Сердце мира

      - Ты очень задумчива сегодня, - произнес регент и внимательно посмотрел на Алину. Старкова растянула губы в улыбке, но карие глаза оставались серьезными, едва заметно дернула плечом, потянулась к бокалу и едва-едва пригубила вино.       Женщина по-прежнему не слишком-то жаловала алкоголь, но Кирилл знал, что велеть принести слугам. Самое слабое вино, которое производили из сорта винограда, растущего в горных областях Шухана. Вино имело странный оранжевый оттенок, не было крепким, и только его пила Старкова на приемах во дворце, которые вынуждена была посещать согласно своему статусу. Вино однажды привезли в дар посланники Амрат Ена, и регент, зазвав к себе Заклинательницу Солнца, предложил бокал ей. Алина помнила, как отнекивалась, а потом и раздражалась. Но со временем оценила жест Киселева, и была ему благодарна за внимательность и чуткость.       Старкова покрутила бокал в руке, посмотрела сквозь оранжевую жидкость на огонь, любовалась искрами и бликами, рождающимися в глубине, вино переливалось в хрустальном бокале, отражая свет огня камина и немногочисленных свечей. То самое вино, которое когда-то любезно предлагал ей Пекка Роллинс в Кеттердаме, так давно, что теперь казалось: это было не с ней.       В этот поздний час регент Равки граф Кирилл Киселев предпочитал полумрак. Он часто работал до поздней ночи, а в последнее время и вовсе мучился бессонницей.       Алина же боялась идти спать. Ее мучили кошмары, в которых скверна брала верх. Женщина просыпалась с бешено колотящимся сердцем, а комната вокруг была залита ярким солнечным светом. Сложно было в такие моменты контролировать свой дар, и это пугало Алину.       Возможно, ей стоило поговорить с Багрой. Но Старкова не готова была выслушивать суровую отповедь Морозовой, которая не выбирала ведь выражений. А теперь, когда Александр вот уже несколько месяцев нес службу на северных границах Равки, Багра и вовсе стала невыносимой. Будь это другая женщина, Заклинательница бы подумала, что мать переживает за сына, но это была Багра Морозова, такими категориями она не мыслила. Впрочем, как и ее сын.       Кошмары с каждым разом становились все реальнее. Вот только сегодня Алина проснулась в полной тьме. И не сразу сумела призвать солнце. Оказалось, что это еще страшнее.       Но говорить об этом Киселеву Алина не собиралась. В конце концов, он не был гришом, и объяснить ему природу своего страха было бы очень трудно. Да, Кирилл пытался понять гришей, всячески поддерживал Дарклинга в его начинаниях, и Алину в ее стремлениях, но понять не смог бы.       Старкова была благодарна регенту за внимательность, за чуткость, но некоторые вещи не хотела обсуждать даже с Александром. Хотя уж он-то мог бы помочь. Он знал так много, успел за столетия изучить и Малую науку, и скверну. И мог бы если не наверняка сказать, то хотя бы предположить, что происходит с Алиной. Но говорить ему о своих страхах Старкова не хотела. Впрочем, они уже давно ничего толком не обсуждали. Алина списывала это на занятость Морозова войной - на севере то и дело возникали стычки с Фьердой, на собственные дела. Дела. Святые! Иногда ей казалось, что она ненавидит эти самые дела. Ненавидит то, что Морозов уехал, бросив ее, оставив в столице отбиваться от недоброжелателей, решать проблемы гришей и строить Малый дворец. Стройка длилась с переменным успехом вот уже пять лет. Но то не хватало средств, то строители отказывались работать на гришей, заламывая непомерную цену за свои услуги, то горела та или иная часть недостроенного дворца. Диверсии следовали одна за одной. И Алина не справлялась, выбиваясь из сил. Хуже было только то, что Александр настаивал на проживании в той части дворца, что была уже построена. Он обожал это место, считая его самым безопасным на свете.       Алина ненавидела эту проклятую стройку! И если бы Багра позволила, то сбежала бы к ней в домик в глубине леса. Впрочем, Морозова бы никогда ее к себе не пустила. Мысль была настолько нелепая, что Старкова фыркнула весело и спрятала смешок в бокале с вином, которое пахло сладко.       - Что такое? - неуверенно улыбнулся Кирилл. Он выглядел уставшим, даже вымотанным. Не все ладилось в царстве, которое оставил ему Всеволод три года назад.       Похороны царя были пышными. А потом начался раздел власти. И граф Киселев - супруг царевны быстро дал понять всем вокруг, что никому трон не отдаст, хотя вокруг внебрачного сына Глеба и племянника Всеволода уже начала собираться знать, несмотря на то, что мальчик был гришом, инферном. Но здесь в дело вступил Дарклинг, приказав мальчишке письменно отказаться от трона. Эта бумага и сейчас наверняка лежала в сейфе Кирилла. Алина не думала, что подпись ребенка имела хоть какую-то силу. В конце концов обязательства вообще существуют лишь для тех, кто в них верит. Алина не верила. Антону было сложно среди гришей, ведь он был наполовину царской крови, но и при дворе гриш не был любим. Бедный ребенок оказался меж двух миров. Старкова поддерживала его, как могла. Но могла она немного.       Киселев же с помощью Дарклинга организовал полностью подконтрольный ему Совет, который правил страной до тех пор, пока не родился наследник престола мужского пола.       - Ничего, - покачала головой женщина, помолчала и сочувственно спросила, - опять болеет? Регент помрачнел еще больше.       Первая беременность Ульяны закончилась выкидышем. Ребенок мужского пола был похоронен. Царица демонстративно закатила бал, вызвав осуждение у всей страны. Но своенравной Ульяне было наплевать. Затем был еще один выкидыш - девочка. Казалось, что у Кирилла прибавилось седых волос на голове. Женя, так и не сумевшая простить графа, со злорадством предложила ему свои услуги портной. И когда Киселев ей не ответил на выпад, Старкова по-настоящему ужаснулась. Тогда, наверное, и началась их дружба. Граф, несмотря на свои амбиции, жесткость и порой жестокость, нравился Алине. Она была симпатична ему. Настолько, что однажды Женя завела не слишком удобный разговор, прося Старкову быть осторожной, напоминая об опасности, исходящей от властных мужчин. Алина лишь пожала плечами. Она знала, что и сейчас в Большом и Малом дворцах ходят сплетни о ней и Кирилле. Но терять дружбу, которая лишь крепла с годами, из-за нелепых слухов Алина не собиралась. Хотя порой она видела, какая ревность вспыхивает в темных глазах Морозова, но пока Александр молчал. Знал, что обвинения приведут к неминуемому скандалу. Возможно, они не были беспочвенны, но граф был сдержан, хотя порой Алина и ловила на себе его взгляды, далекие от дружеских. Но регент ни разу не позволил себе вольности, о которой потом пожалел бы. А вот долгие беседы случались все чаще, тем более теперь, когда уехал Александр.       Третья беременность Ульяны окончилась родами. Счастью графа не было предела. Ребенка объявили наследником престола, звонили колокола по всей столице. В храмах молились за здоровье царевича. Однако он умер через три недели, заболев лихорадкой, с которой не смогли справиться даже целители.       И вот теперь... теперь наследнику престола, названному также Кириллом, исполнилось восемь месяцев, и это был болезненный, беспокойный ребенок. Он то и дело простужался, был слабеньким, отставал в росте от своих сверстников. За ним присматривали врачи-отказники и целители, но ничем помочь не могли. Радим разводил руками, отводил взгляд, на все вопросы Алины отвечал уклончиво, а однажды честно сказал, что не знает причины слабого здоровья наследника престола.       - Зубки режутся, - ответил Кирилл, - высокая лихорадка, - он залпом выпил ром, налил себе еще, покосился на полный бокал Алины, хмыкнул, - это же не коньяк, Алина, не стоит греть вино в руках. Оно теряет свой вкус. Старкова закатила глаза. Понимала, что Киселев всего лишь пытается отвлечься, перевести тему, пусть и на разговор об алкогольных напитках, хотя знал ведь, что Алина, возможно, и этот бокал не допьет.       Потому на беззлобный выпад женщина даже не ответила, продолжая вертеть бокал в руках, глядя на игру света, словно пытаясь увидеть знаки в бликах оранжевых искр.       - Она ведь к нему даже не заходит, - хрипло произнес Киселев, - допустим, она ненавидит меня, но это же ее сын! - покачал головой, - как это вписывается в ее картину мира, я не понимаю, - он сделал внушительный глоток. Старкова открыла было рот, чтобы сделать регенту замечание, но промолчала. Кирилл не так уж и часто позволял себе напиться. Видимо, сегодня был такой вечер. Может быть, и ей стоит.       Алина посмотрела на бокал вина. Говорят, что после спится легче. Ей бы хотелось спать без сновидений.       А ведь эта простая мысль даже не приходила девушке в голову! Можно же было пойти к целителям и попросить снотворное. Но о каждом ее шаге тут же доложат Дарклингу. Страшно подумать, какие донесения о ней отправляются на северную границу. Шпионы были повсюду. Но ведь Радим, например, всегда был на стороне Заклинательницы Солнца! Он бы не стал докладывать Александру.       А что, они теперь по разные стороны? От этих мыслей заныл левый висок, и Алина все же сделала глоток вина. Хмыкнул Кирилл. Он понимал ее гораздо больше, чем хотелось бы самой Заклинательнице.       - Все так же религиозна? - спросила Алина. - Будто бы ты не знаешь! - фыркнул Киселев.       После смерти сына царица стала больше времени проводить в молитвах, приблизила к себе духовника по имени Апрат, слушалась его во всем. В далекое прошлое ушли приемы и балы, словно бы их не было. Большой дворец погрузился в фанатичную тьму религии. Апрат проповедовал смирение и отказ от мирского, не слишком жаловал гришей, но и не собирался устраивать священную войну против них. Пока они сохраняли статус-кво, у Алины не было причин интриговать против духовника царицы, хотя он не вызывал у нее симпатии. И, пожалуй, регент был прав. Если Ульяна постулировала милосердие и любовь, то где же это чувство по отношению к собственному сыну?       Алина знала, что религиозность Ульяны - помеха, ведь назревало новое противостояние. И Старкова не знала, как к этому относиться. Она всеми силами пыталась не лезть в политику, но водя дружбу с регентом Равки да еще и в отсутствие Александра не могла полностью дистанцироваться. Задача была практически невыполнима, как бы Алине ни хотелось заниматься только обучением гришей и - да будь проклята эта стройка! - Малым дворцом.       - Ты уверен? - решилась все же спросить Алина. - Да, - коротко ответил Кирилл.       В комнате повисла тишина. Не было нужды уточнять, в чем именно уверен регент. Этот разговор уже не раз был поднят. Алина знала о готовящемся в страшной тайне эдикте. И знала, что это очередное потрясение для несчастной страны, а, возможно, и новый виток гражданской войны, ведь отдельные очаги мятежа вспыхивали с завидной периодичностью уже пять лет. Они подавлялись с безжалостной жестокостью, о которой ходили легенды. Алина знала, что на самом деле все еще страшнее. Непреклонный регент и его правая рука - Дарклинг, генерал собственной маленькой армии не щадили никого, казни были жестокими и частыми. Здесь не было места милосердию, о котором поначалу умоляла Алина. Александр не понимал, как бывшая рабыня, выросшая в жестокости, жившая долгие годы на самом дне Кеттердама, видевшая и боль, и грязь, может просить о сострадании и помиловании для тех, кто не пощадил бы ее в первую очередь, ведь она была гришом, а еще заметной фигурой, о которой ходило немало слухов и домыслов по всей стране. Алина же просто устала от жестокости, ведь та порождает лишь большую жестокость. И никакими принципами выживания ее не оправдать. А теперь регент намеревался конфисковать имущество церквей и разнообразных культов святых, обвинив их в заговоре против короны, маленького царя и его самого лично.       - Я понимаю, что для войны нужны деньги, - удрученно произнесла Алина, - но... - Не только для войны, - усмехнулся Киселев, перебивая, - для мира тоже. Достроишь Малый дворец, наконец.       Старкова поморщилась. Смотрела в огонь, словно бы там были ответы на мучившие вопросы морали. Ведь эдикт был ложью от начала и до конца. Никто не посягал на власть царя и регента, но у церквей было достаточно денег, чтобы покрыть многочисленные расходы Равки в деле войны, мира, внешней политики и политики внутренней. На одной чаше весов была власть, а для ее удержания требовались большие деньги, и рудников Кирилла не хватало, на другой стороне оставались проповедники и верующие, чей бунт будет легко подавить с помощью все тех же денег. Все казалось не простым, но логичным. И Алине нечего было возразить. А просить она давно разучилась.       - Чего ты боишься? - прямо спросил ее мужчина. Алина повернула к нему голову. В серых глазах регента мерцало сдержанное любопытство. А Старкова вдруг заметила, как он постарел за эти пять лет, прибавилось седины в волосах, морщин на лбу и вокруг глаз, жесткая складка около рта стала еще глубже. Алина желала регенту долгих лет жизни, но будто впервые увидела различие между собой и ним. Она останется молодой вечность. Кириллу Киселеву не отмерено даже столетие. От этого стало не по себе. И Старкова поспешно отпила вина, снова уставилась в огонь.       Трещали дрова в камине, по комнате плыл приятный яблочный запах, напоминавший о Дарклинге. Алина очень хотелось, чтобы он скорее вернулся. Она и соскучилась, и с радостью бы переложила на него часть дел.       А еще недавно ей написал Весна и предлагал встретиться в Полизной. Как только приедет Александр, Алина оставит на него дворец и гришей, и уедет, чтобы повидаться с другом. Письмо Весне она уже отослала. Предстоящая встреча с другом грела ей сердце.       Они не виделись вот уже два года. Тогда шуханец приехал в Ос Альту с Уллой. Старкова надеялась, что они пробудут в столице хотя бы пару недель. Но уже через пару дней Улла поругалась с Александром и выразила желание уехать, Весна последовал за ней. Алина долго расстраивалась. А Морозов ходил мрачнее тучи. Заклинательница все порывалась спросить, что же такое случилось, но подходящего момента так и не нашлось, разговор не состоялся. А Весна и Улла больше не приезжали в Ос Альту. У Алины же не было возможности вырваться к другу.       И вот теперь, кажется, появился шанс. Старкова надеялась, что Александр не будет против.       - Я ничего не боюсь, - сухо ответила Алина, не желая развивать тему, которой сама же и положила начало. И уже об этом пожалела. - Но ты против, - констатировал Киселев, - почему? - он не собирался отступать. Ему, кажется, искренне было интересно мнение Старковой. Женщина раздраженно выдохнула, поджала губы. Лгать не хотелось, но и причин быть откровенной тоже не было. Алине вдруг стало душно. Захотелось сбежать.       Она сбежала из приюта в Керамзине когда-то, потом из Нового Зема, затем из Кеттердама. Она бежала, чтобы сохранить то, что ей дорого, или саму свою жизнь. И снова ей захотелось убежать, на этот раз, из Большого дворца, а потом, возможно, и из Ос Альты, затем из Равки. Прочь.       Прочь!       - Будет много жертв, - озвучила очевидное Алина. - Нет правления без жертв, - пожал плечами Кирилл. Старкову раздражало с какой легкостью он это сказал, с какой легкостью всегда это говорил. И Дарклинг тоже.       Девушка стиснула зубы. Ей не хотелось ругаться. Не желала она и спорить. Ее слова ничего бы не решили, ведь эти двое - Александр и Кирилл - уже все спланировали. Но идея была Алине не по душе. Женщина страстно хотела мира, а получала вновь войну. Трудно было убивать самой, но отдавать приказы было страшнее.       Вспомнилась Люда, влюбленная без памяти в Александра, Люда, которой Заклинатель Теней пожертвовал с легкостью и без сомнений, потому что она стала ему не нужна. У него был гораздо более привлекательный приз в виде Заклинательницы Солнца, и глупая ревность влюбленной девчонки лишь мешала получить желаемое. Не станет ли однажды и Алина помехой? Разногласия множились. Методы Алине не нравились. Когда они дойдут до точки кипения, что случится тогда? Старкова не хотела об этом думать.       - Мне от этого не легче, - пожала плечами женщина. Киселев шумно вздохнул, побарабанил пальцами по ручке кресла. Какое-то время они молчали, трещал огонь в камине, в оконное стекло ударил порыв ветра, взвилось пламя, по крыше забарабанил дождь. Было по-своему уютно, и, несмотря на тяжелый разговор, уходить не хотелось. - Я хочу оставить сыну крепкую страну, - наконец, произнес Кирилл, - без внутренних распрей и с полной казной. Хочу, чтобы соседи даже не смотрели в сторону наших территорий. Для этого придется пожертвовать людьми и, - хмыкнул, - собственной репутацией. Пусть называют меня кровавым узурпатором - неважно. Важно лишь то, что я строю будущее для своего сына. - Цена, - начала Алина. - Не имеет значения, - жестко перебил ее Кирилл, глаза его сверкнули, черты лица стали жестче.       