Дьявол... Чудовище...

От лица Ярослава. Реагируя на нажатие педали газа, мотор рычал всё оглушительнее, всё сильнее набирал обороты. Автомобиль пожирал дорогу своим мощным корпусом и нёсся вперёд, лавируя среди других машин, точно огромный корабль, рассекающий воды океана. Я не совсем понимал, что делаю, просто давил на газ, точно одержимый. Пальцы впивались в руль с такой силой, что казалось, они сейчас раскрошат его на мелкие осколки. Как он мог?! Придурок! Чёрт! Идиот тупоголовый! Мразь! Когда я разговаривал по телефону, стоя возле окна, мне показалось, что в толпе мелькнула фигурка Киры, но я не придал этому значения. А когда вышел в коридор, направился к кабинету Лёхи, увидел там Полину и услышал эти звуки, то сразу всё понял. Ублюдок Турбинов! Я его убью! Я ударил по рулю, и машину повело в сторону. С трудом вышло выровнять автомобиль, и Полина испуганно ухватилась одной рукой за обшивку салона, другой за панель для всякой мелочевки. — Прекрати Яр! — Пропищала она. И я снова добавил скорости. Подальше отсюда! Подальше от офиса! Просто вперёд, чтобы не дать ей шанса вернуться. Я не мог этого допустить. Она не должна была увидеть эту грязь. — Куда ты меня везёшь Дронов?! Я закрылся. Не слышал её слов. Видел перед собой только ровную гладь дороги. Моя машина обходила препятствия в виде попутных машин, будто в компьютерной игре — раз, два, три, бесчисленное количество раз. Преграды мелькали и оставались позади. И каждый раз — обгон на грани. Я ни черта не мог поделать со своими демонами: они шептали мне, чтобы я убил нас обоих, и я готов был исполнить их желание. Просто, чтобы она не досталась ему. Тому, кто был недостоин даже её мизинца. Чтобы она не досталась никому. Чтобы не отпускать её. Чтобы она всегда была рядом. Сука! — Осторожно Яр!!! Её визг протяжным звоном взорвал мои виски. Я вырулил практически из-под встречки и направил автомобиль прочь с шоссе на узкую асфальтную дорогу, ведущую куда-то в область. — Что ты делаешь?! — Продолжала вопить Полина, потому что скорость я не сбавлял. Она вжималась в кресло. Я видел, как дрожали её руки, как побледнело лицо. Огромные янтарные глаза были распахнуты в ужасе. — Останови! Останови сейчас же Яр!!! —Рыдала она. Беспомощно и жалобно. Но я ничего не знал о жалости. До её появления в своей жизни я вообще ничего не чувствовал. Я был каменным, был мёртвым, и потому не мог умереть. Я был неуязвимым, и никто не мог меня победить. Она сделала меня слабым, и за это должна была умереть. — А-а-а!!! — Полина закрыла лицо, когда я направил машину под движущийся навстречу грузовик. Три, два, один… Махина приближалась, и я встречал её с ледяным спокойствием. — Пожалуйста, Яр-р-р! — Прокричала она, сжимаясь в комок и уже не глядя на дорогу, глядя только на меня. «Яр»… Она всегда произносила моё имя как-то по-особенному. Наверное, услышать его перед смертью — самое сладкое и приятное, что может пожелать умирающий. Я втянул носом воздух, закрыл глаза, расправил плечи и стал медленно выдыхать, ожидая конца. — Яр-р-р-р!!! Мои руки дрогнули, и автомобиль за мгновение до столкновения метнулся вправо. Клаксон грузовика повис в воздухе длинным паровозным гудком. Мои уши заложило, а сердце грохотало уже так сильно, что практически разрывало мои рёбра. Я открыл глаза. Автомобиль продолжал лететь вдоль серой асфальтной ленты, не видя преград. Движение руля, — и я обошёл идущие впереди машины. Мелькающие по обеим сторонам дорог деревья вводили меня в гипнотический транс, и я лишь продолжал вдавливать педаль в пол, заставляя двигатель жалобно подвывать. — Мне страшно! Пожалуйста, прекрати! — Полина размазывала слёзы по щекам. — Переста-а-ань! Я очнулся, когда понял, что она меня колотит. Тощие кулачки маленькими молоточками впивались в плечо и причиняли самую настоящую боль. Похоже, у девчонки случилась истерика. — Яр, немедленно останови-и-и!!! — Задыхаясь, прокричала она. Автомобиль замедлился, метнулся к обочине и резко затормозил. Полина налетела руками на панель, тут же оттолкнулась, нащупала ручку, отворила дверь и вывалилась наружу. Я думал, что её сейчас вырвет, но девчонка, не разбирая дороги, понеслась куда-то в чащу. Я успел только обойти машину, а её силуэт уже скрылся за деревьями. «Твою мать!» Я пошёл за ней. Слышал, как раздаются её сдавленные, обрывистые рыдания меж берёз и осин, и шёл на этот звук. Увидел, как Полина стоит, обняв дерево, и согнувшись пополам, всхлипывает. Услышав хруст веток под моими ногами, она обернулась. Её глаза наполнились ужасом. — Не подходи ко мне! — Крикнула она и помчалась дальше в лес. — Стой. — Приказал я. Меня всего трясло, но голос оставался ровным. — Убирайся к чёрту, псих! Больной придурок! — Захлёбываясь слезами, бросила она. Выбежала на поляну, залитую светом, пробивающимся сквозь ветви деревьев, и, неловко оступившись, рухнула в высокую траву. — Не подходи! — Жалобно мяукнула девчонка, видя, как над ней поднимается моя тень. — Ты Дронов сумасшедший… —Уже тише. — Мы могли умереть… — Почти проскулила она. Я встал рядом с ней, достал сигарету, зажигалку и закурил. Жадно затянулся дымом и стиснул зубы. Выдохнул. — Куда ты меня привёз? — Пропищала Полина, поднимаясь. — Зачем?! Я не смотрел в её сторону. Мне не хотелось видеть огромные горошины слёз, падающие с её ресниц. — Я ненавижу тебя! Ненавижу, слышишь?! Ты Яр — больной! — Ударялись в мою спину её слова. — Ты на всю голову больной, Дронов! Она рыдала за моей спиной, а я нервно курил, глядя на колышущиеся на ветру ветви берёз. Мои демоны испуганно жались в угол от её голоса. — Чтоб ты сдох! Ты… ты… ты чуть не угробил нас, Яр! — Помолчи. — Холодно сказал я. И закурил вторую сигарету хмурясь. — Я больше не стану молчать, ты… — Заткнись хоть на минуту! — Рявкнул я. За спиной послышался всхлип, а затем шелест травы. Я обернулся. Эта сумасшедшая дала дёру: понеслась в обратную сторону, рискуя переломать ноги по кочкам, прячущимся в высокой траве. — Дура! — Сплюнул я. Отшвырнул сигарету, затушил и рванул за ней. — Урод! — Пискнула она, обернувшись. Я нагнал её в пару секунд. Грубо сбил с ног и упал сверху. — Скотина! — Полина принялась бить меня по щекам. Хлёсткие удары разбегались огнём по коже, но я не отстранялся. Терпел, зажмурившись, и ждал, когда она устанет. И наклонялся всё ниже. — Ненавижу тебя! Ненавижу! — Выла она, продолжая щедро осыпать меня пощёчинами. — Ненавижу! Я открыл глаза. Мне нужно было видеть её заплаканное лицо, видеть пшеничного цвета волосы, рассыпанные по траве, видеть тонкие ключицы и хрупкие запястья — всё, что имело нечеловеческую силу надо мной. Я перехватил её руку и крепко сжал. Почувствовал, как под моими пальцами часто бьётся её пульс, и услышал, как громко стучит её сердце. И это выстудило из меня всё накопившееся острое раздражение и разожгло во мне новый огонь, вспыхнувший ярким костром от близости её манящих, алых губ. Я наклонился ещё ниже и овладел ими. Грубо, неумело, жадно. И привкус злой, горькой ржавчины во рту вдруг сменился сладостью её нежного рта. Полина ударила меня в грудь. И ещё раз, уже не так настойчиво. И ещё. А потом её ладонь переместилась на моё лицо, и она… ответила на мой поцелуй.

