AGAPE

Феликс аккуратно втирает мазь в потемневшую кожу и, не сдержавшись, шипит. Два дня прошло, а запястья до сих пор болят и противно ноют от того, как сильно их сжимал Тролль, нарушая кровоток. Омега в какой-то момент даже испугался, что вообще больше правой пошевелить не сможет, потому что онемение никак не проходило. Но массаж, горячая ванна и лечебная мазь помогли вернуть чувствительность, правда, вместе с ней пришла тянущая боль. Он смотрит в зеркало, отражающее безупречную картинку: волосы аккуратно уложены, макияж делает глаза выразительнее, на ханбоке ни складочки; и спрашивает у самого себя, что делать дальше. Больше ему поговорить не с кем. Некому рассказать, что впервые за пять лет скрыл что-то от своего хозяина, и это так страшно, но в то же время вдохновляюще и будоражит до глубины души, что хочется устроить революцию, бунт против устоявшейся иерархии в его жизни. Он знает, что вряд ли сделает хоть что-то из этого, но мечтать ему никто не запретит. Феликс хранит при себе информацию об отношениях Хёнджина и советника Бана, размышляя, как можно было бы это использовать. У него в голове есть то, о чем так мечтал Тролль с тех пор, как узнал, что омега Ханыля в подростковом возрасте встречался с будущим советником. У Муна был план, весьма шаткий, но все же вполне выполнимый — использовать Хвана против Бан Чана. Он хотел позволить им снова сблизиться и угрожать благополучию Хёнджина, о котором они знают более чем достаточно, чтобы стать реальной угрозой, и тем самым шантажировать советника. Мун приходил почти в экстаз, представляя, как наденет на Бан Чана поводок и будет упиваться своей властью, зная, как тот его возненавидит, но будет вынужден подчиняться. Глупо, конечно, было посылать Хвана, чтобы украсть документы, но это была личная инициатива Ханыля, которую Тролль не оценил, и они впервые на памяти Феликса повздорили. Еще бы, Чон чуть не лишил Муна такого козыря в рукаве. Сейчас, когда исчезновение Ханыля немного смешало планы, Тролль подозрительно не вспоминает про Хёнджина и его роль приманки для советника, возможно, вынашивая в своем заплывшем жиром мозге очередную коварную гадость, но теперь планы Феликса изменились, и так просто расставаться с золотым шансом он не собирается. Примерный замысел появился еще по пути домой из кафе в день встречи с Хваном, но за эти дни стал более четким, что давало Феликсу возможность продумать свои первые шаги. Жить под гнетом Тролля до конца своих дней или пока Мун не наиграется и не выбросит на обочину? Нет, спасибо. Раньше он старался не думать о будущем, но чертов Хван и его нереальная везучесть что-то пробудили в нем, всколыхнули со дна грязный ил, а под ним обнаружились настоящие желания Ли, похороненные давно из-за невозможности исполнения. Он ведь тоже человек, не игрушка. Он тоже хочет почувствовать вкус свободы. Хочет влюбиться. В себя, в других. Он хочет жить, а не существовать. Феликс думает, что удача наконец-то ему улыбнулась, когда спустя еще день видит на пороге чайной комнаты Со Чанбина. Одного. Тот, как и в прошлый раз, суров и неразговорчив. Даже приветствие выдавил из себя с таким видом, будто слова раздирают ему горло. На нем черный костюм и черная рубашка с двумя расстёгнутыми пуговицами, он больше похож на гангстера, чем на главу службы безопасности. Взглядом исподлобья окидывает омегу и садится, скрестив ноги. Альфа молча пил чай и даже на Феликса не смотрел, предпочитая пялиться в стену отсутствующим взглядом с видом философа, погрузившегося в размышления о бытие. Омега посматривал на него краем глаза, поджидая более удобного момента, чтобы заговорить, но в середине церемонии Со так же молча откидывает полы пиджака и достает из кобуры пистолет, а после медленно, неотрывно глядя в по-настоящему испуганные глаза Феликса, кладет его на столик, стоящий между ними, и пальцы с рукояти не убирает. В этот момент все планы омеги летят в тартарары. Его пришли убить. При самом благоприятном раскладе — сделать последнее предупреждение. Пожалуйста, пусть второе. Ему есть что предложить. Более того, он хочет предложить, сам