Алина разглядывала мужчину с любопытством, гадая, как далеко он и Дарклинг зайдут в желании достичь цели. В желании безопасности. О да. Старкова уже это слышала от мужчины, чья страсть в этом вопросе порой вызывала оторопь. - А как же Ульяна? - спросила Старкова, возвращая себе привычную практичность, - не боишься, что она открыто выступит против тебя? Регент помрачнел, а потом улыбнулся. В его улыбке было что-то настолько жуткое, что Алину передернуло. - Замерзла? - заботливо спросил Кирилл, а потом поднялся. В следующее мгновение на плечи Старковой опустился мягкий плед, он пах чем-то фруктовым, и женщина снова подумала о яблоках, о Дарклинге. О том, что все же скучает. А чужие руки задержались на мгновение на ее плечах, даря тепло, делясь невыраженным желанием. Алине захотелось уехать, как можно, скорее. Киселев же с невозмутимым видом сел в кресло, отпил ром, покрутил бокал в руке. - Ульяна, - произнес после непродолжительного молчания, - а знаешь, - и снова на его губах заиграла эта страшная улыбка, - Ульяна ведь больше не нужна. Ни мне. Ни Равке. ***       Когда за ней закрылась дверь кабинета, Алина на мгновение замерла, стоя у створки, не делая ни шага вперед. Молчаливые стражники смотрели прямо перед собой, на лицах их не дрогнул ни единый мускул, они не позволили себе ни единого взгляда в сторону Заклинательницы Солнца, вышедшей из кабинета регента в столь поздний час. Старкова усмехнулась. Люди всегда будут смотреть косо и сплетничать у нее за спиной. За пять лет могла бы и привыкнуть, а не искать тень эмоций на лицах стражи. Стражи! Какое ей вообще дело до них? Но слуги всегда слышат и знают гораздо больше, чем думают их хозяева. Кирилл умел окружать себя по-настоящему верными людьми. Но любую верность можно купить, в этом Алина за прошедшие годы убедилась уже не раз, в том, что верить, а уж тем более доверять, нельзя никому.       Девушка помедлила и пошла прочь. Разговор с Кириллом не шел из головы. Не могла Алина понять эту холодную жестокость. Впрочем, Ульяну предал родной отец, продал ее Киселеву. Да, Кирилл радел о Равке, да, он действительно старался сделать жизнь в этой стране лучше, порой забывая о себе. Но что значило для Ульяны общее благо, когда она сама была несчастна? Алина слишком хорошо ее понимала. Пусть кто-то назвал бы это эгоизмом, но разве не должен человек быть счастлив? Просто счастлив без условий. Разве обязан жертвовать своей жизнью, пусть и не в буквальном смысле, ради чужого блага, ради чьего-то будущего? А как же настоящее? То самое настоящее, в которой нет ни счастья, ни радости? Вопросы философские.       Но чем дальше Алина шла по этому пути, который выбрала много лет назад, тем меньше света оставалось вокруг – лишь тьма. А ведь ее предупреждали. Да только она не послушалась.       Если ты пойдешь за ним, он принесет тебе немало боли. Его ждет трудная судьба. Великая судьба. Но... его ведет страх, а это очень плохой советчик.       Сейчас, по прошествии стольких лет, казалось смешным и нелепым вспоминать слова старой нищенки. Но Тата редко ошибалась. Ей мудрости было не занимать, она много успела увидеть за свою жизнь, многое понимала. Можно было оправдывать себя и говорить, что у нее не было выбора, можно было лгать себе, но стоило ли? Быть может, тогда, в Кеттердаме ей стоило умереть, но не идти за Александром. А, может, она просто устала, и такие мысли не приведут ее ни к чему хорошему.       Иногда Алина спрашивала себя: что будет, если она уйдет? Исчезнет. Испарится. Затеряется где-то далеко-далеко. Что сделает Дарклинг? Будет ли искать ее? И каков будет его гнев, если найдет? Порой, после особенно яростной ссоры, Алине хотелось претворить свои мысли в жизнь, дать им форму и содержание, порой ей хотелось сбежать. И посмотреть, каков будет результат. Это было бы неразумно, это можно было бы назвать капризами уставшей девчонки, которая просто не справляется с возложенными на нее обязанностями, но мысли эти, посещавшие в последнее время Алину все чаще и чаще, не так-то просто было выбросить из головы.       