***

От лица Полины. Тяжесть чудовища больно придавила меня к земле. Всё моё тело болезненно напряглось под его тягостным, серебряным дьявольским взглядом. Последний удар горящей ладонью по его лицу, и он перехватил мою руку. Пение птиц в вышине, его бешеное прерывистое дыхание, густой, щекочущий ноздри запах блондина, и больше не стало никакого страха. Всё испарилось. Яр остервенело впился в мои губы, и я почувствовала боль с металлическим привкусом крови. Моя свободная рука толкнула его в грудь, толкнула ещё раз, ещё, и обмякла. Я больше не хотела отталкивать его. Не собиралась сопротивляться. Тормоза больше не работали. Мой рот приоткрылся в тихом стоне, и язык скользнул навстречу его языку. «Стой, зверь Яр, поцелуи — это по-другому». И я мягко обвела языком его пухлые губы, и Ярослав хрипло застонал, поддаваясь и немного сбавляя натиск. Больше наши зубы не бились друг о друга, поцелуй становился осторожным и нежным. Губы, которым нельзя было ничего запретить, исследовали мой рот неуверенно, но настойчиво. Он словно пробовал меня на вкус, скользя языком в мой рот и выскальзывая обратно. Сероглазый оторвался от моих губ и, тяжело дыша, посмотрел в лицо. Мужчина будто рассматривал перемены в моём взгляде, словно был удивлён им и находился в каком-то смятении. Уже почерневшая из серого в чёрное, бездна его глаз медленно прояснялась, а радужка приобретала прозрачность, совсем как воды океана после сильного шторма. Всё моё тело ныло и тянулось к нему, но я лежала и не дышала, надеясь, что он уйдёт, и мне не придётся жалеть об этом. Но пути назад уже не было. Притяжение между нами было сильнее любых законов морали и логики. Оно было сильнее нас самих. Я только успела подумать о том, что мой поцелуй, возможно, ненадолго снял с чудовища заклятие, как Яр шёпотом произнёс нежно моё имя и снова приник к моим губам. Новый поцелуй был терзающим и острым. Он был настойчивым и обжигающе горячим. Таким волнующим, что по моей коже разбежались мурашки. И вдруг на меня обрушился весь мир: с его раскалённым в воздухе запахом страсти, с шумом листвы, пением птиц, гудением машин вдалеке, яркими солнечными лучами и стрёкотом насекомых. Каждое прикосновение — это боль. Яркая, на грани удовольствия. Удушливая, как несдержанное объятие. Горячая, как укусы, которые были когда-то несмелыми поцелуями. Я задыхалась от этих ласк, чувствовала, руки Яра скользят по моему телу, и выгибалась им навстречу. Наверное, будь мы дома, он разорвал бы на мне одежду своими острыми зубами. От мысли об этом мои соски затвердели, а грудь жалобно заныла. Моё тело остро реагировало и на его грубость, и на его почти невинные ласки. Пока моё сознание ныряло куда-то в туман вязкой страсти и теряло контроль над телом, Дронов движениями своих пальцев гнал прочь остатки моих сомнений. Его руки были повсюду. Сжимали мои бёдра, поглаживали между ног, накрывали грудь, вкрадчиво гладили соски через ткань платья и больно их сжимали. Каждое его касание отдавалось покалыванием в низу моего живота и требовало скорой разрядки. Мне нравилось слышать, как тяжело он дышит, нравилось ощущать, как лихорадочно Яр исследует моё тело, как вдыхает мой запах, нравилось чувствовать, как сильно он возбуждён — так сильно, что его могучие плечи ходили ходуном, а дыхание сбивалось и он облизывал свои влажные губы и дергал кадыком часто в области горла. Моё персональное безумие разгоралось диким огнём. Я застонала в голос, когда пальцы Ярослава скользнули под ткань моих трусиков, где вдруг стало очень мокро и очень горячо. Смазка с меня текла дуром, размазываясь по внутренней стороне бедер и ногам. Я заметалась, словно в горячке, снова застонала. Сквозь пелену ощутила, как он сдирает с меня бельё. Приподнялась и, целуя его в губы, вцепилась пальцами в его ремень. Мне нужно было. Очень нужно. Вот прямо сейчас, срочно, нужно было снять с него проклятые брюки, словно под ними таилось избавление от всех моих страданий. Я не узнавала саму себя. Не слышала. Не хотела слышать. Я сама в этот момент стала зверем, ведомым лишь инстинктами. Мне не хотелось, чтобы он останавливался. Не хотелось, чтобы передумал. Я хотела гореть в геенне огненной вместе с ним. Яр задрал моё платье почти до подбородка. Я не сопротивлялась. Мои соски словно сами просились к его пальцам, которые одинаково хорошо умели и ласкать, и оставлять синяки. Сами просились ему на язык. Я бессовестно громко стонала, когда его губы накрыли мою грудь. Испуганные птицы сорвались с ветвей и метнулись высоко в небо. Яр одержимо и сильно дразнил мои соски, водил языком по ореолам, целовал, а я кричала, задыхаясь, рвала пальцами пуговицы на его рубашке и толкалась навстречу бедрами. Кажется, в меня вселился сам дьявол. Я больше не могла терпеть и разочарованно мычала, ища его губы и бесстыже раздвигая ноги. Дронов издевался, продолжая покрывать моё тело жадными поцелуями, которые разгоняли новые волны дрожи по моему телу. Мои пальцы не находили себе места: тащили вниз его одежду, дергали пояс брюк, рвали траву, царапали кожу на его спине. Я тянула пересохшим горлом раскалённый воздух и понимала, что не могу вдохнуть, что умираю. Что меня больше нет. А потом вдруг выгнулась и оглушила Яра криком, потому что, не переставая ласкать, он резко вошёл в меня. И замер, давая почувствовать себя на всю длину. Я ощутила его мощь каждым миллиметром своих внутренних стенок. Мои глаза закрылись, а пальцы впились в его плечи. Я закусила губу, выжидая, но он больше не двигался. — Я хочу, чтобы ты была рядом, Полина. — Отрывисто хрипло своим баритоном прошептал Ярослав. — Посмотри на меня, моя хорошая. Мои веки открылись. Боль, безумие и удовольствие мешались с едкой паникой. — Я тебя не отпущу. — Сказал он, дыша так, будто ему не хватало воздуха. — Расслабься маленькая моя. Его лоб прижался к моему лбу, губы мягко накрыли мои губы. Вдохнув, он стал медленно раскачиваться, погружаясь в меня всё глубже и глубже. С каждым толчком я целовала его всё беспощаднее, стонала всё громче. Чувствовала, как его прижатый к моему клитору палец давит всё сильнее, как его член проталкивается внутрь меня и замирает, давая время, чтобы привыкнуть. Ощущала, как Яр лихорадочно трясёт от необходимости сдерживать пыл, и подталкивала его к активным действиям, сжимая пальцами его ягодицы и выгибая навстречу спину. Я задыхалась, но продолжала смотреть на него. Уже ласковое чудовище ловило каждую мою реакцию, оно улыбалось, стискивая до хруста челюсти. Каждым своим стоном я могла управлять его движениями, и в этот момент мне казалось, что Яр готов сделать для меня всё. Но, даже погружаясь в забытье, я не забывала, что он мой враг. Что он может уничтожить, стоит только потерять бдительность. Что он… Последний крик выпустил наружу всё то напряжение, которое копилось во мне последние месяцы. Что-то случилось, и я не понимала что. Обжигающее тепло собралось внизу живота и вдруг лопнуло, точно шарик с цветными горящими блёстками. Оно распространило ослепительные искры по всему телу. Озноб, агония, лихорадка, — я не знаю, что это было. Я металась, не в силах сдержаться, и, кажется, даже в бреду шептала его имя. — Яр, Яр… — Я с тобой, — его дыхание согревало шею. — Всегда… Он полностью вышел из меня, а затем снова вошел — глубоко и резко. И тоже задрожал, издав протяжный хриплый стон, зажмурив свои глаза.

