши взрослые проблемы, реши ты их и спокойно вынашивай свою беременность. — Она что-то быстро нацарапала в моей карте, а затем снова посмотрела на меня. — Скажи ему всё, как есть. Или не говори. У нас полстраны мужиков чужих детей воспитывает, и ничего. Просто уже реши что-нибудь и успокойся. Вижу ведь, как поедом себя ешь, оттуда и все проблемы. Спокойствие очень важно в любом периоде беременности, а аборт тебе не показан, понятно? — Да. — Я убрала рецепт в сумку и пошла к двери. — Спасибо. — Удачи тебе. Следующий! Я вышла и побрела по улице. Мне больше не хотелось анализировать сложившуюся ситуацию: как ни крути, она оказывалась тупиковой. Остаться одной с ребёнком, разрушить дружбу двух мужчин, сломать их судьбы или обманывать обоих до тех пор, пока однажды не всплывёт правда? Я по уши вымазалась в этой грязи и вымазала их обоих. Глупая, непутёвая, импульсивная… Бессовестная! Мне было ужасно стыдно и очень больно. — Ты видишь, мама? — Пробормотала я. — Я совершила кучу ошибок. Вся беда в том, что единственный способ узнать, что это ошибка, это совершить её. Больше никак. Мне казалось, что я умру, если не буду с Яром. А теперь мне придётся расплачиваться до конца жизни за это. — Моя вина. — Как сквозь сон, послышался откуда-то ответ. — Влюбляясь, мы совершаем кучу ошибок. Но там где нет любви, там всё становится ошибкой: каждый взгляд, каждый вздох, каждое обещание. Ты не любила Лёшу, а я подтолкнула тебя к нему.

***

— Девушка, вам плохо? — Кто-то из прохожих поддержал меня под локоть. — А? Что? — У меня сильно кружилась голова. Я подняла взгляд и увидела здание офиса мужа. Всё-таки дошла. —Нет, всё хорошо. — Отпустила руку незнакомца и продолжила путь. Непослушные ноги привели меня к входу. Я толкнула дверь и… провалилась в темноту.

***

— Ошибки ничего не значат, когда у тебя есть надежда на завтра. –Прошептала мама. И я её обняла.

***

— Где я? — Лежите, лежите. — Успокоила меня медсестра. — Сейчас придёт врач. Всё хорошо. — Что со мной? — Вам стало плохо, вы упали в обморок, и вас привезли сюда. — Я ничего не помню. — Я попыталась приподняться. — Не вставайте, пожалуйста. Сначала вас должен осмотреть доктор. — Я… — Откинув одеяло, я убедилась, что всё ещё лежу в своём платье. — Я беременна. С моим ребёнком всё хорошо? — Для этого и нужен врач. — Улыбнулась она. — Сейчас он спустится, осмотрит вас и убедится, всё ли в порядке с плодом. — А как я здесь оказалась? — Вас привёз мужчина. — Она кивнула в сторону двери. — Принёс на руках. Красивый такой, блондин сероглазый. — Ясно. — Хрипло сказала я. Только этого не хватало. Похоже, Дронов привёз меня сюда из офиса. —А где моя сумка? Там телефон. Мне нужно позвонить мужу. — Сумка? — Девушка огляделась. — Так вроде у него, я пойду, спрошу. Потом пришёл доктор, долго осматривал меня, беседовал, вызвал своего коллегу, тот сделал мне УЗИ, затем внимательно изучил мои анализы и решил оставить в больнице. — Полина! — Ворвался в палату Лёша как раз в тот момент, когда меня собирались перевезти на другой этаж. — Мужчина, вам нельзя здесь находиться! — Строго зыркнул на него этот второй доктор. — Это мой муж. — Произнесла я. — А, понятно. — Он повернулся. —Папаша, подождите в коридоре, сейчас я к вам выйду! — Папаша? — Непонимающе уставился на него Лёша. — Вы что, ему не сказали? — Доктор перевёл взгляд на меня. — Не успела… — Созналась я. — Тогда, — он обернулся к мужу, —товарищ будущий отец, советую вам покинуть палату, чтобы не навредить супруге, повидаться вы сможете немного позже. — А… — Застыл Лёша. — А мой кабинет в конце коридора. Ждите там. — Добавил он. — Пойдёмте, — вывела Лёшу медсестра. — Скажите, с ребёнком всё будет хорошо? — обратилась я к доктору. — В данный момент плод вне опасности, и мы постараемся сделать всё, чтобы сохранить эту беременность, но вы должны остаться в клинике и следовать всем рекомендациям. — Хорошо. Меня определили в отдельную палату, выдали больничную одежду, принесли поесть, но у меня не было аппетита. Я смотрела в сторону окна и страдала от невозможности подойти, открыть его и выглянуть, чтобы подышать свежим воздухом. Когда пришёл Лёша, я попросила его привезти мне мою одежду и все необходимые вещи, но вряд ли он что-то слышал. Он как мальчишка носился возле моей кровати, радостно смеялся, целовал мои руки, буквально каждый пальчик и подробно рассказывал, как будет воспитывать будущего сына. Мечты захватили его настолько, что он едва мог усидеть на стуле, постоянно наклонялся ко мне, сжимал мои ладони, целовал в лоб, в нос, в губы, в шею. Он едва ли не присвистывал от счастья. Как я могла отнять у него эту радость? Как могла сказать всё в лицо в такой момент? А когда он уехал, раздался звонок. — Я тут под окнами. — Прошелестел голос Ярослава. Низкий, глубокий, печальный. — Могу разнести всю эту клинику к чёрту, чтобы меня пустили к тебе. Прямо сейчас. Но только если ты захочешь. — Привет. — Тихо ответила я. — Зачем ты звонишь? — Это мой ребёнок, Полина? — Потребовал он. — Просто скажи. Я знаю что точно мой. — Нет, Яр, он не твой. Это ребёнок Лёши. — Откуда ты знаешь? Мы же с тобой… — Это его ребёнок. — Твёрдо сказала я. — Женщины всегда знают такие вещи. — Но он… может быть моим с большой вероятностью? Есть вероятность? ЕСТЬ! ПОЛИНА! ТЫ МОЯ И РЕБЁНОК ЭТОТ НАШ С ТОБОЙ! — Рвано выдохнул Дронов. — Не звони мне, пожалуйста, больше, Яр. И не приходи. Оставь нас в покое, я хочу всё забыть.