готов был искать встречи с Со Чанбином. Ли не был наивным дурачком, знал, что Бан Чан и его окружение давно копают под «Феникс», знал, что им не составит труда понять, что к чему, но почему-то никогда не думал, что может умереть от руки одного из них. И действительно боится, хотя пуля должна быть менее болезненной, чем опасная бритва или столкновение со столбом, но тогда было не страшно. Наверное, разница в выборе и желании. Сейчас он просто не готов. — Убьете меня в разгар рабочего дня, в ресторане, полном свидетелей? — натянуто смеется Феликс, стараясь скрыть дрожь в голосе за напускным весельем. — Я не хочу этого делать, — самое длинное предложение, произнесенное Со в этих стенах. — Но порой у нас просто нет иного выхода. — И как же вы объясните мое убийство? — фальшивая улыбка слетает с лица, маленькие руки соскальзывают с теплого глиняного чайника и опускаются под стол, где пальцы впиваются в колени до боли. — Вы напали на меня вот с этим ножом, — Чанбин достает из кармана маленький складной ножик, изящный, с выгравированным фениксом на рукояти. Феликс, влюбленный во все красивое и блестящее, находит его потрясающим. Он бы и правда хотел обладать таким. — Я защищался. Вы — мятежник, так что вопросов ко мне будет немного. — Умно, — хмыкает омега, не сводя глаз с блестящего оружия, и громко сглатывает. — Но я буду полезнее живым. — Очень на это надеюсь, — быстро отвечает Со, будто только этого ответа и ждал. Будто ему правда не хотелось смерти Феликса. Нож и пистолет исчезают со стола, на их место ложится маленькая карточка из плотного белоснежного картона. Феликс видит на ней адрес и время, написанные от руки аккуратным почерком. — Приходите один. Попытаетесь подставить, обмануть — моя рука не дрогнет. И не пытайтесь сбежать, не делайте свое положение еще более плачевным. И всё. Альфа поднимается на ноги, слегка склоняет голову и уверенной поступью покидает комнату, сказав напоследок, прежде чем закрыть за собой дверь: — Ваши родители передавали привет, — омега не меняется в лице. Он не удивлен, что вся его биография известна этим людям, не удивлен, что они добрались до родителей, которых сам Ли видел в последний раз пять лет назад. Удивляет лишь то, что Со думал, будто его это заденет. Феликс — сирота при живых родителях, у него давно отболело к этим людям, они давно чужие, никто друг другу. Парень просидел минут двадцать, почти не шевелясь. Он держал в дрожащей руке чертову бумажку и понимал, что придет. Дело не в родителях, не в скрытых и явных угрозах. Пусть через страх, но жизнь подарила ему шанс, и Феликс воспользуется им по полной. Он уходит из «Феникса» раньше обычного, сославшись на плохое самочувствие, и ему тут же звонит Тролль. Ли не удивлен. Весь персонал ресторана ест с руки Муна и докладывает ему о каждом шаге омеги. — Моя куколка заболела? — скрипучий голос уже привычен уху омеги. Он даже не морщится. — Я тебя так сильно замучил? — Феликс закатывает глаза и мотает головой — жирный хряк ждет подтверждения своей мужественности. — Я уже почти в порядке, — елейным голоском отвечает он, не подтверждая и не опровергая слов Тролля. — Но сегодня опять приезжал Со Чанбин. Сидел, пил чай и действовал мне на нервы. — Что-нибудь говорил? — голос Муна тут же меняется с самодовольного на деловой. Феликс уверен, что ему уже доложили о визите, и поэтому умолчать об этом не мог. — Нет. Молчал всю церемонию, потом ушел, — нагло врет Феликс и смотрит на свои дрожащие руки. Рефлексы говорят, что ему будет больно за такое поведение, и хуже этой боли ничего не бывает, потому что Феликс все еще живой и все еще чувствует, даже если не хочет этого. — Решили давить на тебя вот так, значит, — тянет в трубке Тролль. — Поезжай домой, куколка, отдохни. Я сегодня не приеду. — Хорошо, господин. Спасибо, — Ли кланяется, убирает телефон и от злости на себя пинает колесо автомобиля. Он хочет изгнать из себя эту раболепную, трусливую часть, продолжающую сгибать позвоночник перед Муном, даже когда тот не видит. Он эту часть ненавидит, но именно благодаря ей имеет то, что имеет, поэтому отчасти любит.