***

Ещё некоторое время я лежала под Яром, дрожа и вздрагивая от прикосновения кончиков его пальцев. Размазывала ладонями пот по его спине, расслабленно и обессилено слушала его мужское дыхание. А потом, почувствовав, как его член во мне наливается новой силой, дёрнулась и стала выбираться. — Что? Что такое? — Он тяжело поднял голову и посмотрел на меня. Пристально вгляделся в моё лицо. В серебре его глаз ещё плескались удовлетворение и сладостная нега. — Пусти… — Выдохнула я, сталкивая его с себя. Ко мне пришло отрезвление, и вид примятой травы, разгоряченных губ блондина и его наполовину держащейся на теле одежды привёл меня в ужас. Что я наделала?! — Полина. — он неохотно приподнялся. Я буквально выползла из-под него. — Ничего. — Поднялась на ноги и принялась одёргивать непослушное платье, прилипшее к телу. Дронов, нахмурившись, бесстыдно разглядывал моё тело. Поднявшись на ноги, он лениво потянул вверх свои брюки. Его член находился в боевом положении, будто Яр и не кончил минуту назад. Сероглазый ничуть не смущался своей наготы — всё это время в его брюках пряталось поистине солидное достоинство. И его размеры казались мне теперь не просто впечатляющими — его член, прямо на моих глазах наливающийся в длину и ширину с веточками вен, виделся мне просто огромным. — Куда ты подорвалась? — Раздражённо бросил Ярослав, пытаясь усмирить его и уложить в свои темного цвета боксеры. Я испуганно отвернулась. Подобрала туфли, наклонилась и надела их, едва не перепутав левый с правым. Меня начинало лихорадить, и распространившаяся по телу слабость превращалась в липкую дрожь. Мне было стыдно и страшно. — Что ты, чёрт подери, делаешь?! — Крикнул Яр, когда я, отряхнув волосы от сухой травы, метнулась в сторону дороги. — Я ухожу! — Бросила я, не оборачиваясь. У меня не было сил смотреть ему в глаза. — Твои трусы! — Донеслось до моих ушей его хриплое. Я притормозила. —Ты снова забыла их у меня. Если не заберешь оставлю себе на память — Добавил он с ядовитой усмешкой. Я развернулась и почесала обратно. Яр уже успел застегнуть ширинку и теперь стоял посреди поляны в расстёгнутой рубашке и взъерошенный, его короткие светлые волосы были лохматые, в них были травинки, и они падали небрежно красиво ему на лицо и горящие прищуренные глаза, слегка закрывая их. На пальце его правой руки висели мои трусики. Я боялась заплакать, поэтому сильно-сильно закусила губы. Мои каблуки проваливались в почву, поэтому я не шла, а ковыляла, боясь поднимать взгляд. — Дай сюда Яр. — Протянула руку. Дронов поднял кусочек ткани выше над моей головой. — Посмотри на меня. — Дай сюда чёртовы трусы Дронов! — Истерично проговорила я. — Посмотри на меня, я сказал! –Опускать руку он не спешил. Я смотрела на его твёрдый, рельефный бледный живот, на накаченную грудь с цепочкой крестика которая висела, и моё сердце колотилось испуганной птицей. Что мы наделали, что мы наделали… — Полина! Я гордо вскинула взгляд, и Яр затих. Теперь я видела, что он тоже на грани. Блондин дышал тяжело, он улыбался, но в его серых глазах расплывалась беспощадная чёрная бездна. Я не понимала, о чём он думает, но снова узнавала чудовище, и ко мне возвращался страх. Мне было страшно оставаться с ним наедине. — Дай их сюда пожалуйста. — Сказала я. Его левая рука скользнула к моей груди. На самом деле, я не знала, хочет ли он взять меня за плечо, коснуться шеи и стащить вниз лямку платья, просто сработал защитный инстинкт –я наотмашь ударила его по его бледной руке с густым светлым волосом что рос на верхнее стороне запястьей. — Ха… — Его это почему-то насмешило. — Мы только что трахались, а теперь ты, значит, стесняешься? — Просто дай их сюда, — я бросила взгляд на бельё, — или я пошла. — Что ты опять строишь из себя непонятно кого? Я с трудом сглотнула комок, вставший в пересохшем горле. К губам подобралась дрожь, сердце наполнилось тяжелой грустью. Он был прав всё это время. Я — та самая шлюха, которой он меня и считал. Вот, кто я. Посмотрела в его пронзительно острые, словно сталь ножа, и кипящие злобой глаза. На секунду показалось, что ему сейчас так же плохо, как и мне, но сомнения тут же развеяла его кривая клыкастая ухмылка. Нет, чудовище получило то, что хотело. Оно предупреждало меня. Знало, что добьётся своего. Что я сама захочу. И вот теперь я вымарана в грязи и готова сдаться. Оно будет делать со мной всё, что хочет, если у меня не хватит сил признаться Лёше. — Ты чего задёргалась маленькая? — Спросил Ярослав уже спокойнее и наклонился к моему лицу. — Куда побежала глупышка? У меня ноги слабели от его взгляда, и горели щёки и его этих новых ласкательных прозвищ. Воспользовавшись моментом, я выхватила свои трусики из его пальцев, отвернулась и стала надевать их. Выходило неуклюже, и я буквально затылком ощущала, как он смеётся надо мной. Из глаз брызнули слёзы. Яр грязно выругался. Я припустила к дороге. Мне было жарко, неудобно, не по себе — хотелось сорвать с себя кожу и оголить мясо. Эта внезапно проснувшаяся во мне страсть, ещё несколько минут назад казавшаяся мне освобождением, теперь обгладывала меня до самых костей. «Шлюха, шлюха…» — Эй! — Его голос остался в лесу. А я уже пробралась через узкий пролесок и выбежала на дорогу. Подбежала к машине. Моя сумочка лежала на переднем сидении. Я дёрнула за ручку — закрыто. Видимо, Дронов успел запереть автомобиль. Ударила ладонью по стеклу. Чёрт с ней, с сумкой! Побежала вдоль дороги. Где город? В какой стороне? Остановилась. Попыталась вспомнить, откуда мы приехали. Побежала в обратную сторону. Увидела легковой автомобиль. Подняла руку. — Остановитесь! Остановитесь, пожалуйста! Но тот проехал мимо. Я побежала по обочине, размазывая слёзы по лицу, шмыгая носом и рискуя переломать каблуки и ноги. Позади показался трактор. Когда он приблизился, я радостно подняла кисть и помахала: — Эй! Пожалуйста! Пожалуйста, ну! Трактор стал притормаживать, и я радостно вышла на проезжую часть, замахала руками. Ура! Транспортное средство ухнуло и остановилось. Я метнулась к нему, ещё не понимая, как мне влезть наверх, как вдруг чьи-то сильные руки обхватили меня и оторвали от земли. — Ай! Что… Что ты делаешь? Пусти Яр! — Я стала пинаться и колотить его в спину, чтобы он поставил меня обратно на землю, но тот перекинул меня через плечо и понёс прочь. — Помогите, пожалуйста! — Завизжала я, глядя на водителя, с ужасом наблюдавшего за нами из кабины. — Помогите! — Что происходит? — Мужик в серой рубахе открыл дверь и собрался выбраться, чтобы помочь. Но Ярослав хмуро обернулся, указал на него пальцем и пригрозил: — Лучше прижми задницу обратно. Сами разберёмся! — Но… — Отъебись, мужик! — Понял. — Тот закрыл дверь, и трактор продолжил движение. — Отпусти! — Я продолжала нервно колотить его по спине. — Поставь меня! — Как скажешь. — Яр буквально отшвырнул меня от себя. Я рухнула на землю, прямо в придорожную пыль и камни. — Скотина… — Процедила, поднимаясь на ноги и отряхивая ладони. — Садись в машину. — Он грубо прихватил меня за локоть, подвёл к машине, открыл дверь и втолкнул внутрь. Я села, поджала ноги, всхлипнула и отрешённо уставилась в окно. Дронов обошёл автомобиль, опустился на водительское сидение и завёл мотор. Иномарка, визжа шинами, сорвалась с места. Я смотрела через стекло на мелькающие деревья и поля, но ничего не видела: меня слепили вспышки боли и стыда. Мне хотелось спросить, собирается ли Яр всё рассказать ему, но у меня язык прилип к нёбу. Лучше я сама всё скажу. Скажу и уйду. Лучше… В этот момент раздалась трель мобильника. Яр взял с панели свой айфон и уставился на экран. По моей спине побежали мурашки. Я знала, что Яр смотрит на меня. Что ждёт от меня каких-то слов. Но что я могла сказать? Просить его не говорить мужу? Зачем? Чтобы он потом шантажировал меня тем, что между нами произошло? Чтобы приходил потом и трахал меня столько, сколько захочет, зная, что никто об этом не узнает? Зная, что я буду молчать. Телефон всё надрывался, а блондин не спешил отвечать. Мне жгло шею от его взгляда. Чего он ждал? Издевался надо мной? Я услышала, как он разочарованно выдохнул, а затем сказал: — Да. Да, Лёха, всё правильно, она со мной. Не за что. Конечно, сейчас привезу. Он сбросил звонок и отшвырнул от себя телефон, а я зажмурилась. Я признаюсь Лёше. Признаюсь! Автомобиль ехал на удивление размеренно. Видимо, Дронов был расслаблен и спокоен. И только его сильные, бледные руки, нервно скользящие вверх и вниз по рулю позволяли сомневаться в этом и дергалась венка-артерия заметно на шее активно там по организму от сердца разгоняя венозную кровь. Когда машина въехала во двор и остановилась, я схватила сумочку, вцепилась в ручку двери, но поняла, что не могу вот так уйти. Обернулась и посмотрела ему в глаза. В них стояла горечь, а мне нужны были ответы. Что такое между нами было? Что это, вообще? Что мне теперь думать? Как дальше жить? Меня невыносимо тянуло к этому красивому сероглазому светловолосому мужчине — пугающему, внушающему ужас, бросающему в меня унизительные слова и оскорбления, к этому обаятельному, харизматичному, беспощадному монстру. Мне казалось, что я разглядела в нём что-то потаённое, что-то спрятанное от посторонних глаз, что-то человечное, и это было единственным, что останавливало меня. Возможно, не будь Лёши, не будь моей к нему благодарности, не поторопись мы со свадьбой, всё могло бы быть по-другому? Да или нет? Мне нужно было услышать ответ. Но Яр поморщился, как от терпкой оскомины, и металлическим жёстким голосом произнёс: — Беги от меня. Лучше убегай, Полина. — И будто ему стало трудно дышать, уже громче добавил: — Беги! И ударил по рулю. Меня не нужно было упрашивать. Я выбежала из машины, влетела в дом и помчалась наверх. Содрала с себя одежду и вступила под прохладные струи воды. Я стискивала челюсти и приказывала себе не реветь. Смывала с себя его запах, его прикосновения, вкус его губ и тёрла, тёрла, тёрла кожу мочалкой. Соскребала с себя его пот, но не могла соскрести с себя его сумасшедший взгляд — тот успел прорасти в меня, распространиться под кожей, всосаться в кровь, отравить каждую клетку. Моё тело дрожало от воспоминаний о том, как оно плавилось в дикой магме соблазна и искушения, как сгорало от страсти и наполнялось до краёв удовольствием, равным которому не было в моей жизни. Ярослав Дронов — он как адова печь, и я сегодня без страха сунула в неё руку. Всего лишь руку, а сгорела целиком. Сгорела. И отдала этому дьяволу свою душу.