***

Моя беременность протекала не так легко, как хотелось бы. Врачи не видели объективных причин на то, чтобы мой организм сопротивлялся вынашиванию, но именно это и происходило. Анализы не радовали, и мне несколько раз предлагали прерывание на раннем сроке, но каждый раз я отказывалась. Лежала в больницах, пила лекарства, много читала и старалась не думать ни о чём. «Нужно меньше нервничать» — я слышала эту фразу буквально от каждого, но никто из медиков не понимал: я не нервничала, мне было всё равно. Напряжение вскоре сменилось тоской, а затем превратилось в настоящую апатию. Чем больше я лежала на кровати и смотрела в потолок, тем меньше мне хотелось вставать и идти куда-то. В перерывах между госпитализациями мне удавалось заниматься обустройством дома и детской. Я покрасила стены в пастельные оттенки голубого и серого, купила кроватку, сшила в неё постельное и бортики, а дядя Игнат помог мне повесить в комнате шторы и установить забавные шкафчики в виде морских животных, которые я тоже раскрасила сама. Мои ноги постоянно отекали, лицо тоже изменилось: под глазами залегли тёмные круги, кожа стала неприятной, сухой, точно папирусная бумага. Живот рос, и ходить становилось всё труднее, поэтому днём я отдыхала в саду под деревом, а вечерами садилась в кресло-качалку в детской, покачивалась, гладила живот, пела песни и рассказывала ему сказки. Лёша редко бывал дома, но когда бывал, это всегда был праздник: цветы, конфеты, фрукты, ухаживания. Он не позволял мне поднимать тяжести, сам готовил, мыл посуду, убирал со стола. Муж не раз предлагал мне нанять прислугу, но я всякий раз отказывалась. Мне было хорошо одной в этом большом доме. Особенно когда все уходили, и я оставалась одна. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, у меня просто не было на это никаких сил. Конечно, я замечала, когда Лёша приходил домой со следами помады и запахом чужих женских духов. Я всё прекрасно понимала, но намеренно закрывала глаза. Во-первых, ему не хватало ласки и близости, ведь врачи запретили нам заниматься сексом. Во-вторых, делая вид, что ничего не замечаю, я могла реально не думать о том, что меня обманывают. В-третьих, я ощущала себя виноватой. А в-четвёртых — мне просто было плевать. Оказывается, можно обожать человека, который рядом, и совершенно ничего к нему не чувствовать. Можно уважать его, заботиться, умиляться его ужимкам, смеяться над шутками, поддерживать, с удовольствием разговаривать, обнимать, делиться теплом и при этом принимать его скорее как друга, как партнёра, как… Да мне было всё равно как. Я не видела его измен и ничего не хотела знать о них. Мы сожительствовали, и меня это устраивало на данном этапе. Я чувствовала себя мёртвой изнутри, а мёртвым не нужно любить. Встреч с Яром я старательно избегала. Мой организм будто чувствовал приближение каких-то мероприятий, где мы могли бы с ним пересечься, и давал очередной сбой. Накануне любых запланированных встреч или торжеств мне всякий раз становилось хуже, и приходилось возвращаться в свою, ставшую уже привычной, маленькую палату, из окна которой можно было долго наблюдать, как красиво падает снег, укрывая белизной верхушки деревьев в старом парке. Лишь только в самый Новый Год мне не удалось избежать столкновения с Дроновым. Лёша привёз меня на корпоратив, где собралось около двух сотен человек — сотрудников и партнёров фирмы. Я дрожала, ощущая страх и неловкость перед встречей с ним, но стоило ему появиться, как всё встало на свои места. Чудовище было предано своим привычкам. Всё тот же красивый, обаятельный, невероятно опасный и холодный зверь предстал перед нами у входа в ресторан. Внешне Яр оставался совершенно спокойным, но серые глаза его полыхали презрением, они смеялись надо мной, они раздевали меня и обгладывали до костей. — Полина. — Учтиво поцеловал он мою руку. Мужские губы вкрадчиво коснулись моей холодной кожи и тут же отпустили. — Яр. — Едва слышно поприветствовала его я. И почувствовала, как ребёнок толкнулся в моём животе. — Как дела? Как здоровье? — Будто ему, и правда, было до этого дело. По моему телу разбежалась ледяная зыбь мурашек. — Всё хорошо. Меня пугало его равнодушие, пугал дерзкий блеск в его глазах. Напрасно я думала, что можно просто вычеркнуть его из своей жизни и забыть. Оказавшись рядом, я тут же вспомнила, что значит бояться чудовища, что значит хотеть его всем своим существом. Блондин наклонился, будто желая что-то шепнуть мне на ухо, но затем вдруг передумал. Его отвлекла одна из сотрудниц, буквально бросившаяся ему в объятия. — Прости. — Он повернулся к ней. И я, оставив их вдвоём, проследовала в зал, ведь эта сцена выглядела для меня привычной: очаровательный, харизматичный Ярослав Дронов, которого любили и боялись все присутствующие. Ярослав Дронов, перед которым все лебезили и заискивали. Ярослав Дронов, который с легкостью привлекал внимание людей, притягивал всеобщие взгляды, питался энергией всеобщего восхищения, но ни от кого не зависел и никого не пускал к себе в душу. Не в силах наблюдать, как девицы, одна за другой, вешались ему на шею, я весь вечер отводила глаза в сторону. Трудно было не заметить, как он шептал пошлости на ухо гостье с идеальной фигурой, как гладил её талию во время танца, как прижимал к себе. Мне было так неприятно, что я оставила Лёшу и уехала домой. Там, в тишине детской комнаты, я чувствовала себя в безопасности, там мне было спокойно и хорошо. — Больше никакого одиночества, сынок. — Тихо шептала я, поглаживая живот. — У меня есть ты, а, значит, я не одна. Я больше не следила за жизнью Яра и не спрашивала о нём у мужа. Понимала, что каждая мысль о нём, каждая весточка, каждое фото в газете разрушают моё сознание, наносят вред моему будущему ребёнку. Не думая о нём, я охраняла покой своего сына, давала ему больше времени на то, чтобы подрасти и обрести силу прежде, чем он появится на свет. Хотя, кого я обманывала? Имя Ярослав Дронов проросло во мне, точно сорняк, оно опутало собой каждую клеточку моего тела. Я помнила его запах, помнила силу его объятий, помнила расположение каждой родинки и каждой морщинки на его лице, его дергающую венку на шее, когда он улыбался. Не могла забыть. Я была отравлена им до самой последней своей капли крови.