Девушка медленно шла по темным коридорам дворца, едва-едва освещенным, шла, не останавливаясь, не задерживаясь, не глядя по сторонам. Она могла бы с закрытыми глазами пройти этот путь, так часто бывала в Большом дворце, что не раз и не два становилось причиной недовольства Александра. Наверное, это все же была ревность. Хоть и безосновательная.       Вокруг царил полумрак, тени ползли по стенам, шаги Алины гулким эхом отражались от стен и сводов, барабанил дождь по стеклам, порывы ветра становились все сильнее, ветер свистел и выл, стихия сегодня разгуляется не на шутку, будто бы капризный шквальный решил устроить локальную бурю.       Алине не хватало Зои, ее резких комментариев, ее непокорного характера. Где ее подруга? Жива ли? Уехав пять лет назад, Назяленская писала крайне редко. Последняя весточка пришла семь месяцев назад из Шухана. И с тех пор ничего. А Старкова даже не знала, куда ответить. Становилось все темнее и холоднее. Алина лишь надеялась, что в ее покоях развели огонь в камине да задернули плотнее тяжелые шторы.       Личные покои для Заклинательницы Солнца и формально для Заклинателя Теней были еще одним поводом для ссоры с Александром, ведь все вокруг знали, что регент пожаловал эти покои в Большом дворце именно Алине Старковой. А она и приняла этот дар, даже не задумываясь, так ей порой не хотелось возвращаться в Малый дворец.       Алина подняла руки, развернув кисти ладонями вверх, и призвала солнце. Искры рассыпались вокруг пальцев, подобно россыпи бриллиантов, в темном коридоре стало чуть светлее и немного теплее. Бледный свет кружил вокруг девушки. Старкова улыбалась. Есть нечто неизменное: ее дар. Ей хотелось в это верить, в то, что ее дар никогда-никогда ее не покинет, что он всегда будет с ней, покорный ее воле, что солнечный свет всегда будет спешить на ее зов. Без этого Алина чувствовала бы себя неполноценной. Если что-то и сумел Дарклинг привить ей за эти годы, то это любовь – настоящую любовь, иначе и не назвать! – к своему дару. Алина почувствовала себя полной сил и энергии, казалось, что она может горы свернуть и реки осушить вот прямо сейчас. Свет искрился и сиял, на бледных щеках девушки наконец-то появился румянец, глаза блестели, а дыхание стало ровнее.       Алина так и шла по коридорам, задумавшись настолько, что не сразу заметила царицу, идущую навстречу, лишь когда до слуха Старковой донесся шепот и смешки фрейлин, окружавших Ульяну, Алина очнулась от размышлений. Одного взгляда Старковой хватило, чтобы девушки тут же смолкли, улыбки сползли с красивых лиц, уступая место страху. Да, они боялись ее. Что же, это было второе, что сумел привить ей Дарклинг: пусть не любят, а боятся, страх – гораздо надежнее, чем любовь.       - Ваше величество, – Алина низко поклонилась, а когда выпрямилась, то увидела Апрата, он стоял на шаг позади царицы и разглядывал Алину.       Духовник не нравился Старковой, наверное, еще и потому, что она – так хорошо разбиравшаяся в людях! – не могла разгадать этого человека. Он оставался закрытой книгой, фолиантом с мрачными историями, от которого веяло жутью. Алина знала, что он вырос на западе Равки в бедной семье, что рано лишился родителей, что воспитывался при церкви Санкт-Юриса, что прибыл в столицу вместе со своими наставниками, чтобы приветствовать новую царицу и ее супруга. Да так и остался в Ос Альте. Алина знала, что после смерти детей Ульяна искала утешения и понимания, ведь была страшно одинока. И нашла его в религии, в разговорах с Апратом. Алине была интересна степень влияния духовника на женщину. Что говорит он ей? Что внушает? Судя по тому, что жизнерадостная, легкомысленная и своенравная Ульяна превратилась в тень себя прежней, влияние было огромно. Где та капризная девчонка, которая когда-то сказала ей тоном, не терпящим возражений: "желаю, чтобы ты призвала солнце!"