***

— Поль! Поля! Полинка! — Донёсся до меня голос Лёши из комнаты. Я лихорадочно закрутила барашек крана, вышла и закуталась в полотенце. Как сказать ему? Сразу? Или подготовить? Может, спросить для начала, чем он занимался там, у себя в кабинете? Хотя, если это правда, то чем я лучше, чем он? Могу ли я предъявлять теперь ему какие-то претензии? — Полька! Я едва успела накинуть халат и затянуть пояс, как муж ворвался в ванную и подхватил меня на руки. — Поль! — он стиснул меня в своих объятиях. И я невольно потянула носом запах с его шеи. Ничего. Только его парфюм. — Любимая, ты бы предупредила, что придёшь, у меня ведь сегодня совещание было! — Он запечатлел на моих губах нетерпеливый поцелуй. — Лёш… — Идём, у меня для тебя сюрприз. — Сюрприз? — Да, я ведь обещал тебе романтический вечер. — Мы спустились, и Лёша притянул меня к себе. — Нужно закрыть глаза. Он положил мне свои ладони на веки. Мы осторожно двинулись вперёд. Мне не хотелось никаких сюрпризов, мне хотелось просто поговорить. Моя решимость таяла с каждым его поцелуем. Скрипнула дверь. — Та-дам! — Он убрал руки. — Что это? — Хрипло спросила я. Мы стояли во дворе, и приходилось часто моргать от света. — Это твоя новая машина. Мой взгляд скользнул по новенькой чёрной иномарке, стоящей на подъездной дорожке. Её крышу украшал массивный красный бант. — Но у меня даже прав нет. — Получишь. А пока наймём водителя! Как тебе? — Я даже не знаю… — Растерялась я, переводя взгляд с машины на Лёшу. — Она прекрасна, но… — Никаких «но»! — он привлёк меня к себе и страстно поцеловал. Его ладонь сжала мою ягодицу. — Поедем сейчас на ней в ресторан и отпразднуем! — Он посмотрел на меня и рассмеялся. — Что? — С тяжким сердцем пробормотала я. Муж протянул руку, вынул из моих волос травинку, покрутил её перед глазами и отшвырнул в сторону: — Похоже, ты совсем не вылезаешь из сада. Отдыхай хоть иногда, ладно? Мне нужна весёлая, довольная и красивая жена. — Он поцеловал меня в нос. — Время, которое ты тратишь на свои раскопки в саду, лучше потратить на салон красоты и спа. — Угу. — Сделав над собой усилие, улыбнулась я. Уткнулась ему в грудь и больно стиснула челюсти, чтобы не дать волю слезам. Перед глазами стоял Яр, его взгляд, улыбка, как он обнимал меня сегодня, что шептал на ухо, его слова, и что мы делали. Я бы хотела на месте Лёши был он.

***

Настоящее… Я сижу перед зеркалом до темноты. Мне трудно свыкнуться с лицом, которое смотрит на меня из отражения. Делаю усилие, улыбаюсь, и уголки губ в зеркале медленно тянутся вверх. Хмурюсь, и лоб незнакомки покрывается продольными складками. Всё прежнее, но совсем другое. Всё чужое, не моё. Когда после очередной операции снимали бинты, доктор пообещал, что скоро отёчность спадёт, мимика придёт в норму, шрамов не будет видно, лицо изменится, и я привыкну. Он был прав во всём, кроме последнего пункта: я не могу привыкнуть. Ни к новому облику, ни к боли, ни к тому, что у меня отобрали сына. Каждый день, сворачиваясь на прохладных простынях в тишине комнаты, я до хруста стискиваю челюсти, чтобы не завыть. Снова и снова прокручиваю в памяти минуты своего убийства. Глухие звуки выстрелов, рассыпавшиеся лепестки роз, плач ребёнка и руки Яра, которые отнимают у меня самое ценное. От этих воспоминаний вся моя боль превращается в силу. Я больше не плыву по течению, смиренно принимая волю судьбы, я намерена сама вершить её. Я отниму у него жизнь. Так же жестоко, как он отнял её у нас. Я даю себе обещание это сделать. «— Я убью! Убью его, слышишь?! — надрывается во мне жестокий голос Дронова. — И тебя убью!» И в мёртвой тишине я тихим шёпотом произношу: — Я убью. Убью тебя, Яр.