***

Наверное, это случилось в конце марта. Не знаю. Я тогда только выписалась в очередной раз из больницы. Бродила по дому поздним вечером, растрёпанная, босая, в широкой ночной рубахе, собирала сумку со всем необходимым, боясь, что не доношу до срока. «Тревожный чемоданчик» у меня стоял давно, но теперь я добавляла к нему и детские вещи. Хоть Лёша и запрещал мне возиться на кухне, но я предусмотрительно приготовила ему ужин, который теперь спешила убрать в холодильник, потому что он опять задерживался. Я как раз выключила свет и закрывала шторы, когда за окном раздался шум мотора, и двор осветили фары автомобиля. Поддерживая рукой живот, я прошлёпала в прихожую и тихо отворила дверь. — Свинья. — Презрительно прозвучал красивый голос Дронова. Я отошла в темноту, чтобы не попасться ему на глаза. — Да пошёл ты Ярик! — Это смеялся Лёша. — Я в последний раз отвожу тебя домой, понял? Если узнаю, что ты опять загулял и нажрался, как скотина, никуда не повезу. Придушу своими руками к чёртовой матери. Как щенка придушу! — У… мне страшно… — У Лёши заплетался язык. Дверь отворилась, и они вошли. Блондин в расстегнутой куртке поддерживал моего мужа под руку. Он замер, заметив меня. Я испуганно прислонилась к стене. — Ой, Полька! — Расплылся в улыбке муж. — Моя золотая Полька! Душа моя! Он протянул ко мне руки, но Ярослав нахмурившись подтолкнул его к дивану. — Иди, ложись. — Грубо сказал он. Его друг сделал пару шагов и рухнул на диван лицом вниз. Слышно было, как он хихикает, барахтаясь. — Ты мне не нянька Ярик! — Промямлил он. Я так и застыла у стены, поддерживая живот. Ощутила, как тянет внизу, как матка становится каменной, реагируя на стресс. Яр посмотрел на Лёшу, затем вернул взгляд на меня. Тяжело дыша, он уставился в моё лицо. Его прищуренные глаза ещё больше сузились, рот изогнулся в недовольной гримасе. Он стоял, склонившись надо мной, и осматривал меня с головы до ног. Медленно втягивал в полутьме запах моей кожи и словно хотел что-то сказать, но не мог. — И не надо читать мне мораль! –Добавил Лёша. Яр провёл языком по пересохшим губам и стиснул челюсти, а я задрожала всем телом и, кажется, перестала дышать. Наше молчание разорвал дикий смех Турбинова. Я бросила на него взгляд. Он лежал на диване, глядя на нас затуманенным взглядом, его кадык дёргался, а голова запрокидывалась назад при каждом взрыве хохота. — Думаешь, я не знаю, что ты к моей жене в больницу ходишь? Что цветы ей таскаешь? — Лёша с трудом поднялся и, качаясь, приблизился к нам. —Передаёшь ей ромашки свои, тюльпаны, лютики, какую ещё хрень? –От него неприятно и тяжело пахнуло алкоголем. — Думаешь, я идиот, и ничего не вижу? Он качнулся вперёд, и Дронов немедленно отреагировал. Своей широкой ладонью упёрся в его лицо и с силой, резко оттолкнул. Буквально отшвырнул от себя — точно жалкую собачонку. Лёша беспомощно повалился назад и рухнул на пол, мимо дивана. — Лучше скажи ей, чем ты занят, пока я это делаю. — С ненавистью произнёс Яр. В последний раз обвёл меня взглядом, наполненным осуждением, развернулся и вышел из дома. — У меня всегда было всё, у него –ничего. — Пробормотал муж, пытаясь доползти до дивана. — Ни-че-го! — Лёш, пойдём спать. — Я закрыла дверь на засов, подошла и наклонилась, чтобы помочь ему встать. — И тебя он не получит… — Упёрся головой в диван он. — Пусть даже не пытается обхаживать! — Никто меня не обхаживает. — Устало произнесла я. — Ты у меня самая лучшая… — Сонно пробубнил он. — Ты на него даже не посмотришь… — Не посмотрю. — А где там мой сын? — муж положил руку на мой живот. Я села на пол рядом, чтобы ему удобнее было держать руку. — Вот он. Мой пацан. –Довольно улыбнулся муж. Хорошо, что он не мог видеть в темноте моих слёз.

***

— Нет, я тебя не отпущу. — Начал противиться Лёша. Теперь, когда у нас начало всё налаживаться, когда он стал меньше задерживаться в офисе и больше времени проводить дома, мне тоже совсем не хотелось разлучаться. Монотонность больничных будней пугала, она делала ожидание невыносимым. — Но врачи говорят, что нужно лечь заранее, чтобы сократить риски для малыша. Доносить до тридцать шестой недели — уже большая победа, и если роды начнутся преждевременно, мне нужно быть под наблюдением. — Но я не хочу отпускать тебя. — Муж наклонился и поцеловал меня в макушку. — Чем я буду заниматься здесь один? Я улыбнулась. — Днём ты всё равно на работе. –Встала, открыла окно, впустила в дом свежий воздух и яркие солнечные лучи. — Да и сейчас уезжаешь. — У нас деловая встреча. — Развёл руками он. — Одна испанская фирма сделала нам предложение о покупке станков. Только вот сомневаюсь, что это будет нам выгодно. — А Яр что говорит? — Я уперла ладони в подоконник и закрыла глаза. — Он загорелся идеей, как только услышал о них. Считает это сотрудничество перспективным. — А ты? — А я не очень-то хочу рисковать, Поль. Те люди, которые выступают посредниками в сделке, которые, так скажем, представляют интересы испанцев в нашей стране, они не чисты на руку. Дронов и чёрта лысого не боится, готов рисковать всем, а у меня есть вы — ты и Славик. Не хочется ставить на кон слишком многое. — Славик, значит? — Обернулась я. — Да. — Обаятельно улыбнулся он. — Вячеслав. Как тебе? — Мне нравится. — Подошла я к нему. Муж положил ладонь на мой живот и поднял взгляд. — Я всегда доверял Ярику, всю свою жизнь, но теперь… он словно помешался. Стал агрессивно вести бизнес, прессует партнёров и конкурентов, сотрудников наших всех зашугал. Псих! — Так разделите ваш бизнес, и каждый пойдёт своей дорогой. — Это сложнее, чем кажется. — Поджал губы Лёша. — Дронов говорит, что из нашего дела можно уйти только на тот свет. — Он усмехнулся. — Слишком многое на нас обоих завязано, слишком большие капиталы, ресурсы, связи и прочее. — Он, похоже, пересмотрел фильмов про мафию. — Улыбнулась я и оглядела гостиную. — Нам ведь много и не нужно, Лёш. Только, чтобы хватало на жизнь. Мы можем вообще уехать в другой город. Ближе к морю, можно в Питер например. Если тебе всё труднее договариваться с Яром, значит, пришло время расходиться в разные стороны. — Может, и так. — Муж на несколько секунд задумался. — Иногда он смотрит на меня так, будто мечтает прикончить. — Он никогда этого не сделает. — Я положила свою ладонь поверх его. — Но я всё же решил нанять себе личную охрану. — Всё так серьёзно? — Да, брось, любимая, — рассмеялся он, — мне просто давно по статусу положено! — Скажешь тоже, — улыбнулась я, обнимая его. И всё же что-то, какое-то предчувствие надвигающейся беды, не давало мне покоя. Яр всегда вёл себя агрессивно, он успел нажить много врагов, постоянно лез на рожон, но мог ли он представлять опасность для Лёши?