? Где та мятежница, которая готова была пойти на союз с Фьердой, лишь бы не выходить замуж за Кирилла? Почему сейчас на Алину смотрит с ненавистью уставшая женщина, как-то быстро увядшая? А ведь княжна Ульяна Ланцова была по-настоящему красива когда-то. Алина вспомнила, с каким восхищением смотрел на нее Толя, когда они прибыли в Новый Зем, как Тамара кривила губы, велев не вестись на красивое личико. Да, это было так давно, что, казалось, что в прошлой жизни.       Ульяна поджала губы, а потом прошла мимо Алины, не удостоив ее ответом. Фрейлины поспешили за своей госпожой, склонив голову в приветствии, прошествовал Апрат, раздался взрыв смеха, суровый окрик Ульяны, и все стихло.       Алина стояла, глядя прямо перед собой. Да, она знала, что Ульяна никогда ее не любила, знала, что теперь не любит еще больше и, как говорили Старковой, верит в то, что она любовница регента, но Алине хотелось бы, чтобы соблюдались хоть внешние приличия. А, впрочем, зачем? Врагов у нее предостаточно, пусть будет теперь и царица в их числе. В конце концов, скорее это Алина может навредить Ульяне, а не наоборот. Реальной власти у царицы почти не осталось. А враги, что же враги, они всегда будут у той, кто является Заклинательницей Солнца, любовницей генерала Второй Армии и водит дружбу с регентом Равки, это было третье, что сумел привить ей за эти годы Дарклинг.       Фыркнув, тряхнув головой и позволив солнцу вокруг разгореться еще ярче, Алина пошла дальше по коридорам. Пожалуй, она могла бы попросить Кирилла выделить ей новые покои – поближе к его кабинету, вызвать тем самым новый виток сплетен. Зато не пришлось бы добираться в другое крыло дворца по темным коридорам. Мысль была злая и нелепая. Не нужны ей другие покои. Она только привыкла к этим.       Алина, наконец, дошла до двери, кивнула стражникам, стоявшим у ее покоев – на этом настоял Кирилл. Что ж, Старкова вполне могла защитить себя сама, но если регенту так спокойнее, то почему бы и нет. Войдя внутрь, Алина махнула рукой, создавая естественное освещение, хоть в покоях было полным-полно свечей, полыхал огонь в камине, но девушке было необходимо убедиться, что покои пусты, ведь ее уже не раз и не два пытались убить, правда, еще ни разу в Большом дворце. А вот покушения в Малом – самом безопасном месте на земле для гришей! – случались. И даже Александр знал не обо всех. Алина и сама не знала, почему скрывает эту информацию от Морозова. Не верит в то, что он способен ее защитить? Не хочет показаться слабой? Не желает сорваться и бросить ему в лицо обвинения? Ведь Малый дворец не был безопасен. И, возможно, никогда не будет. Ведь это Александр сделал из безвестной Эл из Дворца чудес Кеттердама Заклинательницу Солнца, полковника Старкову, управляющую Малым дворцом, сделал из нее мишень.       Алина погасила свет и прошла к окну, отодвинула в сторону штору. Струи дождя оставили косые следы на стекле, от которого несло холодом, завывал ветер в трубе, пел свою грустную, осеннюю песню. И хоть в комнате было тепло, даже жарко, Алина все же вздрогнула, мурашки побежали по коже. Старкова закрыла глаза, сказав себе, что хотя бы сейчас она не будет ни о чем думать. Поразительно, но Большой дворец – оплот Ланцовых, которые поколениями интриговали друг против друга, истребляя, Большой дворец с его заговорами и лживыми придворными, с его льстивыми министрами и фанатичной ненавистью мрачной Ульяны, стал для Заклинательницы Солнца прибежищем, где можно было расслабиться и просто побыть собой, все той же Эл из Двора чудес, которая осталась в ее сердце, не удалось ее убить. Пока что. Алина знала, что все это, благодаря Кириллу, его поддержке, его предусмотрительности, ведь, в конце концов, это наверняка он велел слугам не жалеть дров и хорошенько протопить ее покои. Старкова понимала, почему все это, но старалась об этом не думать. Как и о том, что она сама вполне способна увлечься графом Кириллом Киселевым.       Алина качнула головой и открыла глаза. В отражении оконного стекла позади нее появилась фигура в черном, сердце знакомо екнуло, звуки стали глуше, а фигура сделала шаг к Заклинательнице Солнца.       Алина обернулась. - Здравствуй, Александр.