***

— Ты опять кричала. — Говорит Игнат Фёдорович, входя и присаживаясь на край моей кровати. Я выбираюсь из сна, точно из кокона. Отталкиваю от себя влажное одеяло, приподнимаюсь, сажусь и провожу дрожащими ладонями по чужому лицу: оно отзывается болью. Чешется, зудит, стонет, как на перемену погоды. Я убираю руки и долго смотрю на дядю Игната. Одежда, в которой я спала, противно липнет к телу — она промокла насквозь от моих кошмаров. — Со мной всё в порядке. — Надтреснуто говорю я. — Я принёс тебе кофе. — Печально улыбается мужчина. Он всё ещё держит себя в форме. Военная выправка, гладко выбритое лицо, запах одеколона. Я по сравнению с ним — разбитое корыто. — Спасибо. — Тянусь к подносу, беру чашку, а тосты оставляю на тарелке. Знаю, что в последнее время уже больше похожу на скелет, чем на живого человека, но ничего не могу с собой поделать — у меня нет аппетита. Я и вздохнуть-то не смогу спокойно, пока со мной не будет моего сына. —Можно я возьму сегодня твой велосипед? — Спрашиваю у дяди Игната, делая глоток. Его лицо покрывается лучиками морщинок. — Поля, ты опять за своё? Давай, я отвезу тебя, куда скажешь, только не ходи туда снова, ладно? Хочешь, съездим на рынок, купим продуктов, свежего мяса, сделаем шашлык? Хочешь, поедем к реке, погуляем? Тебе нужен свежий воздух. Я останавливаю его резким движением головы. — Нет. — Делаю новый, обжигающий глоток. Чёрный кофе сжигает моё горло, и я кашляю. — Не волнуйся, я не поеду к нему. Забыл, какой сегодня день? Полгода, как не стало Лёши. Я поеду на кладбище. — Я отвезу тебя. — Примирительно вздыхает мужчина. Кладёт свою сухую ладонь поверх моей левой руки. — Спасибо. — Отзываюсь я. — Нельзя, чтобы тебя видели. –Добавляет он. — Меня никто не увидит. А если увидит, то не узнает. — Я вырываю руку и указываю на лицо. — Видишь это? Кто это? Ты знаешь её? Даже я не знаю. — Полюшка… — Игнат Фёдорович протягивает мне поднос. — Поешь. — Не хочу, — качаю головой. — Я сделал выбор, чтобы помочь тебе выздороветь, поэтому взял откупные Дронова. Я хотел, чтобы он забыл обо мне. Сделал это, чтобы быть рядом с тобой, чтобы помогать тебе. Но я не могу сражаться с ним. И ты не должна. — Он ставит поднос на столик. — Поль, у нас ещё остались деньги. Давай, уедем? — Нет. Ты же знаешь, что я никуда не уеду без Славика. — Решительно говорю я. — Лёши нет, это уже данность. — Горько выдыхает мужчина. — Но ты ещё можешь начать новую жизнь. Есть деньги… — Мне не нужны деньги! — Взрываюсь я. — Мне нужен мой сын! Перед моими глазами снова наш дом. Теперь в нём высокие стены, целый штат охраны и новый хозяин. Я брожу вдоль периметра, прячась за деревьями, словно тень, и наблюдаю за всеми, кто въезжает и выезжает. Я знаю, где расположены камеры, и какой график работы у персонала. Я знаю няню своего сына в лицо, и знаю, что она никогда не оставляет его без присмотра, даже несмотря на то, что он постоянно раздражает её своими слезами. — Ну, куда ты пойдёшь, девочка? Что же ты задумала? — Это мой единственный шанс, Игнат Фёдорович, это мой сын! — Ты наблюдаешь за его домом уже полгода. — Он пожимает плечами. — Ты же понимаешь, что тебе не удастся его выкрасть? Это невозможно. А то, что ты хочешь сделать с Яром — равносильно смерти. Не загоняй себя под прицел, Полюшка! Ты должна сейчас сделать всё, чтобы оставаться мёртвой. Полины Лебедевой и Турбиновой ни для кого больше нет, остались только воспоминания. — Если ты не хочешь помогать мне, то я сделаю это сама, не переживай. — Отворачиваюсь к окну. — Я помогу. Помогу. — Нехотя соглашается мужчина. Его рука снова накрывает мою, сжимает настойчиво, неуютно. — Я не хочу потерять тебя снова. — Он наклоняется ближе. Я поворачиваюсь и смотрю в его глаза. Тот же взгляд, что и у Лёши. Но я не хочу опять быть должной кому-то, не хочу быть обязанной, поэтому сразу ставлю между нами барьер и отстраняюсь. — Игнат Фёдорович, не надо. — Делаю глоток кофе. — Пожалуйста. Это лишнее. — Да, — он смущённо опускает глаза, —прости, тебе сейчас не до этого… — Нет, вы простите. — Теряюсь я. — Но я не могу. И даже не из-за Лёши. Просто больше не хочу ничего такого. Никогда. Ни с одним мужчиной. — Поля, я ничего такого не имел в виду. — Как-то не слишком уверенно мнётся дядя Игнат. — Не надо. — Я нервно дёргаю плечом и нечаянно расплёскиваю кофе. — Чёрт… Просто я должна была это сказать, чтобы быть честной. — Ставлю кружку на тумбочку и смотрю на него. — Я заберу сына и уеду. Одна. Пойми меня, дядь Игнат, я никого больше не смогу сделать счастливой. Я травмированная, раскуроченная, я –мёртвая изнутри! И я тебе не нужна. Лучше отпусти меня сразу, мне всё равно придётся уйти. — Я понимаю. Да. — Выдыхает он.