***

От лица Ярослава… — Какого рожна ты начал грубить ему? — Я прижал Турбина к стенке, едва гости покинули конференц-зал. — Убери лапы, — прорычал он, скидывая с себя мои руки. — Я просто сказал ему правду: эти люди пытаются обвести нас вокруг пальца! — Ты оскорбил его национальность! Намёком, но всё же. На хрена, скажи? Ты что, не видишь, кто они? — Не выдержал я. — Да, они грубые, недалёкие и прямолинейные, но не надо с ними, как с идиотами! Это опасные люди, и с ними нужно осторожно. Я ведь сам вёл переговоры, зачем было встревать?! — Это огромные деньги! Риски! Ты собираешься согласиться на эту сделку и потопить нашу фирму Яр? — Уставился он на меня непонимающе. — Мы можем сделать триста процентов на этих станках, ты ведь всё слышал! — Это списанное оборудование, а, значит, геморрой! — друг достал сигарету и закурил. — Если оно не надлежащего качества, нам придётся в него вложиться. Что, если выйдет дороже, чем купить их здесь? — Чтобы заработать, нужно рисковать, Лёха. — Я достал свою пачку, вынул одну сигарету и тоже закурил. — Ярослав Юрьевич, — в дверном проёме показалась Ирина. — Уйди к чёртовой матери отсюда, дай нам поговорить! — Рыкнул я. — Простите, — она испуганно потупила взгляд и прикрыла дверь. — Ну, вот, что ты делаешь? — Устало выдохнул Лёха. — С тобой же совсем невозможно стало общаться. — Так и не общайся! — Процедил я. — Мы с тобой и так, вроде, теперь, кроме работы, ничем не связаны. — Тебе нужно лечиться Яр… — Лёха затушил недокуренную сигарету в пепельнице. — Нервы лечить, башку и всё прочее. — Он посмотрел на меня виновато. — Чтобы купить эти станки, нужно взять большой кредит. Сможем ли мы его погасить? Если товар окажется говном, и придётся вкладываться, то не сможем. Раньше, когда у меня почти ничего не было, я мог так рисковать, а теперь не хочу. И не желаю связываться с ненадежными поставщиками. — Но мы фактически дали им предварительное согласие. — Ярость затопила мой разум, пальцы сжались в кулаки. — Я поставил на кон свою репутацию! — Ты забыл посовещаться со мной, Дронов. — Спокойно сказал он. — А я против этой сделки, и не стану ничего подписывать. — Я думал, мы с тобой уже всё обсудили? Зачем ты сейчас упираешься? Хочешь выставить меня треплом? Такими деньгами не шутят, нельзя дать слово, а потом просто взять его обратно. — Я передумал. — Улыбнулся он. — Правильно сказала Полька, пора нам с тобой расходиться. — Вот так, значит? — У меня дыхание застряло в горле. — Да. — Развёл руками Турбинов. — Отлично.

***

От лица Полины. — Мы договорились, что я лично посмотрю товар. — Сообщил Лёша. — В каком смысле лично? — Мои ногти до боли впились в ладони. — Дронов дал им своё слово, поэтому нужно убедиться, что станки надлежащего качества. — То есть, ты полетишь в Испанию? Но ты же говорил… Муж обнял меня. — Мы несколько дней обсуждали сложившуюся ситуацию. Я против сделки, но Яр не отступает. Возможность убедиться в качестве товара это для меня повод отказаться от сделки, а для Дронова — сохранить своё лицо перед испанцами. Он и так ужасно взбесился, когда я сказал ему, что не против разойтись в разные стороны. — А как же я? Если ты улетишь… — До родов ещё месяц, Поль. Я вернусь через три дня. — Мне на следующей неделе ложиться в патологию. — Хочешь, ляжем вместе? — Улыбнулся он. — Не смеши. — Я уткнулась лбом в его грудь. — Попрошу дядю Игната приехать завтра, присмотреть за тобой. — Хорошо. Проводив мужа в командировку, я всё никак не могла успокоиться. Бродила по дому, переставляла вещи с места на место, вытирала пыль, мыла посуду. Впервые ко мне пришло осознание того, что осталось недолго, и совсем скоро я стану мамой. Все мысли до этого были сосредоточены лишь на том, как выносить срок, а ведь через месяц у меня на руках уже будет мой малыш! Стану ли я уязвимее или, наконец, обрету силу, чтобы сопротивляться своим чувствам? Только рождение сына могло расставить всё по своим местам. Я приподнялась на носочки, услышав шум подъезжающего автомобиля, и посмотрела в окно. С замиранием сердца разглядела в вечерних сумерках очертания иномарки Ярослава. Он что, не улетел вместе с Лёшей? Дождался, когда тот покинет страну, и приехал ко мне? Но зачем? Пока я осторожно спускалась по лестнице вниз, в дверь уже раздавался нетерпеливый звон. — Что тебе нужно? — Спросила я, замерев у стены. — Открывай. У меня едва ноги не