✽✽✽

— Значит, дом оставишь Джиёну? — уточняет Минхо, заполняя документы о разводе по просьбе своего начальника. Как помощник супруг Джисона был абсолютно незаменим — казалось, что нет ничего, с чем бы Минхо не справился. Ли довольно быстро выучил корейский, и до сих пор никто и подумать не мог, что перед ними японец, безоговорочно веруя в легенду о его корейских корнях и американском детстве. Он мог бы договориться с самим дьяволом и с легкостью справлялся с заполнением отчетов и составлением договоров, будто занимался этим с рождения. Чан не представлял, как бы работал без него. — Да, — кивает альфа, отрываясь от рабочих документов. Он смотрит на часы и устало трет шею. Они почти весь день провели, разбирая документы, — за это Чан терпеть не мог понедельники, особенно в конце месяца. Приходилось перебирать столько бумажек, что к концу дня рябило в глазах и задница принимала форму стула. — А сам куда? — интересуется омега. — В старую квартиру, которую родители отдали мне, когда я заканчивал школу, — отвечает Чан, делает глоток воды из наполовину пустой бутылки и с наслаждением глотает, смачивая пересохшее горло. — Там кто-нибудь живет? — Нет. Она пустует. Давно. Пустует больше восьми лет. Он действительно больше никогда не бывал в ней после отъезда Хёнджина и родителям запретил трогать там хоть что-нибудь. Учитывая его нестабильное состояние в тот период, даже не удивительно, что Донхен и Виен пошли у него на поводу. Если бы омега не вернулся, Чан так и не решился бы снова переступить порог квартиры, в которой они собирались жить вместе и понемногу обустраивали под себя. И он никогда бы не смог ее продать. Эта квартира — капсула времени, в которой законсервированы воспоминания о юношеской любви, мечтах и надеждах. Те стены и футон в спальне до сих пор хранили эхо их первого раза и того, как они впервые были настолько близки, что казалось, будто могут пробраться друг другу под кожу. Хёнджин сказал, что готов ждать, когда закончится год со дня заключения брака Чана и Джиёна, но это было до того, как они переспали. До того, как Хёнджин начал засыпать и просыпаться в его постели. До того, как их отношения слишком стремительно переросли этап свиданий. Теперь уже сам альфа считал сложившуюся ситуацию абсурдной и оскорбительной для Хёнджина и Минги. И когда он задумался о разводе, выплате неустойки и своих дальнейших действиях, он вспомнил про старую квартиру. Вопрос с жильём оказался почти решён, оставалось лишь съездить туда и посмотреть, насколько всё плохо и сколько понадобится времени, чтобы стало хорошо. Чан собирался забрать Джинни после работы, поужинать с ним где-нибудь, а потом отвести в место, которое для обоих когда-то было значимым. Альфе было интересно, настолько же важны Хёнджину эти воспоминания, насколько они важны ему? Накроет ли его волной тоски и ностальгии, когда он переступит порог этой квартиры? Вспомнит ли, как хотел поставить пальму в туалете и как они поссорились и не разговаривали два дня из-за цвета стен в спальне? — Сумма просто сумасшедшая, — Минхо вглядывается в строчки брачного контракта и почесывает голову ручкой. — Родители Джиёна реально жадные. Как ты вообще на такую неустойку согласился? — Я не думал, что не смогу и года продержаться, — усмехается Чан. — Тем более тогда я думал о папе больше, чем о своих деньгах. В любом случае это не проблема. Заработаю еще. — И у тебя все еще есть счет с твоей частью наследства отца, — напоминает омега. — Да. Но я не хочу трогать эти деньги. Если со мной что-то случится в ближайшее время, я хочу, чтобы они были поделены между папой, Сынмином и Хёнджином… Черт, надо обновить завещание, — Чан выдыхает и трет глаза. — Сможешь заняться этим, как закончишь? — Без проблем, — пожимает плечами омега, делает глоток холодного чая, а потом достает из кармана пиджака конфету, разворачивает фантик и закидывает шоколадный шарик в рот, с наслаждением раскусывая его. Чан уже давно привык, что Минхо тот еще сладкоежка. Говорит, что на шоколадном топливе его мозг работает лучше. — Кому завещаешь квартиру? — Хёнджину. Минхо кивает, делает пометки на и без того исписанном стикере и возвращается к заполнению заявления. Чан снова смотрит на часы в надежде, что время ускорилось и пора бы уже уходить, но цифровой дисплей, издеваясь над ним, показывает, что до конца рабочего дня еще больше часа. Он вздыхает и возвращается к работе.