***

На кладбище холодно и сыро. Под ногами хрустят ледяные корки замёрзших луж, в ветвях деревьев каркают злые вороны. Я застёгиваю куртку под самое горло, плотнее сдвигаю к носу капюшон. Мороз обжигает мою кожу, а колючий ветер лезет за воротник, но я продолжаю идти уже знакомой дорогой среди оградок и могил, пока не останавливаюсь у большого мраморного надгробия. Тяжело опускаюсь на скамью и долго смотрю на чёрно-белые фото на камне. Одно из них моё — та, прежняя Полина действительно умерла. Наивная, покорная, добрая девчонка, которая верила в светлое будущее, её больше нет. Рядом со мной садится дядя Игнат. Теперь мы с ним вместе долго смотрим на портрет улыбающегося Лёши на надгробии. Кажется, что вот-вот он рассмеётся по-настоящему и скажет нам: «Ну, что вы приуныли? Поверили, что я реально мёртв? Ха-ха-ха!» И я тоже улыбаюсь, глядя на его лицо в лучах утреннего солнца, потому что знаю — реально мёртв. «Ты умер, Алексей Турбинов. И тебя уже не вернуть. Твоя кровь на моих руках. И на руках Ярослава Дронова. Но он за всё ответит, я обещаю». — Замёрзла? — Спрашивает меня дядя Игнат. — Нет, я ещё посижу. — Подожду в машине. — глухо отвечает он. Встаёт и уходит, чтобы дать нам с Лёшей побыть наедине. Знает, что я буду с ним разговаривать. Что буду просить прощения, что буду рассказывать о сыне, что буду плакать. Игнат Фёдорович уходит, а я крепко сжимаю пальцы в кулаки и смотрю на свой портрет. Полина умерла, и она останется с Лёшей. Навсегда. — Ох, Лёша… Где-то высоко над головой каркает ворон, и я невольно вздрагиваю. Птичий крик словно вырывает меня из долгого сна. И очень вовремя, потому что я вижу подъезжающий к кладбищенской ограде кортеж из трех тёмных автомобилей. Я медленно сползаю со скамейки вниз и пробираюсь среди могил. Моё сердце колотится, дыхание бьётся где-то в горле. Я бегу, ползу, снова бегу и, наконец, затаиваюсь за одной из массивных плит. Падаю на землю и боюсь поднять голову. Я чувствую его приближение каждой клеточкой кожи. Я ненавижу его всем своим существом. Я слышу его шаги. «Как?! Как он смел? Как смел Яр приехать и осквернить своим присутствием память того, кого хладнокровно убил?!» Я наклоняюсь спиной на памятник, закрываю глаза и пытаюсь отдышаться. Пульс шумно колотится в висках. Моё тело дрожит, покрывается испариной. Наконец, слышатся голоса. Я собираюсь с духом и осторожно выглядываю из-за плиты, и моё сердце дёргается, точно рыба на крючке. Дронов приближается к могиле. Охранники остаются стоять вокруг, а он по-хозяйски ступает за оградку. Яр весь в чёрном: на нём черная водолазка, чёрные брюки и длинное чёрное пальто, его светлые короткие волосы уложены на голове, он бледный и хмурый. Белый комбинезончик, который надет на ребёнке в его руках, смотрится неуместным и нелепым белым пятном во всей этой хмурой смеси грязи и серости. Один из охранников передал ему огромный букет тёмно-красных роз и он их положил на могилу. «В задницу себя запихай!» Стая ворон срывается с ветвей с ожесточёнными криками, и я прячусь за плиту и закрываю ладонью рот. Мне так больно, что хочется кричать. Вот он — мой сын, тут, рядом. А я не могу к нему подойти и дотронуться до него. Я боюсь даже смотреть в их сторону. Слышу, как ребёнок кряхтит в его руках, как капризничает, собираясь расплакаться, и у меня горячо приливает к груди, появляется распирающее чувство — мне хочется взять его на руки, прижать к себе, накормить. Я дрожу всем телом, а по моим щекам катятся слёзы. «Дыши! Дыши!» — приказываю я себе. Но у меня не получается. Я задыхаюсь, падаю с разбега в яму паники и боли. Открываю рот, но не издаю ни звука. Мой беспомощный, дикий вой растворяется в кладбищенской тишине, оседает пеплом на сухих стенках пересохшей гортани. Я корчусь как от ударов, но кто-то там, наверху, решает, что испытаний для меня недостаточно, и мне вдруг мерещится, что кто-то ласково произносит слово «мама», и я сползаю вниз и ложусь на землю. Морщусь, понимая, что это галлюцинации, кручу головой и отчаянно стряхиваю их с себя. Мне жжёт кожу от них. Я кромсаю ногтями стылую землю и иней, чтобы не заскулить, и закрываю ладонями уши, чтобы не слышать голоса. А затем снова ползу и осторожно вытягиваю шею. Гипнотизирую взглядом белое пятно в его руках. Оно моё, моё. Это мой сын. Мой! Дронов! Ненавижу тебя! Ярослав! Ты мне всю жизнь сломал! Своей ненавистью и бездушностью. «Сыночек, я за тобой приду, спасу, вытащу, украду, вырву из рук этого жестокого убийцы. Монстра. Дьявола… Чудовища…», — обещаю я, размазывая грязными руками слёзы по лицу, и затихаю, когда вдруг Ярослав, словно что-то почуяв, бросает серый прищуренный взгляд в мою сторону. Я прижимаюсь к холодной плите и больше не дышу. Долго. Очень долго. Мёртвые могут совсем не дышать. Не знаю, сколько времени проходит прежде, чем они уезжают, но когда всё стихает, я встаю с земли и бегу к машине. Кричу, чтобы Игнат Фёдорович вёз меня домой. Забежав в дом, я нетвёрдым шагом иду в свою комнату, запираюсь, снимаю капюшон и подхожу к зеркалу. Чужое лицо кривится при виде меня, оно словно надсмехается. Я смеюсь ему в ответ. Мы не нравимся друг другу, но мы теперь в одной лодке. Навсегда. Я беру ножницы, натягиваю косу, беспощадно отрезаю её и отшвыриваю в сторону. Рваные светлые пряди испуганно топорщатся в разные стороны, но мне это нравится. Я перебираю их пальцами и улыбаюсь. Остаётся только покрасить. — Какой выберем цвет девушка? — сама у себя спрашиваю. Чужое лицо расплывается в кривой ухмылке. Оно голосует за рыжий. — Да, пожалуй, тебе пойдет. –Соглашаюсь я.

***

Прошлое… От лица Ярослава… — Ярослав Юрьевич, — попытался воззвать к моей милости один из охранников, — может, уже хватит? Я покрутил в руках свою электронную сигарету и грозно нахмурился. — А ты слышишь, что уже хватит? –процедил едко и недовольно. Удары в дверь морозильной камеры становились менее активными. Находящийся внутри огромного холодильника человек терял силы. — При такой температуре он замёрзнет насмерть минут через двадцать. –Кашлянул новенький. Я перевёл взгляд на старшего охранника, тот работал у нас уже шесть лет и прекрасно знал мои методы. Он даже бровью не повёл с того момента, как я швырнул в морозильную камеру директора завода и закрыл дверь на засов. — Значит, — я снова лениво взглянул на молоденького охранника и улыбнулся саркастично делая затяжку и выпуская белый ментоловый, сигаретный дым, —у него есть в запасе целых двадцать минут, чтобы всё мне объяснить. Медленно раскуривал сигарету, устроился удобнее в принесённом для меня кресле и закинул ногу на ногу. Когда кто-то страдал, моя собственная боль немного притуплялась, и это не могло не радовать. Я взглянул на часы. Этот шакал, дядя Турбина, убежал звонить племянничку ещё в тот момент, когда я пытался поговорить с батей Киры по-человечески, значит, Лёха скоро будет здесь. Ну, что. Ждём-с. — Ярослав, открой! Открой, я ни в чём не виноват! — Доносилось жалко из камеры. Голос директора завода слабел. — Что-что? Не слышу! — Я повысил голос. — Ты хочешь вернуть мне мои бабки? — Яро-р-слав! Я жёстко усмехнулся. Эта жирная тварь решила, что, если его шлюха-дочь трахается с моим другом, то он может смело обворовывать нас? Это вряд ли. Со мной такой номер не пройдёт. Пусть ещё скажет спасибо, что я обошёлся холодильником и не стал марать свои руки об его жирную тушу. — Дро-о-нов! Я медленно вдохнул и выдохнул. Обвёл взглядом складское помещение, посмотрел на охранников. Один с отсутствующим видом глазел по сторонам, другой играл в телефоне, третий читал газету, и только новенький нервно дёргался от каждого крика, доносившегося из-за двери. Придётся его уволить. — Яро-о-слав! Пора бы благородному защитнику Алексею и появиться. Я втянул в лёгкие дым и медленно выдохнул. Накопившееся за эту неделю напряжение никуда не делось. Мне не было достаточно слов друга о том, что он мне благодарен за то, что я его «выручил», уведя из офиса его жену. Я хотел, чтобы он мучился. Чтобы страдал так же, как страдаю я из-за всей этой ситуации. Я был виноват перед ним, и мне хотелось его за это наказать и… Отомстить за Полину. — Эй! — Послышались торопливые шаги. Турбинов влетел в помещение заводского склада, точно разъярённый бык на корриду. — Ты в своём уме Дронов?! — Он был явно взбешен, но меня это никак не трогало я только снова расплылся в широкой ненормальной улыбке. — Он там?! –Лёха дёрнул дверь морозильной камеры и взглянул на засов. — Он же сдохнет, ЯР! — Обернулся ко мне. — Ты понимаешь, что за дерьмо ты творишь? Он же сдохнет там к чертям! Что с тобой?! Я смотрел, как рассеивается дым от сигареты что в очередной раз щедро выдохнул, затем медленно поднял взгляд снова на него. — Да и хрен с ним. Сдохнет и сдохнет. На одного урода меньше в этом мире. — Ты что несёшь?! — Лёха подбежал ко мне, всплеснул руками. — Где директор завода? Он там? Внутри? — Да. Угадал садись Лёша пять. –Улыбнулся я шутя. — Загорает. Мне понравилось, как искривилось в бешенстве лицо Лёхи. «Слабак! Ни черта ты мне не сделаешь. Ты просто слизень, тряпка, дешёвое ссыкло». — Дай мне Яр ключи! Из морозильной камеры послышались слабые удары. Похоже, у жирной твари кончились силы. — Дай их сюда! — Заорал Лёха. — Зачем? — Я поднялся нехотя с кресла. Затянулся глубоко и выпустил дым прямо ему в лицо. — Хочешь выпустить эту шкуру? Жалко тебе его? — Да что он тебе сделал? — Покраснел друг. У него не хватало всегда мужества, чтобы быть жестче со мной. А у меня его хватало на всё, даже переспать с его женой. И сейчас мучить человека, пытать его. — Ты же знаешь, у меня везде свои люди. На этом заводе, в том числе. — И? — Его терпение подходило к концу а нервозность и страх росли. — Отсюда на днях ушло несколько партий товара, по качеству которого нам предъявили претензии. Когда я стал выяснять, что с этим товаром, оказалось, что его отгрузили без документов и накладных. Не знаешь, как так вышло? — Не знаю. — Он махнул в сторону камеры. — Давай, откроем и всё выясним. — Может, мне тебе лучше написать, сколько мы потеряли?! — Выкрикнул уже резко и разозлившись я. — А?! Может, количество нулей приведёт тебя в чувство?! Замерший в дверях дядя Лёхи напряжённо свёл брови, готовясь в любой момент вступиться за племянника. Я хмурился, тяжело дышал, агрессируя. — Дай мне ключи Яр. Так нельзя. Не будь окончательно таким отбитым, не теряй человечность. — Выдохнул Лёша. — Я открою эту дверь и спрошу у него, кто и как присвоил наши деньги. — Он ещё не дозрел. — Фыркнул я и сплёвываю на пол. — Да что с тобой? — он заметался, хватаясь за голову. — Нельзя же вот так человека… Нас за это и посадить могут, ты Яр уже заигрался. «Бригады» пересмотрел «Сашей Белым» себя возомнил? — Да мне надоело, как ты с ними со всеми сюсюкаешься и сопли жуешь! — Не выдержал я. Мне хотелось схватить друга за грудки и, как следует, встряхнуть, но я понимал, что время для этого ещё не пришло. — Нельзя же быть настолько тупорылым! Вместо того, чтобы уважать тебя, они творят, что хотят. Хватит вылизывать их жирные жопы, Лёха! И раньше на мои методы ты не жаловался! А тут глянь ёпт твою мать, какими мы правильным стали, о морали тут пиздим. Как ты от этого теперь дерьма Лёшенька не омывайся, мои руки в крови как и твои, запомни. Мы с тобой оба ещё те редкостные гниды и твари. Не переобувайся. — Я просто хочу решать вопросы мирным путём Яр мы в не девяностых. — Он вытянул руку. — Дай мне ключи, и мы поговорим с ним цивилизованно. — А, может, дело просто в том, что ты пялишь его дочь?! — Я выплюнул эти слова буквально в его лицо. Турбинов побледнел, но не растерялся. Гордо расправил плечи. — Что ты несёшь? — Прозвучало как-то неуверенно и даже жалко. — Не нравятся мои методы, разгребай дерьмо сам, я уже заебался всё один на себе тянуть, пока ты как проститут от одной давалки к другой бегаешь. — Я швырнул связку ключей на стол и направился к двери. Лёха не стал меня останавливать, сразу бросился к двери камеры. Послышался лязг замка, взволнованные голоса. Я вышел, задев грубо с психом плечом Игната Фёдоровича, и сел в свой автомобиль. Погнал его по улицам, рыча от злости и вдавливая педаль в пол до упора.