подкосились от звука его голоса. — Уходи, Яр. — Попросила я. И в голове тут же всплыли подробности той ночи, когда мне не хватило сил отказать ему. — Открывай грёбаную дверь, или я вынесу её ПОЛИНА! — рявкнул он. — Зачем? — Я наклонилась на косяк и упёрлась в него лбом. — Мне нужно посмотреть в твоё лицо. Я не уйду, пока не сделаю этого. — Что ты хочешь там увидеть? — Не знаю… — Он ударил в дверь со силой кулаком. — Не знаю! Хочу знать, ошибся или нет. — Ты сделал свой выбор, Дронов. –Перед глазами снова встала та блондинка в простыне. — Пожалуйста, уходи. — Я долго думал, что сделал не так, и теперь знаю! — И что же? — Всхлипнула я. — Я должен был посмотреть в твоё лицо, когда ты мне говорила, что это не мой ребёнок, и чтобы я больше не лез в твою жизнь. Я должен был увидеть твои глаза! Тогда бы я точно знал. — Я не открою тебе, Яр. Тебе придётся поверить мне на слово. — Произнесла я, зажмуриваясь, чтобы не дать волю слезам. Низ живота неприятно потянуло, и мне пришлось погладить его ладонью. — Не говори так, как будто забыл, что я — жена твоего друга. На дверь обрушился грохот новых резких ударов. — Да мне плевать! Плевать на него, поняла?! Если бы ты сказала… если бы ты только дала мне понять, что хочешь быть со мной, я бы перешагнул через него, не задумываясь! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ПОЛИНА ТОЛЬКО ТЕБЯ… НИКОГО БОЛЬШЕ, ТЕБЯ И НАШЕГО РЕБЁНКА. Не обманывай меня, не ври, ты беременна от меня. Я с силой втянула носом воздух. Нужно собраться с мыслями. Нужно сделать это прямо сейчас но я вздрогнула от его ударов и слов-признаний. — С самого начала это всё было ошибкой. — Проговорила я, впиваясь пальцами в стену, чтобы устоять на ногах. — В какой-то момент я тебе поверила, и это тоже стало моей ошибкой. Я видела! Видела ту девушку у тебя дома, когда приходила, чтобы поговорить. Ты не способен на чувства, Дронов не обманывай меня, зачем говоришь тут ложь. Ты просто играешь людьми, поэтому я никогда не буду с тобой! — Я убью! — Дверь в очередной раз содрогнулась от ударов его кулаков. — Убью его, слышишь?! — С той стороны раздался вой раненого зверя, и, кажется, даже стены задрожали. — И тебя убью… если не будешь со мной… Я люблю тебя, с первого это всё взгляда у меня началось, как тогда он тебя в клуб притащил, я тебя увидел и всё… Пиздец… Замучила ты меня… Я жить без тебя Полина не могу… — Ох… — Я согнулась пополам от боли и задышала часто и тяжело. — О-ох… — Невероятной силы спазм заставил меня сжать зубы и привалиться к стене. — Чёрт. Я услышала, как удаляются его шаги, нащупала дрожащей рукой засов, отворила дверь и тихо пискнула: — ЯРР… Видела только, как он обернулся, изменился в лице и быстро метнулся ко мне. Этих пары секунд хватило, чтобы рухнуть не на пол, а ему на руки. Он всё что-то говорил, говорил, пока вёз меня в больницу. Что-то причитал. Орал в трубку на кого-то. А перед моими глазами мелькали огни домов, витрин, маячил белый диск луны, и я всё думала: «Зачем же он так медленно едет? Ведь нужно спасти моего малыша!» Кусала губы до крови и крепко вцеплялась в кожаную обивку сидения. Когда автомобиль затормозил у больницы, я уже ничего не соображала от боли. Яр матерился на персонал клиники, вытаскивая меня из салона. Я слышала, как он шептал, что всё будет хорошо, обнимал меня, нёс на руках и попутно целовал, и держалась за эти его обещания изо всех сил. Терпела и старалась оставаться в сознании. Было очень мокро, холодно, и низ живота буквально выламывало от боли. Кажется, оказавшись в большом белом зале, я просила застрелить меня, чтобы больше не мучиться, но кто-то из медиков заверил, что это не лучший вариант. Потом они окружили меня, долго совещались и заставляли тужиться, а я пыталась что-то говорить в ответ, вкладывала все последние силы в бесплодные попытки вытолкнуть ребёнка, а потом… все звуки исчезли. Я испугалась: почему такая тишина? Я умерла? Мне так легко, и боль словно ушла куда-то. И в этот момент тишину разорвал громкий детский крик. — Поздравляем, у вас сын. — Раздался голос врача. И через пару секунд я увидела смешное, отёкшее, сморщенное лицо своего малыша. И мой мир стал совершенно другим. Что всё это время Яр сидел у родительного зала, и терпеливо ждал меня и слушал в коридоре мои крики, хмурясь и переживая, соскакивая и маяча туда-сюда, не зная что делать, как помочь, терпеливо ждал…