✽✽✽

Феликс приезжает по указанному адресу на такси. На нем простые джинсы и мягкий теплый свитер под черным шерстяным пальто, маска на лице и шапка, надвинутая почти на глаза. Сердце как бешеное бьется в груди от страха, и ему есть чего бояться: Тролль может узнать об этой поездке, даже если он подстраховался, насколько это было вообще возможно. Или внутри непримечательного двухэтажного узкого дома, перед которым он стоял, его ждала смерть. Или хуже того — боль. Потому что смерть конечна, а боль может длиться очень долго. Дом и впрямь был обычным. Таких в Сеуле предостаточно, стоящих на узких улочках, где даже одна машина проезжает с трудом. Есть гараж, занимающий почти половину этажа, и небольшой задний дворик. Никаких заборов, никакого разделения частного от общественного. Феликс такое не любил, потому что не чувствовал себя в безопасности. С другой стороны, здесь всегда ходят люди из-за рядом стоящего комбини, и это дарит небольшую надежду на то, что в случае чего его крики услышат и вызовут полицию. За черной дверью могло скрываться его спасение, а могла ждать погибель, и чтобы узнать свое будущее, нужно было протянуть руку и нажать на кнопку звонка, что он и сделал. Камера, которую омега до этого не приметил, с жужжанием повернула голову в его сторону, а следом раздался писк электронного замка и щелчок. Феликс ко многому был готов, но то, что попадет в дом Со Чанбина, — нет. А сомнений в том, кому принадлежит жилье, не возникало совсем. На каждом метре были доказательства, начиная от самого хозяина, одетого в домашние шорты и футболку, и заканчивая фотографиями в рамках, висящими на стене рядом с медалями и какими-то грамотами. В углу узкой гостиной, отделенной от кухни книжными стеллажами, лежали гантели, и Феликс подумал, что знает, куда побежит, если почувствует опасность. — Проходи, — прерывает его размышления альфа, отбросив официальное «вы», и включает дополнительный свет над кухонным островком. — Тапочки на полке возьми. Чай или кофе? — Воды, — выдавливает из себя Феликс, все еще пребывая в растерянности. Он снимает ботинки и достает с обувной полки тапочки, которые ему ужасно велики, но выбирать не из чего. — Пожалуйста. — Расслабься. Не собираюсь я тебя убивать, если не спровоцируешь, — Чанбин прекрасно видит, в каком напряжении пребывает омега, но он и сам не лучше — до последнего ожидал, что Ли более верен своим покровителям и появится не один. Если бы не парни, следившие за каждым шагом Феликса в последние дни, он не был бы так беспечен и встретил его, направляя дуло пистолета в лоб. — Просто поговорим. Садись на диван, я сейчас подойду. Феликс снимает пальто, оставляет его на вешалке у двери и послушно садится на мягкий большой диван, занимающий едва ли не половину пространства. Он осматривает консоль с большим телевизором и игровой приставкой. На встроенных в стену полках — книги, виниловые пластинки и CD-диски, внушительная коллекция. Феликс и сам любит музыку, поэтому невольно проникается уважением к Со, но бдительности не теряет. На фото, которое он может рассмотреть со своего места, хозяин квартиры стоит рядом с Бан Чаном и… Омега не выдерживает и фыркает, прикрывая рот ладонью, чтобы не выпустить слегка истеричный смех наружу. Так вот где прятался очередной просчет Тролля. Чертов Джисон был настолько хорош и вызывал так мало подозрений у всей причастной группы мятежников, что, конечно же, оказался засланцем. Над его чистейшей биографией явно постарались двое других альф, которые стояли на фото, закинув руки на плечи Хана. Чанбин обходит диван, вручает омеге стакан воды и, проследив за его взглядом, подходит к фото и разворачивает его к стене. — Поздно, я уже видел, — выдыхает Феликс вместе со смешком. — Чтобы они тебя не смущали, — коротко отвечает Со, отчего омега не выдерживает и глупо хихикает. Ну надо же, каков джентльмен — заботится о нем! — Это Мун Джунсик, — выдает Ли без подготовки, без заданных вопросов. Просто говорит, потому что кто-то уже должен начать, он не собирается здесь сидеть до утра, даже если диван чертовски удобный, а запах кофе, исходящий от этого