***

Для меня было бы легче, если бы Полина всё рассказала Лёши. Я ненавидел его, ненавидел их обоих. Ненавидел! Всем было бы проще, если бы он обо всём узнал, но она предпочла промолчать, чтобы не потерять бабло и комфорт. Продажная тварь. — Сука ты Полинка! Сука! Затрахала ты меня одним своим видом и поведением. — Я ударил по рулю крича. Меня раздирало на части от мыслей о ней. Если бы я не знал, какие её губы на вкус, если бы не вдыхал запах её мягких волос, если бы не пил её дыхание там на поляне, не чувствовал, как она бьётся подо мной в экстазе, если бы не видел её глаза, когда она кончала… Если бы, если бы! — Сука! — Ударил по рулю ещё раз, и звук клаксона заставил меня прийти в себя. Мой автомобиль вильнул на встречку и чуть не врезался в идущий навстречу грузовик. Снова во второй раз, как чуть не тогда. Вырулив на обочину, я остановился и попытался отдышаться. Нужно было как-то прекратить всё это, но я не знал как. Другие женщины не могли заглушить даже часть того голода, который я испытывал, думая о Полине. Мне нужна была новая доза этой чёрной страсти, и я ненавидел из-за этого и себя, и Лёху, и её. Ненавидел весь мир. Кто-то должен был первым разорвать этот кровавый узел, пока он не затянулся так сильно, что уничтожил бы нас всех. В кармане раздался звонок. Я вытащил мобильник. — Да. — Яр, это я. — Голос друга поднял мой уровень нетерпимости до крайнего предела. Моё сердце забилось оглушительно громко. — Я решил все проблемы. Мы поговорили. В общем, это недоразумение. — Ну да. — Прорычал я закатывая глаза. — Да, всё будет нормально, не кипятись. — Он прочистил горло. —Лучше скажи, дружище, что ты делаешь вечером? — Зачем? — Ремонт почти закончен, и мы решили отметить новоселье. Приходи! Я хотел отказаться, но что-то внутри не давало мне этого сделать. Я молчал, тяжело дыша в трубку. — Приходи, мы с Полинкой будем тебя ждать. — Я… — В шесть часов! — Хорошо. — Процедил сквозь зубы и скинул звонок. Подумал пару минут, затем набрал номер Киры. — Привет, что делаешь сегодня вечером? — Для тебя я всегда свободна Ярик. –Промурлыкала она. — Пойдёшь со мной в шесть вечера на новоселье к Турбинову? — Куда? — Её голос осип. — К твоему трахалю любимому, Кира. — Да пошёл ты Дронов нет в тебе не стыда и не совести, не капли воспитания! — обиженно начала она а я усмехнулась. — Странно слышать такие слова от тебя. Так пойдёшь или нет? — Будет даже интересно. Ладно, пойду. — Заеду в половину. — Бросил я. Даже если бы Кира знала, что я сегодня чуть не отправил на тот свет её папашу, ей было бы глубоко по хрену на этот факт. В мире, где всё покупается и продаётся, нет места сантиментам.