***

Настоящее… — Ну, как? — Спрашиваю я, оборачиваясь, когда Игнат Фёдорович выходит на веранду. Я часто сижу здесь вечерами. От реки тянет влагой и прохладой, а в верхушках деревьев гулко шумит ветер. Природа в это время года совсем не ласкова, но меня подкупает её суровость. Я чувствую себя такой же: циничной, злой, беспощадной. И безумно одинокой. Иногда курю, чтобы успокоиться. И, прищурившись, смотрю, как поток воздуха подхватывает дым и уносит в темно-синее небо. Я не чувствую себя здесь, как дома. Этот домишко, стоящий обособленно, лишь конура, в которую мне пришлось временно забиться, чтобы дать затянуться кровоточащим ранам. Я здесь, чтобы выждать, чтобы выжить, а потом нанести решающий удар. У меня больше нет дома, меня самой больше нет. Я сворачиваюсь клубком в кресле и подтягиваю ноги к животу, чтобы согреться. Первые месяцы у меня не получалось расслабиться. Я сидела на этой веранде, вся в бинтах, глядя вдаль, и всё ждала, что на подъездной дорожке появится автомобиль Яра. Боялась, что он придёт за мной. Боялась, что он заявится к дяде Игнату и, точно зверь, учует мой запах. Найдёт и растерзает. Но после того, как Дронов откупился от Игната Фёдоровича, немного успокоилась. Теперь чудовище думало, что никто из родственников не явится за ребёнком или наследством, никто уже не встанет у него на пути. Он думал, что опять всех купил и остался безнаказанным. Но так случилось только потому, что это я позволила ему так думать. Просто его час ещё не настал. — Поля… — Оседает на стул дядя Игнат. — Как? — Спрашиваю. — Нравится? Трясу головой. — Непривычно. — Признается он. Тянет пачку сигарет и зажигалку со столика, «незаметно» прячет их в карман. Думает, это удержит меня от того, чтобы добровольно гробить остатки своего здоровья. Он не знает, что у меня в комнате лежит ещё пара таких пачек. Я выкуриваю по одной каждый день, пока брожу вокруг усадьбы Дронова, прислушиваюсь, принюхиваюсь, приглядываюсь и изучаю распорядок дня всех, кто служит в доме. — Хотела рыжий. — Улыбаюсь я. —Думала, на светлых волосах он будет почти красным, а получился ореховый. — Мне нравится. — Скрипит его голос. — Но раньше было лучше. — Раньше всё было лучше. — Горько усмехаюсь я. — Только мне это было невдомёк. Все проблемы казались какими-то глобальными, неразрешимыми, а дело было лишь в том, что я не слышала себя и не хотела слышать других. — Ты любила Лёшу? — Хмурится мужчина. Вижу, как он нервно трёт друг о дружку сухие ладони. — Конечно. — Передо мной опять встаёт испуганное лицо мужа перед выстрелом. — Он был такой… мальчишка. — Глупый. — По-отечески ласково говорит дядя Игнат. — Да, но мы не рождаемся умными. — Я стряхиваю пепел с сигареты, затягиваюсь и выпускаю дым. —Мудрость приходит с опытом. Иногда через боль. — Верно. — Кивает он. — Лёша говорил, что ты любил его мать. Игнат Фёдорович на секунду меняется в лице, затем берёт себя в руки. — Да. Неудивительно, что все вокруг об этом знали. — Он улыбается. — Хотя я и не говорил ей. Никогда. Не хотел влезать меж ними, пытался строить свою жизнь: сначала одни отношения, затем другие, потом менял женщин, как перчатки… Наверное, просто нужно было сказать ей. Ну… чтобы знала. Хотя, вряд ли, это что-то изменило бы… — Жалеешь? — Может быть. — Мужчина пожимает плечами. — Наверное. — Он хмыкает. —Не знаю. А чего жалеть-то? Ничего не изменишь, жизнь уже прошла. — У тебя-то? — Я оглядываю его с ног до головы. Турбинов в том возрасте, когда мужчины уходят от своих жён к молоденьким любовницам, заводят с ними новые семьи, рожают детей, активно молодятся, занимаются спортом. — Ты ещё полон сил, Игнат Фёдорович. Я видела, как он лихо колет дрова, как бегает в лесу по утрам, и это не может не вызывать уважения. — Ну, раз я так молод, то не зови меня больше по имени-отчеству, — с печалью в глазах говорит он, — зови просто Игнат. — Попробую привыкнуть, — я затягиваюсь дымом и гляжу на него с прищуром, — Игнат. — Мне становится смешно, и я закашливаюсь. — П-прости. Непривычно до ужаса. — Как и твоя новая стрижка! — Сознаётся мужчина, ещё раз вглядываясь в мой новый облик. Торчащие в разные стороны каштановые пряди придают мне возраста, но очень идут этому чужому, новому лицу со странной ухмылкой. — Нам нужны будут документы. –Говорю я, ввинчивая окурок в пепельницу, и придаю лицу серьёзный вид. — Поль, ты понимаешь, что проблема не в деньгах? Тех средств, что дал Дронов хватит надолго, даже если умчать вдвоём в Венесуэлу. Я бы хоть сейчас всё сделал, но ведь ты упёрлась, что хочешь забрать сына. Я стискиваю челюсти. Никто не знает, как часто мне снилось, будто я прихожу в дом чудовища и требую отдать мне моего ребёнка. Сколько раз эти сны заканчивались тем, что Яр смеялся, всаживая пулю мне в лоб. Если бы он знал, что я жива, давно пришёл бы и завершил то, что не смог довести до конца ещё в тот страшный, дождливый день. — Я заберу Славика, мы сфотографируем его, ты заплатишь своему старому знакомому, и он сделает нам новые документы. –Говорю я, ощущая на языке противную горечь. — Мне и моему сыну. — Как ты его заберёшь, Поль? Как? –Придвигается ко мне дядя Игнат. — Мы ведь это уже сто раз обсуждали. — Он берёт мои ледяные ладони в свои руки и крепко сжимает. — Я не престарелый коммандос, чтобы войти в дом, перестрелять всех и унести малыша на руках. — Я понимаю. — Мой голос срывается от одной только мысли о сыне. — Но я уже всё рассчитала. Раз в месяц няня возит Славика на осмотр в клинику. С ними всего два охранника: один остаётся в машине, другой поднимается на этаж. Если мы отвлечём его, если я останусь наедине с этой женщиной, то… — Как ты собираешься отнять у неё ребёнка? Силой? А что, если малыш пострадает? — Ты просто не хочешь мне помочь! — Хочу! — Его руки сжали мои ладони до боли. Мужчина внимательно посмотрел в мои глаза. — Хочу. Но нам нужен серьёзный, обстоятельный план, а не вот это твоё «зайду с ней в туалет, отниму ребёнка и побегу»! Нужно дождаться, когда малыш пойдёт в ясли или школу, нужно… — У меня нет этого времени, Игнат! — Вспыхиваю я. — Я не могу больше. Для меня каждый день без него как пытка. Я хочу быть со своим сыном, хочу быть рядом, у меня никого, кроме него, не осталось. И если Яр встанет у меня на пути, я убью его без колебаний! — Я вырываю ладони и трясу ими перед его глазами. — Вот этими руками убью! — Давай сделаем так, чтобы ребёнок не пострадал, ладно? — Миролюбиво успокаивает меня мужчина. — Сделаем всё по уму, чтобы Яр тебя потом не нашёл. Иначе, сама знаешь… — Знаю. — Киваю я и зажмуриваюсь. — Но я… я больше не могу так… Я устала ходить за ними тенью. Прислушиваться к каждому слову, которое няня говорит моему сыну, гуляя по парку в субботу. Стоять под деревом за забором и слышать, как она зовёт моего малыша по имени. — Открываю глаза и смотрю на дядю Игнату. — Это всё моё. Это то, что Я, как мать, должна делать. То, чего меня лишили. Славик — заложник Дронова, всего лишь инструмент, который даёт Яру доступ к деньгам Лёши. Но однажды он поступит с моим сыном так же, как со своим другом, поэтому я должна торопиться. Я съёживаюсь от воспоминаний, но ощущаю внезапный прилив внутренних сил. Когда больно, проще ненавидеть. Я больше не помню хорошего, что было между мной и чудовищем. Этого больше нет, и никогда не было. Оно существует лишь в каком-то неправильном параллельном измерении прошлого, куда обратной дороги уже нет. Я видела всё своими глазами, я слышала его угрозы, запомнила каждое слово. И готова вернуть ему всё с лихвой. — Я помогу тебе. — Глядя на поднимающийся дым от тлеющего окурка, произносит Игнат Фёдорович. — Но я поеду с вами. С тобой и Славиком. Завтра заплачу за новые документы. — Спасибо. — Позволяю ему себя обнять. Чувствую, как сильные руки обнимают мою спину, и закрываю глаза.