альфы, действует странно успокаивающе. — Он стоит во главе сопротивления. — Бывший министр юстиции? — Чанбину несложно скрыть удивление, охватившее его после слов омеги, — спасибо родителям и жизни за каменное лицо. Неудивительно, что Чан никак не мог распутать клубок иерархии мятежников и отрубить змее голову, а не хвост. Голова оказалась не так уж и проста. Наверняка у чиновника остались связи даже после того, как он покинул пост. А денег за свою министерскую бытность он наворовал более чем достаточно, чтобы устраивать бунты, содержать мятежников и покупать информацию. — Он самый, — Феликс смотрит на стакан и понимает, что его руки подрагивают. Ему чертовски страшно. — Он собирался захватить военные базы с помощью наёмников, привезённых из Китая Чон Ханылем, однако параноик Сухён после восхождения на трон переместил их, а о новом расположении Мун узнать так и не смог. Со внимательно слушает омегу и кивает. Действительно, такое было. Он помнил, как отец Чана сутками пропадал на работе. Разумеется, в семье об этом хоть вскользь, но говорили, и Чанбин, который для Донхёна и Виена был словно третий сын, слышал эти разговоры и нотку скепсиса в голосах взрослых. Перенести военные базы — дело затратное и непростое, тогда казалось и вовсе бесполезным, но теперь подстраховка Сухёна обрела смысл. Бин уверен, что здесь не обошлось без Мин Сонхва, что тенью ходит за императором и всегда с подозрением смотрит на троицу друзей — Чана, Чанбина и Джисона. Старик считает, что соплякам вроде них не место в политике, но Сухён постепенно поменял многих пожилых чиновников на едва окончивших университеты юнцов, опасаясь, что старая гвардия отомстит ему за отца. Чан, благодаря Донхену и господину Чхве, который раньше занимал пост советника, был на хорошем счету у императора, так что ему предложили стажировку еще до того, как он получил диплом. Чего уж скрывать, альфа был выдающимся студентом благодаря тому, что все силы направил на учебу, пытаясь заглушить боль в сердце. А потом господина Чхве убил наемник Ханыля, и Чан оказался лучшим кандидатом на его кресло. Вся ирония заключалась в том, что Сухён относился к Чхве Бёнхо как к отцу, но именно этот человек вложил в голову Бан Чана идеи, которые тот до сих пор несет словно факел, освещая путь тем, кто отчаянно устал от борьбы и хочет мира и простой жизни. Именно он заложил фундамент плана по свержению диктатора. — Я расскажу тебе всё, — прерывает его размышления голос омеги. Он крутит в тонких изящных пальцах пустой стакан, и Со в который раз на них залипает, вспоминая, как эти же пальцы творили гипнотизирующее волшебство с глиняными чайничками и пиалами. — Но мне нужно кое-что взамен. — Что? — Чанбин хрипит и прокашливается. Внезапно хочется закурить, но он не курит в доме, и сейчас собственная принципиальность немного раздражает. — Мне нужна новая личность и билет в какую-нибудь далекую страну, где меня никто не найдет, — на одном дыхании выпаливает Феликс. Он уже представляет, как альфа запрокинет голову, засмеется громогласно, а потом спросит, не много ли он хочет. Ли и сам прекрасно понимает, что Со хоть сейчас может пытками выудить у него всю необходимую информацию, а потом выбросить его истерзанный труп в реку. Он вообще может взять все, что хочет, ничего не отдавая взамен. Доверившись, Феликс сам поставил их в неравные условия. — Хорошо. — Хор… Что? — парень вскидывает до этого опущенную голову и смотрит на альфу с такой надеждой во взгляде, что у того щемит в груди. Бин суровый и жесткий снаружи, но добрый и сострадательный внутри. Он знает биографию этого омеги, знает, через что он прошел и как жил. Знает и хочет сделать для него хоть что-нибудь хорошее, прежде чем их пути навсегда разойдутся. Феликс не хороший человек, Чанбин не обманывается на его счет, но и плохим назвать язык не повернется. Просто жизнь его сломала, а потом пришел тот, кто специально неправильно его собрал обратно, и там, где должны были быть душа и сострадание омеги, почему-то оказалась жажда денег и равнодушие ко всему остальному. — Хорошо. Будут тебе документы и билет. Но после того, как ты всё расскажешь. Не раньше. Феликс кивает и до крови прикусывает нижнюю губу, чтобы позорно не расплакаться от резко нахлынувшего облегчения. Он сможет сделать это позже, когда останется наедине с самим собой, а пока…