***

— Что он в ней нашёл Яр? — Прошептала Кира, в очередной раз повиснув на моей руке. Она не отцеплялась от меня с того момента, как мы вошли в дом. — В ком? — Хмурился я мусолив во рту зубочистку. — В этой деревенщине с косой до пояса. Я бросил взгляд в сторону гаража. Лёха хвалился нашим партнёрам новой тачкой, которую подарил жене, а та бегала вокруг столика у бассейна и наливала гостям шампанское, точно какая-то прислуга. Если он позвал на новоселье такое количество народа, неужели, не мог нанять персонал в помощь? Пользуется ей вовсю как хочет, нагло обманывая в глаза. — Чем тебе не угодили её волосы? –Задумчиво проговорил я. Полина, похоже, и сама не ожидала, что на новоселье явится столько людей. Она выглядела немного растерянной и чувствовала себя явно не в своей тарелке среди всех этих девушек-трансформеров, которых приволокли с собой напыщенные индюки, которых Лёха звал своими приятелями. — Если нарастила конский хвост, так нужно, хотя бы, укладывать его красиво. — Хмыкнула надоедливо Кира и потянулась за бокалом. — Будешь? — Нет. — Поморщился я. Моя кожа ещё помнила прикосновение этих шёлковых прядей. Полина распустила локоны, и те свободно струились по её плечам. Я не понимал, какая ещё укладка нужна этим роскошным волосам которыми её одарила её не покупившись на жадность природа? Мне нравилось просто смотреть на них, а при мысли о том, чтобы потрогать их или вдохнуть тот уже знакомый запах сирени и яблока, всё нутро продирало до самых костей. — Мы долго спорили! — Друг повёл за собой всю компанию вдоль участка. —Жена хотела прудик, но я настоял на том, чтобы оборудовать здесь небольшой бассейн! Да, красавица? Ты не жалеешь? Он прихватил её за талию и поцеловал в шею. Толпа загудела, а Полина, стушевавшись, спрятала взгляд. — Ну, что? Пора к столу? — Обратился он к гостям. — Приглашаю всех в дом! Я поймал её взгляд. Полина посмотрела на меня и быстро отвернулась. Проследовала в дом за гостями. Мы вошли следом. Лёша рассаживал гостей и весело шутил, а она молчаливо таскала с кухни тарелки и приборы. И мне всё сильнее хотелось придушить за это Турбина. — Они совсем не смотрятся вместе. –Сказала Кира, усаживаясь за стол. — Но я понимаю, почему она вышла за него. — Почему? — Я тяжело опустился рядом. Как же она меня бесила в последнее время… Своими накаченными губами и беспросветной тупостью. — Он давал деньги на лечение её матери. — Моя спутница подмигнула Лёхе и посмотрела на меня. — Чувство благодарности иногда заставляет женщин забыть о собственной ценности, предать самих себя. — Она улыбнулась, довольная собственной мудростью. — Моя мать так всю жизнь с отцом прожила. Она говорит: «Благодарность — праматерь любви». Мерзость, правда? — Так ты трахаешься с ним? — Не знаю зачем, спросил я. — С кем? — С Лёхой. — А ты ревнуешь Яр? — Рассмеялась Кира. — Зачем тебе это? И не мечтай! Она пожала плечами. — Пуркуа па? — И закатила глаза. —Почему бы и нет, как говорят французы. Я — свободная девушка. — Друзья, предлагаю выпить! –Прервал наш разговор Алексей. — Иди сюда, Поля! — Иду. — Раздалось за нашей спиной. Я обернулся. Полина, поджав губы, поставила перед нами на стол тарелки и направилась к мужу. — Упс, — хихикнула Кира, — надеюсь, его супружница не слышала, о чём мы говорили. — Иди ко мне, — Лёша обнял жену за талию. — Друзья! — Свободной рукой он поднял бокал. — Я хочу, чтобы мы выпили за мою обожаемую Полинку! Только благодаря её трудам этот дом преобразился, и только благодаря ей преобразился и я. — Он поцеловал её в шею, и Полина смущённо опустила взгляд. — Надеюсь, что очень скоро по этому дому будут топать маленькие ножки наших детей. Ты за, дорогая? — Конечно. — Тихо ответила она. Он присвистнул. — Тогда не будем откладывать это в долгий ящик, займёмся прямо сегодня! — Рассмеялся он, расплёскивая шампанское на скатерть. Гости зааплодировали, а Полина покраснела и, аккуратно высвободившись из его объятий, села за стол. — Бери бокал, Яр. — Обратилась ко мне Кира. Я взял его и до боли сжал в пальцах. Надави я чуть сильнее, и стекло бы раскрошилось. Меня словно что-то жалило изнутри, впивалось и сжимало обручем грудь. Какая-то тоска. Я в принципе никогда не испытывал ревность. Не знал, что это такое. Женщины соревновались друг с другом, кто быстрее окажется в моей постели, кто лучше доставит мне удовольствие, но все они понимали, что на этом наши отношения будут окончены. Никто не мог претендовать на то, чтобы быть рядом со мной дольше пары ночей. Но эта Полина — она сломала систему и меня заодно. Я думал только о том, какую боль ей причинить, чтобы она не имела надо мной больше власти. Думал о том, что бы сделать, чтобы не желать её больше. И одновременно мне не хотелось делить её ни с кем. Особенно с этим павлином, который распинался перед своими гостями, не обращая на неё внимания. Полина встала и поспешила на кухню. Я чуть не сорвался за ней следом. Вовремя опомнился, взял бокал и осушил его залпом. А когда она вернулась и принялась кружить вокруг гостей в своём простеньком сарафанчике, обтягивающем аппетитную попку и ладную грудь, я залпом осушил и второй. — Расскажи, расскажи, Яр! — Потребовал Лёха. А я хрен знает, о чём он там спрашивал. Я его даже не слушал. Сидел, наблюдая за ней, облизывал губы, взбудораженный фантазиями о том, что скрывается там, под её сарафанчиком, и всё глубже и глубже погружался в бездонную чёрную пропасть ревности. Чувствовал что хочу соскочить с места подхватить её и закинуть себе на плечо, наплевав на всех, а кто будет возникать кулаком в ебало. Унести отсюда навсегда к себе, как пещерный человек в свою берлогу и сделать своей окончательно. Зацеловать до смерти, прижав к стене в своей квартире или бросить на кровать. Боготворить её тело и душу. Доставляя удовольствие и получая своё взамен. — Что? — Кажется зрачки моих глаз расширились до орбит от неё. — Расскажи Яр, как мы с тобой чудили, когда были мальчишками! — Попросил он. И я сжал зубы до скрипа. Поставил пустой бокал на стол и улыбнулся. Единственное, о чём мне хотелось рассказать, так это о том, как я буду душить и ломать на части каждого в этой комнате, кто посмел смотреть на неё оценивающим, плотоядным взглядом. Как буду рвать на части каждого, кто косился в вырез её чертового сарафана, пока она подавала горячее. — Расскажи брат! И я нехотя стал вспоминать и выдавать им факты один за другим. Все привычно ржали, аплодировали, а Лёха вне себя от радости покатывался со смеху. Полина, слушая меня, улыбнулась лишь уголком рта, и я ощутил в этот момент такое удовольствие, будто только что покорил Эверест — вот так на меня действовала одна её улыбка. И мне захотелось встать и сообщить каждому из присутствующих, что эта удивительная, до одури красивая женщина — моя. Но это было не так, и это уничтожало меня, это злило моих демонов, призывало их к действию. — Давайте выпьем ещё! — Никак не мог угомониться хозяин дома. — Дронов, ты обещал мне систему сигнализации и видео-охраны, и где она? — Точно, я и забыл. — Произнёс я. —Сделаем. — Тебе выговор! Давай тост! — он разговаривал нарочито громко, он явно чувствовал себя звездой вечера. — Хорошо. — Я встал. — Говори-говори! Но я не мог сказать ни слова, пока Полина не перестанет метаться от гостя к гостю и не сядет. Наконец, она вытерла руки о полотенце и подошла к Лёше. — Ну Яр! — Нетерпеливо выкрикнул он, потрясая бокалом. Полина, стараясь не смотреть на меня, взяла бокал за тонкую ножку и подняла вверх. — Говорят, когда в доме счастлива женщина, — я с трудом втянул носом воздух и посмотрел другу в глаза, –счастлива и вся семья. Поэтому пусть этот дом будет наполнен женским счастьем. — Сказал я, сделал глоток и поставил бокал на стол. — За такое надо выпить до дна! –Замахал рукой друг. — Давайте до дна! — Поддержали гости. Теперь я смотрел только на неё. Она стояла рядом с ним и смотрела на меня. Бокал в её руке дрожал, а глаза блестели. Пока все пили шампанское и улюлюкали, Полина лишь пригубила напиток и тоже поставила обратно на стол. — У тебя явно какие-то проблемы, ты такой напряжённый, — шепнула мне на ухо Кира, когда я сел на место. Я ничего не ответил. Продолжал сидеть и следить взглядом за Полиной. Она уходила, и мне становилось не по себе. Приходила, и меня отпускало. Я, как верный пёс, готов был пуститься за ней по следу, но вынужден был сидеть и слушать показушные россказни Турбина. И мне кусок в горло не лез от потребности с ней поговорить. — Может, сделаем перерыв и подышим воздухом? — Предложил я. — Точно! — Поддержал Лёха, выбираясь из-за стола. — Я же не показал вам свою новую печь барбекю! — Пойдём Яр, — потянула меня за собой Кира. — Иди, я позже подойду. — Сказал я и подтолкнул её к выходу, куда потянулись все гости. Во дворе заиграла музыка, и девушка, подобрав рукой подол платья, ринулась туда. Я завернул в коридор, дождался, когда все выйдут на улицу, а затем направился в кухню — вслед за СВОЕЙ Полиной.