***

От лица Ярослава… — Как не придёте? — Меня начинает выводить из себя её извиняющийся тон но я сдерживаюсь. — О чём вы? Ангелина Владимировна, у меня билет на самолёт, мне через час нужно выезжать в аэропорт, а вы говорите, что не придёте сегодня? Будь на её месте мужик, я давно покрыл бы его трехэтажным матом и пообещал бы похоронить где-нибудь в болоте за городом, но она — женщина, и не просто женщина с улицы, она — единственный человек, кому я могу доверить Славика, она — его няня. — Простите, Ярослав Юрьевич, я позвонила бы раньше, но никто не виноват, что мой сын ночью попал в аварию. — Она всхлипывает. — Я в больнице, и я останусь здесь, с ним. «Чёрт!» — я опрокидываю бутылочку и проливаю смесь на стол. Трясу рукой, и брызги летят прямо на новую белую рубашку. — Чёрт! — Кричу уже в трубку. — Простите ещё раз. — Шепчет она. — Вы… — Мне хочется крыть её, на чём свет стоит. Не представляю, что теперь делать, и с кем оставить сына. — Вы должны меня понять, Ангелина Владимировна! Мне не с кем оставить сына, и я не могу не поехать. Очень важная сделка. Давайте, я пришлю денег, и вы наймёте сыну лучший персонал? Надеюсь, он поправится. — Нет, это вы меня поймите, Ярослав Юрьевич. Хотя бы, как отец. — Ледяным тоном говорит женщина. — Мой сын в тяжелом состоянии. Это — мой сын. Мой. И это для меня важнее любой работы. Я сожалею, что подвожу вас, но прийти не смогу. Ни сегодня, ни завтра… я теперь не знаю, смогу ли вообще когда-то прийти. — Простите. — Произношу я. И в трубке раздаются гудки. Поворачиваюсь. — Придётся сына подождать ещё. –Говорю мальчику. Тот начинает сучить ножками и стучит погремушкой по стулу. Я смотрю на него и искреннее улыбаюсь. — Может, пюре? — Достаю из шкафчика баночку и маленькую ложку. — Мм? Будешь? Твое любимое яблочное. Знаешь ты весь сын в меня, я тоже страшно яблоки люблю, особенно зелёные. Точная копия меня, блондинистый голубоглазый малыш подпрыгивает, тянет ручки. — Отлично мужиком у меня растешь. –Улыбаюсь я, закатываю рукава на испачканной рубашке и сажусь перед ним. — А со смесью мы разберёмся позже. — Открываю баночку, зачерпываю ложку пюре и протягиваю ему, выписывая в воздухе круги. —Самолёт уже летит, давай открывай ангар! После кормления я весь в пюре. Лицо, шея, рубашка, брюки, даже волосы. Встаю и подхожу к раковине, вздыхаю, включаю воду. Подставляю ладони под напор воды и вижу, как дрожат мои пальцы. Я снова вижу кровь на своих руках. Она не моя. Это кровь убитых мной людей. Я закрываю веки и ощущаю странное удовлетворение. Наконец-то, они получили по заслугам. Промокнув руки полотенцем, я беру ребёнка на руки и несу в детскую. По пути набираю номер Ирины. — Да-а-а, — стараясь казаться томной, она специально растягивает звуки. — Ира, бросай все дела, бери машину и езжай ко мне в дом. — Зачем? — Оживляется девушка. Меня начинает раздражать её непроходимая тупость. — Ты мне срочно нужна. — Кладу сына в кроватку. — У няни Славика случилось несчастье, она не сможет посмотреть за ним, пока я буду в командировке, поэтому это сделаешь ты. — Я? — Теряется Ирина. — Да. — Но… — Меня не будет чуть больше суток, Ира. Я освобождаю тебя от всех дел в офисе, бери машину и приезжай. Ты знаешь, как важна для компании эта сделка, и я не могу не поехать. — Хорошо. Через сорок минут Ирина уже дефилирует по подъездной дорожке. — Если будут вопросы, звони. Если что-то непонятно, звони. — Я укладываю чемодан в багажник. — Ребёнка от себя не отпускай ни на минуту, поняла? — Поняла. — Она переминается с ноги на ногу, изображая внимание, но единственное, что её сейчас волнует — это её прическа, которую она поправляет каждые две секунды. — С тобой всегда должны быть как минимум двое охранников, Ира. Ты отвечаешь за жизнь моего сына головой. Это ясно? — Конечно. — Девушка косится в сторону коляски со спящим в ней мальчиком. — Яр, ты не переживай, у меня два младших брата, я умею обращаться с детьми, я справлюсь. — В два часа у вас приём в клинике. –Киваю на охранника. — Семён пойдёт с тобой, он тебе всё покажет и расскажет. — Хорошо. — Улыбается она. Наклоняется к коляске и покачивает её, толкая рукой. — И позвони в агентство, пусть к моему приезду подыщут новую няню. — Угу. Я подхожу, наклоняюсь и целую сына в лоб. Тот легонько дёргается, но не просыпается. Меня с головой затапливает чувством вины. «Прости сын, я в первый и в последний раз так поступаю. Честно» — Всё будет хорошо, не переживай. –Обещает Ирина, прогибаясь вперёд так, чтобы лучше было видно содержимое её декольте. — Переоденься. — Строго говорю я. У меня острая нехватка людей, которым я могу доверять, иначе давно выставил бы вон эту бездельницу. — И надень удобную обувь. — Добавляю я. — Если будешь гулять с ребёнком в этих шпильках, разбудишь его стуком каблуков или натрёшь себе ногу. — А где мне остановиться? — Ирина с интересом оглядывает дом. — Семён покажет тебе гостевую комнату. — Спасибо. — Но лучше будь постоянно с ребёнком, хорошо? — Да, конечно, он же маленький, –суетится она, пока я сажусь в автомобиль, — нужно смотреть, чтобы не проглотил что-нибудь опасное, это я всё знаю. — Заглядывает в окно. — А… чем его кормить? — Я всё написал на листке, оставил в кухне. — Угу. — Кивает девушка. — Ирина! — Да? — Она хлопает ресницами. — По любым вопросам звони, поняла? — Ага. — В любое время суток. — Ага. — Снова наклоняется так, что её грудь можно рассмотреть подробнее даже, чем грейпфруты на витрине магазина. — Счастливо. — Говорю я, поднимаю стекло, бросаю последний взгляд на спящего в коляске сына и уезжаю.