✽✽✽

Хёнджин крепко держит Чана за левую руку, пока тот правой открывает дверь в квартиру, в которой они когда-то хотели жить вместе и быть счастливыми. Он задвинул воспоминания об этом месте на задворки памяти, чтобы всплывали как можно реже и не травили душу, ведь вернуться сюда он и не мечтал. Хёнджин едва усидел на стуле и смог проглотить ужин, когда услышал, куда они поедут после, — до того его охватило радостное предвкушение вперемешку с ностальгией по давно ушедшим дням, по тому, как они вдвоем любили сидеть на футоне в спальне, обнимаясь, и смотреть фильмы через старый проектор, который им отдал отец Чана. Джинни усмехается по-доброму, с теплотой вспоминая, каким взрослым он себя чувствовал, когда готовил им с Чаном обед, если они приходили сюда после школы. Или когда выбирал мебель в каталоге и представлял, как все будет выглядеть в итоге. Он чувствовал тогда, что готов начать совместную жизнь со своим альфой, вырвавшись из родительского гнезда и став самостоятельным. Сейчас такие мысли кажутся глупыми. Ведь что-то пошло не так, и Хёнджин едва ли чувствует себя взрослым и самостоятельным сейчас. Непредсказуемые повороты жизни. Тот Джинни и представить не мог, куда его занесет и насколько долгой будет дорога обратно. Они делают шаг в маленькую прихожую, не расцепляя рук, и с минуту просто стоят бок о бок в темноте, запоминая этот момент, впитывая в себя запах пыли и сырости, ароматизатора, который до сих пор не растворился в воздухе, и едва уловимо… — Здесь до сих пор пахнет нами, — шепчет омега и моргает часто, чтобы прогнать набежавшие вдруг слезы. — Точно, — так же тихо отвечает Чан, а потом тянется к включателю, щелкает кнопкой, и их ослепляет на секунду, а после лампочка взрывается с тихим звоном, снова погружая пару во тьму. На секунду воцаряется тишина, а потом оба начинают нервно смеяться. — Что ж, это было неожиданно. Спустя поход в магазин и замену всех лампочек они наконец осматривают квартиру, знакомятся с ней заново, даже если каждый угол знаком, и Чан говорит, что нужно будет заменить, отремонтировать или купить, а Джинни ходит за ним по пятам со смартфоном и записывает в заметки всё, что говорит альфа. К счастью, состояние жилища не критичное, в основном благодаря тому, что коммуникации были отключены до этого дня, минимизировав вероятность затоплений, утечек или пожаров. Было очень пыльно и сыро, футон и диван нужно было выкинуть, но черный кухонный гарнитур был как новенький, если не считать толстого слоя пыли и паутин. Паркет приятного цвета «черный орех» они решили оставить, а стены, выкрашенные когда-то в цвет слоновой кости, определенно нуждались в покраске. — Я и забыл, какой здесь потрясающий вид из окна, — произнес Хёнджин, открывая створки, чтобы впустить немного свежего воздуха. На улице морозно, последние дни ноября, и омега тут же вздрагивает от холода, а потом от того, насколько горячее тело у Чана, прижимающееся к нему сзади. — Как ты что-то смог разглядеть через такой слой грязи? — удивляется альфа и обхватывает его руками. — Завтра договорюсь насчет ремонта, так что реши, какого цвета стены ты хочешь и что еще нужно поменять. Хёнджин кивает, поворачивает голову и оставляет быстрый поцелуй на щеке Чана. Омега до сих пор не может поверить, что они снова вместе, что они снова вернулись в эту квартиру и снова обсуждают свою жизнь в ней. Круг замкнулся, после долгих скитаний соединив их вновь, подарив второй шанс. Джинни обещает себе, что на этот раз сделает всё, чтобы у них получилось их собственное долго и счастливо, не подозревая, насколько в этот момент их с альфой мысли синхронны. Всё же кое-что у того Хёнджина и этого было общее: приятное предвкушение совместной жизни с Чаном и счастье, томящееся в груди пушистым комочком, которое он чувствует рядом с ним. Может, они не такие уж и разные. Может, Джинни удалось сохранить себя настоящего, несмотря ни на что.