***

От лица Полины… — Жди меня здесь. — Говорю я. — Если всё получится, я выйду с чёрного хода, пройду через сквер и буду у машины через час. — Ты хорошо всё обдумала? — Пытается поймать мой взгляд Игнат Фёдорович. Я откидываю солнцезащитный козырёк над лобовым стеклом и смотрю в зеркальце. На моём лице неброский макияж, в глазах тёмные линзы, на носу круглые, на манер учительских, очки. Перевожу взгляд на руки: обручальное кольцо я сняла ещё утром и спрятала в сумке с документами. Единственное, чего мне не хватает до ощущения полной готовности, это хоть сколько-нибудь понятного плана действий. Материнский инстинкт отшибает напрочь любые мои попытки мыслить логически. — Если что-то пойдёт не так, я вернусь, и мы придумаем новый план. — Обещаю я. Делаю попытку улыбнуться и выхожу из салона. Направляюсь в здание клиники. Автомобиль Дронова подъезжает к входу одновременно с тем моментом, когда я приближаюсь к ступенькам. Моё сердце заходится в бешеном ритме, кровь разом отливает от лица. Я осознаю, что не должна вызывать подозрений, что должна продолжать двигаться в том же темпе, в котором шла, но не выдерживаю и оборачиваюсь. Смотрю на него. Из автомобиля выходят охранники. Один достаёт из багажника сумку, другой открывает заднюю дверцу и помогает выбраться девушке. У меня начинает шуметь в ушах, потому что это не няня. Но я узнаю её — это Ирина. Слышу, как она приказывает достать моего сына из люльки, вижу, как неохотно и неумело берёт его на руки, и не могу заставить себя идти. Я останавливаюсь, забывая о том, что она может меня узнать. Просто стою у входа и смотрю, как она приближается. Неотрывно гляжу на ребёнка, и у меня пересыхает во рту. — Ой, спасибо! — Улыбается она во весь рот. Глядит прямо мне в глаза, но ничего в выражении её лица не меняется. Она меня не узнает. Проходит мимо, и я вдруг понимаю, что придержала для неё дверь. Охранник смотрит на меня с подозрением и тоже проходит. А я отпускаю дверь и остаюсь на улице, чтобы отдышаться. Вижу, как второй охранник курит, стоя возле машины, и тоже отчаянно мечтаю закурить. Наконец, у меня хватает смелости войти в клинику. Я поднимаюсь на нужный этаж и с отрешённым видом бреду по коридору. — Семён, да подержи ты его уже! — Просит Ирина. Я смотрю на часы и встаю у окна. Изучаю одну из брошюр. Никому из посетителей нет до меня дела. Ребёнок хнычет, и у меня сжимается сердце. Нестерпимо хочется взять его на руки. — Да, алло! — Пока мощный охранник ходит туда-сюда с маленьким Славиком на руках, девушка говорит с кем-то по телефону. — Люд, представь себе, ну! Оставил меня на сутки со своим спиногрызом, да. Бросай, говорит, работу и приезжай! Ну, я думала, он созрел, наконец, для этого самого, а он мне короеда своего вручает — на, блин, водись! Да я за полдня так упахалась, как в офисе за год не упахивалась, прикинь! От дел, говорит, освобожу тебя. Он-то освободил, а попробуй это людям объясни, они звонят каждые пятнадцать минут, то документы просят, то машину куда-то отправить, дурдом! Ирина останавливается у зеркала, достает помаду, поправляет макияж. Она кивает, слушая собеседницу, и пожимает плечами. — Ты думаешь? Ну, я не знаю… — Она улыбается своему отражению. — Я, конечно, не просто так подписалась на это дерьмо, а с далеко идущими планами, но изображать заботливую мамочку для его сопляка тяжелее, чем ответственного сотрудника в офисе. Да. Да. Думаешь, так быстрее получится его окучить? Не знаю… Может, правду говорят, что он импотент? Его уже лет сто с живой бабой никто не видел! — Ирина Валерьевна. — Подходит к ней охранник. — Вы бы взяли ребёнка, вас вызывают на приём. — Уже вызывают? — Она бросает взгляд на дверь кабинета. — Ну, так сам и сходи, Сём, ты чего? — Ярославу Юрьевичу это не понравится, — хмуро говорит мужчина, — он вроде вам велел. — Послушай, мальчик. — Ирина с трудом отрывается от трубки. — Если я захочу, сделаю так, чтобы ты у Ярослава Юрьевича больше не работал! Тебе оно надо? Нет. Вот и иди на приём. Видишь, я занята? Охранник что-то недовольно бубнит в ответ и отправляется в кабинет. — Да, Люд. — Продолжает, как ни в чём не бывало, щебетать Ирина. — Да задрали уже. Беги, с ребёнком с его водись целые сутки, няньку срочно новую ищи, поручения выполняй, а молодость, блин, уходит! Да. Да. А вот тут ты права… Может, в его доме и легче будет его соблазнить. Заодно и узнаем, импотент или нет. Ты готова сделать ставку, дорогая? Я с трудом отрываюсь от стены и плетусь по коридору. Ничего не выйдет. О чём я только думала? Да меня повязали бы раньше, чем я попыталась бы выйти из этого здания. Но вот новости о том, что Ирина будет смотреть за Славиком целые сутки, могли бы, всё же, оказаться полезными. Я спускаюсь в холл первого этажа и жду. — Да, Яр, это снова я. — Раздаётся, наконец, голос Ирины. Она идёт, разговаривая по телефону и неся на руках мальчика, а следом за ней двигается охранник с сумкой в руках и недовольным выражением на угловатом лице. — Он опять хныкает, я уже не знаю, что делать. Да. Да, кормила, да, давала попить. Да, развлекала. Что? Покатать в коляске по парку? — Она кривится и беззвучно матерится. — Да, конечно, я сейчас попробую. Пока. Я сама не замечаю, как вдруг делаю шаг и преграждаю им путь. Желание сделать это перевешивает все доводы здравого смысла. — Что? — Заметив меня, прижимает к себе ребёнка Ирина. Охранник решительно шагает вперёд. — Простите. — Теряюсь я, отчаянно подбирая слова. — Простите, просто… — Облизнув губы, я указываю на Ирину. — У вас… у вас брошка на груди. Со стразами. — Женщина отойдите с дороги. — Грубо приказывает мне охранник. Ирина непонимающе смотрит на свою грудь. Славик всхлипывает и замирает, оглядывая моё лицо. — Брошка в виде цветка. — Тихо объясняю я. — Она колется, поэтому он и плачет. — Что? Ой… — Ирина отнимает от себя ребёнка и глядит на украшение. — Вот блин, точно! От комбинезончика малыша и до брошки тянется разноцветная нитка. — Позвольте. — Я протягиваю руки. — Эй, дамочка! — Подаётся вперёд мужчина. — Да подожди ты, притихни. — Цыкает на него Ирина. Передает мне ребёнка и принимается отрывать от себя нитку. — Она просто подержит. Нитка, как назло, обмоталась вокруг украшения и никак не хочет распутываться. Приходится её обрывать. — Вот так. — Осторожно прижав к груди сына, я покачиваю его. Славик больше не всхлипывает, он смотрит на меня внимательно и почти не моргает. — Вот. Мы больше не плачем, да? — Улыбаюсь я, боясь расплакаться. — У нас всё хорошо. От ребёнка сладко пахнет чистотой и молоком. Он такой трогательный, такой красивый, что у меня захватывает дух. Чистые круглые младенческие серо-голубые глаза смотрят на меня. — И как тебя зовут? — Спрашиваю я, когда малыш тянет руку к моему лицу. — Славик. — Объявляет Ирина, бросая на пол нитку. — Ирина Валерьевна, — строго говорит охранник. — Да погоди ты. — Злится она. — Он первый раз за день замолчал, а у меня уже спина отваливается! — Какое красивое имя, — улыбаюсь я своему сыну. — Не положено. — Пытается спорить охранник. — А ты помолчи хоть пять минут! — Просит Ирина и поворачивается ко мне. — А у вас хорошо получается. — Спасибо. — Меня зовут Ирина. — Оля. — Представляюсь я. Мне очень не хочется отдавать малыша этой грымзе. Я судорожно соображаю, что же будет, если я сейчас побегу. — Опыт есть? — Интересуется она. — С детьми. Сразу видно. — Есть. — Почти не вру я. — Может, и няней работаете? — Ирина Валерьевна! — Опять некстати вмешивается охранник. Я киваю. — Цыц! — Оттесняет его плечом Ирина. — Вообще-то, я не ищу сейчас работу. — Бормочу я, любуясь личиком сына. — Сможете начать прямо завтра утром? — Наклоняется к моему лицу девушка. — Иначе, я сойду с ума. — Завтра утром? — Удивляюсь я. — Да. — Кивает она. — Если сможете, мы будем платить вам вдвое больше, чем на прежнем месте. Тащите свои документы, рекомендации, а с отцом ребёнка я договорюсь. — Так вы… не его мама? — Не веря своему счастью, я решаю подыграть ей. — Что вы! Не дай бог! — Отшатывается Ирина. Достает из сумочки ручку, пишет что-то на бумажке и передает мне. — Вот, здесь адрес. Будем вас ждать. — Ир… — вступает охранник. — Да помолчишь ты уже, нет?! — Рявкает она. Затем протягивает руки, берёт малыша и улыбается мне. — Ну, не будем вас отвлекать от ваших дел. До завтра, Ольга! — До завтра, — киваю я, провожая их взглядом. Бумажка жжёт кончики пальцев. Яр — человек дотошный, он вряд ли возьмёт к себе человека с улицы, но эта безголовая Ирина дала мне отличный шанс подобраться ближе к сыну. А ещё время: до завтрашнего утра мне нужно сочинить хорошую легенду и придумать себе новую жизнь.